Не сумев преодолеть очередную горку, Женька слезла с велосипеда и пошла, катя его рядом. Только сейчас она оценила ровность полотна автострады, хотя некоторые, особо затяжные подъёмы на ней и давались ей нелегко, сейчас, столкнувшись с тем, что дорога просто повторяла естественный рельеф местности, поняла, что трасса была практически ровной.
Дождь стучал по полиэтиленовой накидке, изо рта вырывались лёгкие облачка пара, пустынная узкая дорога пролегала через сосновый лес, кроны которого сгущали итак приближающиеся сумерки. Преодолев, наконец, подъём девушка вновь уселась на своего железного коня и резво начала спускаться по мокрому асфальту, наивно надеясь на скорости по инерции проскочить и часть следующего за спуском подъёма. Ей это в некоторой степени удалось, но где-то на середине горки, когда скорость велосипеда уже значительно снизилась, уставшая и посему невнимательная девушка не заметила камень, благополучно наехав на него передним колесом. Велосипед вильнул, Женька, чтобы не завалиться набок и не вываляться в грязи, соскочила вперед и, больно получив по спине, точнёхонько между мягким местом и висящим сзади рюкзаком седлом, чуть не взвыла во весь голос. Изо всех оставшихся сил вцепившись в руль, она, стараясь не поскользнуться на осенней грязи, умудрилась остановиться, кряхтя перелезла через раму и побрела в гору. Силы таяли, от боли и страха не успеть приехать домой до наступающей темноты в глазах собирались слёзы, которые, как и усилившийся дождь не улучшали видимость. Поняв, что позволив себе раскиснуть практически на финишной, пусть и весьма холмистой, прямой, она рискует добираться до города уже в темноте, Женька разозлилась.
– Нет! – пронёсся, перекрывая шум дождя, по лесу её крик. – Я смогу!
Вопль сорвал с ветки какую-то крупную птицу, которая с шумом пролетела через дорогу, сердце девушки дёрнулось, адреналин плеснул в кровь, и слёзы исчезли. Женька села в седло и активно завертела педалями. Спустя ещё два или три труднопреодолимых в её состоянии холма, девушка увидела погружающийся в сумрак городок. Она добралась! Через несколько минут Женя, удивившись, что её не встречает их большая черная дворняжка по кличке Цыган, стучалась в мамин дом.
Раздался приглушенный лай.
– Мама, это я! – поспешила представиться Женька, и лай перешёл в радостное повизгивание. Цыган, хоть и был уже взрослым семилетним псом, всегда радовался как щенок, когда приезжала Женя.
Дверь спустя некоторое время распахнулась и, освещая террасу керосиновой лампой, появившаяся на пороге мама, всплеснула свободной рукой:
– Женечка! Да как же ты? Проходи скорее, не стой под дождём! – она потянула девушку внутрь. Но Женя, уже не понаслышке понимая ценность велосипеда, начала затаскивать в помещение его.
– Давай помогу.
Мама, пристроив лампу на неширокий подоконник, подхватила велик, крякнув от натуги, и втянула его на застеклённую веранду, лишь после этого они зашли в тесную прихожую.
– А где Юля? – вместо приветствия спросила появившаяся в небольшом коридоре, ведущем на кухню, мамина сестра, тётя Оля, с тревогой взирая на вошедшую девушку и не обращая внимания на радостно подпрыгивающую собаку.
– Не знаю… – машинально потрепав пса по голове, Евгения, несколько растерялась от этого вопроса. Юлька, её двоюродная сестра, была старше неё на три года и жила в столице, у своего парня.
– Почему вы не вместе? – наседала, не унимаясь, родственница.
– А почему мы должны быть вместе? – краем глаза зацепив собственное, освещенное неверным светом керосиновой лампы в маминых руках отражение в зеркальной двери шкафа, девушка вздрогнула: на неё смотрело измождённое, бледное, взъерошенное существо в грязной и мокрой одежде. – Мам, там еда в корзине, – произнесла она и начала раздеваться.
