— В том-то и дело, что никак. Вежливый, отстранённый. Постоянно подчёркивает, что я ему даром не упала.
— И никогда комплиментов не делает?
— Нет, может, пару раз, походя.
— А спите как?
— Да вот тут и спим.
— Вместе, на одной кровати? — изумилась Наташка. — И ничего не было?
— Не вместе, а каждый на своей половине.
— И никогда никаких поползновений?
— Нет. — Ну как я ей про меч расскажу? — Он там, я здесь. Границу не нарушаем.
— Да-а, — протянула подруга. — Железный мужик. А если бы нарушил, ты как? Согласилась?
Я схватилась за голову двумя руками:
— Ничего не спрашивай. Не знаю я. Ничего не знаю!
— Прости, Маш. — Подруга обняла меня. — Это всё ещё больная тема для тебя? А всё из-за этого урода, Эдьки. Ты после того случая такая зажатая стала. Даже взглядов боишься. Зря тогда не написала на него заяву.
— Кому бы от этого легче стало? Мне? Он пьяный был. Зачем портить жизнь человеку?
— А то, что он тебе жизнь испортил, ничего? — возмутилась Наташка.
— Ага, а что бы я матери сказала? Правду? Что её дочь чуть не изнасиловали в день пятнадцатилетия? Да я бы потом ей в глаза смотреть не смогла.
— Машка, дурочка. Ты-то не причём! Никто бы тебя не винил!
— Ладно, хватит об этом. Не хочу вспоминать.
— И то верно. Что с этим делать будешь? — кивнула подруга на листочки.
— Я ему их предъявлю. Вот пусть попробует ещё хоть слово о приличиях мне сказать!
— Притормози, подруга. Ты хочешь поругаться с ним или объясниться?
— Поругаться! Это факт.
— Тяжёлый случай. Ну и чего ты добьёшься? Наорёте друг на друга, наговорите гадостей, и кому от этого будет лучше? — Я угрюмо молчала. — Маш, хочешь совет? Не говори ему об этом. Будь умнее. Это будет твой козырь в крайнем случае.
— О чём ты говоришь? У нас ничего нет, и не будет. Посмотри на меня: кому я такая нужна?
— Не говори глупостей. Ты очень славная девчонка.
— Да-да. Очень славная! И девчонка, сразу видно. Мне об этом не устают напоминать. Вечно за ребёнка принимают.
— Ну, так и хорошо. У мужчины такая девушка сразу вызывает желание заботиться и защищать. А фигурка у тебя очень ладная, аккуратная. Всё при тебе, не наговаривай на себя. Сама посмотри. — Подруга подвела меня к зеркалу в прихожей. — Тоненькая и стройная. Я тебе откровенно завидую. Есть можешь, что угодно и в любых количествах.
— Метр с кепкой. На всех снизу вверх смотрю.
— Во-первых, не такая уж ты и маленькая. А во-вторых, уж лучше снизу смотреть, некоторые себе парня из-за роста найти не могут, все ниже их оказываются. Каблуки можешь любые носить.
— Заморыш.
— Прекрати, Машка! При твоём росте худоба смотрится как хрупкость. Это высоких девок называют тощими, а к тебе этот термин неприменим никак. Убедила?
— Ну, про волосы-то ты ничего не сможешь сказать.
— А что волосы? Хорошие, густые, а если тебе цвет не нравится, так кто мешает покраситься? И стрижку покороче, тебе пойдёт.
— А лицо? Совершенно невыразительное.
— Нормальное лицо. Славянские черты. А выразительность тебе эмоции придают. Ты же впечатлительная, всё близко к сердцу принимаешь, и отражается это на лице. А если накрасить нормально, вообще красавицей будешь. Думаешь, звёзды все поголовно красотки? Фигня! С них макияж смыть — такие страшилы, показывали как-то по телику передачу. Так что делаем вывод: ты очень привлекательная девушка!
— Хитра ты, Наташка! Все мои недостатки расписала как величайшие достоинства.
— Так и есть. А тем, кто говорит обратное — не верь. Они завидуют.
Я засмеялась:
— Вот за что я тебя люблю, это за твой оптимизм! Ты в любой ситуации найдёшь светлую сторону. Пошли на кухню, обе голодные, ты вообще с дороги, а я тебя гружу тут своими проблемами.
