Но теперь это произошло под ее контролем, и сердце подскочило: она сможет! Она справится и с магией, и с врагом!
Зверь взревел, орк поднял гнома и, подхватив под мышки, утянул от возможной новой ударной волны. Лицо Оргвина побледнело, глаза закатились, он с трудом хватал ртом воздух. И эта безысходность словно определила действия Этель.
Она коснулась волос: огонь перешел в ладони, сердце подскочило — в ее руках власть над монстром, в ее руках чужая жизнь! И чтобы спасти друзей, она должна ее отнять.
Некогда было думать, она знала: так правильно. И, добавляя ярости в этот бросок, вспомнив его смрадное дыхание у себя перед лицом, прожженную кислотой штанину, раненого Оргвина и саму себя на волоске от смерти, Этель соединила ладони.
Пламя разрослось. Из самых ступней до кончиков опаленных волос она почувствовала, как эта сила проходит сквозь нее, как ее злость, откуда-то взявшаяся, берет под контроль змея. А затем… все решает ветер.
Он поднялся откуда ни возьмись и потянул пламя на змея. Огромный столб огня, вырвавшийся из ее рук, охватил чудовище целиком. Оно взвилось дугой, залилось жалобным криком, но Этель не помнила о пощаде: она спасала друзей, себя и эту деревню. И мстила за всех, кто когда-то стал его жертвой.
Так она себе придумала. Так она убедила себя, что права. И смотрела, как гаснет жизнь этого змея, как обугливается чешуя, как опускается его тело, как проходит по его хвосту предсмертная судорога… И только после этого опустила руки. Огонь тут же погас. Перед ней взмылся в воздух плотный столб черного дыма. Приторно запахло гарью, глаза заслезились.
Сквозь черную пелену она не видела даже очертаний спутников и тут же, не думая, сорвалась с места. Но не успела сделать и шага, как кто-то крепко схватил ее за руку, и она услышала прямо в ухе:
— Ты кто, девочка?
Говорил человек. Женщина. Низким грудным голосом, без всякого испуга, твердо. Но ответить Этель не смогла. Увидела только ее округлившиеся серые глаза и, обессиленная, рухнула на землю.
Она пришла в себя к вечеру. Увидела незнакомые стены и вскочила. Но тут же упала на кровать: ее одолело бессилие, из носа потекла кровь, на попытки позвать помощь из горла вырвался неразборчивый хрип. Помощь пришла в лице Когона. Он глянул хмуро, покачал головой и скрылся в соседней комнате. Через миг появилась хозяйка с подносом отваров, мазей и меда.
Она посмотрела внимательно, ничего не спросила и вытерла кровь у носа Этель. Затем проверила лоб, убрала прилипшие пряди и, сдвинув брови, покачала головой:
— Ничего, отрастут. Главное, что живая, — проговорила она строго. — Как тебя зовут?
— Э… Этель…
— Я Джэйвин… — Она будто хотела что-то еще сказать, но отвела взгляд, запрокинула голову и, сложив руки на животе, тяжело задышала. — Прости, я сейчас…
Этель заметила ее округлившийся живот и проследила за женщиной до самого выхода. Она шла медленно, с трудом переставляя ноги, и придерживала поясницу. Из другой комнаты послышались голоса, звуки посуды и шуршание фольги. Затем все стихло. Этель приподнялась на локтях и осмотрелась.
По меркам людей, обстановка была богатой: на окнах висели плотные атласные шторы с вышивкой, на светлых стенах — картины в деревянных резных рамах. Углы комнаты украшали мраморные бюсты змеелюдов-мужчин и человеческих женщин, из мебели в центре комнаты стоял металлический стол с бронзовыми ножками и два массивных сундука: у окна и у стены напротив. Этель лежала на высокой кровати, укрытой розовым балдахином, у ее подножия к выходу из комнаты стелился пятнистый ковер.
