Всё обсуждалось непринуждённо, без мучительного подбора тем для беседы: погода, состояние дорог в городе, даже первоисточник фразы про «предпочту не выбирать вовсе» — Соня впервые узнала, что по миру её любимых книг существует нисколько не уступающая им по качеству серия видеоигр.
В парке, через который Соня обычно подходила к своей речке, было многолюдно: вечер и долгожданная хорошая погода выманили горожан на прогулку, несмотря на то, что ни на газонах, ни на деревьях ещё не было и намёка на зелень. Соня быстро свернула на узкую боковую тропинку в обход основной прогулочной зоны парка. Здесь обычно никто не ходил — место было мрачноватое и грязноватое. Узкая грунтовая дорожка привела к спуску к самой воде. По привычке оглянувшись — не идёт ли кто следом, Софья даже вздрогнула, увидев в паре шагов позади молчаливо следующего за ней Егора. Она настолько привыкла бывать здесь одна, настолько привыкла таиться от людей, что даже сейчас, после этой изрядно взволновавшей её (чего уж скрывать!) поездки буквально за минуту забыла о присутствии спутника.
А тот шёл следом неслышно, незаметно, будто лёгкий ветерок пробирался между ветками ивняка, не колыхая ни одной веточки и только тихо шурша перезимовавшими одинокими скукоженными листочками. Он казался таким уместным здесь, таким своим... Сердце кольнуло — уже не в первый раз — сладкой тревогой.
«Ну вот почему, зачем ты такой, Егор...»
Сойдя по обрамляющим русло наклонным плитам, Соня опустилась на корточки и коснулась пальцами поверхности воды.
«Ну, что скажешь?»
Она прикрыла глаза, вслушиваясь, мысленно «отсекая» от звуков реки шум недалёкого проспекта и гомон гуляющих людей. Задержала дыхание и медленно погрузила в ледяную серо-зелёную воду всю кисть руки, замочив манжету рукава.
Плеск, шорох, поскрипывание. Тихий свист ветра меж ветвей.
Всё это поначалу кажется беспорядочным смешением звуков, и вдруг... Сердце подпрыгивает и замирает: Соня начинает разбирать слова...
«Слушаю тебя. Говори. Пожалуйста, подскажи мне, как быть?»
Всё громче, громче испуганный шёпот. Сливается в нестерпимо громкий гул, который будто бы вдавливает барабанные перепонки внутрь черепа.
«Что? Что случилось?.. Ты ведь мне поможешь?! Не бросай меня больше!»
Шквалом налетели дурнота, слабость и головокружение. Соня попыталась встать и выпрямиться — уже ничего не видя и не слыша. Ни верха, ни низа, ни шума города, ни вечернего желтоватого света... Будто изнанка мира встретила её.
Упасть в беспокойную воду ей снова не позволили чьи-то сильные руки.
— Я же говорил — может плохо стать, — прямо возле уха взволнованный голос, от которого разом проясняется в голове. Чьё-то тёплое дыхание на щеке. Руки поддерживают, помогая подняться. Соня упирается ногами в землю, стараясь держать равновесие. Получается не очень-то хорошо.
— Пойдём до скамейки. — Егор одной рукой обхватывает Соню за талию, второй берёт под локоть. Подталкивает осторожно. Сделать шаг, другой. Так... Повторить. Шаг, ещё шаг. В сознании затихает крик. Крик реки?..
«Вот так, наверное, проявленные и попадали в психушку...»
— Спасибо, — бормочет Соня, пытаясь высвободиться из рук Егора. — Всё, отпусти... Я вроде бы уже...
— Ничего не «уже». — Рука на талии сжимается сильнее. — Отпущу — упадёшь. Видела бы ты себя сейчас... Зелёная как лягушка.
— А лягушки не зелёные. — Соня неожиданно начинает тихонько смеяться. — Они бурые. Я бурая сейчас, да?
— Нет, ты точно зелёная, — облегчённо улыбается Егор. — Значит, тогда ты кто? Кузнечик, наверное.
— Жабка!
От этого абсурдного диалога в голове проясняется окончательно. Туман в голове рассеивается, проявляя то, что до сих пор было скрыто. И там...