– Почему ты её не привезла? – продолжила свой допрос тётка.
– И как ты себе это представляешь, тёть Оль? – Женька устала, замёрзла, проголодалась, и у неё не было ни сил, ни желания не то что вступать в бессмысленную дискуссию, но и тупо отвечать на вопросы.
– На самом деле, Оль? Юля живёт в другом конце огромного города, – мама попробовала прийти на помощь своей дочери, но не преуспела.
– Значит, нужно было подождать, пока Юля приедет к ней! – в голосе чувствовалась начинающаяся истерика, тревога Ольги за дочь выключила элементарную логику и выдавала желаемое за действительное.
– А она бы приехала? Я весь первый день была дома, – всё-таки попробовала воззвать к разуму Женя.
– Приехала бы… – уже не столь уверенно произнесла Ольга и отвернулась, уткнувшись лицом в плечо стоявшего позади мужа, дяди Володи.
Балагур и весельчак, даже сейчас он старался не растерять присущего ему оптимизма, поэтому, приобняв одной рукой жену и, подмигнув Женьке, выдал:
– Отставить панику на Титанике! Доберутся как-нибудь, они всё-таки вдвоём. Вон, Женька одна смогла приехать.
Девушка не стала озвучивать слухи про введённые в столицу во избежание погромов и массовых беспорядков войска. Не сильно она удивилась и наличию родственников в их доме, хотя дом первоначально принадлежал родителям отца и не имел никакого отношения к родне матери. Тешить себя мыслью, что тётя Оля пришла маме на помощь, Женя тоже не стала. Вероятнее всего, что та просто решила, что в эти трудные времена в своём доме будет как минимум комфортнее, чем в неотапливаемой квартире. И лишь поэтому, они с мужем перебрались к сестре. На самом деле появление в доме мужчины создавало хоть какую-то видимость защищённости, да и тяжёлую физическую работу теперь есть кому сделать. Так что девушка нашла больше плюсов в их совместном отныне проживании, чем минусов. Тем более за свои двадцать пять лет она привыкла к своеобразному, несколько конфликтному характеру своей тётки, а дядя, как умел, сглаживал острые углы, возникающие при их общении.
Мама убежала на кухню, доставать нехитрую снедь, чтобы накормить с дороги свою дочь, тётя Оля, вручив Жене банку со свечой, отправилась за ней, а Женя, стянув с себя мокрую верхнюю одежду, понесла рюкзак в свою комнату. Однако там её ожидал неприятный сюрприз: комната оказалась занята. Догадываясь, почему Ольга для проживания выбрала именно её комнату, Женька молча отправилась в комнату брата, которая была такая же маленькая, как и её, но находилась на северной стороне и из-за тусклого естественного освещения создавала более мрачное впечатление.
Домик, стоящий в частном секторе города на его окраине, был старый и небольшой. Комнат, не считая достаточно большого проходного зала, было ещё три, но все они больше напоминали клетушки по девять-десять квадратных метров. Какое-то время дом использовался в качестве дачи, и родители после смерти бабушки продолжали жить в трёхкомнатной квартире в центральной части города, переселяясь сюда только летом. Правда, отец успел до своего внезапного ухода отремонтировать основную часть дома, так что внутри он был не сказать, что очень уж современным, но и не таким явно деревенским, каким помнила его Женя при бабуле. После смерти отца, мама предпочла жить здесь, продав свою квартиру и раздав деньги детям на покупку собственного жилья. Так что основной взнос за свою квартирку в ближайшем пригороде столицы Женя внесла с этих денег, а остаток погасила в течение всего двух лет, включив политику жесткой экономии и не позволяя себе не то что съездить в отпуск за границу, но и каких-либо новых нарядов.
