— Мы теряем время, дружище, но если ты хочешь…
Он замахнулся, Когон прокатился по земле и попытался задеть его снизу. Но имперская сталь сапог даже не поцарапалась. На солнце блеснули золотые вензеля, что-то горячее кольнуло в висок, и Этель поняла — пора.
Поняла, что сейчас вспыхнет, испугается, привлечет внимание, и Когон, воспользовавшись суматохой, повергнет врага, а остальные сбегут. Но что делать дальше, и как тушить волосы, Этель даже не подумала.
Она только коснулась висков и заметила, что начинают тлеть волосы, как оба топора Когона вспыхнули ответным пламенем и, занесенные уже над шеей противника, опалили край его доспеха. Следом показалась черная тлеющая борода.
Гнехт вскрикнул и от неожиданности выпустил топор. Когон, пятясь от внезапного пламени, покосился на Этель. В его глазах читался неподдельный испуг, от чего внутри Этель затеплилось что-то вроде гордости.
Но вместо благодарности на лице Когона отразился новый приступ ярости, направленный в этот раз уже точно в ее сторону. Он разбежался и перелетел Этель в прыжке, как неугодное препятствие. Над головой вспыхнули топоры, лицо обдало жаром. Ладони, раскалившись то ли от захватившего ее ужаса, то ли от потери контроля над ситуацией, сжались в кулаки. За спиной Когон продолжал бороться с одним из солдат, и Этель попятилась.
Далеко она не ушла: чья-то ладонь снова накрыла ей губы, возле поясницы возникло что-то острое, и потом нахальный голос прогромыхал прямо над ее ухом:
— Я нашел твой маленький секрет, Когон, бросай оружие. Твое счастье, что наш новый Император прекрасно изъясняется не только на языке стали. И, поверь мне, тебе стоит его выслушать.
Двое орков выросли по обе руки от Когона, и, бросив презренный взгляд на сородичей, он опустил топоры.
Сердце Этель застучало где-то в горле, ладони задрожали, воздух из легких пропал: они в ловушке! И живот снова скрутило тисками от жажды.
Будто вторя ее мыслям, огонь на лезвиях топоров пропал. Когон расправил плечи и с гордостью позволил себя схватить. Но смотрел теперь только на нее, будто пытался считать мотивы.
Однако Этель сама их не знала. Пламя потухло, пульсации в висках пропали: огненная сила покинула ее в самый неподходящий момент. Именно сейчас им с Когоном нужно было биться и побеждать, но она, как всегда, все испортила. И знала, что орк своим немигающим взглядом хотел высказать ей то же.
И лишь когда острие чужого оружия пихнуло ее в спину, а Когона схватили и толкнули навстречу ей, вдруг Этель поняла, что в молчании ее дара была иная причина: впервые с момента их встречи во взгляде Когона читалось смирение.
И ее сила, как раба, ему подчинялась.
Пока их вели под конвоем, Когон на нее даже не смотрел. Фыркал время от времени и обменивался колкостями со старым знакомым. Его крепкие руки, даже связанные, продолжали дрожать от усилий, но гримаса ярости спала: не с кем уже было драться. Да и положение оставляло желать лучшего.
Сама Этель скорее наблюдала за происходившим с любопытством, нежели боялась: разглядывала солдат, конвоиров из числа людей, орков и ящеролюдов. И не было сейчас среди них никаких отличий: они все подчинялись Императору и выполняли долг.
Волосы и их внезапное воспламенение Этель больше не заботили: жар спал, пыл боя прошел, причины пугаться или сопротивляться плену не было. Более того, видя, что и Когон, и Этель буквально валятся с ног от обезвоживания, их напоили из металлических имперских фляжек.
В глубине души Этель надеялась, что они пройдут еще немного, и их спасут Ильсо с Оргвином — не могли же они пропасть бесследно! Да и у эльфа с самого начала имелся какой-то план. Только, кажется, он пошел ослу под хвост, так как им с Когоном не только не удалось набрать воды, так еще и речка полностью высохла. Но все-таки, вглядываясь в густые южные заросли по обе руки от имперской делегации, Этель надеялась увидеть среди плотных листьев хитрые глаза эльфа или добродушную улыбку гнома.
