- Алексеич! Ты, вроде как ответственный сегодня? У себя будешь? Или домой?
Трегубов встал точно в ступор.
- Эх, ты бляха муха! А я и забыл, - с досадой вскликнул он, глядя на оперативников. Но тут же его словно осенило. – Вот что сделаем, - обратился Трегубов к замявшимся у входа своим подчинённым подойдя к ним ближе. – Я… останусь в отделе, а вы дуйте к Филипенко и тащите-ка этого упыря сюда. Скажите ему, что это моё указание.
- А, если не поймёт? – спросил у него Адоньев.
- Ну, а если не поймёт…, - с задумчивостью произнёс Трегубов, - тогда скажите, что в понедельник я буду разговаривать с ним по-другому.
Те кивнули и вышли на улицу. Через минуту их служебная легковушка, рассекая полночную мглу лучами от фар выехала со двора и скрылась за первым поворотом. Оставшись в отделе Трегубов, покурил с дежурным на крыльце коротко расспросив того об оперативной обстановке. Эта майская ночь с пятницы на субботу была тёплой и тихой. На свет единственного фонаря, закреплённого на столбе напротив РОВД, слетелись бабочки, мотыльки и прочие летающие насекомые. Изредка, прорывался лай собак.
- Пошёл я в кабинет к себе, малость вздремну, - не пряча своего усталого вида промолвил Трегубов дежурному, бросив окурок выкуренной им сигареты в урну. – Чтобы ты знал, мои парни по работе поехали в район, и как только вернуться ты мне сразу же звякни…
Дежурный согласно кивнул головой.
Уже находясь в своём кабинете, Трегубов, достал из шкафа бутылку водки и налив граммов сто в гранённый стакан выпил. За его креслом на стене висела большая карта области. Как бы для служебных нужд. Но на самом деле, она являлась этакой бутафорской ширмой, за которой находилась потайная дверь в небольшую, но уютную комнатку для отдыха. Там стоял небольшой диванчик и журнальный столик. Погружаясь в сон, Трегубов успел подумать о том, что по приезду оперов надо будет зайти в изолятор и развязать фермера, лежащего на связке. «Может быть и вправду этот чёрт полежит, подумает, да вспомнит что-то полезное», - решил он, поддавшись нахлынувшей на него сладкой, а местами и приторно-сладкой безмятежности.
Николай очнулся. Преодолев в бессознательном состоянии болевой шок, он, как ему показалось, уже слился воедино с этой колючей верёвкой, опоясывающей его тело. Точно такой же, Николай привязывает у себя на ферме быков в стойле. Боль давала о себе знать лишь редкими импульсами, что ли. После проведённых им ограниченных телодвижений ему удалось пошевелить пальцами обеих рук, зафиксированными за спиной верёвкой в районе запястий крест-накрест со ступнями ног. Ему вдруг припомнилось выражение «бросаем его на ласточку» брошенное кем-то из тех ментов – костоломов, что вязали его здесь. «А ведь помогло…», - подумал он, вспомнив также служившего в Афгане в их полку офицера - самбиста, показывающего на себе и подробно рассказывающего о том, как можно приспособиться практически к любой боли в особенности, если тебя крепко-накрепко связали. Ну, вот как сейчас… «Самое главное, - говорил тогда офицер, - нужно постараться хоть ненамного, но ослабить верёвку. А для этого, если вы находитесь какой-то отрезок времени без внимания к своей персоне со стороны тех, кто вас связал, необходимо даже сквозь боль делать маломальские движения руками и ногами. В этом случае образуется пусть и мизерное, но всё же свободное место в так зазываемых верёвочных тисках. И так миллиметр за миллиметром. Вскоре связка ослабится и ваше тело будет меньше подвергаться онемению в мышцах, а это является шансом к спасению». Убедившись, что урок по выживанию того самого офицера в действительности принёс правдивый результат, Николай понял самое важное для себя: оставаться здесь, будучи ни в чём невиновным он больше не может, а всякое промедление с его стороны принесёт лишь страдание для Лены и их будущего ребёнка. «Нужно выбираться отсюда и доказывать свою невиновность, ну или либо что-то другое…» - окончательно решил он. Его мысли вдруг прервал скрежет открывающегося замка двери камеры. Николай приподнял голову от бетонного пола и увидел в дверном проёме человека, чьи мерзкие черты лица, словно железобетонную сваю он вбил в свою память навечно. Ещё несколько часов назад, грубо задрав вверх голову Николая он кричал ему в лицо брызгая своей слюной что привезёт сюда в изолятор в соседнюю камеру жену Николая – Лену и также бросит её на связку. Это ему Николай пообещал, что после этих слов он обязательно убьёт его.
