— Пойду приготовлю ужин, — отозвался Ильсо на молчание и сразу вышел. Когон крикнул вслед:
— Только не траву!
А Этель обратилась к обоим:
— Набирайтесь сил, нам нужно будет скоро идти. Ладно? Я помогу Ильсо.
Снаружи уже стемнело, и, помешивая похлебку, эльф смотрел куда-то вдаль и явно к чему-то прислушивался. Остывающий песок коснулся ее щиколоток, последние солнечные лучи обняли ее за плечи. От вечернего ветра пламя костра подрагивало. Этель спросила:
— Что-то слышишь? Нам ничего не грозит?
— Только песчаных скорпионов, — улыбнулся эльф. — Но это ерунда. Ты можешь пойти поспать, если хочешь. Вряд ли мы выйдем раньше рассвета.
— Вот бы знать, сколько еще до Цитадели, — вздохнула Этель. — Хотя бы очертания увидеть! Наверняка же ее видно издалека: она должна быть огромная и.. хрустальная?
Она спросила с удивлением, Ильсо снял котелок с огня, выпрямился и лукаво ответил:
— Хочешь, схожу проверю?
А на удивленный взгляд Этель пояснил:
— Кажется, я вижу ее огни.
На следующий вечер увидела и Этель, и Когон с Оргвином: Цитадель предстала перед ними воочию, во всей своей монументальности и завораживающей красе. Ее огни манили, как маяк в бескрайнем песчаном море, и простирались словно во весь горизонт.
В темноте не было видно, но Ильсо убедил, что название Цитадели не отражает реальность — им предстоит пройти через толстую каменную стену исполинским размером в длину и… наверняка оказаться в долгожданном Последнем Оазисе с цветами, высокими деревьями и водопадами. Они обязательно там будут, как и озера, и леса, и сладкие фрукты… Так думала Этель и с нетерпением ждала, когда они уже приблизятся к заветной цели.
— Мы все равно смертники, — глядя на таинственные огни на горизонте, заключил Когон. — У девчонки, возможно, шансы есть, Император ей благоволит. А в остальном… какой прок нам оттого, что завтра мы войдем в эти ворота?
— Лучше бы подумал, кто там живет и как они нас встретят, — посоветовал гном. — Если нам придется биться, то тогда мы точно не жильцы.
— Тогда нам стоит дождаться армии Императора, — забеспокоилась Этель. — Он же должен идти за нами! Путь расчищен, цветков больше не попадалось.
— Не думаю, что встретим кого-то, но… гном прав, надо учесть и это. Если за стенами и правда живой сад, то там могут быть жители: грех не обжиться в таком изобильном месте, — подал голос Ильсо и хлебнул своего травяного бульона.
Остальные разглядывали издалека светящиеся стены. Этель и вовсе ощущала какой-то трепет перед воплощением ожившей легенды — о существовании Цитадели ходили долгие споры, и большинство просто не верили, что она есть. А теперь она перед ней, как на ладони, а завтра они войдут туда с триумфом. Так ей представлялось. Даже если позднее, как предостерегал Когон, их всех ждала смерть.
— Нужно придумать план отступления, — задумчиво проговорила Этель, ветер закружил ее слова и ударил в лицо острыми песчинками. Она убрала неровные пряди, повернулась к друзьям и пояснила: — Нас схватят, Император зайдет внутрь, огласит себя единоличным правителем пустыни, повторится все, что было в Эшгете, но… тогда пришли вы.
Она с надеждой перевела взгляд с Когона на Ильсо, Оргвин довольно хмыкнул и потер бороду. Эльф заговорил:
— Тогда у меня была поддержка в городе. Тот же Вайсшехх, хоть и был пленен, но даже этот расклад входил в наши расчеты. Сейчас мы не знаем, чего ждать.
— Так давайте продумаем! — воскликнула Этель и закружила возле костра. — Мы дошли, понимаете? Мы сделали невозможное! Почему вы смиряетесь? Мы можем… бороться!
Когон ухмыльнулся:
— Моя… девочка.
Все неловко застыли только на мгновение, но затем Когон покачал головой:
— Ты видишь этот массив? — Он указал на горящую далекими огнями-точками стену. — Выглядит внушительнее Эшгета. Императору может и не нужен никакой оазис, вдруг ему нужны эти стены?
