5
Спустя еще пару дней с того самого момента, как сын погибшей пожелал лично увидеть убийцу своей матери, комиссар Джэкобсон снова стоял возле окна своего кабинета, и его лицо буквально горело от бессильной ярости. Словно мрачное изваяние, он застыл на одном месте и неотрывно следил за тем, что происходило возле главного входа.
Лесли Хоуп в своем поношенном костюме бодро шагал к воротам и нес подмышкой беспомощно болтающегося Данте. Рядом с ним с нескрываемым опасением шел конвой из полицейских. Остерегались они не только таинственного Вещателя с его заколдованной куклой, но и огромной волнующейся толпы за воротами.
Едва Хоуп оказался в поле их зрения, воцарилась неестественная тишина. Сотни людей в дружном безмолвном ужасе наблюдали, как хозяин и его кукла выходят на свободу. Затем что-то переключилось в их головах и, словно по неведомой команде, все они принялись кричать и размахивать своими жалкими плакатами. Некоторые даже попытались броситься на Вещателя, но полицейские надежно держали круг, в центре которого шли бывшие подозреваемые, а самых настойчивых отгоняли дубинками. Однако в этом не было особенной нужды – если некоторым и удавалось пробиться вплотную к Лесли, все они тут же застывали на месте при одном взгляде на куклу, которую тот бесцеремонно нес подмышкой. Слишком свежо было воспоминание о кукле-убийце, и никто не решался даже прикоснуться к ней или ее хозяину. Похоже, что Лесли это предвидел, потому что продолжал свой путь совершенно спокойно, будто и не замечал той суматохи, что творилась вокруг него.
И как только ему позволили уйти?! Доказательство того, что он подарил билеты на свое выступление погибшей, ничем не помогло стороне обвинения. Все подозрения относительно Хоупа были официально сняты судом, и он получил полную амнистию. Суд пришел к абсурдному выводу, что всему виной один лишь Данте. Но, в виду того, что обвинение не может быть выдвинуто неживой кукле, их обоих отпустили, а в правительстве уже было выдвинуто предложение о новом законе, который коснется уголовных преступлений неодушевленных подозреваемых… И, так как подобного закона еще не существовало, следственная комиссия изучила Данте, признала его совершенно обыкновенной куклой и вернула хозяину.
Комиссар Джэкобсон наблюдал за Вещателем до тех пор, пока тот полностью не скрылся из глаз, словно растворившись в беснующейся, разноцветной толпе. Затем он спокойно вернулся за письменный стол, подписал только что написанное заявление об уходе со службы, протер и положил на видное место значок и незаметно покинул кабинет.
Что обычно делает человек, состоявший под следствием – обвиненный в убийстве женщины, замешанный в мистическую историю, которой все еще не было логичного объяснения? Такой человек должен был затаиться от всех, счастливый своим чудесным освобождением, бояться снова привлечь к себе внимание, избегать горожан, половина из которых просто досаждала праздным любопытством, а другая половина готова была растерзать его при встрече, если бы не суеверный ужас, связывавший всем руки и заставлявший в последний момент отказаться от этой страшной затеи.
Лесли Хоуп поступал ровным счетом наоборот. Он шел по улицам, совершенно не таясь. Гордо вышагивал, постукивая щегольской, старомодной тростью и улыбаясь всем прохожим, которые провожали его испуганными или злобными взглядами до тех пор, пока он не скрывался из виду. Вещатель, казалось, пытался досадить всем своим присутствием, постоянно подчеркивая, что теперь он свободный человек. Однажды он даже взял с собой на прогулку Данте, чем вызвал настоящую панику на улицах. Однако кукла по-прежнему вела себя абсолютно мирно и спокойно пропутешествовала под мышкой хозяина несколько улиц, а потом благополучно вернулась вместе с ним домой – в театр.
