«Издержки пути, сапфироглазая, издержки пути. А ты думала, в сады богов попала?»
Не проронив ни слова, я вцепилась в рукав кожаной куртки мага. Он понимающе промолчал и возобновил наш путь. Грэм одобрил мое решение, но почему на душе так гадко? И еще брошенный хэмелл не добавлял душевного спокойствия…
Боги Семиграда, станьте свидетелями! Если появится возможность, и наши пути снова пересекутся, я обязательно помогу ему!
Грэм не остановил клятву, но грустно шепнул:
«Порой идти на поводу у совести опаснее, чем послушаться советов страха».
На краю пустыря, среди зарослей пожелтевшего орешника, стояли стреноженные кони. Одна лошадка принадлежала следопыту, под седлом второй лежала попона с гербом Северной империи. Ушлый маг рассудил, что солдату, одержимому демоном, она больше не понадобится, и я буду лучшей хозяйкой.
Юлиан, как и обещал, выбрался из трактира, прихватив наши вещи. Я в который раз порадовалась, что собрала сумку заранее и познакомилась с ловким прохвостом.
Вцепившись в поводья, я доверилась лошади и обессилено на нее навалилась. Смутно помню, как выбрались на тракт и быстрым аллюром скакали до самого рассвета.
Когда Юлиан дал добро на остановку, мы углубились в лиственный лес. Небольшая полянка стала временным пристанищем. В полусонном состоянии я распрягла, вытерла и стреножила свою гнедую, затем повалилась спать.
Надеюсь, мой попутчик побеспокоился о щите.
Меня разбудила сорока. Стрекотание назойливо просочилось в сон, а солнечные зайчики бессовестно запрыгали по щекам. Приоткрыв один глаз, увидела Юлиана, подкладывающего сухие сучья и кору в весело горящий костер. Тени под глазами, легкая щетина, осунувшееся лицо – маг выглядел помятым и утомленным, точно и не ложился спасть.
– Доброе утро, – устало произнес следопыт и повесил над костром котелок. – Готовить умеешь?
– Ага, мне доводилось жить в лесу. Дядя научил готовить пищу на костре, – в трактире я успела рассказать выдуманную историю своей жизни, что происхожу из рода охотников и собираюсь поступить в школу для дальнейшего обучения семейной профессии.
– Тогда свари кашу, а я немного посплю.
– Ты разве не ставил щит? – удивилась я и вылезла из-под меховой полости.
– Ставил, но мы все еще недалеко от «Перекрестка ветров», не хотелось бы, чтобы нас спящими обнаружили члены Братства.
Юлиан за секунды разложил меховое одеяло и, не раздеваясь, завернулся в него с головой. Мне стало любопытно, почему он неодобрительно отозвался о Братстве магов, но спрашивать не захотела. Расстанемся мы нескоро, еще успею.
Сладко потянувшись и зевнув, шикнула на стрекочущую птицу. Сорока продолжала невозмутимо сидеть на ветке, чуть вздрагивая и покачивая длинным хвостом. Большая часть тела птицы черного цвета, с металлическим отливом, остальное оперение чисто-белое. Казалось бы, обычная сорока. Но то, как она безбоязненно сидела у самой черты невидимого щита и внимательно следила за каждым моим движением, настораживало. Тут же вспомнились все слышанные байки о черных колдунах и их способности наблюдать за врагами глазами птиц и животных.
О Предвечная! Как можно было забыть о невидимой магической татуировке – сером мотыльке на щиколотке, – которую оставил Эвгуст? Непростительная глупость с моей стороны. Хотя… он не возвращает меня назад в Семиград. Так что пусть смотрит себе на здоровье.
И все-таки я ненавижу, когда за мной следят!
Наплевав на опасения попутчика, воспользовалась капелькой Силы. Дерево ответило на мою мысленную просьбу – и встряхнуло веткой, на которой сидела птица. Сорока тяжело снялась в воздух и полетела в чащу, часто взмахивая короткими крыльями.
– Ты только что магичила? – высунулась голова Юлиана из-под одеяла. – Больше так не делай. Малейшее проявление Силы – и нас обнаружат.
