Намертво. Обжигаясь о ее горячую обнаженную шелковистую кожу. Я сорвался. Плевать я хотел на обычаи. Запустил руку в копну ее волос, сжимая на затылке, потянулся к ее губам и намеренно застыл в паре сантиметров от них, опаляя ее своим горячим дыханием, заставляя дрожать в моих руках и сгорать в нахлынувшей похоти. Дразнил ее, чтобы сама сорвалась и поцеловала меня. Ее хрупкое тело задрожало сильнее в кольце моих сильных рук. В нос ударило ее пьянящее возбуждение…Сдавленный стон вырвался из ее груди.
Не удержалась, потянулась сама к моим губам, поднимаясь на носочки, цеплялась за шелковую ткань камзола маленькими пальчиками, как умирающий цепляется за жизнь. Мы, будто две песчаные бури, столкнулись в бескрайней пустыне, разнося все вокруг своей разрушительной силой. Она неумело впивалась в мои губы так как могла, как получалось, и от этого меня штормило сильнее, разрывало на мелкие искры.
От самого осознания, что я первый, что эти нежные губы не могли еще никого целовать, начинаю сминать ее губы, жестко, яростно, властно, словно сумасшедший, потерявший рассудок, мной двигали животный инстинкты. Я пил ее блаженные стоны. Рычал ей в губы. Мы потеряли голову от страсти друг к другу: ударялись зубами от нетерпения, горячие руки блуждали по обнаженной спине, под ее лифом, сжимали ее шелковые волосы на затылке. Она впилась своими пальцами в мои плечи, вжимаясь своим телом сильнее в мое.
Я отрываюсь от ее губ, припухших и горящих от моих ласк. Мягко оттягиваю ее волосы назад, чтобы заглянуть ей в глаза. Жутко хотелось увидеть в них то же, что и я чувствую сейчас к ней… нет, это не любовь, это неистовая и животная страсть… В отражении ее зеленых глаз я не увидел главу правящей семьи, правителя, расчетливого, контролирующего эмоции свои и других; мэрна, которому подчиняются и никогда не отказывают.
Нет, в их отражении был незнакомый мне мужчина, обезумевший от похоти к этой женщине, готовый на все ради этих губ, дрожащих пальчиков на его лице и рваных стонов из ее груди. Взъерошенные черные волосы, сумасшедшие медовые глаза с вытянутыми звериными зрачками, вспыхивающие ярким золотом, даже заостренные черты лица были не похожи на эрна, они были как у хищника: опасного, ненасытного, алчного.
С ее губ сорвался желанный стон, а с дрожащих темных ресниц невольно сорвались кристальные слезы от нахлынувших чувств. Я просто убираю мокрые дорожки с ее щек подушечками пальцев. Мягко стираю их, она опускает глаза, глубоко вздохнув. Припадаю снова к ее губам, рваные поцелуи-укусы, прикосновения к ней были горячими, жаркими, но ей было этого мало, она пыталась содрать с меня шелковую накидку, цепляясь своими кольцами за золотую ткань, шипя. Я помог освободиться от нее, не отрывая от нее поцелуя, вдавливая в свое разгоряченное тело, соприкасаясь с торчащими вершинками ее груди, через ее тонкую ткань.
Я подготовлю самые прочные путы для тебя, моя дорогая. Закрою в свою золотую клетку. Не освободишься никогда. Смерть – вот что будет ждать тебя, если коснешься своими ласковыми губами, хоть кого-нибудь…
Рычал ей в рот только от одной мысли об этом. Казню вместе с ним... будь это подруга или родной человек… Никто.
Эти! Губы! Никто! Не тронет!
Зверел, теряя контроль. Зарычал ей в рот. Адские муки покажу тебе, клянусь Древними. Татуировку на груди люто зажгло. Мысли разбегались, путаясь в голове. Голодного Зверя, вот кого она пробудила во мне. Утратил контроль над эмоциями. Как крышка с забродившего вина отскочила. Разлетелось белой пеной. Пузырилось, оседая тихим штилем на дно золотого кубка.
