— Я пытаюсь мыслить наперед, Когон. И я не для того вам признался, чтобы получать оскорбления. Это может помочь…
Слова эльфа прозвучали, как оправдание, и Когон не упустил шанса воспользоваться его уязвимостью:
— Прекрасно! Только мы не собираемся бороться с неизученным злом! Это самоубийство…
И Ильсо не стал спорить:
— Если буду нужен, ищите меня у настоящего Лайонеля, буду при короле.
Он сделал реверанс, отряхнул одежду и, откланявшись, направился вниз по склону. Оргвин впал в ступор, не найдя подходящих слов. А, заметив, что Когон не собирается ничего предпринимать, звучно выдохнул:
— Ой, олухи… и что вы друг без друга делать-то будете, а?
— Можешь догонять эльфа, если хочешь! — выплюнул Когон. Мысли затмила как будто дремавшая прежде ярость, и он не скупился на эмоции.
— Да куда уж я от тебя денусь-то? — проворчал Оргвин, но посмотрел с упреком. — Должен же за тобой кто-то присматривать!
— Сам разберусь! — бросил Когон и ушел по другому склону холма, лишь бы не пересекаться с Ильсо. И стены Цитадели, и дома, и даже солнце не вызывали у Когона никакого интереса, в голове пульсировала злость, и нужно было дать ей волю.
Именно это он и мечтал сейчас сделать, желательно безопасно и без последствий. Но все же слышал, как вздыхает за спиной гном и в который раз приговаривает:
— Ой, дуралеи…
К вечеру Когону четко привиделись слезы Этель. Вряд ли она грезила уйти вслед за самозванцем, но он не оставил ей выбора: она стала Истинной. То же они хотели сделать с остальными людьми в Цитадели, чтобы возродить расу. И Этель должна будет помочь им осуществить задуманное. А Ильсо об этом знал!
И наверняка знал еще о многом, о чем нельзя трепаться направо и налево.
Пусть эмоции поутихли, но план действий так и не созрел. Притом, что если им и следовало что-то делать, то лучше всего было начинать сейчас: сколько времени оставалось в запасе, особенно если Истинные и впрямь замышляли обрушить на Цитадель чары, он не представлял даже примерно. И не понимал, к чему готовиться.
К Гнехту он все-таки заглянул. К ночи тот выглядел неважно, но опасения Когона подтвердил: войско было слишком неповоротливым, чтобы его куда-то сейчас отправлять. Особенно когда никто не представлял четкого маршрута. Но обезопасить это место не мешало.
Гнехт повторил свои дневные мысли по поводу размещения войск внутри и снаружи Цитадели, но инструкций касательно действия Когона не оставил. Сказал, что не будет ничем препятствовать, но любую посильную помощь с радостью примет.
Когон кивнул. И стал понимать, что от него требуется. Хотел уже уйти, когда Гнехт его окликнул:
— Будешь?
Он поставил на стол две чашки и достал откуда-то глиняный кувшин с плетеной тесьмой и деревянным знаком с перекрещенными топорами — символом их племени.
— Хранил с самого дома. Думал… выпить с кем-то из своих, но… Бронг знает, кто сейчас свой. Но… проклятье! Кто-кто, а ты можешь своими называться. Несмотря на прошлые разногласия. Так что… прости.
Сначала Когон колебался. Перед глазами всплывали надменные глаза Гнехта, когда он был приближенным Императора, потом — оскал, когда он со свитой разгонял своих же орков, как волочил его по песку, приковывал к позорному столбу на центральной площади Эшгета… И вместе с тем песок на зубах, в глазах и в носу, его открытые раны, запекшиеся на солнце, боль и насмешки, готовность смириться и… внезапное появление Ильсо. Который сегодня ушел.
— Да, давай, Гнехт, — вдруг согласился Когон и подошел к столу. Гнехт наполнил чашки домашней — орочьей — настойкой. Запахло бамбуком и смесью лесных трав. Домом. В груди защемило, и только сейчас Когон отчетливо понял, что никогда туда не вернется.
