Головной убор отсутствовал, и солнечные лучи играли на его чёрных коротких волосах.
При её появлении Дамир плавно повернул голову, глянул из-под тёмных ресниц и бархатисто приказал:
– Подойди.
И вновь его глубокий, густой голос оказал на Марианну странное воздействие. Ей хотелось купаться в нём, хотелось заворачиваться в него, словно в уютное тепло пелерины, хотелось быть окружённой им со всех сторон.
– Зачем?
– Хочу проверить.
Страха не было. Лишь опасение пополам с предвкушением. И Марианна пошла к нему, смело ступая по тёплой солнечной дорожке деревянного пола.
Остановилась в двух шагах, и Дамир со смертоносной грацией ирбиса взметнулся ей навстречу, подступил вплотную. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, как тогда, после боя, а потом он склонил голову и поцеловал.
Марианна рвано выдохнула, принимая первое в жизни касание мужских губ, и тут же язык Дамира настойчиво раздвинул её губы, прошёлся в ласке вдоль зубов, скользнул в рот... На каких-то инстинктах, не зная, почему поступает именно так, Марианна подалась к нему, неуверенно ответила. И сдержанная изучающая ласка его поцелуя превратилась в горячую и яркую. Столь яркую, словно солнечный свет, заливающий комнату, осветил Марианну всю, затопил до кончиков пальцев, до самого сокровенного уголка души.
Но солнечный отсвет не смягчил хищные черты разорвавшего поцелуй мужчины, лишь сделал ещё опаснее и притягательнее. Марианна прянула назад.
– Проверил?
– Да, – низко шепнул он в ответ. – Отзывчивая.
И поднявший руку Дамир коснулся её щеки практически невесомо, самыми кончиками пальцев; неспешно, словно знакомясь с ощущением её кожи, очертил скулу; лёгким касанием заставил приподнять подбородок.
– Осыплю драгоценностями, наряжу в шелка и меха... подарю ночи, полные наслаждения. Поедешь со мной?
– В качестве кого? – с вызовом спросила она. – Трофея? Бесправной наложницы великого султана?
Его глаза сверкнули довольством.
– Догадалась.
– Ты не особо таился.
– Умная. Храбрая. Желанная, – тёмный взгляд Дамира вновь остановился на её губах. – Жаль, что Габсбург.
– Надменный Осман!
Его рука легла на её затылок, пальцы запутались в волосах и в следующий миг они вновь целовались. Новый поцелуй был сладок и грешен в танце языков, отравлял кровь коварным ядом дурмана, от него у Марианны закружилась голова, словно после полной чаши пряного горячего глинтвейна. Шаль опала на пол из разомкнувшихся пальцев, и Марианна в поисках опоры уронила руки на широкие мужские плечи. Дамир удержал её за талию, чуть улыбнулся.
– Поедешь?
– Нет.
– Отчего?
Она пытливо глянула в его мерцающие золотыми искрами глаза, бывшие столь близко, что видела собственное отражение в глубине пламенеющих зрачков.
– Действительно спрашиваешь? Не возьмёшь силой?
– Возьму силой – ты не смиришься, – Дамир вдруг склонился и коснулся губами чувствительной кожи возле уха, потом скользнул ниже, медленными горячими поцелуями лаская каждый дюйм её шеи. Тихо ахнувшая Марианна невольно откинула голову назад, прикрыла глаза, затаив дыхание прислушиваясь к своим ощущениям. Он остановился на границе ворота платья, смял мягкую шерсть пальцами, но не дёрнул вниз, как она опасалась. – Что дальше? В мешок и в Босфор? Жалко. Твоя улыбка... Не хочу, чтобы ты приняла смерть по моей воле.
– Не поеду.
– Здесь ты погибнешь.
– Тот, кто между погибелью и бесчестием выбирает бесчестие, примет и то, и другое.
– Хороша, – выдохнул он. Обхватил пальцами, жёсткими и сильными, её подбородок и, слегка надавливая, погладил большим пальцем нижнюю губу. Глянул в её глаза властно и требовательно. – Хочу, чтобы была моей.
– А “земли без помех” больше не хочешь?
