Поспешно собираюсь, избавляясь от академической формы. Водитель доставляет меня на Золотое Кольцо к друзьям.
– Куда направимся, сладкая девочка? – спрашивает Ромео.
– Начнём с кофе, согласны?
Он всё ещё в форме Академии, значит, дома не был и не переодевался. Почему?
– Могу я выбрать место? – оживлённо предлагает Ирис; на ней платье из отдела Голдман, прелестно. – Думаю, тебе понравится, Карамель. Там панорама города, очень патриотично. Хорошая кофейня.
– Показывай, – соглашаюсь я.
Ирис выступает чуть вперёд и отправляется первой, мы с Ромео следуем за ней. Я почти готова простить Ирис её подарок и глупость в целом, если она приведёт нашу троицу в действительно хорошее место. А почём Ирис знать, что здесь и где находится?
Серые маски двигаются по этажу: с нами, за нами и на нас. Бесчисленное количество серых масок. Час пик Золотого Кольца. Люди – муравьи – толпятся, торопятся, идут. Десятки, сотни. Все одинаковые, все потерянные и в тот же миг обнаруженные самим Новым Миром. Они следуют неясному пути, они по инерции огибают плечи плетущихся подле. Вдруг – идёт нам навстречу – я замечаю мужчину в той же самой серой дыхательной маске, но вдоль неё краской или маркером – чем-то ярким – нарисована улыбка. Что это значит? Думаю, мне показалось. Оборачиваюсь – так нельзя, Карамель! – но мужчина пропадает в толпе. Вновь гляжу вперёд себя – сквозь массы людей идут двое патрульных. Патруль Безопасности, тот самый. Их серая форма не выбивается (однако она узнаваема) из общей картины города, а потому люди не обращают внимание на плывущих против течения. Они следуют за тем человеком? Смотрю на них через плечо (прекрати, Карамель, вертеть головой); ловлю взгляд одного из патрульных (он тоже обернулся), пугаюсь и поторапливаюсь к Ромео. Случайно влетаю в него плечом, извиняюсь и получаю встречный вопрос о самочувствии. Вру, что всё нормально. Вру. Потому что перед глазами я всё ещё вижу – нет, не патрульных – человека в разрисованной маске. Он улыбался. Как говорили янтарные глазки? Маски созданы для обезличивания, для потери индивидуальности в толпе? Тот смельчак отличался, выделялся. Он улыбался. Он откровенно улыбался. Он безумен. Его отправят в Картель. Недремлющий Патруль Безопасности выловит преступника и применит требуемые меры для защиты граждан Нового Мира! Ведь так говорит Свод Правил?
– Ещё долго? – спрашивает Ромео.
– Пару отделов, – отвечает Ирис. – Место хорошее, оно того стоит.
– В какой момент жизни ты могла там оказаться? – забавляется Ромео, однако девушка молчит.
И в самом деле, Ирис.
Мы никогда не останавливаемся перекусить на Золотом Кольце: хватает перерывов в Академии. Отец и мать Ирис постоянно в офисе. С кем она здесь бывает? Когда она здесь бывает? Может, пустоголовая вертихвостка Ирис не так проста? Может, об этом предупреждали родители?
Кажется, из-за увиденного Патруля Безопасности у меня разыгралось воображение. Теперь в каждом жесте – подвох. То неправильно, Карамель. Успокойся.
Кара.
Мы подходим к кофейне. В её витринах отражается паутина Нового Мира. Неоновые линии обводят двери – открываем их: перед нами бездной зияет чёрный коридор. Стены загораются, едва мы ступаем внутрь. Вот он Новый Мир во всей красе.
В зале встречают служащие – помогают выбраться из верхней одежды и проводят к столам. Все поверхности блестящие, серые, отражающие в себе нас – как и сам город, как сам Новый Мир. Это пугает и восхищает. По стенам рассыпаны изображения дорог, мостов. Мы садимся и ожидаем.
– Как и когда ты могла здесь оказаться? – спрашивает Ромео, глядя на Ирис. – Серьёзно, ну серьёзно.
– У твоих родителей нет на тебя времени, – подхватываю я.
– Как и у ваших на вас, – парирует подруга.
Забавляюсь:
– Это не отменяет вопроса.
– Конспиратор из тебя никудышний, Ириска, – стегает Ромео.