Вот чёрт! И зажевать нечего! Король со своими замашками и помешанностью на здоровом питании всё повыкидывал! Я предложила подруге пока чаю и фруктов, а сама взялась почистить картошку. А мясо разморозить ещё надо.
— Не суетись, — отозвалась та, копаясь в своих сумках. — У меня куча съестного, родственники нагрузили. Собирали, как в голодный край.
Наташка выставила на стол какие-то соленья, варенья, домашнюю колбасу. Всё упаковано, запаковано и перевязано верёвочками. Сердце заныло от тоски по дому и умершей бабушке.
Пока не сели за стол, я решила позвонить Ольге, смущённо объяснив Наташке, что ищу ей место жительства. Та улыбнулась и сказала, что и сама не хочет устраивать мне подлянку, отсвечивая здесь.
Ольга порадовала меня сообщением, что её соседки съезжают, и она готова принять Наташку к себе на постоянное жительство. Следом раздался звонок Таньки, которая, гордясь собственной изворотливостью, выпалила, что есть место в общаге. Хоть сейчас заезжай.
— Ну вот, а ты переживала. Где наша не пропадала?
— Куда пойдёшь? В общаге платить почти ничего не надо. Я и сама подумывала, не уйти ли к девчонкам, да мама категорически против. Говорит, хоть на последние деньги снимай квартиру, у меня на душе спокойнее будет. Кто-то ей порассказал, что сейчас в общагах делается: пьянство и разврат. Не переубедишь.
— Не, я лучше к Ольге. Одноклассница всё же, а в общаге я никого не знаю.
Мы перезвонили Ольге, сообщили об окончательном решении. Наташка сама поговорила с ней и сказала, что та предложила нам вместе приезжать на репетицию к ней в училище, а оттуда они поедут на квартиру.
Потом, скрепя сердце, я позвонила маме и скороговоркой выпалила, чтобы она передала Наташкиной матери, что всё в порядке, с Наташкой мы встретились, сидим, пьём чай. Сказать, что подруга у меня жить не будет, так сразу не решилась. Вообще не представляю, как эту ситуацию родителям можно объяснить. Тут надо хорошо подумать. А пока лучше им ничего не рассказывать. Спокойнее будут.
Я помогла подруге отобрать самые необходимые вещи, чтобы сегодня переночевать на новом месте, а завтра забрать всё остальное.
— Вот я завтра приеду и посмотрю на вас вместе, — хитро улыбнулась Наташка. — Рано утром не буду, чтобы не поднимать с постели. Во сколько вы встаёте?
Я задумалась:
— Ну, поздно мы точно не встаём. Каждый день дела. Дэн целыми днями пропадает где-то, по своим делам мотается.
— Так выходной же?
— Он выходных не признаёт. У них это не принято.
— У них! — многозначительно повторила подруга из комнаты. — Судя по письменности, он явно не европеец. Заинтриговала ты меня. Он не араб какой-нибудь? А то, может, у него дома гарем. Возьмёт тебя любимой женой, — весело закончила она. Я насупилась: «Не смешно», — а сама подумала, что у него там всё что угодно может быть. Я, к слову сказать, даже не в курсе, а не женат ли он. То, что он не упоминал о жене, ещё ничего не значит. А может, у него фавориток полный дворец. Да о чём мы говорим вообще? Он король! А я кто?
Последнюю фразу я, кажется, сказала вслух, потому что Наташка выглянула из комнаты и, прищурив глаза, спросила:
— Что ты сказала? Мне послышалось…
— Ничего, — поспешно отозвалась я, отворачиваясь и закусывая побелевшие костяшки пальцев.
— Маша, — подошла подруга ко мне. — Повтори ещё раз, что ты сейчас сказала? Он… кто?
— Да ничего я не говорила, так, подумала. Расскажи лучше, как вы умудрились встретиться?