Тщетно: вплоть до самого выхода из леса им никто не встретился. Иногда Этель замечала сатиров, но те либо смиренно пропускали шествие императорской стражи, либо провожали поклонами и благими напутствиями. Они отдалялись от места их бывшего лагеря и с каждым шагом Этель становилось тревожнее: куда их ведут? Для чего? Где Ильсо и Оргвин? Понурый взгляд Когона под ноги говорил, что его терзают те же думы.
Однажды их взгляды все же встретились (или орк просто не выдержал ее испытующего взгляда и повернул голову), но в нем Этель не нашла утешения: Когон точно так же не имел представления, куда их ведут.
Они узнали только к вечеру, когда вышли на самую окраину леса, к маленькому костру и простенькой, наспех поставленной палатке. На земле были расстелены два сенника, на которых, скрючившись, сидели две фигуры: Оргвин и Ильсо. Услышав шум со стороны леса, они оба выпрямились и даже вскочили, но тут же рядом с ними оказались четыре стражника и пригрозили оружием.
Ильсо перехватил взгляд Когона, Оргвин смиренно перевел взгляд с Этель на эльфа и на провожатых. Солдаты не сбавили хода. Гнехт, напротив, вышел вперед и указал своим, где оставить пленников. Сам скрылся в ближайших зарослях.
Но вернулся достаточно скоро — ни Когон, ни Ильсо не успели переброситься и фразой. Хотя, судя по тому, что и она сама, и орк с ног до головы были обляпаны кровью, вопросов у товарищей хватало.
— Перед вами его императорское величество Ригард Объединитель, — провозгласил Гнехт, и все воины сопровождения упали на одно колено. Этель, как и ее спутники, заозирались по сторонам.
— Поднимайтесь, господа, — услышала Этель мягкий властный голос, прежде чем заметила говорящего. Солдаты позади нее и вокруг небольшого лагеря повиновались. Ильсо напротив нее хмурился и изо всех сил старался не повернуть головы в сторону бывшего господина. Когон, напротив, задрал голову и в порыве подался вперед, что один из стражников преградил ему путь лезвием меча. Оргвин хитро щурился, Этель наблюдала. И, в конце концов, увидела того, перед кем все склонились.
Казалось, даже птицы замолчали — только ветер кружил песок поверх далеких барханов. Впереди, за лесом, расстилалась пустыня: теперь Этель отчетливо различила пески. Но даже в сумерках — и особенно в оранжевом свете костра, оттеняемом силуэтами стражи — ее притягивала необъятная даль. И прежде чем она унеслась мыслями в далекие просторы, ее взор приковался к почтенному гостю.
Император был высоким и крепко сложенным человеком. Молодым, как представилось Этель. Белый металлический нагрудник сверкал золотыми вензелями, ярко выраженные мускулы были обтянуты кольчужными вставками, соединяющими золотые наплечники и пластинчатые наручи. Даже несмотря на то, что его лицо скрывал шлем, ей почему-то казалось, что он очень красив — таким притягательным и приятным оказался его голос.
— И вновь приветствую тебя, Когон, — проговорил он мягко, — и тебя, Ильсо. — Император даже несколько склонил голову в знак уважения воинам, стража осталась неподвижной. Гнехт скрестил руки на груди, широко расставил ноги и с высокомерным видом посмотрел на своих бывших сослуживцев. Император напевно продолжал: — А также ваших спутников — полагаю, таких же беженцев из Эшгета. Не поведаете причину ухода?
Когон фыркнул и отвел взгляд, Ильсо и вовсе покосился на свои клинки у палатки. Его рывок сдерживали лишь мечи стражников, окруживших их небольшой лагерь. Впрочем, Оргвин улыбался и смотрел прямо в глаза Императору.
— Дух приключений, милорд. — Он даже склонил колено. Ильсо с Когоном переглянулись, но не шевельнулись. Этель наблюдала. — Слыхал, что мир нынче изменился, а годы все идут. Стыдно помирать невеждой.
— Невежливо покидать свой народ, гном, — ответил Ригард сухо. — Поднимись с колен.
Оргвин повиновался, но ответил сразу:
— Невежливо изгонять сородича из-за его страсти, милорд.
