И в тот же мик Кент ощутил невероятный, громадный всплеск энергии, исходивший от Кристофера, и понял, что он просветил всю вселенную до самых дальних галактик.
- Сам дурак, - вздохнул Тандэрберг. – После такого светопреставления мы теперь точно ничего не найдем.
Мэнпауер нахмурился, машинально провел рукой по лицу и непонимающе посмотрел на свою ладонь, испачканную молоком. Затем медленно опустил ее, покачал головой и, рассеянно щелкнув пальцами, вернул себе опрятный вид. И, глядя на эту необычную для Кристофера растерянность, Кент Маклауд почувствовал, как в комнате вдруг стало зябко и неуютно, и с ногами забрался в свое кресло.
Осень быстро уносилась вдаль последними вереницами оранжевых листьев клена, сорванных с веток холодным ветром, и Кент Маклауд неторопливо шагал вслед за ней, подняв воротник своего поношенного серого плаща. Вскоре последние деревья остались у него за спиной, и перед глазами раскинулось бескрайнее поле, много лет назад использовавшееся для выращивания злаковых культур, а теперь по пояс зараставшее каждое лето густой травой. Но сейчас трава уже пожухла и клонилась к земле, словно готовясь к наступлению холодов. Кент с грустью поглядел вдаль, туда, где холодное сероватое небо касалось поля, и засунул руки поглубже в карманы плаща.
- Здравствуйте… - неожиданно услышал Маклауд голос позади себя и обернулся.
Перед ним стояла женщина неопределенного возраста. На вид ей можно было дать и двадцать, и тридцать лет. А, может быть, даже больше.
- Здравствуйте, - ответил Кент, растерянным взглядом смотря на незнакомку.
У незнакомки были волнистые, темно-каштановые волосы чуть ниже плеч, лицо с правильным овалом, серо-стальные, немного странноватые глаза и красивые прямые брови над ними. Она зябко куталась в такой же осенний плащ, как и у Маклауда, только более темного оттенка.
- Хорошо здесь у вас, - проговорила женщина, поглядев в даль над полем из-под чуть сдвинутых бровей. – Только елки не хватает.
- Елки? – непонимающе посмотрел на нее Кент.
- Да. Или сосны. Вон там, почти у линии горизонта. И чтобы под нею – большой камень, валун какой-нибудь округлый… Представляете, как это будет смотреться ночью? Безоблачное синее небо все в звездах, и под ним – бескрайнее некошеное поле, посреди которого виднеется ель рядом с большим валуном. И чтобы звезды иногда срывались и, оставляя за собой яркий тонкий хвост, падали с этого неба, пролетая как раз над деревом…
Кент Маклауд представил описываемую незнакомкой картину, и грудь его наполнилась знакомой грустью и легкой тоской. Он глубоко вдохнул сырой и холодный осенний воздух, закрыл глаза от наслаждения и медленно выдохнул.
- Да, - тихо произнес Кент. – Это было бы красиво… Это будет красиво – я посажу там дерево и притащу валун. Когда-нибудь…
Женщина молчала по-прежнему глядя вдаль.
- Как вас зовут? – спросил Маклауд, чтобы что-нибудь сказать.
- Какая разница? – грустно отозвалась незнакомка, не поворачивая головы.
И в будущем, спустя много-много лет, глядя на ее лицо, на котором изменился лишь взгляд, и вспоминая эту встречу, Кент Маклауд каждый раз приходил к мысли, что именно после этих своих слов он почувствовал, что впервые за всю свою жизнь он встретил человека, такого же, как и он сам. И, наверное, именно в тот момент он неосознанно начал догадываться о том, кем этот человек был на самом деле.
- Когда-то давно меня звали Ирис, - по-прежнему глядя вдаль, проговорила девушка. – Но никому не было до этого дела.
- Откуда вы? – снова спросил Кент, не найдя, что ответить.
- Я родилась и жила в месте, которое находится очень далеко отсюда. У нас все по-другому.
