Такой измотанной я себя не чувствовала уже давно.
— Раз даже я начинаю привыкать, то и ты привыкаешь.
Ждать пришлось недолго. Я еще не успела толком прийти в себя, растекшись на песке под боком у бесчувственного линорма, когда на берег выскочил кракот. Огромный, с горящими глазами, оскаленной мордой и угрожающе белеющими в темной шерсти роговыми наростами.
На хозяйском плече я оказалась раньше, чем сообразила, что происходит, и услышала радостный голос Дари:
— Пушистик, стой!
Сразу за кракотом из кустов очень громко вывалилась новоиспеченная хозяйка этого взбешенного ужаса. И уже за ней показались все остальные.
Пушистик был в ярости. Желание разорвать хоть кого-нибудь красным огнем светилось в его глазах. И я его очень хорошо понимала. Мало того, что он только что стал подчиненной нечистью, так еще и обзавелся таким унизительным прозвищем. Оставалось надеяться, что Пушистик — это несерьезно, и Дари выберет имя посолиднее.
— Силен, — присвистнул Тайс, разглядывая линорма. — Ты его убил?
— Я его подчинил, — усмехнулся хозяин, сбросив с пальцев заготовленное атакующее плетение.
— Минус пятнадцать баллов, — равнодушно сообщил Малек.
В отличие от моего хозяина, Дари правила не нарушала, и аспиранта вызвала сразу же, как только определилась с нечистью для привязки.
Илис скривился. Видимо, рассчитывал потратить значительно меньше баллов.
— Зря мы его не подождали, — пробормотала я, погладив приунывшего хозяина по волосам.
— Чтобы он стал свидетелем твоей реакции на привязку? — Илис не сильно, но обидно, потянул меня за ухо. — Уверен, нам не нужно лишнее внимание. Пусть все думают, что ты больше не подчиненная нечисть, что я снял привязку. К тому же...
— Что?
— Отец не советовал этого делать. Он настоятельно рекомендовал разделиться и искать нечисть в одиночестве.
— Однако...
Малек обошел линорма, оценил как его габариты, так и аккуратность, с которой мы перевязали рану:
— Так уж и быть, минус двенадцать баллов. Ты неплохо потрудился.
— Вот видите, как хорошо, что мы решили отправиться к обрыву? — Дари была непередаваемо счастлива. — Жаль, конечно, что я не нашла ихра, но так даже лучше. Вы только посмотрите, какой у меня появился Пушистик!
— Она на него шлепнулась, — подкравшийся сзади кот решил прояснить ситуацию. — Свалилась в кучу палой листвы, когда мы спасались от виверн. А там он. Дарисса не успела ничего понять. Если бы не Керст, на одну неудачницу в нашем отряде стало бы меньше.
— Почему сразу неудачницу?
— Она не в курсе, что это кракот. Думает, наткнулась на маншипа.
— Она...
— ...не знает, во что он превратится, как только успокоится, — радостно закончил за меня кот.
— Но это же хорошо, что он превратится. Меньше места будет занимать.
— Дари помешана на хищных, опасных, страшных на вид представителях нечисти, — счел нужным, пояснить Илис. — Ей не нужна нечисть, которая превращается в опасного хищника только когда ее разозлят.
— Вы все помешаны на страшной на вид нечисти, — не смогла промолчать я.
— Каси, когда он успокоится и примет исходный вид, кто из вас будет выглядеть страшнее: ты или он?
Хозяин не счел нужным обращать внимание на мой наезд.
Кот фыркнул:
— Тут без вариантов. Не верю, что говорю такое, но мелкая будет внушительнее.
Практическое занятие по подчинению нечисти можно было официально считать закончившимся. Но едва ли Дари будет долго этому радоваться.
Илис спал, тихо сопя в подушку и даже не подозревая, что вот она я, давясь смехом, в совершенно человеческом виде гуляю по его комнате. Вчерашнее осмысленное превращение, произошедшее при неоценимой (хотя он об этом никогда не узнает) помощи аспида, мне понравилось. Приятно контролировать превращение.
