Подойдя к плитам, сталкеры благоразумно опустили оружие и, остановившись возле вагона, приступили к обряду, обязательному для любого уважающего себя одиночки, а именно: начали торговаться о цене за проход. С стороны пропускавших торги держал Прапор – матерый «долговец» с невероятно круглым мясистым лицом, начавший службу еще при Крылове. Со стороны одиночек выступали Форсаж и Литра, как наиболее опытные.
–– ... Какие на хуй шесть тыщ за каждого, ты что, смеешься?! Да посмотри на нас! Мы что, по-твоему похожи на тех, у кого они есть? Или жопой жрем деньги?
–– Вот-вот. –– Кивал Литра, хотя Прапор, как облупленных знал и его, и Форсажа.
–– Давай три штуки!
–– Ох чую, разводите вы меня, сталкеры!..
–– Прапор, мы с тобой уже сколько знакомы, а? Ну вот когда я последний раз тебя обманывал?
–– О-о, ты еще спрашиваешь!..
–– Ну хрен с ним, со мной, но Литре же ты веришь?
–– Этому-то?!. –– На этих словах улыбнулся и Литра, и Форсаж, и даже стоявшие рядом охранники. –– Этому-то коне-ечно! Так, ладно, скажите мне лучше, сколько всего вас?
–– Й-а-а..., Кайф, Литра... Крым и Чих. Итого (одновременно с этим сталкер загибал пальцы) пятеро. –– Произнеся это, Форсаж обернулся. Сзади стоял один только Крым. –– Чих, твою мать! Ты куда делся?!
–– Кайф!
–– Мы тута! –– Донеслось из вагона, после чего Кайф и Чих показались в входном проеме. –– Фотки смотрели (внутри, на правой стене возле выхода висела пятерка выцветших фотографий. Это были бойцы, учувствовавшие в отбитии заставы у бандитов в начале 2010-ого года).
Спустившись по ступенькам, Чих подошел к Крыму и посмотрел на спортивную сумку, висевшую у него через плечо. Скосив глаза туда же Прапор ухмыльнулся. От артефактов сумка немного просвечивала. Указав на нее, он уточнил:
–– Нет денег, да?
–– Ващ-ще ни копейки!
–– Ну да, ну да. Ладно, хер с вами, давайте четыре!
–– Ни тебе, ни мне – три с половиной, идет? И с нас поляна.
–– А-а-а, хер с ним, идет! С собой, я так понимаю ни гроша?
Форсаж кивнул.
–– Микуленко!
–– Здесь, товарищ прапорщик!
К сталкерам подошел боец с ПКМ-ом.
–– Сходи с ними в «Бар», получи откупные.
–– Понял, сделаем. Ну что, идем?
Вместо ответа заскрипели ворота. Пройдя их, одиночки в сопровождении «долговца» прошли мимо труб и «Каруселей», носившихся здесь от начала времен и, обойдя пару кустов, вышли на холм, с которого открывался вид на территорию «Бара». Метрах в пяти стоял молоковоз, брошенный здесь еще при первой аварии. Позади него, на границе с кюветом, дряхлела бледно-белая легковушка. На капоте покоились осколки лобового стекла, большая часть из которых лежала в салоне. С неба все также шел мелкий снег, впереди слева покачивались деревца, счетчик Гейгера молчал, как господь бог во времена крестовых походов. Пройдя до рытвины, из которой остриями на юг торчали штыри арматуры, сталкеры пересекли ее по импровизированному мосту из листового железа и миновали грузовик без передних колес. Обойдя его, они оказались около блокпоста «должников», располагавшегося у первых производственных зданий. Из серого погреба слева, на подходе к нему, торчало пулеметное дуло. Между ним и стеной высокого цеха асфальт преграждали мешками с песком, образовывавшие островки безопасности как на входе в «Бар» со стороны «Свалки», так со стороны «Стоянки Брошенной Техники».
