– Одного хочу, чтоб жениться как раз и хватит, а вот чтоб содержать семью, и быть для женщины опорой, просто хочу уже не хватит. Тут нужны другие подключать моменты.
– Какие?
– А это ты должен спросить не у меня, а у себя. На сегодня урок мы завершим… Иди домой. Подумай. А завтра снова приходи и дашь ты мне ответ на заданный тобой вопрос.
21.
И снова петушиный крик всем объявил, что новый день настал.
Ивар с Меланьей к царю уж собрались, детей к соседке отвели, а сами на телегу, и поехали. Уже дорога вся знакомая, и мысли в головах не самые весёлые. Очередная ночь бессонная. И небо что-то стало хмуриться у них над головами.
Ворота перед ними стража распахнула, и вот они уже предстали пред царём.
По знаку царскому Меланью увели, а Ивар с правителем остался.
– Ну, что сын мой, пока жена твоя с учителем, у меня к тебе есть насколько вопрос.
Пахарь, нахмурившись, стоял перед правителем, и даже не скрывал, что недоволен.
– Да брови ты не хмурь, и не серчай, я же для вас стараюся, и для народа. Чтоб вам же было хорошо, – слова на Ивара не произвели эффекта, мужик стоит всё так же хмурясь. – Ты лучше мне скажи, как вы вечер провели и ночь?
– Никак, – буркнул пахарь ему в ответ, и отвернулся.
– А ты жену то любишь?
– Что за вопросы?! – злился Ивар. – Мы с ней повенчаны навек!
– Да не кипятись ты, понятно, что повенчаны вы перед Богом. Я же не об этом спрашиваю, а о вещах земных. Вы как к друг другу телом и душою.
– У нас и дети есть.
– Да знаю я, что дети есть, но я же не об этом. Ты мне скажи, когда жене красивые слова ты говорил?
– Чего? – опешил Ивар, аж хмурится от неожиданности перестал.
– Понятно, – вздохнул правитель. – Вот в этом, видимо и вся ваша беда.
–Чего? – повторился Ивар.
– С женой вы обычно об чём болтаете?
– Чего болтать мне с нею, она же баба, придёт сам, что надо ей, попросит, сделаю. Её же только зацепи, потом рот то не закроешь и всё одно и тоже. Дети. То сопли, то зубки режутся, то болят животики и грязные штаны опять сменила, кучу стирки снова собралось…
– Понятно, – снова вздохнул правитель. – Попробую тебе я пояснить, мужик ты знаю, не дурак, должон понять. Представим мы, что у конюшни собрались мужики… О чем они болтают?
– … о том, что лошади не чищены, навоз не убран, овёс весь отсырел…
– Ещё…
– Да мало ли об чём они болтают, – сердился Ивар.
– Хорошо, на другой день снова у конюшни собрались мужики… О чём они болтают?
– Да тоже самое…
– Хорошо, ещё на другой день, всё там же собрались мужики. О чём они там разговаривают?
Ивар на правителя уставился опешив.
– Ну что смотришь, о чём в другой раз болтают мужики, собравшись у конюшни? – он повторил вопрос.
– … эээ…
– Вот так и ты с женой своей Меланьей. Каждый день всё об одном и том же… а ты с ней по душам хоть раз бы поболтал… не о соплях и детских испачканных штанах, а хоть бы о цветах… Какие твоя жена любит цветы?
– … эээ… ромашки полевые.
– А ты когда цветы жене дарил?
– … эээ…
– Вот то-то и оно, – вздохнул правитель. – Не толком пообщаться, ни цветочек подарить, иль любой другой приятный знак внимания друг другу сделать вам самим … Вот так вот ваш семейный быт и тонет в соплях, да штанах детских, грязных… Не ошибусь если скажу, что и жена твоя, да и ты тоже, так со дня свадьбы и живёте, а что, ведь так же жили ваши старики.
– Ну да… – кивнул мужик, снова хмуря брови.
