Отец со злостью дернул ее на себя, выворачивая ей ноги и рывком входя в нее. Едва уловимы выдох девушки, и ее равнодушный взгляд в сторону моего отца, в какой-то момент распылил его еще больше, но сделав пару толчков, он вдруг резко остановился, и, дернув, девушку на себя заставил ее выгнуться. Хруст позвонков и суставов в руках, приятным теплом разошелся у меня по телу, и тут же пропал, так как девушка вообще никак не отреагировала.
– Серк, – громко крикнул, отец, и на его зов тут же явился, мой старший брат. В его взгляде легко прочиталась издевка, типа, что брат опять ты слабак, и не сможешь довести начатое дело до конца, смотри, как работаю профессионалы. Серк вывернул ее еще сильнее, проведя пальцами по животу выпуская тонкие когти, оставляя глубокие царапину на ее животе и спуская ниже, точно посередине, вгрызаясь в плоть едва покрытого пушком треугольника раздвигая пальцами губки впиваясь в нежную плоть смачно обсасывая ее, подрезая тонкую кожу острым кончиком ногтя. Смесь ярости отца, желания угодить моего брата, и просыпающийся во мне интерес, чем же это теперь все закончиться, немного оживили меня, я немного отошел от них, и поймал взгляд этой девушке. Ее полное равнодушие и отсутствие каких-либо эмоций почему-то обрадовало меня. Серк, тоже начал улавливать странную реакцию нашей жертвы, и перешел, как он думал, к более решительным действиям. Освободив ее от зажимов, он стал ее переворачивать.
– Парни давайте поскорее заканчивайте уже, мне к проверке готовиться нужно, – поворачивалась девушка, укладываясь на живот, помогая Серку. – Она приподняла ногу повыше на стол. – Так ты быстрее кончишь? – спросила она, повернувшись к моему брату. Я едва удержал в себе смешок, когда мой брат вошел в нее и тут же отскочил от нее, испуганно схватив себя за обмякшую плоть.
– Отец, – проскулил Серк, глядя на него, – Я не понимаю, что со мной.
Девушка, медленно опустила ногу, выпрямилась и повернулась к нам.
– А говорили что вы маньяки, страшные, насильники каких вселенная еще не знала, – с презрением и равнодушием произнесла она и её презрение было лишь мимикой на лице, плюнув в сторону моего брата. Из вас троих, только этот, – указала она на Ликарда, – Хоть что-то попытался сделать. Хотя и ты, – укоризненно покачала она головой, – В итоге оказался пустышкой, – вздохнула она, хромая подошла к месту, где на полу валялось ее разорванное платье, надела его, как смогла, прикрываясь и завязывая узлами, чтоб оно хоть как-то на ней держалось. – Новое платье, порвали, – ворчала она, игнорируя нас. – Парни, в следующий раз, если надумаете, не нужно рвать на мне одежду, я лучше сама все сниму, договорились? – она смерила нас равнодушным взглядом и вышла из комнаты.
Я поспешил за ней, и видел как она, не спеша спокойно хромая, шла по коридору и ее все пропускали, провожая взглядами.
В тот день мы узнали, что во вселенной мы не всемогущие и единственное, что нас может остановить или даже убить, это отсутствие каких либо эмоций.
Эта девушка и ее семья оказались единственные, кто после нас не только выжил, их мы больше не трогали. И они оказались единственные, за кого отец вернул не только предоплату, но и выплатил неустойку за невыполненный заказ. После этого случая, все заказы, прежде чем брались, тщательно проверялись.
Сидя в баре мира под названием «черная дыра» (Изолированный мир населенный теми кого считают вне закона. прим автора) я наслаждался свободой о которой даже мечтать не мог пока жил в клане. Чёрная дыра была единственным местом во всей вселенной, где у меня никогда не спросят документов, откуда я прибыл и что собираюсь делать? Это место, куда в здравом уме мало кто пойдет по доброй воле. Даже полицейские сюда лишь изредка заглядывают и только под охраной тех, кого в любом другом мире они сразу же, бы, посадили, даже не дожидаясь какого либо суда, или следствия.
