Почему именно мне и непременно сейчас - до сей поры суть тайна, покрытая мраком. Действительно, при наличии в семействе сразу двух незамужних причём вовсе не старых тёток - маминых кузин, если точнее, - беспокоиться бабушке следовало, скорее, именно о них. Особенно учитывая тот факт, что одна из оных кузин старше меня на целых десять лет - ей уже исполнилось двадцать пять, - сватала бы их, если так уж приспичило погулять на свадьбе.
Лично мне этот самый муж был не нужен даже со значительной приплатой, но спорить с бабушкой - занятие совершенно бесполезное. Тем более что жила она довольно далеко, в общине, а не с нами, в городе. Потому и икону нам прислала с оказией, инструкцией и некоторой суммой денег. Это чтобы мы не отпирались, мол, наличности не хватило на оплату экспертизы. Несчастная оказия аж за голову хваталась, мол, моя бабушка ей все уши прожужжала - пусть кто-нибудь из молодёжи снесёт сей предмет антиквару, а то в общине за него мало дают, небось, обманывают несчастную безграмотную старуху. Ну да, конечно, старуху (которая выглядит лет на двадцать с присыпкой). И обманывают жестоко (а также самоубийственно бесстрашно). И особенно безграмотную - это магистра-то бытовика. Я тогда ещё похихикала, мол, все бы такие безграмотные были.
Ну, смех смехом, а дело - делом. Обернув ценный предмет искусства чистым полотном, запихала я икону в корзинку - с трудом, потому что здоровая, зараза, - и потопали мы с папой в центр города. До храма добрались благополучно - никто нас не трогал, не обижал, - расстались мирно, я ещё пообещала заскочить на обратном пути. Рассказать, сколько с нас содрали и когда планируется получение окончательного результата экспертизы. По дороге к антикварной лавке лёгкой ногой прошлась по местному рынку - нет, ничего не покупала, - так, глянула одним глазом почём сегодня что. Чуток полюбовалась на большой, яркий шатёр передвижного цирка. Его только-только воздвигли ровненько посередине площади и как раз сейчас зазывала принялся выкликать имена артистов, рекламировать номера и оглашать цену на вход. Циркачи суетились, тащили багаж, переносили реквизит, выводили лошадей, верблюдов и пони. Под ногами сновали важные собаки в разноцветных ошейниках и пышных юбочках. Кто-то уже взялся жонглировать кольцами, кто-то ходил на руках, привлекая внимание почтеннейшей публики.
Я чуток потолкалась вокруг, поглазела на клетки с животными, на живописные костюмы комедиантов. Отметила, что никаких особо страшных номеров в программе не предвидится, а все звери выглядят упитанными и ухоженными, стало быть, братишек можно - и даже нужно, - привести посмотреть на представление. Правда, больше и чаще всего всеобщее внимание привлекал зазывала - весёлый, немного лопоухий, толстячок со смешным раздвоенным кончиком мясистого носа. Явный уроженец жаркого юга, он, бешено жестикулируя, сорочьими скороговорками выпаливал рекламные тексты, сверкал чёрными глазами и весьма удачно шутил в ответ на вопросы горожан. Просто поразительно, каким образом в таком небольшом теле может помещаться, как говорится в священных книгах, "трубный глас". Зазывала, без видимого напряжения, своими репликами покрывал всю площадь целиком.
Если бы я от цирка сразу же направилась к антиквару, сильно сомневаюсь, что моя, рано оборвавшаяся, история была бы вам интересна. Но равнодушно пройти мимо книжной лавки ни я, ни другой представитель нашей семьи, просто не в состоянии. Не говоря о научных новинках, литературных и прочих интересностях, с владельцем лавки у нас вообще нашлось много общего. Можно смело сказать, мы подружились домами. Пожилой книжник имел жену и сына - чуть помладше моего отца, - а тот, соответственно, тоже был женат и произвёл на свет двоих детей: близняшек Горсара и Герсу. Старик, безвылазно сидящий в своей лавке, всегда радовался возможности поболтать со мной, а я отвечала ему взаимностью. Порой наши беседы длились часами - уж очень интересным рассказчиком был книжник. Но в тот раз, вспоминается мне, с самого начала в тихой лавке чувствовалась атмосфера какой-то странной, непривычной нервозности. Хозяин, вроде, выглядел как обычно, но вот руки у него никогда так суетливо не перебирали страницы, в жизни не дрожали пальцы и не краснели глаза. Правда, тогда я особого внимания на это не обратила. Народу, как водится, в лавке фактически не было. Его там и не может быть много - читающий люд до сей поры довольно редок. Храм никогда не травил книжников наравне с магами, но традиционно храмовники считали их лишь чуть лучше нас, волшебников. Слишком умные, наверное, потому и небезопасные. Зато именно в книжных лавках мы всегда находили наиболее интересных знакомых и вообще отлично проводили время.