Приятно хоть что-то контролировать.
Но из-за долгого и нудного заселения линорма в виварий, из-за кропотливой магически затратной подготовки вольера и двухчасового ожидания, пока прикрепленный к виварию врачеватель осматривал и зашивал раненую нечисть, вчера попрактиковаться в превращении я не смогла. Зато сегодня утром, проснувшись в шестом часу и чувствуя себя на удивление отдохнувшей, решила поэкспериментировать.
Три попытки закончились провалом, но когда я уже смирилась со своей бездарностью и в последний раз, на удачу, попробовала превратиться, все получилось. Вот и разгуливала теперь по комнате, ощупывая все обычными человеческими руками и шалея от новых, удивительных ощущений.
Каменные полы и стены были не просто холодными, они были ледяными. Стол — гладкий и теплый, куртка шершавая, стальные нашивки — холодные. Одеяло мягкое, а волосы у хозяина действительно очень жесткие.
— М-м-м…
Зарывшись носом в подушку, Илис почти проснулся от моего неосторожного прикосновения, завозился, но быстро затих, пробормотав что-то маловразумительное. Кажется, он обещал мне двойную порцию завтрака, если я дам ему еще поспать.
Недолго поразмышляв, стоит ли оскорбиться из-за того, что меня пытаются купить едой, или запомнить это обещание и как-нибудь вытребовать у хозяина вторую порцию, тихо отошла к окну. По выходным у них тут давали кашу с кусочками мяса. С большими и вкусными кусочками мяса. Выбор был очевиден.
Еще с полчаса я бродила по комнате, что-то трогая, что-то просто рассматривая, некоторые вещи попробовала на зуб, потом замерзла и забралась под одеяло, прижавшись к теплому хозяину.
Я успела согреться и задремать, когда Илис снова завозился, просыпаясь. О том, что я сейчас не пушистая, а хозяин точно требовал, чтобы я не смела превращаться, пока он спит, я вспомнила, но вернуть себе пушистый вид даже не попыталась. Было лень.
Илис обернулся и несколько мгновений разглядывал меня, не понимая, что происходит. Сонное сознание отказывалось быстро работать. Когда до него дошло, в каком именно виде я грела об него свои ладошки, он подскочил, вжался спиной в стену и уставился на меня.
— Твою ж...
— И не надо на меня так смотреть! — возмущенно потребовала я. — Нае я понравилась, значит, не страшная. Хазяин, не развивай во мне комплексы.
— Ты что здесь делаешь?
— Греюсь.
— Почему в таком виде?
— Тренируюсь.
— Каси!
— Ничего не знаю. Все претензии к директору. Если бы не он, я даже и не стала бы с этим неудобным человеческим обликом мучиться.
— Отец...
— ...виноват, — радостно сообщила я.
— ...просил привести тебя к нему при следующем превращении, — не слушая меня, закончил свою мысль Илис.
— Чего?
Вчера, когда мы только вернулись в академию, нас встретил радостный Аррануш, после эмоционального монолога сына растерявший все свое хорошее настроение. Но не потому, что мы его в каких-то тайных мотивах подозревали, которые, к слову, имели место быть, а потому что его план провалился. И реакция на стресс — превращение то есть — произошла в лесу и сразу, а не спустя некоторое время в обществе любопытного директора.
Ему хотелось посмотреть на процесс. Илли, у которой превращения, в отличие от моих, происходили с задержкой, предложила выход. Меня вернули в лес и поместили в стрессовую ситуацию, в которой я превратилась сразу, без всяких задержек. Самоубийственная особенность организма.
Директору пришлось довольствоваться самим фактом того, что я побывала в человеческой шкуре уже три раза. Единственное, что он мог сделать — потребовать у хозяина привести меня после следующего превращения в человека, что Илис и собирался исполнить. О том, что со мной сделает директор, он не задумывался, уверенный, что его отец ничего плохого не запланировал. Я была об Аррануше худшего мнения и не сомневалась, что ждет меня с его стороны какая-нибудь грандиозная гадость.