– Да ты не супься, я ж не ругать тебя позвал, а просто пообщаться… Ты ж за советом сам ко мне пришёл. И я хочу тебе помочь, и не просто на словах советом, а чем-то более полезным. Да, понимаю, не всё так просто. А сейчас, всё стало даже хуже, на твой взгляд. И этим ты как раз и недоволен, и ты частично даже прав. Но я ж не просто так всё это вот затеял, и как отец для своего народа, я вам даю уроки мудрости особой. А уж им внемлите, или из-под палки будете вы слушать, тут я уж не владыка вам вы ж вроде взрослые все люди. И ты сейчас уж волен уйти, или остаться… Решать тебе… – Ивар слушал царя ещё сильнее хмурясь. – … ну а пока ты думаешь, я продолжу. И предлагаю начать с простого, сегодня вечером придёте вы домой, и после ужина, а можно и вовремя, попробуй ты с женой поговорить.
– О чём?
– Да хоть бы о погоде, о цветах, что встретили вы в поле по дороге.
– И что мне это даст?
– Начни, а там уж будет видно.
– Ну хорошо, попробую…– с неохотой пахарь согласился.
А в это время Меланью к Лейле привели.
– Ну, что подруга как дела? – спросила у неё заморская девица.
– Да вот, не очень. Муж мой не такой, как ты понятливый, и я не знаю, как ему всё объяснить, и мы, наверное, с учением нашим сегодня и закончим.
– Ууууу, – произнесла протяжно Лейла. – Я понимаю, мужики они такие. И объяснить им что-то очень сложно. Но, что касается уроков, тут уж не мы решаем, а ваш правитель. Он же указ издал, мы вам даны лишь только в помощь.
– Но чем ты можешь мне помочь, муж дома сердится. И стало очень худо мне, и детки тоже грустные все стали. Они же видят, как их папка хмурит брови.
– Так этому есть простое объяснение.
– Какое?
– Ты ж помнишь, как детей рожала, в муках, и как это было больно.
– Ой не надо, не напоминай… – руками Меланья замахала.
– Я это говорю к тому, что сейчас твоя семья как заново рождается, а это, сама ты понимать должна, процесс не быстрый и не всегда приятный. Да будет больно, но не долго.
– Но …
–Никаких, но, мы только время попусту теряем. Нам давно пора начать урок.
– Ну… ладно… – со вздохом согласилась Меланья.
– Идём, – её схватила за руку Лейла и повела к большому зеркалу за шторкой.
–Ого, – опешила Меланья, увидев в отражении себя всю целиком.
– Ты в зеркало, когда вот так вот на себя вся любовалась?
– Да никогда, у нас таких больших и нет ни у кого…
– А это плохо. Да женщины — ведь это важно, смотреть на отражение своё. Ты посмотри же на себя, какая ты красивая.
–Кто, я?! – опешила Меланья.
– Конечно ты, кто же ещё. Какой у тебя рост, коса красивая какая. И руки, а бёдра… за тряпками твоими их хоть и не видать, но силуэт же можно угадать…
– Да что там видно, – зарделась жена пахаря краснея. – Простые бёдра, и волосы обычные… Вот ты, прям настоящая принцесса. А я так, женщина обычная.
– Ох крепко ж вбили в вас натуру бабскую, – рассердилась Лейла. – Ты женщина, творенье Божье, ты чудесна. И для мужчин услада глаз. А уж для мужа – ты богиня наслажденья, но за тряпьём твоим естественно не видно этого.
– Чего не видно? – опешила Меланья и половины, не поняв из того, что ей сказали.
– О Боги, – вздохнула Лейла. – Скажу тогда по проще. Ты тело своё любишь?
– Чего? – снова спросила женщина, уставившись на деву округлив глаза.
¬– Понятно, вот в этом корень всех твоих проблем. Ну хоть это стало мне понятно, – она пристально на Меланью посмотрела. – Ой не легко нам будет, но если мы сумеем этого шайтана одолеть, то всё в твоей семейной жизни сразу будет хорошо.
– Я что-то не пойму тебя.
– Тут главное, что я всё поняла, – ей Лейла улыбнулась. – И знаю, как тебе теперь помочь. Ты только слушайся меня.
– Ну хорошо, – кивнула пахаря жена. – Что нужно делать? Ты, видно, знаешь больше моего…
– Как только ты себя полюбишь, так сразу все с тебя с падут оковы, и с мужем станешь ты единым целым в тот же миг.
– … ээээ….
– Ну а теперь давай уж по порядку, что в зеркале мы видим?
– Меня… стою я тут и не знаю, что и думать, – руками развела Меланья.
– И это хорошо, с глазами у тебя всё хорошо, осталось лишь увидеть чудо.
– Где чудо?