- Да ладно! Ты, ещё жив?! – с язвительной усмешкой сказал тот войдя в камеру и сев на край нар, рядом с которыми и лежал в позе ласточки Николай. Сквозь кислый смрад пота, в душной камере почти мгновенно распространился запах алкоголя. Николай, ничего не ответив прислонился щекой к полу.
- У тебя, сука, было до хрена времени чтобы подумать обо всём своей тупой
башкой, - так и не дождавшись ответа продолжил тот. В присутствующей духоте оперативника окончательно развезло, но несмотря на это он всё говорил и говорил.
- Неужели ты в самом деле надеешься выйти отсюда живым? А? Фермер? Как я и обещал тебе, скоро мои ребятки твою бабу сюда привезут. Ты слышишь меня?
- Слышу…, - неожиданно для себя выдавил Николай.
- О! – вскрикнул оперативник. – Услышал, блядь!
Николай опять приподнял голову от пола и бросил взгляд на оперативника:
- Я готов к разговору, но хотел бы знать, как мне в нашем разговоре к вам обращаться?
Оперативник ухмыльнулся и представился:
- Трегубов Алексей Алексеевич. Я начальник уголовного розыска РОВД.
Совсем недавнее решение Николая о том, что нужно срочно отсюда выбираться, сейчас активно заработало в его мозгах точно так же, как работают часовые механизмы фугаса или какой другой бомбы. И отказаться от этого решения он был уже не в силах.
- Вы… Вы не могли бы меня развязать, Алексей Алексеевич? В таком положении мне практически невозможно вести с вами наш диалог…
Николай с трудом переборол пылающую внутри себя ненависть чтобы назвать оперативника по имени и отчеству, но этого требовали обстоятельства.
- Не вопрос! – ответил так называемый начальник уголовного розыска и принялся развязывать узлы за спиной Николая. Николай же в свою очередь молил бога никого не впускать в ближайшие минуты в камеру, где они находились. Хотя нет, он не просил, он умолял его! Когда был развязан последний узел, руки и ноги Николая просто рухнули на пол. Пару минут он лежал без движения ощущая как кровь в буквальном смысле слова хлынула по некогда пережатым верёвкой венам. Онемение постепенно спадало. Начальник розыска прикурил сигарету и сел на табурет что был привинчен к полу.
- Оклемался? – с проявившейся в голосе суровостью спросил он у Николая.
- Да...
- Ну вставай, садись напротив. Расскажешь мне всё про этот ствол. А если ты опять мне будешь всякую чушь бакланить, я опять свяжу тебя, но уже колючей проволокой.