Император усмехнулся, и Этель увидела, как потеплели его глаза. Вот только холодный блеск стали сделал безмолвный его ответ почти невидимым. Он сказал:
— Коли так, то, полагаю, вам будет в радость выполнить заодно и мое поручение. — Гнехт подал свиток и вложил в его ладонь. — Наверняка вам известно, какая уготована участь беглым узникам и дезертирам. Здесь все подробно расписано. Однако, — он разорвал свиток надвое. Ветер смешал обрывки с песком и скрыл под покровом бархана, — уверен, что вы даже не взглянете на содержание этой бумаги.
Этель замерла. Ее не казнят? Не уличат в измене? Не вернут в темницу и не оставят там до конца дней? Вероятно, у нового Императора с мягким голосом припасены пытки похуже.
— По приказу Империи вы отправляетесь на край пустыни, в Хрустальную Цитадель. За ее стенами, по преданиям, скрыт Последний Оазис и неиссякаемый источник влаги. Ваша задача — проложить путь нашей армии и дождаться подхода основных сил в Последнем Оазисе. Эта цитадель не исследована со времен войны рубиновых чаш. Говорят, она неплохо сохранилась, и, значит, мы ее покорим.
— Почему мы? — прорычал Когон.
— Мы однажды уже неплохо сработались, не так ли? — человек сказал твердо. — Чем не повод возобновить прежние деловые отношения?
— И что же? — подхватил Ильсо. — Ты осыплешь нас золотом? Слепишь бюсты с нашими лицами?
— Я оставлю вам жизнь, дорогой Ильсо. Полагаю, это достойная плата. — Император поднял одну руку, и стража сложила мечи. Этель мысленно выдохнула: ее не вернут в темницу. Она лишь поможет новой Империи стать сильнее.
— Если нас раньше не заплюют ядом песчаные гадюки, — хохотнул Оргвин. — Но я согласен.
Когон медлил. Этель видела, как дрожат от усилий его пальцы, сжатые в кулаки. Эльф пихнул его в бок.
— У нас нет выбора, Ильсо, — Когон выдохнул. — Мы снова на службе Империи.
— Клятву брать не буду. — Император кивнул и подошел к Этель. По коже пробежал холодок. Его величественный стан не допускал спора. — Ну а ты, девочка? Каков твой ответ?
Слова застряли где-то в груди. Два серых глаза напротив застыли в ожидании. Перед ней… сам Император? А может быть, и вовсе вся покоренная им Империя.
— Я…
— Она с нами, — рявкнул Когон, но его порыв приблизиться оборвал меч стражника. Орк бросил на нее суровый взгляд и вернулся на место.
— Да. — Она опустила голову и закрыла глаза. Если и должно было что-то изменить ее жизнь, то путешествие по неизведанной пустыне в компании трех странных спутников весьма и весьма ее устраивало.
— Хорошо, — легко согласился Ригард и, взмахнув плащом, вышел за пределы лагеря. — Бумаги никакие не даю: как вы понимаете, это неофициально. Официально вы трое преданы гильотине. — Он повернулся к воинам. А, обращаясь к Этель, добавил: — Не волнуйся, они тебя не тронут. За вами пойдут мои люди, на расстоянии.
— Гнехт?! — взревел Когон и все-таки оттолкнул стражника. Другие по периметру лагеря тут же обнажили мечи. — Если это будет он, пусть сейчас нас рассудит поединок!
— Вернись на место, Когон, — спокойно ответил Ригард на выпад орка. Гнехт даже не повел ни одним мускулом. — У Гнехта есть дела поважнее, чем возиться с беглыми преступниками: он теперь моя правая рука. Не жалеешь? А мог бы быть ты…
— Пусть я буду числиться дезертиром, чем предателем! — выпалил Когон и уселся на подстилку у костра, будто показывая, что не намерен больше ни с кем разговаривать. Ильсо ухмыльнулся, явно одобряя жест друга, но и Ригард ответил с улыбкой:
— Я рад, Когон, что ты не меняешься. Тем скорее я получу твою верность.
— Этого никогда не будет, — процедил орк сквозь зубы и протянул руки к огню. Этель почувствовала, как зашевелились волосы.
