тот день, когда мамины серьги возлагали в чашу столпа, - грустно продолжает поникшая, опустошённая Седа, - и Дуй узнал камни своей прежней госпожи… Он мне дал слово, что ничего не передаст отцу, но мог бы принести ему эту серьгу и сам!
Тихо охнув, Марха зажимает себе рот рукой…
- Марха, Марха… - качает головой Седа, - везан Дел , какой же стыд! Я знаю тебя: ты, как сорока, легко жизнь отдашь - и свою, и чужую - за очередную блестящую побрякушку… Но украшений у тебя и без того немало; и, я надеюсь, есть - или было… когда-нибудь… ну, хоть в раннем детстве! - малейшее понятие о божественном?! Женская рука не имеет права касаться святыни. Как решилась ты на кощунство, отвечай!
Язык Мархи, похоже, прилип к гортани.
- Ты сделала запрещённое, - ровно говорит Седа. – Только человек, лишённый духа , мог додуматься до того, чтобы ограбить святилищный столп , - о Марха, какой позор!.. - и вдобавок осквернить затем жертвенный дар и память моей матери!..
Марха кусает пальцы и продолжает безмолвствовать, как моргильг .
- За подобный проступок боги насылают безумие. Так и оборотнем сделаться недолго ... - Кому, кстати, ты отдавала приказ бросить серьгу в нечистое место - конскую поилку?
- Никому, - у Мархи зуб на зуб не попадает.
- Что это значит?! – Седа строго смотрит ей прямо в глаза. - Не вздумай опять мне лгать, ведь я всё равно сама дознаюсь!
- Это я была на конюшне…
Седа стонет, схватившись за голову:
- Час от часу не легче! Так ты даже собственными руками... Отвечай: это было сделано тобою ради глупой потехи – или… - постой… о, как же сразу я не подумала!!! - с целью колдовства… на нашу с братом кровь - ради наследства?! - пожалуй, с тебя и это станется!
Седа сверлит Марху сапфировым взглядом, та совсем потерялась:
- Нет, клянусь… всё было не так… я не нарочно… я не хотела!..
- Неужели такому тебя учит госпожа Тийна? – мне придётся просить Авлирга ещё и об этом поговорить с отцом!
Вместо ответа Марха тоненько, пронзительно пищит, закрыв лицо руками. Взор Седы надолго ныряет куда-то в сторону…
- Седа… - наконец тихонько произносит Марха, не поднимая головы. – Ты мне веришь?
Седа смотрит в пространство и сдержанно хмыкает, слегка мотнув головой.
- Седа… - ты ведь не сделаешь этого на самом деле..?
Седа, поведя бровью, наполовину оборачивается лицом к сестре…
- …не предашь меня?!
Стрельчатая бровь в гневном изумлении ползёт вверх.
- Сеееедаа… - в голосе Мархи тлеет слабый огонёк надежды.
Ответа по-прежнему нет.
Марха снова прощупывает почву:
- Тебе непременно надо перед всеми меня так уничтожить?
Седа тихо фыркает.
- Сеееедаа… Не говори никому, пожалуйста!.. Ну вот что ты хочешь, чтобы я для тебя сделала?!
- Довольно, - устало роняет Седа. – Для начала – перестань лгать! А теперь - я готова тебя выслушать.
Марха мгновенно вскакивает на ноги:
- Седа… Ведь ты любишь меня?!
Попытка Мархи кинуться сестре на шею не возымела эффекта, - та отворачивается, не дав ответа…
Марха изучающе присматривается к сестре и, подумав, берёт её за руку. Ту, что без кольца...
Седа резко выдёргивает руку:
- Эй, бозбуунча … Оставь свои фокусы, пожалуйста!
Далее следуют громкие шмыганья носом:
- Ааа!.. тыыы!.. всегда меня презиралаааа…
- Так, мне всё здесь ясно. – Седа, не торопясь, поднимается. - Остальное пусть дослушают отец и брат! Я больше не желаю терять времени на это представление ряженых.