На подходе к первому из таких островков группу остановил «долговец» в экзоскелете. В сети Кайф уже видел такую броню, а потому не особо ей удивился. Выяснив, что боец не просто так оставил позиции, а сопровождает одиночек за мзду, капитан без вопросов пропустил группу и сталкер зашагали прямо к ангару. Войдя в него, они услышали от стоявшего на стороже на лестнице «долговца» в бронекостюме: «–– Идите своей дорогой, сталкеры!» и, пройдя мимо огороженных решеткой давно не работавших генераторов, покинули ангар. Прямо на выходе их встретило здание, на боку которого виднелась надпись, сделанная баллончиком. «Арена». Тем временем уже начинало темнеть; впереди справа несколько одиночек под бетонным навесом раскладывали дрова. Снег пошел хлопьями.
Повернув влево, они увидели двойной гараж из серого кирпича, над единственным открытым входом в который на рифленом куске железа висела вывеска: «БАР 100 рентген». Парни сделали шаг в его направлении, когда из открытой дверцы до них долетело:
–– Штоять! Штоять, пшарня! Пшарня, штоять!
В следующее мгновение из все той же двери выскочил крохотный псевдопесик с белой кисточкой на хвосте, пушистым мехом и черными глазами-кнопочками. Следом за ним из дверей выскочил сталкер. Он был одет в грязный плащ болотного цвета и черные сапоги; под капюшоном развевались белокурые космы. Оружия при нем не было.
Пробежав пару метров, одиночка догнал щенка и, аккуратно плюхнувшись на асфальт, привлек его к себе, заграбастав обеими руками. Поднявшись с колен, он отряхнул снег и, прижимая брыкающегося щенка, пошел обратно.
–– Ты скоро там, Чех?
–– Это... –– Кайф наклонил голову и очень тихо обратился к Форсажу.
–– Да-а, это он! –– Настолько же тихо ответил тот. Об охотнике по прозвищу Чех Кайфу приходилось слышать не один вечер. Чех был действительно чехом: продав автомойку, обладателем которой стал в девяностые, он переехал в зону, как только до них добрались слухи о здешних мутантах. Как выяснилось в последствии, охотником он был от бога. За его плечами были такие знаменательные события, как: совместная с «Долгом» зачистка от мутантов завода «Росток», в ходе которой они вместе с Ворониным убили ту самую трехметровую падлу (имя его я забыл, сами помните, память дырявая. Просто спросите об этом «Баре», о нем вам каждый сталкер расскажет); обучение Гонты кровососьим повадкам; уничтожение псевдогиганта на «Свалке», поимка Зверя для Арни и еще много, много чего. Говорят даже, что некие Кент, Л. и Ебанько (об этом трио, известном в узких кругах, я, может быть, еще расскажу вам отдельно. Но позже. Гора-аздо позже) имели удовольствие охотиться бок о бок с ним на кабанью стаю в «Темной Долине». Теперь же, вот уже полтора года как, Чех помышлял ловлей и продажей собачьих детенышей. В основном заказы шли на псевдопесиков. В сталкерской сети и сегодня еще можно найти бородатые видео, снятые из-под низа, на которых он, прижимая к себя очередного щенка, весело брум-брумкает с ним, заставляя четвероногого умилительно кукситься.
Пройдя за ним, сталкеры и сопровождавший их «долговец» вышли в один из внутренних дворов завода «Росток», оказавшись у входа в подвальное помещение, возле которого стоял толстый дуб. Белая лампа, какие сегодня уже с трудом можно найти в не обновленных советских больницах, ярко светила на входе. Из распахнутых настежь стальных дверей тянуло теплым сквозняком, в котором угадывался запах табачного дыма и чего-то вареного. Возле дуба Чех менял "пшарню" на баксы.
Спустившись, сталкеры повернули вслед за ступенями и остановились возле охранной комнаты, представлявшей собой небольшой коридор с зелеными железными ящичками, огороженный железной решеткой и стальными листами, внутри которого на табурете восседал одетый в темно-синий костюм и черную балаклаву мужчина.
–– Оружие сдать. –– Спокойно произнес он, однако Кайфу, стоявшему ближе всех к перегородке, было видно, что в руках охранник держал автомат.
–– Все нормально, Кайф, такие порядки. –– Произнес Форсаж, снимая через голову «Ксюху» и просовывая ее прикладом вперед. Приняв автомат, охранник посмотрел на «долговца».