Я и проводила: пересмотрела все новые книги, в который раз сосчитала, сколько их мне хочется купить, снова осознала старую истину - денег много не бывает. Но что я вам рассказываю, вы же наверняка хоть раз да переживали нечто подобное. Короче. В полной мере насладившись мечтами о покупке самых-самых и просто интересных экземпляров, я перемолвилась парой слов с сыном книжника и только собралась уходить, как под моим носом появился крошечный флакончик с зельем. Очень сильным, примерно настолько же знаменитым и ещё более дорогим. В зависимости от модификации состава - а также пожеланий изобретателей, - его называют по-разному, но эффект примерно одинаков: человек, невольно вдохнувший данный аромат, становится безвольной куклой. Тупой, послушной игрушкой окружающих. Здесь важно упомянуть, что ключевым фактором является именно внезапность атаки. Особенно для волшебников. Мы можем не только мобилизовать собственную силу воли, но и купировать - или хотя бы снизить, - влияние препарата магическим путём. Разумеется, неодарённому гораздо сложнее сопротивляться воздействию гнусного зелья, но история знает такие примеры. Ощущения жертв нападения порою тоже описываются, но информация по этому вопросу, как вы догадываетесь, крайне скудна. Альтруистов, желающих потратить огромные деньги, дабы только посмотреть, как некто молча стоит и тихо покачивается, в мире предельно мало. Так что, пожалуй, я представляю собой довольно редкое научное явление.
Итак. Запах у состава был сильным, приятным, цветочным, немного сладким, с ярко выраженными древесными нотами. С первого же вдоха я перестала владеть своим телом, хотя отлично осознавала происходящее. В том числе то, что держала мерзкий флакон рука старого книжника. Эмоции вследствие воздействия зелья практически не ощущались: растерянность, обида, страх - все они как будто принадлежали иному телу, другой личности. Собственное "я" воспринималось совершенно отдельно от всего на свете, заняв, так сказать, позицию стороннего наблюдателя.
Совершенно отрешённо я смотрела как, обессиленно уронив руки, буквально падает в своё любимое кресло старый книжник, как его сын складывает в мою корзинку какие-то свёртки, а после - накрывает вышитым рушником. Затем без протестов переоделась в крестьянское платье, приготовленное в одной из комнат, а также нанесла на лицо и руки специальное средство, имитирующее загар. Дальше намотала на голову большой платок, постаравшись как можно лучше закрыть лоб и щёки, повесила на плечо серую торбу с собственной одеждой и последовала за мужчиной, вышедшим через чёрный ход, так и оставив старика убито сидеть за конторкой. Долго ходить нам не пришлось: как выяснилось буквально через пять минут, нашей целью была портальная станция. А в ближайшем к ней закоулочке я получила следующие инструкции:
- Тебя зовут Милана, ты сейчас направляешься для учёбы в Миретское училище. Заходишь, регистрируешься под этим именем и покупаешь проход до самого Мирета. Деньги в корзинке, там кошель такой серый, поищи. Должно хватить на проезд и еду, но на всякий случай я там тебе положил кое-что пожевать, вдруг проголодаешься. Когда выйдешь в Мирете, немедленно отправляешься в училище - ни с кем не болтаешь, ни на что не отвлекаешься. До училища ходят почтовые кареты, но если её придётся долго ждать - найди где переодеться в своё платье и возьми извозчика. Попутчиков не бери, сама к другим не напрашивайся. Попадёшь в училище - тут же свяжись с бабушкой. Скажи - храм снова поднялся, всех ваших спасать надо. Она сообразит, что сделать. Про своё состояние рассказать не забудь, тебе антидот потребуется. И прости нас, если что - большего мы были сделать не в состоянии.