И тогда-то наконец с отчаяния Марха сдалась и рассказала старшей сестре всё, как было…»
«Было иль не было, - кто теперь станет утверждать это достоверно? – ведь подобную версию не впишешь в официальный таьптар знатного рода, - люди воспримут по-разному; ну, а всё же, если смот¬реть вслед за прошлым временем…
Упоминала ли я уже об этом или нет, - моя сестра нимало не сомневалась в собственной неотразимости.
Можно было бы сказать, что как-то раз Марха склонялась над источником, набирая воду в кувшин и демонстрируя публике совершенства своей фигуры, прихотливо заплетённые косы с атласными лентами, бронзовые подвески на висках и х1оьниш из-под умышленно отогнутой бахромы покрывала…
Жаждущая публика, в лице известного нам пастуха Мимы, потянулась в тот день не к источнику, не к кувшину, но к чьим-то шёлковым ланитам… Можно было бы добавить ещё, что шатавшийся поблизости Сонтаэла, местный 1ала, отчаянно замахал руками, отгоняя толпу крестьянок, что направлялись к тому же самому роднику, и во всеуслышание предостерёг их: «Не ходите сюда, обойдите с той стороны – тут целоваться будут!»
О, разумеется, Летающий по небу никогда на то своего позволения не давал; возможно, ничего ещё и не успело случиться; но здешние жители почему-то стали с тех пор поговаривать всякое; и почему-то с особым воодушевлением подхватывает эти речи Яхита, дочь Бошту-гончара…
Вереницу девушек с кувшинами на плечах возглавляла разбитная Ловдзаби из Хьейрашкие с крутыми каштановыми кудерьками на висках. Платок на её голове был повязан таким образом, чтобы один конец его свисал спереди, а другой был откинут назад, что позволяло сразу же безошибочно признать в его обладательнице джиеруо.
- Неужто тебя мы видим, Мима? Что ты потерял тут, а? – издалека закричала Ловдзаби, заметившая пастуха, и подмигнула своим товаркам, предвкушавшим очередную потеху. - Без кувшина ведь по воду пошёл, - а овец-то своих, никак, волкам оставил? Гляди в оба, так скоро ветер пасти придётся!
Потерял же чабан, по всей видимости, голову:
- Овечка тут одна моя от стада отбилась, заплуталась, пришлось за ней мне идти до самого родника, - будто бы заявил он, поразив немыслимым ответом как односельчанок, так и мою сестру.
- Правду говорят люди: кто среди овец живёт - глупеет, - сквозь зубы прошипела Марха, - с этого дня с дурачком Сонтаэлой ходи вместе к роднику, - и, не оглядываясь, опрометью бросилась назад, в кровь кусая губы.
Ловдзаби только присвистнула. Молча смотрели вслед разинувший рот пастух и оцепеневшие на месте девушки, среди которых, волею судеб, оказалась в тот день и вышеупомянутая Яхита; казалось бы, что ей за дело, однако именно её данная история отчего-то задела больше всех…
Однако мы с вами должны знать: истина прежде всего заключалась в том, что Марха с детства привыкла избавляться от наскучивших людей так же легко, как от надоевших игрушек…
* * *
На заре следующего дня захотелось прекрасной Мархе пройтись по замковому двору... А куда же ещё оставалось направить свои стопы бедняжке, спрошу я вас? Тропинку, ведущую на горный ключ, теперь ведь придётся забыть надолго!
Девушка была уязвлена до глубины души. Она напряжённо обдумывала планы вразумления забывшегося Мимы, а также очевидиц выпавшего на её долю случайного конфуза. Овечка одна… от стада отбилась… да ещё моя!!! - нет, что за непревзойдённая наглость! И вообще, что такое значит овечка? Уж не хотел ли Мима сказать, что Марха в его глазах не умнее овцы?.. Да сознаёт ли этот неотёсанный чабан, кто по сравнению с ним Марха и кто её отец?!