Встречаться с директором не хотела, с Илисом согласна не была и отчаянно сопротивлялась, не желая покидать комнату и отправляться к директору. Правда, в рагру превратиться тоже не могла. Не было у меня нескольких спокойных минут, чтобы собраться с мыслями и попытаться вернуть безопасный вид.
Редкие кадеты, не ушедшие на завтрак в это хмурое дождливое утро, проникающее в академию сырым, зябким сквозняком, могли полюбоваться незабываемой картиной. Я орала и сопротивлялась, Илис ругался и пытался вытащить меня из комнаты, обещая сотворить со мной много ужасного, если я не прекращу себя так вести. А кадеты старались проскочить мимо нас как можно быстрее, отводя глаза и, кажется, даже задерживая дыхание. Репутация у Илиса была плохая, и стала только хуже после эпичного появления в лазарете двух «отблагодаренных» кадетов. Любоваться нашим концертом никто не хотел, опасаясь из-за неуместного любопытства составить компанию перекачанному.
— Я протестую! Я не хочу! Я не пойду! Ты не имеешь права! Я жаловаться буду!
— Кому?
Последнее мое заявление так удивило хозяина, что он даже прекратил вытаскивать меня из комнаты.
— На-найду кому! В этом деле главное — желание.
Вцепившись руками в дверной косяк, я отчаянно боролась за свое законное право никуда не ходить. Только не в человеческом виде. На двух ногах мне там делать нечего.
Илис думал иначе. Он хотел, чтобы я поскорее а-да-пти-ро-ва-лась. Жуткое слово, которое мне не понравилось сразу. Адаптироваться в студенческой среде в качестве ее непосредственного представителя (в будущем) было страшно.
Я с трудом перенесла короткое знакомство с Наей. Что со мной случится среди кучи таких же нелогичных и неконтролируемых созданий, я не знала, но была уверена: ничего хорошего.
— Каси, успокойся, возьми себя в руки и отпусти уже косяк.
— Только после того, как ты отпустишь меня!
— Хорошо.
Рука, перехватившая меня за талию, исчезла. Илис мое требование выполнил и ждал от меня того же. А у меня была талия и стойкая уверенность в том, что он вцепится в меня сразу же, как только я разожму пальцы.
— Каси, — нетерпеливо позвал этот коварный, не заслуживающий доверия тип.
— Отойди на три шага.
Хозяин засопел, но послушно отступил. Его нежелание делать мне больно и силой отдирать от дверного косяка умиляло и дарило надежду на спасение.
Расстояния в три шага мне вполне хватило, чтобы успеть ввалиться в комнату, захлопнуть дверь перед носом опешившего Илиса, и даже добежать до кровати, где, плюхнувшись на живот, я попыталась забраться в единственное доступное на данный момент убежище.
Дверь с грохотом открылась, хорошенько стукнувшись о стену. Злой хозяин вытащил меня из убежища за не успевшую спрятаться ногу, протер моим пузом, который не укрывала задравшаяся рубашка, холодный пол, и, вздернув вверх, одним неуловимым движением забросил на плечо. Так за дверь и вынес, демонстрируя проходящим студентам мои босые грязные пятки и осиротевший без хвоста тыл.
В директорский кабинет, пред светлые очи Аррануша я попала, болтаясь на хозяйском плече и страдая от подступающей тошноты.
— Илис?
Дверь в кабинет закрылась за хозяйской спиной, отсекая от нас удивленную, шокированную и откровенно не верящую в происходящее секретаршу. Круглолицая и курносая, с большими глазами и косой челкой, она напоминала мне какую-то птичку. Очень удивленную птичку.
— Ты хотел, чтобы я привел ее к тебе при следующем превращении? — Меня сгрузили в кресло, стоявшее перед директорским столом. — Вот.
— Я полагал, она придет сама.
— Сама она не хотела, — сдал меня хозяин.
— Не хотела, — прошептала я, глядя на Илли. Устроившись со всеми удобствами на своем насесте, сова с интересом осматривала мой непрезентабельный вид.