– Хочу. Но... это моя цена.
– Непомерно высока.
– Я готов платить.
– Однако мне расплачиваться нечем.
– Нет?
– Нет, – горьким эхом отозвалась Марианна. Глубоко вдохнула, в последний раз вбирая в ноздри, жадно впитывая в память его запах: пряный, терпкий, но тонкий. – Кого ты искал на той дороге?
– Твоего брата.
– Чтобы убить?
– Нет.
– Что ты задумал?
Туманно усмехнувшийся Дамир убрал руку, отступил на два шага назад.
– Собирайся. До заката будем под Ополе. Там наши пути разойдутся. Если не передумаешь.
– Дамир!
Он обернулся от двери. Марианна знала, что своим поступком предаст всех своих родственников и, быть может, упустит шанс раз и навсегда покончить с присутствием османов здесь, в угрожающей близости от Вены. Не из-за опасений ли, что Вацлав предпочтёт сохранить важные для Варшавы, но не для Вены земли, император пошёл на размен с османами? Габсбурги и Османы больше не воюют, но это не значит, что они не враги. Не зря ни Ней, ни Целль вчера ничего не сказали про отравленных гусар – и позже не скажут точно. Лишь помогут убивать османов, потому что сейчас, очевидно, с приставленными к горлу клинками капыкулу рычат от бессильной ненависти. И ей надо промолчать, просто промолчать...
Но у неё перед этим мужчиной долг жизни.
– Нас нагоняют крылатые гусары. Много. Уезжай быстрее, без меня.
Из полутьмы под притолокой Дамир окинул её, одиноко стоящую в солнечных лучах посреди крестьянской избы, нечитаемым взглядом и сухо повторил:
– Провожу до Ополе.
Сразу после его ухода в комнату ворвалась бледная фрау Ульфштадт. Метнулась к ней, схватила за плечи. В ужасе взглянула на упавшую на пол шаль, потом – на разрумянившиеся щеки Марианны, в её томные и влажные глаза. С исказившим лицо брезгливым презрением отступила…
И с замаха отвесила пощёчину.
Сдержавшая вскрик Марианна осторожно дотронулась до разбитой одним из колец фрау губы, молча посмотрела на окрасившиеся кровью подушечки пальцев.
Хватит. С неё хватит. Если уж она Габсбург, у неё есть долг и ради этого долга губят её жизнь, то пусть не смеют обращаться как с шелудивой собачонкой.
Спокойно подняла глаза на фрау Ульфштадт. Что фройляйн-гофмейстерин в них прочла – неизвестно, но... вдруг склонилась в реверансе.
– Прошу прощения, Ваше Королевское Высочество.
– Позовите мою камеристку, – холодно приказала Марианна. – И велите подать завтрак наверх. Скоро выезжаем.
Это была очень странная поездка. На Марианну, словно на прокажённую, все избегали смотреть, её мрачные спутники зло скалились на османов, капыкулу в ответ следили за ними холодно и настороженно. Но, тем не менее, ехали в едином темпе и шеренгу не растягивали – вчерашнее нападение оказалось хорошим уроком.
И приноровившаяся к размеренному монотонному движению Марианна погрузилась в размышления. О произошедшем между ней и Дамиром утром она старалась не думать. Он предложил, она отказалась, он отказ принял, вспоминать всё остальное – лишь бередить свежие раны на сердце. Потом поплачет о своей доле, если, конечно, ей представится возможность. Дамир многое, если не всё, прояснил во всеобщих ожиданиях от её с Вацлавом брака. И теперь Марианна ещё больше, чем раньше, не представляла, как ей избежать исполнения долга. Даже если просто сбежать – это поставит на грань войны две потерявших контроль над инструментом за исполнением договора империи. Это огромные человеческие жертвы, она на это пойти не может. Заключить как-то новый договор, где залогом будет не она? Но Марианна совершенно не представляла, как это сделать. Кто она вообще такая? Её влияние на политику может соперничать разве что с влиянием дворцовой левретки. К тому же Дамир – очевидно, император – наверняка тоже что-то темнили. Если и собираются соблюдать неписанный и даже не озвученный договор, то со своими оговорками. Что же она может сделать в данной ситуации? Ничего. Но уныние – главный грех для каждого верующего. На Господа надо уповать, просить в молитве спасения и просветления, но тому, кто сам ничего не делает, не помочь. Можно направить плывущую в водном потоке рыбу, но не приросший ко дну камень.