Этель села и спустила ноги: мягкий! И такой теплый, что захотелось встать на четвереньки и коснуться его щекой. Но сдержалась. Поднялась осторожно, проследовала к двери и вдруг остановилась: рядом стояло высокое зеркало с позолоченной каймой, а оттуда на нее глядела…
Она даже усомнилась в том, что видит в отражении: лазурные глаза смотрели испуганно и тут же наполнились слезами. По бледным впалым щекам покатились соленые дорожки: ее прекрасные соломенные волосы до пояса превратились в сморщенные угольки. У корней они еще оставались такими же светлыми, но вся длина обуглилась и повисла неровными лохмами: где-то длиннее, где-то короче. Возле уха появился ожог.
Ее штаны прожглись не только у щиколоток, но и по всей ноге, и теперь представляли собой тряпичное решето: в таком виде на люди точно не выйдешь! А ей еще жениха искать!
Почему-то эта мысль пришла первой после охватившего ее отчаяния, но все равно не принесла покоя: кто посмотрит в сторону чумазой оборванки с обугленными волосами? Да еще и с нестабильной магией в крови, о которой она сама ничего не знает.
— Ничего, отрастут, — мягко повторила Джэйвин. Она вернулась, но задержалась в дверях, с любопытством разглядывая гостью. — Но на улицу лучше не выходи — там уже толпа зевак собралась, хочет посмотреть на свою спасительницу. Я уже предложила выйти собрать почести Когону, но он застеснялся, не хочет лишать тебя триумфа. — Джэйвин хмыкнула. — Но не советую, если не хочешь оказаться в академии, конечно. И раз ты здесь, а не в Эшгете, очевидно, не хочешь.
— С-спасибо, — пролепетала Этель и вдруг разрыдалась прямо при незнакомке: после случившегося никто не возьмет ее в жены, от любопытных глаз ей не укрыться, вернуться нельзя, в пустыне смерть и теперь уже точно вечные подколы Когона…
А потом вдруг что-то кольнуло под ребрами, слезы высохли, и она с испугом глянула на женщину:
— А Оргвин? Что с ним? У него же рана на груди…
— Набирается сил, не беспокойся. Потребуется время на восстановление, но все самое страшное уже позади.
— Он… там? — Этель указала на дверь.
— В другой спальне, — мягко ответила Джэйвин и продолжила: — Переодевайся и выходи пить чай. Тебе нужно прийти в себя. А потом наведу тебе ванну, идет?
При последних словах Этель вздрогнула. Обычно это входило в ее обязанности — наводить ванну, а уж чтобы лежать и наслаждаться не было и речи. Но пока она мысленно с собой договаривалась, Джэйвин вышла, и Этель осталось только последовать ее совету.
В гостиной стоял длинный обеденный стол — персон на десять минимум, что Этель невольно закрутила головой, выискивая еще жителей дома. Но кроме нее с Когоном и самой хозяйки здесь не было никого.
Джэйвин суетилась у стола, Когон угрюмо пялился в чашку с травяным чаем. Запахи мяты и глазури переплетались с ароматами ванили и фруктов. На столе в хрустальной вазочке лежали пряники, и Этель старалась на них не смотреть: так они ее манили! А взять не решалась: не положено. Сладкое только в день поклонения Единому богу.
— Как я поняла, — начала Джэйвин и, поставив в центр стола фарфоровый чайник, заняла свое место, — вы пустынные путники и направляетесь в Хрустальную Цитадель. Но как вы оказались в Долине Нищих? Да еще и в день, когда проснулся Ангелочек?
— Ангелочек?! — выпалил Когон и оторвался от чашки с чаем, куда прежде смотрел непрерывно. — Который чуть гнома не угробил?!
Джэйвин усмехнулась:
— Прозвали ласково, чтобы не злился. Но… да, раз в месяц он вылазит из-под песка, чтобы найти жертву. В эти дни мы не выходим из домов.
— Поэтому здесь было так тихо, — выдохнула Этель и глянула на Когона. Тот скривился. Джэйвин успокоила:
— Не переживайте за вашего друга, сейчас он спит. Хвост Ангелочка придавил ему ногу, рана на груди неглубокая, но все же дайте ему время восстановиться.
— Могло быть хуже, — буркнул орк. — Без эльфа совсем тяжко. Но что это за Ангелочек, Бронг меня дери? Таких монстров еще поискать!
— Неудачные эксперименты академии, скрещивание человеческих особей со змеиными, — равнодушно ответила Джэйвин. — Это не первый. Говорят, в пустыне их гораздо больше, но кто знает? Смельчаков проверить не находится.