Чтобы позже не отвлекаться на рассказ о дальнейшей судьбе семейства книжников, могу вам сообщить, что старик в тот же самый день был арестован - стража у него обнаружила категорически не одобряемую храмом литературу. Просидел он в тюрьме пол-года, пока его не вызволили адвокаты. Лавка его по-прежнему находится на том же месте, но теперь там торгует не сам книжник, а его сын. Уж слишком неблагоприятно тюрьма сказалась на здоровье старика. Где спрятались женщины с детьми - мне до сих пор не известно.
Разумеется, все указания я выполнила в точности. Поверьте, выбора мне попросту не оставили. Однако, как вы знаете, моей семье это ничуть не помогло: меня увели, что называется, в самый последний момент. Бабушка потом рассказала, что на этот раз книжник ещё легко отделался. Мог бы и пожизненное заработать, невзирая на срочно произведённую в лавке инвентаризацию (в присутствии сразу трёх очень уважаемых свидетелей). А храм книжников, действительно, на дух не выносит: они отлично разбираются в законодательстве и всегда помогали нам - если могли, - за что маги, само собой, платили добром. С другой стороны, книжники любят - и умеют, - обходить законы, отчего в отечественном фольклоре всегда представлены как изрядные пройдохи.
К сожалению, это была единственная хорошая новость. Остальную, пришедшую к нам из города, информацию иначе как ужасающей назвать было нельзя, невзирая на весьма скудные подробности произошедшего - слишком стремительно тогда разворачивались события. Неизвестно отчего взбесившаяся толпа истово верующих горожан - под предводительством одного из местных жрецов, - буквально разорвала на куски моего отца. Прямо в лечебнице, за работой. Затем наиболее активная часть этой толпы, не удовлетворившись содеянным, отправилась по нашему адресу. Насмерть забила - чем придётся, - мою мать, разнесла весь дом, повыкинув на улицу всё самое ценное и симпатичное, и устроила поджог. Немногочисленных соседей, отважно попытавшихся отбить хотя бы моих младших братьев, поколотили так, что встать с больничной койки эти люди смогли только через неделю, и то - после вмешательства квалифицированного целителя, мага, специально пришедшего к ним из общины. Волшебники не забывают добра, это всем известно. Но и зло мы тоже отлично помним - жизнь научила. Градоправитель, напрочь позабыв про свою немалую спесь, наше поселение на коленках исползал - тряс животом, клялся в искренней любви, - но теперь всех тяжёлых пациентов придётся снова возить на телегах к нам, специально организовывая обозы. Или индивидуально - ногами, верхами, извозчиком, - как угодно. Бабушка сказала, весь совет общины встал стеной: не сумели сохранить целителя - значит, он вам не был нужен.
Допустим, вы можете сказать, мол, с жалостью у вас, у магов, большие проблемы, но, положа руку на сердце, мне абсолютно всё равно. Да, никого переживания градоправителя в принципе не волновали, особенно меня и бабушку. Мы потеряли: я - всю семью, а бабуля - единственного сына. На этом фоне разговаривать с градоправителями любого уровня ни у неё, ни у меня никакого желания не возникало. Скажу больше: я вообще не хотела разговаривать, ни с кем. Наверное, мне следовало бы тогда говорить. Или писать. По крайней мере, неоднократно поблагодарить своих спасителей - старого книжника и его сына, - не только за то, что они сохранили мне жизнь, но и за то, что отправили именно в Мирет. Там, в одном из старейших магических учебных заведений страны, я оказалась совершенно недосягаема для храма и властей.Ибо, согласно законодательству, юный волшебник мог найти в данном училище приют - если чист душой пред богами и людьми, - на всё время учёбы и никто не имел возможности заставить его покинуть пределы безопасных стен. То, что я бы до этого никогда не додумалась - даже слов нет; да и бабушка, наверное, не сразу бы сообразила. А данное обстоятельство - имеется в виду моё отсутствие в нашей общине, - как оказалось, жизненно важно для всех магов страны.