— Мы ничего не знаем! — вспыхнула Этель, а затем то же повторили ее волосы. Ей потребовалось мгновение, чтобы прийти в себя, после чего она продолжила: — Просто… — она замолчала и резко выдохнула, изнутри ее забила крупная дрожь, и казалось, что вот-вот из глаз покатятся обидные слезы. — Просто… вдруг мы больше не увидимся?
Ее голос сорвался, она закрыла рот ладошкой и поспешила отвести глаза, чтобы не выдать слабость. А потом чьи-то крепкие руки шириной с ее талию обхватили ее за плечи и с силой потянули вниз.
— Сядь, Этель, — послышался над ухом тихий голос Когона, и она робко запротестовала, желая вырваться, но он сжал ее крепче и сам усадил возле костра. Затем сел рядом.
Ильсо с Оргвином переглянулись и заняли места напротив. Эльф растормошил щепки, гном запрокинул голову и мечтательно проговорил:
— Будто ночь перед великой битвой, чувствуете? — Он втянул остывающий воздух. — Словно завтра две армии сойдутся у стен древней крепости, которой больше лет, чем всей Лаории. Наверняка она тут существовала вечно? И раз на ее стенах расставлены сигнальные огни, значит… в ней и правда все эти годы кто-то живет?
— Или она просто подает знак Императору, — вклинился Ильсо, меняя котелок с похлебкой на котелок с травяным чаем. Запахло мятой и сливовыми листьями. — Слышу их шаг, они рядом. Идут за нами след в след.
— И на здоровье, — выплюнул Когон, но на порыв Этель освободиться прижал сильнее. И она смирилась: тепло с ним было, как-то… спокойно. — Без нас бы он стал добычей Крылатых Клешней.
— А я не жалею, — отозвался Оргвин. — И за мной, знаете ли, грешок имеется. Одно мое контрабандное дело чего стоит! Так что… даже если и на плаху, я готов. Мечту свою осуществил, получается? Пустыню прошел! От проклятия цветка избавился…
Он грустно усмехнулся, и Этель притаилась. В глазах застыли слезы: он что, прощается? Он что, даже не станет бороться за… нее?
— Я его свиту разнес, — пробасил Когон и с усмешкой почесал спину. Этель выглянула у него из-под подмышки и подняла глаза. — Да-да, крошка! За свое племя. За имя своего племени — своих же сородичей…
Теперь Этель уставилась на пламя. Невозможно было видеть никого из своих спутников, а так… хотя бы костер, размеренно потрескивая, успокаивал мысли.
— А я змеелюдам на него доносил, — улыбнулся Ильсо и разлил по чашкам ароматную жидкость. Когон вручил ей одну и посмотрел как-то… тепло. Сердце заколотилось. То ли от того, что она должна была что-то сказать, но слова не приходили, то ли от того, что Когон теперь не отводил от нее взгляда.
— Все отличились, выходит? — хохотнул Оргвин и поднял чашку. — Ну, значит, за последнюю ночь перед боем?
Мужчины соединили чашки и выпили. Этель съежилась и крепче обхватила свою. Лицо обжигал ароматный пар, белой струей разрезающий ночной воздух. С кем они собирались завтра сражаться, она не имела представления и даже не была уверена, что с кем-то придется. Но чтобы не мучиться сомнениями, проще всего было проверить.
Внезапная мысль обожгла сильнее солнечных лучей, и вдруг ее озвучил Ильсо:
— Я проверю округу. Не тушите костер. Вернусь к рассвету.
Этель выпрямилась и отставила чай:
— Я послежу за костром.
Когон с Оргвином переглянулись, но эльф кивнул, захватил лук и, оставляя легкие следы на сыпучей поверхности, скрылся в темноте опустившейся ночи.
Песок кружил по холодным барханам, и костер едва справлялся с его навязчивой силой. Этель следила. На остаток ночи они могли остаться без очага. Впереди по-прежнему маячили огни, и ей по-прежнему не верилось, что они подбирались к краю пустыни.
— Я сменю тебя, — буркнул Когон из-за палатки. Этель зажмурилась: непослушные песчинки из-под его сапог полетели на лицо. Но она не поднялась.