Наташка подозрительно покосилась на меня, но рассказала, что нашла адрес и подъезд, а попасть внутрь, конечно, не смогла. Попыталась набрать номер квартиры, в надежде на то, что я дома, но безрезультатно (особенно, если учесть, что домофон в квартиру не проведён). И тут подошел молодой человек, открыл дверь подъезда и вежливо предложил проходить. Донёс ей сумки до лифта, но сам ехать отказался и ушёл на лестницу. А потом подошёл к моим же дверям, в которые она безуспешно звонила, и поинтересовался, не она ли та подруга, которую ждала Маша. Ошалевшая Наташка только и смогла, что кивнуть. Парень по-хозяйски распахнул дверь квартиры, сказал, что зашёл на пять минут — переодеться, и предложил подождать меня. Едва сняв верхнюю одежду (дублёнку ей вежливо помогли снять) и пройдя в комнату, Наташка почувствовала, что смертельно устала, и немедля уснула. Разбудила её уже я. Мдя, опять штучки короля. Понятненько. Ему надо было спокойно переодеться, снять иллюзию с квартиры, чтобы не пройти при Наташке насквозь какую-нибудь мебель или стеночку, и, по-возможности, избежать расспросов. А погрузить человека в сон, это он запросто, я уже на себе испытала подобный трюк.
Пора было выезжать к Ольге. Мы подхватили по пакету с вещами и двинулись к остановке. Пока добирались на автобусе до центра, Наташка опять завела разговор про мои отношения с Дэном, а я вяло отбивалась от предложенной помощи на любовном поприще. Подружка не отставала, заходила с разных сторон, спрашивала, а как мы ложимся спать, раздеваемся друг перед другом, а ходим ли мы куда-то вместе, а кто покупает продукты и т. д. Через пятнадцать минут непрерывной бомбардировки, Наташка наконец-то умолкла, минут пять молчала, а потом вдруг хлопнула себя по лбу:
— Машка, да ведь шикарный случай представляется!
— Что ещё ты придумала? — вздохнула я. От откровенных расспросов и свободных рассуждений на тему моих и Дэновых чувств было как-то не по себе.
— Позови его на свадьбу к Маринке! — торжественно выдала подруга.
— Рехнулась? Как ты предлагаешь это сделать? Да и не пойдёт он, не зная никого, даже жениха с невестой.
— А ты его как брата позови, чтобы он за тобой присмотрел, мол, мало ли чего, пьяные все будут, возвращаться среди ночи придётся. И вообще, не интересно ему, что ли, посмотреть на наш праздник, раз он иностранец?
Я подумала, что рациональное зерно в этом есть.
— А уж мы тебя приоденем и соберём по высшему разряду, не хуже невесты будешь. Точно тебе говорю, не устоит. Где ещё показать себя во всей красе, как не на празднике, тем более ты там петь будешь, — закончила она, блестя на меня хитрющими глазами.
— Наташка, ты сводница! — выдала я вердикт, а в голове уже прокручивались варианты. Попробовать-то можно.
— Ага, — радостно согласилась подруга. — Тебя не подтолкни, так останешься старой девой. Он же не навечно приехал? Когда-нибудь уедет. Так что успевать надо.
Я помрачнела:
— Вот именно, что уедет. А я останусь. Нафиг мне такое счастье?
— А это уж от тебя зависит, будет ли счастье. Сумеешь завоевать его сердце, так он предложит с собой уехать, или уедет, но вернётся. За свою любовь надо бороться! Будешь сидеть на месте, так и останешься одна, да с сердечной раной. Ты же ему тоже нравишься, так надо подтолкнуть вас немножко. Раз уж вы такие оба. Это же надо, спят на одной постели, и делают вид, что никого рядом нет! — фыркнула под конец Наташка.
— Ты не вздумай об этом Ольге проговориться! — предупредила я. — У неё там Мишка часто бывает, не хватало ещё, чтобы до него это дошло.
— Успокойся, не буду я болтать. Ты же меня знаешь. А что тебе Мишка? — удивилась подруга.
— Ничего. Мне ещё петь с ним на свадьбе, а мы в понедельник напились до поросячьего визга — встречу решили обмыть. Не знаю, как сейчас встречусь с ним, вспоминая, что мы вытворяли…
— Ну-ка, поподробнее!
— Всё тебе расскажи. Целовались мы с ним!
— Неплохо! — обалдела Наташка. — Так, может, я тебя не с тем парнем пытаюсь свести? И часто ты с ним видишься?
— То-то и оно, что первый раз встретились за четыре года. И такая фигня.
— Прогресс, однако! Чтобы ты с кем-то целовалась! Он тебе понравился?
— Наташка, прекрати мне всех подряд сватать! Сама знаешь, мы с ним сто лет знакомы. Что я ему сейчас скажу? Так стыдно! Я сильно пьяная была. И ещё на Дэна злая.