— Ох! — Соня рывком высвободилась из рук Егора и повернулась к нему лицом. — Я ведь и правда её слышала! Она говорила мне!.. Я всё поняла!
— И что она сказала? — Хранитель бора, вмиг посерьезнев, впился взглядом в её лицо.
— Да ничего... — Соня неожиданно всхлипнула и отвернулась. — Ничего она не знает, вообще впервые от меня услышала. Испугалась страшно. «Сделай что-нибудь», просит. А что сделать-то? В какую сторону склонять весы? Как лучше-то для неё? Я как за неё решу, если она сама не знает?..
— Вот, значит, как... — протянул Егор задумчиво и, как показалось Соне, чуть растерянно. — Значит, она вообще не в курсе. Ну ладно, что ж теперь. Поехали к моему объекту. Дедушка бор высоко над городом стоит, всё видит, всё слышит...
При этих словах Егор будто бы стал выше ростом и шире в плечах, в глазах блеснула тёмная зелень, а в голосе — шумом ветра в вершинах сосен — зазвучала какая-то древняя сила, и сила эта поднималась по глубоко впившимся в недра горы корням, узловатым и неразрывно-прочным... Соня невольно залюбовалась им — и снова колкая тревога изморозью просыпалась за шиворот: не о том мысли, ох, не о том, но вот как от них избавиться?..
— Ладно, поехали в бор. — Виновато глянув через плечо туда, где в просвете между кустами блестела поверхность воды, Соня решительно зашагала по тропинке назад, к припаркованной машине.
До правого берега добирались ожидаемо долго из-за обычных вечерних пробок. Всю дорогу оба молчали. Соня сидела с полузакрытыми глазами, делая вид, что ещё не очень хорошо себя чувствует, а на самом деле из-под полуопущенных ресниц наблюдая за Егором, который хмурился, сосредоточившись на вождении — час пик, да ещё и авария на мосту, одну полосу заняли помятые легковушки, — но всё же время от времени бросал на пассажирку обеспокоенные взгляды. «Пусть поволнуется немного, не всё же мне волноваться на него глядя...»
— Ты как? — нарушил молчание Хранитель, заглушив машину на парковке у здания ДК на окраине бора. — Может, в машине меня подождёшь?
— Ещё чего! — Соня резко выпрямилась на сиденье. — С тобой пойду, конечно. А вдруг тебе тоже плохо станет?
— Мне — не станет, — усмехнулся Егор, выбираясь с водительского сиденья. — Я с бором уже лет десять общаюсь. Привык. Хотя в первое время впечатление было сильное.
— Так ты давно проявился? — спросила Соня, шагая рядом с Хранителем по усыпанной порыжелыми сосновыми иглами тропинке.
Егор некоторое время молчал, поглядывая в сторону заката, щурясь на мелькающее в кронах сосен солнце.
— Раньше Хранителем тут был мой дедушка, — наконец заговорил он. — Я часто с ним сюда приезжал. Он меня по всему бору водил, я ему помогал мусор убирать, зверьё и птичек подкармливать и всё такое…. А он рассказывал много — про то, какая тут есть живность, какие растения, редкие и самые обычные. Истории всякие про то, что тут раньше было. Он, кажется, больше сотни лет тут прожил. Ещё в какой-то из деревень этих родился… Хранители дольше обычных людей живут, ты знала?
— Нет...
— Так вот, если проявляешься достаточно рано, то и молодым дольше остаёшься, и вообще дольше живёшь. Не вечно, но всё равно запасец кое-какой добавляется. — Егор усмехнулся и пнул сосновую шишку. — Мне вот четвёртый десяток уже. А на вид сколько дать можно?
— Ох... — Соня ошарашенно глянула на спутника. — Ну... Лет двадцать пять. Может, двадцать семь. Но не больше.
