На кончиках зубцов одной из них монах заметил маленькие, едва заметные тёмно-бурые капельки – его чуть не вывернуло наизнанку прямо на глазах у Мануэля.
Подняв глаза, Верпетий обнаружил десять крюков различных размеров, семь из которых свисали на огромного размера цепях и имели специальные, также железные, крепления. Очевидно они служили для того, чтобы можно было регулировать высоту, на которую подвешивалась словно кусок окорока – жертва. Что же касалось бытовой утвари, то на каждом из столов неизменно присутствовали глиняные и фарфоровые мисочки: от крохотных – для «сыпучих» смесей - до больших и глубоких блюд, способных вместить в себя не менее двух куриных тушек зараз. Верпетий сглотнул подкативший к горлу липкий, кисло-солёный ком, и попытался не думать о том, для каких целей могли эти блюда предназначаться на самом деле.
-- Добро пожаловать во Дворец Истины и Правосудия Божьего, - нарочито вежливо вымолвил Мануэль. – Прекрасное оборудование, как ты находишь, сын мой? И, отвечая на твой вопрос – нет, пленники не нападают. Им это становится не нужно к концу эксперимента, - загадочным тоном добавил инквизитор.
И Верпетий понял, что те, кто роковым образом оказываются здесь – не доживают до момента, когда их могут выпустить из камеры. Либо они становятся настолько слабы и изувечены, что уже не в силах сопротивляться и единственное, чего хотят – это попасть обратно в свою сырую темницу, только бы не видеть горящих фанатичным огнём исследования глаз инквизитора.
-- Не будем терять времени, нам многое сегодня предстоит успеть, - сказал бодрым голосом Мануэль, и, подойдя к одному из высоких шкафов, открыл его и легким движением достал из него что-то длинное и тёмное. – Сейчас от тебя будет больше пользы, если ты займёшься вот этим. – Добавил инквизитор.
Верпетий испугался, вдруг отец Мануэль решит пронзить его прямо здесь одним из своих ужасных орудий? Недаром же он был так торжественно-молчалив во время пути сюда – вероятно, давал возможность неразумному монаху попрощаться с жизнью и попросить у Бога прощения за все совершённые в своей недолгой жизни грехи? Но его опасения были напрасны – Мануэль обернулся, и кинул что-то в руки молодого библиотекаря. Юноша растерялся, но природный рефлекс взял верх – и он невольно поймал предмет. Каково же было его облегчение и счастье, когда он понял, что у него в руках – самая обыкновенная метла. Инквизитор выразительно посмотрел на него, но, увидев за секунду до этого неподдельный страх – громко рассмеялся:
-- Верпетий, друг и ученик мой, ты что же – решил, что я собираюсь тебя убить?!
Он снова захохотал, и громкие раскаты его смеха разнеслись по камере словно хлопанье крыльев множества больших птиц. Верпетию стало стыдно за священнослужителя, стоящего перед ним – всё же они находились в месте, где боль и страдание требовали свою умеренную цену за спокойствие находящегося здесь человека. И тишина являлась той самой «золотой монетой», что смерть получала в уплату за уважение к узникам. Даже если их здесь сегодня и не было.
-- Мне нужно убраться здесь? – невинно спросил юноша.
-- Всё верно, сын мой. Подмети здесь всё, в соседней же камере (она открыта сегодня) - ты найдёшь ведро с чистой водой и пару тряпок. Вымой хорошенько все рабочие поверхности: стол, шкафы и все инструменты не забудь протереть – нам нужна идеальная чистота, - с особым ударением на последнее слово произнёс Мануэль.
-- Вы собираетесь проводить здесь сегодня какой-то эксперимент? – чуть дрогнувшим голосом уточнил монах.
-- Не я, а мы – сын мой. Мы проводим сегодня вечером эксперимент, и притом – весьма и весьма важный, - взволнованным голосом ответил старший священник. – Поэтому постарайся сделать всю работу хорошо, не пропусти ни одного пыльного угла – это может оказаться залогом спасения твоей жизни.