– А это мы как раз и будем выяснять. А сейчас смотрим на отражение своё… Внимательно смотри…
– И что? – Меланья сарафан поправила, схватилась за передник, руками его нервно теребя.
– Вот! Вот она твоя проблема… – руками замахала Лейла. –Ты вся зажатая стоишь и нервничаешь. И так всю твою жизнь.
– Я… да нет… тут у вас такие богатые покои, и ты такая вся стоишь красивая, а я…
– Вот именно, зачем ты стала сравнивать вот это всё с собой? – она широким жестом обвела руками комнату.
– … эээ…
– Вот смотри, – Лейла схватила подушку и цветок из вазы. – Что у меня в руках?
– Цветок прекрасный и подушка мягкая такая прям к ней хочется прижаться.
– Правильно, они же одинаковые?
– Нет, что ты.
– Вот именно. Они же разные, подушка и цветок. И каждый из предметов по-своему прекрасен, их можно сравнивать друг с другом?
– Конечно нет.
– Вот именно. Так вот ты – мягкая подушка, – Лейла ей кинула подушку. – А я цветок. Мы разные, но мы по-своему особенные и неповторимые.
Меланья поймала и к себе прижала думку.
– Смотри какая ты милашка. Ты мягкая, и бархатно-приятная, – Лейла к ней подошла и обняла поглаживая. – Ты словно пухом изнутри наполнена лебяжьем. И грудь твоя, и стан, и ноги, услада для мужчин, но ты всё это прячешь. Ладно прячешь от других, но мужа то ты почему лишаешь этой красоты?
– … эээ…
– Твой муж, тебя прижмёт, как ты сейчас подушку, и всё. Вам большего же и не нужно. Есть ты, есть он. Да где-то там вдруг дети, иль сосед вдруг за забором промелькнёт… да это разве важно? Когда с тобою рядом любимый муж, тебя прижал к себе и весь такой горячий, жаждет быть рядом только лишь с тобой…
– … эээ…
– А ты его…, – Лейла грубо вырвала из рук Мелании подушку. – Раз и оттолкнула, – она швырнула подушку на пол.
– Аааааа, – воскликнула Меланья, кидаясь, поднять, но Лейла не позволила ей это сделать… – Нельзя, на вас же смотрят, в вдруг чего не то подумают, а как же дети…
Меланья замерла… И снова попыталась поднять.
– Нельзя, – Лейла пнула подушку. – На вас же люди смотрят…
– Но муж меня же не пинает…
– Ну и после того, как ты его оттолкнула от себя он больше ж не подходит…
– Ну нет… ну да… ну… – он то подходит… то я к нему…
– Вот именно, он то подходит, и ты к нему, а где горячесть тела, где единство душ после такого? – она снова демонстративно подушку пнула.
– …
– Урок сегодня мы закончим, иди домой, и завтра жду тебя я снова.
Ивар с женой домой поехал, а тем временем Могута во дворец пришёл…
Он был мрачнее чёрной тучи, того и жди грозою страшной разорвётся. От думок худо было мужику.
Его к Мадлене слуги проводили…
Помощник кузнеца в дверях остановился, боясь наделать бед непоправимых.
– Ты проходи, чего встал у порога, – Мадлена жестом поманила мужика.
– Да я тут это… лучше бы не надо, а то я опасаюсь…
– Чего?
– Да вот …
– Понятно, – едва улыбка скользнула по губам у чудной дивы. – Всё понимаю, и бурю, что внутри тебя сейчас бушует, не просто будет усмирить. И это же понятно, такое воздержанье всегда плохо для любого, не важно мужчина ты иль женщина. Мы созданы, чтобы телами друг с другом в любовной неге утопать. Ты всё же проходи, в ногах то правды нет, и не боись.
Могута через силу сделал шаг и снова замер.
– И раз для нас нет больше тем запретных, и я твою проблему знаю, тебе задам прямой вопрос. Ты муж уж зрелый, ответить должен честно.
– Задавайте.
– Ты тело своё любишь?
– Чего? – опешил помощник кузнеца и от удивления аж позабыл про всё о чём до этого он думки в голове гонял.
– Со слухом проблем как вроде не было, ну ладно повторю вопрос. Ты тело своё любишь?
– Чего?
– Ты ж вроде не глухой, а спрашиваешь будто недослышал.
– Да слышу я, и не пойму, чего за странные у вас вопросы.
– Не странный, а вполне обычный. И напрямую связанный с твоей бедой.
