Лунный цветок)
Я расскажу вам сказку необыкновенную,
Где мир жесток, а судьбы сплетены стальною нитью.
Где белоснежный девственный цветок подобно золоту
Сияет своей волшебной жизнью.
Где в полнолунье замирает лунный свет
На том холме, что проклят темной силой.
А демон–царь все жаждет власти безграничной
Над миром тонким да над чистою душой.
Давным-давно, когда свет лунный ложился на землю северную пыльцой золотой, а небо было ясным и звездным, на холмах зеленых появлялись цветы необыкновенные. Своей красотой волшебной любого могли они свести с ума: будь то обычный смертный или же демон из низших миров. Толстые стебли растений пробивались сквозь траву шелковую, а листья острые, словно лезвия стальные, легко могли ранить плоть человеческую. Лишь на полной луне расцветали бутоны плотные, а лепестки белоснежные раскрывались и будто тянулись к светилу ночному, словно дети малые к матери родной. И были те цветы схожи с золотом драгоценным, и озаряли они холм светом желтым…
Поговаривали жрецы мудрые, что пыльца цветов лунных — лечебная. Исцелить могла не только тело от хвори всякой, но и души черные, демонами захваченные. А еще говорили, будто не цветы то вовсе, а девы прекрасные — дочери богини Луны, которые принимали облик людской в полнолуние и водили хороводы. Песни пели да нечисть в свои сети заманивали, чтобы жил люд простой обычной мирской жизнью и не подозревал о мире волшебном и страшном.
Разгневался царь демонов и велел войску своему злобному все цветы мечами вырубить до полнолуния следующего. И почернело тогда небо звездное. Затянули тучи густые и луну яркую. Наложил демон проклятие свое на холм зеленый на веки вечные, куда теперь птица не осмелится лететь, а хищный зверь стороной то место заколдованное обходит. Поросли тропы терновником колючим, так плотно сплелись между собой ветви острые, что никак не пройти туда смертному, да и незачем…
Изба деревянная из бревна толстого и прочного стояла на окраине леса зачарованного, где погост древний с крестами простирался до самого неба черного. В той избе старуха дряхлая — ведьма темная — варила зелье, исцеляющее от хвори заразной, которую сама же на род людской посылала, а потом за серебро и медь снадобье от нее продавала. Пополняла свой сундук деньгами всякими и драгоценностями, что приносил народ местный за лекарство жизненное. Ни бога, ни черта не боялась ведьма проклятая. Творила она дела свои злобные, не жалея и дитяти малого.
Крутила в руке костлявой сосуд прозрачный с пыльцой лунной, да недолго любовалась светом божественным. Всыпала каплю малую, что золотом сияла, в отвар тот. Тут же вспыхнуло пламя над варевом. Забурлила и зашипела жидкость, словно лава тягучая, а после вмиг стихло яркое зарево, словно факел потухший.
Закряхтела довольно старая, закрыла сосуд с пыльцой пробкой серебряной да пнула ногой кота черного, который рядом крутился. Тот недовольно оскалился, зашипел и под лавку спрятался. Поплелась колдунья медленно к сундуку с сокровищами, чтобы спрятать надежно золото лунное. Но не успела она драгоценность свою скрыть за крышкой тяжелой, как вдруг скрипнула дверь массивная, а после с грохотом отворилась створка дубовая. На пороге стоял молодец высокий и сильный, и одет был в плащ черный. Скрывался лик его за капюшоном кожаным, а когда откинул он накидку с головы своей, тут и ахнула ведьма старая. Выпустила из рук кривых сосуд с пыльцой лунной. Разлетелось стекло чистое по полу, да рассыпалась пыль драгоценная. Осветила светлицу убогую с кореньями и травами, под потолком низким висевшими, где паутину тонкую вязал паук длинноногий.
Уставилась ведьма на молодца грозного глазами испуганными, и задрожали руки корявые с когтями острыми.
— Чего смотришь, ведьма проклятая? Аль не ждала вовсе посланника? — говорил он голосом грубым. Захлопнулась за ним створка тяжелая, будто сзади мужа молодого был кто–то невидимый.