Она должна увидеть выход сама. А там, если на то будет воля Всевышнего, её направят или помогут. Не могут небеса одобрять брак дяди и племянницы, что бы там ни писали в Риме в своих буллах.
– Стой.
Появление Дамира рядом она как всегда пропустила. Настороженно вскинула взгляд, натянула повод, останавливая коня. Но ей Дамир ничего не сказал. Наклонился со своего вороного, жёстко и сильно схватил за узду Грома возле самых удил. Тот попытался было освободиться, но сразу понял всю бесполезность и присмирел.
Вдруг за спиной раздался взрыв, испуганно заржали и затанцевали лошади вокруг, Гром тоже дёрнулся, прижал уши, но... остался на месте.
Недоумевающая Марианна оглянулась и увидела, что каменный мост через небольшую, но глубокую речку, который они только что проехали, превратился в груду обломков в облаке пыли.
– Зачем?
– Задержит гусар на пару часов, – спокойно объяснил Дамир. Отпустил Грома и выпрямился. – Будут объезжать. Нам хватит.
– А местные жители? – возмутилась Марианна. – Как теперь ездить им?
Однако надменный Осман лишь усмехнулся.
– Местные – не тяжёлая кавалерия. Кинут мостки.
И вновь ускакал вперёд.
А Марианна, подумав пару минут, послала Грома вслед за ним. Дели и капыкулу на её поведение плевать, собственная свита уже судила и вынесла ей приговор, даже не соизволив выслушать оправдания, – кого ей теперь стесняться, перед кем держать лицо?
Когда она поравнялась с Дамиром, Фархад вновь мазнул по ней неприязненным взглядом, но молча придержал своего коня и отстал на два корпуса.
– Воеводства Речи Посполитой, которые отходят империям, где-то определены? – спросила Марианна, когда Дамир вопросительно приподнял брови, показывая, что готов слушать.
– Нет.
– Вацлав пойдёт против императора, если сочтёт, что нарушен договор с ним?
– Не знаю.
– Рейнграф Зельм – насколько широкими полномочиями может обладать?
– Достаточно. Он не только посол. Он эмин императора.
Эмин? Марианна удивилась, о таком титуле она слышала впервые. Или Дамир османским словом описал какое-то известное ей понятие?
– Кто такой эмин?
– Тот, кто говорит именем правителя. Лично правителя.
– Доверенное лицо, – подумав, перевела Марианна.
– Да. Зачем тебе?
– Ищу для себя выход из сплетённой вами паутины.
Дамир усмехнулся.
– Упрямая мушка. Найдёшь – что дальше?
Оторвавшаяся от своих размышлений Марианна непонимающе посмотрела на него.
– Дальше?
– Избежишь брака, – пояснил свой вопрос с какими-то вкрадчивыми интонациями в голосе Дамир, – как станешь жить?
Интересный вопрос, так далеко она ещё не заглядывала. Марианна рассеянно похлопала по шее, успокаивая, нервничающего от близости вороного османа Грома. Дамир спрашивает, придёт ли она потом к нему по доброй воле, а не от отчаяния? Нет, не придёт. Хотела бы. Да, страсть мимолётна, утолённая обладанием угасает быстро, – это она и читала у поэтов, и наблюдала при Дворе родителей. Возможно, и поцелуи Дамира вскоре стали бы холодны, и у неё перестали бы подкашиваться ноги от его ласк. Но есть же не только страсть? Дамир умён и далеко не трус, а ещё он без всяких просьб позаботился, чтобы она выспалась в тишине и тепле. Был бы имперским дворянином – нашла бы способ заключить с ним морганатический брак. Однако он османский султан и нет, нет таких Божьих и людских законов, по которым они могли бы вместе. Не говоря уже об оборотной стороне нрава любого правителя, которая даже у отца при случайном касании Марианну пугала, а у Дамира вообще должна продирать морозом до немого ужаса.