Для меня это место стало настоящим раем, здесь все было пропитано ненависть, страхом и кровью. Еды было столько, что первое время я чуть не умер обожравшись и не в силах был пошевелиться, и в таком состоянии я был схвачен какими-то головорезами. Они заперлись со мной в какой-то комнатушке, и лежа посреди комнаты с жестким эмоциональным передозом, в луже их крови, я думал, что теперь точно умру, вспоминая слова отца. Наш голод, жажда и зависимость от эмоций делает нас уязвимыми перед нашими же эмоциями. Как бы вам не хотелось еще и еще, у наших тел и мозговой активность есть свой предел, и, перейдя эту грань, вы рискуете умереть от эмоционального передоза. Никогда не впитывайте в себя больше, чем выдержит ваш организм. И чтоб нам было понятно, в комнате появился мальчонка. Один из наших братьев меньших. Ему было года три не больше, отец положил мальчишку на грудь разложенной на столе жертвы, жертва взвыла, а пацанчик жадно вцепился ей в сосок. Урча и мурча, он обсасывал грудь, а отец стимулировал жертву, возбуждая ее, заставляя ее выгибаться, стонать и кричать, прижимая к себе ребенка. Было видно что, малой уже насытился, но жадность не отпускала его, и он продолжал вгрызаться в грудь жертве. Урча уже от боли, живот его заметно округлился и стал надуваться, из ушей и носа мальчонки пошла кровь, он взвыл, от боли, жадности, и досады. Отец силой оторвал его от груди вместе с соском, и встряхнул. Малого тут же вырвало, затем еще и еще, его тельце забилось в конвульсиях в руках отца. Он схватил его за горло, пережимая шею пока малой не захрипел и не обмяк в его руках.
Эмоциональный передоз как и голод мне не нравились. И я выбрал для себя среднее состояние легкого недоедания с приятным предвкушением огромного выбора еды, будто владелец элитного ресторана с кучей угодливого персонала. Вся черная дыра была в полном моем распоряжении, и мне было абсолютно плевать, кто или чем занимается мой будущий кусок мяса. Вскоре я стал разборчивым гурманом, и уже не набрасывался на первый понравившийся мне кусок мяса, а искал что-то особенное или необычное в них. Если найти не удавалось или хотелось чего-то нестандартного, я всегда мог простимулировать свою еду так, чтоб достигнуть максимально нужного мне эффекта. Так как все мои жертвы всегда оставались живыми, впоследствии, они стали рассказывать друг другу обо мне забавные байки и страшилки. Сидя в барах, я все чаше слышал как они шепотом, и, оглядываясь, передают из уст в уста истории о страшном маньяке без лица и пола появившемся вдруг в черной дыре. Так как я, единственный, кто управлял всеми и воздействовал на окружающих через чувства и эмоции, описывали они меня всегда по-разному, так как запоминали только то, что я им разрешал. И в итоге, в черной дыре вдруг объявился бесполый и безлицый беспредельщик, вытворяющие ужасные вещи с теми, кто попадал к нему в плен. Он заставлял свои жертвы получать удовольствие от того, что он с ними делал и не редко, потом эти же жертвы признавались, что хотели бы еще раз попасть ко мне в плен, потому что такого, они больше нигде и никогда не испытывали.
Для клана я давно умер, а для вселенной я только зарождался. Я не думал о своем будущем, и чем я буду заниматься. Я просто жил наслаждаясь жизнью, свободой, и тем, что я сам теперь решаю, что мне делать.
Черная дыра для меня была идеальным местом. Для всех остальных это было страшное и опасное место, где даже самый сильный в любой момент мог стать жертвой, для меня же это было самое безопасное место во всей вселенной. Я не имел оружия, защищался лишь простейшими стандартными защитными полями, и то больше от непогоды, чем от других. Если я не хотел, чтоб меня задевали, мне достаточно было включить эмоциональную брезгливость и неприязнь, и в радиусе обозначенного мною периметра меня все обходили стороной, практически не задумываясь, почему вдруг сидящий за столиком одинокий парень вызвал в них такие неприятные эмоции. Тоже самое происходило, если мне хотелось веселья и компании. Включаешь эмоциональную симпатию, и ты уже самый любимый всеми кто попадал в поле деятельности моего воздействия.
Жизнь обрела для меня новый смысл и заиграла новыми красками.
Но длилось это увы недолго.
В черной дыре хоть и было полное игнорирование общепринятых законов, но были свои правила, и одно из них, по мнению местных одному выжить нереально. Ты либо состоишь в чей-то банде, либо тебя с позором выгнали и теперь каждый считает своим долгом тебя зацепить, пнуть, унизить, и убить, выслуживаясь перед своими хвастаясь очередной пусть мелкой, но победой.
