Уже к вечеру парень заглянул в старую школу. Прошёлся по коридорам, провёл рукой по шершавой парте, за которую сел когда-то много лет назад.
«Ну, пожалуй, и всё», - решил Алексей, материализуясь на вонючем, маленьком болотце.
Найти это место было проблематично. Хотя, если бы не дневник Милы, он бы точно его не нашёл. А ведь сколько всего интересного парень узнал из этой грязно-зелёной тетради в клетку. Читать чужие мысли, конечно, верх неприличия. Но дневник девушки гораздо больше напоминал сборник статей. Письмена совсем не содержали эмоций и переживаний, свойственных юному возрасту. Как будто чувства не были знакомы её точному, прагматичному уму и правильной, как лучи снежинки, красоте.
Алексей сам себе удивлялся, злости к Людмиле он не испытывал. И даже был благодарен за этот прощальный подарок, которого так давно жаждал, и который должен был полностью стереть его с лица земли.
Тучи мошкары звенели натянутой струной. Жирные, тёмно-зелёные камыши охватывали кольцом бугристую, обманчиво твёрдую поверхность болота. Реши он сдуру материализоваться, наверняка, при первом же шаге по пояс провалился бы в хлюпающую жижу.
«Чувствовали ли это живые? Были ли здесь живые?» - спрашивал себя парень, склоняясь над своей последней могилой.
Болото как пылесос затягивало, приглашало, манило вступить на мягкий мох…
- Неужели ты так ничего и не понял? – раздался за его спиной детский голос.
- Понял, - мрачно усмехнулся Алексей, даже не оглянувшись на малолетнего куратора. – Понял, что если ты изначально неудачник, то это не лечится.
- Мне жаль, что твоя жизнь была бесполезной и такой скоротечной…
- Тебе-то откуда знать, какой она была? Ты умер в семь лет, - напомнил Алексей. – А с высоты крыльев смертных не понять…
- Может быть, - согласился ангелочек, - но я помню себя дольше, чем ты. И я видел души, приходившие к этому болоту. Растворяясь в нём, они теряли рассудок, но не переставали страдать от собственной пустоты. Вакуум нельзя разложить, но можно заполнить.
- Чем же его заполнил ты? – стоя на краю, Алексей продолжил светскую беседу.
- Радостью, - улыбнулся мальчик. – Я чувствую теплоту миллионов сердец, меня наполняют их восторги и чаяния, робкие надежды и искры счастья.
- Это не для меня.
- Верно, - закивал хранитель. – Ты другой. Каждого возвышает что-то своё. Но разве твою пустоту нечем заполнить?
- Не знаю, - помедлил с ответом Алексей.
- А мне кажется, знаешь, - лукаво улыбнулся крылатый. – Мне ведь оттуда всё видно, - подмигнул он.
- Мила, - осторожно выдохнул парень. – Но я ей не нужен…
- Она всего лишь символ… отражение, не гонись за ней… Тебя отогрел один лишь обманчивый лучик. А представь, что будет, когда ты зажжёшь солнце.
- Реинкарнация, это не слишком долго? – Алексей в задумчивости, ковырял носком кроссовки недовольно урчащую топь, - Крылья сдавать, заявление писать… Как это у вас делается?
- Устно приму, - успокоил его светлый. – Только перестань уже пинать эту кочку. Ты сегодня сто первый суицидник, нервы ни к чёрту… И в следующий раз не торопись умирать. Думаю, нам будет, что обсудить, - склонил голову набок мальчик.
А где-то в Новосибирске счастливая семья наконец-то дождалась прибавления. Здоровый крепыш в детской кроватке вряд ли помнил последние напутствия куратора. Он забавно чмокал губами, изредка поглядывая на светловолосого незнакомого дядю в дорогом пальто с каменным выражением лица, застывшего рядом.
- Ну, и дурак же ты, Одуванчик, - произнёс Славик, с досадой поглядывая на крохотное существо, сжимающее кулачки. - Хотя, признаюсь, без тебя будет скучно… - добавил он, исчезая.