- Да, - задумчиво кивнул Маклауд. – Здесь один из немногих оставшихся районов, где еще не проводили общую реконструкцию. Лет через десять таких мест не останется вообще.
- Все на благо человечества? – улыбнулась девушка.
- Да. Наверное.
- Быть может, кому-то для счастья совсем не нужны гигантские сферические автономные мегаполисы, а достаточно всего лишь елки среди поля и круглого валуна под ней, чтобы на нем сидеть. – Ирис на минуту замолчала, задумавшись. – Вы не проводите меня до поселка? Скоро стемнеет, а я не хочу идти через лес одна.
- Да, конечно, - улыбнулся Кент. – Мне и самому уже пора возвращаться.
И они пошли по старой лесной тропинке, на которой едва могло уместиться двое, и поэтому их плечи иногда легко касались друг друга. По обе стороны тропинки проплывали назад деревья с голыми ветвями, вся листва их уже несколько дней лежала на земле желтым ковром. И, неспешно шагая по этой листве, Ирис время от времени старалась поглубже зарыть в нее нос своего ботинка, чтобы услышать ее шорох. И когда шорох получался особенно шуршащим, Ирис радостно улыбалась.
- Люблю осень, - проговорила она.
- Я тоже, - сказал Маклауд, глядя на листья под ногами.
- У тебя, наверное, день рождения осенью? – взглянула на него Ирис.
- Да, - ответил Кент, - в самом начале, в сентябре. А у тебя?
- Почти, - виновато улыбнулась Ирис. – В ноябре. Почти в самом конце. Это уже, скорее, зима.
- Снег здесь ложится только в середине декабря, - тепло посмотрел на нее Кент.
- Здесь – да… - Девушка медленно покивала в знак согласия. – Хорошо здесь у вас, все-таки. Даже люди другие. Вот бы везде так было.
- Вы давно здесь живете? – спросил Маклауд.
- Мы же, кажется, уже разговаривали на ты? – с улыбкой посмотрела на него Ирис.
- Да, действительно, - смутился Кент. – Простите. То есть, прости.
Ирис негромко и весело рассмеялась.
- Я здесь с прошлой осени, - сказала она.
- Я никогда не видел тебя раньше. Ты редко выходишь из дома?
- Почти никогда.
- Почему?
- Не знаю. Не хочу, наверное. Больше люблю быть одна. Быть может, человеку лучше, когда он один…
Маклауд хотел было возразить, но вдруг подумал о том, что и сам редко выходил за пределы своего сада, а если и шел на прогулку, то бродил обычно по лесу, в полном одиночестве. И Кент промолчал.
Когда их тени, бегущие впереди, стали очень длинными и почти совсем уже не различимыми, лес перед ними расступился, и они вышли к поселку.
- Теперь мне направо, - сказала Ирис.
- А мне налево, - ответил Маклауд.
- Спасибо, что проводил.
- Не за что. По правде сказать, в этом лесу нечего и некого бояться. Да и вообще уже во всей федеральной Империи, наверное, нет никакой опасности. А скоро не будет и на всей планете.
- Все равно. Мне было приятно, когда мы вместе шли по лесу, - сказала Ирис, глядя под ноги, и как-то тяжело вздохнула. – Одной скучно. Так скучно, что хоть вешайся, честное слово…
- Ну… - немного растерявшись проговорил Кент. – Мне знакомо такое состояние. Я часто испытывал такое. Особенно раньше.
- А сейчас? – Ирис вскинула на него взгляд своих глаз, в которых читалась крайняя заинтересованность и даже какая-то надежда.
- Сейчас? – переспросил Маклауд. – Не знаю. Как-то не думал об этом. Привык, наверное.
И вдруг он поднял свои зеленые глаза и с теплотой посмотрел в глаза Ирис.
- Хочешь завтра тоже побродить вдвоем по лесу?
- Хочу, - чуть дрогнувшим голосом ответила девушка.
Они помолчали, немного неуверенно глядя друг на друга.
- Тогда до завтра? – сказал Кент.
- До завтра, - сказала Ирис.