— Не стоит, Когон, спи спокойно. До рассвета еще далеко.
— Зато до Цитадели близко. — Орк кивнул в сторону огней. Он с трудом оставил ее одну у костра и теперь злился. Но она должна была настоять, иначе бы снова чувствовала себя обузой. — Но твоя нога туда не ступит!
Глаза Когона сверкнули красным, Этель посмотрела с вызовом: еще чего! Если им и в самом деле предстояло биться, что они смогут без ее магии?
— Не тебе решать, — сказала она гордо и выпрямилась. Полы тоги и шелковые штаны под ней заиграли с озорным ветром. Когон схватил ее за плечи:
— Скорее всего не будет никакой битвы за оазис, крошка! — процедил он. — Нас схватят, прикуют к позорным столбам и будут пытать испепеляющим солнцем!
— Чем это хуже того, что я сгорю под тем же солнцем в одиночестве посреди пустыни? Если хочешь меня оставить — так и скажи!
Она выпалила это не подумав — само как-то вырвалось, и Когон отшатнулся, будто от пощечины. Бессвязный хрип вырвался из его горла, грудь заходила ходуном. На затылке Этель зашевелились волосы: он точно был готов наброситься на нее, и она выставила перед собой руку, закрываясь.
Мгновение он стоял, замерев, и пытался усмирить тяжелое прерывистое дыхание. Тысячи эмоций застыли на его лице — от ненависти до искреннего сожаления, кулаки сжались: он боролся с чем-то внутри себя, и Этель не вмешивалась. Он должен справиться сам, она понимала, но вместе с тем боялась его гнева, направленного в ее сторону.
Но прошла еще пара мгновений, и Когон заговорил на удивление ровно:
— Я должен это сделать. — Он сглотнул и посмотрел как-то особенно скорбно. — Чтобы ты вернулась в целости и невредимости к своему возлюбленному, иначе… — он грустно усмехнулся, — он меня убьет. Ну… про крайней мере, я бы на его месте так и сделал.
Теперь настала очередь Этель обсыпаться мурашками, но также она не понимала, что должна чувствовать из-за слов орка: гнев, возмущение, неприязнь? Но вместо этого ей почему-то хотелось уткнуться в его широкую израненную зеленую грудь и рыдать что есть мочи, а он бы гладил ее по обугленным волосам, лысеющим на затылке, и приговаривал что-то странное и даже неуклюжее, а она бы слушала, слушала, слушала… И были бы это самые исцеляющие слова, что есть в мире.
— Просто позволь защитить тебя, — прошептала она еле слышно и все-таки уронила слезинку.
Между ними будто натянулась струна, и они шагали по ней осторожно, босыми ступнями, не решаясь смотреть под ноги, но не отводили взглядов друг с друга, будто боялись, что если отпустят, то струна непременно порвется, и они больше никогда не окажутся так близко.
Этель знала, что так и есть. Носок сапога Когона подрагивал, а сам он всем телом выдавал готовность сорваться с места, подхватить ее и унести на край пустыни, в тот самый далекий оазис, где никто не найдет ни беглого орка, ни потерянную служанку. И главное, она была уже готова согласиться на что угодно, лишь бы он сказал…
Но он не сказал. Вместо этого раздалось ворчливое:
— Отступись от девчонки, зеленокожий. Весь сон прогнал. — Оргвин вылез из палатки и, зевая, потянулся. — Империя тебя не за тем посылала, чтобы ты на своих огрызался.
— Ничего-то ты не понял, гном, — бросил Когон на удивление спокойно, но Этель заметила, как на его зеленых висках дрогнула вена. — Мы не можем ее туда отправить, пусть не упрашивает! Еще спалит что-нибудь ненароком, вовек с Императором не расплатимся, если, конечно, она до кучи приговор нам не подпишет!
Он выпалил это на одном дыхании, будто только и ждал обрушить на нее эту гневную тираду, что щеки Этель потеплели, и она опустила взгляд.