– Я всего лишь поговорила с деревом! Всего капелька Силы!
– Даже на легкое колдовство землевика есть артефакты-определители. Хорошо, что ты меня разбудила – сверну щит.
Юлиан, не вставая, лениво махнул рукой против часовой стрелки и опять спрятался под одеяло. Отлично! Без защитного купола чувствую себя голой.
Пронизанный солнечными лучами лес тихо разговаривал с ветром. Птицы выводили мелодичные трели, где-то квакали лягушки. Между переплетенными ветвями прогладывали кусочки неба, не по-осеннему чистому и синему. Безмятежное спокойствие природы понемногу стирало ощущение беззащитности и тревоги. Успокаивающе пахло слегка жухлой травой.
«Грэм, поговори со мной. Мне жутко».
«Есть причины для страха? Чего ты боишься, Эва? Или запоздалая реакция на вчерашние события? Ночью ты была смелее».
«Ага, ночью у меня не было времени на размышления – одно событие накладывалось на другое».
«Должен сказать, ты держалась молодцом. Лишь благодаря твоей силе воли и жажде жизни мы уцелели. Горжусь тобой!»
«Спасибо, Грэм. Уверена, что бесстрашие передалось от тебя. Но нашелся бы защитник – и я визжала бы от страха или вообще грохнулась бы в обморок.
«Сапфироглазая, не наговаривай на себя. Ты не из тех, кто бьется в истерике. Итак, предлагаю обсудить наши дальнейшие действия, пока тебя ничто не отвлекает от мысленного разговора».
«Да, когда рядом люди, боюсь потерять нить внешнего разговора, отвлекаясь на беседу с тобой. Поэтому старайся меня не отвлекать».
Вода в котелке закипела. Огляделась в поисках провизии – одна из сумок Юлиана лежала возле кучки хвороста. Я не ошиблась в своих предположениях и нашла соль, крупу и вяленое мясо. Следопыт – опытный путешественник – крупа была заранее промыта, а потом высушена, оставалось только отмерить ее и засыпать в кипяток.
«Когда твой новый друг проснется, спроси, куда конкретно он направляется. Будем надеяться, до Элевтии вы проедете хотя бы половину пути».
«Спрошу обязательно. Если Юлиан отколется, мне придется купить недостающие в походе вещи и сутками не спать. Тракт, говорят, безопасен днем. Мне почему-то слабо в это верится».
«Нет, почему же? Дорога, в самом деле, безопасна. Но не для тебя. Днем на ней можно встретить боевые четверки магов и патрули солдат империи. Ночью одинокому путнику, конечно, туда лучше не соваться, но выбора нет. Тебя будут искать на тракте днем».
«Разве с этой внешностью я хоть чем-то напоминаю принцессу?»
«Нет, разве что ростом. Но у слуг императора может оказаться поисковый амулет».
«Да, как я не старалась прибрать за собой, пару волосинок они вполне могут достать», – согласилась я задумчиво и посолила кашу.
«Будем надеяться, что поисковые группы получат только отпечатки ауры принцессы. Ты-то ведь изменила ауру?»
Я не ответила, чувствуя, как к щеки начинают гореть со стыда.
«Эва? Ты ведь изменила ауру?»
«Ой…»
«Ой?! Эвка! – голос сатурийца в моей голове стал натянутым, а потом и вовсе гневным: – Ты о чем думала, когда покидала дворец?!»
«Грэм, не надо на меня орать! О чем только я не думала! Каждый может закрутиться и позабыть о маленькой детали…»
«Маленькой?! Ты понимаешь, что, по крайней мере, три мага видели и запомнили твою ауру? Как думаешь, что подумает твой следопыт, если вдруг увидит, что она кардинально поменялась? На какие мысли это его натолкнет?!»
«Не ори на меня! И следопыт не мой! Подумаешь, увидит другую ауру! Он ведь знает, что я хэмелл-полукровка! Не нагнетай обстановку, ничего страшного не случилось».
«Хорошо, Эва, – успокоился сатуриец, – больше ты не услышишь от меня ни слова упрека. Только, закрывая глаза на свою небрежность, ты роешь яму не только себе, но и мне».