– Не понимаю я.
– Всё очень просто, ты знаешь, как ты выглядишь в глазах других, и кем ты сам себя считаешь?
– Могута я, помощник кузнеца, пока я с вами время тут теряю, там без меня кузнец один с заказами ...
– А кем жена тебя считает?
– Мы с ней повенчаны были с разрешенья отцов и матерей.
– А своё мнение у тебя имеется?
– Чего?
– Понятно… начнём с начала… – вздохнув, Мадлена взяла кувшин, налила себе, подошла к кровати и легла, удобно на подушках развалясь. – Ты так в дверях стоять и будешь?
Могута всё так же продолжать стоять и мяться у порога.
– Ну ладно стой, – Мадлена отвернулась от него сделав глоток. – А я, как раз, перед твоим приходом размышляла, о том, что человек не может жить без радости. Вот ты когда последний раз смеялся?
– Чего?
– Вот и я о том же говорю. Что, как только с лица улыбка исчезает, то человек становится другим. Он будто слепнет, глохнет, а ещё бывает немеет, и будто отмирает, или деревенеет…
– Чего?
– Вот и тебе об этом же толкую. Что ты, вдруг потеряв возможность быть собою, стал глух, а скоро можешь и ослепнуть.
– Чего?
Мадлена грустно вновь вздохнула и сделала глоток, кусочком яблока небрежно закусила, и повернулась к мужику.
– Иди ко мне, – рукой ему махнула, распахивая пеньюар.
Могута, увидев это, в лице переменился, побледнел… попятился назад. Вдруг быстро повернулся и резко двери распахнув сбежал…
22.
Бежал Могута долго. Без оглядки. И остановился лишь тогда, когда, внутри всё загорелось, закололо, он задыхался и хрипел, хватая воздух ртом не в силах отдышаться. Упал. И долго так лежал, пока в себя он не пришёл. – «Да что же за напасть то с ним случилась? Сначала перестал быть мужиком, теперь вот это всё вдруг на него свалилось? Как будто порчу кто навёл?» – едва стал приходить в себя мужик, как мысли чёрные полезли в голову ему. И стало так обидно вдруг, вот аж до слёз. Да только плакать он не мог, всё пересохло так, что даже языком ворочать он не мог. С трудом поднялся, не обращая внимание на то, что весь в пыли, поплёлся он, скрываясь лесополками, избегая хожих троп. Добрался канала, напился, да умылся. Пыль отряхнул с рубахи да штанов. И домой поплёлся.
Ивар с женою тоже к дому направлялись, и каждый думал о своём.
Ивар слова царя обдумывал, нахмурив брови. «С женою надо ему поговорить… А об чём?» – задумался… И покосился на Меланью. Та сидела на другом краю телеге отвернувшись от него. – «Сейчас вот только запеци её, начнётся: бельё уж другой день не стирано, пока они к царю туда-сюда мотаются, там двор бесхозный. И печь потухшую, пока растопишь, и тесто ночью только подойдёт… а нужно ж пирогов ещё напечь на завтра, да запарить кашу, да сыр поставить. Посуду вымыть, пол подместь, белье развесить…» – он снова на жену украдкой посмотрел и поспешно отвернулся. Пока она всем этим будет занята, у самого то дел не в проворот. Воды побольше натаскать, и дров. Навоз убрать, и двор. Опять пока управимся мы оба, уж ночь глубокая придёт. А утром снова нам к царю. Да сколько ж нам ещё так мучаться?
Меланья тоже над словами Лейлы всё раздумывала: «Права заморская девица, ой как права» – на пахаря она украдкою взглянула и быстро отвернулась. – «Но как мне мужу это всё донесть?» – снова горестно вздохнула. –«Что женская такая доля в муках рожать и всё терпеть. Откуда мужику это понять? Она вот женщина – поэтому ей с Лейлой и легко. Она то знает, как это носить дитя под сердцем. А муж у ней хоть и хороший, но что он понимает в женской доле?
Сияна тоже домой спешила. Дороги все знакомые родные. В душе девичьей был переворот. Она рвалась к Степану, и тут же в предвкушенье замирала. Слова Амины хоть и были немного утешеньем, но что же ждёт их впереди…
Степен брёл понуро, очи долу опустив, ногами поднимая пыль А в голове слова звучали от Мадлены «Ты не готов жениться!» – Ну как же не готовый если я хоть щас бы под венец Сияну на руках отнёс бы… Без свадьбы без приданного.