— А сколько раз она латала твои раны, помнишь? — вздохнул Оргвин и поднял сияющий взгляд. — Уймись, Когон, гляди, какая ночь…
Пожилой гном подмигнул Этель и глубоко вздохнул. За весь их путь месяц на небе словно и не сменил положения, но заканчивалась четвертая децена, отведенная Императором, и, значит, сезон Солнца уже полностью вступал в свои права — Красное Солнце переходило в Белое. А сегодня ночь стояла и вправду великая. Возможно, ночь перед битвой, а, возможно, перед великими переменами. Покой перед бурей.
Факелы на стенах крепости горели, но сама она будто спала. Одна только ночь, и завтра ее украсят знамена Империи. Этель улыбнулась:
— Мы все равно не победим.
— Полно тебе, Этель. — Гном уселся напротив, пряча седые косы под простенькой куфией. — Армия уже на подходе. Если встретим отпор, наших сил хватит, чтобы сдержать первый натиск. Твоих сил.
Когон сделал вид, что не слышит. Он боролся с угасающим костром.
Этель посмотрела на ладони: светятся. Вот она, ее обретенная сила, залог будущей победы, в которой не сомневался Оргвин. Вот только кожаные браслеты из запасов гнома до сих пор скрывали следы от оков. А теперь Империи был нужен ее дар.
— Я пойду к воротам. — Решение вдруг стало очевидным и настолько простым, что даже сказать стало не трудно: она правда могла спасти три ни в чем неповинные жизни, несмотря даже на то, что они сами так не считали. — Прямо сейчас. Если не смогу пробить оборону, то увижу слабые места. А завтра… открою ворота уже изнутри.
— Не смей! — Когон враз оказался рядом. — Пока не вернулся Ильсо, даже не думай!
Шелковая тишь разорвалась с треском его рыка, Оргвин тоже встал рядом с орком:
— Не стоит оно твоей жизни, деточка. Смерть даже во благо высшей цели — всего лишь смерть. Никто и не вспомнит…
Этель лишь пожала плечами. И ушла.
Ветер скрывал ее следы, играя с подолом истрепавшейся тоги. Ноги вязли в зыбучих песках, и с каждым шагом дыхание прерывалось. В пустыне кружились вихри, и Этель надеялась, что стихия скроет ее от лишних глаз. Огни Цитадели стерлись среди пелены из песка из ветра.
— Она пустая. — Ильсо возник из ниоткуда. Его способности маскироваться по-прежнему изумляли Этель. Он спрятал уши под капюшон и повязал плотный платок на все лицо. И казался теперь почти таким же, как она. Человеком.
— Там никого, — повторил он и почему-то помахал перед собой. Столбы песка между ними стали гуще. — После войны рубиновых чаш я впервые вижу невредимую крепость, так что… странно, что там никого нет, притом столько огней на стенах.
— Кто бы там ни был, они чувствуют нас. И поэтому прячутся. Император обрадуется легкой победе.
— Слушай… — Он вздохнул и осмотрелся. — Пойдем-ка отсюда. Когон будет ворчать, что мы пришли без него, да и лучше передать весточку Императору: его войска совсем близко, стоят по периметру.
Он схватил ее за предплечье и потащил сквозь сгустившийся мрак. На миг Этель поддалась его силе, но пески вдруг взбунтовались. Они окружили ее, оттолкнули Ильсо, и Этель поднялась над Цитаделью. Неведомая сила была укрыта там, и она звала ее. Этель слышала шепот, переходящий в сип, свист ветра, так похожий на звук хлыста господина, но теперь она была здесь хозяйкой. И она подняла руки.
Неведомая сила подхватила ее, и она оказалась над границей стены. Ветер поднял песчинки и кружил ураганами вокруг ее тела. Ильсо снизу закрывался, пытаясь что-то кричать, но она его даже не слышала. Укутала песком, словно коконом, и отставила, как ненужную фигуру на ее шахматной доске. Все потому, что на поле поспевали новые.
Она не видела — чувствовала, как сюда подходит отряд самого Императора. Его зеркальная маска с золотой каймой сверкала даже сквозь пыльный столб, и он с гордо поднятой головой приближался к главным воротам.
Несмотря на огромный размах Цитадели — ее стен не было видно ни конца, ни края, — Этель не сомневалась, что вход именно здесь: массивные железные ворота высотой в несколько слонов украшал огромный навесной замок и толстые цепи с порядком проржавевшими звеньями.