Рубашка после приключений в лесу утратила чистоту, обзавелась зелеными разводами на животе и бурыми пятнами на рукавах. Штаны особо не пострадали, но все равно выглядели грязными.
Больше разглядывать на мне было нечего, но она все равно смотрела, и смотрела, и смотрела… А потом, вклинившись в разговор хозяина и директора, обсуждавших планы на мое дальнейшее будущее, сообщила:
— Ее нужно причесать.
Директор, требовавший отдать меня ему на выходные для проведения каких-то опытов, удивленно замолчал.
— Что?
Окинув меня взглядом, Илис честно попытался понять, что именно не понравилось сове. Ну подумаешь, растрепанная слегка? Это не страшно и почти незаметно. Зато так не видно тощую шею и чуть заостренные уши с маленькими, аккуратными кисточками на концах.
— Ее нужно причесать, иначе в скором времени придется стричь.
— Не хочу стричься!
— Я не буду ее расчесывать, — поспешно заявил хозяин.
— И опять мы возвращаемся к тому, с чего начали, — обрадовался директор. — Отдай мне Каси на выходные, и в понедельник я верну тебе ее причесанной, умытой и одетой.
— Одетой?
Я чего-то отчаянно не догоняла.
— Тебе нужна одежда, — уверенно кивнул Аррануш.
— Но я одета!
Я, конечно, знала, что у этих странных человеков принято иметь целые шкафы, заваленные всякими тряпками, но мне-то это было не нужно. По крайней мере, пока. Играть роль обычной человеческой девушки еще рано.
Кажется, я сказала что-то не то, потому что именно после этой фразы началось все самое страшное. Илис посмотрел на отца, отец посмотрел на сына, они поняли друг друга без слов. Хозяин выглядел уставшим и безнадежным, директор — просто неприлично довольным. Сова смотрела.
— Забирай, — покорно согласился хозяин.
— Как — забирай? Зачем забирай? Не надо меня забирать! — Подскочив, я вцепилась в руку стоявшего рядом с креслом Илиса и заныла, дергая его за рукав: — Ты не можешь меня отдать. Это нечестно. Так нельзя! Это жестокое обращение с подчиненной нечистью. Наказуемое деяние, между прочим!
— Ты преувеличиваешь. Ничего страшного с тобой не случится, только веди себя хорошо, — велел этот бессердечный тип, аккуратно пытаясь отцепить мои пальцы от своей рубашки.
— Но...
— Это для твоего же блага, — подал голос директор. — Тебе нужно привыкать к простой человеческой жизни. И лучше это делать не в академии, среди кадетов.
— То есть вы забираете меня в город? — с подозрением прищурилась я, ослабляя хватку.
— Да.
Быстро выпустив хозяйский рукав, разгладила его и дрожащим от радости голосом пообещала озадаченному хозяину:
— Я буду вести себя очень хорошо.
Он даже не мог себе представить, как я хотела посмотреть город.
Долгую и угрюмую тишину нарушил Аррануш
— Ты помнишь, что обещала хорошо себя вести?
Мы сидели на удобной кровати, в уютной комнате, в городском доме директора, куда меня заселили на выходные. Я в своем пушистом мелком виде, он — в печали.
— И я честно выполняла свое обещание целый день!
Возмущение мое было искренним, бурным и вполне заслуженным. Когда этот экспериментатор прямо из своего кабинета уволок еще слегка неадекватную, голодную и растерянную человекообразную рагру в выворачивающий наизнанку портал, даже не дав толком попрощаться с бессердечным хозяином, способным сдать меня в любые руки сомнительной надежности, я выдержала это с достоинством. Только слегка подпортила интерьер директорской гостиной поздним, обильным и не до конца успевшим перевариться ужином.
Когда потащил по магазинам, в первом же из которых степенная и важная дама с плохо скрываемой брезгливостью поинтересовалась, с каких это пор магистр Грэнар начал подбирать на улице безродных бродяжек, я сдержалась. И даже не поотгрызала никому пальцы в четвертом по счету магазине, где с меня решили снять мерки.
Аррануш назвал это жуткое место «ателье» и велел делать все, что от меня потребуют.