Диего Хорхе усмехнулся, а по спине Верпетия от этой усмешки резвой «рысью» побежали мурашки. Корнетти предупредил молодого монаха, что Мануэль собирается проводить опыты над очень могущественной представительницей колдовского рода, и его прямая обязанность – присутствовать во время этого действия. После чего подробнейшим образом описать всё увиденное и отправить эти записи Корнетти. Отдельным пунктом, в письме следовало описать реакцию самого Мануэля на всё, что будет иметь место происходить в этой жуткой камере. И выразить личное, Верпетия, мнение – объективна ли реакция инквизитора, либо здесь угадывается сугубо личный интерес к делу? Верпетий, в свою очередь, абсолютно не представлял себе, каким образом он сможет понять чувства и мысли отца Диего Хорхе – слишком уж непредсказуемым было его поведение в повседневной жизни. Оставалось только догадываться, как он себя поведёт во время эксперимента, который, впрочем – очень важен для него, так он сказал. Не может ли уже это служить одним из признаков того, что отец Мануэль заинтересован в этом деле больше, чем то следует его сану?
Все мысли промелькнули в голове у монаха не более, чем за секунду. Единственное, в чём он был твёрдо уверен сейчас – это необходимость присутствия во время опыта. А потому, ему не следовало вызывать в отце Мануэле гнев, раздражение и иные плохие чувства, способные разубедить его в том, что Верпетий необходим ему сегодняшним вечером. Напротив, стоило проявить усердие и покорность, и тогда, возможно, он сможет достичь своей цели. Смиренно склонив голову, молодой человек произнёс:
-- Я исполню всё, что вам будет угодно. Учитель, - скромно добавил он.
Инквизитор вновь усмехнулся, но на этот раз – снисходительно:
-- Вот это верный разговор, сын мой. – Довольным тоном произнёс он. – Спокойствие и Смирение прокладывают нам надёжную дорогу на пути постижения Мудрости, - напутствовал священнослужитель.
Перекрестив склонённую голову монаха, отец Мануэль благословил его на «праведное дело», а сам ушёл проведать испытуемую – как он называл заключённую в здешних стенах ведьму. Верпетий заранее ощутил волну сочувствия к пленнице – каким бы страшным существом она ни являлась, он был уверен – пытки, приготовленные для неё отцом Мануэлем были ещё страшней.
Глубоко вздохнув, монах монастыря Святого Себастьяна приступил к уборке «опытной комнаты».
Подходя к камере Альберты – колдунья всё ещё находилась взаперти в построенном специально для неё бункере, отец Мануэль был на удивление спокоен. Открывая четырёхгранным ключом тяжёлые железные ворота, он как обычно, ощутил лёгкий трепет удовольствия – однако на этот раз это было скорее восхищение самим помещением, нежели тем, кто в нём находился. Инквизитор дал себе слово не вести больше с ведьмой долгих разговоров, а всего лишь сухо и быстро известить её об участи, что ждала её в будущий вечерний час. Перекрестившись по обыкновению три раза перед тем, как войти внутрь, Мануэль почувствовал себя целиком и полностью под защитой Божией и воля его стала тверда как камень. «Всё, хватит с меня дьявольских чар – довольно Альберта уже наигралась со мною. Пришёл мой черёд – устанавливать правила игры», - подумал инквизитор, входя внутрь и окидывая взглядом гигантских размеров стеклянный куб. Венецианское закалённое стекло, как и всегда, выглядело великолепно. Литые стены куба едва слышно звенели от наложенных на них древних молитвенных заклинаний. Со времени отсутствия священнослужителя мало что изменилось, ведь как он и обещал, его не было не более чем три дня. И вот – разрешение на проведение «эксперимента» получено, а козни Нечистого, что грязная ведьма посылала вдогонку слуге Божьему – не возымели над ним необходимого ей действия. Пришло его время – время узнать всю правду об истинном источнике ведовства.
