Слабо воодушевив сам себя, он все же принял решение биться, не отдавая себе отчета в том, какова на деле тактическая обстановка, ведь в раздумье он провел более двух часов. За все это время со стороны серых не последовало даже ни одной выходки, и, если бы рядом находились еще офицеры такого же чина и выше, или если бы мозг Олго не пытался б бороться с собой, то вполне вероятно, что данное обстоятельство зародило бы в полковнике искру недоверия. Однако вышло, что вышло – не представляя, что твориться вокруг, Олго вышел из наспех разбитой палатки с карим хвостом и велел сержантам первых двух кулаков начинать построение. Вокруг же тем временим происходило следующее:
Еще до того, как до последних рядов легионеров дошел приказ «–– Стой!», в глубокий охват их позиций Лактамором были высланы войска Пунатвоя «Чумное перо». Возглавляемые командиром, скакавшем на блестевшем в свете Калпариса соме, который, несмотря на его комплекцию, довольно резво прыгал вперед, поддерживая общий темп, они всего за час с половиной обошли позиции людей несколькими извилистыми путями сквозь дальнее полях и, скрытые стенами нетронутой ржи и складками мерности, передовые силы Пунатвоя зашли людям в тыл и могли, заняв позиции у двух холмов над дорогой. Большая же часть войск оставалась позади, скрываемая земляным валом. При желании, Пунатвой мог легко перерезать Олго путь к отступлению или в любой момент начать прессинг тыла, однако он не сделал ни того, ни другого. Многим из подчиненных такая половинчатость казалась признаком слабости, однако бросать вызов черному войну с огненной трещиной не смел никто и потому они просто молча стояли и ждали. У Пунатвоя ни то были свои причины. Жутко посмеиваясь под доспехами, отчего дыбом вставали дикобразьи иглы на его наручах, он отвечал только: «–– Все идет четко в соответствии с планом».
Как думал Юниеак Олго, в соответствии с планом все шло и у Живого/мертвого Чурца. Легионеры строились отделениями, в военной терминологии Вечной Империи зовущиеся «кулаками», всадники, приданные в усиление, спешили на фланги, когда на первую, авангардную линию было совершено нападение. Лактамор двинул крохотный отряд из тридцати серых, в числе которых были двое оглохших горца. Благоразумно отведя большую часть своих сил внутрь деревни и за нее, он стремился этим суицидальным маневром уверить Олго в собственной профанации и воинском превосходстве людей. Маневр удался полностью. Сразу несколько линий успевших выстроиться по-боевому, двинулись на нападающих по трем направлениям (справа, слева и спереди), зажали и полностью расколошматили их. Рамиды и горцы дрались отчаянно, однако отребье, которым являлись они, слишком поздно сообразило, что было послано на верную смерть и что подмога не предусмотрена. Вот почему, когда Юниеак, вновь выйдя из ставки, куда он зашел взглянуть на план поселения, вопросив у подскакавшего к нему лейтенанта: «–– Что там происходит?» получил в ответ: «–– Победа, полковник!», еще больше уверился в своих силах. Вскочив на коня, он поскакал на вершину холма в сопровождении лейтенанта, откуда увидел результаты сражения: искривленные тела трупов, с согнутыми ногами и разбросанными мечами, остальные силы противника, которых теперь на виду было гораздо меньше и легионеров, степенно возвращающихся на исходные и отдающих ему честь. Все это сопровождалось горячими подробностями личного лейтенанта и еще трех всадников, говоривших настолько увлекшись, что, казалось, поддакивали даже их лошади. Остальные серые, визуально бывшие все еще в меньшинстве, начали, озираясь, пятится назад (Лактамор приказал начать медленно фиктивное отступление) и все это, в совокупности с желанием упоминания о нем в газетах, заставило взбудораженного успехом Олго воскликнуть, пришпорив гнедого коня:
–– Ввергаемся в битву!