— Ты уже у меня на службе. Третий раз. Видишь, как я благороден: даю тебе третий шанс на искупление. Будь благороден и ты — найди Источник для людей из Фолэнвера и будь свободен. Навсегда.
— Просите найти источник, а нас отправляете без воды, — вмешался Оргвин и проговорил заговорщицки, не убирая улыбку. — Река-то, превеликий господин, в другой стороне осталась.
Ригард поднял правую руку, возле него оказались помощники и поставили чан с водой. Глаза Этель округлились, и покалывание в висках тут же пропало: она уже предвкушала будущее блаженство. И Император подтвердил ее чаяния:
— Хоть купайтесь. Но найдите мне Последний Оазис. Даю вам четыре децены: в конце Сезона Солнца мы встретимся в Хрустальной Цитадели. А если вздумаете свернуть, моя разведка знает, что делать.
Ильсо тихо хмыкнул — мол, кто еще кого переиграет, — но тягаться с мощью самой Империи даже на словах не решился. Опустил взгляд и присоединился к Когону греть руки, хотя солнце еще не зашло, и от леса парило теплом. Но тени сгущались, и Этель невольно улыбнулась: их ждал уютный вечер с водой, что еще нужно? Они, все четверо, нашлись, никто не был ранен, а смыть кровь с лица в конце трудного дня — самое желанное блаженство.
— Разведке нечего опасаться, превеликий господин, — снова улыбнулся Оргвин. — Если мы не дойдем, значит, нас сожжет солнце или сожрут песчаные гадюки: даже руки марать не придется.
— Не сомневаюсь, что у вас получится, — ответил Ригард натянутой улыбкой и, не говоря больше ни слова, развернулся и скрылся в лесу. Вся императорская делегация последовала за ним.
Этель проследила, когда скроется последний солдат и с облегчением перевела взгляд на спутников: она впервые осознанно и от всего сердца была рада их видеть.
До самой зари вокруг лагеря бродили тени. Оборачиваясь на каждый шорох, Когон даже не решился улечься спать: мало того, что в округе сновали враги, так еще и внутри отряда следить за спокойствием приходилось.
Несмотря на то, что присмотреть за девчонкой вызвался гном и даже смастерил ей простенький ковш, чтобы она смогла облиться живительной водой из чана, он то и дело поглядывал в сторону зарослей, откуда доносился плеск и тихое пение. Оргвин бродил в округе и смотрел себе под ноги. Но молот все же на всякий случай прихватил. У тревожного огня остались Когон и Ильсо.
— Ну и в чем был план? — шевеля тлеющие угли, негромко спросил орк. К ногам полетели искры.
— Провалился, — признался Ильсо со вздохом. — Козлы сдали нас с потрохами. Теперь мы знаем, кому они доносят.
— А могли бы и не выпустить вообще-то, — проворчал Когон и поднял взгляд. — Задавили бы числом при желании.
— Думаешь, Ригард распространил на нас ориентировки?
— Думаю, что надо советоваться прежде чем что-то утверждать.
Когон зло зыркнул на друга, но тот только ухмыльнулся:
— Ой ли, Когон! Кто это у нас сидит в кровище с ног до головы?
— Думаешь, был выбор? — вспылил орк. — Вы сами же повесили на меня девчонку! И как я должен был справляться? За ней же глаз да глаз!
— И поэтому вы вернулись без воды, — закатил глаза Ильсо. — Ты не уследил? Или она напиться не хотела?
— Похоже, что не хотела, — сплюнул орк. — Пока я шел до берега, русло высохло!
— В каком это смысле? — нахмурился эльф.
— Угу, в прямом! И не пялься на меня так! Говорю, что видел!
Когон бросил палку в костер и поднялся. Ильсо вырос рядом:
— Нет уж, расскажи, Когон, — пропел он, — это весьма занимательно.
— Ничего занимательного! Она просто все портит, и думать тут не о чем! Ходячее горе.
Над бровью вдруг заиграла вена, и в голову, будто стрелой, что-то ударило. Но признаваться в том, что видел, стало как-то совестно: да и какая вообще разница? Прошлое — это только его бремя.