Я не сразу обратил свое внимание на это важное для местного населения правило. И вскоре у меня стали возникать проблемы.
Ну, нельзя мне было быть одиночкой, и сидеть, просто попивая котельчики в баре, не имя привязки к хозяину. Добродушный бармен меня уже об этом многократно предупреждал, но я отмахивался от него, не понимая, зачем мне все это.
Мне нравилось быть одному, и чья-либо компания меня скорее раздражала и напрягала, и очень редко доставляло хоть какое-то удовольствие. Перекинуться парой фраз с барменом или официанткой, этого было более чем достаточно. Мне было гораздо интереснее сидеть в баре за дальним, малоприметным столиком, и наблюдать за всем, что происходило вокруг меня. Онлайн кинотеатр в действии ухмылялся я про себя, попивая безалкогольный коктейль или сок.
Спиртное я не пил, мне хватало естественного адреналина и кайфа с очередного живого куска мяса, и портить приятное послевкусие оставшееся во мне, непонятным пойлом я естественно не хотел. Меня аж передергивало от этих мыслей. Обычная чистая вода в черной дыре была слишком ценная и не позволительная роскошь. Все что, было, это привозная или бутылированная мутноватая жидкость.
Пить ее в чистом виде я лично не решался, хотя бармен, посмеиваясь надо мной, демонстративно мог осушить бокальчик. Более-менее годные для питья, на мой взгляд, были разбавленные в этой же, но прокипяченной отфильтрованной воде порошковый сок, или привозной герметично запакованный напиток. Бармены, прикормленные моими щедрыми чаевыми, всегда доставали мне все, что по свежее или только что привезенное.
В средствах для оплаты я тоже не нуждался, так как, всегда находился кто-то рядом со мной достаточно щедрый, но предварительно попавший под мое воздействие внезапно напавшей на него щедрости. И охотно оплачивающий не только мои счета, но, и по моему настроение или размеру его кошелька, щедрые чаевые. Правда после таких щедрот покинувший поле моего воздействия мог вдруг трезветь, резко осознать, что он творил, и если даритель начинал слишком уж возмущаться, то очередной кусок уже горячего, пышущего жаром ненависти мяса, был готов к моему употреблению. Мы выходили с ним или с ними из бара под предлогом без лишних ушей обсудить, как я теперь буду возвращать неизвестно с чего вдруг возникший у меня долг. А через время, слухи пополнялись очередной байкой, про безликого и бесполого беспредельщика, который и в этот раз заставил свою жертву визжать от восторга, упиваясь экстазом и проклиная свое тело, отказавшееся вдруг подчиняться их разуму.
Мне даже внешность свою менять не пришлось, в обычном состоянии, я легко контролировал посетителей бара, разрешая им обращать на меня внимание лишь в общих чертах размазывая четкую картинку моего восприятия. И выходя из бара, они если и вспоминали, про одиноко сидящего парня за дальним столиком, то тут же забывали об этом, отвлекаясь на кучу других, как они думали, по их мнению важных дел.
Время шло, я взрослел, полный свободы и изобилия о котором знал только я. У меня не было хозяина, наставника или того, кто мог бы мне указывать, что я должен, а что нет. Я вообще забыл про это слово. Понятие должен для меня было только в одном, я должен был самому себе найти вкусный кусок мяса, и, насытившись, до планки, которую я сам себе же и установил, прийти в полюбившиеся мне места в одном из баров. Занять, какой-нибудь удаленный столик и погрузиться в атмосферу окружающего меня хаоса, оставаясь наблюдателем и оттачивая свое мастерство на окружающих. Я учился на живых манекенах, а они даже не догадывались об этом. В барах черной дыры никогда не было пусто или спокойно. Мелкие стычки, перепалки или масштабные драки с разгромами самого бара и не редко прилежащих районов, а то и целых кварталов были обычным делом. Интересно было наблюдать за всем этим, находясь в сторонке под защитными полями прижав к себе очередной кусок живого, трепещущего от страха и экстаза мяса.