— Почему злая?
— С библиотекаршей увидела. Ему надо было ускорить в библиотеке свои дела, вот и пошёл знакомиться. Буквально за пару часов девицу из редкого фонда склеил.
— Обалдеть! Машка, я уже в полной прострации от твоих дел. Даже не знаю, что и сказать.
— Вот и не говори ничего. Дай настроиться на разговор с Мишкой. Мне ещё с ним разбираться.
— Ладно, молчу. Посмотрю сейчас на вас с Мишкой, а завтра с Дэном твоим.
— Наташ, только ты его Данилом зови, пожалуйста. Это он мне разрешил его Дэном звать.
— Во, а говоришь, что ему нет до тебя дела, — устало махнула рукой подруга.
Наконец, прорвавшись через все пробки, автобус доставил нас до театрального училища. Ольга, вышедшая в холл, расцеловала нас обеих и спокойно провела мимо вахтёра, заявив, что мы артисты. Тот только кивнул, видимо, такое тут в порядке вещей. Я шла с колотящимся сердцем. Что мне сейчас скажет Мишка, и что я ему скажу?
Мы зашли в какую-то аудиторию, где был небольшой помост с микрофонами, колонки и другая техника. Ольга по-быстрому вытурила оттуда кучку студентов, заявив, что у нас серьёзная репетиция. Едва мы разделись, подошёл Мишка. Я настороженно покосилась в его сторону. Парень серьёзно рассматривал меня.
— Привет, — неуверенно поздоровалась я.
Может, пронесёт? Спишется на пьянку? Не тут-то было. Мишка сразу решил взять быка за рога:
— Привет честной компании! Девчонки, мне Маше надо пару слов сказать, вы не против? — И почему-то посмотрел на Ольгу. Та дёрнула плечом:
— Говорите, только недолго, ага? И так времени в обрез. Сюда после нас ещё придут на репетицию. А мы с Наташей пока жилищный вопрос обсудим.
Едва девчонки вышли, Мишка без слов попытался прижать меня к стенке и поцеловать.
— Миш, не надо, — с трудом уклонилась я от его губ. Руки задрожали, пришлось их спрятать под мышки.
— А в понедельник ты была не против, — разочарованно произнёс он, опершись руками о стенку по обе стороны от моих плеч и внимательно вглядываясь в моё лицо.
— Я пьяная была, и практически больная, как домой пришла, сразу температура поднялась, — отвела я глаза, избегая настойчивого взгляда. И с трудом выдавила необходимые слова: — Прости, давай будем считать, что ничего не было. Иначе нам трудно будет встречаться и петь вместе.
— Значит, ничего не было? — Во взгляде Мишки была горечь. — Ты что, не помнишь, о чём мы с тобой говорили? Что я тебе сказал?
— Нет, вообще не помню. — Я испуганно попыталась пробудить свою память. Пусто. Когда мы успели с ним поговорить?
Мишка одарил меня долгим взглядом, потом усмехнулся:
— Эх ты, кнопка! Пить меньше надо! — легонько щёлкнул по моему носу и, наконец, опустил руки. Я с облегчением выдохнула и сразу отошла, села.
— Что за мужик-то был? Ты обещала рассказать. Из-за него ведь всё. Или это ты тоже не помнишь? — Мишка сел напротив, подперев кулаком лицо.
— Это помню. Я же говорила — брат.
— Что ты заливаешь? Какой брат? Я что, твоих братьев не знаю?
— Так те кровные, а этот названный. — От сердца немного отлегло, кажется, самый острый момент позади.
— Это новость! А родители в курсе о новом сыне?
Я чуть не покраснела.
— Нет, конечно. Но он меня опекает не хуже Юрки.
— Ага. Женихов гоняет? Меня чуть взглядом не убил. Сам благодарит, а в глазах — смертный приговор. Я подумал — муж, никак не меньше. — Говорил Мишка шутливым тоном, но смотрел ой как серьёзно.
— Он просто мой друг, причём на морали помешанный.
— На чьей морали, твоей? Сильно беспокоится? Ну-ну.
— Миш, не надо, пожалуйста! Я не хочу с тобой ссориться. Мы же дружим с детских лет. — Я уже чуть не плакала.
— Ладно, не реви, — пробурчал он. — Дружим, значит дружим.
— Правда? Не держи на меня зла. Я просто была очень рада тебя видеть.