Он замахнулся, Когон прокатился по земле и попытался задеть его снизу. Но имперская сталь сапог даже не поцарапалась. На солнце блеснули золотые вензеля, что-то горячее кольнуло в висок, и Этель поняла — пора.
Поняла, что сейчас вспыхнет, испугается, привлечет внимание, и Когон, воспользовавшись суматохой, повергнет врага, а остальные сбегут. Но что делать дальше, и как тушить волосы, Этель даже не подумала.
Она только коснулась висков и заметила, что начинают тлеть волосы, как оба топора Когона вспыхнули ответным пламенем и, занесенные уже над шеей противника, опалили край его доспеха. Следом показалась черная тлеющая борода.
Гнехт вскрикнул и от неожиданности выпустил топор. Когон, пятясь от внезапного пламени, покосился на Этель. В его глазах читался неподдельный испуг, от чего внутри Этель затеплилось что-то вроде гордости.
Но вместо благодарности на лице Когона отразился новый приступ ярости, направленный в этот раз уже точно в ее сторону. Он разбежался и перелетел Этель в прыжке, как неугодное препятствие. Над головой вспыхнули топоры, лицо обдало жаром. Ладони, раскалившись то ли от захватившего ее ужаса, то ли от потери контроля над ситуацией, сжались в кулаки. За спиной Когон продолжал бороться с одним из солдат, и Этель попятилась.
Далеко она не ушла: чья-то ладонь снова накрыла ей губы, возле поясницы возникло что-то острое, и потом нахальный голос прогромыхал прямо над ее ухом:
— Я нашел твой маленький секрет, Когон, бросай оружие. Твое счастье, что наш новый Император прекрасно изъясняется не только на языке стали. И, поверь мне, тебе стоит его выслушать.
Двое орков выросли по обе руки от Когона, и, бросив презренный взгляд на сородичей, он опустил топоры.
Сердце Этель застучало где-то в горле, ладони задрожали, воздух из легких пропал: они в ловушке! И живот снова скрутило тисками от жажды.
Будто вторя ее мыслям, огонь на лезвиях топоров пропал. Когон расправил плечи и с гордостью позволил себя схватить. Но смотрел теперь только на нее, будто пытался считать мотивы.
Однако Этель сама их не знала. Пламя потухло, пульсации в висках пропали: огненная сила покинула ее в самый неподходящий момент. Именно сейчас им с Когоном нужно было биться и побеждать, но она, как всегда, все испортила. И знала, что орк своим немигающим взглядом хотел высказать ей то же.
И лишь когда острие чужого оружия пихнуло ее в спину, а Когона схватили и толкнули навстречу ей, вдруг Этель поняла, что в молчании ее дара была иная причина: впервые с момента их встречи во взгляде Когона читалось смирение.
И ее сила, как раба, ему подчинялась.
***
Пока их вели под конвоем, Когон на нее даже не смотрел. Фыркал время от времени и обменивался колкостями со старым знакомым. Его крепкие руки, даже связанные, продолжали дрожать от усилий, но гримаса ярости спала: не с кем уже было драться. Да и положение оставляло желать лучшего.
Сама Этель скорее наблюдала за происходившим с любопытством, нежели боялась: разглядывала солдат, конвоиров из числа людей, орков и ящеролюдов. И не было сейчас среди них никаких отличий: они все подчинялись Императору и выполняли долг.
Волосы и их внезапное воспламенение Этель больше не заботили: жар спал, пыл боя прошел, причины пугаться или сопротивляться плену не было. Более того, видя, что и Когон, и Этель буквально валятся с ног от обезвоживания, их напоили из металлических имперских фляжек.
В глубине души Этель надеялась, что они пройдут еще немного, и их спасут Ильсо с Оргвином — не могли же они пропасть бесследно! Да и у эльфа с самого начала имелся какой-то план. Только, кажется, он пошел ослу под хвост, так как им с Когоном не только не удалось набрать воды, так еще и речка полностью высохла. Но все-таки, вглядываясь в густые южные заросли по обе руки от имперской делегации, Этель надеялась увидеть среди плотных листьев хитрые глаза эльфа или добродушную улыбку гнома.