– Уйду в монастырь.
Хмыкнувший Дамир красноречиво опустил взгляд на её губы, словно напоминая, насколь сильно в ней плотское, но сказал иное:
– Монастырь – место спрятаться?
Марианна растерялась. То ли она не поняла вопрос из-за языковых сложностей, то ли Дамир действительно плохо представлял себе, что такое монастырь.
– У вас есть монастыри?
– Есть. Треть подданных – люди Книги.
– А люди Книги – это христиане?
– Иудеи, люди греческой и римской веры, лютеране – все, кому была дана Книга.
– А у магометан есть монастыри?
Дамир нахмурился, помедлил, очевидно, подбирая слова – вера являлась не тем предметом, о котором пристало беседовать с плохим знанием языка.
– Не монастыри. Текке. Это... дом дервишей. Не постоянный. Ищут там путь к Аллаху. Найдут – идут к людям рассказывать о пути. Странники. И только мужчины.
– А женщинам не хватает ума искать? – поддела его Марианна.
Чуть улыбнувшийся Дамир склонил голову набок и неожиданно мягко произнёс:
– Всевышнему всегда угодны любовь и дети. Этот путь есть у женщины, искать его не надо.
Марианна вздохнула.
– Этот путь даётся не каждой женщине. Получается, таким старым девам, как я, которым не начертана судьбой семейная жизнь, у вас деваться некуда, только приживалками к родственникам.
– Почему тебе не начертана? – спокойно спросил Дамир.
– Вацлав – мой четвёртый жених, – пожав плечами, объяснила Марианна. – Если бы я не была из императорской семьи, давно бы уже отправили в монастырь.
– Четвёртый? – губы Дамира дрогнули в улыбке. – Что ты с ними делаешь?
По поводу всех своих несостоявшихся замужеств Марианна раньше переживала, но сейчас ей вдруг тоже стало смешно.
– Ничего, даже не видела ни одного. Сами мрут.
– От счастья?
Они переглянулись и отчего-то одновременно рассмеялись. А Марианне в кровь ударила странная эйфория: оказывается, Дамир и смеяться умеет так, что властные черты лица смягчаются, а холодные глаза теплеют, и с ним может быть легко и спокойно, а не только постоянное ощущение прикосновения клинка к обнажённой коже.
Но поймав ответный взгляд османа, глянувшего на неё с какой-то жадной лаской, Марианна смутилась, отвернулась... и с упавшим сердцем придержала Грома.
На горизонте показались крыши большой и, судя по всему, зажиточной деревни. Значит, город близко.
Они доехали. Пора расставаться.
Когда обернулась, остановивший коня рядом Дамир уже смотрел на неё хищно и требовательно.
– Поедешь?
– Нет.
Он ничего не ответил, лишь перебрал повод в левую руку, с правой стянул перчатку и бросил какое-то слово через плечо. За спиной поднялась шумная суета, на несколько мгновений отгородившая их от остальных спутников, в которые Дамир снял с пальца рубиновый перстень с причудливым золотым плетением поверх кроваво-красного плоского камня и вложил в её ладонь.
– Тугра. Как печать. Твой посланец доберётся до меня.
Следовало отказаться, а ещё лучше оскорбить, тут же выбросив перстень в грязный придорожный снег, чтобы всё бесповоротно было кончено, чтобы не оставалось этой тончайшей связующей ниточки, чтобы не обманываться глупой несбыточной надеждой. Но Марианна не смогла. Сжала в ладони, пряча ото всех, словно величайшее сокровище, и выдохнула:
– Спасибо. Прощай.
– Прощай, чаним, – бесстрастно обронил Дамир. Надел перчатку, поднял руку, что-то гортанно крикнул и послал в рысь своего вороного. Диковинные пёстрые дели и суровые краснокафтанные капыкулу хлынули рекой за ним, огибая Марианну по широкой дуге. Но она почти не видела их. До боли сжимала впивающийся гранями в ладонь даже сквозь перчатку перстень и провожала взглядом удаляющегося всадника.
Он назвал её "чаним" – что это, кто это? Впрочем, неважно. Уже неважно.