— Демону высшему из ада огненного завсегда рада я! Да только неожиданно появился ты, Радонан. Испугал старуху древнюю, вон теперь как пальцы дрожат костлявые! — отвечала ему ведьма проклятая, да на пыльцу лунную невзначай поглядывала.
Поднял стекло Радонан, у ног его лежащее, и загорелись глаза демона огнем красным.
— Давно ль ты, старая, пыльцу лунную собираешь? Не на холме ли зеленом и проклятом?
— Почто же ты, Радонан, во мне сомневаешься? — Ведьма лукавила. — Веками многими хранила я золото лунное!
Почуял демон неладное, говорила неправду старуха дряхлая. Подлетел тогда к ней Радонан, словно по воздуху, да схватил ту за горло тонкое рукой сильной. Захрипела ведьма проклятая, глаза выпучила, потому как задыхалась от натиска демона, но говорить правду не собиралася.
— Хрипи же ты, кляча старая! Ведь вот–вот к отцу моему отправишься, будешь гореть в геенне огненной до самых костей человеческих! — грозил ей Радонан и ждал правды истинной о пыльце лунной. — Говори же, ведьма проклятая, и тогда твой век продолжится. Сможешь дальше творить дела свои темные, да сундук огромный с деньгами людскими наполнишь до краев.
Поняла тут старуха, что нет ей спасения, опечалилась. Пришлось поведать демону высшему, что золото лунное вновь на холме проклятом появилося. Что богиня Луна в ночь темную пробилась лучом ярким сквозь тучи плотные и посеяла семя единственное на том же месте, где когда–то распускались цветы лунные.
Ухмыльнулся тогда радостно Радонан, загорелись глаза его чернотой адской. Отпустил он колдунью проклятую и покинул светлицу убогую, словно и не было его вовсе в избе ведьминской, словно померещился он старухе дряхлой.
Полыхали кострища высокие, жаркие в мире нижнем, где горели души грешные и проклятые. Шел мимо пламени яркого Радонан, ликовало в груди его сердце каменное, что узнал он о холме том проклятом. Теперь же предстанет в глазах повелителя сыном значимым.
Восседал демон–царь на троне высоком из костей человеческих, да в глазах его черных, словно бездна земная, отражался огонь пламени адского. Склонил низко голову Радонан перед своим повелителем в знак уважения глубокого.
— С чем пожаловал, сын мой Радонан? Аль узнал наконец о цветке том загадочном? — молвил царь демонов голосом низким, что заставил дрожать воздух, пропитанный гарью вонючей.
— Рассказала мне ведьма старая о холме зеленом и проклятом. Есть все же там жизнь единственная. С твоего позволения, царь–батюшка, я добуду цветок тот лунный. И брошу к ногам повелителя лепестки, что подобны золоту драгоценному! — отвечал уверенно Радонан.
— Так не медли же, сын мой достойнейший! Принеси душу чистую в храм дьявола. И тогда будешь вечно обласкан моим уважением великим. Только помни, демон мой преданный: нужно успеть погубить то растение в ночь новолуния. Потому как после него набирается сила в цветке лунная, превращаясь в создание непобедимое. Разума можешь лишиться ты, Радонан, если окажешься на холме проклятом при луне полной, что светит ярко сквозь тучи темные.
Поклонился еще один раз низко Радонан, да поспешно покинул мир огненный, что являлся для демона кровом родным.
У подножья холма зеленого появился ночью томною Радонан. Вынул из ножен меч свой острый, занес над собою и со всего размаху полоснул по роще колючей. Высоко запылало тут пламя огненное, охватило всю землю, корнями увитую. Словно змеи шипучие, закрутились растения от жара сильного, да только недолго гореть пришлось терновнику проклятому. В один миг потух огонь яркий, а ветви колючие, словно по волшебству, вновь раскинулись на холме зеленом, будто и не горели вовсе от меча демона. Витала гарь едкая в воздухе, проникала в сознание Радонана сомнениями, что не сможет он пробиться оружием своим к цели заветной. Тут только сила его темная будет в помощь…
Засияли глаза демона пламенем красным. Исказилось лицо красивое в ухмылке злой, а брови черные изогнулись дугой, словно тетива натянутая. Раскинул широко руки Радонан, раскрыл ладони, в кулаках зажатые. Заструилась из пальцев демона сила его безграничная тонкими яркими нитями, которые достигали кустов с ветками острыми, переплетенными между собой, что стена непроходимая.