В середине ноября резко похолодало и выйдя однажды утром в сад, Кент впервые за эту осень почувствовал запах мороза – еще не сильного, стойкого, но уже довольно ощутимого. Его вполне хватило для того, чтобы за одну ночь перекрасить низкую остролистую траву у фасада дома из темно-зеленого в тускло-синий цвет. Маклауд глубоко вдохнул морозный воздух, чувствуя, как холод растекается по груди и посмотрел в сторону леса, начинавшегося недалеко за улицей. Лес был чем-то похож на поизносившуюся дворовую метлу, которую Бэнтли смастерил года два назад из вишневых прутьев и каждую осень очень усердно ей работал, убирая облетевшую листву на дорожках вокруг дома.
Кент вдруг подумал, что мысль о схожести голого леса со старой метлой приходила ему в голову и прошлой осенью, и позапрошлой.
- Все возвращается на круги своя, - с легкой грустью тихо проговорил Маклауд.
Он еще раз взглянул на лес и вернулся в дом. Часы в холле показывали без пяти минут полдень. В кресле под часами сидел Тандэрберг и перебирал кучу ивовых веток. Каждую ветку он аккуратно разделял ножом на прутики и каждый прутик складывал в соответствующую кучку на полу. Всего кучек было три – с короткими прутиками, средними и длинными. Кент присел в кресло напротив и посмотрел на экран включенного телевизора. Ничего интересного для него на экране не показывали и тогда Маклауд стал смотреть в окно.
Из столовой вышел Кристофер с одним из шести новых стаканов тонкого стекла, которые Бэнтли купил на прошлой неделе в городе. Мэнпауер прошел к дивану и, поставив стакан на столик, повалился на свое любимое место. Ноги он свесил через подлокотник.
- Опять реформы, - недовольно проворчал Кристофер, глядя на экран телевизора. – Скоро каждый день будет по реформе. А то и по две.
- Ну, правильно, - усмехнулся Тандэрберг, выуживая из кучи очередную ветку. – Больше же нечем людей кормить. А люди хотят хоть какой-нибудь государственной активности, хоть в какой-то сфере. А какая государственная активность может быть в государстве – извиняюсь, в Федерально Империи – если все и так хорошо и все показатели на самом высоком уровне? Приходится нет-нет да выдумывать что-нибудь, чтобы люди не заскучали и не начали выдумывать это сами. Вот и суют людям любую реформу, даже если она бессмысленная и ни на что, в общем-то, не влияет.
- Хочешь сказать, что раньше было лучше? – уже серьезно спросил Мэнпауер, посмотрев на Бэнтли.
- Да нет, - ответил Тандэрберг. – А хотя – не знаю, - добавил он после некоторого молчания. Тут все зависит от того, с какой точки зрения на все это смотреть. Если смотреть на это с точки зрения существования каждого отдельно взятого человека и уровня его благополучия, то, конечно, сейчас стало намного лучше, и большинство взрослого населения вспоминает прошлые десятилетия, как дурной сон, в котором не было ни свободы, ни средств, а цели были недостижимы. Да и мало кто о целях задумывался, потому что все высокие цели заменяла одна примитивная – выживание. Поэтому сейчас каждому отдельно взятому человеку, несомненно, живется лучше. Но вот если рассматривать это улучшение с точки зрения глобального прогресса всего социума человечества, то…
- Что – то? – спросил Кент, не дождавшись продолжения.
- Не знаю, Мак, - покачал головой Бэнтли, задумчиво вертя в пальцах прутик. – Обо всем этом мы можем только догадываться, так как абсолютная сила совсем не дает абсолютного знания.
- Хочешь сказать, что все, что мы сделали, в конечном итоге было впустую? – спросил Кристофер со своего дивана.
- Совсем нет, - ответил Тандэрберг. – Я хочу сказать только то, что даже мы не можем судить, было ли то, что мы сделали, сделано впустую или нет. Чтобы судить об этом, нужно знать ответ на вопрос, который мы ищем всю свою жизнь, но так пока и не нашли. И ответ этот не заменит никакая наша абсолютная сверхсила и прочая вытекающая из нее ерунда. А потому все разговоры на эту тему есть не более, чем догадки.