–– Всех касается.
–– Да ты че, Жорик, я ж...
–– Правила, Микуленко, пра-ви-ла!
–– Мне чисто деньги у них за проход изъять и я сразу обратно.
–– Это уже не в первый раз...
–– А я что ли, по-твоему, сам сюда себя отправляю?
–– Ладно, окей. Но это – в последний раз.
На это «долговец» ничего не ответил и отвернулся, осклабившись. Бегло осмотрев рюкзаки на предмет огнестрела и не найдя, к чему бы придраться, Жорик кивнул и сталкеры пошли дальше. Спустившись до упора, они прошли в частично прегражденный перилами дверной проем и наконец оказались в «Баре». Если бы в этой правдивой истории речь шла о каком-нибудь второсортном западном вестерне, то по всем законным канонам и канонным законам в этот момент в помещении должна была бы повиснуть мертвая тишина, а стоявшие за столами сталкеры все как один должны были б обернуться к вошедшим, начав молча сверлить их оценивающими взглядами. Пара плавных наездов камеры, стекающий пот с немытых рыл, небритая челюсть, застывшая в пережевывании головки лука, огромные кружки, полные пива, грязная пятерня с пригоршней медяков, демонстрируемая на экране пару мгновений (один из медяков фальшив, без сомнения. Понять это можно по какой-то специфической детали, заметить которую не придет в голову ни одному адекватному человеку, но которая бросается в глаза разбирающимся в вопросе персонам. Сделано это для того, чтобы польстить и им и собрать хвалебные отзывы в том числе и с них, и чтобы и через тридцать лет еще всплывали редкие критические статьи в стиле: «А вот де, столько-то лет назад на экраны вышел отличный фильм (не то, что нынче). И вот там, на таком-то моменте, на такой-то минуте, была та самая медь...». Ну, и так далее), затем снова крупная панорама. После, когда пауза, наконец, выждана, кто-нибудь, наверное, громко испортил бы воздух, весь бар засмеялся бы, загоготал, вернулась бы музыка и все пошло б далее, как по маслу. Благо эта история отнюдь не какой-то там западный вестерн.
Стоявшие у стен столы освещал рассеянный свет двух белых ламп, не захватывавших углы и, казалось, вжатых в серую крышу, причем лампочка, висевшая второй, светила примерно в половину слабее. Все помещение, каждый угол, было буквально наводнено одиночками: они, словно мухи, облепляли столы, жались друг к другу, говорили, смеялись, жестикулировали, спорили и рассказывали, обхватив руками соседские шеи. Будто блохи с одного стола на другой перепрыгивали шутки и анекдоты. Иногда из углов, где стеклянные глаза и дрожавшие губы по тысяче раз повторяли заверения во взаимных симпатии и уважении выныривала чья-то рука и затем также быстро пряталась в те?ни. От находившихся в движении плеч валил сизый табачный дым, поднимавшийся к потолку натуральными облаками. Двое стояли, откинувшись на колонны напротив друг друга, временами бросая взгляд на спины у барной стойки. Кто-то в зеленом дремал, привалившись к решетке в дальнем углу стены. На столах, точно каблуками, стучали тарелки; ложки выписывали неописуемые виражи. Шкварчание доносилось от барной стойки: там, кусая усы, шипела пена «Черниговского», в печке-буржуйке трещали дрова, заглушаемые булькавшими кастрюлями, в которых варились макароны и манты, мясо бурлило в соку, настолько густом, что со стороны он смахивал на желе и состав которого установить нельзя было при всем желании. Над головами трапезничавших спокойно тлели полу-докуренные бычки, оставленные зажатыми в деревянных жалюзи до пущей надобности. В углу, больше для антуража, моргал телевизор, передававший «1+1», а откуда-то сверху-слева доносилось бессмертное: "И ты попала к настоящему колдуну, он загубил таких, как ты – не одну!", поддерживаемые энтузиастами по мере возможностей. Зная любовь русскоговорящих к КИШу, вряд ли трудно представить себе эту поддержку.