— Мне тридцать четыре. А проявился я в пятнадцать. Когда дедушка умер... — Егор вздохнул. — Тогда в бору такое творилось... Зверьё будто с ума посходило, ни с того ни с сего пожар начался, деревья ломались без ветра... Я прямо с похорон сюда кинулся. Мне так паршиво было... — Его голос надломился. — Дедушка умер, и ещё и чувство какой-то беды неотвратимой душу рвёт. Тянуло куда-то, со страшной силой просто. Потом, когда понял, куда тянет, — сразу стало легче. Приехал сюда, кинулся к старой сосне, обнял... И простоял так час, не меньше. Уговаривал бор успокоиться. Плакал вместе с ним. А потом... Всё стихло, а я всё о себе понял. И о дедушке, и о том, кем он был для этого места. Ну а потом... Потом за мной Демьян Михайлович приехал. Он тоже на похоронах был, оказывается.
— Он всех Хранителей знает, получается? — уточнила Софья. — И проявленных, и нет?
— Да, всех знает. Сам не знает откуда, но — всех, совершенно точно.
— А твой дедушка... Он кем работал?
— Водителем. На самосвале ездил, всякие грузы возил для строек.
— Значит, он и антропогенными объектами занимался. И заводы строил?
— И заводы.
— И что, бор никогда его не просил прекратить такое строительство?
— Насколько я знаю — нет. — Егор пожал плечами. — Дед был очень... правильный, не знаю, как это объяснить. Никогда ни на какие уступки не шёл, если считал, что прав. И даже спорить не пытался — просто брал и делал, как считал нужным.
— То есть, выходит, бор не возражал против строительства, иначе Хранитель бы...
— Не совсем так, — мягко перебил девушку Егор. — Хранитель не должен в точности выполнять требования своего объекта. Объект — не человек, он не обладает логическим мышлением. Вот речка твоя — она ведь как зверёк, просто выжить хочет, ей неважно, что будет с людьми, которые по её берегам гуляют. Бор мог быть против строительства заводов, но дедушка оценивал последствия для города в целом. А город — это в первую очередь поселение людей. Понимаешь?
— Понимаю... — Соня провела рукой по шелковисто-шершавому стволу сосны. — Человек за своих, природный объект за своё... Да ещё и то, что у антропогенных объектов свои Хранители. Тогда, получается, приходится выбирать? На чьей ты стороне и кому в итоге будет плохо... И вот как... — Горло сдавило подступающими слезами, и девушка замолчала.
— Да, — глухо отозвался Егор. — Выбор делать надо. Но что в этом такого уж выдающегося? Мы же люди, мы постоянно так трудно выбираем. Например, распространённая ситуация, когда находишь свою половинку, хочешь создать семью, а родители по какой-то причине против. Или твой любимый человек хочет, к примеру, уехать в тёплые регионы, а папе с мамой Сибирь дорога, и они заявляют, что так тут и умрут. А ты их бросать не хочешь... И приходится это решение с кровью из сердца выдирать. Выбирать-то надо, никуда не денешься. Бывают случаи, когда компромисс невозможен. И сколько таких ситуаций в жизни встречается... — Он как-то по-стариковски вздохнул и обхватил себя руками.
— У тебя так уже было? — догадалась Соня. По позвоночнику снова пробежал холодок тревоги.
— Было, — еле слышно отозвался Егор и надолго замолчал.
Соня шагала рядом, осторожно касаясь стволов сосен, растущих близко к тропе, и стараясь не наступать на их выпирающие из слоя порыжелых иголок узловатые корни. Егор с лёгкой рассеянной улыбкой поглядывал по сторонам, но в глазах его стыла тёмная зелень, холодная и пугающая, как чаща заповедной тайги.
Что там, в этой чаще? Что там, за этой маской спокойствия и небрежной рассеянности?..
— Я восемь лет назад чуть не женился, — наконец нарушил молчание Егор. Соня вздрогнула, хотя чего-то в таком роде и ожидала. — Она... Мечтала уехать к морю. И уехала. — Он снова замолчал и тряхнул кистью руки, будто отбрасывая что-то прилипшее к ладони.
— А ты не мог, даже если бы и захотел, — тихо закончила за него Соня.
Егор никак не отреагировал.
— Ох... — Щёки загорелись, будто девушка наклонилась к топке печи. — Ты хотел уехать с ней?..
— Ну... Я же всего-навсего человек, — невесело усмехнулся Егор. — Но... Всё же не просто человек. И это тоже выбор, Соня, — он впервые назвал её по имени, и в груди будто забился на ветру прошлогодний листок, перезимовавший на ветке, — кем ты останешься, когда возникнет конфликт интересов.