То, что происходило со мной, не поддавалось никаким объяснениям, словно загнанный зверь, не знающий, куда бежать и что ему делать. Лишь сейчас я смог понять трэптов в полной мере. Та сила, что управляла ими, заставляя сходить с ума без своей пары, сносила все на своем пути мощным шквалом, и от этой силы не скрыться, она затмевала безумием разум. Эта девушка была моим сумасшествием, песчаным ураганом в моем привычном оазисе. Она разнесла все мои устои, в дребезги, в леденящие брызги.
Поток моей силы вырвался наружу разрушительным смерчем, взрывной воздушной волной. Нас накрыло с головой моей силой. Ее тело задрожало в моих руках, я сильнее сжал ее тонкую талию, опуская руку ниже, на бедро, другой рукой зарылся сильнее в черный шелк ее волос, не прерывая нашего поцелуя.
Клубы золотой пыли с песчаных улиц взметнулись вихрем снизу вверх, срывая белые воздушные ткани с высоких потолков моей спальни. Влетая через открытую террасу, они окутывали нас песчаным облаком. Мелкие песчинки закручивались вокруг наших фигур песчаной спиралью. Кружились. Мерцали. Переливались. Оторвался от ее распухших после нашего поцелуя губ. Стал наблюдать за тем, что она сделала со мной. Вытянул открытую ладонь к закручивающейся воронке песка, что словно мелкий сахар просачивался врассыпную сквозь мои пальцы, медленно рассыпаясь и зависая в воздухе от моих прикосновений к нему. Разлетался по спальне, оседая мелкими драгоценными крупицами на гладкий светлый пол золотым полотном.
Перевел взгляд на нее. Полуоткрытые распухшие губы. Растерянный взгляд из-под густых ресниц, подведенных жидкой черной краской, нижние и верхние веки чуть смазались. Она не отводила удивленный взгляд от меня, все это время прожигала зеленью своих глаз. Стиснул железной хваткой своих ладоней ее лицо, припадая к манящим губам. Сочный цитрус – вот какие ее губы на вкус. Я не мог ею насытиться. Раздвинул губы своим языком, жадно вбирая ее. Поцелуй затяжной, настойчивый, требовательный. Так только с ней будет, больше ни с кем. Она плавилась в моих руках, как масло под лучами палящего солнца. И я балдел от того, что мог с ней сотворить.
Мягко оттянул ее голову назад, чтобы не смогла даже двинуться с места.
Вены на руках вздулись от напряжения, от сдерживаемой мной силы, что хотела разрушить все в этой комнате. Оназаворожённо смотрит в мои глаза: как жидкое золото разливается в них, гипнотизирует ее, закручивая в головокружительную истому. Долго рассматривал ее. Минуты тянулись...
Пульсирующая жилка под ее кожей, вздымающаяся грудь под мягкой шоколадной тканью, бешеный стук ее сердца. Смаковал ее приятный вкус на своих губах, впитывая тонкий аромат ее кожи. Прикрыл глаза. Пытался утихомирить свою бурю внутри себя. Приблизился к ней еще ближе. Втягивая ее будоражащий аромат. Ее сердце участилось, дыхание сбилось. Коснулся ее щеки своей щекой, от этого прикосновения она слегка пошатнулась, удержал, сильнее притянув за талию к своему телу, наклоняя над полом, усыпанный золотым песком.
– Отдайся мне, Амара! – горячо прошептал ей уже в губы, смотря только в её глаза. Запоминая каждую черточку ее лица: большие яркие зеленые глаза, чувственные губы, аккуратный прямой нос и крохотная коричневая точка над верхней губой – родинка – последний штрих умелого художника. Она соткана самими богами. Я хотел ее облачить в золото и надеть на нее венчальный браслет... Она приоткрыла рот, чтобы ответить мне... Убираю выбившуюся прядь ей за ухо.
Громкий стук в дверь.
– Ваша жена, мэрн… – приглушенный голос рабыни.
Поднял голову в ее сторону. В дверях величественно стояла в сексуальном ярко-алом платье... Тория.
Сомкнул до хруста челюсти, рыча.