Они соединили чашки с глухим стуком и залпом осушили содержимое. Горло обожгло, глаза заслезились, он занюхал локтем и протянул Гнехту руку:
— Прошлое не вернуть, я знаю, но… если мы сможем когда-нибудь возродить нашу дружбу, то ты можешь на меня рассчитывать.
Гнехт похлопал его плечу, они обменялись рукопожатиями, и Когон вышел в сгустившиеся сумерки. Теперь он знал, что должен делать.
— Оргвин! — Он влетел в храм Единого бога стрелой и сходу воскликнул. Его голос разлетелся в пустых стенах эхом, воины объединенной армии заозирались на звук. Но Когон не обращал на них внимания.
— Оргвин! — повторил он и добрался до их маленького закутка возле статуи гномьего бога. Оргвин что-то записывал. Увидев Когона, он не спеша поднял голову и снисходительно ответил:
— Остыл? Успокоился? Эльфа уже не догнать, если что!
Он хотел сразу же вернуться к своему занятию, но Когон перехватил его руку и выпалил:
— Мы должны отыскать Этель!
Совет Ильсо насчет карты сработал: рубиновые огоньки на стенах отразили тайный ход к Зеркальной Цитадели Истинных. Она располагалась высоко в горах, рядом с Тусклой горой гномов. Но чтобы попасть туда, нужно было идти без малого децену… под землей.
Сначала они не поверили своим глазам, но на обороте карты высветилась местность Хрустальной Цитадели с отметкой входа. И, как ни странно, она находилась в катакомбах, где прятались люди.
Расспросив нескольких опьяненных красотой высокого неба жителей и убедившись, что за все годы ничего подобного они не видели, Когон бросился на поиски того самого осколка рубина, который в сердцах пнул утром. Если рубины — хранители магии Истинных, то они должны раскрывать и эти загадки.
Когон не просчитался. Глубокой ночью они стояли возле каменного узкого прохода, освещенного рубиновым сиянием факела: оно появилось само, стоило Когону поднести осколок. Здесь все, даже вода, было пропитано магией. И люди, которые ее пили на протяжении двухсот лет, получается, тоже. Люди уже стали Истинными и не знали об этом. Так вот к какому источнику вел Императора Творящий?
Ну а то, что рубиновая чаша находилась все это время под землей, только подтверждало теорию об инициации нескольких поколений запертых людей. Хотя, на первый взгляд, катакомбы походили на скромный подземный городок с “хижинами” под разными каменными выступами. Были тут и протоптанные дорожки, и мелкие растения, и грибы, и даже живность. Не зная, что наверху безопасно, люди создали себе новые условия жизни и… выжили.
— Надо предупредить Гнехта, — глядя на всю эту прелесть, прошептал Когон. — Чтобы не увлекались водой из колодца. Особенно наши — орки и ящеры.
— А эльфы что же? — нахмурился гном. — Только люди воспринимают магию.
— Судя по Творящему — не только, но… да, лучше и им поберечься от греха подальше.
Сейчас здесь было пусто, все обитатели катакомбов сейчас наслаждались настоящим теплом пустыни, свежим воздухом и высоким небом. А они с Оргвином могли спокойно рассматривать эту оставленную подземную жизнь.
— У гномов так же? Ну… под горой, в смысле, — спросил Когон.
— По сути — да, но по факту… ох, Когон, я надеюсь, ты увидишь это великолепие! Если путь пролегает через Тусклую гору, мы обязаны туда заглянуть.
— Не будем загадывать, главное — выйти к Зеркальной Цитадели. А как это будет — уже мелочи.
— Если что, я на все готов. Когда выдвигаемся?
— Утром. Нужно хорошенько выспаться и… надышаться. Думается, это нам еще долго не удастся.
Оргвин кивнул, и они поднялись наружу. Им снова предстоял путь, и от этого Когон ощущал духовный подъем: все лучше, чем сидеть сложа руки. Его даже не пугала неизвестность, но только одно сожаление горело в его груди тем ярче, чем ближе оставалось до выхода: что в этот раз с ними не будет Ильсо.