- По крайней мере, человек теперь не должен пахать по двенадцать часов каждый день, чтобы прокормить себя и семью, - недовольно проворчал Мэнпауер. – Теперь у человека появилось время, а главное – возможности для становления и достижения разных и, как ты их называешь, высоких целей. А это по-всякому лучше, чем жить и думать только о том, как выжить.
- Так я и не спорю, - пожал плечами Бэнтли. – Весь вопрос в том, что человек будет делать тогда, когда всех этих высоких целей он достигнет и целей больше не останется.
- До этого момента еще далеко даже по нашим временным меркам, - махнул рукой Кристофер.
- Далеко, - согласился Тандэрберг. – Но когда-нибудь этот момент все-таки настанет. И, возможно, к тому времени ты точно также будешь лежать на диване перед телевизором, а я – стругать ивовые ветки.
- Вот тогда и поговорим, - подвел итог Мэнпауер. – А пока хватит пугать Мака. Вон, он уже даже в кресло с ногами забрался от твоих пророчеств.
- Да нет, - улыбнулся Маклауд, - просто зябко.
- Точно! – воскликнул Бэнтли. – Пустая голова! Я же забыл обогрев включить! Не серчай, Мак, совсем из головы вылетело. Сейчас вот зарежу и спущусь.
- Ничего страшного, - ответил Кент. – Я не замерз. Просто немного прохладно с непривычки. Да и все равно я ухожу скоро.
- Опять на весь день, что ли? – спросил Кристофер. – К ужину-то хоть придешь? Тут один философ грозился яблочным пирогом.
- Да, наверное, - кивнул Маклауд.
- Хоть на ужин пригласил бы ее как-нибудь для приличия, - усмехнулся Мэнпауер. – А то что девушка подумает?
- Я приглашал, - вздохнул Кент. – Она сказала, что как-нибудь зайдет.
- Да не слушай ты его, - произнес Тандэрберг. – Главное, чтобы душа на месте была. А приличия – дело второе. Если человеку нравится по лесу гулять, то незачем его в дом тащить. Вся зима еще впереди.
- Ты думаешь, зима помешает им шататься целыми днями по лесу? – хмыкнул Кристофер и, не глядя, потянулся за стаканом.
Раздался звон разбитого стекла, и по полу растеклась ярко-красная лужа.
- Счет открыт, - усмехнулся Бэнтли.
- А какой кретин поставил его на самый край? – начал было протестовать Мэнпауер, но, видимо, вспомнив, что сок он налил себе сам, так как Маклауд выходил, тут же умолк.
Тандэрберг усмехнулся, глядя на него, а в следующую секунду в парадную дверь постучали.
- Наверное, это к тебе, - посмотрел на Кента Кристофер.
- Наконец-то я вас познакомлю, - обрадовался Маклауд и пошел открывать.
Но за дверью оказалась не Ирис, а пятнадцатилетний русоволосый мальчишка Кай с четвертой улицы. На лице его присутствовало серьезное выражение, а нос был разбит и из него текла кровь, которую он пытался остановить ладонью.
- Привет, Мак, - сказал Кай. – Поможешь?
- Кай! – воскликнул Кент растерянно. – Что случилось?
- Долгая история, - уклончиво ответил мальчик. – Можешь остановить мне кровь? А то моей матери в таком виде лучше не показываться.
- Конечно, проходи, - Маклауд посторонился, пропуская Кая в холл, - но все-таки…
- Давай я посмотрю, - сказал Бэнтли и, пересев поближе к окну, поманил мальчишку рукой. – Мне тоже когда-то нос разбивали.
- Тебе? – недоверчиво посмотрел на него Кай, подойдя ближе. – Врешь!
Кент невольно улыбнулся и опустил голову. Два года назад, когда поселок подключали к беспроводной электросети, Тандэрберг один таскал на плече двухсоткилограммовые мачты передатчиков от вертолета до места их установки. С тех пор его авторитет, как самого сильного в поселке, оставался непоколебим среди местной детворы.