Все это Кайф наблюдал по пути к барной стойке. Когда же, наконец, они подошли и Форсаж с Литрой втиснулись между поедавшим гуляш и прикорнувшим возле стакана, сталкер на секунду скосил взгляд в сторону. Без сомнения можно сказать одно: то, что в следующую секунду увидел Кайф было подобно удару грома. В самом дальнем из освещаемых первой лампой углов, в окружении друзей стоял молодой сталкер со смеющимися глазами и прикрытым ладонью ртом. Стол перед ним был завален бутылками, виднелись во второй раз заполненные тарелки. И вот в тот самый момент, когда Кайф случайно посмотрел на него, молодой сталкер опустил руку, подняв на стол портфель. На лямке портфеля Кайф увидел ее... каша?ку. Что такое кашака? Уф-ф-ф... Это был белый пушистый комочек божественной красоты, размером с шарик сахарной ваты, четырьмя ножками, глазками, милым хвостом и колокольчиком, приводимым в движение белым шнурком. Но разве могут эти слова в полной мере передать то, чем являлась кашака, чем она была? Даже не пытайтесь представить ее, это гиблое дело! Кашака, это уф-ф-ф... Кашака, это... кашака. Она творила с людьми невероятные вещи, любой, кто в первый раз видел ее готов был забыть о всех приличиях и броситься на ее владельца с тем, чтобы отобрать у него кашаку. Конечно, читатель, может ты ухмыляешься, но поверь мне, стоило б только тебе увидеть кашаку, как ты б, сломя голову, бросился на Вьюна (да, именно он, тот самый удачливый сукин сын с «Мамиными бусами» был ее хозяином) и еще не известно, смогли бы четверо человек оттащить тебя от кашаки. Через подобное искушение проходил каждый. От нее нельзя было оторвать глаз.
Неизвестно, сколько еще простоял бы так сталкер, если бы его слуха не коснулся обрывок разговора, который Форсаж с Литрой вели с Барменом. Разговор, разумеется, был о деньгах. Бармен – самую малость тучный мужчина на полкаблука выше среднего роста, с приятным и правильным квадратным лицом, короткими черными волосами, небрежно посыпанными с боков сединой, напомнившей скорее сигарный пепел и одетый в поблекшую огненно-коричневую жилетку поверх черного свитера, делал, как Цезарь, сразу два дела: вел разговор о цене артефактов, к Литре и Форсажу при этом даже не поворачиваясь и пытался понять запрос Васьки Чижика. Васька Чижик, сталкер, сидевший на углу барной стойки и в результате чего, по примете школьных столовых обреченный навеки стать холостым, принадлежал к той огромной части людского массива, мысли которого в силу алкогольного наваждения не поспевают за языком.
–– Д-д-д-з-з-с моть твою вать! Ну вот же, во-от!.. Ну эта, справа! Как ее?.. Ну во-от!.. Ну штука! Да-да-д... Ну-ну-ну-ну-ту-ту-ту да блядь! Ну спра-ва-а ат тибя!
–– Стакан что ли? –– Спросил Бармен, беря стакан, стоявший посередине на телевизоре.
–– Ну да, стекло!.. Э-эм!.. Я правда ни этот имел в виду, а тот, что с боку, но и этот сойдет!
Бармен усмехнулся и наполнил стакан, стоявший на телевизоре, разумеется, в одиночестве.
–– Ты еще хоть не все пропил?
–– Обижа-а-аешь! –– Говоря это, Чижик подался назад и так бы, наверное, он и растянулся бы на полу, если бы Бармен не схватил его за руку и, дернув к себе, не вернул бы на место.
–– Так, теперь вы.
–– Так вот, артефакты...
–– Артефакты, это я понял. Еще вам нужна комната и заплатить за проход. –– Долговец кивнул, посматривая с интересом на сталкеров. Один из них видимо разглядел силуэт «Абакана» и в следующую минуту из-за самого последнего столика донеслось едва слышное и сонным голосом:
–– А хули он со стволом?.. Ему не положено!..
–– Давай доставай. –– Произнес Бармен. Подавшись вперед он смахнул рукавом крошки со стойки и подпер голову правой рукой. В продолжении следующей минуты его лицо три раза вспыхивало довольной улыбкой, когда Литра поочередно выкладывал перед ним «Каменный цветок», «Кристалл» и «Кровь камня». Следя за ним Кайфу подумалось, что конкретно вот так вот – по-деловому, торговец улыбался в первый раз за весь вечер. А то и за зиму.