«Ну, пожалуй, и всё», - решил Алексей, материализуясь на вонючем, маленьком болотце.
Найти это место было проблематично. Хотя, если бы не дневник Милы, он бы точно его не нашёл. А ведь сколько всего интересного парень узнал из этой грязно-зелёной тетради в клетку. Читать чужие мысли, конечно, верх неприличия. Но дневник девушки гораздо больше напоминал сборник статей. Письмена совсем не содержали эмоций и переживаний, свойственных юному возрасту. Как будто чувства не были знакомы её точному, прагматичному уму и правильной, как лучи снежинки, красоте.
Алексей сам себе удивлялся, злости к Людмиле он не испытывал. И даже был благодарен за этот прощальный подарок, которого так давно жаждал, и который должен был полностью стереть его с лица земли.
Тучи мошкары звенели натянутой струной. Жирные, тёмно-зелёные камыши охватывали кольцом бугристую, обманчиво твёрдую поверхность болота. Реши он сдуру материализоваться, наверняка, при первом же шаге по пояс провалился бы в хлюпающую жижу.
«Чувствовали ли это живые? Были ли здесь живые?» - спрашивал себя парень, склоняясь над своей последней могилой.
Болото как пылесос затягивало, приглашало, манило вступить на мягкий мох…
- Неужели ты так ничего и не понял? – раздался за его спиной детский голос.
- Понял, - мрачно усмехнулся Алексей, даже не оглянувшись на малолетнего куратора. – Понял, что если ты изначально неудачник, то это не лечится.
- Мне жаль, что твоя жизнь была бесполезной и такой скоротечной…
- Тебе-то откуда знать, какой она была? Ты умер в семь лет, - напомнил Алексей. – А с высоты крыльев смертных не понять…
- Может быть, - согласился ангелочек, - но я помню себя дольше, чем ты. И я видел души, приходившие к этому болоту. Растворяясь в нём, они теряли рассудок, но не переставали страдать от собственной пустоты. Вакуум нельзя разложить, но можно заполнить.
- Чем же его заполнил ты? – стоя на краю, Алексей продолжил светскую беседу.
- Радостью, - улыбнулся мальчик. – Я чувствую теплоту миллионов сердец, меня наполняют их восторги и чаяния, робкие надежды и искры счастья.
- Это не для меня.
- Верно, - закивал хранитель. – Ты другой. Каждого возвышает что-то своё. Но разве твою пустоту нечем заполнить?
- Не знаю, - помедлил с ответом Алексей.
- А мне кажется, знаешь, - лукаво улыбнулся крылатый. – Мне ведь оттуда всё видно, - подмигнул он.
- Мила, - осторожно выдохнул парень. – Но я ей не нужен…
- Она всего лишь символ… отражение, не гонись за ней… Тебя отогрел один лишь обманчивый лучик. А представь, что будет, когда ты зажжёшь солнце.
- Реинкарнация, это не слишком долго? – Алексей в задумчивости, ковырял носком кроссовки недовольно урчащую топь, - Крылья сдавать, заявление писать… Как это у вас делается?
- Устно приму, - успокоил его светлый. – Только перестань уже пинать эту кочку. Ты сегодня сто первый суицидник, нервы ни к чёрту… И в следующий раз не торопись умирать. Думаю, нам будет, что обсудить, - склонил голову набок мальчик.
А где-то в Новосибирске счастливая семья наконец-то дождалась прибавления. Здоровый крепыш в детской кроватке вряд ли помнил последние напутствия куратора. Он забавно чмокал губами, изредка поглядывая на светловолосого незнакомого дядю в дорогом пальто с каменным выражением лица, застывшего рядом.
- Ну, и дурак же ты, Одуванчик, - произнёс Славик, с досадой поглядывая на крохотное существо, сжимающее кулачки. - Хотя, признаюсь, без тебя будет скучно… - добавил он, исчезая.