Неотремонтированным оставался чердак, или как называл его брат «мансарда». Серёжка, приезжая летом в отпуск и привозя с собой жену и сына, начал приводить в благопристойный вид и его, но дело постоянно стопорилось, прерываясь на походы на речку покупаться или половить рыбу, встречи с друзьями и прочими, нет менее благовидными предлогами. Редкие порывы что-то прошпаклевать или покрасить, перемежались маминым ворчанием, чтобы он оставил всё, как есть, и перестал носить строительную грязь по всему дому. Единственное, что было доведено до конца – это замена окна. Стены были оббиты деревянными панелями, но те так и стояли необработанные, пол, ещё отцом застеленный широкими досками, тоже не был ни отциклёван, ни покрашен.
Женька бросила рюкзак на широкую кровать и, борясь с желанием рухнуть рядом, побрела на кухню, добрую треть которой занимала русская печь.
– Рассказывай, – скомандовала тётя Оля, как только Женя уселась за стол, а собака умостилась у её ног.
– Что рассказывать? – девушка не хотела грубить, но и не понимала, что именно желала услышать сестра её матери.
– Что случилось? Когда это всё закончится? Что творится в столице? – на неё посыпались вопросы, ответы на которые она не знала и знать не могла.
– Не знаю, – ответила девушка сразу на все три вопроса и придвинула к себе тарелку с горячей кашей.
– Отстань от неё! Дай поесть человеку. Не видишь, что девочка устала! – мама вновь вступилась за дочку.
– Она же почти из столицы приехала! – возмутилась тётка. – Они там лучше информированы!
– Ага, – буркнула Женька, глотая офигенно вкусную наваристую и сдобренную сливочным маслом кашу, – по улицам бегают глашатаи и всем рассказывают о том, что произошло и когда всё это закончится.
– Ну, может, газеты… – начала было и сразу осеклась Ольга, понимая нелепость своего предположения.
– Листовки. Рукописные, – не удержалась от иронии Женька. – Там всё то же самое, что и здесь. Нет ни электричества, ни воды, ни связи, ни информации о том, что делать дальше. Выживают, как умеют. Часть, в основном молодёжь, уезжает и пытается наладить свою жизнь в новых реалиях. На этом всё.
– Сколько ты ехала? – спросил, подключившись к разговору, дядя Володя.
– Весь день.
– На дороге спокойно?
– Я бы так не сказала, – не смогла обнадёжить или соврать девушка, на что тётя Оля прижала кулак ко рту, будто бы удерживая зарождающийся крик, и в страхе округлила глаза. Мама охнула, но с каким-то облегчением, ведь для её дочери это уже позади, она добралась.
– Что? – Ольга не выдержала и, боясь услышать ответ, всё-таки спросила.
– Рухнувшие самолёты, горящие заправки, мародёры, – кратко охарактеризовала обстановку на дорогах Женя, не желая вдаваться в подробности, но и не утаивая от родных то, свидетелем чего ей пришлось стать.
Глаза женщин наполнились слезами, но более эмоционально стойкий Владимир не мог не поинтересоваться:
– Как же тебе-то удалось преодолеть все эти препятствия?
– Прибилась к компании ребят и большую часть пути проделала с ними, – честно ответила девушка.
– Володечка, да как же Юленька до дома-то доберётся? – начала причитать тётя Оля, на что тот довольно резко ответил:
– Не маленькие! Женька смогла, и они смогут! Тем более их изначально двое, – напомнил он, и последнюю фразу сказал уже немного спокойнее, вселяя в самого себя надежду на благополучный исход.
– Может быть, ты…
– Что я? Съезжу на велике, сбегаю или, быть может, телепортируюсь в столицу? Найду в многомиллионном городе нашу дочь и приведу её сюда? – мужчина снова начал распаляться с каждой фразой всё сильнее, теряя своё незыблемое спокойствие, вероятно этот разговор уже имел место быть между ними. – Мы даже не знаем, дома ли они!
– Оль, прекрати устраивать переполох, – мама попыталась урезонить разбушевавшихся родственников. – Ты ж не собираешься Володьку за Юлей отправлять?
– Тебе хорошо, Катя! Твоя дочь – вот она! А мой ребёнок незнамо где… – женщина переживала и не представляла, что ей делать.