Я посолила пузырящуюся кашу и ответила, от злости произнося слова вслух:
– Уверена, что тебе, как паразиту в моем теле, даже эта яма приятнее, чем разложение в могиле.
Молчание. У меня появилось такое ощущение, что внутри меня захлопнулась дверь. И я осталась в одиночестве. Внезапно вся оскорбительность моих слов пробилась через гнев. Предвечная, нет! Что я наделала?!
«Грэм! Прости меня, Грэм! Я не имела в виду то, что сказала! Боги! Грэм! Ты слышишь меня? Прости, пожалуйста, прости меня».
Телохранитель молчал. Неприятное чувство, словно я ударила слабого или утопила щенка, стало давить на сердце.
Как я могла такое сказать? Как? Но ведь и Грэм хорош! Зачем на меня кричал? Мне и так сейчас тяжело, а тут еще и его обвинения в глупости. Разве можно все продумать наперед и оставаться спокойной и сосредоточенной, когда творится такое?!
Я тоже могу обидеться и умею дуться. Злая, как пегас, не получивший наездника, я доварила кашу и занялась своей аурой.
Многоликие – единственная раса Межграничья, которая может скрывать свою ауру, накинув на нее непрозрачную пленку ложной энергетической оболочки. Насколько я знала, ни маги фиолетового уровня, ни даже ищущие настоящую ауру хэмелла увидеть не могут. Вот такая вот особенная раса.
Из-за того, что я злилась, новая аура получила много красного, цвета агрессии и силы, питающейся яростью. На самом деле, я сдержанная и спокойная. Но если довести меня до состояния невменяемого гнева, могу покусать. Принц Зоор в этом убедился лично…
Стыдно вспомнить, но тогда завелась я из-за простого подначивания его высочества по поводу моего телохранителя.
Мы с Зоором прятались от Грэма на террасе за кадками с лапайей, вечноцветущей желтой лилией. Когда Грэм во второй раз прошел мимо, не заметив нас, принц пожалел меня за неразделенное чувство к сатурийцу. Естественно, он нагло наговаривал!
Принц ехидно настаивал на том, что не мог ошибиться: я втюрилась в своего охранника, как маленькая, глупая девочка. Я зловещим шепотом предупредила, что укушу за ухо, которое как раз находилось у моих губ – между вазонами было тесто, и мы стояли, обнявшись – но принц не поверил.
Крик Зоора услышал даже Тристан в башне.
Воспоминания о вздорном лулианце, которого считала своим другом, вернули хорошее расположение духа.
Лулианский принц – первенец короля Фадиаса, но наследовать трон по законам страны права не имел. Когда ему исполнилось четырнадцать, вспыхнуло восстание недовольных. Заговорщики взяли юного наследник в заложники и держали больше седмицы в доме почитателя бога Жизни. За это время свихнувшийся жрец провел на Зооре опыты. Он мечтал создать идеального охотника на нежить и выбрал «добровольцем» подростка, семью которого люто ненавидел.
Принца освободили поздно – он оказался сломлен духовно и изувечен физически. Раздробленные кости и страшные раны по всему телу… лучшие целители Межграничья собирали наследника буквально по кусочкам.
Основатель Лулианского королевства, устанавливая правила наследования, категорически запретил возводить на трон уродливых, рыжих, психически неполноценных и магически измененных. Зоор попадал под три запрета: хромой, покрытый сеткой тонких шрамов, нелюдимый и трансформированный десятками магов. У него даже ауры изменились: обычная лишилась почти всех светлых оттенков, магическая опустилась на один луч. Кстати, меня всегда возмущала несправедливость богов: усилить ауру нельзя, а вот ослабить легче легкого, особенно если окажешься в руках черномага.
От печальных размышлений захотелось есть. Шепотом позвав Юлиана и убедившись, что следопыт впал в спячку, я насыпала себе полную чашку. Мисок у моего попутчика не было, но зато обнаружилось две ложки и две чашки из легкого магически укрепленного материала.