– Ваши меню, – объявляется служащий и кладёт перед нами электронные планшеты. – На кого оформляем заказ?
– Голдман, – молниеносно отвечаю я и протягиваю руку – с чипом.
Служащий тянет терминал навстречу и считывает мой личный код. Объявляет:
– Депозит оформлен, благодарю, мисс Голдман. Вы определились с заказом?
– Может, возьмём мороженое? – предлагаю я, смотря на Ромео.
Он довольно улыбается.
– А я хочу, – Ирис долго листает сенсорные страницы электронного меню, – я хочу кофе, наверное, с молоком, да, и ещё… – она опять тычет пальцем в экран, – ещё эклер…
– Ты не следишь за фигурой? – перебиваю её, – то-то я начала замечать лишние сантиметры.
Ложь.
– Правда? – спрашивает Ирис. – Но я не поправилась…
– Значит, просто показалось, – соглашаюсь я, но соглашаюсь слишком быстро и мягко, подруга понимает – есть подвох.
Тощая девочка передо мной обрастает выдуманным объёмом, становится необъятным комом комплексов. Не слишком ли жестоко, Карамель? О, ты не должна об этом думать.
– Один кофе, без молока, – говорит подруга в сторону служащего.
– Три кофе, – поправляет Ромео.
Служащий откланивается.
Смотрю на стены кофейни, смотрю на растянутые по ним иллюстрации Нового Мира, смотрю на мосты.
Представляю Беса.
Маленький Бес стоит на одном из мостов и машет мне рукой.
Ирис знала, куда меня ведёт. Палач занёс свой топор.
Отрываю взгляд от моста на стену неподалёку, где изображено Здание Комитета Управляющих. Даже здесь. Даже здесь оно наблюдает. Подглядывает. В обычных кофейнях и ресторанах столики расположены близ окон, через которые реальный пик Комитета взирает на граждан. Здесь же – его не имеющая объёма копия.
Возвращаюсь к друзьям: Ирис дотошно оглядывает себя (должно быть, в поисках лишних сантиметров), пустые, ничего не выражающие глаза Ромео в очередной раз буравят пустоту перед собой; сошлись две пустоты, преспокойно глядят друг на друга.
Всё идёт своим чередом. Всё правильно. Всё правильно, Карамель? Ты поступаешь верно? Твоя подруга ментально больна, разве не так? Тебе следует помочь ей. Нет. Тебе следует обезопасить себя. У твоей подруги есть секреты – секреты от подруги, от семьи и, значит, от государства. У твоего партнёра есть секреты. Почему он никогда не торопится домой? Почему не рассказывает о семье? Откуда у него шрамы на лице? У твоего дяди есть секреты. Куда он запропал в твой день рождения? Почему скрывается? Отчего мать находит его ненадёжным? У твоего отца есть секреты. Кто та девушка из видео? Кому он однажды помог? У твоей матери есть секреты. Что за пятая таблетка, которую она принимает? У твоего водителя есть секреты. Что у первого, что у второго. Они обманывают тебя и обманывают откровенно. У тебя есть секреты, Карамель. У тебя есть секреты, Карамель? У незнакомца, что шёл в разукрашенной дыхательной маске и повстречался тебе на Золотом Кольце, точно есть секреты. У преследующего его Патруля – тоже. У кого их нет? Перебираю знакомых, представляю людей. На ум приходят Левиафан, с которыми я впервые повстречалась днём ранее. Их семья обходит все конфликты и споры, они никогда не прибегают к рекламе (и тем более грязной), они избирательны в окружении (потому не дружат с Голдман?) и никогда не попадают под взгляд общественности. Их обсуждают в Вестнике, но обсуждают со стороны порядочных граждан – они всегда на высоте, всегда поступают правильно, всегда выглядят идеально, всегда уверены в своих действиях, живут по законам, живут по Своду Правил. Левиафан – вот, кто идеален. Но никак не Голдман, как могла себе представить я. Отец подытожил, убедил: всё, о чем он говорил, что взращивал – бутафория. Голдман – лжецы. Влиятельнейшая семья Нового Мира, это тоже враньё?
Успокойся, Карамель.
Кара.
Контролируй мысли.
Представляю Беса.
Представляю человека в дыхательной маске и с улыбкой. Представляю водителя с янтарными глазами.
Кто ты, когда на тебя никто не смотрит?