– Какие?
– А это ты должен спросить не у меня, а у себя. На сегодня урок мы завершим… Иди домой. Подумай. А завтра снова приходи и дашь ты мне ответ на заданный тобой вопрос.
21.
И снова петушиный крик всем объявил, что новый день настал.
Ивар с Меланьей к царю уж собрались, детей к соседке отвели, а сами на телегу, и поехали. Уже дорога вся знакомая, и мысли в головах не самые весёлые. Очередная ночь бессонная. И небо что-то стало хмуриться у них над головами.
Ворота перед ними стража распахнула, и вот они уже предстали пред царём.
По знаку царскому Меланью увели, а Ивар с правителем остался.
– Ну, что сын мой, пока жена твоя с учителем, у меня к тебе есть насколько вопрос.
Пахарь, нахмурившись, стоял перед правителем, и даже не скрывал, что недоволен.
– Да брови ты не хмурь, и не серчай, я же для вас стараюся, и для народа. Чтоб вам же было хорошо, – слова на Ивара не произвели эффекта, мужик стоит всё так же хмурясь. – Ты лучше мне скажи, как вы вечер провели и ночь?
– Никак, – буркнул пахарь ему в ответ, и отвернулся.
– А ты жену то любишь?
– Что за вопросы?! – злился Ивар. – Мы с ней повенчаны навек!
– Да не кипятись ты, понятно, что повенчаны вы перед Богом. Я же не об этом спрашиваю, а о вещах земных. Вы как к друг другу телом и душою.
– У нас и дети есть.
– Да знаю я, что дети есть, но я же не об этом. Ты мне скажи, когда жене красивые слова ты говорил?
– Чего? – опешил Ивар, аж хмурится от неожиданности перестал.
– Понятно, – вздохнул правитель. – Вот в этом, видимо и вся ваша беда.
–Чего? – повторился Ивар.
– С женой вы обычно об чём болтаете?
– Чего болтать мне с нею, она же баба, придёт сам, что надо ей, попросит, сделаю. Её же только зацепи, потом рот то не закроешь и всё одно и тоже. Дети. То сопли, то зубки режутся, то болят животики и грязные штаны опять сменила, кучу стирки снова собралось…
– Понятно, – снова вздохнул правитель. – Попробую тебе я пояснить, мужик ты знаю, не дурак, должон понять. Представим мы, что у конюшни собрались мужики… О чем они болтают?
– … о том, что лошади не чищены, навоз не убран, овёс весь отсырел…
– Ещё…
– Да мало ли об чём они болтают, – сердился Ивар.
– Хорошо, на другой день снова у конюшни собрались мужики… О чём они болтают?
– Да тоже самое…
– Хорошо, ещё на другой день, всё там же собрались мужики. О чём они там разговаривают?
Ивар на правителя уставился опешив.
– Ну что смотришь, о чём в другой раз болтают мужики, собравшись у конюшни? – он повторил вопрос.
– … эээ…
– Вот так и ты с женой своей Меланьей. Каждый день всё об одном и том же… а ты с ней по душам хоть раз бы поболтал… не о соплях и детских испачканных штанах, а хоть бы о цветах… Какие твоя жена любит цветы?
– … эээ… ромашки полевые.
– А ты когда цветы жене дарил?
– … эээ…
– Вот то-то и оно, – вздохнул правитель. – Не толком пообщаться, ни цветочек подарить, иль любой другой приятный знак внимания друг другу сделать вам самим … Вот так вот ваш семейный быт и тонет в соплях, да штанах детских, грязных… Не ошибусь если скажу, что и жена твоя, да и ты тоже, так со дня свадьбы и живёте, а что, ведь так же жили ваши старики.
– Ну да… – кивнул мужик, снова хмуря брови.
– Да ты не супься, я ж не ругать тебя позвал, а просто пообщаться… Ты ж за советом сам ко мне пришёл. И я хочу тебе помочь, и не просто на словах советом, а чем-то более полезным. Да, понимаю, не всё так просто. А сейчас, всё стало даже хуже, на твой взгляд. И этим ты как раз и недоволен, и ты частично даже прав. Но я ж не просто так всё это вот затеял, и как отец для своего народа, я вам даю уроки мудрости особой. А уж им внемлите, или из-под палки будете вы слушать, тут я уж не владыка вам вы ж вроде взрослые все люди. И ты сейчас уж волен уйти, или остаться… Решать тебе… – Ивар слушал царя ещё сильнее хмурясь. – … ну а пока ты думаешь, я продолжу. И предлагаю начать с простого, сегодня вечером придёте вы домой, и после ужина, а можно и вовремя, попробуй ты с женой поговорить.