— И я был рад, и сейчас рад.
— И никогда комплиментов не делает?
— Нет, может, пару раз, походя.
— А спите как?
— Да вот тут и спим.
— Вместе, на одной кровати? — изумилась Наташка. — И ничего не было?
— Не вместе, а каждый на своей половине.
— И никогда никаких поползновений?
— Нет. — Ну как я ей про меч расскажу? — Он там, я здесь. Границу не нарушаем.
— Да-а, — протянула подруга. — Железный мужик. А если бы нарушил, ты как? Согласилась?
Я схватилась за голову двумя руками:
— Ничего не спрашивай. Не знаю я. Ничего не знаю!
— Прости, Маш. — Подруга обняла меня. — Это всё ещё больная тема для тебя? А всё из-за этого урода, Эдьки. Ты после того случая такая зажатая стала. Даже взглядов боишься. Зря тогда не написала на него заяву.
— Кому бы от этого легче стало? Мне? Он пьяный был. Зачем портить жизнь человеку?
— А то, что он тебе жизнь испортил, ничего? — возмутилась Наташка.
— Ага, а что бы я матери сказала? Правду? Что её дочь чуть не изнасиловали в день пятнадцатилетия? Да я бы потом ей в глаза смотреть не смогла.
— Машка, дурочка. Ты-то не причём! Никто бы тебя не винил!
— Ладно, хватит об этом. Не хочу вспоминать.
— И то верно. Что с этим делать будешь? — кивнула подруга на листочки.
— Я ему их предъявлю. Вот пусть попробует ещё хоть слово о приличиях мне сказать!
— Притормози, подруга. Ты хочешь поругаться с ним или объясниться?
— Поругаться! Это факт.
— Тяжёлый случай. Ну и чего ты добьёшься? Наорёте друг на друга, наговорите гадостей, и кому от этого будет лучше? — Я угрюмо молчала. — Маш, хочешь совет? Не говори ему об этом. Будь умнее. Это будет твой козырь в крайнем случае.
— О чём ты говоришь? У нас ничего нет, и не будет. Посмотри на меня: кому я такая нужна?
— Не говори глупостей. Ты очень славная девчонка.
— Да-да. Очень славная! И девчонка, сразу видно. Мне об этом не устают напоминать. Вечно за ребёнка принимают.
— Ну, так и хорошо. У мужчины такая девушка сразу вызывает желание заботиться и защищать. А фигурка у тебя очень ладная, аккуратная. Всё при тебе, не наговаривай на себя. Сама посмотри. — Подруга подвела меня к зеркалу в прихожей. — Тоненькая и стройная. Я тебе откровенно завидую. Есть можешь, что угодно и в любых количествах.
— Метр с кепкой. На всех снизу вверх смотрю.
— Во-первых, не такая уж ты и маленькая. А во-вторых, уж лучше снизу смотреть, некоторые себе парня из-за роста найти не могут, все ниже их оказываются. Каблуки можешь любые носить.
— Заморыш.
— Прекрати, Машка! При твоём росте худоба смотрится как хрупкость. Это высоких девок называют тощими, а к тебе этот термин неприменим никак. Убедила?
— Ну, про волосы-то ты ничего не сможешь сказать.
— А что волосы? Хорошие, густые, а если тебе цвет не нравится, так кто мешает покраситься? И стрижку покороче, тебе пойдёт.
— А лицо? Совершенно невыразительное.
— Нормальное лицо. Славянские черты. А выразительность тебе эмоции придают. Ты же впечатлительная, всё близко к сердцу принимаешь, и отражается это на лице. А если накрасить нормально, вообще красавицей будешь. Думаешь, звёзды все поголовно красотки? Фигня! С них макияж смыть — такие страшилы, показывали как-то по телику передачу. Так что делаем вывод: ты очень привлекательная девушка!
— Хитра ты, Наташка! Все мои недостатки расписала как величайшие достоинства.
— Так и есть. А тем, кто говорит обратное — не верь. Они завидуют.
Я засмеялась:
— Вот за что я тебя люблю, это за твой оптимизм! Ты в любой ситуации найдёшь светлую сторону. Пошли на кухню, обе голодные, ты вообще с дороги, а я тебя гружу тут своими проблемами.