— Это означает... Я могу и не быть Хранительницей? Просто перестать делать то, что... Что меня тянет делать? Эти все заторы, мусор и прочее?
— Теоретически — да, можешь. — Егор с усмешкой глянул на спутницу. — А на практике — смогла бы? Как думаешь?
— Н-нет... — Соня поёжилась и обхватила себя руками. Она помнила, каким непреодолимым бывает этот зов. Ни спать, ни есть, ни усидеть на месте... Не просто беспокойство — настоящая боль.
— Это ведь так же, как бывает, когда знаешь, что близкому человеку плохо, и ты можешь помочь... Или не можешь, и понимаешь это прекрасно... но сидеть на месте спокойно всё равно не в состоянии, — тихо продолжил Егор. — И самое страшное тут то, что ты частенько между двух огней оказываешься. Да что я тебе-то говорю... — Он махнул рукой. — Ты это лучше многих понимаешь.
— Папа и Демьян Михайлович. Завод и город, — подхватила Соня. — Вот как... Я не знаю, как быть, Егор. Просто не знаю... — Горло сдавило, в глазах защипало. Она отвернулась, прижав ладонь ко рту и пытаясь унять слёзы. Не получилось.
— Ну что ты... — растерянно пробормотал Егор, делая шаг к ней. — Ну не плачь... — Он коснулся её плеча — нерешительно, почти неощутимо, но Соня будто бы почувствовала тепло его ладони через ткань кофты и плаща. — Я понимаю, как тебе сложно. Правда понимаю... Хотя, конечно... — Он сжал её плечо чуть сильнее и со вздохом убрал руку. — Толку-то тебе с этого понимания...
— Толку много... — Голос срывался, Соня никак не могла справиться с подступившими слезами. — Одной-то со всем этим вообще страшно было бы. Спасибо... За поддержку.
— Не за что, — улыбнулся Егор. — Я пока ничего полезного для тебя ещё не сделал. Но если что — имей в виду: чем смогу — помогу. Звони в любое время и вообще... — Он снова коснулся плеча Сони — ободряюще и уже смелее. — Ладно, пойдём дальше, надо уже с дядькой бором пообщаться, а то скоро темнеть начнёт.
— А тебе надо в какое-то особое место для этого идти? — удивилась Соня. Слёзы мигом отступили под натиском любопытства.
— Да не то чтобы надо... Просто есть у меня любимое место здесь. Да и народ туда не забредает, не мешает.
— А я не помешаю?
— Ты — нет. Точно нет. — Почему-то от этих слов — а может, от интонации, или просто от голоса, ох уж этот голос! — снова часто-часто застучало сердце...
Чем отличается любимое место Хранителя от всех прочих участков бора, Софья так и не поняла. Но место и в самом деле было уединённым и очень тихим — сюда не доносился даже несмолкаемый гул недалёкого Логового шоссе.
Егор подошёл к одной из сосен и положил ладони на ствол, приобняв, будто взяв за талию партнёршу в танце. Соня остановилась шагах в пяти позади, чтобы не мешать.
Заходящее солнце оранжевыми лучами сквозь стволы и кроны сосен кололо спину и затылок. Холодало, от реки ползли вверх по логу запахи тумана, тины и мокрых камней. Печально вскрикивала какая-то птичка. Сердце щемило — и тревогой, и грустью, и при этом предчувствием чего-то очень хорошего...
«Какое уж тут хорошее...» По спине снова изморозью просыпалась тревога. Соня уставилась на замершего Егора, ожидая его слов. Что скажет бор? И чью сторону примет его Хранитель?
Сама Соня боялась признаться себе в том, что уже приняла решение...
«Конфликт интересов... Да провались всё в тартарары и в преисподнюю! Мы люди, у нас вся жизнь — конфликт каких-то интересов, тут Егор прав. И если разум помочь не может — как это он там сказал? Количественных оценок-то нет... Тогда остаётся слушать сердце. А оно мне насоветует, ох насоветует...»
Егор медленно повернулся, опуская руки. Соня впилась взглядом в его лицо.