Обволакивала сила демона растения те. Ломала ветки сухие и с огромной яростью с корнями выдирала их из земли–матушки. Поднималась высоко пыль колючая с травой сухой и впивалась в лицо демона иглами ледяными. Да только не до этого было Радонану. Чувствовал демон, что месяц новый превращается в луну полную, а значит, время его на исходе.
Три дня и три ночи боролся с зарослями заколдованными Радонан. Осилил препятствие непроходимое и в последний час новолуния появился на поляне золотой, где пыльца лунная сияла, словно капельки хрустальные. Будто кто нарочно рассыпал их. Огляделся демон темный. Глазами своими жгучими искал растение заветное, а когда предстал цветок лунный перед взором его, тут же бросился к нему Радонан. Вынул меч огненный из ножен медных и приготовился срубить дитя луны под самый корень толстый.
Вдруг поднялся ураган сильный, с ног сбивал он демона адского. Еле на земле удерживался Радонан, вгоняя стопы свои в покров зеленый. Оружием мощным своим демоническим стал рассекать порывы могучие. Но только все без толку было. А после через черное небо пробился луч яркий, свет его упал на цветок лунный, и увидел тогда Радонан листья белоснежные, нежные. Поднимались они, ажурные, к небу и тянулись за лучом лунным. Словно зачарованный, стоял Радонан и глядел на волшебство необъяснимое.
Тут засиял цветок, будто золото. Листья острые выпустил. Шипы его — иглы стальные, а ствол зеленый — стан тонкий девичий…
Ни рукой крепкой, ни стопой утопающей не мог пошевелить Радонан. Все стоял и смотрел на диво дивное. А растение росло. Вверх за лучом лунным тянулося. Превращался цветок волшебный в деву на глазах у демона.
Вдруг лепестки его нежные рассыпались волосами белоснежными. Вместо листьев острых появились руки тонкие. Иглы стальные стали пальчиками изящными с ноготками острыми. Совершенно нагой предстала пред Радонаном дева лунная. Грудь ее полную прикрывали лишь локоны длинные, до самой талии тонкой спускавшиеся. Кожа бархатная девы той отливала золотом, словно вся пыльцой лунной пропитана была. И на волосах сияли кристаллы мелкие, осыпали они траву зеленую.
Потерял Радонан самообладание. Возжелал страстью всепоглощающей деву лунную. Глаза его не могли оторваться от создания прекрасного, а кровь демоническая в голову ударила.
Обернулась дева юная вокруг себя три раза, и появилось на ней платье пышное шелковое. Босыми ногами ступала она на травку зеленую и на Радонана смотрела глазами такими синими, каким самое чистое небо бывает. Но ни страха в них не было, ни тревоги. С любопытством глядела на мужа удивленного она, да отчего–то улыбалася устами алыми.
— Что же ведьма старая сама не пришла? Неужто демона высокого положения приручила? — усмехнулась девица. Привели в замешательство слова девы Радонана. Разозлился он совсем чуть, чему сам же и удивился. Скажи кто другой столь обидные слова, давно бы вырвал сердце, бьющееся в груди, с яростью непреодолимой.
— Посыльным служу у клячи дряхлой! — слукавил Радонан. Стало любопытно ему, что за сговор возник между ведьмой и цветком лунным.