–– ... Какие на хуй шесть тыщ за каждого, ты что, смеешься?! Да посмотри на нас! Мы что, по-твоему похожи на тех, у кого они есть? Или жопой жрем деньги?
–– Вот-вот. –– Кивал Литра, хотя Прапор, как облупленных знал и его, и Форсажа.
–– Давай три штуки!
–– Ох чую, разводите вы меня, сталкеры!..
–– Прапор, мы с тобой уже сколько знакомы, а? Ну вот когда я последний раз тебя обманывал?
–– О-о, ты еще спрашиваешь!..
–– Ну хрен с ним, со мной, но Литре же ты веришь?
–– Этому-то?!. –– На этих словах улыбнулся и Литра, и Форсаж, и даже стоявшие рядом охранники. –– Этому-то коне-ечно! Так, ладно, скажите мне лучше, сколько всего вас?
–– Й-а-а..., Кайф, Литра... Крым и Чих. Итого (одновременно с этим сталкер загибал пальцы) пятеро. –– Произнеся это, Форсаж обернулся. Сзади стоял один только Крым. –– Чих, твою мать! Ты куда делся?!
–– Кайф!
–– Мы тута! –– Донеслось из вагона, после чего Кайф и Чих показались в входном проеме. –– Фотки смотрели (внутри, на правой стене возле выхода висела пятерка выцветших фотографий. Это были бойцы, учувствовавшие в отбитии заставы у бандитов в начале 2010-ого года).
Спустившись по ступенькам, Чих подошел к Крыму и посмотрел на спортивную сумку, висевшую у него через плечо. Скосив глаза туда же Прапор ухмыльнулся. От артефактов сумка немного просвечивала. Указав на нее, он уточнил:
–– Нет денег, да?
–– Ващ-ще ни копейки!
–– Ну да, ну да. Ладно, хер с вами, давайте четыре!
–– Ни тебе, ни мне – три с половиной, идет? И с нас поляна.
–– А-а-а, хер с ним, идет! С собой, я так понимаю ни гроша?
Форсаж кивнул.
–– Микуленко!
–– Здесь, товарищ прапорщик!
К сталкерам подошел боец с ПКМ-ом.
–– Сходи с ними в «Бар», получи откупные.
–– Понял, сделаем. Ну что, идем?
Вместо ответа заскрипели ворота. Пройдя их, одиночки в сопровождении «долговца» прошли мимо труб и «Каруселей», носившихся здесь от начала времен и, обойдя пару кустов, вышли на холм, с которого открывался вид на территорию «Бара». Метрах в пяти стоял молоковоз, брошенный здесь еще при первой аварии. Позади него, на границе с кюветом, дряхлела бледно-белая легковушка. На капоте покоились осколки лобового стекла, большая часть из которых лежала в салоне. С неба все также шел мелкий снег, впереди слева покачивались деревца, счетчик Гейгера молчал, как господь бог во времена крестовых походов. Пройдя до рытвины, из которой остриями на юг торчали штыри арматуры, сталкеры пересекли ее по импровизированному мосту из листового железа и миновали грузовик без передних колес. Обойдя его, они оказались около блокпоста «должников», располагавшегося у первых производственных зданий. Из серого погреба слева, на подходе к нему, торчало пулеметное дуло. Между ним и стеной высокого цеха асфальт преграждали мешками с песком, образовывавшие островки безопасности как на входе в «Бар» со стороны «Свалки», так со стороны «Стоянки Брошенной Техники».
На подходе к первому из таких островков группу остановил «долговец» в экзоскелете. В сети Кайф уже видел такую броню, а потому не особо ей удивился. Выяснив, что боец не просто так оставил позиции, а сопровождает одиночек за мзду, капитан без вопросов пропустил группу и сталкер зашагали прямо к ангару. Войдя в него, они услышали от стоявшего на стороже на лестнице «долговца» в бронекостюме: «–– Идите своей дорогой, сталкеры!» и, пройдя мимо огороженных решеткой давно не работавших генераторов, покинули ангар. Прямо на выходе их встретило здание, на боку которого виднелась надпись, сделанная баллончиком. «Арена». Тем временем уже начинало темнеть; впереди справа несколько одиночек под бетонным навесом раскладывали дрова. Снег пошел хлопьями.