Голубые глаза как кристально чистая вода лукаво сверкнули нежностью, за ними отчетливо виднелись надменность и расчетливость. Вызывающие ярко-красные губы изогнулись в обворожительную улыбку, а прямой чуткий носик почувствовал запах ослепляющего вожделения. Она слегка задрала вверх его кончик, морщась. На кремовой коже появился легкий румянец от злости или от того, что увидела. Я уверен, что первое. Золотые тени на веках яростно переливались, а ее густые черные ресницы предательски затрепетали.
Невинная улыбка застыла на ее лице.
– Мой мэрн, я хотела показать тебе мое свадебное платье... – резко замолчала она, словно запнулась, робко убирая золотую прядь волос за свое ушко, открывая нелепые серьги на нем. Огромные драгоценные камни, оттягивали ее мочку уха, словно булыжники.
Вызывающая роскошь скорее отталкивала, чем притягивала меня.
Усмехнулся этой показной безвкусице.
Потеряв к ней интерес, даже не стал продолжать слушать, что она говорила. Просто повернулся к источнику моего беспокойного разума и моих взрывоопасных чувств – Амаре. Все это время она была в моих руках, даже не дернулась, смотрела мне в глаза и зло сопела. На ее губах застыл невысказанный ответ… я знал, что она хотела ответить… Но с ее губ срывается другое…
Пронизывающий холод застыл между нами, стирая то безумие, что происходило в этих покоях минуту назад.
– Нет, – прерывисто ответила она мне.
– Вышла, – зло крикнул я жене.
Недовольная эрна властно крутанулась на роскошных туфлях, царапая каблуками глянцевый пол, ослепив своим ярким платьем, скрылась за дверью.
Нехотя отпустил из своих объятий зеленоглазую дьяволицу. Дал возможность вздохнуть полной грудью, обдумать. Начал сомневаться в правильности своего решения, сделать своей здесь и сейчас, без права на выбор... Я был уверен, что она сама придет ко мне. Напряжение между нами росло, оно сводило с ума…
Я был готов к крикам, выдвинутым с ее стороны условиям и даже любой названной сумме золотых монет. Но… она отшатнулась назад, обхватывая себя руками. В ее глазах застыло разочарование. Во мне. Я разозлился на себя. На нее. Сделал шаг к ней. Она – два шага назад от меня.
Опустила руки, вздернув подбородок.
Остановился и залюбовался ею. Не было глупых упреков, криков, просто сделала вид, что ничего не произошло минуту назад.
Даже на моем лице отразилось недоумение.
– Я могу идти? – ее голос слегка дрогнул, но не от страха…а от унижения?
Склонил голову набок. Я не мог понять, почему чувствую эту женщину. Она для меня как раскрытая книга.
Великолепна. Изящна.
Гордая.
– Нет, – жестко отчеканил я. Не ожидал от себя самого такого резкого и жесткого ответа.
Я не готов ее отпустить.
– Нет?! – удивленно уставилась на меня девушка.
– Мне нужен традиционный костюм, и ты его сделаешь для меня. И, прежде чем задавать глупые вопросы, ты должна склонить колени передо мной, этому учат даже людей, – усмехнулся, обжигая ее своим взглядом.
– Девушка Пламя – так называют тебя, – тряся своим пальцем в воздухе, восхищался мужчина в сшитой мною льняной желтой рубашке, что так подходила к его темному лицу и седой бороде.
– Изумрудный цветок моего сердца, источник моих сил… –восхвалял меня дядя Мади.
– Доходов ты хотел сказать, – исправила его.
– Ну вот, опять на Мади наговаривает, – бухтел пухленький торговец.
– Сейчас как сожжет девочка-пламя твою лавку, и дело с концом, – усмехнулась я.
– Ох, Древние! Вы всё слышали! Как она с бедным Мади обращается, – поворачиваясь из стороны в сторону, кричал он всем подряд, поднимая руки к солнцу и снова опуская их на красный тюрбан.