Она улыбнулась и обвела сощуренным взглядом гостей. Этель уставилась на пряники. Думать ни о чем, кроме волос, она не могла.
— Ну так что? — спросила женщина. — У вас тут перевалочный пункт или какая-то определенная цель?
— Нам нужен Вайсшехх, он ждет нас здесь. Наверняка вы его знаете, — буркнул Когон. — У нас здесь встреча. Он… змеелюд.
— Вряд ли вы кого-то найдете, — развела руками женщина и отпила. — Змеелюды ушли не позднее чем два дня назад. В деревне остались, в основном, женщины.
— Ушли? Куда? — вспыхнул Когон.
— Искать покровителей, безопасное место, кочевать? — пожала плечами Джэйвин. — Да и Ангелочек порядком паники наводил, чего греха таить. Мы устали жить в страхе, вот и все.
— Кто это — мы? — Когон отставил чашку и поставил локти на стол. — Ты осталась! Другие человеческие женщины остались!
— Нам нечего терять. У нас уже и так все отняли.
Джэйвин оперлась о столешницу и с усилием поднялась. Над ее бровью заиграла вена. Она придержала живот и принялась расхаживать, покачиваясь, позади стола.
— Разве? — Когон тоже поднялся и пристально посмотрел на женщину. Этель переводила обеспокоенный взгляд с одного на другого. — А спасти свое дитя — разве не главная забота матери?
— Если бы сегодня меня забрал Ангелочек, была бы счастлива, — твердо ответила Джэйвин. — Скорее бы встретилась с мужем и всей своей семьей.
Она остановилась и посмотрела в глаза орку. Он хмурился, Этель поднялась:
— Как и ты, Когон. Вспомни…
— Бред! — фыркнул Когон. — Ты все придумала. Я шел за зовом своей жены.
— Если бы ты знал, Когон, как часто я слышу зов своей оставленной в Фолэнвере матери и мужа, которого убил мой собственный брат… — выдохнула Джэйвин и остановилась у плотно зашторенного окна. — Если бы ты знал, как я отчаянно хочу быть на его месте.
Она проговорила спокойно, но Этель заметила, как дрожит ее рука, опираясь на стену, и поспешила усадить ее:
— Сядь, Джэйвин, и ни о чем не беспокойся. Когон… не хотел тебе зла.
— Неважно. Все теперь неважно, когда главное зло всему миру — твой собственный брат!
Она всплеснула руками, а затем закрыла лицо и тихо заплакала. Этель тут же оказалась рядом с ней, а Когон рывком раскрыл шторы: за окном, прямо напротив дома Джэйвин, был воздвигнут эшафот. Чуть меньшим размером, чем в Эшгете, он холодил жилы при одном только взгляде в его сторону, что Этель поспешила притянуть к себе женщину и легонько провела по ее спине.
Когон вскинулся:
— Твой брат — сам Император Ригард?!
Джэйвин кивнула:
— Чувство справедливости затмило его разум. Он пришел в Лаорию, чтобы спасти меня, но не учел, что ему самому нужна помощь…
— Ты из Фолэнвера? Тебя купили?
— Да. На ярмарке Красного Солнца. Увезли сюда и выдали замуж. Ригард… поклялся, что спасет меня. Выходит, — она горько хмыкнула, — сдержал слово? — Она помолчала, Этель крепче сжала ее руку. Но та осторожно отстранилась и продолжила: — Я привыкла к змеелюдам, узнала их быт, традиции: они с уважением относились ко мне да и… ко всем человеческим женщинам. Кроме моего мужа, в этом доме жили его родители и брат с семьей — тут достаточно места, но теперь… не осталось никого.
— Они все были змеелюды? — спросила Этель учтиво, Джэйвин кивнула. Этель подала ей чай: — Не печалься, милая Джэйвин. У тебя будет дитя, в его глазах ты увидишь любовь своего мужа. Пока восстанавливается Оргвин, я буду помогать по хозяйству. А потом… поищу кого-нибудь, кто меня наймет.