Тщетно: вплоть до самого выхода из леса им никто не встретился. Иногда Этель замечала сатиров, но те либо смиренно пропускали шествие императорской стражи, либо провожали поклонами и благими напутствиями. Они отдалялись от места их бывшего лагеря и с каждым шагом Этель становилось тревожнее: куда их ведут? Для чего? Где Ильсо и Оргвин? Понурый взгляд Когона под ноги говорил, что его терзают те же думы.
Однажды их взгляды все же встретились (или орк просто не выдержал ее испытующего взгляда и повернул голову), но в нем Этель не нашла утешения: Когон точно так же не имел представления, куда их ведут.
Они узнали только к вечеру, когда вышли на самую окраину леса, к маленькому костру и простенькой, наспех поставленной палатке. На земле были расстелены два сенника, на которых, скрючившись, сидели две фигуры: Оргвин и Ильсо. Услышав шум со стороны леса, они оба выпрямились и даже вскочили, но тут же рядом с ними оказались четыре стражника и пригрозили оружием.
Ильсо перехватил взгляд Когона, Оргвин смиренно перевел взгляд с Этель на эльфа и на провожатых. Солдаты не сбавили хода. Гнехт, напротив, вышел вперед и указал своим, где оставить пленников. Сам скрылся в ближайших зарослях.
Но вернулся достаточно скоро — ни Когон, ни Ильсо не успели переброситься и фразой. Хотя, судя по тому, что и она сама, и орк с ног до головы были обляпаны кровью, вопросов у товарищей хватало.
— Перед вами его императорское величество Ригард Объединитель, — провозгласил Гнехт, и все воины сопровождения упали на одно колено. Этель, как и ее спутники, заозирались по сторонам.
— Поднимайтесь, господа, — услышала Этель мягкий властный голос, прежде чем заметила говорящего. Солдаты позади нее и вокруг небольшого лагеря повиновались. Ильсо напротив нее хмурился и изо всех сил старался не повернуть головы в сторону бывшего господина. Когон, напротив, задрал голову и в порыве подался вперед, что один из стражников преградил ему путь лезвием меча. Оргвин хитро щурился, Этель наблюдала. И, в конце концов, увидела того, перед кем все склонились.
Казалось, даже птицы замолчали — только ветер кружил песок поверх далеких барханов. Впереди, за лесом, расстилалась пустыня: теперь Этель отчетливо различила пески. Но даже в сумерках — и особенно в оранжевом свете костра, оттеняемом силуэтами стражи — ее притягивала необъятная даль. И прежде чем она унеслась мыслями в далекие просторы, ее взор приковался к почтенному гостю.
Император был высоким и крепко сложенным человеком. Молодым, как представилось Этель. Белый металлический нагрудник сверкал золотыми вензелями, ярко выраженные мускулы были обтянуты кольчужными вставками, соединяющими золотые наплечники и пластинчатые наручи. Даже несмотря на то, что его лицо скрывал шлем, ей почему-то казалось, что он очень красив — таким притягательным и приятным оказался его голос.
— И вновь приветствую тебя, Когон, — проговорил он мягко, — и тебя, Ильсо. — Император даже несколько склонил голову в знак уважения воинам, стража осталась неподвижной. Гнехт скрестил руки на груди, широко расставил ноги и с высокомерным видом посмотрел на своих бывших сослуживцев. Император напевно продолжал: — А также ваших спутников — полагаю, таких же беженцев из Эшгета. Не поведаете причину ухода?
Когон фыркнул и отвел взгляд, Ильсо и вовсе покосился на свои клинки у палатки. Его рывок сдерживали лишь мечи стражников, окруживших их небольшой лагерь. Впрочем, Оргвин улыбался и смотрел прямо в глаза Императору.
— Дух приключений, милорд. — Он даже склонил колено. Ильсо с Когоном переглянулись, но не шевельнулись. Этель наблюдала. — Слыхал, что мир нынче изменился, а годы все идут. Стыдно помирать невеждой.
— Невежливо покидать свой народ, гном, — ответил Ригард сухо. — Поднимись с колен.
Оргвин повиновался, но ответил сразу:
— Невежливо изгонять сородича из-за его страсти, милорд.