Пока он устраивал шумное представление, я то и дело возвращалась к мучившим меня мыслям и к тому безумию, что накрыло меня в покоях Верховного. Приложила пальцы к своим губам, чтобы убедиться в том, что это было на самом деле, губы и рот всё время горели, вспоминая его поцелуй. Этот поцелуй стал самым ярким и сумасшедшим переживанием в моей жизни. Это нездоровое влечение, какое-то помешательство...
Я не обманывала себя, он вскружил мне голову, я хотела его, как мужчину, была не против, и это меня очень пугало. От его взгляда и мягких прикосновений внизу живота разливалось тепло, а сердце трепетало в груди, как загнанный зверек. Все два дня пыталась не думать об этом, но каждую минуту всё напоминало о нем. Каждое его прикосновение к моей коже, каждый сумасшедший поцелуй его мягких губ. Я начинала себя ненавидеть, чувствовала полную опустошенность.
В тот момент, когда услышала «Ваша жена», мое сердце рухнуло в чудовищную пасть трэпта. Мое сумасшествие от его прикосновений, то, как он на меня смотрел, разбилось на тысячу осколков, осыпаясь на пол его спальни стеклянной крошкой. Он хотел, чтобы я была наложницей или худшее, что могло быть для меня, рабыней без права на отказ и без власти на свое тело и свободы. Отчаяние затопило грудь. Я не знаю, на что я надеялась, сгорая в его руках, наслаждаясь его поцелуями, его жилистым и крепким телом, к которому льнула, как кошка. Я не жалею о том, что случилось, но ругаю себя за то, что позволила мысль о том, что могу надеяться на…
На что? Древние! Ну на что я могла надеяться, я – женщина, он – мэрн. Злилась, как песчаный турун, когда упускает добычу. Эта маленькая ящерица начинает бегать по всей пустыне, издавая пыхтящие звуки и выпуская облачка дыма. Вот дыма мне точно не хватает. Топнула от злости ногой, поднимая клубы пыли. Нервно поправила идеально сидящее на мне платье такого же цвета, как рубашка Мади, не зная, куда деть свои руки. Выкинула его из головы. Правитель точно бегать по вонючим улочкам нашего города не будет в поисках швеи, найдет другую в своем городе блеска и роскоши. Мади продолжал выступать, смеша народ. Кое-кто оборачивался в поисках зрелищ на шумном базаре, а кто-то проходил мимо, и голову в нашу сторону не повернув.
– Ладно, Мади, дай мне самые лучшие шелковые ленты, – прервала его выступление я.
– Другое дело, мой сахарный цветок, – широко улыбнулся мужчина, одну за другой вывешивал ленты на нити, что были протянуты между деревянных столбов его лавки над головой. Цветные тонкие ленты струились разноцветным водопадом.
Взгляд упал на ярко-алую и молочного цвета ленты. Провела рукой по струящимся тканям, пропуская сквозь пальцы. Они переливались на солнце, словно драгоценные камни, сливаясь с блеском кольца моей матери. Прошлась рукой уже по нему. Решено.
– Возьму их, – невольная улыбка появилась на моем лице.
Отдала пару монет за товар и быстро скрылась в центре бурлящего базара. Прошло около трех месяцев, после случившегося. Я и половину не помнила, после нападения пустынного трэпта. Пустота. Брат пытался узнать о странном имени, что я выкрикивала, но и оно мне было незнакомо. Не могла найти ответа на все его вопросы. Но после той ночи, что-то изменилось во мне, нечто незнакомое чугунной тяжестью легло на мои плечи. Брат это чувствовал, но молчал. Он не поднимал эту тему, и я была благодарна ему за это. Иногда меня мучили ужасные сны и воспоминания из прошлого. А еще странные видения. Никто не знал, через что я прохожу. Просыпаясь с беззвучным криком на губах, пыталась вспомнить, что так меня напугало во сне, но не могла… О Лате я больше ничего не слышала, да и брат старался избегать этой темы, от которой он просто терял контроль, вспыхивая, как сухая ветка в костре.