— С твоим даром? — хлюпнула носом Джэйвин, но чашку приняла. — Тебе нужен толковый учитель, вот что я знаю. Но здесь ты не найдешь никого из магистров и даже теоретиков. А губить жизнь в этой дыре…
— Здесь же элита змеелюдов! — воскликнула Этель с прежней страстью, что даже думать забыла о своем внешнем виде. — Я тоже найду себе мужа! И буду прилежной женой, честно-честно! Когда отрастут волосы, конечно же…
Она рассеяно провела по голове и, почувствовав грубые спутанные лохмы, а кое-где и вовсе лысую кожу, поджала губу и тихонько вздохнула: ну, когда-то же все равно она станет красивой! И если Джэйвин разрешит оставить этот прекрасный сарафан…
— Если вы присмотрите за гномом, я все-таки пойду поищу Вайсшехха, — пробасил Когон и опустил взгляд. Что-то наподобие вины прозвучало в его голосе. — Времени у нас немного, и если он правда ушел, то и нам задерживаться не стоит.
— Начните поиски с трактира. Все самые свежие новости там. Если, конечно, кто-то из хозяев еще остался. Тут вверх по улице, — отозвалась женщина. Этель встрепенулась, но Джэйвин обратилась к ней ласково: — Я не прошу помощи, но я обещала ванну, чистую одежду и ночлег, и сдержу слово. Утром сможешь уйти.
— Но я бы хотела задержаться, — прошептала Этель одними губами, и ее глаза расширились. — Тут Оргвин, надо дождаться, когда он очнется. Да и вам нужна помощь…
Джэйвин глубоко вдохнула, поудобнее уселась и махнула Когону, чтобы уходил. Орк аккуратно зашторил окно и вышел. Женщина перевела взгляд на Этель. Теперь она увидела, какими опухшими и тяжелыми были ее глаза.
— Мне осталось немного, — так же тихо ответила хозяйка дома и сложила руки на животе. — Неродившийся ребенок забирает мои силы, и чем ближе день его рождения, тем ближе день моей смерти…
— Но ведь человеческая женщина может родить змеелюда! Именно благодаря этим союзам змеелюды стали выглядеть так по-разному! Некоторых не отличишь от человека…
— Они сильнее физически, девочка. Даже в младенчестве. И если тело змеелюда гибкое и с хвостом, как у змеи, шансов мало. — Она задумалась, а потом махнула: — Не думай об этом, это мое бремя. Твоя ванна должна быть готова, пройди через двор…
Этель замерла, ожидая, что Джэйвин еще что-то скажет или даст какие-то наставления, но она лишь закрыла глаза, запрокинула голову на спинку кресла и медленно выдохнула. Этель выпрямилась и робко обвела взглядом гостиную: просторная, при дневном солнце наверняка светлая, а сейчас погруженная в полумрак масляных ламп и в ароматные пары заваренных соцветий — прежде она явно видывала куда более благоприятные времена. Но сейчас клубы пара призраками бродили в этих стенах, отчего Этель после признаний хозяйки дома стало не по себе.
Она поспешила прошмыгнуть в названный двор, как уже у входа ее остановил мягкий голос Джэйвин:
— Захвати поднос с чайником и наслаждайся вдоволь. И да, вазу с пряниками возьми тоже — я же видела, как ты на них смотрела.
Как уснула, Этель не помнила: провалилась в сон сразу после горячей ванны и перешла в мир чудных сновидений, где все было куда проще, чем в разрушенном мире. Сны приходили неразборчивые, слишком яркие, сменялись чередой размытых образов, а потом пропадали вовсе. Но этой безмятежности Этель была рада особенно: хоть во сне она могла быть свободной и не думать о том, что будет завтра.
Предостережение Джэйвин напугало ее: по всему выходило, что удачное замужество — вовсе не панацея от рабского труда и тяжелой жизни. Даже выйдя замуж за господина, она могла умереть при родах, испытывать нехватку внимания при жизни и вовсе не быть счастливой, как в ее представлении. Суровая реальность не щадила никого. Особенно после переворота, когда просчитать каждый следующий шаг в новом дне становилось непосильной задачей. Ну а о том, чтобы такое замужество состоялось по любви, Этель не думала вовсе. Какая любовь, когда три месяца назад, в день своего совершеннолетия, она отдала свою честь самому главному эльфу Лаории — королю Оллурвиля.