- Сам дурак, - вздохнул Тандэрберг. – После такого светопреставления мы теперь точно ничего не найдем.
Мэнпауер нахмурился, машинально провел рукой по лицу и непонимающе посмотрел на свою ладонь, испачканную молоком. Затем медленно опустил ее, покачал головой и, рассеянно щелкнув пальцами, вернул себе опрятный вид. И, глядя на эту необычную для Кристофера растерянность, Кент Маклауд почувствовал, как в комнате вдруг стало зябко и неуютно, и с ногами забрался в свое кресло.
Глава 3.
Осень быстро уносилась вдаль последними вереницами оранжевых листьев клена, сорванных с веток холодным ветром, и Кент Маклауд неторопливо шагал вслед за ней, подняв воротник своего поношенного серого плаща. Вскоре последние деревья остались у него за спиной, и перед глазами раскинулось бескрайнее поле, много лет назад использовавшееся для выращивания злаковых культур, а теперь по пояс зараставшее каждое лето густой травой. Но сейчас трава уже пожухла и клонилась к земле, словно готовясь к наступлению холодов. Кент с грустью поглядел вдаль, туда, где холодное сероватое небо касалось поля, и засунул руки поглубже в карманы плаща.
- Здравствуйте… - неожиданно услышал Маклауд голос позади себя и обернулся.
Перед ним стояла женщина неопределенного возраста. На вид ей можно было дать и двадцать, и тридцать лет. А, может быть, даже больше.
- Здравствуйте, - ответил Кент, растерянным взглядом смотря на незнакомку.
У незнакомки были волнистые, темно-каштановые волосы чуть ниже плеч, лицо с правильным овалом, серо-стальные, немного странноватые глаза и красивые прямые брови над ними. Она зябко куталась в такой же осенний плащ, как и у Маклауда, только более темного оттенка.
- Хорошо здесь у вас, - проговорила женщина, поглядев в даль над полем из-под чуть сдвинутых бровей. – Только елки не хватает.
- Елки? – непонимающе посмотрел на нее Кент.
- Да. Или сосны. Вон там, почти у линии горизонта. И чтобы под нею – большой камень, валун какой-нибудь округлый… Представляете, как это будет смотреться ночью? Безоблачное синее небо все в звездах, и под ним – бескрайнее некошеное поле, посреди которого виднеется ель рядом с большим валуном. И чтобы звезды иногда срывались и, оставляя за собой яркий тонкий хвост, падали с этого неба, пролетая как раз над деревом…
Кент Маклауд представил описываемую незнакомкой картину, и грудь его наполнилась знакомой грустью и легкой тоской. Он глубоко вдохнул сырой и холодный осенний воздух, закрыл глаза от наслаждения и медленно выдохнул.
- Да, - тихо произнес Кент. – Это было бы красиво… Это будет красиво – я посажу там дерево и притащу валун. Когда-нибудь…
Женщина молчала по-прежнему глядя вдаль.
- Как вас зовут? – спросил Маклауд, чтобы что-нибудь сказать.
- Какая разница? – грустно отозвалась незнакомка, не поворачивая головы.
И в будущем, спустя много-много лет, глядя на ее лицо, на котором изменился лишь взгляд, и вспоминая эту встречу, Кент Маклауд каждый раз приходил к мысли, что именно после этих своих слов он почувствовал, что впервые за всю свою жизнь он встретил человека, такого же, как и он сам. И, наверное, именно в тот момент он неосознанно начал догадываться о том, кем этот человек был на самом деле.
- Когда-то давно меня звали Ирис, - по-прежнему глядя вдаль, проговорила девушка. – Но никому не было до этого дела.
- Откуда вы? – снова спросил Кент, не найдя, что ответить.
- Я родилась и жила в месте, которое находится очень далеко отсюда. У нас все по-другому.
- Да, - задумчиво кивнул Маклауд. – Здесь один из немногих оставшихся районов, где еще не проводили общую реконструкцию. Лет через десять таких мест не останется вообще.