Подняв на дыбы лошадь, он выхватил меч из украшенных вышитыми бабочками и сердцами ножен и движениями клинка отдал приказ обоим флангам о наступлении. Четыреста человек и до сотни всадников по обе стороны от холма людей пришли в движение. Впереди, на тяжелых конях спешили рыцари. Одетые в исключительно искусно скованные доспехи с символами Империи на груди – песочными часами, стилизованно заостренными, словно рубленные топором, или же представлявшие направленные друг на друга наконечники копий, шлема с кольчужными воротниками, латные или составные перчатки, остроконечные поножи, напоминавшие сомкнутый клюв чумных докторов (известного военного подразделения, специализирующегося на изучении и противодействию влияния слуг Хвори) они вели за собой остальных кавалеристов и легионеров, уже начинавших прицеливаться на ходу из плазма-копей. За рыцарями маршировали легионеры. Менее защищенные, но более многочисленные, им, как всегда, предстояло вытянуть на себе основные тяготы разворачивающегося сражения. Капитан Суасрот, густокровный до мозга костей офицер, бывший в белой накидке поверх доспехов блистал впереди удивительными нагрудными песочными часами штучной работы, представлявшими собой большой бронированный медальон, вмонтированный в доспех, песочные часы из стрела-устойчивого стекла на котором с запасом песка на час действительно переворачивались, когда тот заканчивался в их верхней части. Сто сорок лет в седле, четыре сражения в составе «Второй малой попоны», как, в связи с малочисленностью называли третий кавалерийский батальон, в ходе боев у Астенинкенской спирали понесшего большие потери и вплоть до окончания компании, продлившейся еще два год так и не смогшего восполнить силы, шестнадцать ранений, двадцать две лавы на построенья врага и наградной меч с расшитой золотом и увенчанной сапфирами рукоятью воодушевляли солдат на левом фланге. Его белы зубы вспыхивали на солнце. Забрало было игриво приподнято.
На правом ему оппонировал в доблести Шаотон Мускантур, каштановоусый капитан от инфантерии. Стоя в стременах он, в латных доспехах возвышался над седлом цвета огненной кожи, цепи колец его наплечников развевались, бренча, на легком ветру. В левой руке он держал традиционное копье легионера, правой, омываемой конскою гривой, капитан указывал направления шедшим сзади бойцам.
–– Обойти слева! Поджимай, поджимай! Шеренга два, приготовиться!
Он стукнул себя кулаком в грудь, из-под металла выскочили белые искры, которые почти тотчас же потухли и крикнул Суасроту через все поле.
–– Атакуйте первым, друг мой! Я вам уступаю!
–– Только после вас, мой гражданин, мой товарищ!
Этот обмен любезностями продолжался и далее, походу движения, даже когда воздух наполнил звук залпов розового огня, крики и рев приближавшихся серых.
–– После вас, друг мой, после вас!
–– Сегодня он отменно любезен. –– Заметил Суасрот, оборачиваясь к своему лейтенанту.
Первые шеренги кавалеристов спустились с холма и начали рассыпаться, стараясь позиционно охватить всю видимую линию руин, чтобы при необходимости отразить удар с любых направлений. Кулаки инфантерии двигались сплошной массой. Куски материи, привязанные к древкам угловых легионеров реяли на ветру, наконечники шедших первыми уже начинали ардеть ярко-розовым. Остановив кавалерию, оба капитана перестроили свои части и, пропустив вперед пехоту, медленно поскакали следом за ней. В это время Лактамор Пакет решил, что время настало. Он выслал вперед три сотни серых, вооруженных щитами, топорами, мечами и пиками. Это были типичные Рамиды – высотой за два метра, с оголенными плечами цвета осенних луж на свиноферме, с огрызанной сталью клинков, с кишащими опарышом и гнусом подмышками, вокруг которых парили мухи. Некоторые из них не имели ноздрей, другие увесили доспехи костями, третьи указывали вперед и с пальцев их свешивалась оплавленная кожа. Следом Пакет выдвинул конницу – две сотни отборных всадников, в доспехах, локти которых образовывали острые углы, в примитивных покатых шлемах, скрывавших отсутствие у нечисти скальпов и под посредственной защитой которых варились и булькали разжиженные мозги. Нередко они переливались за борт и тогда всадники могли забыть о себе что-нибудь несущественное, например пол или возраст. Кони под ними рвались в сражение. Их подстрекали специфические удила, используемые многими слугами Темных Богов. Стальные, вбитые гвоздями в верхнюю челюсть, они также имели несколько маленьких механических железных рук, располагавшихся в области шеи. Будучи натянутыми, они царапали кожу, отчего лошади взбрыкивали, били копытом и чу?дно зверели. Выйдя из города, всадники сразу же остановились, не продвигаясь вместе с пехотой, а начав концентрироваться на правом фланге людей, приковав тем внимание обоих капитанов.