— Ну тогда собирай пыльцу драгоценную, демон темный. Да успей же до рассвета подобрать дары божественные! — Тут засмеялася громко дева лунная. Смех ее был схож с пением птицы дивной, и разносился он звоном тонким по холму зеленому. Встряхнула она волосами белоснежными и посыпалась с них пыльца, что кристаллами драгоценными на них была. Резвясь как дитя, бегала дева по поляне пустой, словно из заточения долгого вырвалась. Проводила рукой тонкой по траве шелковой ласково. Разговаривала с цветами полевыми и кустарниками низкими. Подходила к соснам высоким и гладила их по коре древесной, словно утешить хотела растения те. Будто грустно ей было, что проклятье, царем–демоном наложенное, крепко и непреодолимо.
Собирал в мешочек кожаный пыльцу Радонан. Делал вид, что для ведьмы старой старается. Ни крупинки золотой, ни кристаллика не пропускал, да за девой лунной с вожделеньем наблюдал. Захотел овладеть станом тонким девичьим. Показать силу свою мужскую, несмотря на последствия. Загорелись лукаво глаза Радонана, и задумал порочное демон адский, что познает он цветок лунный во всех смыслах страсти всепоглощающей. Будет ласкать ее кожу бархатную. Будет целовать яростно губы алые… Пусть только еще немного насладится она волей раздольной, что дана ей на луне полной. Так решил для себя Радонан.
— Не отставай же ты, демон высший, да поспевай собирать пыльцу лунную для ведьмы проклятой! Жадна она больно до драгоценностей, накажет тебя — превратит в куст, что с терновником колючим схож! — вновь засмеялась дева лунная заливисто над Радонаном. Отчего–то и ему смешно от ее слов сталося. Изогнул уста свои правильные в улыбке, да откликнулся.
— Превратит, еще как! — залукавил тут. — Как зовут тебя, дева ночная?
— Олеля! Дочь луны и месяца, — ответила.
— А меня кличут Радонан! Так почто же ты, Олеля, дочь лунная, ведьме проклятой разрешаешь пыльцу драгоценную собирать на поляне зеленой, усыпанной искрами божественными?
— За то, чтоб тайну мою хранила, да язык острый за зубами держала! Видела она, как зарождается жизнь новая на холме проклятом. Жизнь моя, демон темный, бесценна для люда простого. Но только проклятие повелителя твоего сильно, а снять его лишь любви чистой под силу!
Ходил следом за девой Радонан по поляне, что была осыпана золотом. Набрался мешок его кожаный под завязку серебряную, и не осталось в нем места более, чтоб крупинки божественные складывать. Запихнул Радонан за пазуху сокровище лунное, но покидать поляну эту желания у демона не было. Забыл он про наказ отца своего адского и был захвачен красотой Олели. Хотел план свой черный в жизнь воплотить и насладиться вдоволь станом прекрасным девичьим.
Шел рядом с ней, не отставал. Ловил запах ароматный, что исходил от тела женского, да ни с чем не сравнимым был. Пахла дева лунная цветами полевыми, зеленью леса и воздухом свежим.
— Любовь, говоришь, проклятье снимает? — вновь задал вопрос ей Радонан. Потому как не знал он о чувстве таком. Для него — демона высшего — незнакомо оно было. Ярость могучая и гнев адский — вот его сущность лукавая.
— Черное и белое — как противостояние, Радонан! И нет надежды на то, что воссоединятся когда–либо добро и зло. Вот поэтому не снять проклятье зачарованное с холма родного.
Загрустила тут Олеля. Скатилась слеза хрустальная по ее щеке румяной. Подхватить успел ее Радонан. Заблестел, засиял хрусталик тот на пальце у демона. А потом испарился, как и не было. Захотел Радонан утешить дитя невинное, прикоснулся к щеке нежной бархатной, загорелась вдруг рука его. Запылала огнем жгучим. Выжгла кожу грубую до костей белых. Стиснул зубы демон от боли невыносимой. Затряс рукой крепкой. Накинул плащ черный и потушил огонь, кожу разъедающий.
— Никому не позволено касаться меня, Радонан! Прости за боль твою невыносимую. Жаль тебя, но такова сущность моя божественная. Лишь любимому и с помыслами чистыми появится доступ к телу моему женскому!