А было так. Буквально на следующий день после моего спасения на нашу территорию припёрлась внушительная делегация: настоятель храма, три старших жреца, три младших жреца, пять послушников, градоправитель с четырьмя присными, а также стража. Последнюю никто не считал, потому как никуда не пустил. Имеется в виду, что высокие гости - в подавляющем большинстве перемещавшиеся верхами, - гурьбой завалились к нам в общину, а всю вооружённую свою шелупонь оставили, так сказать, на нейтральной территории. По степени перекошенности морд у всех посланников было ясно - дело у них крайне неприятное, но чрезвычайно важное (бабушка к ним принципиально не вышла, так что мы с ней всё узнали только со слов представителей нашего совета). Оное дело все они старались излагать максимально расплывчато и невыносимо витиевато, но в целом первое впечатление, как водится, оказалось верным: к нам пришли на поклон. Просить прощения - раз, и сохранить морду политического лица - два. Примечательно, что в качестве лица выступал совсем не город, а наш храм - тот, в котором и находилась папина лечебница. А если смотреть шире, то даже Храм - не отдельное здание, а целая организация. Потребовать немедленно представить меня пред их мутны да ясны очи припёршиеся чины явно не решились - хотя им очень этого хотелось, - зато попробовали проявить твёрдость намерений. В ответ им чётко пояснили, что от них тут ничего не зависит и, скорее всего, зависеть никогда не будет. В процессе жаркой дискуссии, разгоревшейся по вышеописанному поводу, выяснилось следующее.
Во-первых, провокатор в жреческой мантии, приведший толпу в наш дом, уже мёртв. Гнев богов, покаравший клятвопреступника, был выражен настолько явно и недвусмысленно, что делегированным жрецам только и оставалось, смиренно выпрашивая мою аудиенцию, тихо скрежетать зубами. Ведь стоило виновнику произошедшего приблизиться к алтарю Бога-Отца, покровителя справедливости, как святотатца охватил огонь. Белое пламя, в коем некогда сие божество и явило смертным свой лик, встало пред всеми алтарями, в каждом храме страны. Это бы ничего: уж кто-кто, а наши жрецы всегда врать умели - тут же нашлись бы наблюдатели, свидетели, рассказчики и так далее (Тебя ж там вроде не было? Да, но я на соседней улице живу, своими ушами слышал!). То есть чудо было бы объяснено с правильной для храма стороны. Плохо другое: в пламени сём, как в зеркале, отразилось произошедшее - в самых чётких подробностях, - кто вёл, кого жгли. А затем там же, в пламени, встали четыре сияющих лика - мужской, женский и два детских, - все с ярким ореолом, точно как у канонических святых. И стоят они там уже сутки - паства в смятении, жрецы в панике. Никто ничего толком предложить не может. Магов - да ещё потомственных! - в святые?!! Лучше повеситься на собственном языке. Не в святые? А знамение деть куда?!
Лично мне этот самый муж был не нужен даже со значительной приплатой, но спорить с бабушкой - занятие совершенно бесполезное. Тем более что жила она довольно далеко, в общине, а не с нами, в городе. Потому и икону нам прислала с оказией, инструкцией и некоторой суммой денег. Это чтобы мы не отпирались, мол, наличности не хватило на оплату экспертизы. Несчастная оказия аж за голову хваталась, мол, моя бабушка ей все уши прожужжала - пусть кто-нибудь из молодёжи снесёт сей предмет антиквару, а то в общине за него мало дают, небось, обманывают несчастную безграмотную старуху. Ну да, конечно, старуху (которая выглядит лет на двадцать с присыпкой). И обманывают жестоко (а также самоубийственно бесстрашно). И особенно безграмотную - это магистра-то бытовика. Я тогда ещё похихикала, мол, все бы такие безграмотные были.
Ну, смех смехом, а дело - делом. Обернув ценный предмет искусства чистым полотном, запихала я икону в корзинку - с трудом, потому что здоровая, зараза, - и потопали мы с папой в центр города. До храма добрались благополучно - никто нас не трогал, не обижал, - расстались мирно, я ещё пообещала заскочить на обратном пути. Рассказать, сколько с нас содрали и когда планируется получение окончательного результата экспертизы. По дороге к антикварной лавке лёгкой ногой прошлась по местному рынку - нет, ничего не покупала, - так, глянула одним глазом почём сегодня что. Чуток полюбовалась на большой, яркий шатёр передвижного цирка. Его только-только воздвигли ровненько посередине площади и как раз сейчас зазывала принялся выкликать имена артистов, рекламировать номера и оглашать цену на вход. Циркачи суетились, тащили багаж, переносили реквизит, выводили лошадей, верблюдов и пони. Под ногами сновали важные собаки в разноцветных ошейниках и пышных юбочках. Кто-то уже взялся жонглировать кольцами, кто-то ходил на руках, привлекая внимание почтеннейшей публики.