Когда священник бегло оглядел пространство стеклянной темницы, ему на миг показалось, что она пуста. Тяжёлые занавески балдахина были распахнуты настежь, однако на кровати никого не было. Пустовало и место за дубовым обеденным столиком, где обычно принимала пищу осужденная. Мужчина запаниковал. Обежав куб по периметру во второй раз, Мануэль окончательно убедился – там никого не было. Вне себя от удивления, инквизитор стоял посреди камеры, глядя пустым взглядом внутрь куба. Он утратил дар речи. Простояв таким образом несколько долгих минут, Мануэль резко развернулся на каблуках и уже готов был «вылететь» из камеры в поисках узницы, когда услышал вдруг нежное, тихое пение, раздававшееся откуда-то из глубины темницы.
Мануэль не смел верить своим ушам. Послушав пару мгновений, и убедившись, что голос принадлежит тому, кому он должен принадлежать – священник медленно обернулся обратно к кубу. Напряжённо вглядываясь в его пространство, он, наконец, смог различить среди прочих предметов тончайшую, серебристо-серую дымку, больше похожую на тень от призрака. Сосредоточившись ещё сильнее, мужчина смог определить, что дымка напоминает женский силуэт, причём силуэт этот явно находился в движении.
Инквизитор потёр уставшие глаза, а когда вновь поднял их на кубическую комнату – обомлел: на полу, рядом с противоположной от него самого стеной сидела ведьма Альберта и, по-прежнему напевая, расчёсывала свои длинные чёрные волосы. Но не это так поразило Мануэля – тело девушки было полупрозрачным! Он понял, что женский силуэт принадлежал ей, но это было неправильно: в кубе полностью исключалась возможность проявления каких-либо паранормальных способностей! И всё же – он своими глазами наблюдал, как серебристая дымка постепенно сгущается, обретая всё более чёткую форму. А затем – как бы наполняется неким густым веществом, наподобие алхимического эфира. И вот перед ним сидит уже вполне оформившаяся фигура, с той лишь оговоркой, что выглядит она несравнимо более бледной и тонкой, нежели фигура обычного человека. Мануэль не мог с уверенностью утверждать – являлся ли представший ему образ живым человеком, или то был лишь мимолётный мираж, в то время, как его обладательница уже давно находилась в другом, далёком от провинции Марло-Сеньтьоре месте.
Альберта прекратила пение – её хорошенькая маленькая головка повернулась прямо к инквизитору, и, улыбаясь бледным, почти невидимым ртом, спросила тихим, очень ласковым голосом:
-- Вы вернулись домой, Отче?
Мануэль молчал, чувствуя, как в его груди закипает ядовитый гнев.
-- Это хорошо, - невинным голоском продолжила молодая женщина. – А то я уже начала скучать…
Глаза цвета антрацита внимательно смотрели на священнослужителя, словно пытались прочесть всё, что было у того на сердце. Инквизитор быстро опустил глаза и стал усердно разглядывать полу своей сутаны.
-- Я пришёл сообщить, что всё готово для последнего эксперимента, - ровным чётким голосом начал он. – Скажу тебе правду: я не надеюсь на то, что твоя жизнь не прервётся во время моего исследования. Так что, если тебе дорого то, что праведные люди зовут душой или то, что вы – ненавистные Роду Человеческому, называете сущностью – настоятельно советую помолиться тому, кто у вас за неё в ответе. Подготовься – сегодня вечером судьба твоя будет решена.
В ту же секунду он скорее почувствовал, чем услышал, как внутри куба пронёсся лёгкий ветерок – и это ещё больше встревожило инквизитора. Она стояла, как и тогда, прямо напротив него – её взгляд буквально заставлял Мануэля поднять на неё свои собственные глаза. Не удержавшись, мужчина подчинился, и – тут же пожалел об этом. Чёрные омуты сразу «заглотили» всё внимание священнослужителя, а маленькие синие огоньки внутри зрачков словно приковали к себе его бедный, не способный сопротивляться такой силе разум. В тот же момент Мануэль осознал, что руки его прижаты ладонями к стеклу, и ровно также были прижаты к нему ладони Альберты – они словно прошли насквозь, и Мануэль ощутил мягкое тепло, исходящее от ладоней прекрасной колдуньи.