— Он против. — Хранитель развёл руками и беспомощно улыбнулся. — Говорит — видит много бед от загрязнений в будущем. Просто грязь, да ещё и аварии. И это может очень плохо кончиться для всех.
В парке, через который Соня обычно подходила к своей речке, было многолюдно: вечер и долгожданная хорошая погода выманили горожан на прогулку, несмотря на то, что ни на газонах, ни на деревьях ещё не было и намёка на зелень. Соня быстро свернула на узкую боковую тропинку в обход основной прогулочной зоны парка. Здесь обычно никто не ходил — место было мрачноватое и грязноватое. Узкая грунтовая дорожка привела к спуску к самой воде. По привычке оглянувшись — не идёт ли кто следом, Софья даже вздрогнула, увидев в паре шагов позади молчаливо следующего за ней Егора. Она настолько привыкла бывать здесь одна, настолько привыкла таиться от людей, что даже сейчас, после этой изрядно взволновавшей её (чего уж скрывать!) поездки буквально за минуту забыла о присутствии спутника.
А тот шёл следом неслышно, незаметно, будто лёгкий ветерок пробирался между ветками ивняка, не колыхая ни одной веточки и только тихо шурша перезимовавшими одинокими скукоженными листочками. Он казался таким уместным здесь, таким своим... Сердце кольнуло — уже не в первый раз — сладкой тревогой.
«Ну вот почему, зачем ты такой, Егор...»
Сойдя по обрамляющим русло наклонным плитам, Соня опустилась на корточки и коснулась пальцами поверхности воды.
«Ну, что скажешь?»
Она прикрыла глаза, вслушиваясь, мысленно «отсекая» от звуков реки шум недалёкого проспекта и гомон гуляющих людей. Задержала дыхание и медленно погрузила в ледяную серо-зелёную воду всю кисть руки, замочив манжету рукава.
Плеск, шорох, поскрипывание. Тихий свист ветра меж ветвей.
Всё это поначалу кажется беспорядочным смешением звуков, и вдруг... Сердце подпрыгивает и замирает: Соня начинает разбирать слова...
«Слушаю тебя. Говори. Пожалуйста, подскажи мне, как быть?»
Всё громче, громче испуганный шёпот. Сливается в нестерпимо громкий гул, который будто бы вдавливает барабанные перепонки внутрь черепа.
«Что? Что случилось?.. Ты ведь мне поможешь?! Не бросай меня больше!»
Шквалом налетели дурнота, слабость и головокружение. Соня попыталась встать и выпрямиться — уже ничего не видя и не слыша. Ни верха, ни низа, ни шума города, ни вечернего желтоватого света... Будто изнанка мира встретила её.
Упасть в беспокойную воду ей снова не позволили чьи-то сильные руки.
— Я же говорил — может плохо стать, — прямо возле уха взволнованный голос, от которого разом проясняется в голове. Чьё-то тёплое дыхание на щеке. Руки поддерживают, помогая подняться. Соня упирается ногами в землю, стараясь держать равновесие. Получается не очень-то хорошо.
— Пойдём до скамейки. — Егор одной рукой обхватывает Соню за талию, второй берёт под локоть. Подталкивает осторожно. Сделать шаг, другой. Так... Повторить. Шаг, ещё шаг. В сознании затихает крик. Крик реки?..
«Вот так, наверное, проявленные и попадали в психушку...»
— Спасибо, — бормочет Соня, пытаясь высвободиться из рук Егора. — Всё, отпусти... Я вроде бы уже...
— Ничего не «уже». — Рука на талии сжимается сильнее. — Отпущу — упадёшь. Видела бы ты себя сейчас... Зелёная как лягушка.
— А лягушки не зелёные. — Соня неожиданно начинает тихонько смеяться. — Они бурые. Я бурая сейчас, да?
— Нет, ты точно зелёная, — облегчённо улыбается Егор. — Значит, тогда ты кто? Кузнечик, наверное.
— Жабка!
От этого абсурдного диалога в голове проясняется окончательно. Туман в голове рассеивается, проявляя то, что до сих пор было скрыто. И там...
— Ох! — Соня рывком высвободилась из рук Егора и повернулась к нему лицом. — Я ведь и правда её слышала! Она говорила мне!.. Я всё поняла!
