ОТ АВТОРА
Дорогие читатели, перед вами любовно-приключенческий роман в антураже альтернативной истории. Книга абсолютно самостоятельна, но, быть может, кто-то из вас уже читал первые книги Османского цикла, действие которых происходит в альтернативной современности. На сей раз в нашем саду расходящихся тропинок мы вернулись практически к началу тропинки, на три с половиной века назад, близко к точке, откуда привычный нам мир начал понемногу меняться.
Хотя я старалась бережно отнестись к духу эпохи, деталям быта, но перед вами всё же не историческое исследование, а развлекательная литература, поэтому в тексте немало художественных упрощений. Вы не застанете героев за привычным нам чаепитием, ведь в середине XVII века в Европе никак не могли пить чай из фарфоровых чашек с ручкой; а султанские фаворитки зовутся «гёзде», потому что звание «икбал» введено ещё позже, чем к изящным пиалам приделали ручки. Но главная султанская резиденция в Стамбуле, в описываемое время именовавшаяся Императорским Новым дворцом (в противоположность Старому) и получившая привычное название лишь в XVIII веке, в романе названа «Топкапы» – и это сознательный анахронизм в целях языковой экономии. Сюда же отчасти относятся авторские транскрипции: так, «чаним» правильнее написать было бы как «джаным». Отдельные исторические термины и реалии пояснены сносками, которые размешены в конце текста. Время действия нашей истории соответствует приблизительно 60-м годам XVII века: у испанских Габсбургов есть ещё призрачный шанс на выживание, война за их наследство не начата, а османские войска ещё не стоят второй – и последний – раз под Веной.
Хотя это всё не так уж и важно, мы же просто слушаем сказку у камина.
Но сказка только для взрослых! Рейтинг строго 18+ не за эротику, её совсем мало и она лёгкая, а потому что времена описаны жестокие, со своей специфической моралью.
Милости прошу, усаживайтесь удобнее, начинается история о любви удивительной и невероятной…
Холод большого, отапливаемого излишне экономно, зала своими стылыми щупальцами пытался пробраться под юбки, но спасали грубые башмаки с квадратными носами и толстые шерстяные чулки. Под приличествующее её положению платье из тёмно-синего итальянского бархата, украшенное мелкими жемчужинами по лифу и с воротником-стойкой из австрийских кружев, в которое её наспех нарядили ради аудиенции у отца, башмаки совершенно не подходили. Заметь кто, случился бы безобразный скандал, за которым последовало бы очередное унизительное наказание – статс-дама матушки отличалась фантазией в области экзекуций, – но по иронии судьбы лишь благодаря простонародным башмакам нянюшки Марианне удавалось сдерживать приставшую лишь черни дрожь.
В бархатных нарядных туфельках она бы застыла всего спустя пару минут неподвижного ожидания. Отец восседал возле камина, Марианна же, стоящая посреди зала, оказалась совершенно беззащитна перед сквозняками.
Отец подал знак к новой перемене блюд – и тафельшпиц поплыл к нему через шесть пар рук. Императору подавали блюдо двенадцать придворных чинов, но отец всегда помнил, чьей милостью носит титул штатгальтера.
– Дочь моя, я выбрал для вас мужа.
Только этого не хватало. Слуги за глаза прозвали её Чёрной Невестой: первый жених Марианны отошёл в мир иной, когда ей едва исполнилось три года; второй, весёлый дважды вдовец тридцати лет от роду, погиб пьяным на охоте; третий умер от старости, не дожив до её шестнадцатилетия всего четырёх месяцев. Ни одного из женихов Марианна никогда в глаза не видела, но череда смертей репутацию ей испортила – желающих взять её в жёны больше не находилось. В юности Марианна по этому поводу отчаянно горевала, замужество представлялось ей открытой дверцей, в которую можно выпорхнуть из клетки на свободу. Но, присмотревшись внимательнее к укладу жизни родителей и их придворных, удовлетворилась своей участью старой девы.