К слову о театре – он тоже преобразился. Вместо маленького, разбитого подвала теперь он располагался в двухэтажном здании с помпезной отделкой и яркой афишей на весь фасад. Полутемная комната, служившая сценой, теперь превратилась в театральный амфитеатр с удобными креслами и уже настоящей, просторной сценой, где было все необходимое – от тяжелого, бархатного занавеса до просторных подсобных помещений.
Откуда же Вещатель взял столько денег на свое дело? На самом деле, несмотря на ужас, который он внушал всему Детройту, люди проявляли к нему нездоровый интерес. Непонятно зачем созданный инстинкт зачастую утягивает нас в пучину разрушительного и опасного – так огромный питон внушает ужас, но жертва застывает перед ним, не в силах даже отвести взгляд, настолько зачарованная отвлекающими движениями.
После всей этой истории с куклой-убийцей интерес к театру Вещателя взлетел до невиданных прежде высот. Билеты на каждое представление разбирались за полчаса, и публика тревожно ерзала на своих креслах, одновременно желая и страшась увидеть в живую знаменитую куклу Данте. Слава Вещателя распространилась теперь по всей Америке, а его удивительные трюки, как например с питьем воды прямо во время чревовещания, принялись копировать артисты по всей стране. “Он сделал рекламу на убийстве!” “Гибель женщины могли специально подстроить!” “Вдруг эта кукла на самом деле живая!” И тем не менее, каждый вечер в театре Вещателя собирался аншлаг.
На этом Лесли Хоуп не остановился, и через несколько месяцев после своего освобождения шокировал публику новым известием. Снова набирались целые толпы возмущенных горожан, только теперь они атаковали не полицейский участок, а сиротский приют для бедных. Многие хотели помешать ужасному замыслу, однако Хоуп получил полную амнистию, а значит – юридически никто не мог встать у него на пути. Он был свободным, богатым гражданином США, который полностью восстановил свое имя. Поэтому Лесли с торжествующим видом взирал на орущих людей, прекрасно понимая, что реально сделать они ничего не могут.
Однако надежда еще оставалась: если сам Брайан Гиб – сын убитой женщины – откажется от такого приемного отца, тогда странная затея Хоупа провалится. Все были уверены, что мальчик, едва услышит о том, что хозяин куклы, якобы убившей его мать, хочет усыновить его, как минимум упадет в обморок от ужаса и возмущения. Но этого не произошло.
Мальчик совершенно спокойно выслушал директрису приюта, дрожащим голосом поведавшую ему о том, что происходит, бросил короткий взгляд на стоявшего в углу мистера Хоупа, а затем дал свое твердое согласие. Вещатель ответил ему таким же коротким, сухим кивком и тут же удалился, видимо нисколько не сомневавшись в положительном ответе. В тот же день он приступил к оформлению бумаг, и через пару недель уже помогал Брайану, прижимавшему к груди скромный узелок, взобраться в наемный кэб.
Долгий обратный путь Вещатель и его только что усыновленный ребенок проделали молча. Пришлось достаточно долго трястись в скрипучем трамвае, и Лесли Хоуп развлекал себя тем, что углубился в чтение книги. Рядом с Хоупом было свободное место, но Брайан предпочел устроиться чуть подальше и отрешенно смотреть в окно, изучая безликий городской пейзаж. Неловкого молчания не было, просто никто не хотел говорить, и уж тем более в общественном месте. Каждый был поглощен своими мыслями и откладывал откровенный разговор.
Все в том же гробовом молчании они покинули трамвай и спустя минут десять пешком добрались до нового театра Вещателя. Мальчик поднял голову и какое-то время с любопытством изучал яркую, привлекательную афишу. Вещатель любезно подождал его несколько минут и продолжил путь только после того, как Брайан тщательно рассмотрел все, что его интересовало. Наконец, они зашли внутрь, и Лесли провел приемного сына через помпезный холл прямо до своих личных комнат, служивших ему не только рабочей мастерской, но и домом. Брайан не подал вида, насколько его восхитило это красивое, волшебное место, способное вызвать восторг у любого нищего мальчика, никогда не видевшего ничего по-настоящему красивого, да еще и так близко. Приглушенный свет, позолота, бархат, благородная тишина и неуловимая успокаивающая дымка, витавшая повсюду – все это дало богатую пищу детскому воображению, замороженному горем.