- Все на благо человечества? – улыбнулась девушка.
- Да. Наверное.
- Быть может, кому-то для счастья совсем не нужны гигантские сферические автономные мегаполисы, а достаточно всего лишь елки среди поля и круглого валуна под ней, чтобы на нем сидеть. – Ирис на минуту замолчала, задумавшись. – Вы не проводите меня до поселка? Скоро стемнеет, а я не хочу идти через лес одна.
- Да, конечно, - улыбнулся Кент. – Мне и самому уже пора возвращаться.
И они пошли по старой лесной тропинке, на которой едва могло уместиться двое, и поэтому их плечи иногда легко касались друг друга. По обе стороны тропинки проплывали назад деревья с голыми ветвями, вся листва их уже несколько дней лежала на земле желтым ковром. И, неспешно шагая по этой листве, Ирис время от времени старалась поглубже зарыть в нее нос своего ботинка, чтобы услышать ее шорох. И когда шорох получался особенно шуршащим, Ирис радостно улыбалась.
- Люблю осень, - проговорила она.
- Я тоже, - сказал Маклауд, глядя на листья под ногами.
- У тебя, наверное, день рождения осенью? – взглянула на него Ирис.
- Да, - ответил Кент, - в самом начале, в сентябре. А у тебя?
- Почти, - виновато улыбнулась Ирис. – В ноябре. Почти в самом конце. Это уже, скорее, зима.
- Снег здесь ложится только в середине декабря, - тепло посмотрел на нее Кент.
- Здесь – да… - Девушка медленно покивала в знак согласия. – Хорошо здесь у вас, все-таки. Даже люди другие. Вот бы везде так было.
- Вы давно здесь живете? – спросил Маклауд.
- Мы же, кажется, уже разговаривали на ты? – с улыбкой посмотрела на него Ирис.
- Да, действительно, - смутился Кент. – Простите. То есть, прости.
Ирис негромко и весело рассмеялась.
- Я здесь с прошлой осени, - сказала она.
- Я никогда не видел тебя раньше. Ты редко выходишь из дома?
- Почти никогда.
- Почему?
- Не знаю. Не хочу, наверное. Больше люблю быть одна. Быть может, человеку лучше, когда он один…
Маклауд хотел было возразить, но вдруг подумал о том, что и сам редко выходил за пределы своего сада, а если и шел на прогулку, то бродил обычно по лесу, в полном одиночестве. И Кент промолчал.
Когда их тени, бегущие впереди, стали очень длинными и почти совсем уже не различимыми, лес перед ними расступился, и они вышли к поселку.
- Теперь мне направо, - сказала Ирис.
- А мне налево, - ответил Маклауд.
- Спасибо, что проводил.
- Не за что. По правде сказать, в этом лесу нечего и некого бояться. Да и вообще уже во всей федеральной Империи, наверное, нет никакой опасности. А скоро не будет и на всей планете.
- Все равно. Мне было приятно, когда мы вместе шли по лесу, - сказала Ирис, глядя под ноги, и как-то тяжело вздохнула. – Одной скучно. Так скучно, что хоть вешайся, честное слово…
- Ну… - немного растерявшись проговорил Кент. – Мне знакомо такое состояние. Я часто испытывал такое. Особенно раньше.
- А сейчас? – Ирис вскинула на него взгляд своих глаз, в которых читалась крайняя заинтересованность и даже какая-то надежда.
- Сейчас? – переспросил Маклауд. – Не знаю. Как-то не думал об этом. Привык, наверное.
И вдруг он поднял свои зеленые глаза и с теплотой посмотрел в глаза Ирис.
- Хочешь завтра тоже побродить вдвоем по лесу?
- Хочу, - чуть дрогнувшим голосом ответила девушка.
Они помолчали, немного неуверенно глядя друг на друга.
- Тогда до завтра? – сказал Кент.
- До завтра, - сказала Ирис.
Глава 4.