В монастырь, правда, не хотелось, насмотрелась быта монахинь в аббатстве, но тётя Агнесса намекнула, что девушке из знатной семьи даже там можно вполне хорошо устроиться. Всяко лучше, чем замужем за мужчиной вроде её второго жениха.
Но нашёлся смельчак, решивший покуситься на её тихое мирное существование. От досады Марианне даже стало тепло.
– Благодарю вас за заботу, отец, – с глубокой почтительностью откликнулась она. Удовлетворённый её ответом штатгальтер слегка кивнул и не глядя протянул виночерпию бокал. Тот с низким поклоном наполнил его, затем – бокал подавшей знак матушки.
Обычно отец обедал один – стоящие вдоль стен придворные и слуги не в счёт, – и матушка была определённо довольна приглашением. Даже на Марианну она смотрела не с обычным высокомерным презрением, а с лёгкой улыбкой. А стайка фрейлин штатгальтерин едва сдерживалась, чтобы не начать шушукаться. Что же там за жених?
– В ближайшее время за вами прибудут посланники жениха, короля Речи Посполитой Вацлава, и сопроводят вас на новую родину.
Колени Марианны онемели от противной слабости. Мало того что Вацлав правил раздираемой войной страной и был старше её на добрых четверть века. Но он же ещё единокровный брат матушки!
Но видимо, король Вацлав без сильных союзников не справлялся, а другой венценосный дядя, император Священной Римской Империи, не торопился помогать соседу без каких-либо гарантий, что за помощь отплатят десятикратно.
– Как прикажете, отец.
– Верю в ваше послушание, дочь моя, – отец слегка улыбнулся, делая глоток вина, но в его словах Марианна услышала отчётливую угрозу. Кажется, сиятельный штатгальтер был осведомлён о её скромном прозябании гораздо больше, чем она опрометчиво полагала до сих пор. – И не сомневаюсь в достойном исполнении вами долга перед императором и династией.
И небрежно повёл рукой, веля удалиться. Аудиенция окончена.
Марианна присела в глубоком реверансе на прощание и, не поворачиваясь к родителям спиной, попятилась к дверям. Те раскрылись синхронно – она, урождённая эрцгерцогиня Габсбург, имела право распахнутых двойных дверей даже в императорском дворце, – но Марианне на миг показалось, что она не возвращается в знакомый коридор с сияющим натёртым паркетом и хрусталём люстр, а падает в ужасающую бесконечной зеркальной пустотой бездну.
Какая же, оказывается, чудесная спокойная жизнь у неё была всего пару минут назад. А сейчас она стала невестой собственного дяди. Что же теперь делать?
Надо посоветоваться с няней.
В детстве у Марианны были подружки-компаньонки из знатных семейств, камеристки и даже самая настоящая фрейлина. Её обучали всем положенным эрцгерцогине премудростям: от музицирования до ведения расходных книг и письменной латыни – следовало уметь отчитаться находящемуся в очередном военном походе мужу о домашних делах так, чтобы не могли прочитать любопытные слуги. Но с каждым годом и каждым погибшим женихом её положение на брачном рынке всё ухудшалось, поэтому первыми рассчитывали учителей: если ей не придётся управлять Двором супруга, смысл тратить попусту деньги? Потом исчезли подружки-компаньонки – придворная карьера рядом с впавшей в родительскую немилость эрцгерцогиней не светила. Матушка урезала до минимума расходы на её гардероб, сократила количество придворных мероприятий с её участием – и вместе с новыми платьями и украшениями в небытие отошли камеристки, а на редкие балы, на которых Марианне всё же разрешалось являться, её теперь сопровождала одна из фрейлин штатгальтерин. По поручениям Марианны бегать оказалось больше некому, но и поручений у неё особо никаких не имелось, а развлекать себя чтением вслух она могла и сама. Хотя весь штат её слуг теперь состоял из старой нянюшки и рябой девки-горничной, больше постепенно привыкшей к скромному неприхотливому существованию Марианне не требовалось.