— Раз даже я начинаю привыкать, то и ты привыкаешь.
Ждать пришлось недолго. Я еще не успела толком прийти в себя, растекшись на песке под боком у бесчувственного линорма, когда на берег выскочил кракот. Огромный, с горящими глазами, оскаленной мордой и угрожающе белеющими в темной шерсти роговыми наростами.
На хозяйском плече я оказалась раньше, чем сообразила, что происходит, и услышала радостный голос Дари:
— Пушистик, стой!
Сразу за кракотом из кустов очень громко вывалилась новоиспеченная хозяйка этого взбешенного ужаса. И уже за ней показались все остальные.
Пушистик был в ярости. Желание разорвать хоть кого-нибудь красным огнем светилось в его глазах. И я его очень хорошо понимала. Мало того, что он только что стал подчиненной нечистью, так еще и обзавелся таким унизительным прозвищем. Оставалось надеяться, что Пушистик — это несерьезно, и Дари выберет имя посолиднее.
— Силен, — присвистнул Тайс, разглядывая линорма. — Ты его убил?
— Я его подчинил, — усмехнулся хозяин, сбросив с пальцев заготовленное атакующее плетение.
— Минус пятнадцать баллов, — равнодушно сообщил Малек.
В отличие от моего хозяина, Дари правила не нарушала, и аспиранта вызвала сразу же, как только определилась с нечистью для привязки.
Илис скривился. Видимо, рассчитывал потратить значительно меньше баллов.
— Зря мы его не подождали, — пробормотала я, погладив приунывшего хозяина по волосам.
— Чтобы он стал свидетелем твоей реакции на привязку? — Илис не сильно, но обидно, потянул меня за ухо. — Уверен, нам не нужно лишнее внимание. Пусть все думают, что ты больше не подчиненная нечисть, что я снял привязку. К тому же...
— Что?
— Отец не советовал этого делать. Он настоятельно рекомендовал разделиться и искать нечисть в одиночестве.
— Однако...
Малек обошел линорма, оценил как его габариты, так и аккуратность, с которой мы перевязали рану:
— Так уж и быть, минус двенадцать баллов. Ты неплохо потрудился.
— Вот видите, как хорошо, что мы решили отправиться к обрыву? — Дари была непередаваемо счастлива. — Жаль, конечно, что я не нашла ихра, но так даже лучше. Вы только посмотрите, какой у меня появился Пушистик!
— Она на него шлепнулась, — подкравшийся сзади кот решил прояснить ситуацию. — Свалилась в кучу палой листвы, когда мы спасались от виверн. А там он. Дарисса не успела ничего понять. Если бы не Керст, на одну неудачницу в нашем отряде стало бы меньше.
— Почему сразу неудачницу?
— Она не в курсе, что это кракот. Думает, наткнулась на маншипа.
— Она...
— ...не знает, во что он превратится, как только успокоится, — радостно закончил за меня кот.
— Но это же хорошо, что он превратится. Меньше места будет занимать.
— Дари помешана на хищных, опасных, страшных на вид представителях нечисти, — счел нужным, пояснить Илис. — Ей не нужна нечисть, которая превращается в опасного хищника только когда ее разозлят.
— Вы все помешаны на страшной на вид нечисти, — не смогла промолчать я.
— Каси, когда он успокоится и примет исходный вид, кто из вас будет выглядеть страшнее: ты или он?
Хозяин не счел нужным обращать внимание на мой наезд.
Кот фыркнул:
— Тут без вариантов. Не верю, что говорю такое, но мелкая будет внушительнее.
Практическое занятие по подчинению нечисти можно было официально считать закончившимся. Но едва ли Дари будет долго этому радоваться.
Глава десятая. Страдательная
Илис спал, тихо сопя в подушку и даже не подозревая, что вот она я, давясь смехом, в совершенно человеческом виде гуляю по его комнате. Вчерашнее осмысленное превращение, произошедшее при неоценимой (хотя он об этом никогда не узнает) помощи аспида, мне понравилось. Приятно контролировать превращение.
Приятно хоть что-то контролировать.