Я расскажу вам сказку необыкновенную,
Где мир жесток, а судьбы сплетены стальною нитью.
Где белоснежный девственный цветок подобно золоту
Сияет своей волшебной жизнью.
Где в полнолунье замирает лунный свет
На том холме, что проклят темной силой.
А демон–царь все жаждет власти безграничной
Над миром тонким да над чистою душой.
Пролог
Давным-давно, когда свет лунный ложился на землю северную пыльцой золотой, а небо было ясным и звездным, на холмах зеленых появлялись цветы необыкновенные. Своей красотой волшебной любого могли они свести с ума: будь то обычный смертный или же демон из низших миров. Толстые стебли растений пробивались сквозь траву шелковую, а листья острые, словно лезвия стальные, легко могли ранить плоть человеческую. Лишь на полной луне расцветали бутоны плотные, а лепестки белоснежные раскрывались и будто тянулись к светилу ночному, словно дети малые к матери родной. И были те цветы схожи с золотом драгоценным, и озаряли они холм светом желтым…
Поговаривали жрецы мудрые, что пыльца цветов лунных — лечебная. Исцелить могла не только тело от хвори всякой, но и души черные, демонами захваченные. А еще говорили, будто не цветы то вовсе, а девы прекрасные — дочери богини Луны, которые принимали облик людской в полнолуние и водили хороводы. Песни пели да нечисть в свои сети заманивали, чтобы жил люд простой обычной мирской жизнью и не подозревал о мире волшебном и страшном.
Разгневался царь демонов и велел войску своему злобному все цветы мечами вырубить до полнолуния следующего. И почернело тогда небо звездное. Затянули тучи густые и луну яркую. Наложил демон проклятие свое на холм зеленый на веки вечные, куда теперь птица не осмелится лететь, а хищный зверь стороной то место заколдованное обходит. Поросли тропы терновником колючим, так плотно сплелись между собой ветви острые, что никак не пройти туда смертному, да и незачем…
Глава 1
Изба деревянная из бревна толстого и прочного стояла на окраине леса зачарованного, где погост древний с крестами простирался до самого неба черного. В той избе старуха дряхлая — ведьма темная — варила зелье, исцеляющее от хвори заразной, которую сама же на род людской посылала, а потом за серебро и медь снадобье от нее продавала. Пополняла свой сундук деньгами всякими и драгоценностями, что приносил народ местный за лекарство жизненное. Ни бога, ни черта не боялась ведьма проклятая. Творила она дела свои злобные, не жалея и дитяти малого.
Крутила в руке костлявой сосуд прозрачный с пыльцой лунной, да недолго любовалась светом божественным. Всыпала каплю малую, что золотом сияла, в отвар тот. Тут же вспыхнуло пламя над варевом. Забурлила и зашипела жидкость, словно лава тягучая, а после вмиг стихло яркое зарево, словно факел потухший.
Закряхтела довольно старая, закрыла сосуд с пыльцой пробкой серебряной да пнула ногой кота черного, который рядом крутился. Тот недовольно оскалился, зашипел и под лавку спрятался. Поплелась колдунья медленно к сундуку с сокровищами, чтобы спрятать надежно золото лунное. Но не успела она драгоценность свою скрыть за крышкой тяжелой, как вдруг скрипнула дверь массивная, а после с грохотом отворилась створка дубовая. На пороге стоял молодец высокий и сильный, и одет был в плащ черный. Скрывался лик его за капюшоном кожаным, а когда откинул он накидку с головы своей, тут и ахнула ведьма старая. Выпустила из рук кривых сосуд с пыльцой лунной. Разлетелось стекло чистое по полу, да рассыпалась пыль драгоценная. Осветила светлицу убогую с кореньями и травами, под потолком низким висевшими, где паутину тонкую вязал паук длинноногий.
Уставилась ведьма на молодца грозного глазами испуганными, и задрожали руки корявые с когтями острыми.
— Чего смотришь, ведьма проклятая? Аль не ждала вовсе посланника? — говорил он голосом грубым. Захлопнулась за ним створка тяжелая, будто сзади мужа молодого был кто–то невидимый.