Так как выбор у меня был огромен и их эмоциональный фон неизмерим, первое время, я тонул во всем этом. Но вскоре я стал различать в этом эмоциональном хаосе разные оттенки. Я заметил для себя, что каждая эмоция имеет свои вкусовые добавки. И углубившись в свои ощущения и восприятия, я подметил, что, например чувство страха, завися от ситуации, на вкус тоже разный. Например, страх, может быть внезапным чувством испуга, но как только испуг проходит и страх уходит как бы на задний план, притупляясь, его место начинают занимать другие эмоции, насыщая страх оттенками. Но как только жертва понимает, что попалась, то страх вновь возвращается из глубины уже насыщенный и продолжает впитывать в себя нарастающие эмоции жертвы. И у каждого они свои. Первоначальные эмоции у всех всегда одинаковые, и на вкус тоже. Но это лишь вначале, чем дальше, тем интереснее становится вкус. Еще большую роль в этом играет пол и возраст жертвы. Женская половина черной дыры имеет особый врожденный менталитет, который, на мой взгляд, портит у них весь вкус. Да они боятся, но их страх как бы носит временных характер. Выжившая в черной дыре девочка, сумевшая вырасти, и продолжает жить, отсчитывая свои биологические года, с младенчества впитывает передающийся по женской линии иммунитет к насилию и тому беспределу, что твориться вокруг них. Она этого не осознает и даже не всегда понимает, но точно знает, что если она попалась, и выжила, она встанет, отмоется, переоденется, раны заживут и она снова будет сама собой, наплевав на то, что с ней, когда-либо делали. Да она может злиться, ненавидеть, мстить, бояться и испытывать неизмеримое количество других эмоций, но все они будут с оттенком этого понимания на их каком-то неосознанном инстинктивном восприятии. И этот вкусовой оттенок всегда портил мне аппетит. И как бы я не старался, я не смог из них это убрать. Вспоминая ту, неизвестную мне безэмоциональную девушку, единственную, кто ушла от нас на своих ногах. По этой причине, местная женская половина мне была почти не интересна. Гораздо интереснее и вкуснее для меня была мужская половина населения черной дыры. Вот они-то не имели внутреннего женского иммунитета, и их личные эмоции, когда они попадали, в осознаваемую для них безвыходную ситуацию, получали внутреннюю травму такую, что это навсегда оставалось в них. И эти травмированные индивиды, были, на мой взгляд, самые вкусные. И в черной дыре такие были почти все. Я не сразу обратил на это внимание. А когда заметил, стал искать тех, кто такой зарубки внутри себя не имел. Их было немного и благодаря мне становилось все меньше.
– Серк, – громко крикнул, отец, и на его зов тут же явился, мой старший брат. В его взгляде легко прочиталась издевка, типа, что брат опять ты слабак, и не сможешь довести начатое дело до конца, смотри, как работаю профессионалы. Серк вывернул ее еще сильнее, проведя пальцами по животу выпуская тонкие когти, оставляя глубокие царапину на ее животе и спуская ниже, точно посередине, вгрызаясь в плоть едва покрытого пушком треугольника раздвигая пальцами губки впиваясь в нежную плоть смачно обсасывая ее, подрезая тонкую кожу острым кончиком ногтя. Смесь ярости отца, желания угодить моего брата, и просыпающийся во мне интерес, чем же это теперь все закончиться, немного оживили меня, я немного отошел от них, и поймал взгляд этой девушке. Ее полное равнодушие и отсутствие каких-либо эмоций почему-то обрадовало меня. Серк, тоже начал улавливать странную реакцию нашей жертвы, и перешел, как он думал, к более решительным действиям. Освободив ее от зажимов, он стал ее переворачивать.
– Парни давайте поскорее заканчивайте уже, мне к проверке готовиться нужно, – поворачивалась девушка, укладываясь на живот, помогая Серку. – Она приподняла ногу повыше на стол. – Так ты быстрее кончишь? – спросила она, повернувшись к моему брату. Я едва удержал в себе смешок, когда мой брат вошел в нее и тут же отскочил от нее, испуганно схватив себя за обмякшую плоть.
– Отец, – проскулил Серк, глядя на него, – Я не понимаю, что со мной.
Девушка, медленно опустила ногу, выпрямилась и повернулась к нам.