«Хм! Что же задумал их кукловод, выведя и расположив перед нами почти всю свою армию?» –– Думал Шаотон. –– «Даже обидно, что будет так просто». Он, как и Олго, предполагал, что перед ними сейчас все силы Пакета. Однако медленно нарастающий рев вернул его обратно на поле. Бой начался.
С омерзительным свистом, вырывающимся сразу изо всех дыр, серые ринулись волной на пехоту. Линии немедленно облетел приказ: «–– Залп!». Копья взметнулись и вскоре вокруг их наконечников вспыхнули розовые облачка. Лавина огня иссушила воздух и, маршируя перед медленным шагом, легионеры вступили в привычную среду учений и битв – среду выжженного воздуха. Волна огня опрокинула нескольких серых: одних порвало, другим вырвало руки и они, увлеченные тяжестью топоров, вместе с оружием улетели за спины, нечаянно срубая случайные головы. После первого залпа Рамиды ускорились. Они помчались вперед, кипя злобой и плюясь проклятиями на проклятых языках, напоминавших диалекты грачей. Вторые шеренги успели выстрелить, затем лейтенанты, посланные капитанами, бесстрашно проскакали сквозь ряды инфантерии, практически перед самым носом приближавшихся серых, отдавая приказ готовиться к рукопашной. Когда же, кончив, они скрылись за спинами рыцарей и легионеров, серые были уже в двух шагах от первой линии. Топоры и пасти встречали еще не успевшие остыть штыки.
С неистовой яростью смертников серые налетели на стальной строй, в забытии и с неистовством нанизываясь на наконечники и спеша скрестить со смертными топоры. В следующую секунду взвыло железо. Затрепетали ряды людей. Неистовый натиск, как ураган обрушился на доспехи. Черные пальца в присосках с проказой тянулись к смотровым щелям, фонтаны зеленой крови вспыхивали то здесь, то там, орошая людей смердящей жижей. Гнилые зубы заклацали на грудях. От первоначального порыва Рамидов смешался строй первых людей: не в силах продолжить стоять бок о бок, легионеры со скрипом просели и начали не организованно разить врага копьями. Рыцари повыхватывали мечи. Один из них, прорубая пространство вокруг себя, в куче усеивавших землю рук, сошелся с серым в скоротечном сражении. Смерив друг друга полными презрения взглядами, оба – Рамид и человек, шагнули навстречу. Серый взмахнул топором, одновременно закрывая голову щитом дрянного дерева, однако смертный, отбив удар, выпадом расщепил щит и, схватив другой рукой серого за шею, перерезал ее о блестевшее лезвие, по которому тотчас забурлил поток черной крови.
Не хуже рядовых свое дело знали и капитаны. По их приказу третьи шеренги обоих кулаков начали медленный марш на обход, стремясь зайти врагу справа и слева. В пылу боя слышался методичный и злобный шум стальных стоп, а в это время кромешный ад творился в первых шеренгах. Павшие легионеры лежали боком на политой кровью земле; лучи Калпариса умильно ласкали их. Поскольку, в отличии от полностью защищенных рыцарей, убить которых было проблематично, броня легионеров закрывала только самое необходимое, многие среди них лежали с вывороченным мясом и их руки, и ноги были облиты кровью. Разгневанный серый в самой свалке сражения свалил с коня оглушенного рыцаря и забивал того, его же латной рукой, отгрызенной пред этим с большим упорством. Как часто бывает в пылу сражения глотки людей наполнились злобой и теперь, по звучанию, смертные практически не отличались от убиваемых ими чудовищ.
Тем временем третьи шеренги завершили маневр и взяли прицел, однако в этот момент ряды конницы противника всколыхнулись. Поначалу кавалеристы людей, возглавляемые капитанами, подумали, что пришел их звездный час, однако к полной растерянности сражавшихся, всадники серых расступились и между фыркающих коней на помощь Рамидам вышли новые войны. Их было много, почти до тысячи, в обезображенных черных доспехах, с блестящими жиром губами, гноящимися шипастыми палицами и клинками, горящими синим, зеленым и серым огнем. Это была неожиданность – сдержать подобное подкрепление задействованными силами кулаки не могли.