Он знаком с дядей? Получается, что знаком…Чтоб тебя, как я не догадалась раньше?!
– Карамель, мать твою, Голдман, что с тобой? – вскрикивает перепуганная Ирис.
Ответно пугаюсь восклицанию и подскакиваю с места, ощущаю скользящую под носом влагу, касаюсь её – кровь отпечатывается на пальцах и падает на стол. Кап. Кап.
Нет-нет-нет.
– Всё в кровище, Голдман! Позовите помощь! – кричит Ирис.
Ирис, молчи.
Быстро смотрю на Ромео – он всё понимает; и сбегаю в уборную. Ирис затихает – Ромео бьёт её под столом.
Вся уборная в зеркалах. Зеркала на каждой стене, зеркала на полотке. Смотрю на нескольких себя. Смотрю, как кровь в тысячекратном количестве ползёт к губам и, разволновавшись от её вида, рвусь к кабинке. Чувствую, что меня выворачивает. Успеваю зайти и повалиться на колени.
Рвёт.
Внутри кабинки панорама чёртова города. Новый Мир не даёт уединиться. Новый Мир наблюдает, как меня выворачивает от мыслей о нём. Чем не государственная измена? Паук поймал меня. Я в паутине. Попалась.
– Карамель! – зовёт Ромео от дверей в уборную. – Ты в порядке?
Не отвечаю.
– Карамель? – вопросом повторяет мой друг.
Оставив былое без ответа, отзываюсь:
– Я здесь.
Ромео молчит. Наверное, думает, нужно ли повторять вопрос, если я проигнорировала его однажды. Оставляю кабинку и подхожу к раковинам, набираю воду, чтобы прополоскать рот. Как же эта вода воняет, сил моих нет! Сил и терпения. Отчего она такая мутная, отчего такая пахучая? Она пахнет сладким, отчего?
– Буду ждать тебя за столиком, – говорит Ромео из коридора.
Умываюсь.
Ноги подкашиваются, и я хватаюсь за край раковины. Капли воды бегут вместе с кровью из носа, ударяются о кафельный пол и эхом уповают в ушах. Я закрываю глаза, но вижу перед собой воду. Горло стягивает. Удары в стороне. Удары по двери.
«Мы ваши Создатели», – утверждает некто; замолкает в ту же секунду, как дверь в уборную открывается.
Мои глаза следом.
Смотрю на Ромео. Плечи его пиджака сбиты, сам навострён. Он выбил дверь, серьёзно?!
– Вынужденные меры, сладкая девочка, прости, – говорит юноша.
Перевожу взгляд на собственное отражение. Кровь уже спустилась к губам. Кап. На них. Кап. Дотягиваюсь до бумажных полотенец – Ромео опережает: отрывает лист и прикладывает его к моему лицу. Полотенце напитывается алым, тает. Кап. Ему не противно? Стараюсь не думать о том. Кап.
– Я испугался за тебя, – признаётся юноша.
Не смотрю в глаза, но не смотрю не потому, что выказываю отсутствующее уважение, а потому что сама у себя вызываю отвращение. И даже крошечное отражение меня очернило бы в его прекрасном взгляде его же.
– Считай меня слабым, считай глупым, считай неправильным, – продолжает Ромео, – но я испугался за тебя. И эти чувства делают из нас не падших, а людей достойных.
Смывает кровь с губ, утирает пальцами, ополаскивает руку и вновь вытирает полотенцем.
– Зачем ты это делаешь? – спрашиваю я.
– Сказал же: считай меня слабым, глупым и неправильным.
– Мне нужен ответ.
– Карамель Голдман всегда нужны ответы, Карамель Голдман всегда их требует. Думаешь, ситуация подходящая?
Искренне не понимаю, для чего он помогает.
Одно: нас связывали отношения, другое: когда речь шла о чувствах. Я знаю, что любовь и забота о ближнем – опаснейшие паразиты, разрушающие, кусающие, останавливающие. Они страшнее, чем ярость и злость, радость и смех. Любовь – это слабость. Будь на кону Новый Мир и партнёр, я бы выбрала Мир. Потому что так правильно. Потому что я так хочу.
Неужели Ромео безумен?
Может, я?