— И что она сказала? — Хранитель бора, вмиг посерьезнев, впился взглядом в её лицо.
— Да ничего... — Соня неожиданно всхлипнула и отвернулась. — Ничего она не знает, вообще впервые от меня услышала. Испугалась страшно. «Сделай что-нибудь», просит. А что сделать-то? В какую сторону склонять весы? Как лучше-то для неё? Я как за неё решу, если она сама не знает?..
— Вот, значит, как... — протянул Егор задумчиво и, как показалось Соне, чуть растерянно. — Значит, она вообще не в курсе. Ну ладно, что ж теперь. Поехали к моему объекту. Дедушка бор высоко над городом стоит, всё видит, всё слышит...
При этих словах Егор будто бы стал выше ростом и шире в плечах, в глазах блеснула тёмная зелень, а в голосе — шумом ветра в вершинах сосен — зазвучала какая-то древняя сила, и сила эта поднималась по глубоко впившимся в недра горы корням, узловатым и неразрывно-прочным... Соня невольно залюбовалась им — и снова колкая тревога изморозью просыпалась за шиворот: не о том мысли, ох, не о том, но вот как от них избавиться?..
— Ладно, поехали в бор. — Виновато глянув через плечо туда, где в просвете между кустами блестела поверхность воды, Соня решительно зашагала по тропинке назад, к припаркованной машине.
До правого берега добирались ожидаемо долго из-за обычных вечерних пробок. Всю дорогу оба молчали. Соня сидела с полузакрытыми глазами, делая вид, что ещё не очень хорошо себя чувствует, а на самом деле из-под полуопущенных ресниц наблюдая за Егором, который хмурился, сосредоточившись на вождении — час пик, да ещё и авария на мосту, одну полосу заняли помятые легковушки, — но всё же время от времени бросал на пассажирку обеспокоенные взгляды. «Пусть поволнуется немного, не всё же мне волноваться на него глядя...»
— Ты как? — нарушил молчание Хранитель, заглушив машину на парковке у здания ДК на окраине бора. — Может, в машине меня подождёшь?
— Ещё чего! — Соня резко выпрямилась на сиденье. — С тобой пойду, конечно. А вдруг тебе тоже плохо станет?
— Мне — не станет, — усмехнулся Егор, выбираясь с водительского сиденья. — Я с бором уже лет десять общаюсь. Привык. Хотя в первое время впечатление было сильное.
— Так ты давно проявился? — спросила Соня, шагая рядом с Хранителем по усыпанной порыжелыми сосновыми иглами тропинке.
Егор некоторое время молчал, поглядывая в сторону заката, щурясь на мелькающее в кронах сосен солнце.
— Раньше Хранителем тут был мой дедушка, — наконец заговорил он. — Я часто с ним сюда приезжал. Он меня по всему бору водил, я ему помогал мусор убирать, зверьё и птичек подкармливать и всё такое…. А он рассказывал много — про то, какая тут есть живность, какие растения, редкие и самые обычные. Истории всякие про то, что тут раньше было. Он, кажется, больше сотни лет тут прожил. Ещё в какой-то из деревень этих родился… Хранители дольше обычных людей живут, ты знала?
— Нет...
— Так вот, если проявляешься достаточно рано, то и молодым дольше остаёшься, и вообще дольше живёшь. Не вечно, но всё равно запасец кое-какой добавляется. — Егор усмехнулся и пнул сосновую шишку. — Мне вот четвёртый десяток уже. А на вид сколько дать можно?
— Ох... — Соня ошарашенно глянула на спутника. — Ну... Лет двадцать пять. Может, двадцать семь. Но не больше.
— Мне тридцать четыре. А проявился я в пятнадцать. Когда дедушка умер... — Егор вздохнул. — Тогда в бору такое творилось... Зверьё будто с ума посходило, ни с того ни с сего пожар начался, деревья ломались без ветра... Я прямо с похорон сюда кинулся. Мне так паршиво было... — Его голос надломился. — Дедушка умер, и ещё и чувство какой-то беды неотвратимой душу рвёт. Тянуло куда-то, со страшной силой просто. Потом, когда понял, куда тянет, — сразу стало легче. Приехал сюда, кинулся к старой сосне, обнял... И простоял так час, не меньше. Уговаривал бор успокоиться. Плакал вместе с ним. А потом... Всё стихло, а я всё о себе понял. И о дедушке, и о том, кем он был для этого места. Ну а потом... Потом за мной Демьян Михайлович приехал. Он тоже на похоронах был, оказывается.