– О чём?
– Да хоть бы о погоде, о цветах, что встретили вы в поле по дороге.
– И что мне это даст?
– Начни, а там уж будет видно.
– Ну хорошо, попробую…– с неохотой пахарь согласился.
А в это время Меланью к Лейле привели.
– Ну, что подруга как дела? – спросила у неё заморская девица.
– Да вот, не очень. Муж мой не такой, как ты понятливый, и я не знаю, как ему всё объяснить, и мы, наверное, с учением нашим сегодня и закончим.
– Ууууу, – произнесла протяжно Лейла. – Я понимаю, мужики они такие. И объяснить им что-то очень сложно. Но, что касается уроков, тут уж не мы решаем, а ваш правитель. Он же указ издал, мы вам даны лишь только в помощь.
– Но чем ты можешь мне помочь, муж дома сердится. И стало очень худо мне, и детки тоже грустные все стали. Они же видят, как их папка хмурит брови.
– Так этому есть простое объяснение.
– Какое?
– Ты ж помнишь, как детей рожала, в муках, и как это было больно.
– Ой не надо, не напоминай… – руками Меланья замахала.
– Я это говорю к тому, что сейчас твоя семья как заново рождается, а это, сама ты понимать должна, процесс не быстрый и не всегда приятный. Да будет больно, но не долго.
– Но …
–Никаких, но, мы только время попусту теряем. Нам давно пора начать урок.
– Ну… ладно… – со вздохом согласилась Меланья.
– Идём, – её схватила за руку Лейла и повела к большому зеркалу за шторкой.
–Ого, – опешила Меланья, увидев в отражении себя всю целиком.
– Ты в зеркало, когда вот так вот на себя вся любовалась?
– Да никогда, у нас таких больших и нет ни у кого…
– А это плохо. Да женщины — ведь это важно, смотреть на отражение своё. Ты посмотри же на себя, какая ты красивая.
–Кто, я?! – опешила Меланья.
– Конечно ты, кто же ещё. Какой у тебя рост, коса красивая какая. И руки, а бёдра… за тряпками твоими их хоть и не видать, но силуэт же можно угадать…
– Да что там видно, – зарделась жена пахаря краснея. – Простые бёдра, и волосы обычные… Вот ты, прям настоящая принцесса. А я так, женщина обычная.
– Ох крепко ж вбили в вас натуру бабскую, – рассердилась Лейла. – Ты женщина, творенье Божье, ты чудесна. И для мужчин услада глаз. А уж для мужа – ты богиня наслажденья, но за тряпьём твоим естественно не видно этого.
– Чего не видно? – опешила Меланья и половины, не поняв из того, что ей сказали.
– О Боги, – вздохнула Лейла. – Скажу тогда по проще. Ты тело своё любишь?
– Чего? – снова спросила женщина, уставившись на деву округлив глаза.
¬– Понятно, вот в этом корень всех твоих проблем. Ну хоть это стало мне понятно, – она пристально на Меланью посмотрела. – Ой не легко нам будет, но если мы сумеем этого шайтана одолеть, то всё в твоей семейной жизни сразу будет хорошо.
– Я что-то не пойму тебя.
– Тут главное, что я всё поняла, – ей Лейла улыбнулась. – И знаю, как тебе теперь помочь. Ты только слушайся меня.
– Ну хорошо, – кивнула пахаря жена. – Что нужно делать? Ты, видно, знаешь больше моего…
– Как только ты себя полюбишь, так сразу все с тебя с падут оковы, и с мужем станешь ты единым целым в тот же миг.
– … ээээ….
– Ну а теперь давай уж по порядку, что в зеркале мы видим?
– Меня… стою я тут и не знаю, что и думать, – руками развела Меланья.
– И это хорошо, с глазами у тебя всё хорошо, осталось лишь увидеть чудо.
– Где чудо?
– А это мы как раз и будем выяснять. А сейчас смотрим на отражение своё… Внимательно смотри…
– И что? – Меланья сарафан поправила, схватилась за передник, руками его нервно теребя.