— Только не траву!
А Этель обратилась к обоим:
— Набирайтесь сил, нам нужно будет скоро идти. Ладно? Я помогу Ильсо.
Снаружи уже стемнело, и, помешивая похлебку, эльф смотрел куда-то вдаль и явно к чему-то прислушивался. Остывающий песок коснулся ее щиколоток, последние солнечные лучи обняли ее за плечи. От вечернего ветра пламя костра подрагивало. Этель спросила:
— Что-то слышишь? Нам ничего не грозит?
— Только песчаных скорпионов, — улыбнулся эльф. — Но это ерунда. Ты можешь пойти поспать, если хочешь. Вряд ли мы выйдем раньше рассвета.
— Вот бы знать, сколько еще до Цитадели, — вздохнула Этель. — Хотя бы очертания увидеть! Наверняка же ее видно издалека: она должна быть огромная и.. хрустальная?
Она спросила с удивлением, Ильсо снял котелок с огня, выпрямился и лукаво ответил:
— Хочешь, схожу проверю?
А на удивленный взгляд Этель пояснил:
— Кажется, я вижу ее огни.
***
На следующий вечер увидела и Этель, и Когон с Оргвином: Цитадель предстала перед ними воочию, во всей своей монументальности и завораживающей красе. Ее огни манили, как маяк в бескрайнем песчаном море, и простирались словно во весь горизонт.
В темноте не было видно, но Ильсо убедил, что название Цитадели не отражает реальность — им предстоит пройти через толстую каменную стену исполинским размером в длину и… наверняка оказаться в долгожданном Последнем Оазисе с цветами, высокими деревьями и водопадами. Они обязательно там будут, как и озера, и леса, и сладкие фрукты… Так думала Этель и с нетерпением ждала, когда они уже приблизятся к заветной цели.
— Мы все равно смертники, — глядя на таинственные огни на горизонте, заключил Когон. — У девчонки, возможно, шансы есть, Император ей благоволит. А в остальном… какой прок нам оттого, что завтра мы войдем в эти ворота?
— Лучше бы подумал, кто там живет и как они нас встретят, — посоветовал гном. — Если нам придется биться, то тогда мы точно не жильцы.
— Тогда нам стоит дождаться армии Императора, — забеспокоилась Этель. — Он же должен идти за нами! Путь расчищен, цветков больше не попадалось.
— Не думаю, что встретим кого-то, но… гном прав, надо учесть и это. Если за стенами и правда живой сад, то там могут быть жители: грех не обжиться в таком изобильном месте, — подал голос Ильсо и хлебнул своего травяного бульона.
Остальные разглядывали издалека светящиеся стены. Этель и вовсе ощущала какой-то трепет перед воплощением ожившей легенды — о существовании Цитадели ходили долгие споры, и большинство просто не верили, что она есть. А теперь она перед ней, как на ладони, а завтра они войдут туда с триумфом. Так ей представлялось. Даже если позднее, как предостерегал Когон, их всех ждала смерть.
— Нужно придумать план отступления, — задумчиво проговорила Этель, ветер закружил ее слова и ударил в лицо острыми песчинками. Она убрала неровные пряди, повернулась к друзьям и пояснила: — Нас схватят, Император зайдет внутрь, огласит себя единоличным правителем пустыни, повторится все, что было в Эшгете, но… тогда пришли вы.
Она с надеждой перевела взгляд с Когона на Ильсо, Оргвин довольно хмыкнул и потер бороду. Эльф заговорил:
— Тогда у меня была поддержка в городе. Тот же Вайсшехх, хоть и был пленен, но даже этот расклад входил в наши расчеты. Сейчас мы не знаем, чего ждать.
— Так давайте продумаем! — воскликнула Этель и закружила возле костра. — Мы дошли, понимаете? Мы сделали невозможное! Почему вы смиряетесь? Мы можем… бороться!
Когон ухмыльнулся:
— Моя… девочка.
Все неловко застыли только на мгновение, но затем Когон покачал головой:
— Ты видишь этот массив? — Он указал на горящую далекими огнями-точками стену. — Выглядит внушительнее Эшгета. Императору может и не нужен никакой оазис, вдруг ему нужны эти стены?