Солнце уже вовсю припекало. Поправила светлый платок на волнистых волосах, что непослушно выбивались из-под него. Пока копалась в себе, оказалась уже у таверны, что заполнила своими ароматами всю площадь. Громкие разговоры, некоторые косые взгляды на меня. Одни называли меня девочка-пламя, другие ведьмой, но кто я, чтобы мешать их воображению. Одарила высокомерных девиц за столом надменным взглядом и двинулась в глубь таверны.
Не удержалась, потянулась сама к моим губам, поднимаясь на носочки, цеплялась за шелковую ткань камзола маленькими пальчиками, как умирающий цепляется за жизнь. Мы, будто две песчаные бури, столкнулись в бескрайней пустыне, разнося все вокруг своей разрушительной силой. Она неумело впивалась в мои губы так как могла, как получалось, и от этого меня штормило сильнее, разрывало на мелкие искры.
От самого осознания, что я первый, что эти нежные губы не могли еще никого целовать, начинаю сминать ее губы, жестко, яростно, властно, словно сумасшедший, потерявший рассудок, мной двигали животный инстинкты. Я пил ее блаженные стоны. Рычал ей в губы. Мы потеряли голову от страсти друг к другу: ударялись зубами от нетерпения, горячие руки блуждали по обнаженной спине, под ее лифом, сжимали ее шелковые волосы на затылке. Она впилась своими пальцами в мои плечи, вжимаясь своим телом сильнее в мое.
Я отрываюсь от ее губ, припухших и горящих от моих ласк. Мягко оттягиваю ее волосы назад, чтобы заглянуть ей в глаза. Жутко хотелось увидеть в них то же, что и я чувствую сейчас к ней… нет, это не любовь, это неистовая и животная страсть… В отражении ее зеленых глаз я не увидел главу правящей семьи, правителя, расчетливого, контролирующего эмоции свои и других; мэрна, которому подчиняются и никогда не отказывают.
Нет, в их отражении был незнакомый мне мужчина, обезумевший от похоти к этой женщине, готовый на все ради этих губ, дрожащих пальчиков на его лице и рваных стонов из ее груди. Взъерошенные черные волосы, сумасшедшие медовые глаза с вытянутыми звериными зрачками, вспыхивающие ярким золотом, даже заостренные черты лица были не похожи на эрна, они были как у хищника: опасного, ненасытного, алчного.
С ее губ сорвался желанный стон, а с дрожащих темных ресниц невольно сорвались кристальные слезы от нахлынувших чувств. Я просто убираю мокрые дорожки с ее щек подушечками пальцев. Мягко стираю их, она опускает глаза, глубоко вздохнув. Припадаю снова к ее губам, рваные поцелуи-укусы, прикосновения к ней были горячими, жаркими, но ей было этого мало, она пыталась содрать с меня шелковую накидку, цепляясь своими кольцами за золотую ткань, шипя. Я помог освободиться от нее, не отрывая от нее поцелуя, вдавливая в свое разгоряченное тело, соприкасаясь с торчащими вершинками ее груди, через ее тонкую ткань.
Я подготовлю самые прочные путы для тебя, моя дорогая. Закрою в свою золотую клетку. Не освободишься никогда. Смерть – вот что будет ждать тебя, если коснешься своими ласковыми губами, хоть кого-нибудь…
Рычал ей в рот только от одной мысли об этом. Казню вместе с ним... будь это подруга или родной человек… Никто.
Эти! Губы! Никто! Не тронет!
Зверел, теряя контроль. Зарычал ей в рот. Адские муки покажу тебе, клянусь Древними. Татуировку на груди люто зажгло. Мысли разбегались, путаясь в голове. Голодного Зверя, вот кого она пробудила во мне. Утратил контроль над эмоциями. Как крышка с забродившего вина отскочила. Разлетелось белой пеной. Пузырилось, оседая тихим штилем на дно золотого кубка.
То, что происходило со мной, не поддавалось никаким объяснениям, словно загнанный зверь, не знающий, куда бежать и что ему делать. Лишь сейчас я смог понять трэптов в полной мере. Та сила, что управляла ими, заставляя сходить с ума без своей пары, сносила все на своем пути мощным шквалом, и от этой силы не скрыться, она затмевала безумием разум. Эта девушка была моим сумасшествием, песчаным ураганом в моем привычном оазисе. Она разнесла все мои устои, в дребезги, в леденящие брызги.