Однако даже две женщины умудрились навести в отведённых ей маленьких комнатках настоящую суету. Нянюшка в голос бранила лакеев, зачем-то перетаскивающих из кладовых дворца в и без того тесные комнатки Марианны сундуки, а Берта охала, причитала и бестолково бегала вокруг.
– Нянюшка, что происходит?
Лакеи практически уронили тяжёлый сундук на пол, неуклюже поклонились и ушли, а Марианне понадобилась вся её выдержка, чтобы при них не чихнуть из-за облака поднявшейся пыли. Однако нянюшка, ничуть не смущаясь её присутствием, выбранилась вслед “ленивым охламонам”, а затем практически без перехода заголосила:
– Ох, свет мой, счастье-то какое! Вы станете королевой! Дождалась, дождалась-таки, хвала Пречистой Деве!
Среди слуг слухи распространялись со скоростью лесного пожара, а порой они знали даже то, о чём господа ещё не догадывались, – в этом Марианна убедилась давно. Подойдя, она откинула крышку ближайшего сундука: так и есть, это её приданое. Постельное бельё, нательные рубахи, парадные – ещё бабкины – платья, меха, посуда, отрезы ткани и даже кружева. Всё бы давно растащили сёстры с молчаливого благословения матушки, но тётя Агнесс не давала: приданое Марианны после пострига должно было отойти монастырю – и этим монастырём давно было определено аббатство тётушки. Конечно, аббатство больше интересовали также прилагавшиеся к Марианне земли, но тётя Агнесс была рачительной хозяйкой и даже сундуки с рухлядью упускать не желала. Или просто использовала любую возможность досадить невестке хотя бы в мелочи. Матушка, урождённая представительница скромной боковой ветви шведской династии, не смела открыто перечить дочери и сестре императора. Поэтому приданое Марианны сохранилось в относительной целостности, если, конечно, жучки и моль не поточили.
– Надо всё перебрать, проветрить, – вторя её мыслям, частила нянюшка, – я следила, перекладывала лавандой и полынью, но мало ли... Успеть бы всё! И платья подогнать!
Марианна захлопнула крышку сундука и тихо сказала:
– Нянюшка, но ведь король Вацлав – мой дядя.
– Ну и что, принцесса моя ненаглядная? – удивилась няня. – Вот как бы вы с королём были простыми, вроде меня, тогда да, – горе горькое. Но он же цельный король! А вы королевой станете! Счастье-то, счастье-то какое!
Марианна вздохнула. Да уж, счастье. Ей, её братьям и сёстрам повезло – и у родителей, и у дедов браки заключались ради приобретения земель, а не удержания. В венах испанских кузенов кровь Габсбургов текла значительно чище: там поколение за поколением женились на двоюродных сёстрах и племянницах. Кузен Фердинанд даже на льстивом портрете придворного живописца выглядел уродом с безобразной выступающей вперёд челюстью, и как поговаривали злые языки, не мог самостоятельно даже стакан воды себе налить.
Но каких детей она сможет родить собственному дяде? Спасёт ли их то, что Вацлав – лишь единокровный брат матушки? Сколько из них переживут младенческий возраст?
Присев на грязную крышку сундука прямо в своём великолепном платье итальянского бархата, Марианна закрыла лицо руками. Да, за порчу платья, которое теперь придётся очищать тщательно и очень аккуратно, её накажут, но ноги сейчас держать отказывались.
А нянюшка, на чью житейскую мудрость Марианна привыкла полагаться, начала рассуждать про достоинства мужей в солидных летах, про новую богатую жизнь и деток, которых она снова сможет понянчить. Рябая Берта, ободрённая молчанием Марианны, начала осторожно поддакивать нянюшке.
Смириться, найти крохи радости даже в безвыходном положении – тоже совет, но ум и сердце Марианны отчаянно противились его принятию.
Она услышала стук открываемой двери, шелест юбок, почувствовала, как по полу потянуло сквозняком, и поспешно отняла руки от лица. Эрцгерцогиня при посторонних должна сохранять достоинство в любой ситуации. Но вошла не статс-дама и не одна из фрейлин.