– А говорили что вы маньяки, страшные, насильники каких вселенная еще не знала, – с презрением и равнодушием произнесла она и её презрение было лишь мимикой на лице, плюнув в сторону моего брата. Из вас троих, только этот, – указала она на Ликарда, – Хоть что-то попытался сделать. Хотя и ты, – укоризненно покачала она головой, – В итоге оказался пустышкой, – вздохнула она, хромая подошла к месту, где на полу валялось ее разорванное платье, надела его, как смогла, прикрываясь и завязывая узлами, чтоб оно хоть как-то на ней держалось. – Новое платье, порвали, – ворчала она, игнорируя нас. – Парни, в следующий раз, если надумаете, не нужно рвать на мне одежду, я лучше сама все сниму, договорились? – она смерила нас равнодушным взглядом и вышла из комнаты.
Я поспешил за ней, и видел как она, не спеша спокойно хромая, шла по коридору и ее все пропускали, провожая взглядами.
В тот день мы узнали, что во вселенной мы не всемогущие и единственное, что нас может остановить или даже убить, это отсутствие каких либо эмоций.
Эта девушка и ее семья оказались единственные, кто после нас не только выжил, их мы больше не трогали. И они оказались единственные, за кого отец вернул не только предоплату, но и выплатил неустойку за невыполненный заказ. После этого случая, все заказы, прежде чем брались, тщательно проверялись.
Сидя в баре мира под названием «черная дыра» (Изолированный мир населенный теми кого считают вне закона. прим автора) я наслаждался свободой о которой даже мечтать не мог пока жил в клане. Чёрная дыра была единственным местом во всей вселенной, где у меня никогда не спросят документов, откуда я прибыл и что собираюсь делать? Это место, куда в здравом уме мало кто пойдет по доброй воле. Даже полицейские сюда лишь изредка заглядывают и только под охраной тех, кого в любом другом мире они сразу же, бы, посадили, даже не дожидаясь какого либо суда, или следствия.
Для меня это место стало настоящим раем, здесь все было пропитано ненависть, страхом и кровью. Еды было столько, что первое время я чуть не умер обожравшись и не в силах был пошевелиться, и в таком состоянии я был схвачен какими-то головорезами. Они заперлись со мной в какой-то комнатушке, и лежа посреди комнаты с жестким эмоциональным передозом, в луже их крови, я думал, что теперь точно умру, вспоминая слова отца. Наш голод, жажда и зависимость от эмоций делает нас уязвимыми перед нашими же эмоциями. Как бы вам не хотелось еще и еще, у наших тел и мозговой активность есть свой предел, и, перейдя эту грань, вы рискуете умереть от эмоционального передоза. Никогда не впитывайте в себя больше, чем выдержит ваш организм. И чтоб нам было понятно, в комнате появился мальчонка. Один из наших братьев меньших. Ему было года три не больше, отец положил мальчишку на грудь разложенной на столе жертвы, жертва взвыла, а пацанчик жадно вцепился ей в сосок. Урча и мурча, он обсасывал грудь, а отец стимулировал жертву, возбуждая ее, заставляя ее выгибаться, стонать и кричать, прижимая к себе ребенка. Было видно что, малой уже насытился, но жадность не отпускала его, и он продолжал вгрызаться в грудь жертве. Урча уже от боли, живот его заметно округлился и стал надуваться, из ушей и носа мальчонки пошла кровь, он взвыл, от боли, жадности, и досады. Отец силой оторвал его от груди вместе с соском, и встряхнул. Малого тут же вырвало, затем еще и еще, его тельце забилось в конвульсиях в руках отца. Он схватил его за горло, пережимая шею пока малой не захрипел и не обмяк в его руках.
Эмоциональный передоз как и голод мне не нравились. И я выбрал для себя среднее состояние легкого недоедания с приятным предвкушением огромного выбора еды, будто владелец элитного ресторана с кучей угодливого персонала. Вся черная дыра была в полном моем распоряжении, и мне было абсолютно плевать, кто или чем занимается мой будущий кусок мяса. Вскоре я стал разборчивым гурманом, и уже не набрасывался на первый понравившийся мне кусок мяса, а искал что-то особенное или необычное в них. Если найти не удавалось или хотелось чего-то нестандартного, я всегда мог простимулировать свою еду так, чтоб достигнуть максимально нужного мне эффекта. Так как все мои жертвы всегда оставались живыми, впоследствии, они стали рассказывать друг другу обо мне забавные байки и страшилки. Сидя в барах, я все чаше слышал как они шепотом, и, оглядываясь, передают из уст в уста истории о страшном маньяке без лица и пола появившемся вдруг в черной дыре. Так как я, единственный, кто управлял всеми и воздействовал на окружающих через чувства и эмоции, описывали они меня всегда по-разному, так как запоминали только то, что я им разрешал. И в итоге, в черной дыре вдруг объявился бесполый и безлицый беспредельщик, вытворяющие ужасные вещи с теми, кто попадал к нему в плен. Он заставлял свои жертвы получать удовольствие от того, что он с ними делал и не редко, потом эти же жертвы признавались, что хотели бы еще раз попасть ко мне в плен, потому что такого, они больше нигде и никогда не испытывали.