– Зато сын в тысяче вёрст отсюда, – не удержалась мама, и Женя поняла, что если все мысли до этого были в основном о ней, то сейчас сердце матери беспокоится о сыне, о её маленьком внуке Димке и невестке. – Юля взрослая, умная девочка. И она не одна, – повторила мама слова Владимира, но Ольга её не слышала.
– У них даже велосипедов нет! – у женщины появился ещё один повод для беспокойства. – И что они будут есть? Здесь хоть картошка есть.
Ольга нечасто появлялась на их участке для того, чтобы поработать, хотя никогда не отказывалась от предложенных мамой фруктов и ягод. И если раньше, в пору Женькиного детства, она ещё иногда закатывала на зиму огурцы и помидоры, то потом стала называть это занятие «бессмысленной тратой времени», так как с её точки зрения подобные заготовки были финансово нецелесообразными, с учётом того, что промышленная закатка стоила недорого, а свежие овощи можно было купить круглый год. Однако чтобы не подливать масла в огонь, девушка сказала совершенно другое:
– Я не знаю, как обстоят дела в столице, но в нашем городке некоторое количество еды и воды раздавали бесплатно.
Местные жители воззрились на неё с удивлением.
– А у нас всё растащили ещё в первую ночь, – сообщил дядя Володя. – Судя по всему, ворьё быстренько скооперировалось с полицией.
– А что в этом удивительного? – тётя Оля отвлеклась на новую тему. – Они все друг с другом отлично знакомы.
Старшее поколение начало костерить местную власть, думающую только о своём кармане, предоставив Женьке возможность спокойно поесть.
– Мам, а почему Цыган в доме? – поймав паузу, девушка задала наконец вопрос, возникший, как только она переступила порог.
– Так в первую ночь здесь чёрт-те что творилось, а я одна. Собаки как с ума посходили: кто воет, кто лает. Вот я и решила, что пусть и не человек, но живое существо рядом. Оля-то с Вовой только сегодня пришли, – Женя в этих нескольких предложениях уловила, насколько страшно и одиноко было маме накануне. А мама продолжила: – Утром только увидела, что половину поленницы разобрали. Вроде и лес недалеко, но ведь людям проще украсть, чем нарубить. Так что хорошо, что Цыгана в дом забрала, прибили бы его там, на цепи, чтоб не мешал и не бесновался.
– Её теперь кормить надо, – рациональная тётя Оля напоролась на негодующий взгляд сестры и заткнулась.
– Прокормим, он не привередливый, – подытожила мама безапелляционным тоном, и Ольга не посмела возражать.
Женька уже с трудом держала глаза открытыми. Тепло и сытная еда сделали своё дело, и мечталось лишь о чистой, мягкой кроватке. К вопросу о чистоте:
– Мам, а что с водой? – спросила девушка.
– Так артезиан же, есть вода. Напор слабоват, говорят, что выше второго этажа не поднимается, но у нас есть, – ответила мама, и Женька поняла, что ещё и это обстоятельство сподобило родню прийти в их дом: квартира Ольги и Владимира находилась на третьем, как они любили шутить, еврейском этаже.
– А газ?
В доме была газовая колонка, однако Женя видела, что кастрюлю с кашей мама убрала в печь, значит, её топили.
– Вчера был, а сегодня: то есть, то нет. Мы побаиваемся им пользоваться.
– Остатки из системы выходили под естественным давлением, – пояснил дядя Володя. – Лучше не включать.
Понятно, о тёплом душе остаётся лишь мечтать, если только баню завтра затопить… Сунувшись в закуток, ещё при жизни бабули переоборудованный отцом в маленькую ванную комнату, Женька вытаращилась на унитаз, плотно замотанный пищевой плёнкой.
– Эт что?
– «Эт», – передразнил её дядя Володя, – чтоб в искушение не входить гадить дома! Ассенизаторов-то ныне днём с огнём не найти, мало кто отважится на такую работу вручную. Так что по нужде добро пожаловать на улицу.