М-да, кашка получилась на любителя. Буду надеяться, что Юлиан не прочь похлебать солененького. Первый раз – и так опозориться!
Воровато оглядевшись, я прошептала заклинание улучшения вкуса. В кулинарной магии я не профессионал, но опыта хватает – в храме часто наказывали работой по кухне.
После каши хотелось пить. Вода попахивала тиной, и я, уже не опасаясь попасться, наложила на фляжку освежающее заклинание. Борясь со скукой, вспомнила о дневнике первой императрицы.
Отсиживаясь в трактире, я немного с ними ознакомилась. Но мой зад болел после неудачного перемещения, вернее малоприятного приземления в лужу, и чувство разбитости не давало в полной мере сосредоточиться.
А концентрация внимания была, ой как, необходима. Почерк императрицы, как у ребенка, недавно научившегося писать. Да еще и вела она большинство записей на одном из старых языков, который я знала благодаря Тристану почти сносно. Поэтому приходилось перевод записывать – просто читать моих умений не хватало.
В конечном итоге получился перевод, от которого глаза полезли на лоб.
«Эвгуст сделал мне свадебный подарок. Она так прекрасна… Корона будущей королевы! Правда, пока королевы без королевства. Хотя Эвгуст посмеивался над моими мечтами о державе, где я была бы повелительницей, называя их блажью, главную монаршую регалию он мне подарил. И я дала ему имя – Corona astralis, то есть Звездный венец.
Сейчас это лишь артефакт. Но какой силы! В короне тридцать камней, тридцать фириллов. На вопрос, откуда такое богатство, жених загадочно улыбается и молчит.
Любимый вложил в создание венца прорву Силы и бессонные ночи. Он сам нарисовал мастеру эскиз и в процессе изготовления накладывал заклинание за заклинанием. А мы-то с Антаром гадали, почему он такой вялый в последнее время. До главного в нашей жизни приключения остались считанные дни, а Эвгуст старался сделать мне приятно. Он, действительно, влюблен, и это наполняет меня гордостью – пробудить чувства в таком мужчине сможет не каждая.
Я жду день отправки с нетерпением. Я уверена, что у нас троих все получится. Мы просто обязаны добиться успеха. Если провалим задание, не видать мне моего королевства.
А корона так прекрасна, что не могу налюбоваться, и боюсь, что не решусь оставить ее здесь в день отхода. Да и зачем? Одним артефактом больше, одним меньше, она не оттянет сумки.
Когда Эвгуст возложил венец на мою голову, его глаза светились гордостью. Он пообещал, что сделает все, чтобы к нему я получила и королевство. Королевство, где будут править наши дети и дети детей наших детей. Звучит так запутано и смешно, но – честное слово! – Эвгуст сказал именно так.
Как можно не любить такого восхитительного мужчину?!»
Я дочитала до конца и усмехнулась. Тысячу лет назад был «восхитительный мужчина», а сейчас монструозный маньяк. Не знаю, что конкретно случилось с его лицом, но почему-то кажется, что это физический откат после жутко черного и злобного колдовства. Помнится, Тристан рассказывал о трех оставляющих отметины на теле и разуме заклинаниях.
«Червоточина» – самое милосердное из них, убивает мгновенно. Жертва не успевает ничего почувствовать. При исследовании трупа обнаруживается сердце сплошь продырявленное, как яблоко, испещренное червем.
«Пламя зари» – массовое заклинание, применялось во время войны с многоликими. Придумал маг, обезумевший после потери всей семьи. Волна обжигающей энергии подкашивает противника, превращая его внутренности в пепел, заставляя умирать в муках. А вот внешних признаков на трупе почти не остается.
«Красная капель» – тело несчастного медленно истекает кровью сквозь маленькие порезы, нанесенные невидимым лезвием по всему телу. Пыточное заклинание, которое применяли во время войны некроманты из Аг-Грассы.
Эвгуст, «восхитительный» мужчина первой императрицы, мог использовать одно из трех, либо какое-то другое, о котором я не слышала. Спрашивается, почему у могущественных заклятий неприятные последствия? Ну, так за все нужно платить! Боги не любят, когда не они, а кто-то другой, портит их игрушки.