Оба капитана послали лейтенантов к Олго за подкреплениями, криком приказав выдвинувшимся вперед шеренгам возвращаться назад для усиления уже собственных флангов. Сам Юниеак прекрасно видел с холма сложившееся положение. Он оценил ситуацию трезво (насколько можно было быть трезвым в его положении) и еще до подъезда к нему лейтенантов прекрасно знал, с какой целью те скачут к нему. Подняв обе руки над головой, он хлопнул в ладоши и потряс им сцепленными, давая понять, чтоб лейтенанты не тратили время, он понял их. Молниеносно отдав приказания, полковник выдвинул, правда уже не так уверенно, как вначале, основной боевой резерв из тысячи четырех ста двадцати человек, еще двести из которых составляли кавалеристы. Распределив конницу по сотне у капитанов, а инфантерию просто направив в бой, т.к. теперь им противостоял, как минимум, не уступающий по силе противник, в распоряжении у Юниеака тем самым осталось не более восьмисот человек для защиты временной ставки или... Нет. Об арьергардных боях он боялся даже подумать. Получив теперь жестокое подтверждение тому уроку, который проходится на первых лицейских занятиях по предварительной разведке и доразведке, полковник, внутренне холодея, смутно гадал, остались ли у Пакеты силы и если да, то какие? Услышав от телепатов, о чем сейчас думает его визави, Лактамор Пакет, сидевший на крыше водонапорной башни, откуда открывался прекрасный вид на сражение, громко и злобно расхохотался.
–– Остались, друг мой! И ого-го какие остались! Рх-ха-ха-ха-ха!
Под его неслышимый с поля сражения смех между собой схлестнулись подоспевшие силы. Всесокрушающая мощь Рамидов была ужасающей. Силовые удары срывали детали с брони рыцарей и тела их изнывали от докучающих им порезов, многих легионеров буквально вдавливало в грунт, из которого в кровавой пене топорщились переломанные руки, и после смерти державшие обрубки копей. Один из Рамидов налетел на конного рыцаря, десяток которых Сауасрот отправил прощупать врага. Закованный в проклятый черный доспех, вооруженный зубастой палицей, серый был убежден в собственном превосходстве (копья легионеров он без труда ломал головой) и, ухватив рыцаря за голенища, попытался вырвать того из седла. Однако он не учел одного – у конных рыцарей, в отличии от легионеров были немножко другие копья. С быстротой кобры провернув оружие над головой, всадник что было силы опустил чугунное древко на голову серого, от чего тот содрогнулся всюду и сразу. Рот Рамида онемел, свет вдруг померк в его черных глазницах, сам он обмяк, а под доспехами так зазвенело, будто по нему, с ног до головы запрыгало двадцать церквей, заливающихся колокольнями.
Еще до того, как до последних рядов легионеров дошел приказ «–– Стой!», в глубокий охват их позиций Лактамором были высланы войска Пунатвоя «Чумное перо». Возглавляемые командиром, скакавшем на блестевшем в свете Калпариса соме, который, несмотря на его комплекцию, довольно резво прыгал вперед, поддерживая общий темп, они всего за час с половиной обошли позиции людей несколькими извилистыми путями сквозь дальнее полях и, скрытые стенами нетронутой ржи и складками мерности, передовые силы Пунатвоя зашли людям в тыл и могли, заняв позиции у двух холмов над дорогой. Большая же часть войск оставалась позади, скрываемая земляным валом. При желании, Пунатвой мог легко перерезать Олго путь к отступлению или в любой момент начать прессинг тыла, однако он не сделал ни того, ни другого. Многим из подчиненных такая половинчатость казалась признаком слабости, однако бросать вызов черному войну с огненной трещиной не смел никто и потому они просто молча стояли и ждали. У Пунатвоя ни то были свои причины. Жутко посмеиваясь под доспехами, отчего дыбом вставали дикобразьи иглы на его наручах, он отвечал только: «–– Все идет четко в соответствии с планом».