Тяжелый густой воздух облепил лицо Этель, стоило ей оказаться на пороге Зеркальной Цитадели. Рубиновая Пирамида Истинных оказалась порталом и перенесла всех сюда, включая Императора. И теперь он, схватившись за грудь, пытался откашляться, словно от быстрого бега. Приступы кашля звонким тяжелым эхом разносились по необъятным сводам Цитадели: задрав голову, Этель даже не видела, где заканчивается стена — она переходила в жидкую струящуюся тьму.
Скрючившись, Император осел на колени и пытался сдержать рвущиеся хрипы, но от усилий лишь сильнее изводил себя кашлем и ронял на вязкий пол яркую кровь, льющуюся с губ.
— Связь с маской разрушена, — холодно сказала одна из женщин, с повязкой на глазах. Ее светлые волнистые волосы подхватил откуда-то взявшийся ветер и раскинул в стороны. — Магия Истинных покинула его тело. Будем наполнять заново?
Она повернулась к Творящему, но на ее лице не отразилось ни одной эмоции. Только возле уха сверкнул рубин и зажег редкие факелы на темных стенах.
— Да, он оказался верным последователем, мы можем провести инициацию, — ответил мужчина, и Этель с трудом узнала в его голосе нотки Лайонеля. — Займись им, Видящая.
Женщина с повязкой на глазах кивнула, сквозь ткань вырвался чисто-голубой свет и, смешавшись с рубиновым свечением на стенах, обволок тело Императора. Этель неловко отступила.
— Мы будем ждать вас в зале Советов, — ответила Видящая и, мгновенно переместившись к Императору, подхватила его за плечи, и они исчезли.
Этель не тронулась с места. Ее тело накрыл холод, пальцы начинали дрожать, и она могла бы помочь себе согреться своим же огнем, но не спешила проявлять дар. Пусть сначала скажет Лайонель.
Он постарался посмотреть ласково, как в моменты их близости, но рубиновые огни лишь оттенили холод его фиолетовых глаз. Вживленный кристал? У других Истинных глаза светились голубым. Этель сжала кулаки и решила, что не пройдет дальше порога, пока не получит объяснений, что произошло, и для чего она здесь.
— Ты в Зеркальной Цитадели, милая Этель, — проговорил Творящий с таким же эхом, — в многовековом убежище Истинных. По праву. Каждый из нас троих проходил инициацию в свое время, и теперь мы храним здесь истоки наших предков, но ты первая за две сотни лет, кто обратил полученную магию в силу. Ты приняла свою роль, и мы поможем тебе раскрыть твой Истинный дар.
— Ты меня обманул, Лайонель, — тихо проговорила Этель. — Тебя даже зовут иначе, и ты… даже не эльф и никакой не ювелир. Но твой рубиновый гребень контролирует мою силу. Теперь я слышу пульсации истинной магии в этом камне и… в себе.
Она не лукавила. В пальцах зарождались потоки, но теперь они были холодными. Будто мрак этой крепости глушил любое тепло и… все живое.
— Мы были эльфами, — улыбнулся Творящий. — Я и моя сестра-близнец, Дарующая. — Женщина, что стояла рядом, скинула капюшон, и Этель ахнула: они были похожи, как две капли воды. Даже ее глаза теперь так же горели фиолетовым, волосы цвета темного меда спадали ниже плеч, а сквозь них выглядывали тонкие острые уши. Она скинула темную мантию и осталась в легком белом платье с золотой тесьмой, огибающей крепкую грудь. На ее предплечье играл рубиновыми бликами золотой браслет.
— Мы были первыми эльфами, кто выжил после инициации, — подхватила слова брата Дарующая. — Это было до войны Рубиновых Чаш, но… теперь в нас кровь Истинных, и не играет роли, кем мы являлись прежде. Так же, как не играют роли наши прежние имена.
— Этот коридор, — снова заговорил Творящий и указал на густую тьму за своей спиной, — ты должна пройти сама, в одиночестве. И увидеть то, что покажут зеркала Истины. Каждый видит свое, и это не всегда правда, но право принять или отвергнуть остается за тобой.
— Но если ты примешь, — снова заговорила Дарующая, — тебе откроется дверь в великие недра Цитадели — куда имеют доступ лишь трое, но это будет так же означать, что ты станешь четвертой. Одной из нас.