Поток моей силы вырвался наружу разрушительным смерчем, взрывной воздушной волной. Нас накрыло с головой моей силой. Ее тело задрожало в моих руках, я сильнее сжал ее тонкую талию, опуская руку ниже, на бедро, другой рукой зарылся сильнее в черный шелк ее волос, не прерывая нашего поцелуя.
Клубы золотой пыли с песчаных улиц взметнулись вихрем снизу вверх, срывая белые воздушные ткани с высоких потолков моей спальни. Влетая через открытую террасу, они окутывали нас песчаным облаком. Мелкие песчинки закручивались вокруг наших фигур песчаной спиралью. Кружились. Мерцали. Переливались. Оторвался от ее распухших после нашего поцелуя губ. Стал наблюдать за тем, что она сделала со мной. Вытянул открытую ладонь к закручивающейся воронке песка, что словно мелкий сахар просачивался врассыпную сквозь мои пальцы, медленно рассыпаясь и зависая в воздухе от моих прикосновений к нему. Разлетался по спальне, оседая мелкими драгоценными крупицами на гладкий светлый пол золотым полотном.
Перевел взгляд на нее. Полуоткрытые распухшие губы. Растерянный взгляд из-под густых ресниц, подведенных жидкой черной краской, нижние и верхние веки чуть смазались. Она не отводила удивленный взгляд от меня, все это время прожигала зеленью своих глаз. Стиснул железной хваткой своих ладоней ее лицо, припадая к манящим губам. Сочный цитрус – вот какие ее губы на вкус. Я не мог ею насытиться. Раздвинул губы своим языком, жадно вбирая ее. Поцелуй затяжной, настойчивый, требовательный. Так только с ней будет, больше ни с кем. Она плавилась в моих руках, как масло под лучами палящего солнца. И я балдел от того, что мог с ней сотворить.
Мягко оттянул ее голову назад, чтобы не смогла даже двинуться с места.
Вены на руках вздулись от напряжения, от сдерживаемой мной силы, что хотела разрушить все в этой комнате. Оназаворожённо смотрит в мои глаза: как жидкое золото разливается в них, гипнотизирует ее, закручивая в головокружительную истому. Долго рассматривал ее. Минуты тянулись...
Пульсирующая жилка под ее кожей, вздымающаяся грудь под мягкой шоколадной тканью, бешеный стук ее сердца. Смаковал ее приятный вкус на своих губах, впитывая тонкий аромат ее кожи. Прикрыл глаза. Пытался утихомирить свою бурю внутри себя. Приблизился к ней еще ближе. Втягивая ее будоражащий аромат. Ее сердце участилось, дыхание сбилось. Коснулся ее щеки своей щекой, от этого прикосновения она слегка пошатнулась, удержал, сильнее притянув за талию к своему телу, наклоняя над полом, усыпанный золотым песком.
– Отдайся мне, Амара! – горячо прошептал ей уже в губы, смотря только в её глаза. Запоминая каждую черточку ее лица: большие яркие зеленые глаза, чувственные губы, аккуратный прямой нос и крохотная коричневая точка над верхней губой – родинка – последний штрих умелого художника. Она соткана самими богами. Я хотел ее облачить в золото и надеть на нее венчальный браслет... Она приоткрыла рот, чтобы ответить мне... Убираю выбившуюся прядь ей за ухо.
Громкий стук в дверь.
– Ваша жена, мэрн… – приглушенный голос рабыни.
ГЛАВА 4.3
Поднял голову в ее сторону. В дверях величественно стояла в сексуальном ярко-алом платье... Тория.
Сомкнул до хруста челюсти, рыча.
Голубые глаза как кристально чистая вода лукаво сверкнули нежностью, за ними отчетливо виднелись надменность и расчетливость. Вызывающие ярко-красные губы изогнулись в обворожительную улыбку, а прямой чуткий носик почувствовал запах ослепляющего вожделения. Она слегка задрала вверх его кончик, морщась. На кремовой коже появился легкий румянец от злости или от того, что увидела. Я уверен, что первое. Золотые тени на веках яростно переливались, а ее густые черные ресницы предательски затрепетали.