Уже, очевидно, я…
Ничего не понимаю. Я запуталась. Столько всего свалилось, я не понимаю…
– Я за тебя в ответе, сладкая девочка, – кидает Ромео, поймав мой растерянный взгляд, – за тебя ручаюсь. Знаешь, как я добился согласия от твоего отца? Я обещал, что буду оберегать тебя, Карамель. И я буду, покуда смогу.
Возвращаемся в зал – Ирис за столом нет. Прошу друга обождать, сама же направляюсь к выходу. Оказываюсь в коридоре и наблюдаю силуэт, озарившийся на долю секунды пред фоном извечно-серого города, когда девичий силуэт выходит на улицу. Ускоряю шаг – выбегаю следом. Ирис запрыгивает в ожидающую – вот уж удивительно! – машину и клюёт в щёку водителя (сколько этому динозавру лет?). Транспорт взлетает, оставляя меня без подруги. Сама подруга оставляет меня без себя. Кому нужны проблемы? Кому нужна болезнь?
Не могу понять, что я только что видела. Не могу осознать. Медленно возвращаюсь в зал – Ромео сидит на том же месте. Рассказать об увиденном поцелуе? Ничего не понимаю…Тот самый названный друг отца, друг семьи, который стал забирать её с Золотого Кольца в последнее время? Ничего не понимаю…
– Подружка оставила нас, – говорю я и подсаживаюсь к Ромео на один диван.
Юноша отвечает не сразу. Пьёт кофе (не пропадать же заказанному, верно?) и предполагает:
– Наверное, жалобу хочет написать.
– После увиденного, – признаюсь, – я и сама могу подать жалобу на неё.
– Что это значит?
Рассказываю.
– Вау, – без эмоций выдыхает Ромео, – подружка пошла на опережение. Тут либо ты её, либо она тебя. Имли только что обогнала Голдман.
– Неприятно это слышать.
– Всё равно ты для меня на первом месте и люблю я только тебя.
– Это тоже.
Он не ошарашивает. Не удивляет. Я всегда это чувствовала и знала, вопреки чувствам и знанию.
– Не говори так, – просит Ромео.
– И ты так не говори, – парирую я. – Нас привлекут за беседы.
– Да всё и так перемешалось, переворотилось и перевернулось с ног на голову, не заметила? Последняя неделя – идиотская. Сплошная лажа.
– Согласна.
Мои беды тоже начались с понедельника.
Идиотская неделя.
– С семнадцатилетием, сладкая девочка.
– Иди ты.
– Поехали домой?
Проснулись ли я завтра в Новом Мире? В неизменном, стабильном, дивном Новом Мире…
Ирис в самом деле отправилась подавать жалобу? Для чего она сбежала? С кем она сбежала? Я столько раз покрывала её проблемы, хотя ведала о них. Почему? Я знала о её пищевом расстройстве, знала о проблемах Имли с деньгами. Почему не ударила первой? Я ведь мыслила так и никак иначе, я была готова отказаться от этой и без того вытянутой из пальца, абсолютно фиктивной дружбы, но отчего-то меч над головой так и не подняла.
– Я оплачу счёт и схожу до уборной, поймаешь машину? – обращаюсь к Ромео и вновь поднимаюсь. – Не хочу ехать с моим водителем, он меня бесит.
– Ещё и водитель отстойный, серьёзно? Не неделя, а ком хрени. Ладно, сделаю. Одна справишься? – уточняет юноша.
– Да, конечно. Только умоюсь.
Ромео бредёт к выходу. Я возвращаюсь в уборную и обрызгиваю лицо водой. Становится легче, когда мне не кажется, что я тону. Возможно, именно сейчас я тону.
На выходе одна из служащих ловит меня и интересуется произошедшим, однако волнует её не самочувствие клиента.
– Дело не в кухне, – отвечаю я, – жалоб и претензий нет.
Служащая откланивается, я покидаю проклятое место.
Ромео стоит около посадочного места через несколько десятков отделов поодаль. Пытается поймать машину – тщетно. Моего же водителя на месте нет. Ну спасибо; захотела бы – домой не попала. Что случилось с ним в этот раз?
Выдвигаюсь в сторону Ромео, как вдруг сиплый голос за плечом зовёт по имени. Оборачиваюсь.
– Твою мать, янтарные глазки! – не сдержавшись, выпаливаю я.
– Кто?
Наблюдаю того самого глупца и безумца. На моей машине. На моей, чтоб его, машине, на месте моего водителя. Какая наглость! В который раз! Что случилось с городом и со всеми нами?