Повернув влево, они увидели двойной гараж из серого кирпича, над единственным открытым входом в который на рифленом куске железа висела вывеска: «БАР 100 рентген». Парни сделали шаг в его направлении, когда из открытой дверцы до них долетело:
–– Штоять! Штоять, пшарня! Пшарня, штоять!
В следующее мгновение из все той же двери выскочил крохотный псевдопесик с белой кисточкой на хвосте, пушистым мехом и черными глазами-кнопочками. Следом за ним из дверей выскочил сталкер. Он был одет в грязный плащ болотного цвета и черные сапоги; под капюшоном развевались белокурые космы. Оружия при нем не было.
Пробежав пару метров, одиночка догнал щенка и, аккуратно плюхнувшись на асфальт, привлек его к себе, заграбастав обеими руками. Поднявшись с колен, он отряхнул снег и, прижимая брыкающегося щенка, пошел обратно.
–– Ты скоро там, Чех?
–– Это... –– Кайф наклонил голову и очень тихо обратился к Форсажу.
–– Да-а, это он! –– Настолько же тихо ответил тот. Об охотнике по прозвищу Чех Кайфу приходилось слышать не один вечер. Чех был действительно чехом: продав автомойку, обладателем которой стал в девяностые, он переехал в зону, как только до них добрались слухи о здешних мутантах. Как выяснилось в последствии, охотником он был от бога. За его плечами были такие знаменательные события, как: совместная с «Долгом» зачистка от мутантов завода «Росток», в ходе которой они вместе с Ворониным убили ту самую трехметровую падлу (имя его я забыл, сами помните, память дырявая. Просто спросите об этом «Баре», о нем вам каждый сталкер расскажет); обучение Гонты кровососьим повадкам; уничтожение псевдогиганта на «Свалке», поимка Зверя для Арни и еще много, много чего. Говорят даже, что некие Кент, Л. и Ебанько (об этом трио, известном в узких кругах, я, может быть, еще расскажу вам отдельно. Но позже. Гора-аздо позже) имели удовольствие охотиться бок о бок с ним на кабанью стаю в «Темной Долине». Теперь же, вот уже полтора года как, Чех помышлял ловлей и продажей собачьих детенышей. В основном заказы шли на псевдопесиков. В сталкерской сети и сегодня еще можно найти бородатые видео, снятые из-под низа, на которых он, прижимая к себя очередного щенка, весело брум-брумкает с ним, заставляя четвероногого умилительно кукситься.
Пройдя за ним, сталкеры и сопровождавший их «долговец» вышли в один из внутренних дворов завода «Росток», оказавшись у входа в подвальное помещение, возле которого стоял толстый дуб. Белая лампа, какие сегодня уже с трудом можно найти в не обновленных советских больницах, ярко светила на входе. Из распахнутых настежь стальных дверей тянуло теплым сквозняком, в котором угадывался запах табачного дыма и чего-то вареного. Возле дуба Чех менял "пшарню" на баксы.
Спустившись, сталкеры повернули вслед за ступенями и остановились возле охранной комнаты, представлявшей собой небольшой коридор с зелеными железными ящичками, огороженный железной решеткой и стальными листами, внутри которого на табурете восседал одетый в темно-синий костюм и черную балаклаву мужчина.
–– Оружие сдать. –– Спокойно произнес он, однако Кайфу, стоявшему ближе всех к перегородке, было видно, что в руках охранник держал автомат.
–– Все нормально, Кайф, такие порядки. –– Произнес Форсаж, снимая через голову «Ксюху» и просовывая ее прикладом вперед. Приняв автомат, охранник посмотрел на «долговца».
–– Всех касается.
–– Да ты че, Жорик, я ж...
–– Правила, Микуленко, пра-ви-ла!
–– Мне чисто деньги у них за проход изъять и я сразу обратно.