В середине ноября резко похолодало и выйдя однажды утром в сад, Кент впервые за эту осень почувствовал запах мороза – еще не сильного, стойкого, но уже довольно ощутимого. Его вполне хватило для того, чтобы за одну ночь перекрасить низкую остролистую траву у фасада дома из темно-зеленого в тускло-синий цвет. Маклауд глубоко вдохнул морозный воздух, чувствуя, как холод растекается по груди и посмотрел в сторону леса, начинавшегося недалеко за улицей. Лес был чем-то похож на поизносившуюся дворовую метлу, которую Бэнтли смастерил года два назад из вишневых прутьев и каждую осень очень усердно ей работал, убирая облетевшую листву на дорожках вокруг дома.
Кент вдруг подумал, что мысль о схожести голого леса со старой метлой приходила ему в голову и прошлой осенью, и позапрошлой.
- Все возвращается на круги своя, - с легкой грустью тихо проговорил Маклауд.
Он еще раз взглянул на лес и вернулся в дом. Часы в холле показывали без пяти минут полдень. В кресле под часами сидел Тандэрберг и перебирал кучу ивовых веток. Каждую ветку он аккуратно разделял ножом на прутики и каждый прутик складывал в соответствующую кучку на полу. Всего кучек было три – с короткими прутиками, средними и длинными. Кент присел в кресло напротив и посмотрел на экран включенного телевизора. Ничего интересного для него на экране не показывали и тогда Маклауд стал смотреть в окно.
Из столовой вышел Кристофер с одним из шести новых стаканов тонкого стекла, которые Бэнтли купил на прошлой неделе в городе. Мэнпауер прошел к дивану и, поставив стакан на столик, повалился на свое любимое место. Ноги он свесил через подлокотник.
- Опять реформы, - недовольно проворчал Кристофер, глядя на экран телевизора. – Скоро каждый день будет по реформе. А то и по две.
- Ну, правильно, - усмехнулся Тандэрберг, выуживая из кучи очередную ветку. – Больше же нечем людей кормить. А люди хотят хоть какой-нибудь государственной активности, хоть в какой-то сфере. А какая государственная активность может быть в государстве – извиняюсь, в Федерально Империи – если все и так хорошо и все показатели на самом высоком уровне? Приходится нет-нет да выдумывать что-нибудь, чтобы люди не заскучали и не начали выдумывать это сами. Вот и суют людям любую реформу, даже если она бессмысленная и ни на что, в общем-то, не влияет.
- Хочешь сказать, что раньше было лучше? – уже серьезно спросил Мэнпауер, посмотрев на Бэнтли.
- Да нет, - ответил Тандэрберг. – А хотя – не знаю, - добавил он после некоторого молчания. Тут все зависит от того, с какой точки зрения на все это смотреть. Если смотреть на это с точки зрения существования каждого отдельно взятого человека и уровня его благополучия, то, конечно, сейчас стало намного лучше, и большинство взрослого населения вспоминает прошлые десятилетия, как дурной сон, в котором не было ни свободы, ни средств, а цели были недостижимы. Да и мало кто о целях задумывался, потому что все высокие цели заменяла одна примитивная – выживание. Поэтому сейчас каждому отдельно взятому человеку, несомненно, живется лучше. Но вот если рассматривать это улучшение с точки зрения глобального прогресса всего социума человечества, то…
- Что – то? – спросил Кент, не дождавшись продолжения.
- Не знаю, Мак, - покачал головой Бэнтли, задумчиво вертя в пальцах прутик. – Обо всем этом мы можем только догадываться, так как абсолютная сила совсем не дает абсолютного знания.
- Хочешь сказать, что все, что мы сделали, в конечном итоге было впустую? – спросил Кристофер со своего дивана.
- Совсем нет, - ответил Тандэрберг. – Я хочу сказать только то, что даже мы не можем судить, было ли то, что мы сделали, сделано впустую или нет. Чтобы судить об этом, нужно знать ответ на вопрос, который мы ищем всю свою жизнь, но так пока и не нашли. И ответ этот не заменит никакая наша абсолютная сверхсила и прочая вытекающая из нее ерунда. А потому все разговоры на эту тему есть не более, чем догадки.