Вставая, Николай обратил внимание на то, что дверь в камеру оставалась наполовину приоткрытой. Этот фактор тяготил его. Стоял кто-либо за ней или нет, он естественно не знал. В коридоре могли быть, как и тот худенький молодой милиционер, так и дежурный по изолятору. Они могли включить тревогу и к ним на помощь, несомненно, прибегут сотрудники дежурной части. Он пытался уловить хоть какой-то оттуда шорох, но тщетно. Стояла тишина. «Значит, надо действовать», - молниеносно решил он и покачиваясь встал. Начальник розыска всё ещё находясь во хмели и глубоко затягиваясь сигаретой искоса смотрел на поднявшегося с пола Николая. Николай сделал шаг в направлении табурета расположенного напротив сидевшего начальника розыска и за долю секунды, собрав все свои силы, совершил свой бросок. Первое что он сделал, так это как можно плотнее закрыл ладонью тому рот, а другой рукой обхватил его за шею. Тот попытался отбиваться и несколько раз произвольно ударил Николая по голове. Но Николай имел перед соперником несколько преимуществ: он был крепче в телосложении и возвышался над оперативником, так как последний сидел на табурете. Но главным преимуществом было то, что человек этот был попросту пьян. Понимая, что шум драки всё-таки смогут услышать сотрудники изолятора, Николай жёстко повернул его голову в одну из сторон и тут же услышал характерный для ломающейся кости хруст. Оперативник обмяк. Николай, то и дело оглядываясь на дверь тихо уложил уже безжизненное тело на бетонный пол. «Ну вот и всё! – молнией проскочило у него в голове. – Назад пути нет!».
В коридоре изолятора, куда из камеры опасливо выглянул Николай, из освещения работали только два потолочных светильника, так называемых – дежурных. Свет от них шёл грязно – жёлтый. «Это мне на руку», - подумал он, вслушиваясь в каждый шорох пытаясь понять, в какой части помещения находятся сотрудники изолятора. При его водворении сюда милиционеров было двое: молодой худощавый милиционер, ну и дежурный офицер, чьё лицо, к сожалению, Николай толком так и не запомнил. Скорее всего они заступили на суточное дежурство и значит сменятся утром следующего дня. Он снял ботинки чтобы не дай бог кто ни будь не услышал скрип или какое-либо шуршание, издаваемое подошвами и взяв их в руку в носках вышел в коридор, где сразу же прижался спиной к стене дабы осмотреться по сторонам.
Прямо в его сторону смотрела своим квадратным оком камера для видеонаблюдения, заметив её Николай на несколько секунд волнующе замер, ожидая, что, увидев его на мониторе кто-то из милиционеров выбежит к нему навстречу. Но нет. Никакой реакции не последовало. Сделав ещё пару шагов в направлении входа в сам изолятор, он отчётливо услышал человеческий храп.
Там у входа, находилась деревянная стойка типа прилавка, он запомнил это. За этой стойкой стоял стул, на котором тогда и сидел дежурный по изолятору, когда принимали Николая. За ним небольшой стеллаж с отсеками очевидно для вещей арестантов. Николай неспешно, крадучись, направился к выходу из изолятора. Он дошёл до угла, за которым налево располагалось рабочее место дежурного и вдруг понял, что храп исходит не оттуда, а из открытой камеры, расположенной напротив справа. Внутри неё был полумрак и лишь часть камеры освещалась от проникающего через открытую дверь дежурного света.
Николай всё также осторожно заглянул за угол и тут же увидел того самого молодого милиционера, который сладко спал, положа голову на обе руки, лежавшие на поверхности стола. Над входной металлической дверью, ведущей в изолятор из здания РОВД, прямо на спящего милиционера была направлена ещё одна камера для видеонаблюдения. Николай догадывался, что мониторы от этих двух изоляторных камер установлены в дежурной части отделения милиции. А это означало, что либо его каким-то чудом в дежурной части не увидели другие сотрудники, либо там тоже все спали, ну или вышли к примеру на улицу. Гадать почему так произошло для Николая нужды не было, он опасался лишь одного: заметят ли его, когда он подойдёт к милиционеру скажем для того, чтобы взять у того ключи от входной двери и покинуть помещение изолятора, а уж затем и само здание РОВД? То, что все железные двери при открывании и закрывании будут скрипеть и скрежетать, он точно не сомневался. Уйти из отделения милиции тихо и незамеченным вряд ли получится. Тем более, что от его рук покинул этот мир целый начальник уголовного розыска. А то, что покойный был мразью, никто знать соответственно не захочет. Значит и терять Николаю, по сути, уже нечего.