Император усмехнулся, и Этель увидела, как потеплели его глаза. Вот только холодный блеск стали сделал безмолвный его ответ почти невидимым. Он сказал:
— Коли так, то, полагаю, вам будет в радость выполнить заодно и мое поручение. — Гнехт подал свиток и вложил в его ладонь. — Наверняка вам известно, какая уготована участь беглым узникам и дезертирам. Здесь все подробно расписано. Однако, — он разорвал свиток надвое. Ветер смешал обрывки с песком и скрыл под покровом бархана, — уверен, что вы даже не взглянете на содержание этой бумаги.
Этель замерла. Ее не казнят? Не уличат в измене? Не вернут в темницу и не оставят там до конца дней? Вероятно, у нового Императора с мягким голосом припасены пытки похуже.
— По приказу Империи вы отправляетесь на край пустыни, в Хрустальную Цитадель. За ее стенами, по преданиям, скрыт Последний Оазис и неиссякаемый источник влаги. Ваша задача — проложить путь нашей армии и дождаться подхода основных сил в Последнем Оазисе. Эта цитадель не исследована со времен войны рубиновых чаш. Говорят, она неплохо сохранилась, и, значит, мы ее покорим.
— Почему мы? — прорычал Когон.
— Мы однажды уже неплохо сработались, не так ли? — человек сказал твердо. — Чем не повод возобновить прежние деловые отношения?
— И что же? — подхватил Ильсо. — Ты осыплешь нас золотом? Слепишь бюсты с нашими лицами?
— Я оставлю вам жизнь, дорогой Ильсо. Полагаю, это достойная плата. — Император поднял одну руку, и стража сложила мечи. Этель мысленно выдохнула: ее не вернут в темницу. Она лишь поможет новой Империи стать сильнее.
— Если нас раньше не заплюют ядом песчаные гадюки, — хохотнул Оргвин. — Но я согласен.
Когон медлил. Этель видела, как дрожат от усилий его пальцы, сжатые в кулаки. Эльф пихнул его в бок.
— У нас нет выбора, Ильсо, — Когон выдохнул. — Мы снова на службе Империи.
— Клятву брать не буду. — Император кивнул и подошел к Этель. По коже пробежал холодок. Его величественный стан не допускал спора. — Ну а ты, девочка? Каков твой ответ?
Слова застряли где-то в груди. Два серых глаза напротив застыли в ожидании. Перед ней… сам Император? А может быть, и вовсе вся покоренная им Империя.
— Я…
— Она с нами, — рявкнул Когон, но его порыв приблизиться оборвал меч стражника. Орк бросил на нее суровый взгляд и вернулся на место.
— Да. — Она опустила голову и закрыла глаза. Если и должно было что-то изменить ее жизнь, то путешествие по неизведанной пустыне в компании трех странных спутников весьма и весьма ее устраивало.
— Хорошо, — легко согласился Ригард и, взмахнув плащом, вышел за пределы лагеря. — Бумаги никакие не даю: как вы понимаете, это неофициально. Официально вы трое преданы гильотине. — Он повернулся к воинам. А, обращаясь к Этель, добавил: — Не волнуйся, они тебя не тронут. За вами пойдут мои люди, на расстоянии.
— Гнехт?! — взревел Когон и все-таки оттолкнул стражника. Другие по периметру лагеря тут же обнажили мечи. — Если это будет он, пусть сейчас нас рассудит поединок!
— Вернись на место, Когон, — спокойно ответил Ригард на выпад орка. Гнехт даже не повел ни одним мускулом. — У Гнехта есть дела поважнее, чем возиться с беглыми преступниками: он теперь моя правая рука. Не жалеешь? А мог бы быть ты…
— Пусть я буду числиться дезертиром, чем предателем! — выпалил Когон и уселся на подстилку у костра, будто показывая, что не намерен больше ни с кем разговаривать. Ильсо ухмыльнулся, явно одобряя жест друга, но и Ригард ответил с улыбкой:
— Я рад, Когон, что ты не меняешься. Тем скорее я получу твою верность.
— Этого никогда не будет, — процедил орк сквозь зубы и протянул руки к огню. Этель почувствовала, как зашевелились волосы.