Сама-то Марха это сознавала, и неудивительно, что с недавних пор она решила временно затаиться за стенами замка. Быстроглазая Ловдзаби – заводила на всех посиделках, без неё ещё ни одно игрище не обошлось. Ей палец в рот не клади - скажет мимоходом, сама забудет, а три села тут же хором на все лады повторять примутся. У Ловдзаби-Мельницы язычок - что твой жёрнов, попадись на него только - в муку смелет, вмиг прославишься на всю Мелхисту и далеко за её пределами, до восьмого колена будешь народ изумлять…
Олхудзур на тот момент как раз был в отъезде – разбирал далеко зашедший спор двух крестьян о меже на поле. Один из жителей селения Сахана, по имени Гезг, не найдя согласия по земельному вопросу с Чхьевригом, своим соседом, под горячую руку лишил последнего жизни. Так как родственников у каждого из них имелось великое множество, кровная месть предполагалась с обеих сторон продолжительная и грозила растянуться на несколько поколений (что, впрочем, и никогда не было редкостью для нашего края).
Сложившаяся ситуация могла нанести серьёзный урон населению Саханы, в частности, и Мелхисты, в целом. Дело предстояло важное; на церемонию примирения семей и установления межевых камней собирались срочно созвать местный совет старейшин и даже пригласить жреца.
Временное отсутствие Летающего по небу в замке оказалось спасительной ниточкой, за которую с надеждой цеплялась его дочь: если всю округу вот-вот затопит кровью, то некогда ведь будет князю слушать женские сплетни о таких мелочах, как вчерашнее происшествие у родника, - глядишь, мало-помалу история эта и сотрётся из памяти людской…
Смотря себе под ноги, сестра нарезала круги по двору, но легче на сердце ей не становилось. И тут…
За воротами почудился ей едва слышный шорох, - вдруг силуэт юноши, чёрным мотыльком вспорхнув на земляничном фоне рассветного неба, ловко перемахнул через стену и приземлился во дворе.
Марха тихо ойкнула и метнулась прочь, притаившись за толстым стволом раскидистой старой сливы. По правде сказать, она была изрядно напугана. Кто бы мог так неожиданно проникнуть в замок, минуя бдительную стражу?!
В ту несусветную рань слуги замка ещё спали, а сестра ещё даже и не ложилась! Утренний сон убегал от глаз расстроенной девицы, как резвый сайгак от стрелка; точнее, он с самого заката в её покои не заглядывал.
Может быть, это один из кровников их гоор хитростью пробрался в сад и собирается, выхватив клинок, внезапно из засады напасть на её отца или брата?!
А может быть… о, постойте, - а уж не Мима ли то сам, томимый безнадёжной страстью, явился к ней с извинениями?!
Увы, не был вовсе Мима былинным нартом, да и никогда не отличался он знатностью рода; нищета его вошла в поговорку по всей округе, так что бесполезно при подобном неравенстве ожидать согласия князя отдать руку своей дочери такому претенденту… Ну, разве что Мима вздумал бы доказать всему селу, что и его можно считать мужчиной, и похитить недосягаемую красу!..
Но движения незнакомца были свободны и легки - что совершенно не было свойственно угловатому и неуклюжему Миме. Петляя полукружиями, почти танцуя, он, точно ласка, уводящая след от идущей по пятам своры, бесшумно перемещался по двору, при этом быстро осматриваясь кругом, и всё ближе подходил к её укрытию…
Ах, так?! - вся кровь Мархи закипела. Какой-то проходимец в её присутствии разгуливает спокойно по их саду, как у себя дома! Но она не станет терпеть подобное. Довольно играть в молларехловдзарг ! - Марха тотчас выступила из-за сливы навстречу неизвестному, выпрямившись и бесстрашно подняв подбородок.
Молодой человек держался весьма непринуждённо. Он остался стоять на месте и даже сделал Мархе безмолвный приветственный жест, очаровывая её выразительными карими глазами и белозубой улыбкой. Он был среднего роста, черноволос, строен и хорош собой, что успела мгновенно отметить обескураженная Марха.
Неизвестный слегка усмехнулся, скользнув по ней живым взглядом сквозь ресницы; сестра вспыхнула и приготовилась дать надлежащий отпор.
- Как достало у тебя дерзости проникнуть сюда, и в такой час? – молвила она с неприступным видом. – Тебе хотя бы известно, где ты находишься? Это замок Эрдзие-Бе, которым владеет отец мой, эл Олхудзур!