–– Это уже не в первый раз...
–– А я что ли, по-твоему, сам сюда себя отправляю?
–– Ладно, окей. Но это – в последний раз.
На это «долговец» ничего не ответил и отвернулся, осклабившись. Бегло осмотрев рюкзаки на предмет огнестрела и не найдя, к чему бы придраться, Жорик кивнул и сталкеры пошли дальше. Спустившись до упора, они прошли в частично прегражденный перилами дверной проем и наконец оказались в «Баре». Если бы в этой правдивой истории речь шла о каком-нибудь второсортном западном вестерне, то по всем законным канонам и канонным законам в этот момент в помещении должна была бы повиснуть мертвая тишина, а стоявшие за столами сталкеры все как один должны были б обернуться к вошедшим, начав молча сверлить их оценивающими взглядами. Пара плавных наездов камеры, стекающий пот с немытых рыл, небритая челюсть, застывшая в пережевывании головки лука, огромные кружки, полные пива, грязная пятерня с пригоршней медяков, демонстрируемая на экране пару мгновений (один из медяков фальшив, без сомнения. Понять это можно по какой-то специфической детали, заметить которую не придет в голову ни одному адекватному человеку, но которая бросается в глаза разбирающимся в вопросе персонам. Сделано это для того, чтобы польстить и им и собрать хвалебные отзывы в том числе и с них, и чтобы и через тридцать лет еще всплывали редкие критические статьи в стиле: «А вот де, столько-то лет назад на экраны вышел отличный фильм (не то, что нынче). И вот там, на таком-то моменте, на такой-то минуте, была та самая медь...». Ну, и так далее), затем снова крупная панорама. После, когда пауза, наконец, выждана, кто-нибудь, наверное, громко испортил бы воздух, весь бар засмеялся бы, загоготал, вернулась бы музыка и все пошло б далее, как по маслу. Благо эта история отнюдь не какой-то там западный вестерн.
Стоявшие у стен столы освещал рассеянный свет двух белых ламп, не захватывавших углы и, казалось, вжатых в серую крышу, причем лампочка, висевшая второй, светила примерно в половину слабее. Все помещение, каждый угол, было буквально наводнено одиночками: они, словно мухи, облепляли столы, жались друг к другу, говорили, смеялись, жестикулировали, спорили и рассказывали, обхватив руками соседские шеи. Будто блохи с одного стола на другой перепрыгивали шутки и анекдоты. Иногда из углов, где стеклянные глаза и дрожавшие губы по тысяче раз повторяли заверения во взаимных симпатии и уважении выныривала чья-то рука и затем также быстро пряталась в те?ни. От находившихся в движении плеч валил сизый табачный дым, поднимавшийся к потолку натуральными облаками. Двое стояли, откинувшись на колонны напротив друг друга, временами бросая взгляд на спины у барной стойки. Кто-то в зеленом дремал, привалившись к решетке в дальнем углу стены. На столах, точно каблуками, стучали тарелки; ложки выписывали неописуемые виражи. Шкварчание доносилось от барной стойки: там, кусая усы, шипела пена «Черниговского», в печке-буржуйке трещали дрова, заглушаемые булькавшими кастрюлями, в которых варились макароны и манты, мясо бурлило в соку, настолько густом, что со стороны он смахивал на желе и состав которого установить нельзя было при всем желании. Над головами трапезничавших спокойно тлели полу-докуренные бычки, оставленные зажатыми в деревянных жалюзи до пущей надобности. В углу, больше для антуража, моргал телевизор, передававший «1+1», а откуда-то сверху-слева доносилось бессмертное: "И ты попала к настоящему колдуну, он загубил таких, как ты – не одну!", поддерживаемые энтузиастами по мере возможностей. Зная любовь русскоговорящих к КИШу, вряд ли трудно представить себе эту поддержку.