Конечно, можно было бы оглушить и связать эту мразь, засунуть в рот скажем кляп, но после перенесённых Николаем мытарств, издевательств и угроз, касающихся в особенности его Лены, поступить иначе он не мог. Совсем не мог. Разумеется, это не является оправданием, но что случилось, то случилось…Он взял себя в руки. Решил, что для начала необходимо изолировать спящего в камере дежурного. Что там был именно дежурный, а никто-то другой, он не сомневался. Безо всяких колебаний Николай вошёл в эту камеру. Да, действительно, на кровати развалившись храпел дежурный офицер. Рядом с кроватью стоял стул со спинкой, на которой висел китель со старлейскими погонами. На сиденье стула лежала кобура с пистолетом «Макаров». У Николая моментально созрел план, простой, а главное безопасный как для дежурного, так и для самого Николая. Он вспомнил что при входе в камеру увидел торчащий в замке ключ. Николай вытаскивал из кобуры пистолет то и дело прислушиваясь к храпу офицера боясь, что тот внезапно проснётся и откроет глаза. Но все опасения оказались напрасными: храп дежурного только усиливался. Вместе с пистолетом Николай забрал и китель чтобы накинуть его на себя. Возможно, что там, в дежурной части, увидев в монитор человека в кителе не придадут значения каким-то мелочам и будут уверенными, что в их поле зрения виден несомненно дежурный. Однако крепких гарантий, что всё будет так, у Николая не было. Озираясь на спящего у себя за спиной молодого милиционера, он, стараясь не шуметь медленно закрыл дверь в камеру, где оставался дежурный. Дверь закрылась практически бесшумно. Лишь после этого Николай повернул ключ в замочной скважине. От всеобщего внутреннего напряжения вся его одежда в один миг пропиталась потом, словно кто-то окатил его водой из ведра. Николай выдохнул и обернулся назад. Спавший за столом молодой милиционер за всё это время даже не пошевелился. Взгляд Николая выхватил из висевших на стене часов положение стрелок. Они показывали половину второго ночи. «Нужно торопиться», - промелькнуло в его голове. Он подошёл к спящему милиционеру и крепко схватив того за руку резко потащил за собой чтобы вместе с ним покинуть то место, куда была направлена камера видеонаблюдения. Ему это удалось без особого труда. Милиционер не обладал большой физической силой, а проснувшись и увидев направленный на него Николаем пистолет дежурного, затрясся словно лепесток. На вид пареньку было около двадцати трёх лет.
- Тихо! – приказал ему Николай, удерживая его за ворот рубашки. – Будешь себя плохо вести ляжешь здесь навсегда. Знаешь за что?
Тот импульсивно замотал головой:
- Я ничего не сделал вам плохого…
- Да, - сказал Николай. – Ты прав. Ничего плохого ты мне не сделал. Но ты видел, что со мной творили эти ублюдки.
- Ну…подожди, - произнёс тот чуть не плача. – Ты пойми, кто я и кто они! Как я могу им запретить?!
- Я сказал тихо! – почти шёпотом еле сдерживаясь пригрозил Николай, прислушиваясь не проснулся ли дежурный. На его счастье, по-прежнему вокруг всё было тихо.
- Кто сейчас в дежурной части? – спросил Николай, грубо повернув голову милиционера лицом в сторону настенных часов.
Милиционер, кажется, понял, что от него хотят.
- Обычно в это время в дежурке помощник, - испуганно ответил он. – Это когда отдыхает дежурный. Но я точно не знаю…
- Кто ещё есть в отделении милиции?
- Никого…
- Совсем никого?
- Совсем…
- А те, кто меня связывал? Где они?
- Я не знаю...
- А кто знает?
- Оперативный дежурный или его помощник или…
- Слушай сюда, - перебил его Николай. - Ты сейчас позвонишь в дежурную часть и выяснишь, кто там спит, кто не спит. Того кто будет с тобой разговаривать, позовёшь сюда на минутку. Найди любой повод. Ты меня понял? – Николай ткнул стволом милиционеру между рёбер.