Для клана я давно умер, а для вселенной я только зарождался. Я не думал о своем будущем, и чем я буду заниматься. Я просто жил наслаждаясь жизнью, свободой, и тем, что я сам теперь решаю, что мне делать.
Черная дыра для меня была идеальным местом. Для всех остальных это было страшное и опасное место, где даже самый сильный в любой момент мог стать жертвой, для меня же это было самое безопасное место во всей вселенной. Я не имел оружия, защищался лишь простейшими стандартными защитными полями, и то больше от непогоды, чем от других. Если я не хотел, чтоб меня задевали, мне достаточно было включить эмоциональную брезгливость и неприязнь, и в радиусе обозначенного мною периметра меня все обходили стороной, практически не задумываясь, почему вдруг сидящий за столиком одинокий парень вызвал в них такие неприятные эмоции. Тоже самое происходило, если мне хотелось веселья и компании. Включаешь эмоциональную симпатию, и ты уже самый любимый всеми кто попадал в поле деятельности моего воздействия.
Жизнь обрела для меня новый смысл и заиграла новыми красками.
Но длилось это увы недолго.
В черной дыре хоть и было полное игнорирование общепринятых законов, но были свои правила, и одно из них, по мнению местных одному выжить нереально. Ты либо состоишь в чей-то банде, либо тебя с позором выгнали и теперь каждый считает своим долгом тебя зацепить, пнуть, унизить, и убить, выслуживаясь перед своими хвастаясь очередной пусть мелкой, но победой.
Я не сразу обратил свое внимание на это важное для местного населения правило. И вскоре у меня стали возникать проблемы.
Ну, нельзя мне было быть одиночкой, и сидеть, просто попивая котельчики в баре, не имя привязки к хозяину. Добродушный бармен меня уже об этом многократно предупреждал, но я отмахивался от него, не понимая, зачем мне все это.
Мне нравилось быть одному, и чья-либо компания меня скорее раздражала и напрягала, и очень редко доставляло хоть какое-то удовольствие. Перекинуться парой фраз с барменом или официанткой, этого было более чем достаточно. Мне было гораздо интереснее сидеть в баре за дальним, малоприметным столиком, и наблюдать за всем, что происходило вокруг меня. Онлайн кинотеатр в действии ухмылялся я про себя, попивая безалкогольный коктейль или сок.
Спиртное я не пил, мне хватало естественного адреналина и кайфа с очередного живого куска мяса, и портить приятное послевкусие оставшееся во мне, непонятным пойлом я естественно не хотел. Меня аж передергивало от этих мыслей. Обычная чистая вода в черной дыре была слишком ценная и не позволительная роскошь. Все что, было, это привозная или бутылированная мутноватая жидкость.
Пить ее в чистом виде я лично не решался, хотя бармен, посмеиваясь надо мной, демонстративно мог осушить бокальчик. Более-менее годные для питья, на мой взгляд, были разбавленные в этой же, но прокипяченной отфильтрованной воде порошковый сок, или привозной герметично запакованный напиток. Бармены, прикормленные моими щедрыми чаевыми, всегда доставали мне все, что по свежее или только что привезенное.
В средствах для оплаты я тоже не нуждался, так как, всегда находился кто-то рядом со мной достаточно щедрый, но предварительно попавший под мое воздействие внезапно напавшей на него щедрости. И охотно оплачивающий не только мои счета, но, и по моему настроение или размеру его кошелька, щедрые чаевые. Правда после таких щедрот покинувший поле моего воздействия мог вдруг трезветь, резко осознать, что он творил, и если даритель начинал слишком уж возмущаться, то очередной кусок уже горячего, пышущего жаром ненависти мяса, был готов к моему употреблению. Мы выходили с ним или с ними из бара под предлогом без лишних ушей обсудить, как я теперь буду возвращать неизвестно с чего вдруг возникший у меня долг. А через время, слухи пополнялись очередной байкой, про безликого и бесполого беспредельщика, который и в этот раз заставил свою жертву визжать от восторга, упиваясь экстазом и проклиная свое тело, отказавшееся вдруг подчиняться их разуму.