При её появлении Дамир плавно повернул голову, глянул из-под тёмных ресниц и бархатисто приказал:
– Подойди.
И вновь его глубокий, густой голос оказал на Марианну странное воздействие. Ей хотелось купаться в нём, хотелось заворачиваться в него, словно в уютное тепло пелерины, хотелось быть окружённой им со всех сторон.
– Зачем?
– Хочу проверить.
Страха не было. Лишь опасение пополам с предвкушением. И Марианна пошла к нему, смело ступая по тёплой солнечной дорожке деревянного пола.
Остановилась в двух шагах, и Дамир со смертоносной грацией ирбиса взметнулся ей навстречу, подступил вплотную. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, как тогда, после боя, а потом он склонил голову и поцеловал.
Марианна рвано выдохнула, принимая первое в жизни касание мужских губ, и тут же язык Дамира настойчиво раздвинул её губы, прошёлся в ласке вдоль зубов, скользнул в рот... На каких-то инстинктах, не зная, почему поступает именно так, Марианна подалась к нему, неуверенно ответила. И сдержанная изучающая ласка его поцелуя превратилась в горячую и яркую. Столь яркую, словно солнечный свет, заливающий комнату, осветил Марианну всю, затопил до кончиков пальцев, до самого сокровенного уголка души.
Но солнечный отсвет не смягчил хищные черты разорвавшего поцелуй мужчины, лишь сделал ещё опаснее и притягательнее. Марианна прянула назад.
– Проверил?
– Да, – низко шепнул он в ответ. – Отзывчивая.
И поднявший руку Дамир коснулся её щеки практически невесомо, самыми кончиками пальцев; неспешно, словно знакомясь с ощущением её кожи, очертил скулу; лёгким касанием заставил приподнять подбородок.
– Осыплю драгоценностями, наряжу в шелка и меха... подарю ночи, полные наслаждения. Поедешь со мной?
– В качестве кого? – с вызовом спросила она. – Трофея? Бесправной наложницы великого султана?
Его глаза сверкнули довольством.
– Догадалась.
– Ты не особо таился.
– Умная. Храбрая. Желанная, – тёмный взгляд Дамира вновь остановился на её губах. – Жаль, что Габсбург.
– Надменный Осман!
Его рука легла на её затылок, пальцы запутались в волосах и в следующий миг они вновь целовались. Новый поцелуй был сладок и грешен в танце языков, отравлял кровь коварным ядом дурмана, от него у Марианны закружилась голова, словно после полной чаши пряного горячего глинтвейна. Шаль опала на пол из разомкнувшихся пальцев, и Марианна в поисках опоры уронила руки на широкие мужские плечи. Дамир удержал её за талию, чуть улыбнулся.
– Поедешь?
– Нет.
– Отчего?
Она пытливо глянула в его мерцающие золотыми искрами глаза, бывшие столь близко, что видела собственное отражение в глубине пламенеющих зрачков.
– Действительно спрашиваешь? Не возьмёшь силой?
– Возьму силой – ты не смиришься, – Дамир вдруг склонился и коснулся губами чувствительной кожи возле уха, потом скользнул ниже, медленными горячими поцелуями лаская каждый дюйм её шеи. Тихо ахнувшая Марианна невольно откинула голову назад, прикрыла глаза, затаив дыхание прислушиваясь к своим ощущениям. Он остановился на границе ворота платья, смял мягкую шерсть пальцами, но не дёрнул вниз, как она опасалась. – Что дальше? В мешок и в Босфор? Жалко. Твоя улыбка... Не хочу, чтобы ты приняла смерть по моей воле.
– Не поеду.
– Здесь ты погибнешь.
– Тот, кто между погибелью и бесчестием выбирает бесчестие, примет и то, и другое.
– Хороша, – выдохнул он. Обхватил пальцами, жёсткими и сильными, её подбородок и, слегка надавливая, погладил большим пальцем нижнюю губу. Глянул в её глаза властно и требовательно. – Хочу, чтобы была моей.
– А “земли без помех” больше не хочешь?
– Хочу. Но... это моя цена.