- По крайней мере, человек теперь не должен пахать по двенадцать часов каждый день, чтобы прокормить себя и семью, - недовольно проворчал Мэнпауер. – Теперь у человека появилось время, а главное – возможности для становления и достижения разных и, как ты их называешь, высоких целей. А это по-всякому лучше, чем жить и думать только о том, как выжить.
- Так я и не спорю, - пожал плечами Бэнтли. – Весь вопрос в том, что человек будет делать тогда, когда всех этих высоких целей он достигнет и целей больше не останется.
- До этого момента еще далеко даже по нашим временным меркам, - махнул рукой Кристофер.
- Далеко, - согласился Тандэрберг. – Но когда-нибудь этот момент все-таки настанет. И, возможно, к тому времени ты точно также будешь лежать на диване перед телевизором, а я – стругать ивовые ветки.
- Вот тогда и поговорим, - подвел итог Мэнпауер. – А пока хватит пугать Мака. Вон, он уже даже в кресло с ногами забрался от твоих пророчеств.
- Да нет, - улыбнулся Маклауд, - просто зябко.
- Точно! – воскликнул Бэнтли. – Пустая голова! Я же забыл обогрев включить! Не серчай, Мак, совсем из головы вылетело. Сейчас вот зарежу и спущусь.
- Ничего страшного, - ответил Кент. – Я не замерз. Просто немного прохладно с непривычки. Да и все равно я ухожу скоро.
- Опять на весь день, что ли? – спросил Кристофер. – К ужину-то хоть придешь? Тут один философ грозился яблочным пирогом.
- Да, наверное, - кивнул Маклауд.
- Хоть на ужин пригласил бы ее как-нибудь для приличия, - усмехнулся Мэнпауер. – А то что девушка подумает?
- Я приглашал, - вздохнул Кент. – Она сказала, что как-нибудь зайдет.
- Да не слушай ты его, - произнес Тандэрберг. – Главное, чтобы душа на месте была. А приличия – дело второе. Если человеку нравится по лесу гулять, то незачем его в дом тащить. Вся зима еще впереди.
- Ты думаешь, зима помешает им шататься целыми днями по лесу? – хмыкнул Кристофер и, не глядя, потянулся за стаканом.
Раздался звон разбитого стекла, и по полу растеклась ярко-красная лужа.
- Счет открыт, - усмехнулся Бэнтли.
- А какой кретин поставил его на самый край? – начал было протестовать Мэнпауер, но, видимо, вспомнив, что сок он налил себе сам, так как Маклауд выходил, тут же умолк.
Тандэрберг усмехнулся, глядя на него, а в следующую секунду в парадную дверь постучали.
- Наверное, это к тебе, - посмотрел на Кента Кристофер.
- Наконец-то я вас познакомлю, - обрадовался Маклауд и пошел открывать.
Но за дверью оказалась не Ирис, а пятнадцатилетний русоволосый мальчишка Кай с четвертой улицы. На лице его присутствовало серьезное выражение, а нос был разбит и из него текла кровь, которую он пытался остановить ладонью.
- Привет, Мак, - сказал Кай. – Поможешь?
- Кай! – воскликнул Кент растерянно. – Что случилось?
- Долгая история, - уклончиво ответил мальчик. – Можешь остановить мне кровь? А то моей матери в таком виде лучше не показываться.
- Конечно, проходи, - Маклауд посторонился, пропуская Кая в холл, - но все-таки…
- Давай я посмотрю, - сказал Бэнтли и, пересев поближе к окну, поманил мальчишку рукой. – Мне тоже когда-то нос разбивали.
- Тебе? – недоверчиво посмотрел на него Кай, подойдя ближе. – Врешь!
Кент невольно улыбнулся и опустил голову. Два года назад, когда поселок подключали к беспроводной электросети, Тандэрберг один таскал на плече двухсоткилограммовые мачты передатчиков от вертолета до места их установки. С тех пор его авторитет, как самого сильного в поселке, оставался непоколебим среди местной детворы.