Мне даже внешность свою менять не пришлось, в обычном состоянии, я легко контролировал посетителей бара, разрешая им обращать на меня внимание лишь в общих чертах размазывая четкую картинку моего восприятия. И выходя из бара, они если и вспоминали, про одиноко сидящего парня за дальним столиком, то тут же забывали об этом, отвлекаясь на кучу других, как они думали, по их мнению важных дел.
Глава пятая
Время шло, я взрослел, полный свободы и изобилия о котором знал только я. У меня не было хозяина, наставника или того, кто мог бы мне указывать, что я должен, а что нет. Я вообще забыл про это слово. Понятие должен для меня было только в одном, я должен был самому себе найти вкусный кусок мяса, и, насытившись, до планки, которую я сам себе же и установил, прийти в полюбившиеся мне места в одном из баров. Занять, какой-нибудь удаленный столик и погрузиться в атмосферу окружающего меня хаоса, оставаясь наблюдателем и оттачивая свое мастерство на окружающих. Я учился на живых манекенах, а они даже не догадывались об этом. В барах черной дыры никогда не было пусто или спокойно. Мелкие стычки, перепалки или масштабные драки с разгромами самого бара и не редко прилежащих районов, а то и целых кварталов были обычным делом. Интересно было наблюдать за всем этим, находясь в сторонке под защитными полями прижав к себе очередной кусок живого, трепещущего от страха и экстаза мяса.
Так как выбор у меня был огромен и их эмоциональный фон неизмерим, первое время, я тонул во всем этом. Но вскоре я стал различать в этом эмоциональном хаосе разные оттенки. Я заметил для себя, что каждая эмоция имеет свои вкусовые добавки. И углубившись в свои ощущения и восприятия, я подметил, что, например чувство страха, завися от ситуации, на вкус тоже разный. Например, страх, может быть внезапным чувством испуга, но как только испуг проходит и страх уходит как бы на задний план, притупляясь, его место начинают занимать другие эмоции, насыщая страх оттенками. Но как только жертва понимает, что попалась, то страх вновь возвращается из глубины уже насыщенный и продолжает впитывать в себя нарастающие эмоции жертвы. И у каждого они свои. Первоначальные эмоции у всех всегда одинаковые, и на вкус тоже. Но это лишь вначале, чем дальше, тем интереснее становится вкус. Еще большую роль в этом играет пол и возраст жертвы. Женская половина черной дыры имеет особый врожденный менталитет, который, на мой взгляд, портит у них весь вкус. Да они боятся, но их страх как бы носит временных характер. Выжившая в черной дыре девочка, сумевшая вырасти, и продолжает жить, отсчитывая свои биологические года, с младенчества впитывает передающийся по женской линии иммунитет к насилию и тому беспределу, что твориться вокруг них. Она этого не осознает и даже не всегда понимает, но точно знает, что если она попалась, и выжила, она встанет, отмоется, переоденется, раны заживут и она снова будет сама собой, наплевав на то, что с ней, когда-либо делали. Да она может злиться, ненавидеть, мстить, бояться и испытывать неизмеримое количество других эмоций, но все они будут с оттенком этого понимания на их каком-то неосознанном инстинктивном восприятии. И этот вкусовой оттенок всегда портил мне аппетит. И как бы я не старался, я не смог из них это убрать. Вспоминая ту, неизвестную мне безэмоциональную девушку, единственную, кто ушла от нас на своих ногах. По этой причине, местная женская половина мне была почти не интересна. Гораздо интереснее и вкуснее для меня была мужская половина населения черной дыры. Вот они-то не имели внутреннего женского иммунитета, и их личные эмоции, когда они попадали, в осознаваемую для них безвыходную ситуацию, получали внутреннюю травму такую, что это навсегда оставалось в них. И эти травмированные индивиды, были, на мой взгляд, самые вкусные. И в черной дыре такие были почти все. Я не сразу обратил на это внимание. А когда заметил, стал искать тех, кто такой зарубки внутри себя не имел. Их было немного и благодаря мне становилось все меньше.