Трегубов встал точно в ступор.
- Эх, ты бляха муха! А я и забыл, - с досадой вскликнул он, глядя на оперативников. Но тут же его словно осенило. – Вот что сделаем, - обратился Трегубов к замявшимся у входа своим подчинённым подойдя к ним ближе. – Я… останусь в отделе, а вы дуйте к Филипенко и тащите-ка этого упыря сюда. Скажите ему, что это моё указание.
- А, если не поймёт? – спросил у него Адоньев.
- Ну, а если не поймёт…, - с задумчивостью произнёс Трегубов, - тогда скажите, что в понедельник я буду разговаривать с ним по-другому.
Те кивнули и вышли на улицу. Через минуту их служебная легковушка, рассекая полночную мглу лучами от фар выехала со двора и скрылась за первым поворотом. Оставшись в отделе Трегубов, покурил с дежурным на крыльце коротко расспросив того об оперативной обстановке. Эта майская ночь с пятницы на субботу была тёплой и тихой. На свет единственного фонаря, закреплённого на столбе напротив РОВД, слетелись бабочки, мотыльки и прочие летающие насекомые. Изредка, прорывался лай собак.
- Пошёл я в кабинет к себе, малость вздремну, - не пряча своего усталого вида промолвил Трегубов дежурному, бросив окурок выкуренной им сигареты в урну. – Чтобы ты знал, мои парни по работе поехали в район, и как только вернуться ты мне сразу же звякни…
Дежурный согласно кивнул головой.
Уже находясь в своём кабинете, Трегубов, достал из шкафа бутылку водки и налив граммов сто в гранённый стакан выпил. За его креслом на стене висела большая карта области. Как бы для служебных нужд. Но на самом деле, она являлась этакой бутафорской ширмой, за которой находилась потайная дверь в небольшую, но уютную комнатку для отдыха. Там стоял небольшой диванчик и журнальный столик. Погружаясь в сон, Трегубов успел подумать о том, что по приезду оперов надо будет зайти в изолятор и развязать фермера, лежащего на связке. «Может быть и вправду этот чёрт полежит, подумает, да вспомнит что-то полезное», - решил он, поддавшись нахлынувшей на него сладкой, а местами и приторно-сладкой безмятежности.
Николай очнулся. Преодолев в бессознательном состоянии болевой шок, он, как ему показалось, уже слился воедино с этой колючей верёвкой, опоясывающей его тело. Точно такой же, Николай привязывает у себя на ферме быков в стойле. Боль давала о себе знать лишь редкими импульсами, что ли. После проведённых им ограниченных телодвижений ему удалось пошевелить пальцами обеих рук, зафиксированными за спиной верёвкой в районе запястий крест-накрест со ступнями ног. Ему вдруг припомнилось выражение «бросаем его на ласточку» брошенное кем-то из тех ментов – костоломов, что вязали его здесь. «А ведь помогло…», - подумал он, вспомнив также служившего в Афгане в их полку офицера - самбиста, показывающего на себе и подробно рассказывающего о том, как можно приспособиться практически к любой боли в особенности, если тебя крепко-накрепко связали. Ну, вот как сейчас… «Самое главное, - говорил тогда офицер, - нужно постараться хоть ненамного, но ослабить верёвку. А для этого, если вы находитесь какой-то отрезок времени без внимания к своей персоне со стороны тех, кто вас связал, необходимо даже сквозь боль делать маломальские движения руками и ногами. В этом случае образуется пусть и мизерное, но всё же свободное место в так зазываемых верёвочных тисках. И так миллиметр за миллиметром. Вскоре связка ослабится и ваше тело будет меньше подвергаться онемению в мышцах, а это является шансом к спасению». Убедившись, что урок по выживанию того самого офицера в действительности принёс правдивый результат, Николай понял самое важное для себя: оставаться здесь, будучи ни в чём невиновным он больше не может, а всякое промедление с его стороны принесёт лишь страдание для Лены и их будущего ребёнка. «Нужно выбираться отсюда и доказывать свою невиновность, ну или либо что-то другое…» - окончательно решил он. Его мысли вдруг прервал скрежет открывающегося замка двери камеры. Николай приподнял голову от бетонного пола и увидел в дверном проёме человека, чьи мерзкие черты лица, словно железобетонную сваю он вбил в свою память навечно. Ещё несколько часов назад, грубо задрав вверх голову Николая он кричал ему в лицо брызгая своей слюной что привезёт сюда в изолятор в соседнюю камеру жену Николая – Лену и также бросит её на связку. Это ему Николай пообещал, что после этих слов он обязательно убьёт его.