– Куда направимся, сладкая девочка? – спрашивает Ромео.
– Начнём с кофе, согласны?
Он всё ещё в форме Академии, значит, дома не был и не переодевался. Почему?
– Могу я выбрать место? – оживлённо предлагает Ирис; на ней платье из отдела Голдман, прелестно. – Думаю, тебе понравится, Карамель. Там панорама города, очень патриотично. Хорошая кофейня.
– Показывай, – соглашаюсь я.
Ирис выступает чуть вперёд и отправляется первой, мы с Ромео следуем за ней. Я почти готова простить Ирис её подарок и глупость в целом, если она приведёт нашу троицу в действительно хорошее место. А почём Ирис знать, что здесь и где находится?
Серые маски двигаются по этажу: с нами, за нами и на нас. Бесчисленное количество серых масок. Час пик Золотого Кольца. Люди – муравьи – толпятся, торопятся, идут. Десятки, сотни. Все одинаковые, все потерянные и в тот же миг обнаруженные самим Новым Миром. Они следуют неясному пути, они по инерции огибают плечи плетущихся подле. Вдруг – идёт нам навстречу – я замечаю мужчину в той же самой серой дыхательной маске, но вдоль неё краской или маркером – чем-то ярким – нарисована улыбка. Что это значит? Думаю, мне показалось. Оборачиваюсь – так нельзя, Карамель! – но мужчина пропадает в толпе. Вновь гляжу вперёд себя – сквозь массы людей идут двое патрульных. Патруль Безопасности, тот самый. Их серая форма не выбивается (однако она узнаваема) из общей картины города, а потому люди не обращают внимание на плывущих против течения. Они следуют за тем человеком? Смотрю на них через плечо (прекрати, Карамель, вертеть головой); ловлю взгляд одного из патрульных (он тоже обернулся), пугаюсь и поторапливаюсь к Ромео. Случайно влетаю в него плечом, извиняюсь и получаю встречный вопрос о самочувствии. Вру, что всё нормально. Вру. Потому что перед глазами я всё ещё вижу – нет, не патрульных – человека в разрисованной маске. Он улыбался. Как говорили янтарные глазки? Маски созданы для обезличивания, для потери индивидуальности в толпе? Тот смельчак отличался, выделялся. Он улыбался. Он откровенно улыбался. Он безумен. Его отправят в Картель. Недремлющий Патруль Безопасности выловит преступника и применит требуемые меры для защиты граждан Нового Мира! Ведь так говорит Свод Правил?
– Ещё долго? – спрашивает Ромео.
– Пару отделов, – отвечает Ирис. – Место хорошее, оно того стоит.
– В какой момент жизни ты могла там оказаться? – забавляется Ромео, однако девушка молчит.
И в самом деле, Ирис.
Мы никогда не останавливаемся перекусить на Золотом Кольце: хватает перерывов в Академии. Отец и мать Ирис постоянно в офисе. С кем она здесь бывает? Когда она здесь бывает? Может, пустоголовая вертихвостка Ирис не так проста? Может, об этом предупреждали родители?
Кажется, из-за увиденного Патруля Безопасности у меня разыгралось воображение. Теперь в каждом жесте – подвох. То неправильно, Карамель. Успокойся.
Кара.
Мы подходим к кофейне. В её витринах отражается паутина Нового Мира. Неоновые линии обводят двери – открываем их: перед нами бездной зияет чёрный коридор. Стены загораются, едва мы ступаем внутрь. Вот он Новый Мир во всей красе.
В зале встречают служащие – помогают выбраться из верхней одежды и проводят к столам. Все поверхности блестящие, серые, отражающие в себе нас – как и сам город, как сам Новый Мир. Это пугает и восхищает. По стенам рассыпаны изображения дорог, мостов. Мы садимся и ожидаем.
– Как и когда ты могла здесь оказаться? – спрашивает Ромео, глядя на Ирис. – Серьёзно, ну серьёзно.
– У твоих родителей нет на тебя времени, – подхватываю я.
– Как и у ваших на вас, – парирует подруга.
Забавляюсь:
– Это не отменяет вопроса.
– Конспиратор из тебя никудышний, Ириска, – стегает Ромео.
– Ваши меню, – объявляется служащий и кладёт перед нами электронные планшеты. – На кого оформляем заказ?