Все это Кайф наблюдал по пути к барной стойке. Когда же, наконец, они подошли и Форсаж с Литрой втиснулись между поедавшим гуляш и прикорнувшим возле стакана, сталкер на секунду скосил взгляд в сторону. Без сомнения можно сказать одно: то, что в следующую секунду увидел Кайф было подобно удару грома. В самом дальнем из освещаемых первой лампой углов, в окружении друзей стоял молодой сталкер со смеющимися глазами и прикрытым ладонью ртом. Стол перед ним был завален бутылками, виднелись во второй раз заполненные тарелки. И вот в тот самый момент, когда Кайф случайно посмотрел на него, молодой сталкер опустил руку, подняв на стол портфель. На лямке портфеля Кайф увидел ее... каша?ку. Что такое кашака? Уф-ф-ф... Это был белый пушистый комочек божественной красоты, размером с шарик сахарной ваты, четырьмя ножками, глазками, милым хвостом и колокольчиком, приводимым в движение белым шнурком. Но разве могут эти слова в полной мере передать то, чем являлась кашака, чем она была? Даже не пытайтесь представить ее, это гиблое дело! Кашака, это уф-ф-ф... Кашака, это... кашака. Она творила с людьми невероятные вещи, любой, кто в первый раз видел ее готов был забыть о всех приличиях и броситься на ее владельца с тем, чтобы отобрать у него кашаку. Конечно, читатель, может ты ухмыляешься, но поверь мне, стоило б только тебе увидеть кашаку, как ты б, сломя голову, бросился на Вьюна (да, именно он, тот самый удачливый сукин сын с «Мамиными бусами» был ее хозяином) и еще не известно, смогли бы четверо человек оттащить тебя от кашаки. Через подобное искушение проходил каждый. От нее нельзя было оторвать глаз.
Неизвестно, сколько еще простоял бы так сталкер, если бы его слуха не коснулся обрывок разговора, который Форсаж с Литрой вели с Барменом. Разговор, разумеется, был о деньгах. Бармен – самую малость тучный мужчина на полкаблука выше среднего роста, с приятным и правильным квадратным лицом, короткими черными волосами, небрежно посыпанными с боков сединой, напомнившей скорее сигарный пепел и одетый в поблекшую огненно-коричневую жилетку поверх черного свитера, делал, как Цезарь, сразу два дела: вел разговор о цене артефактов, к Литре и Форсажу при этом даже не поворачиваясь и пытался понять запрос Васьки Чижика. Васька Чижик, сталкер, сидевший на углу барной стойки и в результате чего, по примете школьных столовых обреченный навеки стать холостым, принадлежал к той огромной части людского массива, мысли которого в силу алкогольного наваждения не поспевают за языком.
–– Д-д-д-з-з-с моть твою вать! Ну вот же, во-от!.. Ну эта, справа! Как ее?.. Ну во-от!.. Ну штука! Да-да-д... Ну-ну-ну-ну-ту-ту-ту да блядь! Ну спра-ва-а ат тибя!
–– Стакан что ли? –– Спросил Бармен, беря стакан, стоявший посередине на телевизоре.
–– Ну да, стекло!.. Э-эм!.. Я правда ни этот имел в виду, а тот, что с боку, но и этот сойдет!
Бармен усмехнулся и наполнил стакан, стоявший на телевизоре, разумеется, в одиночестве.
–– Ты еще хоть не все пропил?
–– Обижа-а-аешь! –– Говоря это, Чижик подался назад и так бы, наверное, он и растянулся бы на полу, если бы Бармен не схватил его за руку и, дернув к себе, не вернул бы на место.
–– Так, теперь вы.
–– Так вот, артефакты...
–– Артефакты, это я понял. Еще вам нужна комната и заплатить за проход. –– Долговец кивнул, посматривая с интересом на сталкеров. Один из них видимо разглядел силуэт «Абакана» и в следующую минуту из-за самого последнего столика донеслось едва слышное и сонным голосом:
–– А хули он со стволом?.. Ему не положено!..
–– Давай доставай. –– Произнес Бармен. Подавшись вперед он смахнул рукавом крошки со стойки и подпер голову правой рукой. В продолжении следующей минуты его лицо три раза вспыхивало довольной улыбкой, когда Литра поочередно выкладывал перед ним «Каменный цветок», «Кристалл» и «Кровь камня». Следя за ним Кайфу подумалось, что конкретно вот так вот – по-деловому, торговец улыбался в первый раз за весь вечер. А то и за зиму.