— Ты уже у меня на службе. Третий раз. Видишь, как я благороден: даю тебе третий шанс на искупление. Будь благороден и ты — найди Источник для людей из Фолэнвера и будь свободен. Навсегда.
— Просите найти источник, а нас отправляете без воды, — вмешался Оргвин и проговорил заговорщицки, не убирая улыбку. — Река-то, превеликий господин, в другой стороне осталась.
Ригард поднял правую руку, возле него оказались помощники и поставили чан с водой. Глаза Этель округлились, и покалывание в висках тут же пропало: она уже предвкушала будущее блаженство. И Император подтвердил ее чаяния:
— Хоть купайтесь. Но найдите мне Последний Оазис. Даю вам четыре децены: в конце Сезона Солнца мы встретимся в Хрустальной Цитадели. А если вздумаете свернуть, моя разведка знает, что делать.
Ильсо тихо хмыкнул — мол, кто еще кого переиграет, — но тягаться с мощью самой Империи даже на словах не решился. Опустил взгляд и присоединился к Когону греть руки, хотя солнце еще не зашло, и от леса парило теплом. Но тени сгущались, и Этель невольно улыбнулась: их ждал уютный вечер с водой, что еще нужно? Они, все четверо, нашлись, никто не был ранен, а смыть кровь с лица в конце трудного дня — самое желанное блаженство.
— Разведке нечего опасаться, превеликий господин, — снова улыбнулся Оргвин. — Если мы не дойдем, значит, нас сожжет солнце или сожрут песчаные гадюки: даже руки марать не придется.
— Не сомневаюсь, что у вас получится, — ответил Ригард натянутой улыбкой и, не говоря больше ни слова, развернулся и скрылся в лесу. Вся императорская делегация последовала за ним.
Этель проследила, когда скроется последний солдат и с облегчением перевела взгляд на спутников: она впервые осознанно и от всего сердца была рада их видеть.
Глава 7
До самой зари вокруг лагеря бродили тени. Оборачиваясь на каждый шорох, Когон даже не решился улечься спать: мало того, что в округе сновали враги, так еще и внутри отряда следить за спокойствием приходилось.
Несмотря на то, что присмотреть за девчонкой вызвался гном и даже смастерил ей простенький ковш, чтобы она смогла облиться живительной водой из чана, он то и дело поглядывал в сторону зарослей, откуда доносился плеск и тихое пение. Оргвин бродил в округе и смотрел себе под ноги. Но молот все же на всякий случай прихватил. У тревожного огня остались Когон и Ильсо.
— Ну и в чем был план? — шевеля тлеющие угли, негромко спросил орк. К ногам полетели искры.
— Провалился, — признался Ильсо со вздохом. — Козлы сдали нас с потрохами. Теперь мы знаем, кому они доносят.
— А могли бы и не выпустить вообще-то, — проворчал Когон и поднял взгляд. — Задавили бы числом при желании.
— Думаешь, Ригард распространил на нас ориентировки?
— Думаю, что надо советоваться прежде чем что-то утверждать.
Когон зло зыркнул на друга, но тот только ухмыльнулся:
— Ой ли, Когон! Кто это у нас сидит в кровище с ног до головы?
— Думаешь, был выбор? — вспылил орк. — Вы сами же повесили на меня девчонку! И как я должен был справляться? За ней же глаз да глаз!
— И поэтому вы вернулись без воды, — закатил глаза Ильсо. — Ты не уследил? Или она напиться не хотела?
— Похоже, что не хотела, — сплюнул орк. — Пока я шел до берега, русло высохло!
— В каком это смысле? — нахмурился эльф.
— Угу, в прямом! И не пялься на меня так! Говорю, что видел!
Когон бросил палку в костер и поднялся. Ильсо вырос рядом:
— Нет уж, расскажи, Когон, — пропел он, — это весьма занимательно.
— Ничего занимательного! Она просто все портит, и думать тут не о чем! Ходячее горе.
Над бровью вдруг заиграла вена, и в голову, будто стрелой, что-то ударило. Но признаваться в том, что видел, стало как-то совестно: да и какая вообще разница? Прошлое — это только его бремя.