— Демону высшему из ада огненного завсегда рада я! Да только неожиданно появился ты, Радонан. Испугал старуху древнюю, вон теперь как пальцы дрожат костлявые! — отвечала ему ведьма проклятая, да на пыльцу лунную невзначай поглядывала.
Поднял стекло Радонан, у ног его лежащее, и загорелись глаза демона огнем красным.
— Давно ль ты, старая, пыльцу лунную собираешь? Не на холме ли зеленом и проклятом?
— Почто же ты, Радонан, во мне сомневаешься? — Ведьма лукавила. — Веками многими хранила я золото лунное!
Почуял демон неладное, говорила неправду старуха дряхлая. Подлетел тогда к ней Радонан, словно по воздуху, да схватил ту за горло тонкое рукой сильной. Захрипела ведьма проклятая, глаза выпучила, потому как задыхалась от натиска демона, но говорить правду не собиралася.
— Хрипи же ты, кляча старая! Ведь вот–вот к отцу моему отправишься, будешь гореть в геенне огненной до самых костей человеческих! — грозил ей Радонан и ждал правды истинной о пыльце лунной. — Говори же, ведьма проклятая, и тогда твой век продолжится. Сможешь дальше творить дела свои темные, да сундук огромный с деньгами людскими наполнишь до краев.
Поняла тут старуха, что нет ей спасения, опечалилась. Пришлось поведать демону высшему, что золото лунное вновь на холме проклятом появилося. Что богиня Луна в ночь темную пробилась лучом ярким сквозь тучи плотные и посеяла семя единственное на том же месте, где когда–то распускались цветы лунные.
Ухмыльнулся тогда радостно Радонан, загорелись глаза его чернотой адской. Отпустил он колдунью проклятую и покинул светлицу убогую, словно и не было его вовсе в избе ведьминской, словно померещился он старухе дряхлой.
Полыхали кострища высокие, жаркие в мире нижнем, где горели души грешные и проклятые. Шел мимо пламени яркого Радонан, ликовало в груди его сердце каменное, что узнал он о холме том проклятом. Теперь же предстанет в глазах повелителя сыном значимым.
Восседал демон–царь на троне высоком из костей человеческих, да в глазах его черных, словно бездна земная, отражался огонь пламени адского. Склонил низко голову Радонан перед своим повелителем в знак уважения глубокого.
— С чем пожаловал, сын мой Радонан? Аль узнал наконец о цветке том загадочном? — молвил царь демонов голосом низким, что заставил дрожать воздух, пропитанный гарью вонючей.
— Рассказала мне ведьма старая о холме зеленом и проклятом. Есть все же там жизнь единственная. С твоего позволения, царь–батюшка, я добуду цветок тот лунный. И брошу к ногам повелителя лепестки, что подобны золоту драгоценному! — отвечал уверенно Радонан.
— Так не медли же, сын мой достойнейший! Принеси душу чистую в храм дьявола. И тогда будешь вечно обласкан моим уважением великим. Только помни, демон мой преданный: нужно успеть погубить то растение в ночь новолуния. Потому как после него набирается сила в цветке лунная, превращаясь в создание непобедимое. Разума можешь лишиться ты, Радонан, если окажешься на холме проклятом при луне полной, что светит ярко сквозь тучи темные.
Поклонился еще один раз низко Радонан, да поспешно покинул мир огненный, что являлся для демона кровом родным.
Глава 2
У подножья холма зеленого появился ночью томною Радонан. Вынул из ножен меч свой острый, занес над собою и со всего размаху полоснул по роще колючей. Высоко запылало тут пламя огненное, охватило всю землю, корнями увитую. Словно змеи шипучие, закрутились растения от жара сильного, да только недолго гореть пришлось терновнику проклятому. В один миг потух огонь яркий, а ветви колючие, словно по волшебству, вновь раскинулись на холме зеленом, будто и не горели вовсе от меча демона. Витала гарь едкая в воздухе, проникала в сознание Радонана сомнениями, что не сможет он пробиться оружием своим к цели заветной. Тут только сила его темная будет в помощь…
Засияли глаза демона пламенем красным. Исказилось лицо красивое в ухмылке злой, а брови черные изогнулись дугой, словно тетива натянутая. Раскинул широко руки Радонан, раскрыл ладони, в кулаках зажатые. Заструилась из пальцев демона сила его безграничная тонкими яркими нитями, которые достигали кустов с ветками острыми, переплетенными между собой, что стена непроходимая.