Женька вздохнула и, нацепив поводок на пса, поплелась вместе с ним в промозглую осеннюю ночь в уличный туалет.
Дождь стучал по полиэтиленовой накидке, изо рта вырывались лёгкие облачка пара, пустынная узкая дорога пролегала через сосновый лес, кроны которого сгущали итак приближающиеся сумерки. Преодолев, наконец, подъём девушка вновь уселась на своего железного коня и резво начала спускаться по мокрому асфальту, наивно надеясь на скорости по инерции проскочить и часть следующего за спуском подъёма. Ей это в некоторой степени удалось, но где-то на середине горки, когда скорость велосипеда уже значительно снизилась, уставшая и посему невнимательная девушка не заметила камень, благополучно наехав на него передним колесом. Велосипед вильнул, Женька, чтобы не завалиться набок и не вываляться в грязи, соскочила вперед и, больно получив по спине, точнёхонько между мягким местом и висящим сзади рюкзаком седлом, чуть не взвыла во весь голос. Изо всех оставшихся сил вцепившись в руль, она, стараясь не поскользнуться на осенней грязи, умудрилась остановиться, кряхтя перелезла через раму и побрела в гору. Силы таяли, от боли и страха не успеть приехать домой до наступающей темноты в глазах собирались слёзы, которые, как и усилившийся дождь не улучшали видимость. Поняв, что позволив себе раскиснуть практически на финишной, пусть и весьма холмистой, прямой, она рискует добираться до города уже в темноте, Женька разозлилась.
– Нет! – пронёсся, перекрывая шум дождя, по лесу её крик. – Я смогу!
Вопль сорвал с ветки какую-то крупную птицу, которая с шумом пролетела через дорогу, сердце девушки дёрнулось, адреналин плеснул в кровь, и слёзы исчезли. Женька села в седло и активно завертела педалями. Спустя ещё два или три труднопреодолимых в её состоянии холма, девушка увидела погружающийся в сумрак городок. Она добралась! Через несколько минут Женя, удивившись, что её не встречает их большая черная дворняжка по кличке Цыган, стучалась в мамин дом.
Глава 7. Дом, милый дом.
Раздался приглушенный лай.
– Мама, это я! – поспешила представиться Женька, и лай перешёл в радостное повизгивание. Цыган, хоть и был уже взрослым семилетним псом, всегда радовался как щенок, когда приезжала Женя.
Дверь спустя некоторое время распахнулась и, освещая террасу керосиновой лампой, появившаяся на пороге мама, всплеснула свободной рукой:
– Женечка! Да как же ты? Проходи скорее, не стой под дождём! – она потянула девушку внутрь. Но Женя, уже не понаслышке понимая ценность велосипеда, начала затаскивать в помещение его.
– Давай помогу.
Мама, пристроив лампу на неширокий подоконник, подхватила велик, крякнув от натуги, и втянула его на застеклённую веранду, лишь после этого они зашли в тесную прихожую.
– А где Юля? – вместо приветствия спросила появившаяся в небольшом коридоре, ведущем на кухню, мамина сестра, тётя Оля, с тревогой взирая на вошедшую девушку и не обращая внимания на радостно подпрыгивающую собаку.
– Не знаю… – машинально потрепав пса по голове, Евгения, несколько растерялась от этого вопроса. Юлька, её двоюродная сестра, была старше неё на три года и жила в столице, у своего парня.
– Почему вы не вместе? – наседала, не унимаясь, родственница.
– А почему мы должны быть вместе? – краем глаза зацепив собственное, освещенное неверным светом керосиновой лампы в маминых руках отражение в зеркальной двери шкафа, девушка вздрогнула: на неё смотрело измождённое, бледное, взъерошенное существо в грязной и мокрой одежде. – Мам, там еда в корзине, – произнесла она и начала раздеваться.
– Почему ты её не привезла? – продолжила свой допрос тётка.