Как только они зашли в комнату, служившую одновременно и мастерской, и рабочим кабинетом, и спальней, Лесли устроился в своем любимом глубоком кресле и без какого-либо вступления начал разговор.
- Думаю, тебе любопытно, почему я не стал использовать твое признание, чтобы сразу же выйти из тюрьмы. Отвечу сразу и честно, в надежде, что и ты будешь также откровенен со мной. Правда за правду, согласен?
Брайан бросил тревожный взгляд на дюжину кукол, расположенных на многочисленных полках, с которых они как будто внимательно следили за происходящим, а затем медленно кивнул.
6
Неподвижное лицо Вещателя само казалось кукольной маской в постоянно играющих отблесках от растопленного огня в камине. И только живые глаза лихорадочно поблескивали, выдавая его любопытство и возбуждение.
- Моя правда не лучше твоей, я поступил очень плохо и осознаю это: я использовал трагичную смерть твоей матери ради рекламы. Все, что ты только что видел, возникло в результате ее смерти. Люди глупы, и я использовал это в своих целях. Народу хотелось сенсации, мистики, и я просто дал ему это. Клянусь, я не желал твоей матери зла – она была вполне приятной женщиной, и я бы никогда не сделал ничего подобного специально. Но тут ты любезно мне услужил, пусть и невольно.
При этих словах Брайан вздрогнул всем телом и едва заметно повел плечами, словно испытывал сильное отвращение. Лесли не обратил на это ни малейшего внимания и безжалостно продолжал, словно разговаривал со взрослым человеком, а не двенадцатилетним мальчиком, только что потерявшим все.
- Итак, как я уже сказал, я воспользовался ее гибелью и сделал на всей этой истории отличную рекламу. Люди хотели, чтобы кукла оказалась убийцей, и я устроил все наилучшим образом. Всем было плевать на мои самые удивительные трюки – уникальные в своем роде. Я потратил всю жизнь на то, чтобы разработать их, но кому было дело до моего великого искусства и тех бесконечных часов, дней, лет, что я провел в мучительных тренировках своих связок и мышц? Зато глупость о том, что кукла якобы ожила и убила женщину все проглотили с большой радостью и живейшим интересом. Теперь обо мне знает едва ли не вся Америка, а моя лучшая кукла Данте приносит мне огромный доход, потому что люди готовы заплатить любые деньги, лишь бы прийти и посмотреть на куклу-убийцу и доказать себе, какие они храбрецы, что не побоялись этого.
Лесли презрительно хмыкнул и поднялся на ноги, чтобы налить себе немного коньяка, стоявшего на специальном маленьком столике. Непозволительная роскошь в былые дни!
- Вот и вся правда – она, как и положено правде, очень простая. Я понял, что прославлюсь и разбогатею, потому не стал использовать твое признание и попросил тебя немедленно покинуть полицейский участок. Твой черед.
Он выжидательно посмотрел на Брайана, продолжая потягивать коньяк. Однако мальчик не спешил открываться. Словно маленький, затравленный зверек он то и дело с опаской оглядывался, как будто кто-то мог наброситься на него со спины. Наконец, он поднял свои большие черные глаза и тихо произнес:
- Вы еще не все рассказали, сэр.
- Можешь называть меня отцом, мальчик, - снисходительно улыбнулся Лесли, - Что еще ты хочешь знать?
Снова небольшая пауза и едва слышный ответ:
- Почему вы решили меня усыновить? Зная, что я… зная, кто я такой.