— Но ведь я и так уже владею магией. Сам Творящий наделил меня ей. Я… чувствую, как она течет по моим венам. Прямо сейчас, в этот момент, — тихо проговорила Этель, и Дарующая улыбнулась:
— Тебя нашла лишь твоя стихия — огонь. С ним могут управляться даже ученики Академии Тэгеша, но чтобы постичь ремесло Истинных, мы должны завершить ритуал. За закрытой дверью в конце коридора.
Этель лишь нервно сглотнула. За спинами Творящего и Дарующей клубился непроглядный черный туман. Даже тусклые рубиновые огни меркли в этой непроглядной тьме. Но все же она кивнула.
— Буду тебя ждать, моя любовь, — сладко пропел Творящий. — Помни, что пройти сквозь зеркала можно как угодно, но если разобьешь хоть одно, Цитадель восстанет.
Он натянуто улыбнулся и скрылся среди тумана вместе с сестрой. Этель огляделась: позади осталась массивная дверь — близнец ворот из Хрустальной Цитадели с покрытыми рубиновым свечением цепями, впереди струилась тьма, а по обе руки от нее трепетало живое зеркало. Оно словно дышало, чуть колыхаясь, как поверхность озера.
Сначала в нем была пустота, мутная, как будто запотевшая картинка, но стоило Этель приблизиться, пленка растаяла, и она увидела маленькие огоньки на кончиках своих волос. Дотронулась — растаяли. А затем растаяло и отражение. Поверхность снова пошла рябью.
Этель огляделась, удостоверяясь, что никто не смотрит, и сделала шаг вперед. Мутная пленка потрескалась и таяла с каждым новым шагом. А тьма впереди приближалась. Этель ускорила шаг, решаясь выскочить на нее с разбега, разрушить пленку и побежать вглубь, в недра этого черного тумана, бездумно и радостно, принимая любой исход и убедив себя, что иного не было.
Вдруг она поняла, что устала от страха. Устала бояться монстров, врагов и даже друзей, своей слабости и понимания, что не всемогуща. Ей нужно научиться — так сказала Джэйвин, и так она хотела сама. Не проигрывать.
И потому она нырнула. Прямо в эту тьму, навстречу тусклым, почти неразличимым огням, и перестала видеть рябь на живых зеркальных стенах. Пустота — даже пола она вряд ли касалась, а может быть и вовсе тонула, как в черной трясине, и чувствовала невесомость.
Но она шла — это Этель знала. И тьма Цитадели впускала ее. Пусть ноги стали вязнуть в жидкой почве, а глаза не видели ничего кроме далеких огоньков, она шла. А потом ее путь осветил огонь.
Этель вздрогнула — не ожидала, что кто-то ей поможет, но, повернув голову, увидела огненный шлейф за своей спиной. Он появился в зеркале и шел, обезглавленный, пронзая ночную тьму.
В реальности она оставалась одна, руки холодели, ориентир сбился, и она даже не видела цели: куда она идет? Для чего? Пока не вспомнила, почему ушла с Истинными. Спасти друзей. Лишь бы они выжили.
Тьма расступилась буквально на шаг, и она смогла увидеть пол — такой же бездонный, вязкий, как болото, но Этель не сомневалась, что пройдет. Она уже следует за своей силой.
Только она подумала, как яркая вспышка возникла в шаге от нее, в самом центре тьмы, и нужно было только ее коснуться. Этель побежала, шлейф — за ней, а свет отдалялся. В зеркале она наконец увидела себя: сгоревшую до костей, с тлеющими угольками волос, руководящую всем пламенем Лаории, но не смирившуюся — если это цена за жизни друзей, то она примет ее и постарается научиться контролю.
Научиться…
Этель прыгнула на светящийся сгусток, и он растворился. Огненный шлейф в зеркале теперь тянулся вслед за обгоревшим скелетом, но Этель обгоняла его. Пол, который она не ощущала, исходил глухими звуками, предопределяющими ее действия: считывал намерения и не оставлял выбора изменить шаг. Цитадель знала, что она будет делать. Цитадель подчиняла ее волю своей.
— Ловушка… — запыхавшись, проговорила днвушка. — Но я… вырвусь.