Как думал Юниеак Олго, в соответствии с планом все шло и у Живого/мертвого Чурца. Легионеры строились отделениями, в военной терминологии Вечной Империи зовущиеся «кулаками», всадники, приданные в усиление, спешили на фланги, когда на первую, авангардную линию было совершено нападение. Лактамор двинул крохотный отряд из тридцати серых, в числе которых были двое оглохших горца. Благоразумно отведя большую часть своих сил внутрь деревни и за нее, он стремился этим суицидальным маневром уверить Олго в собственной профанации и воинском превосходстве людей. Маневр удался полностью. Сразу несколько линий успевших выстроиться по-боевому, двинулись на нападающих по трем направлениям (справа, слева и спереди), зажали и полностью расколошматили их. Рамиды и горцы дрались отчаянно, однако отребье, которым являлись они, слишком поздно сообразило, что было послано на верную смерть и что подмога не предусмотрена. Вот почему, когда Юниеак, вновь выйдя из ставки, куда он зашел взглянуть на план поселения, вопросив у подскакавшего к нему лейтенанта: «–– Что там происходит?» получил в ответ: «–– Победа, полковник!», еще больше уверился в своих силах. Вскочив на коня, он поскакал на вершину холма в сопровождении лейтенанта, откуда увидел результаты сражения: искривленные тела трупов, с согнутыми ногами и разбросанными мечами, остальные силы противника, которых теперь на виду было гораздо меньше и легионеров, степенно возвращающихся на исходные и отдающих ему честь. Все это сопровождалось горячими подробностями личного лейтенанта и еще трех всадников, говоривших настолько увлекшись, что, казалось, поддакивали даже их лошади. Остальные серые, визуально бывшие все еще в меньшинстве, начали, озираясь, пятится назад (Лактамор приказал начать медленно фиктивное отступление) и все это, в совокупности с желанием упоминания о нем в газетах, заставило взбудораженного успехом Олго воскликнуть, пришпорив гнедого коня:
–– Ввергаемся в битву!
Подняв на дыбы лошадь, он выхватил меч из украшенных вышитыми бабочками и сердцами ножен и движениями клинка отдал приказ обоим флангам о наступлении. Четыреста человек и до сотни всадников по обе стороны от холма людей пришли в движение. Впереди, на тяжелых конях спешили рыцари. Одетые в исключительно искусно скованные доспехи с символами Империи на груди – песочными часами, стилизованно заостренными, словно рубленные топором, или же представлявшие направленные друг на друга наконечники копий, шлема с кольчужными воротниками, латные или составные перчатки, остроконечные поножи, напоминавшие сомкнутый клюв чумных докторов (известного военного подразделения, специализирующегося на изучении и противодействию влияния слуг Хвори) они вели за собой остальных кавалеристов и легионеров, уже начинавших прицеливаться на ходу из плазма-копей. За рыцарями маршировали легионеры. Менее защищенные, но более многочисленные, им, как всегда, предстояло вытянуть на себе основные тяготы разворачивающегося сражения. Капитан Суасрот, густокровный до мозга костей офицер, бывший в белой накидке поверх доспехов блистал впереди удивительными нагрудными песочными часами штучной работы, представлявшими собой большой бронированный медальон, вмонтированный в доспех, песочные часы из стрела-устойчивого стекла на котором с запасом песка на час действительно переворачивались, когда тот заканчивался в их верхней части. Сто сорок лет в седле, четыре сражения в составе «Второй малой попоны», как, в связи с малочисленностью называли третий кавалерийский батальон, в ходе боев у Астенинкенской спирали понесшего большие потери и вплоть до окончания компании, продлившейся еще два год так и не смогшего восполнить силы, шестнадцать ранений, двадцать две лавы на построенья врага и наградной меч с расшитой золотом и увенчанной сапфирами рукоятью воодушевляли солдат на левом фланге. Его белы зубы вспыхивали на солнце. Забрало было игриво приподнято.
На правом ему оппонировал в доблести Шаотон Мускантур, каштановоусый капитан от инфантерии. Стоя в стременах он, в латных доспехах возвышался над седлом цвета огненной кожи, цепи колец его наплечников развевались, бренча, на легком ветру. В левой руке он держал традиционное копье легионера, правой, омываемой конскою гривой, капитан указывал направления шедшим сзади бойцам.
–– Обойти слева! Поджимай, поджимай! Шеренга два, приготовиться!
Он стукнул себя кулаком в грудь, из-под металла выскочили белые искры, которые почти тотчас же потухли и крикнул Суасроту через все поле.
–– Атакуйте первым, друг мой! Я вам уступаю!
–– Только после вас, мой гражданин, мой товарищ!
Этот обмен любезностями продолжался и далее, походу движения, даже когда воздух наполнил звук залпов розового огня, крики и рев приближавшихся серых.
–– После вас, друг мой, после вас!
–– Сегодня он отменно любезен. –– Заметил Суасрот, оборачиваясь к своему лейтенанту.