Я чуток потолкалась вокруг, поглазела на клетки с животными, на живописные костюмы комедиантов. Отметила, что никаких особо страшных номеров в программе не предвидится, а все звери выглядят упитанными и ухоженными, стало быть, братишек можно - и даже нужно, - привести посмотреть на представление. Правда, больше и чаще всего всеобщее внимание привлекал зазывала - весёлый, немного лопоухий, толстячок со смешным раздвоенным кончиком мясистого носа. Явный уроженец жаркого юга, он, бешено жестикулируя, сорочьими скороговорками выпаливал рекламные тексты, сверкал чёрными глазами и весьма удачно шутил в ответ на вопросы горожан. Просто поразительно, каким образом в таком небольшом теле может помещаться, как говорится в священных книгах, "трубный глас". Зазывала, без видимого напряжения, своими репликами покрывал всю площадь целиком.
Если бы я от цирка сразу же направилась к антиквару, сильно сомневаюсь, что моя, рано оборвавшаяся, история была бы вам интересна. Но равнодушно пройти мимо книжной лавки ни я, ни другой представитель нашей семьи, просто не в состоянии. Не говоря о научных новинках, литературных и прочих интересностях, с владельцем лавки у нас вообще нашлось много общего. Можно смело сказать, мы подружились домами. Пожилой книжник имел жену и сына - чуть помладше моего отца, - а тот, соответственно, тоже был женат и произвёл на свет двоих детей: близняшек Горсара и Герсу. Старик, безвылазно сидящий в своей лавке, всегда радовался возможности поболтать со мной, а я отвечала ему взаимностью. Порой наши беседы длились часами - уж очень интересным рассказчиком был книжник. Но в тот раз, вспоминается мне, с самого начала в тихой лавке чувствовалась атмосфера какой-то странной, непривычной нервозности. Хозяин, вроде, выглядел как обычно, но вот руки у него никогда так суетливо не перебирали страницы, в жизни не дрожали пальцы и не краснели глаза. Правда, тогда я особого внимания на это не обратила. Народу, как водится, в лавке фактически не было. Его там и не может быть много - читающий люд до сей поры довольно редок. Храм никогда не травил книжников наравне с магами, но традиционно храмовники считали их лишь чуть лучше нас, волшебников. Слишком умные, наверное, потому и небезопасные. Зато именно в книжных лавках мы всегда находили наиболее интересных знакомых и вообще отлично проводили время.
Я и проводила: пересмотрела все новые книги, в который раз сосчитала, сколько их мне хочется купить, снова осознала старую истину - денег много не бывает. Но что я вам рассказываю, вы же наверняка хоть раз да переживали нечто подобное. Короче. В полной мере насладившись мечтами о покупке самых-самых и просто интересных экземпляров, я перемолвилась парой слов с сыном книжника и только собралась уходить, как под моим носом появился крошечный флакончик с зельем. Очень сильным, примерно настолько же знаменитым и ещё более дорогим. В зависимости от модификации состава - а также пожеланий изобретателей, - его называют по-разному, но эффект примерно одинаков: человек, невольно вдохнувший данный аромат, становится безвольной куклой. Тупой, послушной игрушкой окружающих. Здесь важно упомянуть, что ключевым фактором является именно внезапность атаки. Особенно для волшебников. Мы можем не только мобилизовать собственную силу воли, но и купировать - или хотя бы снизить, - влияние препарата магическим путём. Разумеется, неодарённому гораздо сложнее сопротивляться воздействию гнусного зелья, но история знает такие примеры. Ощущения жертв нападения порою тоже описываются, но информация по этому вопросу, как вы догадываетесь, крайне скудна. Альтруистов, желающих потратить огромные деньги, дабы только посмотреть, как некто молча стоит и тихо покачивается, в мире предельно мало. Так что, пожалуй, я представляю собой довольно редкое научное явление.
Итак. Запах у состава был сильным, приятным, цветочным, немного сладким, с ярко выраженными древесными нотами. С первого же вдоха я перестала владеть своим телом, хотя отлично осознавала происходящее. В том числе то, что держала мерзкий флакон рука старого книжника. Эмоции вследствие воздействия зелья практически не ощущались: растерянность, обида, страх - все они как будто принадлежали иному телу, другой личности. Собственное "я" воспринималось совершенно отдельно от всего на свете, заняв, так сказать, позицию стороннего наблюдателя.