-- Я вижу всё, что тебе пришлось пережить по пути в монастырь и обратно, - голос Альберты раздавался не внутри куба, но внутри головы инквизитора. – Ты даже не представляешь себе, насколько порадовал меня…
Она легонько дыхнула на стекло, которое тут же запотело – однако на нём не проявилось ни одного старинного символа. Как будто и не было сотен и сотен древних молитв, намертво запечатывавших это место.
Сознание Мануэля отчаянно старалось вырваться из созданной ведьмой западни, но тело его словно окаменело, а ощущение позора за собственную слабость лишь усиливало чары колдуньи. Вдобавок, он совсем перестал чувствовать крестообразную отметину на левой руке, и ему просто физически не на что было опереться своей вконец истерзавшейся волей. Боль спасла его однажды, но почему же она не приходит на выручку сейчас, когда её сила так нужна Мануэлю, дабы суметь обратиться к Святой Молитве?
Всё было тщетно. Разум Мануэля не мог произнести спасительных слов, он лишь глубже и глубже погружался в то непонятное состояние, которое «насылала» на него Альберта.
-- Ты – мой, - шептал голос у него в голове. – Не стоит сопротивляться, лучше прими ниспосланное тебе и сбрось эту глупую маску…
-- Пусть лучше меня пронзит молния на этом самом месте, и Господь унесёт мою грешную душу, чем я подчинюсь воле выродка… - Попытался мысленно произнести отец Мануэль. – Не ты дала мне ум и волю – не тебе и отнимать их у меня…
«Почему же стекло не останавливает её силу?», - успело промелькнуть в голове инквизитора, как в тот же миг он ощутил, что его тело в прямом смысле «вдавливается» в стену куба, а стекло под ним постепенно начинает таять как сахар на разогретой сковороде. Притяжение Альберты становилось всё более устойчивым, пока Мануэль, наконец, не понял – его собственное бренное тело и воля целиком и полностью управлялись волей чёрной ведьмы. И она, похоже, собиралась выбраться отсюда с его помощью. Точнее, с помощью его трупа, способного раздавить заговорённое стекло.
-- Диего, - томно «произнёс» разум узницы. – Неужели тебе не хватило знаков, полученных на дороге и в том мерзком приюте лицемерия и ханжества?
-- Каких знаков? То было искушение Дьявола, а уж никак не твоих рук дело – слаба ты для таких фокусов, ведьма…, - Слабым шелестом откликнулся мысленный голос священника. Тело его в это время уже практически наполовину погрузилось в стену куба, а ладони его рук полностью «срослись» с ладонями колдуньи – именно так она усиливала происходящий между ними контакт.
-- Не спорь со мной, и не ври самому себе – это бессмысленно, - вслух произнесла Альберта. Её тело теперь не было прозрачным – оно словно черпало краски из угасающего инквизитора. – Взгляни правде в лицо – ты один из нас… Точнее, был, да только недолго тебе осталось топтать своими глупыми ногами эту прекрасную землю…
Ведьма услышала вопрошающую пустоту в мыслях священника. Её глаза были настолько близко к глазам отца Мануэля, что ресницы обоих «сплелись» в предсмертном объятии.
-- Потому-то и ослабла сила куба, что рядом с ним находятся двое из нашего племени. А вскоре останется только один…, - загадочно произнесла она. – Я так ждала, когда моя сила найдёт отклик в ком-то, кто будет достоин разделить её со мной, но я совершенно не ожидала, что ею будет обладать тот, кто по своему роду занятий должен уничтожать себе и мне подобных… Священник, - прошипела она. – Зачем тебе это было нужно?! Мы могли
Подняв глаза, Верпетий обнаружил десять крюков различных размеров, семь из которых свисали на огромного размера цепях и имели специальные, также железные, крепления. Очевидно они служили для того, чтобы можно было регулировать высоту, на которую подвешивалась словно кусок окорока – жертва. Что же касалось бытовой утвари, то на каждом из столов неизменно присутствовали глиняные и фарфоровые мисочки: от крохотных – для «сыпучих» смесей - до больших и глубоких блюд, способных вместить в себя не менее двух куриных тушек зараз. Верпетий сглотнул подкативший к горлу липкий, кисло-солёный ком, и попытался не думать о том, для каких целей могли эти блюда предназначаться на самом деле.