Верилось,
Зверь взревел, орк поднял гнома и, подхватив под мышки, утянул от возможной новой ударной волны. Лицо Оргвина побледнело, глаза закатились, он с трудом хватал ртом воздух. И эта безысходность словно определила действия Этель.
Она коснулась волос: огонь перешел в ладони, сердце подскочило — в ее руках власть над монстром, в ее руках чужая жизнь! И чтобы спасти друзей, она должна ее отнять.
Некогда было думать, она знала: так правильно. И, добавляя ярости в этот бросок, вспомнив его смрадное дыхание у себя перед лицом, прожженную кислотой штанину, раненого Оргвина и саму себя на волоске от смерти, Этель соединила ладони.
Пламя разрослось. Из самых ступней до кончиков опаленных волос она почувствовала, как эта сила проходит сквозь нее, как ее злость, откуда-то взявшаяся, берет под контроль змея. А затем… все решает ветер.
Он поднялся откуда ни возьмись и потянул пламя на змея. Огромный столб огня, вырвавшийся из ее рук, охватил чудовище целиком. Оно взвилось дугой, залилось жалобным криком, но Этель не помнила о пощаде: она спасала друзей, себя и эту деревню. И мстила за всех, кто когда-то стал его жертвой.
Так она себе придумала. Так она убедила себя, что права. И смотрела, как гаснет жизнь этого змея, как обугливается чешуя, как опускается его тело, как проходит по его хвосту предсмертная судорога… И только после этого опустила руки. Огонь тут же погас. Перед ней взмылся в воздух плотный столб черного дыма. Приторно запахло гарью, глаза заслезились.
Сквозь черную пелену она не видела даже очертаний спутников и тут же, не думая, сорвалась с места. Но не успела сделать и шага, как кто-то крепко схватил ее за руку, и она услышала прямо в ухе:
— Ты кто, девочка?
Говорил человек. Женщина. Низким грудным голосом, без всякого испуга, твердо. Но ответить Этель не смогла. Увидела только ее округлившиеся серые глаза и, обессиленная, рухнула на землю.
Глава 9
Она пришла в себя к вечеру. Увидела незнакомые стены и вскочила. Но тут же упала на кровать: ее одолело бессилие, из носа потекла кровь, на попытки позвать помощь из горла вырвался неразборчивый хрип. Помощь пришла в лице Когона. Он глянул хмуро, покачал головой и скрылся в соседней комнате. Через миг появилась хозяйка с подносом отваров, мазей и меда.
Она посмотрела внимательно, ничего не спросила и вытерла кровь у носа Этель. Затем проверила лоб, убрала прилипшие пряди и, сдвинув брови, покачала головой:
— Ничего, отрастут. Главное, что живая, — проговорила она строго. — Как тебя зовут?
— Э… Этель…
— Я Джэйвин… — Она будто хотела что-то еще сказать, но отвела взгляд, запрокинула голову и, сложив руки на животе, тяжело задышала. — Прости, я сейчас…
Этель заметила ее округлившийся живот и проследила за женщиной до самого выхода. Она шла медленно, с трудом переставляя ноги, и придерживала поясницу. Из другой комнаты послышались голоса, звуки посуды и шуршание фольги. Затем все стихло. Этель приподнялась на локтях и осмотрелась.
По меркам людей, обстановка была богатой: на окнах висели плотные атласные шторы с вышивкой, на светлых стенах — картины в деревянных резных рамах. Углы комнаты украшали мраморные бюсты змеелюдов-мужчин и человеческих женщин, из мебели в центре комнаты стоял металлический стол с бронзовыми ножками и два массивных сундука: у окна и у стены напротив. Этель лежала на высокой кровати, укрытой розовым балдахином, у ее подножия к выходу из комнаты стелился пятнистый ковер.
Этель села и спустила ноги: мягкий! И такой теплый, что захотелось встать на четвереньки и коснуться его щекой. Но сдержалась. Поднялась осторожно, проследовала к двери и вдруг остановилась: рядом стояло высокое зеркало с позолоченной каймой, а оттуда на нее глядела…
Она даже усомнилась в том, что видит в отражении: лазурные глаза смотрели испуганно и тут же наполнились слезами. По бледным впалым щекам покатились соленые дорожки: ее прекрасные соломенные волосы до пояса превратились в сморщенные угольки. У корней они еще оставались такими же светлыми, но вся длина обуглилась и повисла неровными лохмами: где-то длиннее, где-то короче. Возле уха появился ожог.