Не проронив ни слова, я вцепилась в рукав кожаной куртки мага. Он понимающе промолчал и возобновил наш путь. Грэм одобрил мое решение, но почему на душе так гадко? И еще брошенный хэмелл не добавлял душевного спокойствия…
Боги Семиграда, станьте свидетелями! Если появится возможность, и наши пути снова пересекутся, я обязательно помогу ему!
Грэм не остановил клятву, но грустно шепнул:
«Порой идти на поводу у совести опаснее, чем послушаться советов страха».
На краю пустыря, среди зарослей пожелтевшего орешника, стояли стреноженные кони. Одна лошадка принадлежала следопыту, под седлом второй лежала попона с гербом Северной империи. Ушлый маг рассудил, что солдату, одержимому демоном, она больше не понадобится, и я буду лучшей хозяйкой.
Юлиан, как и обещал, выбрался из трактира, прихватив наши вещи. Я в который раз порадовалась, что собрала сумку заранее и познакомилась с ловким прохвостом.
Вцепившись в поводья, я доверилась лошади и обессилено на нее навалилась. Смутно помню, как выбрались на тракт и быстрым аллюром скакали до самого рассвета.
Когда Юлиан дал добро на остановку, мы углубились в лиственный лес. Небольшая полянка стала временным пристанищем. В полусонном состоянии я распрягла, вытерла и стреножила свою гнедую, затем повалилась спать.
Надеюсь, мой попутчик побеспокоился о щите.
***
Меня разбудила сорока. Стрекотание назойливо просочилось в сон, а солнечные зайчики бессовестно запрыгали по щекам. Приоткрыв один глаз, увидела Юлиана, подкладывающего сухие сучья и кору в весело горящий костер. Тени под глазами, легкая щетина, осунувшееся лицо – маг выглядел помятым и утомленным, точно и не ложился спасть.
– Доброе утро, – устало произнес следопыт и повесил над костром котелок. – Готовить умеешь?
– Ага, мне доводилось жить в лесу. Дядя научил готовить пищу на костре, – в трактире я успела рассказать выдуманную историю своей жизни, что происхожу из рода охотников и собираюсь поступить в школу для дальнейшего обучения семейной профессии.
– Тогда свари кашу, а я немного посплю.
– Ты разве не ставил щит? – удивилась я и вылезла из-под меховой полости.
– Ставил, но мы все еще недалеко от «Перекрестка ветров», не хотелось бы, чтобы нас спящими обнаружили члены Братства.
Юлиан за секунды разложил меховое одеяло и, не раздеваясь, завернулся в него с головой. Мне стало любопытно, почему он неодобрительно отозвался о Братстве магов, но спрашивать не захотела. Расстанемся мы нескоро, еще успею.
Сладко потянувшись и зевнув, шикнула на стрекочущую птицу. Сорока продолжала невозмутимо сидеть на ветке, чуть вздрагивая и покачивая длинным хвостом. Большая часть тела птицы черного цвета, с металлическим отливом, остальное оперение чисто-белое. Казалось бы, обычная сорока. Но то, как она безбоязненно сидела у самой черты невидимого щита и внимательно следила за каждым моим движением, настораживало. Тут же вспомнились все слышанные байки о черных колдунах и их способности наблюдать за врагами глазами птиц и животных.
О Предвечная! Как можно было забыть о невидимой магической татуировке – сером мотыльке на щиколотке, – которую оставил Эвгуст? Непростительная глупость с моей стороны. Хотя… он не возвращает меня назад в Семиград. Так что пусть смотрит себе на здоровье.
И все-таки я ненавижу, когда за мной следят!
Наплевав на опасения попутчика, воспользовалась капелькой Силы. Дерево ответило на мою мысленную просьбу – и встряхнуло веткой, на которой сидела птица. Сорока тяжело снялась в воздух и полетела в чащу, часто взмахивая короткими крыльями.
– Ты только что магичила? – высунулась голова Юлиана из-под одеяла. – Больше так не делай. Малейшее проявление Силы – и нас обнаружат.