-- Добро пожаловать во Дворец Истины и Правосудия Божьего, - нарочито вежливо вымолвил Мануэль. – Прекрасное оборудование, как ты находишь, сын мой? И, отвечая на твой вопрос – нет, пленники не нападают. Им это становится не нужно к концу эксперимента, - загадочным тоном добавил инквизитор.
И Верпетий понял, что те, кто роковым образом оказываются здесь – не доживают до момента, когда их могут выпустить из камеры. Либо они становятся настолько слабы и изувечены, что уже не в силах сопротивляться и единственное, чего хотят – это попасть обратно в свою сырую темницу, только бы не видеть горящих фанатичным огнём исследования глаз инквизитора.
-- Не будем терять времени, нам многое сегодня предстоит успеть, - сказал бодрым голосом Мануэль, и, подойдя к одному из высоких шкафов, открыл его и легким движением достал из него что-то длинное и тёмное. – Сейчас от тебя будет больше пользы, если ты займёшься вот этим. – Добавил инквизитор.
Верпетий испугался, вдруг отец Мануэль решит пронзить его прямо здесь одним из своих ужасных орудий? Недаром же он был так торжественно-молчалив во время пути сюда – вероятно, давал возможность неразумному монаху попрощаться с жизнью и попросить у Бога прощения за все совершённые в своей недолгой жизни грехи? Но его опасения были напрасны – Мануэль обернулся, и кинул что-то в руки молодого библиотекаря. Юноша растерялся, но природный рефлекс взял верх – и он невольно поймал предмет. Каково же было его облегчение и счастье, когда он понял, что у него в руках – самая обыкновенная метла. Инквизитор выразительно посмотрел на него, но, увидев за секунду до этого неподдельный страх – громко рассмеялся:
-- Верпетий, друг и ученик мой, ты что же – решил, что я собираюсь тебя убить?!
Он снова захохотал, и громкие раскаты его смеха разнеслись по камере словно хлопанье крыльев множества больших птиц. Верпетию стало стыдно за священнослужителя, стоящего перед ним – всё же они находились в месте, где боль и страдание требовали свою умеренную цену за спокойствие находящегося здесь человека. И тишина являлась той самой «золотой монетой», что смерть получала в уплату за уважение к узникам. Даже если их здесь сегодня и не было.
-- Мне нужно убраться здесь? – невинно спросил юноша.
-- Всё верно, сын мой. Подмети здесь всё, в соседней же камере (она открыта сегодня) - ты найдёшь ведро с чистой водой и пару тряпок. Вымой хорошенько все рабочие поверхности: стол, шкафы и все инструменты не забудь протереть – нам нужна идеальная чистота, - с особым ударением на последнее слово произнёс Мануэль.
-- Вы собираетесь проводить здесь сегодня какой-то эксперимент? – чуть дрогнувшим голосом уточнил монах.
-- Не я, а мы – сын мой. Мы проводим сегодня вечером эксперимент, и притом – весьма и весьма важный, - взволнованным голосом ответил старший священник. – Поэтому постарайся сделать всю работу хорошо, не пропусти ни одного пыльного угла – это может оказаться залогом спасения твоей жизни.
Диего Хорхе усмехнулся, а по спине Верпетия от этой усмешки резвой «рысью» побежали мурашки. Корнетти предупредил молодого монаха, что Мануэль собирается проводить опыты над очень могущественной представительницей колдовского рода, и его прямая обязанность – присутствовать во время этого действия. После чего подробнейшим образом описать всё увиденное и отправить эти записи Корнетти. Отдельным пунктом, в письме следовало описать реакцию самого Мануэля на всё, что будет иметь место происходить в этой жуткой камере. И выразить личное, Верпетия, мнение – объективна ли реакция инквизитора, либо здесь угадывается сугубо личный интерес к делу? Верпетий, в свою очередь, абсолютно не представлял себе, каким образом он сможет понять чувства и мысли отца Диего Хорхе – слишком уж непредсказуемым было его поведение в повседневной жизни. Оставалось только догадываться, как он себя поведёт во время эксперимента, который, впрочем – очень важен для него, так он сказал. Не может ли уже это служить одним из признаков того, что отец Мануэль заинтересован в этом деле больше, чем то следует его сану?