Вошла тётя Агнесс.
В груди вскочившей на ноги Марианны вспыхнула надежда: тётя спасёт! Это в её власти! Не поэтому ли приехала, едва, должно быть, узнав о выборе императора со штатгальтером?
Тётя одним цепким взглядом оценила обстановку и резко велела замолкшим служанкам:
– Пошли вон, курицы!
Те, пятясь, испуганно сбежали, а Марианна присела в реверансе и, поцеловав священный перстень на протянутой ей руке, кротко попросила:
– Благословите, Ваше Высокопреподобие.
– Благословение Господа с тобой, дитя моё.
Тётей Агнесс Марианна восхищалась и считала невероятным везением, что из всех племянников та отчего-то выделяла именно её – из сострадания, видимо. Чёрный наряд аббатисы, из шёлковой парчи и тяжёлого богатого бархата, украшенный на рукавах и шее белой пеной кружев, крахмальными кипенно-белыми отворотами там, где покрывало должно было касаться лица, тёте невероятно шёл, подчёркивая молочную белизну чистой кожи, классическую линию носа, блеск умных карих глаз чуть навыкате и яркие карминовые губы. Пятнадцать лет назад эрцгерцогиня Агнесс считалась одной из первых красавиц империи, и её решение стать невестой Христовой разбило не одно мужское сердце. А ещё Марианна долгое время гадала: отчего тётя, имея живую деятельную натуру, ум не по-женски пытливый и острый, интересующаяся политикой и искусством, не осталась в Вене, а предпочла уехать в провинцию вслед за младшим братом? И лишь недавно поняла: так Агнесс добыла для себя настоящую свободу. Она стала настоятельницей аббатства имперского статуса – фактически правительницей своего небольшого княжества и никому, кроме императора, не подчинялась. А император был далеко.
И Марианна, зная, что тётя терпеть не может “скулёж”, как та выражалась, поспешила изложить свою просьбу с должным почтением, но без умоляющих плаксивых ноток.
– Тётя, прошу вас, позвольте принять постриг в вашем аббатстве.
Задумчиво оглядевшая её аббатиса чуть качнула головой.
– А ты, значит, не рада получить корону?
«Нет» тётя не сказала, но и присаживаться тоже не стала. Она не приняла ещё решение? Судорожно смявшая задрожавшими пальцами роскошные – чужие – юбки Марианна твёрдо отозвалась:
– Не рада, тётя Агнесс. Я всем сердцем желаю стать монахиней.
Тётя насмешливо хмыкнула.
– Птичка моя, в тебе монашеского смирения не больше, чем во мне. – Помолчав, уже другим тоном серьёзно сказала:
– Нет, Марианна. Если бы решение об этом браке принимал твой отец, я бы прямо сейчас забрала тебя с собой. Но против воли императора я не пойду. За свадебным кортежем выступят войска, а это не те договорённости, которые позволено нарушать двум слабым женщинам.
Значит, Марианне придётся отдавать династии долг крови до конца. Ведь больше помочь ей некому. На сей раз молчала она до тех пор, пока не уверилась, что сможет говорить спокойно.
– Я поняла вас, тётя, благодарю.
Поджавшая губы Агнесс вновь оглядела её и отчего-то с сожалением вздохнула.
– Это я испортила тебя, птичка. Надо было позволить отправить тебя к испанцам.
Старый викарий, которому когда-то поручили учить её Слову Божьему, красноречием не отличался и вообще предпочитал на занятиях дремать. Так продолжалась долгое время, и родители однажды с возмущением обнаружили, что ревностной католичкой Марианна не выросла. В таких случаях или при малейшем подозрении на симпатию к протестантизму юных Габсбургов отправляли к фанатичным испанским родственникам на перевоспитание. Но за Марианну неожиданно вступилась тётя Агнесс, сказала, что сама займётся духовным окормлением племянницы.