Обволакивала сила демона растения те. Ломала ветки сухие и с огромной яростью с корнями выдирала их из земли–матушки. Поднималась высоко пыль колючая с травой сухой и впивалась в лицо демона иглами ледяными. Да только не до этого было Радонану. Чувствовал демон, что месяц новый превращается в луну полную, а значит, время его на исходе.
Три дня и три ночи боролся с зарослями заколдованными Радонан. Осилил препятствие непроходимое и в последний час новолуния появился на поляне золотой, где пыльца лунная сияла, словно капельки хрустальные. Будто кто нарочно рассыпал их. Огляделся демон темный. Глазами своими жгучими искал растение заветное, а когда предстал цветок лунный перед взором его, тут же бросился к нему Радонан. Вынул меч огненный из ножен медных и приготовился срубить дитя луны под самый корень толстый.
Вдруг поднялся ураган сильный, с ног сбивал он демона адского. Еле на земле удерживался Радонан, вгоняя стопы свои в покров зеленый. Оружием мощным своим демоническим стал рассекать порывы могучие. Но только все без толку было. А после через черное небо пробился луч яркий, свет его упал на цветок лунный, и увидел тогда Радонан листья белоснежные, нежные. Поднимались они, ажурные, к небу и тянулись за лучом лунным. Словно зачарованный, стоял Радонан и глядел на волшебство необъяснимое.
Тут засиял цветок, будто золото. Листья острые выпустил. Шипы его — иглы стальные, а ствол зеленый — стан тонкий девичий…
Ни рукой крепкой, ни стопой утопающей не мог пошевелить Радонан. Все стоял и смотрел на диво дивное. А растение росло. Вверх за лучом лунным тянулося. Превращался цветок волшебный в деву на глазах у демона.
Вдруг лепестки его нежные рассыпались волосами белоснежными. Вместо листьев острых появились руки тонкие. Иглы стальные стали пальчиками изящными с ноготками острыми. Совершенно нагой предстала пред Радонаном дева лунная. Грудь ее полную прикрывали лишь локоны длинные, до самой талии тонкой спускавшиеся. Кожа бархатная девы той отливала золотом, словно вся пыльцой лунной пропитана была. И на волосах сияли кристаллы мелкие, осыпали они траву зеленую.
Потерял Радонан самообладание. Возжелал страстью всепоглощающей деву лунную. Глаза его не могли оторваться от создания прекрасного, а кровь демоническая в голову ударила.
Обернулась дева юная вокруг себя три раза, и появилось на ней платье пышное шелковое. Босыми ногами ступала она на травку зеленую и на Радонана смотрела глазами такими синими, каким самое чистое небо бывает. Но ни страха в них не было, ни тревоги. С любопытством глядела на мужа удивленного она, да отчего–то улыбалася устами алыми.
— Что же ведьма старая сама не пришла? Неужто демона высокого положения приручила? — усмехнулась девица. Привели в замешательство слова девы Радонана. Разозлился он совсем чуть, чему сам же и удивился. Скажи кто другой столь обидные слова, давно бы вырвал сердце, бьющееся в груди, с яростью непреодолимой.
— Посыльным служу у клячи дряхлой! — слукавил Радонан. Стало любопытно ему, что за сговор возник между ведьмой и цветком лунным.