Совершенно отрешённо я смотрела как, обессиленно уронив руки, буквально падает в своё любимое кресло старый книжник, как его сын складывает в мою корзинку какие-то свёртки, а после - накрывает вышитым рушником. Затем без протестов переоделась в крестьянское платье, приготовленное в одной из комнат, а также нанесла на лицо и руки специальное средство, имитирующее загар. Дальше намотала на голову большой платок, постаравшись как можно лучше закрыть лоб и щёки, повесила на плечо серую торбу с собственной одеждой и последовала за мужчиной, вышедшим через чёрный ход, так и оставив старика убито сидеть за конторкой. Долго ходить нам не пришлось: как выяснилось буквально через пять минут, нашей целью была портальная станция. А в ближайшем к ней закоулочке я получила следующие инструкции:
- Тебя зовут Милана, ты сейчас направляешься для учёбы в Миретское училище. Заходишь, регистрируешься под этим именем и покупаешь проход до самого Мирета. Деньги в корзинке, там кошель такой серый, поищи. Должно хватить на проезд и еду, но на всякий случай я там тебе положил кое-что пожевать, вдруг проголодаешься. Когда выйдешь в Мирете, немедленно отправляешься в училище - ни с кем не болтаешь, ни на что не отвлекаешься. До училища ходят почтовые кареты, но если её придётся долго ждать - найди где переодеться в своё платье и возьми извозчика. Попутчиков не бери, сама к другим не напрашивайся. Попадёшь в училище - тут же свяжись с бабушкой. Скажи - храм снова поднялся, всех ваших спасать надо. Она сообразит, что сделать. Про своё состояние рассказать не забудь, тебе антидот потребуется. И прости нас, если что - большего мы были сделать не в состоянии.
Чтобы позже не отвлекаться на рассказ о дальнейшей судьбе семейства книжников, могу вам сообщить, что старик в тот же самый день был арестован - стража у него обнаружила категорически не одобряемую храмом литературу. Просидел он в тюрьме пол-года, пока его не вызволили адвокаты. Лавка его по-прежнему находится на том же месте, но теперь там торгует не сам книжник, а его сын. Уж слишком неблагоприятно тюрьма сказалась на здоровье старика. Где спрятались женщины с детьми - мне до сих пор не известно.
Разумеется, все указания я выполнила в точности. Поверьте, выбора мне попросту не оставили. Однако, как вы знаете, моей семье это ничуть не помогло: меня увели, что называется, в самый последний момент. Бабушка потом рассказала, что на этот раз книжник ещё легко отделался. Мог бы и пожизненное заработать, невзирая на срочно произведённую в лавке инвентаризацию (в присутствии сразу трёх очень уважаемых свидетелей). А храм книжников, действительно, на дух не выносит: они отлично разбираются в законодательстве и всегда помогали нам - если могли, - за что маги, само собой, платили добром. С другой стороны, книжники любят - и умеют, - обходить законы, отчего в отечественном фольклоре всегда представлены как изрядные пройдохи.
К сожалению, это была единственная хорошая новость. Остальную, пришедшую к нам из города, информацию иначе как ужасающей назвать было нельзя, невзирая на весьма скудные подробности произошедшего - слишком стремительно тогда разворачивались события. Неизвестно отчего взбесившаяся толпа истово верующих горожан - под предводительством одного из местных жрецов, - буквально разорвала на куски моего отца. Прямо в лечебнице, за работой. Затем наиболее активная часть этой толпы, не удовлетворившись содеянным, отправилась по нашему адресу. Насмерть забила - чем придётся, - мою мать, разнесла весь дом, повыкинув на улицу всё самое ценное и симпатичное, и устроила поджог. Немногочисленных соседей, отважно попытавшихся отбить хотя бы моих младших братьев, поколотили так, что встать с больничной койки эти люди смогли только через неделю, и то - после вмешательства квалифицированного целителя, мага, специально пришедшего к ним из общины. Волшебники не забывают добра, это всем известно. Но и зло мы тоже отлично помним - жизнь научила. Градоправитель, напрочь позабыв про свою немалую спесь, наше поселение на коленках исползал - тряс животом, клялся в искренней любви, - но теперь всех тяжёлых пациентов придётся снова возить на телегах к нам, специально организовывая обозы. Или индивидуально - ногами, верхами, извозчиком, - как угодно. Бабушка сказала, весь совет общины встал стеной: не сумели сохранить целителя - значит, он вам не был нужен.