Но из-за долгого и нудного заселения линорма в виварий, из-за кропотливой магически затратной подготовки вольера и двухчасового ожидания, пока прикрепленный к виварию врачеватель осматривал и зашивал раненую нечисть, вчера попрактиковаться в превращении я не смогла. Зато сегодня утром, проснувшись в шестом часу и чувствуя себя на удивление отдохнувшей, решила поэкспериментировать.
Три попытки закончились провалом, но когда я уже смирилась со своей бездарностью и в последний раз, на удачу, попробовала превратиться, все получилось. Вот и разгуливала теперь по комнате, ощупывая все обычными человеческими руками и шалея от новых, удивительных ощущений.
Каменные полы и стены были не просто холодными, они были ледяными. Стол — гладкий и теплый, куртка шершавая, стальные нашивки — холодные. Одеяло мягкое, а волосы у хозяина действительно очень жесткие.
— М-м-м…
Зарывшись носом в подушку, Илис почти проснулся от моего неосторожного прикосновения, завозился, но быстро затих, пробормотав что-то маловразумительное. Кажется, он обещал мне двойную порцию завтрака, если я дам ему еще поспать.
Недолго поразмышляв, стоит ли оскорбиться из-за того, что меня пытаются купить едой, или запомнить это обещание и как-нибудь вытребовать у хозяина вторую порцию, тихо отошла к окну. По выходным у них тут давали кашу с кусочками мяса. С большими и вкусными кусочками мяса. Выбор был очевиден.
Еще с полчаса я бродила по комнате, что-то трогая, что-то просто рассматривая, некоторые вещи попробовала на зуб, потом замерзла и забралась под одеяло, прижавшись к теплому хозяину.
Я успела согреться и задремать, когда Илис снова завозился, просыпаясь. О том, что я сейчас не пушистая, а хозяин точно требовал, чтобы я не смела превращаться, пока он спит, я вспомнила, но вернуть себе пушистый вид даже не попыталась. Было лень.
Илис обернулся и несколько мгновений разглядывал меня, не понимая, что происходит. Сонное сознание отказывалось быстро работать. Когда до него дошло, в каком именно виде я грела об него свои ладошки, он подскочил, вжался спиной в стену и уставился на меня.
— Твою ж...
— И не надо на меня так смотреть! — возмущенно потребовала я. — Нае я понравилась, значит, не страшная. Хазяин, не развивай во мне комплексы.
— Ты что здесь делаешь?
— Греюсь.
— Почему в таком виде?
— Тренируюсь.
— Каси!
— Ничего не знаю. Все претензии к директору. Если бы не он, я даже и не стала бы с этим неудобным человеческим обликом мучиться.
— Отец...
— ...виноват, — радостно сообщила я.
— ...просил привести тебя к нему при следующем превращении, — не слушая меня, закончил свою мысль Илис.
— Чего?
Вчера, когда мы только вернулись в академию, нас встретил радостный Аррануш, после эмоционального монолога сына растерявший все свое хорошее настроение. Но не потому, что мы его в каких-то тайных мотивах подозревали, которые, к слову, имели место быть, а потому что его план провалился. И реакция на стресс — превращение то есть — произошла в лесу и сразу, а не спустя некоторое время в обществе любопытного директора.
Ему хотелось посмотреть на процесс. Илли, у которой превращения, в отличие от моих, происходили с задержкой, предложила выход. Меня вернули в лес и поместили в стрессовую ситуацию, в которой я превратилась сразу, без всяких задержек. Самоубийственная особенность организма.
Директору пришлось довольствоваться самим фактом того, что я побывала в человеческой шкуре уже три раза. Единственное, что он мог сделать — потребовать у хозяина привести меня после следующего превращения в человека, что Илис и собирался исполнить. О том, что со мной сделает директор, он не задумывался, уверенный, что его отец ничего плохого не запланировал. Я была об Аррануше худшего мнения и не сомневалась, что ждет меня с его стороны какая-нибудь грандиозная гадость.