– Голдман, – молниеносно отвечаю я и протягиваю руку – с чипом.
Служащий тянет терминал навстречу и считывает мой личный код. Объявляет:
– Депозит оформлен, благодарю, мисс Голдман. Вы определились с заказом?
– Может, возьмём мороженое? – предлагаю я, смотря на Ромео.
Он довольно улыбается.
– А я хочу, – Ирис долго листает сенсорные страницы электронного меню, – я хочу кофе, наверное, с молоком, да, и ещё… – она опять тычет пальцем в экран, – ещё эклер…
– Ты не следишь за фигурой? – перебиваю её, – то-то я начала замечать лишние сантиметры.
Ложь.
– Правда? – спрашивает Ирис. – Но я не поправилась…
– Значит, просто показалось, – соглашаюсь я, но соглашаюсь слишком быстро и мягко, подруга понимает – есть подвох.
Тощая девочка передо мной обрастает выдуманным объёмом, становится необъятным комом комплексов. Не слишком ли жестоко, Карамель? О, ты не должна об этом думать.
– Один кофе, без молока, – говорит подруга в сторону служащего.
– Три кофе, – поправляет Ромео.
Служащий откланивается.
Смотрю на стены кофейни, смотрю на растянутые по ним иллюстрации Нового Мира, смотрю на мосты.
Представляю Беса.
Маленький Бес стоит на одном из мостов и машет мне рукой.
Ирис знала, куда меня ведёт. Палач занёс свой топор.
Отрываю взгляд от моста на стену неподалёку, где изображено Здание Комитета Управляющих. Даже здесь. Даже здесь оно наблюдает. Подглядывает. В обычных кофейнях и ресторанах столики расположены близ окон, через которые реальный пик Комитета взирает на граждан. Здесь же – его не имеющая объёма копия.
Возвращаюсь к друзьям: Ирис дотошно оглядывает себя (должно быть, в поисках лишних сантиметров), пустые, ничего не выражающие глаза Ромео в очередной раз буравят пустоту перед собой; сошлись две пустоты, преспокойно глядят друг на друга.
Всё идёт своим чередом. Всё правильно. Всё правильно, Карамель? Ты поступаешь верно? Твоя подруга ментально больна, разве не так? Тебе следует помочь ей. Нет. Тебе следует обезопасить себя. У твоей подруги есть секреты – секреты от подруги, от семьи и, значит, от государства. У твоего партнёра есть секреты. Почему он никогда не торопится домой? Почему не рассказывает о семье? Откуда у него шрамы на лице? У твоего дяди есть секреты. Куда он запропал в твой день рождения? Почему скрывается? Отчего мать находит его ненадёжным? У твоего отца есть секреты. Кто та девушка из видео? Кому он однажды помог? У твоей матери есть секреты. Что за пятая таблетка, которую она принимает? У твоего водителя есть секреты. Что у первого, что у второго. Они обманывают тебя и обманывают откровенно. У тебя есть секреты, Карамель. У тебя есть секреты, Карамель? У незнакомца, что шёл в разукрашенной дыхательной маске и повстречался тебе на Золотом Кольце, точно есть секреты. У преследующего его Патруля – тоже. У кого их нет? Перебираю знакомых, представляю людей. На ум приходят Левиафан, с которыми я впервые повстречалась днём ранее. Их семья обходит все конфликты и споры, они никогда не прибегают к рекламе (и тем более грязной), они избирательны в окружении (потому не дружат с Голдман?) и никогда не попадают под взгляд общественности. Их обсуждают в Вестнике, но обсуждают со стороны порядочных граждан – они всегда на высоте, всегда поступают правильно, всегда выглядят идеально, всегда уверены в своих действиях, живут по законам, живут по Своду Правил. Левиафан – вот, кто идеален. Но никак не Голдман, как могла себе представить я. Отец подытожил, убедил: всё, о чем он говорил, что взращивал – бутафория. Голдман – лжецы. Влиятельнейшая семья Нового Мира, это тоже враньё?
Успокойся, Карамель.
Кара.
Контролируй мысли.
Представляю Беса.
Представляю человека в дыхательной маске и с улыбкой. Представляю водителя с янтарными глазами.
Кто ты, когда на тебя никто не смотрит?
Он знаком с дядей? Получается, что знаком…Чтоб тебя, как я не догадалась раньше?!