– Я всего лишь поговорила с деревом! Всего капелька Силы!
– Даже на легкое колдовство землевика есть артефакты-определители. Хорошо, что ты меня разбудила – сверну щит.
Юлиан, не вставая, лениво махнул рукой против часовой стрелки и опять спрятался под одеяло. Отлично! Без защитного купола чувствую себя голой.
Пронизанный солнечными лучами лес тихо разговаривал с ветром. Птицы выводили мелодичные трели, где-то квакали лягушки. Между переплетенными ветвями прогладывали кусочки неба, не по-осеннему чистому и синему. Безмятежное спокойствие природы понемногу стирало ощущение беззащитности и тревоги. Успокаивающе пахло слегка жухлой травой.
«Грэм, поговори со мной. Мне жутко».
«Есть причины для страха? Чего ты боишься, Эва? Или запоздалая реакция на вчерашние события? Ночью ты была смелее».
«Ага, ночью у меня не было времени на размышления – одно событие накладывалось на другое».
«Должен сказать, ты держалась молодцом. Лишь благодаря твоей силе воли и жажде жизни мы уцелели. Горжусь тобой!»
«Спасибо, Грэм. Уверена, что бесстрашие передалось от тебя. Но нашелся бы защитник – и я визжала бы от страха или вообще грохнулась бы в обморок.
«Сапфироглазая, не наговаривай на себя. Ты не из тех, кто бьется в истерике. Итак, предлагаю обсудить наши дальнейшие действия, пока тебя ничто не отвлекает от мысленного разговора».
«Да, когда рядом люди, боюсь потерять нить внешнего разговора, отвлекаясь на беседу с тобой. Поэтому старайся меня не отвлекать».
Вода в котелке закипела. Огляделась в поисках провизии – одна из сумок Юлиана лежала возле кучки хвороста. Я не ошиблась в своих предположениях и нашла соль, крупу и вяленое мясо. Следопыт – опытный путешественник – крупа была заранее промыта, а потом высушена, оставалось только отмерить ее и засыпать в кипяток.
«Когда твой новый друг проснется, спроси, куда конкретно он направляется. Будем надеяться, до Элевтии вы проедете хотя бы половину пути».
«Спрошу обязательно. Если Юлиан отколется, мне придется купить недостающие в походе вещи и сутками не спать. Тракт, говорят, безопасен днем. Мне почему-то слабо в это верится».
«Нет, почему же? Дорога, в самом деле, безопасна. Но не для тебя. Днем на ней можно встретить боевые четверки магов и патрули солдат империи. Ночью одинокому путнику, конечно, туда лучше не соваться, но выбора нет. Тебя будут искать на тракте днем».
«Разве с этой внешностью я хоть чем-то напоминаю принцессу?»
«Нет, разве что ростом. Но у слуг императора может оказаться поисковый амулет».
«Да, как я не старалась прибрать за собой, пару волосинок они вполне могут достать», – согласилась я задумчиво и посолила кашу.
«Будем надеяться, что поисковые группы получат только отпечатки ауры принцессы. Ты-то ведь изменила ауру?»
Я не ответила, чувствуя, как к щеки начинают гореть со стыда.
«Эва? Ты ведь изменила ауру?»
«Ой…»
«Ой?! Эвка! – голос сатурийца в моей голове стал натянутым, а потом и вовсе гневным: – Ты о чем думала, когда покидала дворец?!»
«Грэм, не надо на меня орать! О чем только я не думала! Каждый может закрутиться и позабыть о маленькой детали…»
«Маленькой?! Ты понимаешь, что, по крайней мере, три мага видели и запомнили твою ауру? Как думаешь, что подумает твой следопыт, если вдруг увидит, что она кардинально поменялась? На какие мысли это его натолкнет?!»
«Не ори на меня! И следопыт не мой! Подумаешь, увидит другую ауру! Он ведь знает, что я хэмелл-полукровка! Не нагнетай обстановку, ничего страшного не случилось».
«Хорошо, Эва, – успокоился сатуриец, – больше ты не услышишь от меня ни слова упрека. Только, закрывая глаза на свою небрежность, ты роешь яму не только себе, но и мне».