Встречаться с директором не хотела, с Илисом согласна не была и отчаянно сопротивлялась, не желая покидать комнату и отправляться к директору. Правда, в рагру превратиться тоже не могла. Не было у меня нескольких спокойных минут, чтобы собраться с мыслями и попытаться вернуть безопасный вид.
Редкие кадеты, не ушедшие на завтрак в это хмурое дождливое утро, проникающее в академию сырым, зябким сквозняком, могли полюбоваться незабываемой картиной. Я орала и сопротивлялась, Илис ругался и пытался вытащить меня из комнаты, обещая сотворить со мной много ужасного, если я не прекращу себя так вести. А кадеты старались проскочить мимо нас как можно быстрее, отводя глаза и, кажется, даже задерживая дыхание. Репутация у Илиса была плохая, и стала только хуже после эпичного появления в лазарете двух «отблагодаренных» кадетов. Любоваться нашим концертом никто не хотел, опасаясь из-за неуместного любопытства составить компанию перекачанному.
— Я протестую! Я не хочу! Я не пойду! Ты не имеешь права! Я жаловаться буду!
— Кому?
Последнее мое заявление так удивило хозяина, что он даже прекратил вытаскивать меня из комнаты.
— На-найду кому! В этом деле главное — желание.
Вцепившись руками в дверной косяк, я отчаянно боролась за свое законное право никуда не ходить. Только не в человеческом виде. На двух ногах мне там делать нечего.
Илис думал иначе. Он хотел, чтобы я поскорее а-да-пти-ро-ва-лась. Жуткое слово, которое мне не понравилось сразу. Адаптироваться в студенческой среде в качестве ее непосредственного представителя (в будущем) было страшно.
Я с трудом перенесла короткое знакомство с Наей. Что со мной случится среди кучи таких же нелогичных и неконтролируемых созданий, я не знала, но была уверена: ничего хорошего.
— Каси, успокойся, возьми себя в руки и отпусти уже косяк.
— Только после того, как ты отпустишь меня!
— Хорошо.
Рука, перехватившая меня за талию, исчезла. Илис мое требование выполнил и ждал от меня того же. А у меня была талия и стойкая уверенность в том, что он вцепится в меня сразу же, как только я разожму пальцы.
— Каси, — нетерпеливо позвал этот коварный, не заслуживающий доверия тип.
— Отойди на три шага.
Хозяин засопел, но послушно отступил. Его нежелание делать мне больно и силой отдирать от дверного косяка умиляло и дарило надежду на спасение.
Расстояния в три шага мне вполне хватило, чтобы успеть ввалиться в комнату, захлопнуть дверь перед носом опешившего Илиса, и даже добежать до кровати, где, плюхнувшись на живот, я попыталась забраться в единственное доступное на данный момент убежище.
Дверь с грохотом открылась, хорошенько стукнувшись о стену. Злой хозяин вытащил меня из убежища за не успевшую спрятаться ногу, протер моим пузом, который не укрывала задравшаяся рубашка, холодный пол, и, вздернув вверх, одним неуловимым движением забросил на плечо. Так за дверь и вынес, демонстрируя проходящим студентам мои босые грязные пятки и осиротевший без хвоста тыл.
В директорский кабинет, пред светлые очи Аррануша я попала, болтаясь на хозяйском плече и страдая от подступающей тошноты.
— Илис?
Дверь в кабинет закрылась за хозяйской спиной, отсекая от нас удивленную, шокированную и откровенно не верящую в происходящее секретаршу. Круглолицая и курносая, с большими глазами и косой челкой, она напоминала мне какую-то птичку. Очень удивленную птичку.
— Ты хотел, чтобы я привел ее к тебе при следующем превращении? — Меня сгрузили в кресло, стоявшее перед директорским столом. — Вот.
— Я полагал, она придет сама.
— Сама она не хотела, — сдал меня хозяин.
— Не хотела, — прошептала я, глядя на Илли. Устроившись со всеми удобствами на своем насесте, сова с интересом осматривала мой непрезентабельный вид.