Тот принял вызов, стойко выдержал её взгляд, скрывая чуть заметную улыбку, и протянул ей розовую маргаритку, только что сорванную им с садовой клумбы. Его полупоклон на восточный манер – рукой к сердцу – окончательно вывел Марху из терпения.
- Сейчас я позову стражу! – предупредила она, не сводя с молодого джигита глаз, горящих возмущением и неподдельным любопытством. Не каждый ведь день приходится переживать такие встречи!
Пришелец тотчас пал перед Мархой на колени и простёр к ней руки:
- Да, да, скорее позови стражу, и пусть всё войско эл Олхудзура в полном вооружении явится сюда! – заявил он, преданно взирая на неё. – Ведь и у тебя на поясе есть кинжал, - так где же он? Я с радостью готов немедленно погибнуть от твоей руки! Давно мечтал о такой казни, ибо только ей суждено прекратить мои страдания. Певцы и музыканты сложили столько песен о красоте твоей, я слышал их в Узам-меттиг - и навек потерял покой.
Марха задумчиво внимала ему, а меж тем сердце её, охваченное мощным пламенем скрытого тщеславия, полыхало горном. О, наконец она, кажется, достигла своей цели… вот и доказательства - о ней повсюду говорят! и уже слагают песни! за счастье однажды полюбоваться ею готовы рисковать свободой и жизнью! Ну, уж теперь-то настала пора явить себя миру...
- И вот прибыл я сюда из дальних краёв, - продолжал загадочный джигит, - и долгий трудный путь не был мне помехой, и никакая стража, как видишь, не может меня остановить, никакая стена не станет преградой для меня, коль я решился предстать перед тобою, несравненная пери, чтобы собственными глазами увидеть светлый твой лик!
Марха ощутила себя настоящей героиней романтической древней легенды, - к чему, впрочем, давно стремилась.
Гибкий стан, изящные движения, - всё, всё красило его, даже чекмень из простой тёмной ткани так ему шёл… - безотчётная мысль об этом вынудила Марху залиться краской. В голове её, между прочим, мелькнула замечательная идея – стоит всё-таки снизойти и дать крохотный шанс незнакомцу… Что-то ведь есть в нём, некая изюминка, зацепившая её интерес, - значит, он всё же её достоин?! Не просто же так она обратила на него своё драгоценное внимание!
- Я не могу довериться тебе, - проговорила Марха, отворачиваясь и пряча взгляд, - ведь не знаю ни имени твоего, ни тейпа.
(Следовало выглядеть застенчивой и скромной, не подавать виду, - не то он сразу догадается, что она к нему не так равнодушна, как хочет казаться! Пусть он постарается, рассыпая комплименты… и да, неплохо было бы, если, добиваясь её благосклонности, он совершил бы какой-нибудь выдающийся поступок, а в окрестных сёлах все невзначай заговорили бы о нём...)
- Зовут меня Джамболат, моя золотая луна, - отвечал он, вскочив с колен и подходя к ней. Он старался заглянуть Мархе в глаза, которые та тщательно отводила (о, сердце её словно острая шашка рассекла при звуках его имени!), - а родом я из Гебартойн-мохк , и не может того быть, чтобы ты ни разу не слышала обо мне и о многочисленных подвигах, которые я уже совершил в твою честь! Потому-то я и вынужден был одеться как можно проще, чтобы меня меньше узнавали по дороге – ведь люди проходу не дают, то и дело в пути задерживают, буквально коня за уздечку останавливают. Задают вопросы, каждый хочет лично поговорить, расспросить о подробностях…
Марха, разумеется, не могла сознаться, что как раз ни о чём таком до сего дня не слышала. Марха была удивлена… Марха была покорена, - даже растрогана, пожалуй. «Пусть как следует растеряются теперь болтливые сплетницы с кувшинами, которых в тот неурочный час нелёгкая принесла к роднику!.. - наслаждалась она, мысленно строя планы выше стен отцовских башен. - Если повезёт, то найдутся доброжелатели и Миме втолковать, что сам он виноват – спугнул свою удачу и проворонил её навеки! А этот новенький… Джамболат – совсем иное дело.