Ее штаны прожглись не только у щиколоток, но и по всей ноге, и теперь представляли собой тряпичное решето: в таком виде на люди точно не выйдешь! А ей еще жениха искать!
Почему-то эта мысль пришла первой после охватившего ее отчаяния, но все равно не принесла покоя: кто посмотрит в сторону чумазой оборванки с обугленными волосами? Да еще и с нестабильной магией в крови, о которой она сама ничего не знает.
— Ничего, отрастут, — мягко повторила Джэйвин. Она вернулась, но задержалась в дверях, с любопытством разглядывая гостью. — Но на улицу лучше не выходи — там уже толпа зевак собралась, хочет посмотреть на свою спасительницу. Я уже предложила выйти собрать почести Когону, но он застеснялся, не хочет лишать тебя триумфа. — Джэйвин хмыкнула. — Но не советую, если не хочешь оказаться в академии, конечно. И раз ты здесь, а не в Эшгете, очевидно, не хочешь.
— С-спасибо, — пролепетала Этель и вдруг разрыдалась прямо при незнакомке: после случившегося никто не возьмет ее в жены, от любопытных глаз ей не укрыться, вернуться нельзя, в пустыне смерть и теперь уже точно вечные подколы Когона…
А потом вдруг что-то кольнуло под ребрами, слезы высохли, и она с испугом глянула на женщину:
— А Оргвин? Что с ним? У него же рана на груди…
— Набирается сил, не беспокойся. Потребуется время на восстановление, но все самое страшное уже позади.
— Он… там? — Этель указала на дверь.
— В другой спальне, — мягко ответила Джэйвин и продолжила: — Переодевайся и выходи пить чай. Тебе нужно прийти в себя. А потом наведу тебе ванну, идет?
При последних словах Этель вздрогнула. Обычно это входило в ее обязанности — наводить ванну, а уж чтобы лежать и наслаждаться не было и речи. Но пока она мысленно с собой договаривалась, Джэйвин вышла, и Этель осталось только последовать ее совету.
В гостиной стоял длинный обеденный стол — персон на десять минимум, что Этель невольно закрутила головой, выискивая еще жителей дома. Но кроме нее с Когоном и самой хозяйки здесь не было никого.
Джэйвин суетилась у стола, Когон угрюмо пялился в чашку с травяным чаем. Запахи мяты и глазури переплетались с ароматами ванили и фруктов. На столе в хрустальной вазочке лежали пряники, и Этель старалась на них не смотреть: так они ее манили! А взять не решалась: не положено. Сладкое только в день поклонения Единому богу.
— Как я поняла, — начала Джэйвин и, поставив в центр стола фарфоровый чайник, заняла свое место, — вы пустынные путники и направляетесь в Хрустальную Цитадель. Но как вы оказались в Долине Нищих? Да еще и в день, когда проснулся Ангелочек?
— Ангелочек?! — выпалил Когон и оторвался от чашки с чаем, куда прежде смотрел непрерывно. — Который чуть гнома не угробил?!
Джэйвин усмехнулась:
— Прозвали ласково, чтобы не злился. Но… да, раз в месяц он вылазит из-под песка, чтобы найти жертву. В эти дни мы не выходим из домов.
— Поэтому здесь было так тихо, — выдохнула Этель и глянула на Когона. Тот скривился. Джэйвин успокоила:
— Не переживайте за вашего друга, сейчас он спит. Хвост Ангелочка придавил ему ногу, рана на груди неглубокая, но все же дайте ему время восстановиться.
— Могло быть хуже, — буркнул орк. — Без эльфа совсем тяжко. Но что это за Ангелочек, Бронг меня дери? Таких монстров еще поискать!
— Неудачные эксперименты академии, скрещивание человеческих особей со змеиными, — равнодушно ответила Джэйвин. — Это не первый. Говорят, в пустыне их гораздо больше, но кто знает? Смельчаков проверить не находится.