– Карамель, мать твою, Голдман, что с тобой? – вскрикивает перепуганная Ирис.
Ответно пугаюсь восклицанию и подскакиваю с места, ощущаю скользящую под носом влагу, касаюсь её – кровь отпечатывается на пальцах и падает на стол. Кап. Кап.
Нет-нет-нет.
– Всё в кровище, Голдман! Позовите помощь! – кричит Ирис.
Ирис, молчи.
Быстро смотрю на Ромео – он всё понимает; и сбегаю в уборную. Ирис затихает – Ромео бьёт её под столом.
Вся уборная в зеркалах. Зеркала на каждой стене, зеркала на полотке. Смотрю на нескольких себя. Смотрю, как кровь в тысячекратном количестве ползёт к губам и, разволновавшись от её вида, рвусь к кабинке. Чувствую, что меня выворачивает. Успеваю зайти и повалиться на колени.
Рвёт.
Внутри кабинки панорама чёртова города. Новый Мир не даёт уединиться. Новый Мир наблюдает, как меня выворачивает от мыслей о нём. Чем не государственная измена? Паук поймал меня. Я в паутине. Попалась.
– Карамель! – зовёт Ромео от дверей в уборную. – Ты в порядке?
Не отвечаю.
– Карамель? – вопросом повторяет мой друг.
Оставив былое без ответа, отзываюсь:
– Я здесь.
Ромео молчит. Наверное, думает, нужно ли повторять вопрос, если я проигнорировала его однажды. Оставляю кабинку и подхожу к раковинам, набираю воду, чтобы прополоскать рот. Как же эта вода воняет, сил моих нет! Сил и терпения. Отчего она такая мутная, отчего такая пахучая? Она пахнет сладким, отчего?
– Буду ждать тебя за столиком, – говорит Ромео из коридора.
Умываюсь.
Ноги подкашиваются, и я хватаюсь за край раковины. Капли воды бегут вместе с кровью из носа, ударяются о кафельный пол и эхом уповают в ушах. Я закрываю глаза, но вижу перед собой воду. Горло стягивает. Удары в стороне. Удары по двери.
«Мы ваши Создатели», – утверждает некто; замолкает в ту же секунду, как дверь в уборную открывается.
Мои глаза следом.
Смотрю на Ромео. Плечи его пиджака сбиты, сам навострён. Он выбил дверь, серьёзно?!
– Вынужденные меры, сладкая девочка, прости, – говорит юноша.
Перевожу взгляд на собственное отражение. Кровь уже спустилась к губам. Кап. На них. Кап. Дотягиваюсь до бумажных полотенец – Ромео опережает: отрывает лист и прикладывает его к моему лицу. Полотенце напитывается алым, тает. Кап. Ему не противно? Стараюсь не думать о том. Кап.
– Я испугался за тебя, – признаётся юноша.
Не смотрю в глаза, но не смотрю не потому, что выказываю отсутствующее уважение, а потому что сама у себя вызываю отвращение. И даже крошечное отражение меня очернило бы в его прекрасном взгляде его же.
– Считай меня слабым, считай глупым, считай неправильным, – продолжает Ромео, – но я испугался за тебя. И эти чувства делают из нас не падших, а людей достойных.
Смывает кровь с губ, утирает пальцами, ополаскивает руку и вновь вытирает полотенцем.
– Зачем ты это делаешь? – спрашиваю я.
– Сказал же: считай меня слабым, глупым и неправильным.
– Мне нужен ответ.
– Карамель Голдман всегда нужны ответы, Карамель Голдман всегда их требует. Думаешь, ситуация подходящая?
Искренне не понимаю, для чего он помогает.
Одно: нас связывали отношения, другое: когда речь шла о чувствах. Я знаю, что любовь и забота о ближнем – опаснейшие паразиты, разрушающие, кусающие, останавливающие. Они страшнее, чем ярость и злость, радость и смех. Любовь – это слабость. Будь на кону Новый Мир и партнёр, я бы выбрала Мир. Потому что так правильно. Потому что я так хочу.
Неужели Ромео безумен?
Может, я?
Уже, очевидно, я…
Ничего не понимаю. Я запуталась. Столько всего свалилось, я не понимаю…
– Я за тебя в ответе, сладкая девочка, – кидает Ромео, поймав мой растерянный взгляд, – за тебя ручаюсь. Знаешь, как я добился согласия от твоего отца? Я обещал, что буду оберегать тебя, Карамель. И я буду, покуда смогу.