Допустим, вы можете сказать, мол, с жалостью у вас, у магов, большие проблемы, но, положа руку на сердце, мне абсолютно всё равно. Да, никого переживания градоправителя в принципе не волновали, особенно меня и бабушку. Мы потеряли: я - всю семью, а бабуля - единственного сына. На этом фоне разговаривать с градоправителями любого уровня ни у неё, ни у меня никакого желания не возникало. Скажу больше: я вообще не хотела разговаривать, ни с кем. Наверное, мне следовало бы тогда говорить. Или писать. По крайней мере, неоднократно поблагодарить своих спасителей - старого книжника и его сына, - не только за то, что они сохранили мне жизнь, но и за то, что отправили именно в Мирет. Там, в одном из старейших магических учебных заведений страны, я оказалась совершенно недосягаема для храма и властей.Ибо, согласно законодательству, юный волшебник мог найти в данном училище приют - если чист душой пред богами и людьми, - на всё время учёбы и никто не имел возможности заставить его покинуть пределы безопасных стен. То, что я бы до этого никогда не додумалась - даже слов нет; да и бабушка, наверное, не сразу бы сообразила. А данное обстоятельство - имеется в виду моё отсутствие в нашей общине, - как оказалось, жизненно важно для всех магов страны.
А было так. Буквально на следующий день после моего спасения на нашу территорию припёрлась внушительная делегация: настоятель храма, три старших жреца, три младших жреца, пять послушников, градоправитель с четырьмя присными, а также стража. Последнюю никто не считал, потому как никуда не пустил. Имеется в виду, что высокие гости - в подавляющем большинстве перемещавшиеся верхами, - гурьбой завалились к нам в общину, а всю вооружённую свою шелупонь оставили, так сказать, на нейтральной территории. По степени перекошенности морд у всех посланников было ясно - дело у них крайне неприятное, но чрезвычайно важное (бабушка к ним принципиально не вышла, так что мы с ней всё узнали только со слов представителей нашего совета). Оное дело все они старались излагать максимально расплывчато и невыносимо витиевато, но в целом первое впечатление, как водится, оказалось верным: к нам пришли на поклон. Просить прощения - раз, и сохранить морду политического лица - два. Примечательно, что в качестве лица выступал совсем не город, а наш храм - тот, в котором и находилась папина лечебница. А если смотреть шире, то даже Храм - не отдельное здание, а целая организация. Потребовать немедленно представить меня пред их мутны да ясны очи припёршиеся чины явно не решились - хотя им очень этого хотелось, - зато попробовали проявить твёрдость намерений. В ответ им чётко пояснили, что от них тут ничего не зависит и, скорее всего, зависеть никогда не будет. В процессе жаркой дискуссии, разгоревшейся по вышеописанному поводу, выяснилось следующее.
Во-первых, провокатор в жреческой мантии, приведший толпу в наш дом, уже мёртв. Гнев богов, покаравший клятвопреступника, был выражен настолько явно и недвусмысленно, что делегированным жрецам только и оставалось, смиренно выпрашивая мою аудиенцию, тихо скрежетать зубами. Ведь стоило виновнику произошедшего приблизиться к алтарю Бога-Отца, покровителя справедливости, как святотатца охватил огонь. Белое пламя, в коем некогда сие божество и явило смертным свой лик, встало пред всеми алтарями, в каждом храме страны. Это бы ничего: уж кто-кто, а наши жрецы всегда врать умели - тут же нашлись бы наблюдатели, свидетели, рассказчики и так далее (Тебя ж там вроде не было? Да, но я на соседней улице живу, своими ушами слышал!). То есть чудо было бы объяснено с правильной для храма стороны. Плохо другое: в пламени сём, как в зеркале, отразилось произошедшее - в самых чётких подробностях, - кто вёл, кого жгли. А затем там же, в пламени, встали четыре сияющих лика - мужской, женский и два детских, - все с ярким ореолом, точно как у канонических святых. И стоят они там уже сутки - паства в смятении, жрецы в панике. Никто ничего толком предложить не может. Магов - да ещё потомственных! - в святые?!! Лучше повеситься на собственном языке. Не в святые? А знамение деть куда?!