Вот чёрт! И зажевать нечего! Король со своими замашками и помешанностью на здоровом питании всё повыкидывал! Я предложила подруге пока чаю и фруктов, а сама взялась почистить картошку. А мясо разморозить ещё надо.
— Не суетись, — отозвалась та, копаясь в своих сумках. — У меня куча съестного, родственники нагрузили. Собирали, как в голодный край.
Наташка выставила на стол какие-то соленья, варенья, домашнюю колбасу. Всё упаковано, запаковано и перевязано верёвочками. Сердце заныло от тоски по дому и умершей бабушке.
Пока не сели за стол, я решила позвонить Ольге, смущённо объяснив Наташке, что ищу ей место жительства. Та улыбнулась и сказала, что и сама не хочет устраивать мне подлянку, отсвечивая здесь.
Ольга порадовала меня сообщением, что её соседки съезжают, и она готова принять Наташку к себе на постоянное жительство. Следом раздался звонок Таньки, которая, гордясь собственной изворотливостью, выпалила, что есть место в общаге. Хоть сейчас заезжай.
— Ну вот, а ты переживала. Где наша не пропадала?
— Куда пойдёшь? В общаге платить почти ничего не надо. Я и сама подумывала, не уйти ли к девчонкам, да мама категорически против. Говорит, хоть на последние деньги снимай квартиру, у меня на душе спокойнее будет. Кто-то ей порассказал, что сейчас в общагах делается: пьянство и разврат. Не переубедишь.
— Не, я лучше к Ольге. Одноклассница всё же, а в общаге я никого не знаю.
Мы перезвонили Ольге, сообщили об окончательном решении. Наташка сама поговорила с ней и сказала, что та предложила нам вместе приезжать на репетицию к ней в училище, а оттуда они поедут на квартиру.
Потом, скрепя сердце, я позвонила маме и скороговоркой выпалила, чтобы она передала Наташкиной матери, что всё в порядке, с Наташкой мы встретились, сидим, пьём чай. Сказать, что подруга у меня жить не будет, так сразу не решилась. Вообще не представляю, как эту ситуацию родителям можно объяснить. Тут надо хорошо подумать. А пока лучше им ничего не рассказывать. Спокойнее будут.
Я помогла подруге отобрать самые необходимые вещи, чтобы сегодня переночевать на новом месте, а завтра забрать всё остальное.
— Вот я завтра приеду и посмотрю на вас вместе, — хитро улыбнулась Наташка. — Рано утром не буду, чтобы не поднимать с постели. Во сколько вы встаёте?
Я задумалась:
— Ну, поздно мы точно не встаём. Каждый день дела. Дэн целыми днями пропадает где-то, по своим делам мотается.
— Так выходной же?
— Он выходных не признаёт. У них это не принято.
— У них! — многозначительно повторила подруга из комнаты. — Судя по письменности, он явно не европеец. Заинтриговала ты меня. Он не араб какой-нибудь? А то, может, у него дома гарем. Возьмёт тебя любимой женой, — весело закончила она. Я насупилась: «Не смешно», — а сама подумала, что у него там всё что угодно может быть. Я, к слову сказать, даже не в курсе, а не женат ли он. То, что он не упоминал о жене, ещё ничего не значит. А может, у него фавориток полный дворец. Да о чём мы говорим вообще? Он король! А я кто?
Последнюю фразу я, кажется, сказала вслух, потому что Наташка выглянула из комнаты и, прищурив глаза, спросила:
— Что ты сказала? Мне послышалось…
— Ничего, — поспешно отозвалась я, отворачиваясь и закусывая побелевшие костяшки пальцев.
— Маша, — подошла подруга ко мне. — Повтори ещё раз, что ты сейчас сказала? Он… кто?
— Да ничего я не говорила, так, подумала. Расскажи лучше, как вы умудрились встретиться?