Я посолила пузырящуюся кашу и ответила, от злости произнося слова вслух:
– Уверена, что тебе, как паразиту в моем теле, даже эта яма приятнее, чем разложение в могиле.
Молчание. У меня появилось такое ощущение, что внутри меня захлопнулась дверь. И я осталась в одиночестве. Внезапно вся оскорбительность моих слов пробилась через гнев. Предвечная, нет! Что я наделала?!
«Грэм! Прости меня, Грэм! Я не имела в виду то, что сказала! Боги! Грэм! Ты слышишь меня? Прости, пожалуйста, прости меня».
Телохранитель молчал. Неприятное чувство, словно я ударила слабого или утопила щенка, стало давить на сердце.
Как я могла такое сказать? Как? Но ведь и Грэм хорош! Зачем на меня кричал? Мне и так сейчас тяжело, а тут еще и его обвинения в глупости. Разве можно все продумать наперед и оставаться спокойной и сосредоточенной, когда творится такое?!
Я тоже могу обидеться и умею дуться. Злая, как пегас, не получивший наездника, я доварила кашу и занялась своей аурой.
Многоликие – единственная раса Межграничья, которая может скрывать свою ауру, накинув на нее непрозрачную пленку ложной энергетической оболочки. Насколько я знала, ни маги фиолетового уровня, ни даже ищущие настоящую ауру хэмелла увидеть не могут. Вот такая вот особенная раса.
Из-за того, что я злилась, новая аура получила много красного, цвета агрессии и силы, питающейся яростью. На самом деле, я сдержанная и спокойная. Но если довести меня до состояния невменяемого гнева, могу покусать. Принц Зоор в этом убедился лично…
Стыдно вспомнить, но тогда завелась я из-за простого подначивания его высочества по поводу моего телохранителя.
Мы с Зоором прятались от Грэма на террасе за кадками с лапайей, вечноцветущей желтой лилией. Когда Грэм во второй раз прошел мимо, не заметив нас, принц пожалел меня за неразделенное чувство к сатурийцу. Естественно, он нагло наговаривал!
Принц ехидно настаивал на том, что не мог ошибиться: я втюрилась в своего охранника, как маленькая, глупая девочка. Я зловещим шепотом предупредила, что укушу за ухо, которое как раз находилось у моих губ – между вазонами было тесто, и мы стояли, обнявшись – но принц не поверил.
Крик Зоора услышал даже Тристан в башне.
Воспоминания о вздорном лулианце, которого считала своим другом, вернули хорошее расположение духа.
Лулианский принц – первенец короля Фадиаса, но наследовать трон по законам страны права не имел. Когда ему исполнилось четырнадцать, вспыхнуло восстание недовольных. Заговорщики взяли юного наследник в заложники и держали больше седмицы в доме почитателя бога Жизни. За это время свихнувшийся жрец провел на Зооре опыты. Он мечтал создать идеального охотника на нежить и выбрал «добровольцем» подростка, семью которого люто ненавидел.
Принца освободили поздно – он оказался сломлен духовно и изувечен физически. Раздробленные кости и страшные раны по всему телу… лучшие целители Межграничья собирали наследника буквально по кусочкам.
Основатель Лулианского королевства, устанавливая правила наследования, категорически запретил возводить на трон уродливых, рыжих, психически неполноценных и магически измененных. Зоор попадал под три запрета: хромой, покрытый сеткой тонких шрамов, нелюдимый и трансформированный десятками магов. У него даже ауры изменились: обычная лишилась почти всех светлых оттенков, магическая опустилась на один луч. Кстати, меня всегда возмущала несправедливость богов: усилить ауру нельзя, а вот ослабить легче легкого, особенно если окажешься в руках черномага.
От печальных размышлений захотелось есть. Шепотом позвав Юлиана и убедившись, что следопыт впал в спячку, я насыпала себе полную чашку. Мисок у моего попутчика не было, но зато обнаружилось две ложки и две чашки из легкого магически укрепленного материала.
М-да, кашка получилась на любителя. Буду надеяться, что Юлиан не прочь похлебать солененького. Первый раз – и так опозориться!