— Мы ничего не знаем! — вспыхнула Этель, а затем то же повторили ее волосы. Ей потребовалось мгновение, чтобы прийти в себя, после чего она продолжила: — Просто… — она замолчала и резко выдохнула, изнутри ее забила крупная дрожь, и казалось, что вот-вот из глаз покатятся обидные слезы. — Просто… вдруг мы больше не увидимся?
Ее голос сорвался, она закрыла рот ладошкой и поспешила отвести глаза, чтобы не выдать слабость. А потом чьи-то крепкие руки шириной с ее талию обхватили ее за плечи и с силой потянули вниз.
— Сядь, Этель, — послышался над ухом тихий голос Когона, и она робко запротестовала, желая вырваться, но он сжал ее крепче и сам усадил возле костра. Затем сел рядом.
Ильсо с Оргвином переглянулись и заняли места напротив. Эльф растормошил щепки, гном запрокинул голову и мечтательно проговорил:
— Будто ночь перед великой битвой, чувствуете? — Он втянул остывающий воздух. — Словно завтра две армии сойдутся у стен древней крепости, которой больше лет, чем всей Лаории. Наверняка она тут существовала вечно? И раз на ее стенах расставлены сигнальные огни, значит… в ней и правда все эти годы кто-то живет?
— Или она просто подает знак Императору, — вклинился Ильсо, меняя котелок с похлебкой на котелок с травяным чаем. Запахло мятой и сливовыми листьями. — Слышу их шаг, они рядом. Идут за нами след в след.
— И на здоровье, — выплюнул Когон, но на порыв Этель освободиться прижал сильнее. И она смирилась: тепло с ним было, как-то… спокойно. — Без нас бы он стал добычей Крылатых Клешней.
— А я не жалею, — отозвался Оргвин. — И за мной, знаете ли, грешок имеется. Одно мое контрабандное дело чего стоит! Так что… даже если и на плаху, я готов. Мечту свою осуществил, получается? Пустыню прошел! От проклятия цветка избавился…
Он грустно усмехнулся, и Этель притаилась. В глазах застыли слезы: он что, прощается? Он что, даже не станет бороться за… нее?
— Я его свиту разнес, — пробасил Когон и с усмешкой почесал спину. Этель выглянула у него из-под подмышки и подняла глаза. — Да-да, крошка! За свое племя. За имя своего племени — своих же сородичей…
Теперь Этель уставилась на пламя. Невозможно было видеть никого из своих спутников, а так… хотя бы костер, размеренно потрескивая, успокаивал мысли.
— А я змеелюдам на него доносил, — улыбнулся Ильсо и разлил по чашкам ароматную жидкость. Когон вручил ей одну и посмотрел как-то… тепло. Сердце заколотилось. То ли от того, что она должна была что-то сказать, но слова не приходили, то ли от того, что Когон теперь не отводил от нее взгляда.
— Все отличились, выходит? — хохотнул Оргвин и поднял чашку. — Ну, значит, за последнюю ночь перед боем?
Мужчины соединили чашки и выпили. Этель съежилась и крепче обхватила свою. Лицо обжигал ароматный пар, белой струей разрезающий ночной воздух. С кем они собирались завтра сражаться, она не имела представления и даже не была уверена, что с кем-то придется. Но чтобы не мучиться сомнениями, проще всего было проверить.
Внезапная мысль обожгла сильнее солнечных лучей, и вдруг ее озвучил Ильсо:
— Я проверю округу. Не тушите костер. Вернусь к рассвету.
Этель выпрямилась и отставила чай:
— Я послежу за костром.
Когон с Оргвином переглянулись, но эльф кивнул, захватил лук и, оставляя легкие следы на сыпучей поверхности, скрылся в темноте опустившейся ночи.
***
Песок кружил по холодным барханам, и костер едва справлялся с его навязчивой силой. Этель следила. На остаток ночи они могли остаться без очага. Впереди по-прежнему маячили огни, и ей по-прежнему не верилось, что они подбирались к краю пустыни.
— Я сменю тебя, — буркнул Когон из-за палатки. Этель зажмурилась: непослушные песчинки из-под его сапог полетели на лицо. Но она не поднялась.