Из темноты на нее смотрела другая Этель — королева в рубиновой короне, с глазами, полными презрения. Будущее? Или то, что может быть? Или…
Слова эльфа прозвучали, как оправдание, и Когон не упустил шанса воспользоваться его уязвимостью:
— Прекрасно! Только мы не собираемся бороться с неизученным злом! Это самоубийство…
И Ильсо не стал спорить:
— Если буду нужен, ищите меня у настоящего Лайонеля, буду при короле.
Он сделал реверанс, отряхнул одежду и, откланявшись, направился вниз по склону. Оргвин впал в ступор, не найдя подходящих слов. А, заметив, что Когон не собирается ничего предпринимать, звучно выдохнул:
— Ой, олухи… и что вы друг без друга делать-то будете, а?
— Можешь догонять эльфа, если хочешь! — выплюнул Когон. Мысли затмила как будто дремавшая прежде ярость, и он не скупился на эмоции.
— Да куда уж я от тебя денусь-то? — проворчал Оргвин, но посмотрел с упреком. — Должен же за тобой кто-то присматривать!
— Сам разберусь! — бросил Когон и ушел по другому склону холма, лишь бы не пересекаться с Ильсо. И стены Цитадели, и дома, и даже солнце не вызывали у Когона никакого интереса, в голове пульсировала злость, и нужно было дать ей волю.
Именно это он и мечтал сейчас сделать, желательно безопасно и без последствий. Но все же слышал, как вздыхает за спиной гном и в который раз приговаривает:
— Ой, дуралеи…
***
К вечеру Когону четко привиделись слезы Этель. Вряд ли она грезила уйти вслед за самозванцем, но он не оставил ей выбора: она стала Истинной. То же они хотели сделать с остальными людьми в Цитадели, чтобы возродить расу. И Этель должна будет помочь им осуществить задуманное. А Ильсо об этом знал!
И наверняка знал еще о многом, о чем нельзя трепаться направо и налево.
Пусть эмоции поутихли, но план действий так и не созрел. Притом, что если им и следовало что-то делать, то лучше всего было начинать сейчас: сколько времени оставалось в запасе, особенно если Истинные и впрямь замышляли обрушить на Цитадель чары, он не представлял даже примерно. И не понимал, к чему готовиться.
К Гнехту он все-таки заглянул. К ночи тот выглядел неважно, но опасения Когона подтвердил: войско было слишком неповоротливым, чтобы его куда-то сейчас отправлять. Особенно когда никто не представлял четкого маршрута. Но обезопасить это место не мешало.
Гнехт повторил свои дневные мысли по поводу размещения войск внутри и снаружи Цитадели, но инструкций касательно действия Когона не оставил. Сказал, что не будет ничем препятствовать, но любую посильную помощь с радостью примет.
Когон кивнул. И стал понимать, что от него требуется. Хотел уже уйти, когда Гнехт его окликнул:
— Будешь?
Он поставил на стол две чашки и достал откуда-то глиняный кувшин с плетеной тесьмой и деревянным знаком с перекрещенными топорами — символом их племени.
— Хранил с самого дома. Думал… выпить с кем-то из своих, но… Бронг знает, кто сейчас свой. Но… проклятье! Кто-кто, а ты можешь своими называться. Несмотря на прошлые разногласия. Так что… прости.
Сначала Когон колебался. Перед глазами всплывали надменные глаза Гнехта, когда он был приближенным Императора, потом — оскал, когда он со свитой разгонял своих же орков, как волочил его по песку, приковывал к позорному столбу на центральной площади Эшгета… И вместе с тем песок на зубах, в глазах и в носу, его открытые раны, запекшиеся на солнце, боль и насмешки, готовность смириться и… внезапное появление Ильсо. Который сегодня ушел.
— Да, давай, Гнехт, — вдруг согласился Когон и подошел к столу. Гнехт наполнил чашки домашней — орочьей — настойкой. Запахло бамбуком и смесью лесных трав. Домом. В груди защемило, и только сейчас Когон отчетливо понял, что никогда туда не вернется.
Они соединили чашки с глухим стуком и залпом осушили содержимое. Горло обожгло, глаза заслезились, он занюхал локтем и протянул Гнехту руку:
— Прошлое не вернуть, я знаю, но… если мы сможем когда-нибудь возродить нашу дружбу, то ты можешь на меня рассчитывать.