Тихо охнув, Марха зажимает себе рот рукой…
- Марха, Марха… - качает головой Седа, - везан Дел , какой же стыд! Я знаю тебя: ты, как сорока, легко жизнь отдашь - и свою, и чужую - за очередную блестящую побрякушку… Но украшений у тебя и без того немало; и, я надеюсь, есть - или было… когда-нибудь… ну, хоть в раннем детстве! - малейшее понятие о божественном?! Женская рука не имеет права касаться святыни. Как решилась ты на кощунство, отвечай!
Язык Мархи, похоже, прилип к гортани.
- Ты сделала запрещённое, - ровно говорит Седа. – Только человек, лишённый духа , мог додуматься до того, чтобы ограбить святилищный столп , - о Марха, какой позор!.. - и вдобавок осквернить затем жертвенный дар и память моей матери!..
Марха кусает пальцы и продолжает безмолвствовать, как моргильг .
- За подобный проступок боги насылают безумие. Так и оборотнем сделаться недолго ... - Кому, кстати, ты отдавала приказ бросить серьгу в нечистое место - конскую поилку?
- Никому, - у Мархи зуб на зуб не попадает.
- Что это значит?! – Седа строго смотрит ей прямо в глаза. - Не вздумай опять мне лгать, ведь я всё равно сама дознаюсь!
- Это я была на конюшне…
Седа стонет, схватившись за голову:
- Час от часу не легче! Так ты даже собственными руками... Отвечай: это было сделано тобою ради глупой потехи – или… - постой… о, как же сразу я не подумала!!! - с целью колдовства… на нашу с братом кровь - ради наследства?! - пожалуй, с тебя и это станется!
Седа сверлит Марху сапфировым взглядом, та совсем потерялась:
- Нет, клянусь… всё было не так… я не нарочно… я не хотела!..
- Неужели такому тебя учит госпожа Тийна? – мне придётся просить Авлирга ещё и об этом поговорить с отцом!
Вместо ответа Марха тоненько, пронзительно пищит, закрыв лицо руками. Взор Седы надолго ныряет куда-то в сторону…
- Седа… - наконец тихонько произносит Марха, не поднимая головы. – Ты мне веришь?
Седа смотрит в пространство и сдержанно хмыкает, слегка мотнув головой.
- Седа… - ты ведь не сделаешь этого на самом деле..?
Седа, поведя бровью, наполовину оборачивается лицом к сестре…
- …не предашь меня?!
Стрельчатая бровь в гневном изумлении ползёт вверх.
- Сеееедаа… - в голосе Мархи тлеет слабый огонёк надежды.
Ответа по-прежнему нет.
Марха снова прощупывает почву:
- Тебе непременно надо перед всеми меня так уничтожить?
Седа тихо фыркает.
- Сеееедаа… Не говори никому, пожалуйста!.. Ну вот что ты хочешь, чтобы я для тебя сделала?!
- Довольно, - устало роняет Седа. – Для начала – перестань лгать! А теперь - я готова тебя выслушать.
Марха мгновенно вскакивает на ноги:
- Седа… Ведь ты любишь меня?!
Попытка Мархи кинуться сестре на шею не возымела эффекта, - та отворачивается, не дав ответа…
Марха изучающе присматривается к сестре и, подумав, берёт её за руку. Ту, что без кольца...
Седа резко выдёргивает руку:
- Эй, бозбуунча … Оставь свои фокусы, пожалуйста!
Далее следуют громкие шмыганья носом:
- Ааа!.. тыыы!.. всегда меня презиралаааа…
- Так, мне всё здесь ясно. – Седа, не торопясь, поднимается. - Остальное пусть дослушают отец и брат! Я больше не желаю терять времени на это представление ряженых.
И тогда-то наконец с отчаяния Марха сдалась и рассказала старшей сестре всё, как было…»
Глава 10. ПОБРАТИМ САМОГО САЛАДИНА
«Было иль не было, - кто теперь станет утверждать это достоверно? – ведь подобную версию не впишешь в официальный таьптар знатного рода, - люди воспримут по-разному; ну, а всё же, если смот¬реть вслед за прошлым временем…
Упоминала ли я уже об этом или нет, - моя сестра нимало не сомневалась в собственной неотразимости.