Первые шеренги кавалеристов спустились с холма и начали рассыпаться, стараясь позиционно охватить всю видимую линию руин, чтобы при необходимости отразить удар с любых направлений. Кулаки инфантерии двигались сплошной массой. Куски материи, привязанные к древкам угловых легионеров реяли на ветру, наконечники шедших первыми уже начинали ардеть ярко-розовым. Остановив кавалерию, оба капитана перестроили свои части и, пропустив вперед пехоту, медленно поскакали следом за ней. В это время Лактамор Пакет решил, что время настало. Он выслал вперед три сотни серых, вооруженных щитами, топорами, мечами и пиками. Это были типичные Рамиды – высотой за два метра, с оголенными плечами цвета осенних луж на свиноферме, с огрызанной сталью клинков, с кишащими опарышом и гнусом подмышками, вокруг которых парили мухи. Некоторые из них не имели ноздрей, другие увесили доспехи костями, третьи указывали вперед и с пальцев их свешивалась оплавленная кожа. Следом Пакет выдвинул конницу – две сотни отборных всадников, в доспехах, локти которых образовывали острые углы, в примитивных покатых шлемах, скрывавших отсутствие у нечисти скальпов и под посредственной защитой которых варились и булькали разжиженные мозги. Нередко они переливались за борт и тогда всадники могли забыть о себе что-нибудь несущественное, например пол или возраст. Кони под ними рвались в сражение. Их подстрекали специфические удила, используемые многими слугами Темных Богов. Стальные, вбитые гвоздями в верхнюю челюсть, они также имели несколько маленьких механических железных рук, располагавшихся в области шеи. Будучи натянутыми, они царапали кожу, отчего лошади взбрыкивали, били копытом и чу?дно зверели. Выйдя из города, всадники сразу же остановились, не продвигаясь вместе с пехотой, а начав концентрироваться на правом фланге людей, приковав тем внимание обоих капитанов.
«Хм! Что же задумал их кукловод, выведя и расположив перед нами почти всю свою армию?» –– Думал Шаотон. –– «Даже обидно, что будет так просто». Он, как и Олго, предполагал, что перед ними сейчас все силы Пакета. Однако медленно нарастающий рев вернул его обратно на поле. Бой начался.
С омерзительным свистом, вырывающимся сразу изо всех дыр, серые ринулись волной на пехоту. Линии немедленно облетел приказ: «–– Залп!». Копья взметнулись и вскоре вокруг их наконечников вспыхнули розовые облачка. Лавина огня иссушила воздух и, маршируя перед медленным шагом, легионеры вступили в привычную среду учений и битв – среду выжженного воздуха. Волна огня опрокинула нескольких серых: одних порвало, другим вырвало руки и они, увлеченные тяжестью топоров, вместе с оружием улетели за спины, нечаянно срубая случайные головы. После первого залпа Рамиды ускорились. Они помчались вперед, кипя злобой и плюясь проклятиями на проклятых языках, напоминавших диалекты грачей. Вторые шеренги успели выстрелить, затем лейтенанты, посланные капитанами, бесстрашно проскакали сквозь ряды инфантерии, практически перед самым носом приближавшихся серых, отдавая приказ готовиться к рукопашной. Когда же, кончив, они скрылись за спинами рыцарей и легионеров, серые были уже в двух шагах от первой линии. Топоры и пасти встречали еще не успевшие остыть штыки.
С неистовой яростью смертников серые налетели на стальной строй, в забытии и с неистовством нанизываясь на наконечники и спеша скрестить со смертными топоры. В следующую секунду взвыло железо. Затрепетали ряды людей. Неистовый натиск, как ураган обрушился на доспехи. Черные пальца в присосках с проказой тянулись к смотровым щелям, фонтаны зеленой крови вспыхивали то здесь, то там, орошая людей смердящей жижей. Гнилые зубы заклацали на грудях. От первоначального порыва Рамидов смешался строй первых людей: не в силах продолжить стоять бок о бок, легионеры со скрипом просели и начали не организованно разить врага копьями. Рыцари повыхватывали мечи. Один из них, прорубая пространство вокруг себя, в куче усеивавших землю рук, сошелся с серым в скоротечном сражении. Смерив друг друга полными презрения взглядами, оба – Рамид и человек, шагнули навстречу. Серый взмахнул топором, одновременно закрывая голову щитом дрянного дерева, однако смертный, отбив удар, выпадом расщепил щит и, схватив другой рукой серого за шею, перерезал ее о блестевшее лезвие, по которому тотчас забурлил поток черной крови.