- Да ладно! Ты, ещё жив?! – с язвительной усмешкой сказал тот войдя в камеру и сев на край нар, рядом с которыми и лежал в позе ласточки Николай. Сквозь кислый смрад пота, в душной камере почти мгновенно распространился запах алкоголя. Николай, ничего не ответив прислонился щекой к полу.
- У тебя, сука, было до хрена времени чтобы подумать обо всём своей тупой
башкой, - так и не дождавшись ответа продолжил тот. В присутствующей духоте оперативника окончательно развезло, но несмотря на это он всё говорил и говорил.
- Неужели ты в самом деле надеешься выйти отсюда живым? А? Фермер? Как я и обещал тебе, скоро мои ребятки твою бабу сюда привезут. Ты слышишь меня?
- Слышу…, - неожиданно для себя выдавил Николай.
- О! – вскрикнул оперативник. – Услышал, блядь!
Николай опять приподнял голову от пола и бросил взгляд на оперативника:
- Я готов к разговору, но хотел бы знать, как мне в нашем разговоре к вам обращаться?
Оперативник ухмыльнулся и представился:
- Трегубов Алексей Алексеевич. Я начальник уголовного розыска РОВД.
Совсем недавнее решение Николая о том, что нужно срочно отсюда выбираться, сейчас активно заработало в его мозгах точно так же, как работают часовые механизмы фугаса или какой другой бомбы. И отказаться от этого решения он был уже не в силах.
- Вы… Вы не могли бы меня развязать, Алексей Алексеевич? В таком положении мне практически невозможно вести с вами наш диалог…
Николай с трудом переборол пылающую внутри себя ненависть чтобы назвать оперативника по имени и отчеству, но этого требовали обстоятельства.
- Не вопрос! – ответил так называемый начальник уголовного розыска и принялся развязывать узлы за спиной Николая. Николай же в свою очередь молил бога никого не впускать в ближайшие минуты в камеру, где они находились. Хотя нет, он не просил, он умолял его! Когда был развязан последний узел, руки и ноги Николая просто рухнули на пол. Пару минут он лежал без движения ощущая как кровь в буквальном смысле слова хлынула по некогда пережатым верёвкой венам. Онемение постепенно спадало. Начальник розыска прикурил сигарету и сел на табурет что был привинчен к полу.
- Оклемался? – с проявившейся в голосе суровостью спросил он у Николая.
- Да...
- Ну вставай, садись напротив. Расскажешь мне всё про этот ствол. А если ты опять мне будешь всякую чушь бакланить, я опять свяжу тебя, но уже колючей проволокой.