– И как ты себе это представляешь, тёть Оль? – Женька устала, замёрзла, проголодалась, и у неё не было ни сил, ни желания не то что вступать в бессмысленную дискуссию, но и тупо отвечать на вопросы.
– На самом деле, Оль? Юля живёт в другом конце огромного города, – мама попробовала прийти на помощь своей дочери, но не преуспела.
– Значит, нужно было подождать, пока Юля приедет к ней! – в голосе чувствовалась начинающаяся истерика, тревога Ольги за дочь выключила элементарную логику и выдавала желаемое за действительное.
– А она бы приехала? Я весь первый день была дома, – всё-таки попробовала воззвать к разуму Женя.
– Приехала бы… – уже не столь уверенно произнесла Ольга и отвернулась, уткнувшись лицом в плечо стоявшего позади мужа, дяди Володи.
Балагур и весельчак, даже сейчас он старался не растерять присущего ему оптимизма, поэтому, приобняв одной рукой жену и, подмигнув Женьке, выдал:
– Отставить панику на Титанике! Доберутся как-нибудь, они всё-таки вдвоём. Вон, Женька одна смогла приехать.
Девушка не стала озвучивать слухи про введённые в столицу во избежание погромов и массовых беспорядков войска. Не сильно она удивилась и наличию родственников в их доме, хотя дом первоначально принадлежал родителям отца и не имел никакого отношения к родне матери. Тешить себя мыслью, что тётя Оля пришла маме на помощь, Женя тоже не стала. Вероятнее всего, что та просто решила, что в эти трудные времена в своём доме будет как минимум комфортнее, чем в неотапливаемой квартире. И лишь поэтому, они с мужем перебрались к сестре. На самом деле появление в доме мужчины создавало хоть какую-то видимость защищённости, да и тяжёлую физическую работу теперь есть кому сделать. Так что девушка нашла больше плюсов в их совместном отныне проживании, чем минусов. Тем более за свои двадцать пять лет она привыкла к своеобразному, несколько конфликтному характеру своей тётки, а дядя, как умел, сглаживал острые углы, возникающие при их общении.
Мама убежала на кухню, доставать нехитрую снедь, чтобы накормить с дороги свою дочь, тётя Оля, вручив Жене банку со свечой, отправилась за ней, а Женя, стянув с себя мокрую верхнюю одежду, понесла рюкзак в свою комнату. Однако там её ожидал неприятный сюрприз: комната оказалась занята. Догадываясь, почему Ольга для проживания выбрала именно её комнату, Женька молча отправилась в комнату брата, которая была такая же маленькая, как и её, но находилась на северной стороне и из-за тусклого естественного освещения создавала более мрачное впечатление.
Домик, стоящий в частном секторе города на его окраине, был старый и небольшой. Комнат, не считая достаточно большого проходного зала, было ещё три, но все они больше напоминали клетушки по девять-десять квадратных метров. Какое-то время дом использовался в качестве дачи, и родители после смерти бабушки продолжали жить в трёхкомнатной квартире в центральной части города, переселяясь сюда только летом. Правда, отец успел до своего внезапного ухода отремонтировать основную часть дома, так что внутри он был не сказать, что очень уж современным, но и не таким явно деревенским, каким помнила его Женя при бабуле. После смерти отца, мама предпочла жить здесь, продав свою квартиру и раздав деньги детям на покупку собственного жилья. Так что основной взнос за свою квартирку в ближайшем пригороде столицы Женя внесла с этих денег, а остаток погасила в течение всего двух лет, включив политику жесткой экономии и не позволяя себе не то что съездить в отпуск за границу, но и каких-либо новых нарядов.
Неотремонтированным оставался чердак, или как называл его брат «мансарда». Серёжка, приезжая летом в отпуск и привозя с собой жену и сына, начал приводить в благопристойный вид и его, но дело постоянно стопорилось, прерываясь на походы на речку покупаться или половить рыбу, встречи с друзьями и прочими, нет менее благовидными предлогами. Редкие порывы что-то прошпаклевать или покрасить, перемежались маминым ворчанием, чтобы он оставил всё, как есть, и перестал носить строительную грязь по всему дому. Единственное, что было доведено до конца – это замена окна. Стены были оббиты деревянными панелями, но те так и стояли необработанные, пол, ещё отцом застеленный широкими досками, тоже не был ни отциклёван, ни покрашен.