Не хуже рядовых свое дело знали и капитаны. По их приказу третьи шеренги обоих кулаков начали медленный марш на обход, стремясь зайти врагу справа и слева. В пылу боя слышался методичный и злобный шум стальных стоп, а в это время кромешный ад творился в первых шеренгах. Павшие легионеры лежали боком на политой кровью земле; лучи Калпариса умильно ласкали их. Поскольку, в отличии от полностью защищенных рыцарей, убить которых было проблематично, броня легионеров закрывала только самое необходимое, многие среди них лежали с вывороченным мясом и их руки, и ноги были облиты кровью. Разгневанный серый в самой свалке сражения свалил с коня оглушенного рыцаря и забивал того, его же латной рукой, отгрызенной пред этим с большим упорством. Как часто бывает в пылу сражения глотки людей наполнились злобой и теперь, по звучанию, смертные практически не отличались от убиваемых ими чудовищ.
Тем временем третьи шеренги завершили маневр и взяли прицел, однако в этот момент ряды конницы противника всколыхнулись. Поначалу кавалеристы людей, возглавляемые капитанами, подумали, что пришел их звездный час, однако к полной растерянности сражавшихся, всадники серых расступились и между фыркающих коней на помощь Рамидам вышли новые войны. Их было много, почти до тысячи, в обезображенных черных доспехах, с блестящими жиром губами, гноящимися шипастыми палицами и клинками, горящими синим, зеленым и серым огнем. Это была неожиданность – сдержать подобное подкрепление задействованными силами кулаки не могли.
Оба капитана послали лейтенантов к Олго за подкреплениями, криком приказав выдвинувшимся вперед шеренгам возвращаться назад для усиления уже собственных флангов. Сам Юниеак прекрасно видел с холма сложившееся положение. Он оценил ситуацию трезво (насколько можно было быть трезвым в его положении) и еще до подъезда к нему лейтенантов прекрасно знал, с какой целью те скачут к нему. Подняв обе руки над головой, он хлопнул в ладоши и потряс им сцепленными, давая понять, чтоб лейтенанты не тратили время, он понял их. Молниеносно отдав приказания, полковник выдвинул, правда уже не так уверенно, как вначале, основной боевой резерв из тысячи четырех ста двадцати человек, еще двести из которых составляли кавалеристы. Распределив конницу по сотне у капитанов, а инфантерию просто направив в бой, т.к. теперь им противостоял, как минимум, не уступающий по силе противник, в распоряжении у Юниеака тем самым осталось не более восьмисот человек для защиты временной ставки или... Нет. Об арьергардных боях он боялся даже подумать. Получив теперь жестокое подтверждение тому уроку, который проходится на первых лицейских занятиях по предварительной разведке и доразведке, полковник, внутренне холодея, смутно гадал, остались ли у Пакеты силы и если да, то какие? Услышав от телепатов, о чем сейчас думает его визави, Лактамор Пакет, сидевший на крыше водонапорной башни, откуда открывался прекрасный вид на сражение, громко и злобно расхохотался.
–– Остались, друг мой! И ого-го какие остались! Рх-ха-ха-ха-ха!
Под его неслышимый с поля сражения смех между собой схлестнулись подоспевшие силы. Всесокрушающая мощь Рамидов была ужасающей. Силовые удары срывали детали с брони рыцарей и тела их изнывали от докучающих им порезов, многих легионеров буквально вдавливало в грунт, из которого в кровавой пене топорщились переломанные руки, и после смерти державшие обрубки копей. Один из Рамидов налетел на конного рыцаря, десяток которых Сауасрот отправил прощупать врага. Закованный в проклятый черный доспех, вооруженный зубастой палицей, серый был убежден в собственном превосходстве (копья легионеров он без труда ломал головой) и, ухватив рыцаря за голенища, попытался вырвать того из седла. Однако он не учел одного – у конных рыцарей, в отличии от легионеров были немножко другие копья. С быстротой кобры провернув оружие над головой, всадник что было силы опустил чугунное древко на голову серого, от чего тот содрогнулся всюду и сразу. Рот Рамида онемел, свет вдруг померк в его черных глазницах, сам он обмяк, а под доспехами так зазвенело, будто по нему, с ног до головы запрыгало двадцать церквей, заливающихся колокольнями.