Она улыбнулась и обвела сощуренным взглядом гостей. Этель уставилась на пряники. Думать ни о чем, кроме волос, она не могла.
— Ну так что? — спросила женщина. — У вас тут перевалочный пункт или какая-то определенная цель?
— Нам нужен Вайсшехх, он ждет нас здесь. Наверняка вы его знаете, — буркнул Когон. — У нас здесь встреча. Он… змеелюд.
— Вряд ли вы кого-то найдете, — развела руками женщина и отпила. — Змеелюды ушли не позднее чем два дня назад. В деревне остались, в основном, женщины.
— Ушли? Куда? — вспыхнул Когон.
— Искать покровителей, безопасное место, кочевать? — пожала плечами Джэйвин. — Да и Ангелочек порядком паники наводил, чего греха таить. Мы устали жить в страхе, вот и все.
— Кто это — мы? — Когон отставил чашку и поставил локти на стол. — Ты осталась! Другие человеческие женщины остались!
— Нам нечего терять. У нас уже и так все отняли.
Джэйвин оперлась о столешницу и с усилием поднялась. Над ее бровью заиграла вена. Она придержала живот и принялась расхаживать, покачиваясь, позади стола.
— Разве? — Когон тоже поднялся и пристально посмотрел на женщину. Этель переводила обеспокоенный взгляд с одного на другого. — А спасти свое дитя — разве не главная забота матери?
— Если бы сегодня меня забрал Ангелочек, была бы счастлива, — твердо ответила Джэйвин. — Скорее бы встретилась с мужем и всей своей семьей.
Она остановилась и посмотрела в глаза орку. Он хмурился, Этель поднялась:
— Как и ты, Когон. Вспомни…
— Бред! — фыркнул Когон. — Ты все придумала. Я шел за зовом своей жены.
— Если бы ты знал, Когон, как часто я слышу зов своей оставленной в Фолэнвере матери и мужа, которого убил мой собственный брат… — выдохнула Джэйвин и остановилась у плотно зашторенного окна. — Если бы ты знал, как я отчаянно хочу быть на его месте.
Она проговорила спокойно, но Этель заметила, как дрожит ее рука, опираясь на стену, и поспешила усадить ее:
— Сядь, Джэйвин, и ни о чем не беспокойся. Когон… не хотел тебе зла.
— Неважно. Все теперь неважно, когда главное зло всему миру — твой собственный брат!
Она всплеснула руками, а затем закрыла лицо и тихо заплакала. Этель тут же оказалась рядом с ней, а Когон рывком раскрыл шторы: за окном, прямо напротив дома Джэйвин, был воздвигнут эшафот. Чуть меньшим размером, чем в Эшгете, он холодил жилы при одном только взгляде в его сторону, что Этель поспешила притянуть к себе женщину и легонько провела по ее спине.
Когон вскинулся:
— Твой брат — сам Император Ригард?!
Джэйвин кивнула:
— Чувство справедливости затмило его разум. Он пришел в Лаорию, чтобы спасти меня, но не учел, что ему самому нужна помощь…
— Ты из Фолэнвера? Тебя купили?
— Да. На ярмарке Красного Солнца. Увезли сюда и выдали замуж. Ригард… поклялся, что спасет меня. Выходит, — она горько хмыкнула, — сдержал слово? — Она помолчала, Этель крепче сжала ее руку. Но та осторожно отстранилась и продолжила: — Я привыкла к змеелюдам, узнала их быт, традиции: они с уважением относились ко мне да и… ко всем человеческим женщинам. Кроме моего мужа, в этом доме жили его родители и брат с семьей — тут достаточно места, но теперь… не осталось никого.
— Они все были змеелюды? — спросила Этель учтиво, Джэйвин кивнула. Этель подала ей чай: — Не печалься, милая Джэйвин. У тебя будет дитя, в его глазах ты увидишь любовь своего мужа. Пока восстанавливается Оргвин, я буду помогать по хозяйству. А потом… поищу кого-нибудь, кто меня наймет.