Гнехт похлопал его плечу, они обменялись рукопожатиями, и Когон вышел в сгустившиеся сумерки. Теперь он знал, что должен делать.
— Оргвин! — Он влетел в храм Единого бога стрелой и сходу воскликнул. Его голос разлетелся в пустых стенах эхом, воины объединенной армии заозирались на звук. Но Когон не обращал на них внимания.
— Оргвин! — повторил он и добрался до их маленького закутка возле статуи гномьего бога. Оргвин что-то записывал. Увидев Когона, он не спеша поднял голову и снисходительно ответил:
— Остыл? Успокоился? Эльфа уже не догнать, если что!
Он хотел сразу же вернуться к своему занятию, но Когон перехватил его руку и выпалил:
— Мы должны отыскать Этель!
***
Совет Ильсо насчет карты сработал: рубиновые огоньки на стенах отразили тайный ход к Зеркальной Цитадели Истинных. Она располагалась высоко в горах, рядом с Тусклой горой гномов. Но чтобы попасть туда, нужно было идти без малого децену… под землей.
Сначала они не поверили своим глазам, но на обороте карты высветилась местность Хрустальной Цитадели с отметкой входа. И, как ни странно, она находилась в катакомбах, где прятались люди.
Расспросив нескольких опьяненных красотой высокого неба жителей и убедившись, что за все годы ничего подобного они не видели, Когон бросился на поиски того самого осколка рубина, который в сердцах пнул утром. Если рубины — хранители магии Истинных, то они должны раскрывать и эти загадки.
Когон не просчитался. Глубокой ночью они стояли возле каменного узкого прохода, освещенного рубиновым сиянием факела: оно появилось само, стоило Когону поднести осколок. Здесь все, даже вода, было пропитано магией. И люди, которые ее пили на протяжении двухсот лет, получается, тоже. Люди уже стали Истинными и не знали об этом. Так вот к какому источнику вел Императора Творящий?
Ну а то, что рубиновая чаша находилась все это время под землей, только подтверждало теорию об инициации нескольких поколений запертых людей. Хотя, на первый взгляд, катакомбы походили на скромный подземный городок с “хижинами” под разными каменными выступами. Были тут и протоптанные дорожки, и мелкие растения, и грибы, и даже живность. Не зная, что наверху безопасно, люди создали себе новые условия жизни и… выжили.
— Надо предупредить Гнехта, — глядя на всю эту прелесть, прошептал Когон. — Чтобы не увлекались водой из колодца. Особенно наши — орки и ящеры.
— А эльфы что же? — нахмурился гном. — Только люди воспринимают магию.
— Судя по Творящему — не только, но… да, лучше и им поберечься от греха подальше.
Сейчас здесь было пусто, все обитатели катакомбов сейчас наслаждались настоящим теплом пустыни, свежим воздухом и высоким небом. А они с Оргвином могли спокойно рассматривать эту оставленную подземную жизнь.
— У гномов так же? Ну… под горой, в смысле, — спросил Когон.
— По сути — да, но по факту… ох, Когон, я надеюсь, ты увидишь это великолепие! Если путь пролегает через Тусклую гору, мы обязаны туда заглянуть.
— Не будем загадывать, главное — выйти к Зеркальной Цитадели. А как это будет — уже мелочи.
— Если что, я на все готов. Когда выдвигаемся?
— Утром. Нужно хорошенько выспаться и… надышаться. Думается, это нам еще долго не удастся.
Оргвин кивнул, и они поднялись наружу. Им снова предстоял путь, и от этого Когон ощущал духовный подъем: все лучше, чем сидеть сложа руки. Его даже не пугала неизвестность, но только одно сожаление горело в его груди тем ярче, чем ближе оставалось до выхода: что в этот раз с ними не будет Ильсо.
Глава 23
Тяжелый густой воздух облепил лицо Этель, стоило ей оказаться на пороге Зеркальной Цитадели. Рубиновая Пирамида Истинных оказалась порталом и перенесла всех сюда, включая Императора. И теперь он, схватившись за грудь, пытался откашляться, словно от быстрого бега. Приступы кашля звонким тяжелым эхом разносились по необъятным сводам Цитадели: задрав голову, Этель даже не видела, где заканчивается стена — она переходила в жидкую струящуюся тьму.