Наташка подозрительно покосилась на меня, но рассказала, что нашла адрес и подъезд, а попасть внутрь, конечно, не смогла. Попыталась набрать номер квартиры, в надежде на то, что я дома, но безрезультатно (особенно, если учесть, что домофон в квартиру не проведён). И тут подошел молодой человек, открыл дверь подъезда и вежливо предложил проходить. Донёс ей сумки до лифта, но сам ехать отказался и ушёл на лестницу. А потом подошёл к моим же дверям, в которые она безуспешно звонила, и поинтересовался, не она ли та подруга, которую ждала Маша. Ошалевшая Наташка только и смогла, что кивнуть. Парень по-хозяйски распахнул дверь квартиры, сказал, что зашёл на пять минут — переодеться, и предложил подождать меня. Едва сняв верхнюю одежду (дублёнку ей вежливо помогли снять) и пройдя в комнату, Наташка почувствовала, что смертельно устала, и немедля уснула. Разбудила её уже я. Мдя, опять штучки короля. Понятненько. Ему надо было спокойно переодеться, снять иллюзию с квартиры, чтобы не пройти при Наташке насквозь какую-нибудь мебель или стеночку, и, по-возможности, избежать расспросов. А погрузить человека в сон, это он запросто, я уже на себе испытала подобный трюк.
Пора было выезжать к Ольге. Мы подхватили по пакету с вещами и двинулись к остановке. Пока добирались на автобусе до центра, Наташка опять завела разговор про мои отношения с Дэном, а я вяло отбивалась от предложенной помощи на любовном поприще. Подружка не отставала, заходила с разных сторон, спрашивала, а как мы ложимся спать, раздеваемся друг перед другом, а ходим ли мы куда-то вместе, а кто покупает продукты и т. д. Через пятнадцать минут непрерывной бомбардировки, Наташка наконец-то умолкла, минут пять молчала, а потом вдруг хлопнула себя по лбу:
— Машка, да ведь шикарный случай представляется!
— Что ещё ты придумала? — вздохнула я. От откровенных расспросов и свободных рассуждений на тему моих и Дэновых чувств было как-то не по себе.
— Позови его на свадьбу к Маринке! — торжественно выдала подруга.
— Рехнулась? Как ты предлагаешь это сделать? Да и не пойдёт он, не зная никого, даже жениха с невестой.
— А ты его как брата позови, чтобы он за тобой присмотрел, мол, мало ли чего, пьяные все будут, возвращаться среди ночи придётся. И вообще, не интересно ему, что ли, посмотреть на наш праздник, раз он иностранец?
Я подумала, что рациональное зерно в этом есть.
— А уж мы тебя приоденем и соберём по высшему разряду, не хуже невесты будешь. Точно тебе говорю, не устоит. Где ещё показать себя во всей красе, как не на празднике, тем более ты там петь будешь, — закончила она, блестя на меня хитрющими глазами.
— Наташка, ты сводница! — выдала я вердикт, а в голове уже прокручивались варианты. Попробовать-то можно.
— Ага, — радостно согласилась подруга. — Тебя не подтолкни, так останешься старой девой. Он же не навечно приехал? Когда-нибудь уедет. Так что успевать надо.
Я помрачнела:
— Вот именно, что уедет. А я останусь. Нафиг мне такое счастье?
— А это уж от тебя зависит, будет ли счастье. Сумеешь завоевать его сердце, так он предложит с собой уехать, или уедет, но вернётся. За свою любовь надо бороться! Будешь сидеть на месте, так и останешься одна, да с сердечной раной. Ты же ему тоже нравишься, так надо подтолкнуть вас немножко. Раз уж вы такие оба. Это же надо, спят на одной постели, и делают вид, что никого рядом нет! — фыркнула под конец Наташка.
— Ты не вздумай об этом Ольге проговориться! — предупредила я. — У неё там Мишка часто бывает, не хватало ещё, чтобы до него это дошло.
— Успокойся, не буду я болтать. Ты же меня знаешь. А что тебе Мишка? — удивилась подруга.
— Ничего. Мне ещё петь с ним на свадьбе, а мы в понедельник напились до поросячьего визга — встречу решили обмыть. Не знаю, как сейчас встречусь с ним, вспоминая, что мы вытворяли…
— Ну-ка, поподробнее!
— Всё тебе расскажи. Целовались мы с ним!
— Неплохо! — обалдела Наташка. — Так, может, я тебя не с тем парнем пытаюсь свести? И часто ты с ним видишься?
— То-то и оно, что первый раз встретились за четыре года. И такая фигня.
— Прогресс, однако! Чтобы ты с кем-то целовалась! Он тебе понравился?
— Наташка, прекрати мне всех подряд сватать! Сама знаешь, мы с ним сто лет знакомы. Что я ему сейчас скажу? Так стыдно! Я сильно пьяная была. И ещё на Дэна злая.
— Почему злая?