– Непомерно высока.
– Я готов платить.
– Однако мне расплачиваться нечем.
– Нет?
– Нет, – горьким эхом отозвалась Марианна. Глубоко вдохнула, в последний раз вбирая в ноздри, жадно впитывая в память его запах: пряный, терпкий, но тонкий. – Кого ты искал на той дороге?
– Твоего брата.
– Чтобы убить?
– Нет.
– Что ты задумал?
Туманно усмехнувшийся Дамир убрал руку, отступил на два шага назад.
– Собирайся. До заката будем под Ополе. Там наши пути разойдутся. Если не передумаешь.
– Дамир!
Он обернулся от двери. Марианна знала, что своим поступком предаст всех своих родственников и, быть может, упустит шанс раз и навсегда покончить с присутствием османов здесь, в угрожающей близости от Вены. Не из-за опасений ли, что Вацлав предпочтёт сохранить важные для Варшавы, но не для Вены земли, император пошёл на размен с османами? Габсбурги и Османы больше не воюют, но это не значит, что они не враги. Не зря ни Ней, ни Целль вчера ничего не сказали про отравленных гусар – и позже не скажут точно. Лишь помогут убивать османов, потому что сейчас, очевидно, с приставленными к горлу клинками капыкулу рычат от бессильной ненависти. И ей надо промолчать, просто промолчать...
Но у неё перед этим мужчиной долг жизни.
– Нас нагоняют крылатые гусары. Много. Уезжай быстрее, без меня.
Из полутьмы под притолокой Дамир окинул её, одиноко стоящую в солнечных лучах посреди крестьянской избы, нечитаемым взглядом и сухо повторил:
– Провожу до Ополе.
Сразу после его ухода в комнату ворвалась бледная фрау Ульфштадт. Метнулась к ней, схватила за плечи. В ужасе взглянула на упавшую на пол шаль, потом – на разрумянившиеся щеки Марианны, в её томные и влажные глаза. С исказившим лицо брезгливым презрением отступила…
И с замаха отвесила пощёчину.
Сдержавшая вскрик Марианна осторожно дотронулась до разбитой одним из колец фрау губы, молча посмотрела на окрасившиеся кровью подушечки пальцев.
Хватит. С неё хватит. Если уж она Габсбург, у неё есть долг и ради этого долга губят её жизнь, то пусть не смеют обращаться как с шелудивой собачонкой.
Спокойно подняла глаза на фрау Ульфштадт. Что фройляйн-гофмейстерин в них прочла – неизвестно, но... вдруг склонилась в реверансе.
– Прошу прощения, Ваше Королевское Высочество.
– Позовите мою камеристку, – холодно приказала Марианна. – И велите подать завтрак наверх. Скоро выезжаем.
***
Это была очень странная поездка. На Марианну, словно на прокажённую, все избегали смотреть, её мрачные спутники зло скалились на османов, капыкулу в ответ следили за ними холодно и настороженно. Но, тем не менее, ехали в едином темпе и шеренгу не растягивали – вчерашнее нападение оказалось хорошим уроком.
И приноровившаяся к размеренному монотонному движению Марианна погрузилась в размышления. О произошедшем между ней и Дамиром утром она старалась не думать. Он предложил, она отказалась, он отказ принял, вспоминать всё остальное – лишь бередить свежие раны на сердце. Потом поплачет о своей доле, если, конечно, ей представится возможность. Дамир многое, если не всё, прояснил во всеобщих ожиданиях от её с Вацлавом брака. И теперь Марианна ещё больше, чем раньше, не представляла, как ей избежать исполнения долга. Даже если просто сбежать – это поставит на грань войны две потерявших контроль над инструментом за исполнением договора империи. Это огромные человеческие жертвы, она на это пойти не может. Заключить как-то новый договор, где залогом будет не она? Но Марианна совершенно не представляла, как это сделать. Кто она вообще такая? Её влияние на политику может соперничать разве что с влиянием дворцовой левретки. К тому же Дамир – очевидно, император – наверняка тоже что-то темнили. Если и собираются соблюдать неписанный и даже не озвученный договор, то со своими оговорками. Что же она может сделать в данной ситуации? Ничего. Но уныние – главный грех для каждого верующего. На Господа надо уповать, просить в молитве спасения и просветления, но тому, кто сам ничего не делает, не помочь. Можно направить плывущую в водном потоке рыбу, но не приросший ко дну камень.