— Не стоит, Когон, спи спокойно. До рассвета еще далеко.
— Зато до Цитадели близко. — Орк кивнул в сторону огней. Он с трудом оставил ее одну у костра и теперь злился. Но она должна была настоять, иначе бы снова чувствовала себя обузой. — Но твоя нога туда не ступит!
Глаза Когона сверкнули красным, Этель посмотрела с вызовом: еще чего! Если им и в самом деле предстояло биться, что они смогут без ее магии?
— Не тебе решать, — сказала она гордо и выпрямилась. Полы тоги и шелковые штаны под ней заиграли с озорным ветром. Когон схватил ее за плечи:
— Скорее всего не будет никакой битвы за оазис, крошка! — процедил он. — Нас схватят, прикуют к позорным столбам и будут пытать испепеляющим солнцем!
— Чем это хуже того, что я сгорю под тем же солнцем в одиночестве посреди пустыни? Если хочешь меня оставить — так и скажи!
Она выпалила это не подумав — само как-то вырвалось, и Когон отшатнулся, будто от пощечины. Бессвязный хрип вырвался из его горла, грудь заходила ходуном. На затылке Этель зашевелились волосы: он точно был готов наброситься на нее, и она выставила перед собой руку, закрываясь.
Мгновение он стоял, замерев, и пытался усмирить тяжелое прерывистое дыхание. Тысячи эмоций застыли на его лице — от ненависти до искреннего сожаления, кулаки сжались: он боролся с чем-то внутри себя, и Этель не вмешивалась. Он должен справиться сам, она понимала, но вместе с тем боялась его гнева, направленного в ее сторону.
Но прошла еще пара мгновений, и Когон заговорил на удивление ровно:
— Я должен это сделать. — Он сглотнул и посмотрел как-то особенно скорбно. — Чтобы ты вернулась в целости и невредимости к своему возлюбленному, иначе… — он грустно усмехнулся, — он меня убьет. Ну… про крайней мере, я бы на его месте так и сделал.
Теперь настала очередь Этель обсыпаться мурашками, но также она не понимала, что должна чувствовать из-за слов орка: гнев, возмущение, неприязнь? Но вместо этого ей почему-то хотелось уткнуться в его широкую израненную зеленую грудь и рыдать что есть мочи, а он бы гладил ее по обугленным волосам, лысеющим на затылке, и приговаривал что-то странное и даже неуклюжее, а она бы слушала, слушала, слушала… И были бы это самые исцеляющие слова, что есть в мире.
— Просто позволь защитить тебя, — прошептала она еле слышно и все-таки уронила слезинку.
Между ними будто натянулась струна, и они шагали по ней осторожно, босыми ступнями, не решаясь смотреть под ноги, но не отводили взглядов друг с друга, будто боялись, что если отпустят, то струна непременно порвется, и они больше никогда не окажутся так близко.
Этель знала, что так и есть. Носок сапога Когона подрагивал, а сам он всем телом выдавал готовность сорваться с места, подхватить ее и унести на край пустыни, в тот самый далекий оазис, где никто не найдет ни беглого орка, ни потерянную служанку. И главное, она была уже готова согласиться на что угодно, лишь бы он сказал…
Но он не сказал. Вместо этого раздалось ворчливое:
— Отступись от девчонки, зеленокожий. Весь сон прогнал. — Оргвин вылез из палатки и, зевая, потянулся. — Империя тебя не за тем посылала, чтобы ты на своих огрызался.
— Ничего-то ты не понял, гном, — бросил Когон на удивление спокойно, но Этель заметила, как на его зеленых висках дрогнула вена. — Мы не можем ее туда отправить, пусть не упрашивает! Еще спалит что-нибудь ненароком, вовек с Императором не расплатимся, если, конечно, она до кучи приговор нам не подпишет!
Он выпалил это на одном дыхании, будто только и ждал обрушить на нее эту гневную тираду, что щеки Этель потеплели, и она опустила взгляд.