Скрючившись, Император осел на колени и пытался сдержать рвущиеся хрипы, но от усилий лишь сильнее изводил себя кашлем и ронял на вязкий пол яркую кровь, льющуюся с губ.
— Связь с маской разрушена, — холодно сказала одна из женщин, с повязкой на глазах. Ее светлые волнистые волосы подхватил откуда-то взявшийся ветер и раскинул в стороны. — Магия Истинных покинула его тело. Будем наполнять заново?
Она повернулась к Творящему, но на ее лице не отразилось ни одной эмоции. Только возле уха сверкнул рубин и зажег редкие факелы на темных стенах.
— Да, он оказался верным последователем, мы можем провести инициацию, — ответил мужчина, и Этель с трудом узнала в его голосе нотки Лайонеля. — Займись им, Видящая.
Женщина с повязкой на глазах кивнула, сквозь ткань вырвался чисто-голубой свет и, смешавшись с рубиновым свечением на стенах, обволок тело Императора. Этель неловко отступила.
— Мы будем ждать вас в зале Советов, — ответила Видящая и, мгновенно переместившись к Императору, подхватила его за плечи, и они исчезли.
Этель не тронулась с места. Ее тело накрыл холод, пальцы начинали дрожать, и она могла бы помочь себе согреться своим же огнем, но не спешила проявлять дар. Пусть сначала скажет Лайонель.
Он постарался посмотреть ласково, как в моменты их близости, но рубиновые огни лишь оттенили холод его фиолетовых глаз. Вживленный кристал? У других Истинных глаза светились голубым. Этель сжала кулаки и решила, что не пройдет дальше порога, пока не получит объяснений, что произошло, и для чего она здесь.
— Ты в Зеркальной Цитадели, милая Этель, — проговорил Творящий с таким же эхом, — в многовековом убежище Истинных. По праву. Каждый из нас троих проходил инициацию в свое время, и теперь мы храним здесь истоки наших предков, но ты первая за две сотни лет, кто обратил полученную магию в силу. Ты приняла свою роль, и мы поможем тебе раскрыть твой Истинный дар.
— Ты меня обманул, Лайонель, — тихо проговорила Этель. — Тебя даже зовут иначе, и ты… даже не эльф и никакой не ювелир. Но твой рубиновый гребень контролирует мою силу. Теперь я слышу пульсации истинной магии в этом камне и… в себе.
Она не лукавила. В пальцах зарождались потоки, но теперь они были холодными. Будто мрак этой крепости глушил любое тепло и… все живое.
— Мы были эльфами, — улыбнулся Творящий. — Я и моя сестра-близнец, Дарующая. — Женщина, что стояла рядом, скинула капюшон, и Этель ахнула: они были похожи, как две капли воды. Даже ее глаза теперь так же горели фиолетовым, волосы цвета темного меда спадали ниже плеч, а сквозь них выглядывали тонкие острые уши. Она скинула темную мантию и осталась в легком белом платье с золотой тесьмой, огибающей крепкую грудь. На ее предплечье играл рубиновыми бликами золотой браслет.
— Мы были первыми эльфами, кто выжил после инициации, — подхватила слова брата Дарующая. — Это было до войны Рубиновых Чаш, но… теперь в нас кровь Истинных, и не играет роли, кем мы являлись прежде. Так же, как не играют роли наши прежние имена.
— Этот коридор, — снова заговорил Творящий и указал на густую тьму за своей спиной, — ты должна пройти сама, в одиночестве. И увидеть то, что покажут зеркала Истины. Каждый видит свое, и это не всегда правда, но право принять или отвергнуть остается за тобой.
— Но если ты примешь, — снова заговорила Дарующая, — тебе откроется дверь в великие недра Цитадели — куда имеют доступ лишь трое, но это будет так же означать, что ты станешь четвертой. Одной из нас.