– Вот! Вот она твоя проблема… – руками замахала Лейла. –Ты вся зажатая стоишь и нервничаешь. И так всю твою жизнь.
– Я… да нет… тут у вас такие богатые покои, и ты такая вся стоишь красивая, а я…
– Вот именно, зачем ты стала сравнивать вот это всё с собой? – она широким жестом обвела руками комнату.
– … эээ…
– Вот смотри, – Лейла схватила подушку и цветок из вазы. – Что у меня в руках?
– Цветок прекрасный и подушка мягкая такая прям к ней хочется прижаться.
– Правильно, они же одинаковые?
– Нет, что ты.
– Вот именно. Они же разные, подушка и цветок. И каждый из предметов по-своему прекрасен, их можно сравнивать друг с другом?
– Конечно нет.
– Вот именно. Так вот ты – мягкая подушка, – Лейла ей кинула подушку. – А я цветок. Мы разные, но мы по-своему особенные и неповторимые.
Меланья поймала и к себе прижала думку.
– Смотри какая ты милашка. Ты мягкая, и бархатно-приятная, – Лейла к ней подошла и обняла поглаживая. – Ты словно пухом изнутри наполнена лебяжьем. И грудь твоя, и стан, и ноги, услада для мужчин, но ты всё это прячешь. Ладно прячешь от других, но мужа то ты почему лишаешь этой красоты?
– … эээ…
– Твой муж, тебя прижмёт, как ты сейчас подушку, и всё. Вам большего же и не нужно. Есть ты, есть он. Да где-то там вдруг дети, иль сосед вдруг за забором промелькнёт… да это разве важно? Когда с тобою рядом любимый муж, тебя прижал к себе и весь такой горячий, жаждет быть рядом только лишь с тобой…
– … эээ…
– А ты его…, – Лейла грубо вырвала из рук Мелании подушку. – Раз и оттолкнула, – она швырнула подушку на пол.
– Аааааа, – воскликнула Меланья, кидаясь, поднять, но Лейла не позволила ей это сделать… – Нельзя, на вас же смотрят, в вдруг чего не то подумают, а как же дети…
Меланья замерла… И снова попыталась поднять.
– Нельзя, – Лейла пнула подушку. – На вас же люди смотрят…
– Но муж меня же не пинает…
– Ну и после того, как ты его оттолкнула от себя он больше ж не подходит…
– Ну нет… ну да… ну… – он то подходит… то я к нему…
– Вот именно, он то подходит, и ты к нему, а где горячесть тела, где единство душ после такого? – она снова демонстративно подушку пнула.
– …
– Урок сегодня мы закончим, иди домой, и завтра жду тебя я снова.
Ивар с женой домой поехал, а тем временем Могута во дворец пришёл…
Он был мрачнее чёрной тучи, того и жди грозою страшной разорвётся. От думок худо было мужику.
Его к Мадлене слуги проводили…
Помощник кузнеца в дверях остановился, боясь наделать бед непоправимых.
– Ты проходи, чего встал у порога, – Мадлена жестом поманила мужика.
– Да я тут это… лучше бы не надо, а то я опасаюсь…
– Чего?
– Да вот …
– Понятно, – едва улыбка скользнула по губам у чудной дивы. – Всё понимаю, и бурю, что внутри тебя сейчас бушует, не просто будет усмирить. И это же понятно, такое воздержанье всегда плохо для любого, не важно мужчина ты иль женщина. Мы созданы, чтобы телами друг с другом в любовной неге утопать. Ты всё же проходи, в ногах то правды нет, и не боись.
Могута через силу сделал шаг и снова замер.
– И раз для нас нет больше тем запретных, и я твою проблему знаю, тебе задам прямой вопрос. Ты муж уж зрелый, ответить должен честно.
– Задавайте.
– Ты тело своё любишь?
– Чего? – опешил помощник кузнеца и от удивления аж позабыл про всё о чём до этого он думки в голове гонял.
– Со слухом проблем как вроде не было, ну ладно повторю вопрос. Ты тело своё любишь?
– Чего?
– Ты ж вроде не глухой, а спрашиваешь будто недослышал.
– Да слышу я, и не пойму, чего за странные у вас вопросы.
– Не странный, а вполне обычный. И напрямую связанный с твоей бедой.
– Не понимаю я.