Вставая, Николай обратил внимание на то, что дверь в камеру оставалась наполовину приоткрытой. Этот фактор тяготил его. Стоял кто-либо за ней или нет, он естественно не знал. В коридоре могли быть, как и тот худенький молодой милиционер, так и дежурный по изолятору. Они могли включить тревогу и к ним на помощь, несомненно, прибегут сотрудники дежурной части. Он пытался уловить хоть какой-то оттуда шорох, но тщетно. Стояла тишина. «Значит, надо действовать», - молниеносно решил он и покачиваясь встал. Начальник розыска всё ещё находясь во хмели и глубоко затягиваясь сигаретой искоса смотрел на поднявшегося с пола Николая. Николай сделал шаг в направлении табурета расположенного напротив сидевшего начальника розыска и за долю секунды, собрав все свои силы, совершил свой бросок. Первое что он сделал, так это как можно плотнее закрыл ладонью тому рот, а другой рукой обхватил его за шею. Тот попытался отбиваться и несколько раз произвольно ударил Николая по голове. Но Николай имел перед соперником несколько преимуществ: он был крепче в телосложении и возвышался над оперативником, так как последний сидел на табурете. Но главным преимуществом было то, что человек этот был попросту пьян. Понимая, что шум драки всё-таки смогут услышать сотрудники изолятора, Николай жёстко повернул его голову в одну из сторон и тут же услышал характерный для ломающейся кости хруст. Оперативник обмяк. Николай, то и дело оглядываясь на дверь тихо уложил уже безжизненное тело на бетонный пол. «Ну вот и всё! – молнией проскочило у него в голове. – Назад пути нет!».
Глава 17
В коридоре изолятора, куда из камеры опасливо выглянул Николай, из освещения работали только два потолочных светильника, так называемых – дежурных. Свет от них шёл грязно – жёлтый. «Это мне на руку», - подумал он, вслушиваясь в каждый шорох пытаясь понять, в какой части помещения находятся сотрудники изолятора. При его водворении сюда милиционеров было двое: молодой худощавый милиционер, ну и дежурный офицер, чьё лицо, к сожалению, Николай толком так и не запомнил. Скорее всего они заступили на суточное дежурство и значит сменятся утром следующего дня. Он снял ботинки чтобы не дай бог кто ни будь не услышал скрип или какое-либо шуршание, издаваемое подошвами и взяв их в руку в носках вышел в коридор, где сразу же прижался спиной к стене дабы осмотреться по сторонам.
Прямо в его сторону смотрела своим квадратным оком камера для видеонаблюдения, заметив её Николай на несколько секунд волнующе замер, ожидая, что, увидев его на мониторе кто-то из милиционеров выбежит к нему навстречу. Но нет. Никакой реакции не последовало. Сделав ещё пару шагов в направлении входа в сам изолятор, он отчётливо услышал человеческий храп.
Там у входа, находилась деревянная стойка типа прилавка, он запомнил это. За этой стойкой стоял стул, на котором тогда и сидел дежурный по изолятору, когда принимали Николая. За ним небольшой стеллаж с отсеками очевидно для вещей арестантов. Николай неспешно, крадучись, направился к выходу из изолятора. Он дошёл до угла, за которым налево располагалось рабочее место дежурного и вдруг понял, что храп исходит не оттуда, а из открытой камеры, расположенной напротив справа. Внутри неё был полумрак и лишь часть камеры освещалась от проникающего через открытую дверь дежурного света.
Николай всё также осторожно заглянул за угол и тут же увидел того самого молодого милиционера, который сладко спал, положа голову на обе руки, лежавшие на поверхности стола. Над входной металлической дверью, ведущей в изолятор из здания РОВД, прямо на спящего милиционера была направлена ещё одна камера для видеонаблюдения. Николай догадывался, что мониторы от этих двух изоляторных камер установлены в дежурной части отделения милиции. А это означало, что либо его каким-то чудом в дежурной части не увидели другие сотрудники, либо там тоже все спали, ну или вышли к примеру на улицу. Гадать почему так произошло для Николая нужды не было, он опасался лишь одного: заметят ли его, когда он подойдёт к милиционеру скажем для того, чтобы взять у того ключи от входной двери и покинуть помещение изолятора, а уж затем и само здание РОВД? То, что все железные двери при открывании и закрывании будут скрипеть и скрежетать, он точно не сомневался. Уйти из отделения милиции тихо и незамеченным вряд ли получится. Тем более, что от его рук покинул этот мир целый начальник уголовного розыска. А то, что покойный был мразью, никто знать соответственно не захочет. Значит и терять Николаю, по сути, уже нечего.