— С твоим даром? — хлюпнула носом Джэйвин, но чашку приняла. — Тебе нужен толковый учитель, вот что я знаю. Но здесь ты не найдешь никого из магистров и даже теоретиков. А губить жизнь в этой дыре…
— Здесь же элита змеелюдов! — воскликнула Этель с прежней страстью, что даже думать забыла о своем внешнем виде. — Я тоже найду себе мужа! И буду прилежной женой, честно-честно! Когда отрастут волосы, конечно же…
Она рассеяно провела по голове и, почувствовав грубые спутанные лохмы, а кое-где и вовсе лысую кожу, поджала губу и тихонько вздохнула: ну, когда-то же все равно она станет красивой! И если Джэйвин разрешит оставить этот прекрасный сарафан…
— Если вы присмотрите за гномом, я все-таки пойду поищу Вайсшехха, — пробасил Когон и опустил взгляд. Что-то наподобие вины прозвучало в его голосе. — Времени у нас немного, и если он правда ушел, то и нам задерживаться не стоит.
— Начните поиски с трактира. Все самые свежие новости там. Если, конечно, кто-то из хозяев еще остался. Тут вверх по улице, — отозвалась женщина. Этель встрепенулась, но Джэйвин обратилась к ней ласково: — Я не прошу помощи, но я обещала ванну, чистую одежду и ночлег, и сдержу слово. Утром сможешь уйти.
— Но я бы хотела задержаться, — прошептала Этель одними губами, и ее глаза расширились. — Тут Оргвин, надо дождаться, когда он очнется. Да и вам нужна помощь…
Джэйвин глубоко вдохнула, поудобнее уселась и махнула Когону, чтобы уходил. Орк аккуратно зашторил окно и вышел. Женщина перевела взгляд на Этель. Теперь она увидела, какими опухшими и тяжелыми были ее глаза.
— Мне осталось немного, — так же тихо ответила хозяйка дома и сложила руки на животе. — Неродившийся ребенок забирает мои силы, и чем ближе день его рождения, тем ближе день моей смерти…
— Но ведь человеческая женщина может родить змеелюда! Именно благодаря этим союзам змеелюды стали выглядеть так по-разному! Некоторых не отличишь от человека…
— Они сильнее физически, девочка. Даже в младенчестве. И если тело змеелюда гибкое и с хвостом, как у змеи, шансов мало. — Она задумалась, а потом махнула: — Не думай об этом, это мое бремя. Твоя ванна должна быть готова, пройди через двор…
Этель замерла, ожидая, что Джэйвин еще что-то скажет или даст какие-то наставления, но она лишь закрыла глаза, запрокинула голову на спинку кресла и медленно выдохнула. Этель выпрямилась и робко обвела взглядом гостиную: просторная, при дневном солнце наверняка светлая, а сейчас погруженная в полумрак масляных ламп и в ароматные пары заваренных соцветий — прежде она явно видывала куда более благоприятные времена. Но сейчас клубы пара призраками бродили в этих стенах, отчего Этель после признаний хозяйки дома стало не по себе.
Она поспешила прошмыгнуть в названный двор, как уже у входа ее остановил мягкий голос Джэйвин:
— Захвати поднос с чайником и наслаждайся вдоволь. И да, вазу с пряниками возьми тоже — я же видела, как ты на них смотрела.
***
Как уснула, Этель не помнила: провалилась в сон сразу после горячей ванны и перешла в мир чудных сновидений, где все было куда проще, чем в разрушенном мире. Сны приходили неразборчивые, слишком яркие, сменялись чередой размытых образов, а потом пропадали вовсе. Но этой безмятежности Этель была рада особенно: хоть во сне она могла быть свободной и не думать о том, что будет завтра.
Предостережение Джэйвин напугало ее: по всему выходило, что удачное замужество — вовсе не панацея от рабского труда и тяжелой жизни. Даже выйдя замуж за господина, она могла умереть при родах, испытывать нехватку внимания при жизни и вовсе не быть счастливой, как в ее представлении. Суровая реальность не щадила никого. Особенно после переворота, когда просчитать каждый следующий шаг в новом дне становилось непосильной задачей. Ну а о том, чтобы такое замужество состоялось по любви, Этель не думала вовсе. Какая любовь, когда три месяца назад, в день своего совершеннолетия, она отдала свою честь самому главному эльфу Лаории — королю Оллурвиля.
Верилось,