Можно было бы сказать, что как-то раз Марха склонялась над источником, набирая воду в кувшин и демонстрируя публике совершенства своей фигуры, прихотливо заплетённые косы с атласными лентами, бронзовые подвески на висках и х1оьниш из-под умышленно отогнутой бахромы покрывала…
Жаждущая публика, в лице известного нам пастуха Мимы, потянулась в тот день не к источнику, не к кувшину, но к чьим-то шёлковым ланитам… Можно было бы добавить ещё, что шатавшийся поблизости Сонтаэла, местный 1ала, отчаянно замахал руками, отгоняя толпу крестьянок, что направлялись к тому же самому роднику, и во всеуслышание предостерёг их: «Не ходите сюда, обойдите с той стороны – тут целоваться будут!»
О, разумеется, Летающий по небу никогда на то своего позволения не давал; возможно, ничего ещё и не успело случиться; но здешние жители почему-то стали с тех пор поговаривать всякое; и почему-то с особым воодушевлением подхватывает эти речи Яхита, дочь Бошту-гончара…
Вереницу девушек с кувшинами на плечах возглавляла разбитная Ловдзаби из Хьейрашкие с крутыми каштановыми кудерьками на висках. Платок на её голове был повязан таким образом, чтобы один конец его свисал спереди, а другой был откинут назад, что позволяло сразу же безошибочно признать в его обладательнице джиеруо.
- Неужто тебя мы видим, Мима? Что ты потерял тут, а? – издалека закричала Ловдзаби, заметившая пастуха, и подмигнула своим товаркам, предвкушавшим очередную потеху. - Без кувшина ведь по воду пошёл, - а овец-то своих, никак, волкам оставил? Гляди в оба, так скоро ветер пасти придётся!
Потерял же чабан, по всей видимости, голову:
- Овечка тут одна моя от стада отбилась, заплуталась, пришлось за ней мне идти до самого родника, - будто бы заявил он, поразив немыслимым ответом как односельчанок, так и мою сестру.
- Правду говорят люди: кто среди овец живёт - глупеет, - сквозь зубы прошипела Марха, - с этого дня с дурачком Сонтаэлой ходи вместе к роднику, - и, не оглядываясь, опрометью бросилась назад, в кровь кусая губы.
Ловдзаби только присвистнула. Молча смотрели вслед разинувший рот пастух и оцепеневшие на месте девушки, среди которых, волею судеб, оказалась в тот день и вышеупомянутая Яхита; казалось бы, что ей за дело, однако именно её данная история отчего-то задела больше всех…
Однако мы с вами должны знать: истина прежде всего заключалась в том, что Марха с детства привыкла избавляться от наскучивших людей так же легко, как от надоевших игрушек…
* * *
На заре следующего дня захотелось прекрасной Мархе пройтись по замковому двору... А куда же ещё оставалось направить свои стопы бедняжке, спрошу я вас? Тропинку, ведущую на горный ключ, теперь ведь придётся забыть надолго!
Девушка была уязвлена до глубины души. Она напряжённо обдумывала планы вразумления забывшегося Мимы, а также очевидиц выпавшего на её долю случайного конфуза. Овечка одна… от стада отбилась… да ещё моя!!! - нет, что за непревзойдённая наглость! И вообще, что такое значит овечка? Уж не хотел ли Мима сказать, что Марха в его глазах не умнее овцы?.. Да сознаёт ли этот неотёсанный чабан, кто по сравнению с ним Марха и кто её отец?!