— Он всех Хранителей знает, получается? — уточнила Софья. — И проявленных, и нет?
— Да, всех знает. Сам не знает откуда, но — всех, совершенно точно.
— А твой дедушка... Он кем работал?
— Водителем. На самосвале ездил, всякие грузы возил для строек.
— Значит, он и антропогенными объектами занимался. И заводы строил?
— И заводы.
— И что, бор никогда его не просил прекратить такое строительство?
— Насколько я знаю — нет. — Егор пожал плечами. — Дед был очень... правильный, не знаю, как это объяснить. Никогда ни на какие уступки не шёл, если считал, что прав. И даже спорить не пытался — просто брал и делал, как считал нужным.
— То есть, выходит, бор не возражал против строительства, иначе Хранитель бы...
— Не совсем так, — мягко перебил девушку Егор. — Хранитель не должен в точности выполнять требования своего объекта. Объект — не человек, он не обладает логическим мышлением. Вот речка твоя — она ведь как зверёк, просто выжить хочет, ей неважно, что будет с людьми, которые по её берегам гуляют. Бор мог быть против строительства заводов, но дедушка оценивал последствия для города в целом. А город — это в первую очередь поселение людей. Понимаешь?
— Понимаю... — Соня провела рукой по шелковисто-шершавому стволу сосны. — Человек за своих, природный объект за своё... Да ещё и то, что у антропогенных объектов свои Хранители. Тогда, получается, приходится выбирать? На чьей ты стороне и кому в итоге будет плохо... И вот как... — Горло сдавило подступающими слезами, и девушка замолчала.
— Да, — глухо отозвался Егор. — Выбор делать надо. Но что в этом такого уж выдающегося? Мы же люди, мы постоянно так трудно выбираем. Например, распространённая ситуация, когда находишь свою половинку, хочешь создать семью, а родители по какой-то причине против. Или твой любимый человек хочет, к примеру, уехать в тёплые регионы, а папе с мамой Сибирь дорога, и они заявляют, что так тут и умрут. А ты их бросать не хочешь... И приходится это решение с кровью из сердца выдирать. Выбирать-то надо, никуда не денешься. Бывают случаи, когда компромисс невозможен. И сколько таких ситуаций в жизни встречается... — Он как-то по-стариковски вздохнул и обхватил себя руками.
— У тебя так уже было? — догадалась Соня. По позвоночнику снова пробежал холодок тревоги.
— Было, — еле слышно отозвался Егор и надолго замолчал.
Соня шагала рядом, осторожно касаясь стволов сосен, растущих близко к тропе, и стараясь не наступать на их выпирающие из слоя порыжелых иголок узловатые корни. Егор с лёгкой рассеянной улыбкой поглядывал по сторонам, но в глазах его стыла тёмная зелень, холодная и пугающая, как чаща заповедной тайги.
Что там, в этой чаще? Что там, за этой маской спокойствия и небрежной рассеянности?..
— Я восемь лет назад чуть не женился, — наконец нарушил молчание Егор. Соня вздрогнула, хотя чего-то в таком роде и ожидала. — Она... Мечтала уехать к морю. И уехала. — Он снова замолчал и тряхнул кистью руки, будто отбрасывая что-то прилипшее к ладони.
— А ты не мог, даже если бы и захотел, — тихо закончила за него Соня.
Егор никак не отреагировал.
— Ох... — Щёки загорелись, будто девушка наклонилась к топке печи. — Ты хотел уехать с ней?..
— Ну... Я же всего-навсего человек, — невесело усмехнулся Егор. — Но... Всё же не просто человек. И это тоже выбор, Соня, — он впервые назвал её по имени, и в груди будто забился на ветру прошлогодний листок, перезимовавший на ветке, — кем ты останешься, когда возникнет конфликт интересов.