— Но ведь я и так уже владею магией. Сам Творящий наделил меня ей. Я… чувствую, как она течет по моим венам. Прямо сейчас, в этот момент, — тихо проговорила Этель, и Дарующая улыбнулась:
— Тебя нашла лишь твоя стихия — огонь. С ним могут управляться даже ученики Академии Тэгеша, но чтобы постичь ремесло Истинных, мы должны завершить ритуал. За закрытой дверью в конце коридора.
Этель лишь нервно сглотнула. За спинами Творящего и Дарующей клубился непроглядный черный туман. Даже тусклые рубиновые огни меркли в этой непроглядной тьме. Но все же она кивнула.
— Буду тебя ждать, моя любовь, — сладко пропел Творящий. — Помни, что пройти сквозь зеркала можно как угодно, но если разобьешь хоть одно, Цитадель восстанет.
Он натянуто улыбнулся и скрылся среди тумана вместе с сестрой. Этель огляделась: позади осталась массивная дверь — близнец ворот из Хрустальной Цитадели с покрытыми рубиновым свечением цепями, впереди струилась тьма, а по обе руки от нее трепетало живое зеркало. Оно словно дышало, чуть колыхаясь, как поверхность озера.
Сначала в нем была пустота, мутная, как будто запотевшая картинка, но стоило Этель приблизиться, пленка растаяла, и она увидела маленькие огоньки на кончиках своих волос. Дотронулась — растаяли. А затем растаяло и отражение. Поверхность снова пошла рябью.
Этель огляделась, удостоверяясь, что никто не смотрит, и сделала шаг вперед. Мутная пленка потрескалась и таяла с каждым новым шагом. А тьма впереди приближалась. Этель ускорила шаг, решаясь выскочить на нее с разбега, разрушить пленку и побежать вглубь, в недра этого черного тумана, бездумно и радостно, принимая любой исход и убедив себя, что иного не было.
Вдруг она поняла, что устала от страха. Устала бояться монстров, врагов и даже друзей, своей слабости и понимания, что не всемогуща. Ей нужно научиться — так сказала Джэйвин, и так она хотела сама. Не проигрывать.
И потому она нырнула. Прямо в эту тьму, навстречу тусклым, почти неразличимым огням, и перестала видеть рябь на живых зеркальных стенах. Пустота — даже пола она вряд ли касалась, а может быть и вовсе тонула, как в черной трясине, и чувствовала невесомость.
Но она шла — это Этель знала. И тьма Цитадели впускала ее. Пусть ноги стали вязнуть в жидкой почве, а глаза не видели ничего кроме далеких огоньков, она шла. А потом ее путь осветил огонь.
Этель вздрогнула — не ожидала, что кто-то ей поможет, но, повернув голову, увидела огненный шлейф за своей спиной. Он появился в зеркале и шел, обезглавленный, пронзая ночную тьму.
В реальности она оставалась одна, руки холодели, ориентир сбился, и она даже не видела цели: куда она идет? Для чего? Пока не вспомнила, почему ушла с Истинными. Спасти друзей. Лишь бы они выжили.
Тьма расступилась буквально на шаг, и она смогла увидеть пол — такой же бездонный, вязкий, как болото, но Этель не сомневалась, что пройдет. Она уже следует за своей силой.
Только она подумала, как яркая вспышка возникла в шаге от нее, в самом центре тьмы, и нужно было только ее коснуться. Этель побежала, шлейф — за ней, а свет отдалялся. В зеркале она наконец увидела себя: сгоревшую до костей, с тлеющими угольками волос, руководящую всем пламенем Лаории, но не смирившуюся — если это цена за жизни друзей, то она примет ее и постарается научиться контролю.
Научиться…
Этель прыгнула на светящийся сгусток, и он растворился. Огненный шлейф в зеркале теперь тянулся вслед за обгоревшим скелетом, но Этель обгоняла его. Пол, который она не ощущала, исходил глухими звуками, предопределяющими ее действия: считывал намерения и не оставлял выбора изменить шаг. Цитадель знала, что она будет делать. Цитадель подчиняла ее волю своей.
— Ловушка… — запыхавшись, проговорила днвушка. — Но я… вырвусь.
Из темноты на нее смотрела другая Этель — королева в рубиновой короне, с глазами, полными презрения. Будущее? Или то, что может быть? Или…