Женька бросила рюкзак на широкую кровать и, борясь с желанием рухнуть рядом, побрела на кухню, добрую треть которой занимала русская печь.
– Рассказывай, – скомандовала тётя Оля, как только Женя уселась за стол, а собака умостилась у её ног.
– Что рассказывать? – девушка не хотела грубить, но и не понимала, что именно желала услышать сестра её матери.
– Что случилось? Когда это всё закончится? Что творится в столице? – на неё посыпались вопросы, ответы на которые она не знала и знать не могла.
– Не знаю, – ответила девушка сразу на все три вопроса и придвинула к себе тарелку с горячей кашей.
– Отстань от неё! Дай поесть человеку. Не видишь, что девочка устала! – мама вновь вступилась за дочку.
– Она же почти из столицы приехала! – возмутилась тётка. – Они там лучше информированы!
– Ага, – буркнула Женька, глотая офигенно вкусную наваристую и сдобренную сливочным маслом кашу, – по улицам бегают глашатаи и всем рассказывают о том, что произошло и когда всё это закончится.
– Ну, может, газеты… – начала было и сразу осеклась Ольга, понимая нелепость своего предположения.
– Листовки. Рукописные, – не удержалась от иронии Женька. – Там всё то же самое, что и здесь. Нет ни электричества, ни воды, ни связи, ни информации о том, что делать дальше. Выживают, как умеют. Часть, в основном молодёжь, уезжает и пытается наладить свою жизнь в новых реалиях. На этом всё.
– Сколько ты ехала? – спросил, подключившись к разговору, дядя Володя.
– Весь день.
– На дороге спокойно?
– Я бы так не сказала, – не смогла обнадёжить или соврать девушка, на что тётя Оля прижала кулак ко рту, будто бы удерживая зарождающийся крик, и в страхе округлила глаза. Мама охнула, но с каким-то облегчением, ведь для её дочери это уже позади, она добралась.
– Что? – Ольга не выдержала и, боясь услышать ответ, всё-таки спросила.
– Рухнувшие самолёты, горящие заправки, мародёры, – кратко охарактеризовала обстановку на дорогах Женя, не желая вдаваться в подробности, но и не утаивая от родных то, свидетелем чего ей пришлось стать.
Глаза женщин наполнились слезами, но более эмоционально стойкий Владимир не мог не поинтересоваться:
– Как же тебе-то удалось преодолеть все эти препятствия?
– Прибилась к компании ребят и большую часть пути проделала с ними, – честно ответила девушка.
– Володечка, да как же Юленька до дома-то доберётся? – начала причитать тётя Оля, на что тот довольно резко ответил:
– Не маленькие! Женька смогла, и они смогут! Тем более их изначально двое, – напомнил он, и последнюю фразу сказал уже немного спокойнее, вселяя в самого себя надежду на благополучный исход.
– Может быть, ты…
– Что я? Съезжу на велике, сбегаю или, быть может, телепортируюсь в столицу? Найду в многомиллионном городе нашу дочь и приведу её сюда? – мужчина снова начал распаляться с каждой фразой всё сильнее, теряя своё незыблемое спокойствие, вероятно этот разговор уже имел место быть между ними. – Мы даже не знаем, дома ли они!
– Оль, прекрати устраивать переполох, – мама попыталась урезонить разбушевавшихся родственников. – Ты ж не собираешься Володьку за Юлей отправлять?
– Тебе хорошо, Катя! Твоя дочь – вот она! А мой ребёнок незнамо где… – женщина переживала и не представляла, что ей делать.