Невинная улыбка застыла на ее лице.
– Мой мэрн, я хотела показать тебе мое свадебное платье... – резко замолчала она, словно запнулась, робко убирая золотую прядь волос за свое ушко, открывая нелепые серьги на нем. Огромные драгоценные камни, оттягивали ее мочку уха, словно булыжники.
Вызывающая роскошь скорее отталкивала, чем притягивала меня.
Усмехнулся этой показной безвкусице.
Потеряв к ней интерес, даже не стал продолжать слушать, что она говорила. Просто повернулся к источнику моего беспокойного разума и моих взрывоопасных чувств – Амаре. Все это время она была в моих руках, даже не дернулась, смотрела мне в глаза и зло сопела. На ее губах застыл невысказанный ответ… я знал, что она хотела ответить… Но с ее губ срывается другое…
Пронизывающий холод застыл между нами, стирая то безумие, что происходило в этих покоях минуту назад.
– Нет, – прерывисто ответила она мне.
– Вышла, – зло крикнул я жене.
Недовольная эрна властно крутанулась на роскошных туфлях, царапая каблуками глянцевый пол, ослепив своим ярким платьем, скрылась за дверью.
Нехотя отпустил из своих объятий зеленоглазую дьяволицу. Дал возможность вздохнуть полной грудью, обдумать. Начал сомневаться в правильности своего решения, сделать своей здесь и сейчас, без права на выбор... Я был уверен, что она сама придет ко мне. Напряжение между нами росло, оно сводило с ума…
Я был готов к крикам, выдвинутым с ее стороны условиям и даже любой названной сумме золотых монет. Но… она отшатнулась назад, обхватывая себя руками. В ее глазах застыло разочарование. Во мне. Я разозлился на себя. На нее. Сделал шаг к ней. Она – два шага назад от меня.
Опустила руки, вздернув подбородок.
Остановился и залюбовался ею. Не было глупых упреков, криков, просто сделала вид, что ничего не произошло минуту назад.
Даже на моем лице отразилось недоумение.
– Я могу идти? – ее голос слегка дрогнул, но не от страха…а от унижения?
Склонил голову набок. Я не мог понять, почему чувствую эту женщину. Она для меня как раскрытая книга.
Великолепна. Изящна.
Гордая.
– Нет, – жестко отчеканил я. Не ожидал от себя самого такого резкого и жесткого ответа.
Я не готов ее отпустить.
– Нет?! – удивленно уставилась на меня девушка.
– Мне нужен традиционный костюм, и ты его сделаешь для меня. И, прежде чем задавать глупые вопросы, ты должна склонить колени передо мной, этому учат даже людей, – усмехнулся, обжигая ее своим взглядом.
ГЛАВА 5
– Девушка Пламя – так называют тебя, – тряся своим пальцем в воздухе, восхищался мужчина в сшитой мною льняной желтой рубашке, что так подходила к его темному лицу и седой бороде.
– Изумрудный цветок моего сердца, источник моих сил… –восхвалял меня дядя Мади.
– Доходов ты хотел сказать, – исправила его.
– Ну вот, опять на Мади наговаривает, – бухтел пухленький торговец.
– Сейчас как сожжет девочка-пламя твою лавку, и дело с концом, – усмехнулась я.
– Ох, Древние! Вы всё слышали! Как она с бедным Мади обращается, – поворачиваясь из стороны в сторону, кричал он всем подряд, поднимая руки к солнцу и снова опуская их на красный тюрбан.
Пока он устраивал шумное представление, я то и дело возвращалась к мучившим меня мыслям и к тому безумию, что накрыло меня в покоях Верховного. Приложила пальцы к своим губам, чтобы убедиться в том, что это было на самом деле, губы и рот всё время горели, вспоминая его поцелуй. Этот поцелуй стал самым ярким и сумасшедшим переживанием в моей жизни. Это нездоровое влечение, какое-то помешательство...