Конечно, можно было бы оглушить и связать эту мразь, засунуть в рот скажем кляп, но после перенесённых Николаем мытарств, издевательств и угроз, касающихся в особенности его Лены, поступить иначе он не мог. Совсем не мог. Разумеется, это не является оправданием, но что случилось, то случилось…Он взял себя в руки. Решил, что для начала необходимо изолировать спящего в камере дежурного. Что там был именно дежурный, а никто-то другой, он не сомневался. Безо всяких колебаний Николай вошёл в эту камеру. Да, действительно, на кровати развалившись храпел дежурный офицер. Рядом с кроватью стоял стул со спинкой, на которой висел китель со старлейскими погонами. На сиденье стула лежала кобура с пистолетом «Макаров». У Николая моментально созрел план, простой, а главное безопасный как для дежурного, так и для самого Николая. Он вспомнил что при входе в камеру увидел торчащий в замке ключ. Николай вытаскивал из кобуры пистолет то и дело прислушиваясь к храпу офицера боясь, что тот внезапно проснётся и откроет глаза. Но все опасения оказались напрасными: храп дежурного только усиливался. Вместе с пистолетом Николай забрал и китель чтобы накинуть его на себя. Возможно, что там, в дежурной части, увидев в монитор человека в кителе не придадут значения каким-то мелочам и будут уверенными, что в их поле зрения виден несомненно дежурный. Однако крепких гарантий, что всё будет так, у Николая не было. Озираясь на спящего у себя за спиной молодого милиционера, он, стараясь не шуметь медленно закрыл дверь в камеру, где оставался дежурный. Дверь закрылась практически бесшумно. Лишь после этого Николай повернул ключ в замочной скважине. От всеобщего внутреннего напряжения вся его одежда в один миг пропиталась потом, словно кто-то окатил его водой из ведра. Николай выдохнул и обернулся назад. Спавший за столом молодой милиционер за всё это время даже не пошевелился. Взгляд Николая выхватил из висевших на стене часов положение стрелок. Они показывали половину второго ночи. «Нужно торопиться», - промелькнуло в его голове. Он подошёл к спящему милиционеру и крепко схватив того за руку резко потащил за собой чтобы вместе с ним покинуть то место, куда была направлена камера видеонаблюдения. Ему это удалось без особого труда. Милиционер не обладал большой физической силой, а проснувшись и увидев направленный на него Николаем пистолет дежурного, затрясся словно лепесток. На вид пареньку было около двадцати трёх лет.
- Тихо! – приказал ему Николай, удерживая его за ворот рубашки. – Будешь себя плохо вести ляжешь здесь навсегда. Знаешь за что?
Тот импульсивно замотал головой:
- Я ничего не сделал вам плохого…
- Да, - сказал Николай. – Ты прав. Ничего плохого ты мне не сделал. Но ты видел, что со мной творили эти ублюдки.
- Ну…подожди, - произнёс тот чуть не плача. – Ты пойми, кто я и кто они! Как я могу им запретить?!
- Я сказал тихо! – почти шёпотом еле сдерживаясь пригрозил Николай, прислушиваясь не проснулся ли дежурный. На его счастье, по-прежнему вокруг всё было тихо.
- Кто сейчас в дежурной части? – спросил Николай, грубо повернув голову милиционера лицом в сторону настенных часов.
Милиционер, кажется, понял, что от него хотят.
- Обычно в это время в дежурке помощник, - испуганно ответил он. – Это когда отдыхает дежурный. Но я точно не знаю…
- Кто ещё есть в отделении милиции?
- Никого…
- Совсем никого?
- Совсем…
- А те, кто меня связывал? Где они?
- Я не знаю...
- А кто знает?
- Оперативный дежурный или его помощник или…
- Слушай сюда, - перебил его Николай. - Ты сейчас позвонишь в дежурную часть и выяснишь, кто там спит, кто не спит. Того кто будет с тобой разговаривать, позовёшь сюда на минутку. Найди любой повод. Ты меня понял? – Николай ткнул стволом милиционеру между рёбер.