– Зато сын в тысяче вёрст отсюда, – не удержалась мама, и Женя поняла, что если все мысли до этого были в основном о ней, то сейчас сердце матери беспокоится о сыне, о её маленьком внуке Димке и невестке. – Юля взрослая, умная девочка. И она не одна, – повторила мама слова Владимира, но Ольга её не слышала.
– У них даже велосипедов нет! – у женщины появился ещё один повод для беспокойства. – И что они будут есть? Здесь хоть картошка есть.
Ольга нечасто появлялась на их участке для того, чтобы поработать, хотя никогда не отказывалась от предложенных мамой фруктов и ягод. И если раньше, в пору Женькиного детства, она ещё иногда закатывала на зиму огурцы и помидоры, то потом стала называть это занятие «бессмысленной тратой времени», так как с её точки зрения подобные заготовки были финансово нецелесообразными, с учётом того, что промышленная закатка стоила недорого, а свежие овощи можно было купить круглый год. Однако чтобы не подливать масла в огонь, девушка сказала совершенно другое:
– Я не знаю, как обстоят дела в столице, но в нашем городке некоторое количество еды и воды раздавали бесплатно.
Местные жители воззрились на неё с удивлением.
– А у нас всё растащили ещё в первую ночь, – сообщил дядя Володя. – Судя по всему, ворьё быстренько скооперировалось с полицией.
– А что в этом удивительного? – тётя Оля отвлеклась на новую тему. – Они все друг с другом отлично знакомы.
Старшее поколение начало костерить местную власть, думающую только о своём кармане, предоставив Женьке возможность спокойно поесть.
– Мам, а почему Цыган в доме? – поймав паузу, девушка задала наконец вопрос, возникший, как только она переступила порог.
– Так в первую ночь здесь чёрт-те что творилось, а я одна. Собаки как с ума посходили: кто воет, кто лает. Вот я и решила, что пусть и не человек, но живое существо рядом. Оля-то с Вовой только сегодня пришли, – Женя в этих нескольких предложениях уловила, насколько страшно и одиноко было маме накануне. А мама продолжила: – Утром только увидела, что половину поленницы разобрали. Вроде и лес недалеко, но ведь людям проще украсть, чем нарубить. Так что хорошо, что Цыгана в дом забрала, прибили бы его там, на цепи, чтоб не мешал и не бесновался.
– Её теперь кормить надо, – рациональная тётя Оля напоролась на негодующий взгляд сестры и заткнулась.
– Прокормим, он не привередливый, – подытожила мама безапелляционным тоном, и Ольга не посмела возражать.
Женька уже с трудом держала глаза открытыми. Тепло и сытная еда сделали своё дело, и мечталось лишь о чистой, мягкой кроватке. К вопросу о чистоте:
– Мам, а что с водой? – спросила девушка.
– Так артезиан же, есть вода. Напор слабоват, говорят, что выше второго этажа не поднимается, но у нас есть, – ответила мама, и Женька поняла, что ещё и это обстоятельство сподобило родню прийти в их дом: квартира Ольги и Владимира находилась на третьем, как они любили шутить, еврейском этаже.
– А газ?
В доме была газовая колонка, однако Женя видела, что кастрюлю с кашей мама убрала в печь, значит, её топили.
– Вчера был, а сегодня: то есть, то нет. Мы побаиваемся им пользоваться.
– Остатки из системы выходили под естественным давлением, – пояснил дядя Володя. – Лучше не включать.
Понятно, о тёплом душе остаётся лишь мечтать, если только баню завтра затопить… Сунувшись в закуток, ещё при жизни бабули переоборудованный отцом в маленькую ванную комнату, Женька вытаращилась на унитаз, плотно замотанный пищевой плёнкой.
– Эт что?
– «Эт», – передразнил её дядя Володя, – чтоб в искушение не входить гадить дома! Ассенизаторов-то ныне днём с огнём не найти, мало кто отважится на такую работу вручную. Так что по нужде добро пожаловать на улицу.
Женька вздохнула и, нацепив поводок на пса, поплелась вместе с ним в промозглую осеннюю ночь в уличный туалет.