Я не обманывала себя, он вскружил мне голову, я хотела его, как мужчину, была не против, и это меня очень пугало. От его взгляда и мягких прикосновений внизу живота разливалось тепло, а сердце трепетало в груди, как загнанный зверек. Все два дня пыталась не думать об этом, но каждую минуту всё напоминало о нем. Каждое его прикосновение к моей коже, каждый сумасшедший поцелуй его мягких губ. Я начинала себя ненавидеть, чувствовала полную опустошенность.
В тот момент, когда услышала «Ваша жена», мое сердце рухнуло в чудовищную пасть трэпта. Мое сумасшествие от его прикосновений, то, как он на меня смотрел, разбилось на тысячу осколков, осыпаясь на пол его спальни стеклянной крошкой. Он хотел, чтобы я была наложницей или худшее, что могло быть для меня, рабыней без права на отказ и без власти на свое тело и свободы. Отчаяние затопило грудь. Я не знаю, на что я надеялась, сгорая в его руках, наслаждаясь его поцелуями, его жилистым и крепким телом, к которому льнула, как кошка. Я не жалею о том, что случилось, но ругаю себя за то, что позволила мысль о том, что могу надеяться на…
На что? Древние! Ну на что я могла надеяться, я – женщина, он – мэрн. Злилась, как песчаный турун, когда упускает добычу. Эта маленькая ящерица начинает бегать по всей пустыне, издавая пыхтящие звуки и выпуская облачка дыма. Вот дыма мне точно не хватает. Топнула от злости ногой, поднимая клубы пыли. Нервно поправила идеально сидящее на мне платье такого же цвета, как рубашка Мади, не зная, куда деть свои руки. Выкинула его из головы. Правитель точно бегать по вонючим улочкам нашего города не будет в поисках швеи, найдет другую в своем городе блеска и роскоши. Мади продолжал выступать, смеша народ. Кое-кто оборачивался в поисках зрелищ на шумном базаре, а кто-то проходил мимо, и голову в нашу сторону не повернув.
– Ладно, Мади, дай мне самые лучшие шелковые ленты, – прервала его выступление я.
– Другое дело, мой сахарный цветок, – широко улыбнулся мужчина, одну за другой вывешивал ленты на нити, что были протянуты между деревянных столбов его лавки над головой. Цветные тонкие ленты струились разноцветным водопадом.
Взгляд упал на ярко-алую и молочного цвета ленты. Провела рукой по струящимся тканям, пропуская сквозь пальцы. Они переливались на солнце, словно драгоценные камни, сливаясь с блеском кольца моей матери. Прошлась рукой уже по нему. Решено.
– Возьму их, – невольная улыбка появилась на моем лице.
Отдала пару монет за товар и быстро скрылась в центре бурлящего базара. Прошло около трех месяцев, после случившегося. Я и половину не помнила, после нападения пустынного трэпта. Пустота. Брат пытался узнать о странном имени, что я выкрикивала, но и оно мне было незнакомо. Не могла найти ответа на все его вопросы. Но после той ночи, что-то изменилось во мне, нечто незнакомое чугунной тяжестью легло на мои плечи. Брат это чувствовал, но молчал. Он не поднимал эту тему, и я была благодарна ему за это. Иногда меня мучили ужасные сны и воспоминания из прошлого. А еще странные видения. Никто не знал, через что я прохожу. Просыпаясь с беззвучным криком на губах, пыталась вспомнить, что так меня напугало во сне, но не могла… О Лате я больше ничего не слышала, да и брат старался избегать этой темы, от которой он просто терял контроль, вспыхивая, как сухая ветка в костре.
Солнце уже вовсю припекало. Поправила светлый платок на волнистых волосах, что непослушно выбивались из-под него. Пока копалась в себе, оказалась уже у таверны, что заполнила своими ароматами всю площадь. Громкие разговоры, некоторые косые взгляды на меня. Одни называли меня девочка-пламя, другие ведьмой, но кто я, чтобы мешать их воображению. Одарила высокомерных девиц за столом надменным взглядом и двинулась в глубь таверны.