Возвращаемся в зал – Ирис за столом нет. Прошу друга обождать, сама же направляюсь к выходу. Оказываюсь в коридоре и наблюдаю силуэт, озарившийся на долю секунды пред фоном извечно-серого города, когда девичий силуэт выходит на улицу. Ускоряю шаг – выбегаю следом. Ирис запрыгивает в ожидающую – вот уж удивительно! – машину и клюёт в щёку водителя (сколько этому динозавру лет?). Транспорт взлетает, оставляя меня без подруги. Сама подруга оставляет меня без себя. Кому нужны проблемы? Кому нужна болезнь?
Не могу понять, что я только что видела. Не могу осознать. Медленно возвращаюсь в зал – Ромео сидит на том же месте. Рассказать об увиденном поцелуе? Ничего не понимаю…Тот самый названный друг отца, друг семьи, который стал забирать её с Золотого Кольца в последнее время? Ничего не понимаю…
– Подружка оставила нас, – говорю я и подсаживаюсь к Ромео на один диван.
Юноша отвечает не сразу. Пьёт кофе (не пропадать же заказанному, верно?) и предполагает:
– Наверное, жалобу хочет написать.
– После увиденного, – признаюсь, – я и сама могу подать жалобу на неё.
– Что это значит?
Рассказываю.
– Вау, – без эмоций выдыхает Ромео, – подружка пошла на опережение. Тут либо ты её, либо она тебя. Имли только что обогнала Голдман.
– Неприятно это слышать.
– Всё равно ты для меня на первом месте и люблю я только тебя.
– Это тоже.
Он не ошарашивает. Не удивляет. Я всегда это чувствовала и знала, вопреки чувствам и знанию.
– Не говори так, – просит Ромео.
– И ты так не говори, – парирую я. – Нас привлекут за беседы.
– Да всё и так перемешалось, переворотилось и перевернулось с ног на голову, не заметила? Последняя неделя – идиотская. Сплошная лажа.
– Согласна.
Мои беды тоже начались с понедельника.
Идиотская неделя.
– С семнадцатилетием, сладкая девочка.
– Иди ты.
– Поехали домой?
Проснулись ли я завтра в Новом Мире? В неизменном, стабильном, дивном Новом Мире…
Ирис в самом деле отправилась подавать жалобу? Для чего она сбежала? С кем она сбежала? Я столько раз покрывала её проблемы, хотя ведала о них. Почему? Я знала о её пищевом расстройстве, знала о проблемах Имли с деньгами. Почему не ударила первой? Я ведь мыслила так и никак иначе, я была готова отказаться от этой и без того вытянутой из пальца, абсолютно фиктивной дружбы, но отчего-то меч над головой так и не подняла.
– Я оплачу счёт и схожу до уборной, поймаешь машину? – обращаюсь к Ромео и вновь поднимаюсь. – Не хочу ехать с моим водителем, он меня бесит.
– Ещё и водитель отстойный, серьёзно? Не неделя, а ком хрени. Ладно, сделаю. Одна справишься? – уточняет юноша.
– Да, конечно. Только умоюсь.
Ромео бредёт к выходу. Я возвращаюсь в уборную и обрызгиваю лицо водой. Становится легче, когда мне не кажется, что я тону. Возможно, именно сейчас я тону.
На выходе одна из служащих ловит меня и интересуется произошедшим, однако волнует её не самочувствие клиента.
– Дело не в кухне, – отвечаю я, – жалоб и претензий нет.
Служащая откланивается, я покидаю проклятое место.
Ромео стоит около посадочного места через несколько десятков отделов поодаль. Пытается поймать машину – тщетно. Моего же водителя на месте нет. Ну спасибо; захотела бы – домой не попала. Что случилось с ним в этот раз?
Выдвигаюсь в сторону Ромео, как вдруг сиплый голос за плечом зовёт по имени. Оборачиваюсь.
– Твою мать, янтарные глазки! – не сдержавшись, выпаливаю я.
– Кто?
Наблюдаю того самого глупца и безумца. На моей машине. На моей, чтоб его, машине, на месте моего водителя. Какая наглость! В который раз! Что случилось с городом и со всеми нами?