Дорогие читатели, перед вами любовно-приключенческий роман в антураже альтернативной истории. Книга абсолютно самостоятельна, но, быть может, кто-то из вас уже читал первые книги Османского цикла, действие которых происходит в альтернативной современности. На сей раз в нашем саду расходящихся тропинок мы вернулись практически к началу тропинки, на три с половиной века назад, близко к точке, откуда привычный нам мир начал понемногу меняться.
Хотя я старалась бережно отнестись к духу эпохи, деталям быта, но перед вами всё же не историческое исследование, а развлекательная литература, поэтому в тексте немало художественных упрощений. Вы не застанете героев за привычным нам чаепитием, ведь в середине XVII века в Европе никак не могли пить чай из фарфоровых чашек с ручкой; а султанские фаворитки зовутся «гёзде», потому что звание «икбал» введено ещё позже, чем к изящным пиалам приделали ручки. Но главная султанская резиденция в Стамбуле, в описываемое время именовавшаяся Императорским Новым дворцом (в противоположность Старому) и получившая привычное название лишь в XVIII веке, в романе названа «Топкапы» – и это сознательный анахронизм в целях языковой экономии. Сюда же отчасти относятся авторские транскрипции: так, «чаним» правильнее написать было бы как «джаным». Отдельные исторические термины и реалии пояснены сносками, которые размешены в конце текста. Время действия нашей истории соответствует приблизительно 60-м годам XVII века: у испанских Габсбургов есть ещё призрачный шанс на выживание, война за их наследство не начата, а османские войска ещё не стоят второй – и последний – раз под Веной.
Хотя это всё не так уж и важно, мы же просто слушаем сказку у камина.
Но сказка только для взрослых! Рейтинг строго 18+ не за эротику, её совсем мало и она лёгкая, а потому что времена описаны жестокие, со своей специфической моралью.
Милости прошу, усаживайтесь удобнее, начинается история о любви удивительной и невероятной…
ГЛАВА 1
Холод большого, отапливаемого излишне экономно, зала своими стылыми щупальцами пытался пробраться под юбки, но спасали грубые башмаки с квадратными носами и толстые шерстяные чулки. Под приличествующее её положению платье из тёмно-синего итальянского бархата, украшенное мелкими жемчужинами по лифу и с воротником-стойкой из австрийских кружев, в которое её наспех нарядили ради аудиенции у отца, башмаки совершенно не подходили. Заметь кто, случился бы безобразный скандал, за которым последовало бы очередное унизительное наказание – статс-дама матушки отличалась фантазией в области экзекуций, – но по иронии судьбы лишь благодаря простонародным башмакам нянюшки Марианне удавалось сдерживать приставшую лишь черни дрожь.
В бархатных нарядных туфельках она бы застыла всего спустя пару минут неподвижного ожидания. Отец восседал возле камина, Марианна же, стоящая посреди зала, оказалась совершенно беззащитна перед сквозняками.
Отец подал знак к новой перемене блюд – и тафельшпиц поплыл к нему через шесть пар рук. Императору подавали блюдо двенадцать придворных чинов, но отец всегда помнил, чьей милостью носит титул штатгальтера.
– Дочь моя, я выбрал для вас мужа.
Только этого не хватало. Слуги за глаза прозвали её Чёрной Невестой: первый жених Марианны отошёл в мир иной, когда ей едва исполнилось три года; второй, весёлый дважды вдовец тридцати лет от роду, погиб пьяным на охоте; третий умер от старости, не дожив до её шестнадцатилетия всего четырёх месяцев. Ни одного из женихов Марианна никогда в глаза не видела, но череда смертей репутацию ей испортила – желающих взять её в жёны больше не находилось. В юности Марианна по этому поводу отчаянно горевала, замужество представлялось ей открытой дверцей, в которую можно выпорхнуть из клетки на свободу. Но, присмотревшись внимательнее к укладу жизни родителей и их придворных, удовлетворилась своей участью старой девы.