— С библиотекаршей увидела. Ему надо было ускорить в библиотеке свои дела, вот и пошёл знакомиться. Буквально за пару часов девицу из редкого фонда склеил.
— Обалдеть! Машка, я уже в полной прострации от твоих дел. Даже не знаю, что и сказать.
— Вот и не говори ничего. Дай настроиться на разговор с Мишкой. Мне ещё с ним разбираться.
— Ладно, молчу. Посмотрю сейчас на вас с Мишкой, а завтра с Дэном твоим.
— Наташ, только ты его Данилом зови, пожалуйста. Это он мне разрешил его Дэном звать.
— Во, а говоришь, что ему нет до тебя дела, — устало махнула рукой подруга.
Наконец, прорвавшись через все пробки, автобус доставил нас до театрального училища. Ольга, вышедшая в холл, расцеловала нас обеих и спокойно провела мимо вахтёра, заявив, что мы артисты. Тот только кивнул, видимо, такое тут в порядке вещей. Я шла с колотящимся сердцем. Что мне сейчас скажет Мишка, и что я ему скажу?
Мы зашли в какую-то аудиторию, где был небольшой помост с микрофонами, колонки и другая техника. Ольга по-быстрому вытурила оттуда кучку студентов, заявив, что у нас серьёзная репетиция. Едва мы разделись, подошёл Мишка. Я настороженно покосилась в его сторону. Парень серьёзно рассматривал меня.
— Привет, — неуверенно поздоровалась я.
Может, пронесёт? Спишется на пьянку? Не тут-то было. Мишка сразу решил взять быка за рога:
— Привет честной компании! Девчонки, мне Маше надо пару слов сказать, вы не против? — И почему-то посмотрел на Ольгу. Та дёрнула плечом:
— Говорите, только недолго, ага? И так времени в обрез. Сюда после нас ещё придут на репетицию. А мы с Наташей пока жилищный вопрос обсудим.
Едва девчонки вышли, Мишка без слов попытался прижать меня к стенке и поцеловать.
— Миш, не надо, — с трудом уклонилась я от его губ. Руки задрожали, пришлось их спрятать под мышки.
— А в понедельник ты была не против, — разочарованно произнёс он, опершись руками о стенку по обе стороны от моих плеч и внимательно вглядываясь в моё лицо.
— Я пьяная была, и практически больная, как домой пришла, сразу температура поднялась, — отвела я глаза, избегая настойчивого взгляда. И с трудом выдавила необходимые слова: — Прости, давай будем считать, что ничего не было. Иначе нам трудно будет встречаться и петь вместе.
— Значит, ничего не было? — Во взгляде Мишки была горечь. — Ты что, не помнишь, о чём мы с тобой говорили? Что я тебе сказал?
— Нет, вообще не помню. — Я испуганно попыталась пробудить свою память. Пусто. Когда мы успели с ним поговорить?
Мишка одарил меня долгим взглядом, потом усмехнулся:
— Эх ты, кнопка! Пить меньше надо! — легонько щёлкнул по моему носу и, наконец, опустил руки. Я с облегчением выдохнула и сразу отошла, села.
— Что за мужик-то был? Ты обещала рассказать. Из-за него ведь всё. Или это ты тоже не помнишь? — Мишка сел напротив, подперев кулаком лицо.
— Это помню. Я же говорила — брат.
— Что ты заливаешь? Какой брат? Я что, твоих братьев не знаю?
— Так те кровные, а этот названный. — От сердца немного отлегло, кажется, самый острый момент позади.
— Это новость! А родители в курсе о новом сыне?
Я чуть не покраснела.
— Нет, конечно. Но он меня опекает не хуже Юрки.
— Ага. Женихов гоняет? Меня чуть взглядом не убил. Сам благодарит, а в глазах — смертный приговор. Я подумал — муж, никак не меньше. — Говорил Мишка шутливым тоном, но смотрел ой как серьёзно.
— Он просто мой друг, причём на морали помешанный.
— На чьей морали, твоей? Сильно беспокоится? Ну-ну.
— Миш, не надо, пожалуйста! Я не хочу с тобой ссориться. Мы же дружим с детских лет. — Я уже чуть не плакала.
— Ладно, не реви, — пробурчал он. — Дружим, значит дружим.
— Правда? Не держи на меня зла. Я просто была очень рада тебя видеть.
— И я был рад, и сейчас рад.