– Всё очень просто, ты знаешь, как ты выглядишь в глазах других, и кем ты сам себя считаешь?
– Могута я, помощник кузнеца, пока я с вами время тут теряю, там без меня кузнец один с заказами ...
– А кем жена тебя считает?
– Мы с ней повенчаны были с разрешенья отцов и матерей.
– А своё мнение у тебя имеется?
– Чего?
– Понятно… начнём с начала… – вздохнув, Мадлена взяла кувшин, налила себе, подошла к кровати и легла, удобно на подушках развалясь. – Ты так в дверях стоять и будешь?
Могута всё так же продолжать стоять и мяться у порога.
– Ну ладно стой, – Мадлена отвернулась от него сделав глоток. – А я, как раз, перед твоим приходом размышляла, о том, что человек не может жить без радости. Вот ты когда последний раз смеялся?
– Чего?
– Вот и я о том же говорю. Что, как только с лица улыбка исчезает, то человек становится другим. Он будто слепнет, глохнет, а ещё бывает немеет, и будто отмирает, или деревенеет…
– Чего?
– Вот и тебе об этом же толкую. Что ты, вдруг потеряв возможность быть собою, стал глух, а скоро можешь и ослепнуть.
– Чего?
Мадлена грустно вновь вздохнула и сделала глоток, кусочком яблока небрежно закусила, и повернулась к мужику.
– Иди ко мне, – рукой ему махнула, распахивая пеньюар.
Могута, увидев это, в лице переменился, побледнел… попятился назад. Вдруг быстро повернулся и резко двери распахнув сбежал…
22.
Бежал Могута долго. Без оглядки. И остановился лишь тогда, когда, внутри всё загорелось, закололо, он задыхался и хрипел, хватая воздух ртом не в силах отдышаться. Упал. И долго так лежал, пока в себя он не пришёл. – «Да что же за напасть то с ним случилась? Сначала перестал быть мужиком, теперь вот это всё вдруг на него свалилось? Как будто порчу кто навёл?» – едва стал приходить в себя мужик, как мысли чёрные полезли в голову ему. И стало так обидно вдруг, вот аж до слёз. Да только плакать он не мог, всё пересохло так, что даже языком ворочать он не мог. С трудом поднялся, не обращая внимание на то, что весь в пыли, поплёлся он, скрываясь лесополками, избегая хожих троп. Добрался канала, напился, да умылся. Пыль отряхнул с рубахи да штанов. И домой поплёлся.
Ивар с женою тоже к дому направлялись, и каждый думал о своём.
Ивар слова царя обдумывал, нахмурив брови. «С женою надо ему поговорить… А об чём?» – задумался… И покосился на Меланью. Та сидела на другом краю телеге отвернувшись от него. – «Сейчас вот только запеци её, начнётся: бельё уж другой день не стирано, пока они к царю туда-сюда мотаются, там двор бесхозный. И печь потухшую, пока растопишь, и тесто ночью только подойдёт… а нужно ж пирогов ещё напечь на завтра, да запарить кашу, да сыр поставить. Посуду вымыть, пол подместь, белье развесить…» – он снова на жену украдкой посмотрел и поспешно отвернулся. Пока она всем этим будет занята, у самого то дел не в проворот. Воды побольше натаскать, и дров. Навоз убрать, и двор. Опять пока управимся мы оба, уж ночь глубокая придёт. А утром снова нам к царю. Да сколько ж нам ещё так мучаться?
Меланья тоже над словами Лейлы всё раздумывала: «Права заморская девица, ой как права» – на пахаря она украдкою взглянула и быстро отвернулась. – «Но как мне мужу это всё донесть?» – снова горестно вздохнула. –«Что женская такая доля в муках рожать и всё терпеть. Откуда мужику это понять? Она вот женщина – поэтому ей с Лейлой и легко. Она то знает, как это носить дитя под сердцем. А муж у ней хоть и хороший, но что он понимает в женской доле?
Сияна тоже домой спешила. Дороги все знакомые родные. В душе девичьей был переворот. Она рвалась к Степану, и тут же в предвкушенье замирала. Слова Амины хоть и были немного утешеньем, но что же ждёт их впереди…
Степен брёл понуро, очи долу опустив, ногами поднимая пыль А в голове слова звучали от Мадлены «Ты не готов жениться!» – Ну как же не готовый если я хоть щас бы под венец Сияну на руках отнёс бы… Без свадьбы без приданного.