В монастырь, правда, не хотелось, насмотрелась быта монахинь в аббатстве, но тётя Агнесса намекнула, что девушке из знатной семьи даже там можно вполне хорошо устроиться. Всяко лучше, чем замужем за мужчиной вроде её второго жениха.
Но нашёлся смельчак, решивший покуситься на её тихое мирное существование. От досады Марианне даже стало тепло.
– Благодарю вас за заботу, отец, – с глубокой почтительностью откликнулась она. Удовлетворённый её ответом штатгальтер слегка кивнул и не глядя протянул виночерпию бокал. Тот с низким поклоном наполнил его, затем – бокал подавшей знак матушки.
Обычно отец обедал один – стоящие вдоль стен придворные и слуги не в счёт, – и матушка была определённо довольна приглашением. Даже на Марианну она смотрела не с обычным высокомерным презрением, а с лёгкой улыбкой. А стайка фрейлин штатгальтерин едва сдерживалась, чтобы не начать шушукаться. Что же там за жених?
– В ближайшее время за вами прибудут посланники жениха, короля Речи Посполитой Вацлава, и сопроводят вас на новую родину.
Колени Марианны онемели от противной слабости. Мало того что Вацлав правил раздираемой войной страной и был старше её на добрых четверть века. Но он же ещё единокровный брат матушки!
Но видимо, король Вацлав без сильных союзников не справлялся, а другой венценосный дядя, император Священной Римской Империи, не торопился помогать соседу без каких-либо гарантий, что за помощь отплатят десятикратно.
– Как прикажете, отец.
– Верю в ваше послушание, дочь моя, – отец слегка улыбнулся, делая глоток вина, но в его словах Марианна услышала отчётливую угрозу. Кажется, сиятельный штатгальтер был осведомлён о её скромном прозябании гораздо больше, чем она опрометчиво полагала до сих пор. – И не сомневаюсь в достойном исполнении вами долга перед императором и династией.
И небрежно повёл рукой, веля удалиться. Аудиенция окончена.
Марианна присела в глубоком реверансе на прощание и, не поворачиваясь к родителям спиной, попятилась к дверям. Те раскрылись синхронно – она, урождённая эрцгерцогиня Габсбург, имела право распахнутых двойных дверей даже в императорском дворце, – но Марианне на миг показалось, что она не возвращается в знакомый коридор с сияющим натёртым паркетом и хрусталём люстр, а падает в ужасающую бесконечной зеркальной пустотой бездну.
Какая же, оказывается, чудесная спокойная жизнь у неё была всего пару минут назад. А сейчас она стала невестой собственного дяди. Что же теперь делать?
Надо посоветоваться с няней.
***
В детстве у Марианны были подружки-компаньонки из знатных семейств, камеристки и даже самая настоящая фрейлина. Её обучали всем положенным эрцгерцогине премудростям: от музицирования до ведения расходных книг и письменной латыни – следовало уметь отчитаться находящемуся в очередном военном походе мужу о домашних делах так, чтобы не могли прочитать любопытные слуги. Но с каждым годом и каждым погибшим женихом её положение на брачном рынке всё ухудшалось, поэтому первыми рассчитывали учителей: если ей не придётся управлять Двором супруга, смысл тратить попусту деньги? Потом исчезли подружки-компаньонки – придворная карьера рядом с впавшей в родительскую немилость эрцгерцогиней не светила. Матушка урезала до минимума расходы на её гардероб, сократила количество придворных мероприятий с её участием – и вместе с новыми платьями и украшениями в небытие отошли камеристки, а на редкие балы, на которых Марианне всё же разрешалось являться, её теперь сопровождала одна из фрейлин штатгальтерин. По поручениям Марианны бегать оказалось больше некому, но и поручений у неё особо никаких не имелось, а развлекать себя чтением вслух она могла и сама. Хотя весь штат её слуг теперь состоял из старой нянюшки и рябой девки-горничной, больше постепенно привыкшей к скромному неприхотливому существованию Марианне не требовалось.