- Я обещал быть до конца честным, и буду, - непривычно серьезным тоном ответил Вещатель, - Ты станешь последним украшением моей рекламы. Прямо сейчас в городе начинается новая волна слухов: “бывший подозреваемый в убийстве, создатель ожившей куклы усыновляет сына погубленной им женщины”, - он выдержал небольшую паузу, - “и мальчик становится гвоздем его программы, лучшим учеником и продолжателем его великого дела. Он выступает только с куклой, убившей его мать”.
Брайан снова вздрогнул и быстро поднял глаза, которые, казалось, стали еще больше.
- Понимаешь, о чем я? Ты станешь такой же знаменитостью, как и я, Брайан. Публика будет шокирована, ей будет мерзко и неприятно, но она заплатит любые деньги, чтобы взглянуть на то, как ты выступаешь на сцене вместе с Данте.
- Что вы хотите взамен? – на удивление спокойно произнес Брайан, и его взгляд был настолько осмысленным, что действительно можно было забыть о том, что мальчику было всего двенадцать лет.
- Абсолютно ничего, кроме славы и денег, - беззаботно рассмеялся Вещатель, - И, клянусь небом, ты тоже не останешься в обиде. Я буду обращаться с тобой как с родным сыном, и ты будешь получать все, что пожелаешь. Согласись – неплохой шанс для сына опозоренной швеи?
Обычно бледное лицо Брайана мгновенно вспыхнуло, однако мальчик ничего не сказал.
- Теперь ты знаешь все, карты разложены на столе. И я буквально сгораю от любопытства – хочу поскорее услышать твою историю. Садись напротив меня и расскажи мне все.
Лесли почти насильно усадил Брайана на низенький стул напротив себя, а сам снова расположился в большом кресле. Отсюда мальчик походил на какое-то нескладное, темное насекомое, ютившееся где-то внизу и боязливо смотревшее наверх.
- Давай-ка я тебе помогу начать. Скажи, ты действительно не соврал мне тогда, в камере? Это ты убил Аманду Фарли?
Брайан судорожно кивнул и неловко заерзал на стуле, словно сиденье обжигало его.
- Это так, сэр…оте… - Брайан запнулся, не в силах произнести это слово, а затем продолжил, - Вы знаете, что я незаконнорожденный, и мою мать выгнали из дома собственные родители, когда узнали о том, что она беременна. Мой отец бросил нас, и маме пришлось работать швеей и одной меня растить. Соседи нас ненавидели! Они отпускали такие шуточки… в адрес меня и мамы. Даже иногда плевались в нашу сторону и указывали пальцами. Мама не могла спокойно на это реагировать. Она очень-очень злилась и постоянно плакала, всю мою жизнь. И винила во всем меня одного. Но я был не виноват!
Этот отчаянный крик затравленного ребенка сам сорвался с его губ, и Брайан испуганно замолчал, удивленный своей откровенностью. Но Вещатель смотрел на него сочувствующе, и мальчик решился продолжить.
- Я понимаю, что ей было тяжело, и что она все равно меня вырастила. Но она так меня ненавидела! Что бы я не сделал, все было не так, и она постоянно кричала на меня, даже била. Я боялся выполнить ее поручение, потому что знал, что как бы я не старался – все равно получу наказание. И я тоже стал ее ненавидеть. Я очень в этом раскаиваюсь, но я правда ненавидел ее, и, кажется, все равно ненавижу до сих пор.
- Это понятно, - достаточно сухо вставил Вещатель.
- В тот вечер… В тот вечер она особенно набросилась на меня, и я был так зол, как никогда в жизни! В тот момент я желал ей только смерти и готов был отдать, что угодно, лишь бы избавиться от нее, вырваться из нашего дома. Я не думал ни о чем, кроме этого. Когда она ушла в ванную, чтобы привести себя в порядок (вы знаете, что она собиралась к вам на представление), я бросился к ящику, в котором она хранила свое снотворное. У нее были проблемы со сном, и она часто использовала снотворное, так что его всегда было очень много.