Сама-то Марха это сознавала, и неудивительно, что с недавних пор она решила временно затаиться за стенами замка. Быстроглазая Ловдзаби – заводила на всех посиделках, без неё ещё ни одно игрище не обошлось. Ей палец в рот не клади - скажет мимоходом, сама забудет, а три села тут же хором на все лады повторять примутся. У Ловдзаби-Мельницы язычок - что твой жёрнов, попадись на него только - в муку смелет, вмиг прославишься на всю Мелхисту и далеко за её пределами, до восьмого колена будешь народ изумлять…
Олхудзур на тот момент как раз был в отъезде – разбирал далеко зашедший спор двух крестьян о меже на поле. Один из жителей селения Сахана, по имени Гезг, не найдя согласия по земельному вопросу с Чхьевригом, своим соседом, под горячую руку лишил последнего жизни. Так как родственников у каждого из них имелось великое множество, кровная месть предполагалась с обеих сторон продолжительная и грозила растянуться на несколько поколений (что, впрочем, и никогда не было редкостью для нашего края).
Сложившаяся ситуация могла нанести серьёзный урон населению Саханы, в частности, и Мелхисты, в целом. Дело предстояло важное; на церемонию примирения семей и установления межевых камней собирались срочно созвать местный совет старейшин и даже пригласить жреца.
Временное отсутствие Летающего по небу в замке оказалось спасительной ниточкой, за которую с надеждой цеплялась его дочь: если всю округу вот-вот затопит кровью, то некогда ведь будет князю слушать женские сплетни о таких мелочах, как вчерашнее происшествие у родника, - глядишь, мало-помалу история эта и сотрётся из памяти людской…
Смотря себе под ноги, сестра нарезала круги по двору, но легче на сердце ей не становилось. И тут…
За воротами почудился ей едва слышный шорох, - вдруг силуэт юноши, чёрным мотыльком вспорхнув на земляничном фоне рассветного неба, ловко перемахнул через стену и приземлился во дворе.
Марха тихо ойкнула и метнулась прочь, притаившись за толстым стволом раскидистой старой сливы. По правде сказать, она была изрядно напугана. Кто бы мог так неожиданно проникнуть в замок, минуя бдительную стражу?!
В ту несусветную рань слуги замка ещё спали, а сестра ещё даже и не ложилась! Утренний сон убегал от глаз расстроенной девицы, как резвый сайгак от стрелка; точнее, он с самого заката в её покои не заглядывал.
Может быть, это один из кровников их гоор хитростью пробрался в сад и собирается, выхватив клинок, внезапно из засады напасть на её отца или брата?!
А может быть… о, постойте, - а уж не Мима ли то сам, томимый безнадёжной страстью, явился к ней с извинениями?!
Увы, не был вовсе Мима былинным нартом, да и никогда не отличался он знатностью рода; нищета его вошла в поговорку по всей округе, так что бесполезно при подобном неравенстве ожидать согласия князя отдать руку своей дочери такому претенденту… Ну, разве что Мима вздумал бы доказать всему селу, что и его можно считать мужчиной, и похитить недосягаемую красу!..
Но движения незнакомца были свободны и легки - что совершенно не было свойственно угловатому и неуклюжему Миме. Петляя полукружиями, почти танцуя, он, точно ласка, уводящая след от идущей по пятам своры, бесшумно перемещался по двору, при этом быстро осматриваясь кругом, и всё ближе подходил к её укрытию…
Ах, так?! - вся кровь Мархи закипела. Какой-то проходимец в её присутствии разгуливает спокойно по их саду, как у себя дома! Но она не станет терпеть подобное. Довольно играть в молларехловдзарг ! - Марха тотчас выступила из-за сливы навстречу неизвестному, выпрямившись и бесстрашно подняв подбородок.
Молодой человек держался весьма непринуждённо. Он остался стоять на месте и даже сделал Мархе безмолвный приветственный жест, очаровывая её выразительными карими глазами и белозубой улыбкой. Он был среднего роста, черноволос, строен и хорош собой, что успела мгновенно отметить обескураженная Марха.
Неизвестный слегка усмехнулся, скользнув по ней живым взглядом сквозь ресницы; сестра вспыхнула и приготовилась дать надлежащий отпор.
- Как достало у тебя дерзости проникнуть сюда, и в такой час? – молвила она с неприступным видом. – Тебе хотя бы известно, где ты находишься? Это замок Эрдзие-Бе, которым владеет отец мой, эл Олхудзур!