— А сколько раз она латала твои раны, помнишь? — вздохнул Оргвин и поднял сияющий взгляд. — Уймись, Когон, гляди, какая ночь…
Пожилой гном подмигнул Этель и глубоко вздохнул. За весь их путь месяц на небе словно и не сменил положения, но заканчивалась четвертая децена, отведенная Императором, и, значит, сезон Солнца уже полностью вступал в свои права — Красное Солнце переходило в Белое. А сегодня ночь стояла и вправду великая. Возможно, ночь перед битвой, а, возможно, перед великими переменами. Покой перед бурей.
Факелы на стенах крепости горели, но сама она будто спала. Одна только ночь, и завтра ее украсят знамена Империи. Этель улыбнулась:
— Мы все равно не победим.
— Полно тебе, Этель. — Гном уселся напротив, пряча седые косы под простенькой куфией. — Армия уже на подходе. Если встретим отпор, наших сил хватит, чтобы сдержать первый натиск. Твоих сил.
Когон сделал вид, что не слышит. Он боролся с угасающим костром.
Этель посмотрела на ладони: светятся. Вот она, ее обретенная сила, залог будущей победы, в которой не сомневался Оргвин. Вот только кожаные браслеты из запасов гнома до сих пор скрывали следы от оков. А теперь Империи был нужен ее дар.
— Я пойду к воротам. — Решение вдруг стало очевидным и настолько простым, что даже сказать стало не трудно: она правда могла спасти три ни в чем неповинные жизни, несмотря даже на то, что они сами так не считали. — Прямо сейчас. Если не смогу пробить оборону, то увижу слабые места. А завтра… открою ворота уже изнутри.
— Не смей! — Когон враз оказался рядом. — Пока не вернулся Ильсо, даже не думай!
Шелковая тишь разорвалась с треском его рыка, Оргвин тоже встал рядом с орком:
— Не стоит оно твоей жизни, деточка. Смерть даже во благо высшей цели — всего лишь смерть. Никто и не вспомнит…
Этель лишь пожала плечами. И ушла.
Глава 21
Ветер скрывал ее следы, играя с подолом истрепавшейся тоги. Ноги вязли в зыбучих песках, и с каждым шагом дыхание прерывалось. В пустыне кружились вихри, и Этель надеялась, что стихия скроет ее от лишних глаз. Огни Цитадели стерлись среди пелены из песка из ветра.
— Она пустая. — Ильсо возник из ниоткуда. Его способности маскироваться по-прежнему изумляли Этель. Он спрятал уши под капюшон и повязал плотный платок на все лицо. И казался теперь почти таким же, как она. Человеком.
— Там никого, — повторил он и почему-то помахал перед собой. Столбы песка между ними стали гуще. — После войны рубиновых чаш я впервые вижу невредимую крепость, так что… странно, что там никого нет, притом столько огней на стенах.
— Кто бы там ни был, они чувствуют нас. И поэтому прячутся. Император обрадуется легкой победе.
— Слушай… — Он вздохнул и осмотрелся. — Пойдем-ка отсюда. Когон будет ворчать, что мы пришли без него, да и лучше передать весточку Императору: его войска совсем близко, стоят по периметру.
Он схватил ее за предплечье и потащил сквозь сгустившийся мрак. На миг Этель поддалась его силе, но пески вдруг взбунтовались. Они окружили ее, оттолкнули Ильсо, и Этель поднялась над Цитаделью. Неведомая сила была укрыта там, и она звала ее. Этель слышала шепот, переходящий в сип, свист ветра, так похожий на звук хлыста господина, но теперь она была здесь хозяйкой. И она подняла руки.
Неведомая сила подхватила ее, и она оказалась над границей стены. Ветер поднял песчинки и кружил ураганами вокруг ее тела. Ильсо снизу закрывался, пытаясь что-то кричать, но она его даже не слышала. Укутала песком, словно коконом, и отставила, как ненужную фигуру на ее шахматной доске. Все потому, что на поле поспевали новые.
Она не видела — чувствовала, как сюда подходит отряд самого Императора. Его зеркальная маска с золотой каймой сверкала даже сквозь пыльный столб, и он с гордо поднятой головой приближался к главным воротам.
Несмотря на огромный размах Цитадели — ее стен не было видно ни конца, ни края, — Этель не сомневалась, что вход именно здесь: массивные железные ворота высотой в несколько слонов украшал огромный навесной замок и толстые цепи с порядком проржавевшими звеньями.