Она должна увидеть выход сама. А там, если на то будет воля Всевышнего, её направят или помогут. Не могут небеса одобрять брак дяди и племянницы, что бы там ни писали в Риме в своих буллах.
– Стой.
Появление Дамира рядом она как всегда пропустила. Настороженно вскинула взгляд, натянула повод, останавливая коня. Но ей Дамир ничего не сказал. Наклонился со своего вороного, жёстко и сильно схватил за узду Грома возле самых удил. Тот попытался было освободиться, но сразу понял всю бесполезность и присмирел.
Вдруг за спиной раздался взрыв, испуганно заржали и затанцевали лошади вокруг, Гром тоже дёрнулся, прижал уши, но... остался на месте.
Недоумевающая Марианна оглянулась и увидела, что каменный мост через небольшую, но глубокую речку, который они только что проехали, превратился в груду обломков в облаке пыли.
– Зачем?
– Задержит гусар на пару часов, – спокойно объяснил Дамир. Отпустил Грома и выпрямился. – Будут объезжать. Нам хватит.
– А местные жители? – возмутилась Марианна. – Как теперь ездить им?
Однако надменный Осман лишь усмехнулся.
– Местные – не тяжёлая кавалерия. Кинут мостки.
И вновь ускакал вперёд.
А Марианна, подумав пару минут, послала Грома вслед за ним. Дели и капыкулу на её поведение плевать, собственная свита уже судила и вынесла ей приговор, даже не соизволив выслушать оправдания, – кого ей теперь стесняться, перед кем держать лицо?
Когда она поравнялась с Дамиром, Фархад вновь мазнул по ней неприязненным взглядом, но молча придержал своего коня и отстал на два корпуса.
– Воеводства Речи Посполитой, которые отходят империям, где-то определены? – спросила Марианна, когда Дамир вопросительно приподнял брови, показывая, что готов слушать.
– Нет.
– Вацлав пойдёт против императора, если сочтёт, что нарушен договор с ним?
– Не знаю.
– Рейнграф Зельм – насколько широкими полномочиями может обладать?
– Достаточно. Он не только посол. Он эмин императора.
Эмин? Марианна удивилась, о таком титуле она слышала впервые. Или Дамир османским словом описал какое-то известное ей понятие?
– Кто такой эмин?
– Тот, кто говорит именем правителя. Лично правителя.
– Доверенное лицо, – подумав, перевела Марианна.
– Да. Зачем тебе?
– Ищу для себя выход из сплетённой вами паутины.
Дамир усмехнулся.
– Упрямая мушка. Найдёшь – что дальше?
Оторвавшаяся от своих размышлений Марианна непонимающе посмотрела на него.
– Дальше?
– Избежишь брака, – пояснил свой вопрос с какими-то вкрадчивыми интонациями в голосе Дамир, – как станешь жить?
Интересный вопрос, так далеко она ещё не заглядывала. Марианна рассеянно похлопала по шее, успокаивая, нервничающего от близости вороного османа Грома. Дамир спрашивает, придёт ли она потом к нему по доброй воле, а не от отчаяния? Нет, не придёт. Хотела бы. Да, страсть мимолётна, утолённая обладанием угасает быстро, – это она и читала у поэтов, и наблюдала при Дворе родителей. Возможно, и поцелуи Дамира вскоре стали бы холодны, и у неё перестали бы подкашиваться ноги от его ласк. Но есть же не только страсть? Дамир умён и далеко не трус, а ещё он без всяких просьб позаботился, чтобы она выспалась в тишине и тепле. Был бы имперским дворянином – нашла бы способ заключить с ним морганатический брак. Однако он османский султан и нет, нет таких Божьих и людских законов, по которым они могли бы вместе. Не говоря уже об оборотной стороне нрава любого правителя, которая даже у отца при случайном касании Марианну пугала, а у Дамира вообще должна продирать морозом до немого ужаса.