Однако даже две женщины умудрились навести в отведённых ей маленьких комнатках настоящую суету. Нянюшка в голос бранила лакеев, зачем-то перетаскивающих из кладовых дворца в и без того тесные комнатки Марианны сундуки, а Берта охала, причитала и бестолково бегала вокруг.
– Нянюшка, что происходит?
Лакеи практически уронили тяжёлый сундук на пол, неуклюже поклонились и ушли, а Марианне понадобилась вся её выдержка, чтобы при них не чихнуть из-за облака поднявшейся пыли. Однако нянюшка, ничуть не смущаясь её присутствием, выбранилась вслед “ленивым охламонам”, а затем практически без перехода заголосила:
– Ох, свет мой, счастье-то какое! Вы станете королевой! Дождалась, дождалась-таки, хвала Пречистой Деве!
Среди слуг слухи распространялись со скоростью лесного пожара, а порой они знали даже то, о чём господа ещё не догадывались, – в этом Марианна убедилась давно. Подойдя, она откинула крышку ближайшего сундука: так и есть, это её приданое. Постельное бельё, нательные рубахи, парадные – ещё бабкины – платья, меха, посуда, отрезы ткани и даже кружева. Всё бы давно растащили сёстры с молчаливого благословения матушки, но тётя Агнесс не давала: приданое Марианны после пострига должно было отойти монастырю – и этим монастырём давно было определено аббатство тётушки. Конечно, аббатство больше интересовали также прилагавшиеся к Марианне земли, но тётя Агнесс была рачительной хозяйкой и даже сундуки с рухлядью упускать не желала. Или просто использовала любую возможность досадить невестке хотя бы в мелочи. Матушка, урождённая представительница скромной боковой ветви шведской династии, не смела открыто перечить дочери и сестре императора. Поэтому приданое Марианны сохранилось в относительной целостности, если, конечно, жучки и моль не поточили.
– Надо всё перебрать, проветрить, – вторя её мыслям, частила нянюшка, – я следила, перекладывала лавандой и полынью, но мало ли... Успеть бы всё! И платья подогнать!
Марианна захлопнула крышку сундука и тихо сказала:
– Нянюшка, но ведь король Вацлав – мой дядя.
– Ну и что, принцесса моя ненаглядная? – удивилась няня. – Вот как бы вы с королём были простыми, вроде меня, тогда да, – горе горькое. Но он же цельный король! А вы королевой станете! Счастье-то, счастье-то какое!
Марианна вздохнула. Да уж, счастье. Ей, её братьям и сёстрам повезло – и у родителей, и у дедов браки заключались ради приобретения земель, а не удержания. В венах испанских кузенов кровь Габсбургов текла значительно чище: там поколение за поколением женились на двоюродных сёстрах и племянницах. Кузен Фердинанд даже на льстивом портрете придворного живописца выглядел уродом с безобразной выступающей вперёд челюстью, и как поговаривали злые языки, не мог самостоятельно даже стакан воды себе налить.
Но каких детей она сможет родить собственному дяде? Спасёт ли их то, что Вацлав – лишь единокровный брат матушки? Сколько из них переживут младенческий возраст?
Присев на грязную крышку сундука прямо в своём великолепном платье итальянского бархата, Марианна закрыла лицо руками. Да, за порчу платья, которое теперь придётся очищать тщательно и очень аккуратно, её накажут, но ноги сейчас держать отказывались.
А нянюшка, на чью житейскую мудрость Марианна привыкла полагаться, начала рассуждать про достоинства мужей в солидных летах, про новую богатую жизнь и деток, которых она снова сможет понянчить. Рябая Берта, ободрённая молчанием Марианны, начала осторожно поддакивать нянюшке.
Смириться, найти крохи радости даже в безвыходном положении – тоже совет, но ум и сердце Марианны отчаянно противились его принятию.
Она услышала стук открываемой двери, шелест юбок, почувствовала, как по полу потянуло сквозняком, и поспешно отняла руки от лица. Эрцгерцогиня при посторонних должна сохранять достоинство в любой ситуации. Но вошла не статс-дама и не одна из фрейлин.