— Это означает... Я могу и не быть Хранительницей? Просто перестать делать то, что... Что меня тянет делать? Эти все заторы, мусор и прочее?
— Теоретически — да, можешь. — Егор с усмешкой глянул на спутницу. — А на практике — смогла бы? Как думаешь?
— Н-нет... — Соня поёжилась и обхватила себя руками. Она помнила, каким непреодолимым бывает этот зов. Ни спать, ни есть, ни усидеть на месте... Не просто беспокойство — настоящая боль.
— Это ведь так же, как бывает, когда знаешь, что близкому человеку плохо, и ты можешь помочь... Или не можешь, и понимаешь это прекрасно... но сидеть на месте спокойно всё равно не в состоянии, — тихо продолжил Егор. — И самое страшное тут то, что ты частенько между двух огней оказываешься. Да что я тебе-то говорю... — Он махнул рукой. — Ты это лучше многих понимаешь.
— Папа и Демьян Михайлович. Завод и город, — подхватила Соня. — Вот как... Я не знаю, как быть, Егор. Просто не знаю... — Горло сдавило, в глазах защипало. Она отвернулась, прижав ладонь ко рту и пытаясь унять слёзы. Не получилось.
— Ну что ты... — растерянно пробормотал Егор, делая шаг к ней. — Ну не плачь... — Он коснулся её плеча — нерешительно, почти неощутимо, но Соня будто бы почувствовала тепло его ладони через ткань кофты и плаща. — Я понимаю, как тебе сложно. Правда понимаю... Хотя, конечно... — Он сжал её плечо чуть сильнее и со вздохом убрал руку. — Толку-то тебе с этого понимания...
— Толку много... — Голос срывался, Соня никак не могла справиться с подступившими слезами. — Одной-то со всем этим вообще страшно было бы. Спасибо... За поддержку.
— Не за что, — улыбнулся Егор. — Я пока ничего полезного для тебя ещё не сделал. Но если что — имей в виду: чем смогу — помогу. Звони в любое время и вообще... — Он снова коснулся плеча Сони — ободряюще и уже смелее. — Ладно, пойдём дальше, надо уже с дядькой бором пообщаться, а то скоро темнеть начнёт.
— А тебе надо в какое-то особое место для этого идти? — удивилась Соня. Слёзы мигом отступили под натиском любопытства.
— Да не то чтобы надо... Просто есть у меня любимое место здесь. Да и народ туда не забредает, не мешает.
— А я не помешаю?
— Ты — нет. Точно нет. — Почему-то от этих слов — а может, от интонации, или просто от голоса, ох уж этот голос! — снова часто-часто застучало сердце...
Чем отличается любимое место Хранителя от всех прочих участков бора, Софья так и не поняла. Но место и в самом деле было уединённым и очень тихим — сюда не доносился даже несмолкаемый гул недалёкого Логового шоссе.
Егор подошёл к одной из сосен и положил ладони на ствол, приобняв, будто взяв за талию партнёршу в танце. Соня остановилась шагах в пяти позади, чтобы не мешать.
Заходящее солнце оранжевыми лучами сквозь стволы и кроны сосен кололо спину и затылок. Холодало, от реки ползли вверх по логу запахи тумана, тины и мокрых камней. Печально вскрикивала какая-то птичка. Сердце щемило — и тревогой, и грустью, и при этом предчувствием чего-то очень хорошего...
«Какое уж тут хорошее...» По спине снова изморозью просыпалась тревога. Соня уставилась на замершего Егора, ожидая его слов. Что скажет бор? И чью сторону примет его Хранитель?
Сама Соня боялась признаться себе в том, что уже приняла решение...
«Конфликт интересов... Да провались всё в тартарары и в преисподнюю! Мы люди, у нас вся жизнь — конфликт каких-то интересов, тут Егор прав. И если разум помочь не может — как это он там сказал? Количественных оценок-то нет... Тогда остаётся слушать сердце. А оно мне насоветует, ох насоветует...»
Егор медленно повернулся, опуская руки. Соня впилась взглядом в его лицо.
— Он против. — Хранитель развёл руками и беспомощно улыбнулся. — Говорит — видит много бед от загрязнений в будущем. Просто грязь, да ещё и аварии. И это может очень плохо кончиться для всех.