– Уйду в монастырь.
Хмыкнувший Дамир красноречиво опустил взгляд на её губы, словно напоминая, насколь сильно в ней плотское, но сказал иное:
– Монастырь – место спрятаться?
Марианна растерялась. То ли она не поняла вопрос из-за языковых сложностей, то ли Дамир действительно плохо представлял себе, что такое монастырь.
– У вас есть монастыри?
– Есть. Треть подданных – люди Книги.
– А люди Книги – это христиане?
– Иудеи, люди греческой и римской веры, лютеране – все, кому была дана Книга.
– А у магометан есть монастыри?
Дамир нахмурился, помедлил, очевидно, подбирая слова – вера являлась не тем предметом, о котором пристало беседовать с плохим знанием языка.
– Не монастыри. Текке. Это... дом дервишей. Не постоянный. Ищут там путь к Аллаху. Найдут – идут к людям рассказывать о пути. Странники. И только мужчины.
– А женщинам не хватает ума искать? – поддела его Марианна.
Чуть улыбнувшийся Дамир склонил голову набок и неожиданно мягко произнёс:
– Всевышнему всегда угодны любовь и дети. Этот путь есть у женщины, искать его не надо.
Марианна вздохнула.
– Этот путь даётся не каждой женщине. Получается, таким старым девам, как я, которым не начертана судьбой семейная жизнь, у вас деваться некуда, только приживалками к родственникам.
– Почему тебе не начертана? – спокойно спросил Дамир.
– Вацлав – мой четвёртый жених, – пожав плечами, объяснила Марианна. – Если бы я не была из императорской семьи, давно бы уже отправили в монастырь.
– Четвёртый? – губы Дамира дрогнули в улыбке. – Что ты с ними делаешь?
По поводу всех своих несостоявшихся замужеств Марианна раньше переживала, но сейчас ей вдруг тоже стало смешно.
– Ничего, даже не видела ни одного. Сами мрут.
– От счастья?
Они переглянулись и отчего-то одновременно рассмеялись. А Марианне в кровь ударила странная эйфория: оказывается, Дамир и смеяться умеет так, что властные черты лица смягчаются, а холодные глаза теплеют, и с ним может быть легко и спокойно, а не только постоянное ощущение прикосновения клинка к обнажённой коже.
Но поймав ответный взгляд османа, глянувшего на неё с какой-то жадной лаской, Марианна смутилась, отвернулась... и с упавшим сердцем придержала Грома.
На горизонте показались крыши большой и, судя по всему, зажиточной деревни. Значит, город близко.
Они доехали. Пора расставаться.
Когда обернулась, остановивший коня рядом Дамир уже смотрел на неё хищно и требовательно.
– Поедешь?
– Нет.
Он ничего не ответил, лишь перебрал повод в левую руку, с правой стянул перчатку и бросил какое-то слово через плечо. За спиной поднялась шумная суета, на несколько мгновений отгородившая их от остальных спутников, в которые Дамир снял с пальца рубиновый перстень с причудливым золотым плетением поверх кроваво-красного плоского камня и вложил в её ладонь.
– Тугра. Как печать. Твой посланец доберётся до меня.
Следовало отказаться, а ещё лучше оскорбить, тут же выбросив перстень в грязный придорожный снег, чтобы всё бесповоротно было кончено, чтобы не оставалось этой тончайшей связующей ниточки, чтобы не обманываться глупой несбыточной надеждой. Но Марианна не смогла. Сжала в ладони, пряча ото всех, словно величайшее сокровище, и выдохнула:
– Спасибо. Прощай.
– Прощай, чаним, – бесстрастно обронил Дамир. Надел перчатку, поднял руку, что-то гортанно крикнул и послал в рысь своего вороного. Диковинные пёстрые дели и суровые краснокафтанные капыкулу хлынули рекой за ним, огибая Марианну по широкой дуге. Но она почти не видела их. До боли сжимала впивающийся гранями в ладонь даже сквозь перчатку перстень и провожала взглядом удаляющегося всадника.
Он назвал её "чаним" – что это, кто это? Впрочем, неважно. Уже неважно.