Вошла тётя Агнесс.
В груди вскочившей на ноги Марианны вспыхнула надежда: тётя спасёт! Это в её власти! Не поэтому ли приехала, едва, должно быть, узнав о выборе императора со штатгальтером?
Тётя одним цепким взглядом оценила обстановку и резко велела замолкшим служанкам:
– Пошли вон, курицы!
Те, пятясь, испуганно сбежали, а Марианна присела в реверансе и, поцеловав священный перстень на протянутой ей руке, кротко попросила:
– Благословите, Ваше Высокопреподобие.
– Благословение Господа с тобой, дитя моё.
Тётей Агнесс Марианна восхищалась и считала невероятным везением, что из всех племянников та отчего-то выделяла именно её – из сострадания, видимо. Чёрный наряд аббатисы, из шёлковой парчи и тяжёлого богатого бархата, украшенный на рукавах и шее белой пеной кружев, крахмальными кипенно-белыми отворотами там, где покрывало должно было касаться лица, тёте невероятно шёл, подчёркивая молочную белизну чистой кожи, классическую линию носа, блеск умных карих глаз чуть навыкате и яркие карминовые губы. Пятнадцать лет назад эрцгерцогиня Агнесс считалась одной из первых красавиц империи, и её решение стать невестой Христовой разбило не одно мужское сердце. А ещё Марианна долгое время гадала: отчего тётя, имея живую деятельную натуру, ум не по-женски пытливый и острый, интересующаяся политикой и искусством, не осталась в Вене, а предпочла уехать в провинцию вслед за младшим братом? И лишь недавно поняла: так Агнесс добыла для себя настоящую свободу. Она стала настоятельницей аббатства имперского статуса – фактически правительницей своего небольшого княжества и никому, кроме императора, не подчинялась. А император был далеко.
И Марианна, зная, что тётя терпеть не может “скулёж”, как та выражалась, поспешила изложить свою просьбу с должным почтением, но без умоляющих плаксивых ноток.
– Тётя, прошу вас, позвольте принять постриг в вашем аббатстве.
Задумчиво оглядевшая её аббатиса чуть качнула головой.
– А ты, значит, не рада получить корону?
«Нет» тётя не сказала, но и присаживаться тоже не стала. Она не приняла ещё решение? Судорожно смявшая задрожавшими пальцами роскошные – чужие – юбки Марианна твёрдо отозвалась:
– Не рада, тётя Агнесс. Я всем сердцем желаю стать монахиней.
Тётя насмешливо хмыкнула.
– Птичка моя, в тебе монашеского смирения не больше, чем во мне. – Помолчав, уже другим тоном серьёзно сказала:
– Нет, Марианна. Если бы решение об этом браке принимал твой отец, я бы прямо сейчас забрала тебя с собой. Но против воли императора я не пойду. За свадебным кортежем выступят войска, а это не те договорённости, которые позволено нарушать двум слабым женщинам.
Значит, Марианне придётся отдавать династии долг крови до конца. Ведь больше помочь ей некому. На сей раз молчала она до тех пор, пока не уверилась, что сможет говорить спокойно.
– Я поняла вас, тётя, благодарю.
Поджавшая губы Агнесс вновь оглядела её и отчего-то с сожалением вздохнула.
– Это я испортила тебя, птичка. Надо было позволить отправить тебя к испанцам.
Старый викарий, которому когда-то поручили учить её Слову Божьему, красноречием не отличался и вообще предпочитал на занятиях дремать. Так продолжалась долгое время, и родители однажды с возмущением обнаружили, что ревностной католичкой Марианна не выросла. В таких случаях или при малейшем подозрении на симпатию к протестантизму юных Габсбургов отправляли к фанатичным испанским родственникам на перевоспитание. Но за Марианну неожиданно вступилась тётя Агнесс, сказала, что сама займётся духовным окормлением племянницы.