Рубашка после приключений в лесу утратила чистоту, обзавелась зелеными разводами на животе и бурыми пятнами на рукавах. Штаны особо не пострадали, но все равно выглядели грязными.
Больше разглядывать на мне было нечего, но она все равно смотрела, и смотрела, и смотрела… А потом, вклинившись в разговор хозяина и директора, обсуждавших планы на мое дальнейшее будущее, сообщила:
— Ее нужно причесать.
Директор, требовавший отдать меня ему на выходные для проведения каких-то опытов, удивленно замолчал.
— Что?
Окинув меня взглядом, Илис честно попытался понять, что именно не понравилось сове. Ну подумаешь, растрепанная слегка? Это не страшно и почти незаметно. Зато так не видно тощую шею и чуть заостренные уши с маленькими, аккуратными кисточками на концах.
— Ее нужно причесать, иначе в скором времени придется стричь.
— Не хочу стричься!
— Я не буду ее расчесывать, — поспешно заявил хозяин.
— И опять мы возвращаемся к тому, с чего начали, — обрадовался директор. — Отдай мне Каси на выходные, и в понедельник я верну тебе ее причесанной, умытой и одетой.
— Одетой?
Я чего-то отчаянно не догоняла.
— Тебе нужна одежда, — уверенно кивнул Аррануш.
— Но я одета!
Я, конечно, знала, что у этих странных человеков принято иметь целые шкафы, заваленные всякими тряпками, но мне-то это было не нужно. По крайней мере, пока. Играть роль обычной человеческой девушки еще рано.
Кажется, я сказала что-то не то, потому что именно после этой фразы началось все самое страшное. Илис посмотрел на отца, отец посмотрел на сына, они поняли друг друга без слов. Хозяин выглядел уставшим и безнадежным, директор — просто неприлично довольным. Сова смотрела.
— Забирай, — покорно согласился хозяин.
— Как — забирай? Зачем забирай? Не надо меня забирать! — Подскочив, я вцепилась в руку стоявшего рядом с креслом Илиса и заныла, дергая его за рукав: — Ты не можешь меня отдать. Это нечестно. Так нельзя! Это жестокое обращение с подчиненной нечистью. Наказуемое деяние, между прочим!
— Ты преувеличиваешь. Ничего страшного с тобой не случится, только веди себя хорошо, — велел этот бессердечный тип, аккуратно пытаясь отцепить мои пальцы от своей рубашки.
— Но...
— Это для твоего же блага, — подал голос директор. — Тебе нужно привыкать к простой человеческой жизни. И лучше это делать не в академии, среди кадетов.
— То есть вы забираете меня в город? — с подозрением прищурилась я, ослабляя хватку.
— Да.
Быстро выпустив хозяйский рукав, разгладила его и дрожащим от радости голосом пообещала озадаченному хозяину:
— Я буду вести себя очень хорошо.
Он даже не мог себе представить, как я хотела посмотреть город.
***
Долгую и угрюмую тишину нарушил Аррануш
— Ты помнишь, что обещала хорошо себя вести?
Мы сидели на удобной кровати, в уютной комнате, в городском доме директора, куда меня заселили на выходные. Я в своем пушистом мелком виде, он — в печали.
— И я честно выполняла свое обещание целый день!
Возмущение мое было искренним, бурным и вполне заслуженным. Когда этот экспериментатор прямо из своего кабинета уволок еще слегка неадекватную, голодную и растерянную человекообразную рагру в выворачивающий наизнанку портал, даже не дав толком попрощаться с бессердечным хозяином, способным сдать меня в любые руки сомнительной надежности, я выдержала это с достоинством. Только слегка подпортила интерьер директорской гостиной поздним, обильным и не до конца успевшим перевариться ужином.
Когда потащил по магазинам, в первом же из которых степенная и важная дама с плохо скрываемой брезгливостью поинтересовалась, с каких это пор магистр Грэнар начал подбирать на улице безродных бродяжек, я сдержалась. И даже не поотгрызала никому пальцы в четвертом по счету магазине, где с меня решили снять мерки.
Аррануш назвал это жуткое место «ателье» и велел делать все, что от меня потребуют.