Тот принял вызов, стойко выдержал её взгляд, скрывая чуть заметную улыбку, и протянул ей розовую маргаритку, только что сорванную им с садовой клумбы. Его полупоклон на восточный манер – рукой к сердцу – окончательно вывел Марху из терпения.
- Сейчас я позову стражу! – предупредила она, не сводя с молодого джигита глаз, горящих возмущением и неподдельным любопытством. Не каждый ведь день приходится переживать такие встречи!
Пришелец тотчас пал перед Мархой на колени и простёр к ней руки:
- Да, да, скорее позови стражу, и пусть всё войско эл Олхудзура в полном вооружении явится сюда! – заявил он, преданно взирая на неё. – Ведь и у тебя на поясе есть кинжал, - так где же он? Я с радостью готов немедленно погибнуть от твоей руки! Давно мечтал о такой казни, ибо только ей суждено прекратить мои страдания. Певцы и музыканты сложили столько песен о красоте твоей, я слышал их в Узам-меттиг - и навек потерял покой.
Марха задумчиво внимала ему, а меж тем сердце её, охваченное мощным пламенем скрытого тщеславия, полыхало горном. О, наконец она, кажется, достигла своей цели… вот и доказательства - о ней повсюду говорят! и уже слагают песни! за счастье однажды полюбоваться ею готовы рисковать свободой и жизнью! Ну, уж теперь-то настала пора явить себя миру...
- И вот прибыл я сюда из дальних краёв, - продолжал загадочный джигит, - и долгий трудный путь не был мне помехой, и никакая стража, как видишь, не может меня остановить, никакая стена не станет преградой для меня, коль я решился предстать перед тобою, несравненная пери, чтобы собственными глазами увидеть светлый твой лик!
Марха ощутила себя настоящей героиней романтической древней легенды, - к чему, впрочем, давно стремилась.
Гибкий стан, изящные движения, - всё, всё красило его, даже чекмень из простой тёмной ткани так ему шёл… - безотчётная мысль об этом вынудила Марху залиться краской. В голове её, между прочим, мелькнула замечательная идея – стоит всё-таки снизойти и дать крохотный шанс незнакомцу… Что-то ведь есть в нём, некая изюминка, зацепившая её интерес, - значит, он всё же её достоин?! Не просто же так она обратила на него своё драгоценное внимание!
- Я не могу довериться тебе, - проговорила Марха, отворачиваясь и пряча взгляд, - ведь не знаю ни имени твоего, ни тейпа.
(Следовало выглядеть застенчивой и скромной, не подавать виду, - не то он сразу догадается, что она к нему не так равнодушна, как хочет казаться! Пусть он постарается, рассыпая комплименты… и да, неплохо было бы, если, добиваясь её благосклонности, он совершил бы какой-нибудь выдающийся поступок, а в окрестных сёлах все невзначай заговорили бы о нём...)
- Зовут меня Джамболат, моя золотая луна, - отвечал он, вскочив с колен и подходя к ней. Он старался заглянуть Мархе в глаза, которые та тщательно отводила (о, сердце её словно острая шашка рассекла при звуках его имени!), - а родом я из Гебартойн-мохк , и не может того быть, чтобы ты ни разу не слышала обо мне и о многочисленных подвигах, которые я уже совершил в твою честь! Потому-то я и вынужден был одеться как можно проще, чтобы меня меньше узнавали по дороге – ведь люди проходу не дают, то и дело в пути задерживают, буквально коня за уздечку останавливают. Задают вопросы, каждый хочет лично поговорить, расспросить о подробностях…
Марха, разумеется, не могла сознаться, что как раз ни о чём таком до сего дня не слышала. Марха была удивлена… Марха была покорена, - даже растрогана, пожалуй. «Пусть как следует растеряются теперь болтливые сплетницы с кувшинами, которых в тот неурочный час нелёгкая принесла к роднику!.. - наслаждалась она, мысленно строя планы выше стен отцовских башен. - Если повезёт, то найдутся доброжелатели и Миме втолковать, что сам он виноват – спугнул свою удачу и проворонил её навеки! А этот новенький… Джамболат – совсем иное дело.