— Ну тогда собирай пыльцу драгоценную, демон темный. Да успей же до рассвета подобрать дары божественные! — Тут засмеялася громко дева лунная. Смех ее был схож с пением птицы дивной, и разносился он звоном тонким по холму зеленому. Встряхнула она волосами белоснежными и посыпалась с них пыльца, что кристаллами драгоценными на них была. Резвясь как дитя, бегала дева по поляне пустой, словно из заточения долгого вырвалась. Проводила рукой тонкой по траве шелковой ласково. Разговаривала с цветами полевыми и кустарниками низкими. Подходила к соснам высоким и гладила их по коре древесной, словно утешить хотела растения те. Будто грустно ей было, что проклятье, царем–демоном наложенное, крепко и непреодолимо.
Собирал в мешочек кожаный пыльцу Радонан. Делал вид, что для ведьмы старой старается. Ни крупинки золотой, ни кристаллика не пропускал, да за девой лунной с вожделеньем наблюдал. Захотел овладеть станом тонким девичьим. Показать силу свою мужскую, несмотря на последствия. Загорелись лукаво глаза Радонана, и задумал порочное демон адский, что познает он цветок лунный во всех смыслах страсти всепоглощающей. Будет ласкать ее кожу бархатную. Будет целовать яростно губы алые… Пусть только еще немного насладится она волей раздольной, что дана ей на луне полной. Так решил для себя Радонан.
Глава 3
— Не отставай же ты, демон высший, да поспевай собирать пыльцу лунную для ведьмы проклятой! Жадна она больно до драгоценностей, накажет тебя — превратит в куст, что с терновником колючим схож! — вновь засмеялась дева лунная заливисто над Радонаном. Отчего–то и ему смешно от ее слов сталося. Изогнул уста свои правильные в улыбке, да откликнулся.
— Превратит, еще как! — залукавил тут. — Как зовут тебя, дева ночная?
— Олеля! Дочь луны и месяца, — ответила.
— А меня кличут Радонан! Так почто же ты, Олеля, дочь лунная, ведьме проклятой разрешаешь пыльцу драгоценную собирать на поляне зеленой, усыпанной искрами божественными?
— За то, чтоб тайну мою хранила, да язык острый за зубами держала! Видела она, как зарождается жизнь новая на холме проклятом. Жизнь моя, демон темный, бесценна для люда простого. Но только проклятие повелителя твоего сильно, а снять его лишь любви чистой под силу!
Ходил следом за девой Радонан по поляне, что была осыпана золотом. Набрался мешок его кожаный под завязку серебряную, и не осталось в нем места более, чтоб крупинки божественные складывать. Запихнул Радонан за пазуху сокровище лунное, но покидать поляну эту желания у демона не было. Забыл он про наказ отца своего адского и был захвачен красотой Олели. Хотел план свой черный в жизнь воплотить и насладиться вдоволь станом прекрасным девичьим.
Шел рядом с ней, не отставал. Ловил запах ароматный, что исходил от тела женского, да ни с чем не сравнимым был. Пахла дева лунная цветами полевыми, зеленью леса и воздухом свежим.
— Любовь, говоришь, проклятье снимает? — вновь задал вопрос ей Радонан. Потому как не знал он о чувстве таком. Для него — демона высшего — незнакомо оно было. Ярость могучая и гнев адский — вот его сущность лукавая.
— Черное и белое — как противостояние, Радонан! И нет надежды на то, что воссоединятся когда–либо добро и зло. Вот поэтому не снять проклятье зачарованное с холма родного.
Загрустила тут Олеля. Скатилась слеза хрустальная по ее щеке румяной. Подхватить успел ее Радонан. Заблестел, засиял хрусталик тот на пальце у демона. А потом испарился, как и не было. Захотел Радонан утешить дитя невинное, прикоснулся к щеке нежной бархатной, загорелась вдруг рука его. Запылала огнем жгучим. Выжгла кожу грубую до костей белых. Стиснул зубы демон от боли невыносимой. Затряс рукой крепкой. Накинул плащ черный и потушил огонь, кожу разъедающий.
— Никому не позволено касаться меня, Радонан! Прости за боль твою невыносимую. Жаль тебя, но такова сущность моя божественная. Лишь любимому и с помыслами чистыми появится доступ к телу моему женскому!