Воровато оглядевшись, я прошептала заклинание улучшения вкуса. В кулинарной магии я не профессионал, но опыта хватает – в храме часто наказывали работой по кухне.
После каши хотелось пить. Вода попахивала тиной, и я, уже не опасаясь попасться, наложила на фляжку освежающее заклинание. Борясь со скукой, вспомнила о дневнике первой императрицы.
Отсиживаясь в трактире, я немного с ними ознакомилась. Но мой зад болел после неудачного перемещения, вернее малоприятного приземления в лужу, и чувство разбитости не давало в полной мере сосредоточиться.
А концентрация внимания была, ой как, необходима. Почерк императрицы, как у ребенка, недавно научившегося писать. Да еще и вела она большинство записей на одном из старых языков, который я знала благодаря Тристану почти сносно. Поэтому приходилось перевод записывать – просто читать моих умений не хватало.
В конечном итоге получился перевод, от которого глаза полезли на лоб.
«Эвгуст сделал мне свадебный подарок. Она так прекрасна… Корона будущей королевы! Правда, пока королевы без королевства. Хотя Эвгуст посмеивался над моими мечтами о державе, где я была бы повелительницей, называя их блажью, главную монаршую регалию он мне подарил. И я дала ему имя – Corona astralis, то есть Звездный венец.
Сейчас это лишь артефакт. Но какой силы! В короне тридцать камней, тридцать фириллов. На вопрос, откуда такое богатство, жених загадочно улыбается и молчит.
Любимый вложил в создание венца прорву Силы и бессонные ночи. Он сам нарисовал мастеру эскиз и в процессе изготовления накладывал заклинание за заклинанием. А мы-то с Антаром гадали, почему он такой вялый в последнее время. До главного в нашей жизни приключения остались считанные дни, а Эвгуст старался сделать мне приятно. Он, действительно, влюблен, и это наполняет меня гордостью – пробудить чувства в таком мужчине сможет не каждая.
Я жду день отправки с нетерпением. Я уверена, что у нас троих все получится. Мы просто обязаны добиться успеха. Если провалим задание, не видать мне моего королевства.
А корона так прекрасна, что не могу налюбоваться, и боюсь, что не решусь оставить ее здесь в день отхода. Да и зачем? Одним артефактом больше, одним меньше, она не оттянет сумки.
Когда Эвгуст возложил венец на мою голову, его глаза светились гордостью. Он пообещал, что сделает все, чтобы к нему я получила и королевство. Королевство, где будут править наши дети и дети детей наших детей. Звучит так запутано и смешно, но – честное слово! – Эвгуст сказал именно так.
Как можно не любить такого восхитительного мужчину?!»
Я дочитала до конца и усмехнулась. Тысячу лет назад был «восхитительный мужчина», а сейчас монструозный маньяк. Не знаю, что конкретно случилось с его лицом, но почему-то кажется, что это физический откат после жутко черного и злобного колдовства. Помнится, Тристан рассказывал о трех оставляющих отметины на теле и разуме заклинаниях.
«Червоточина» – самое милосердное из них, убивает мгновенно. Жертва не успевает ничего почувствовать. При исследовании трупа обнаруживается сердце сплошь продырявленное, как яблоко, испещренное червем.
«Пламя зари» – массовое заклинание, применялось во время войны с многоликими. Придумал маг, обезумевший после потери всей семьи. Волна обжигающей энергии подкашивает противника, превращая его внутренности в пепел, заставляя умирать в муках. А вот внешних признаков на трупе почти не остается.
«Красная капель» – тело несчастного медленно истекает кровью сквозь маленькие порезы, нанесенные невидимым лезвием по всему телу. Пыточное заклинание, которое применяли во время войны некроманты из Аг-Грассы.
Эвгуст, «восхитительный» мужчина первой императрицы, мог использовать одно из трех, либо какое-то другое, о котором я не слышала. Спрашивается, почему у могущественных заклятий неприятные последствия? Ну, так за все нужно платить! Боги не любят, когда не они, а кто-то другой, портит их игрушки.