Все мысли промелькнули в голове у монаха не более, чем за секунду. Единственное, в чём он был твёрдо уверен сейчас – это необходимость присутствия во время опыта. А потому, ему не следовало вызывать в отце Мануэле гнев, раздражение и иные плохие чувства, способные разубедить его в том, что Верпетий необходим ему сегодняшним вечером. Напротив, стоило проявить усердие и покорность, и тогда, возможно, он сможет достичь своей цели. Смиренно склонив голову, молодой человек произнёс:
-- Я исполню всё, что вам будет угодно. Учитель, - скромно добавил он.
Инквизитор вновь усмехнулся, но на этот раз – снисходительно:
-- Вот это верный разговор, сын мой. – Довольным тоном произнёс он. – Спокойствие и Смирение прокладывают нам надёжную дорогу на пути постижения Мудрости, - напутствовал священнослужитель.
Перекрестив склонённую голову монаха, отец Мануэль благословил его на «праведное дело», а сам ушёл проведать испытуемую – как он называл заключённую в здешних стенах ведьму. Верпетий заранее ощутил волну сочувствия к пленнице – каким бы страшным существом она ни являлась, он был уверен – пытки, приготовленные для неё отцом Мануэлем были ещё страшней.
Глубоко вздохнув, монах монастыря Святого Себастьяна приступил к уборке «опытной комнаты».
Подходя к камере Альберты – колдунья всё ещё находилась взаперти в построенном специально для неё бункере, отец Мануэль был на удивление спокоен. Открывая четырёхгранным ключом тяжёлые железные ворота, он как обычно, ощутил лёгкий трепет удовольствия – однако на этот раз это было скорее восхищение самим помещением, нежели тем, кто в нём находился. Инквизитор дал себе слово не вести больше с ведьмой долгих разговоров, а всего лишь сухо и быстро известить её об участи, что ждала её в будущий вечерний час. Перекрестившись по обыкновению три раза перед тем, как войти внутрь, Мануэль почувствовал себя целиком и полностью под защитой Божией и воля его стала тверда как камень. «Всё, хватит с меня дьявольских чар – довольно Альберта уже наигралась со мною. Пришёл мой черёд – устанавливать правила игры», - подумал инквизитор, входя внутрь и окидывая взглядом гигантских размеров стеклянный куб. Венецианское закалённое стекло, как и всегда, выглядело великолепно. Литые стены куба едва слышно звенели от наложенных на них древних молитвенных заклинаний. Со времени отсутствия священнослужителя мало что изменилось, ведь как он и обещал, его не было не более чем три дня. И вот – разрешение на проведение «эксперимента» получено, а козни Нечистого, что грязная ведьма посылала вдогонку слуге Божьему – не возымели над ним необходимого ей действия. Пришло его время – время узнать всю правду об истинном источнике ведовства.
Когда священник бегло оглядел пространство стеклянной темницы, ему на миг показалось, что она пуста. Тяжёлые занавески балдахина были распахнуты настежь, однако на кровати никого не было. Пустовало и место за дубовым обеденным столиком, где обычно принимала пищу осужденная. Мужчина запаниковал. Обежав куб по периметру во второй раз, Мануэль окончательно убедился – там никого не было. Вне себя от удивления, инквизитор стоял посреди камеры, глядя пустым взглядом внутрь куба. Он утратил дар речи. Простояв таким образом несколько долгих минут, Мануэль резко развернулся на каблуках и уже готов был «вылететь» из камеры в поисках узницы, когда услышал вдруг нежное, тихое пение, раздававшееся откуда-то из глубины темницы.
Мануэль не смел верить своим ушам. Послушав пару мгновений, и убедившись, что голос принадлежит тому, кому он должен принадлежать – священник медленно обернулся обратно к кубу. Напряжённо вглядываясь в его пространство, он, наконец, смог различить среди прочих предметов тончайшую, серебристо-серую дымку, больше похожую на тень от призрака. Сосредоточившись ещё сильнее, мужчина смог определить, что дымка напоминает женский силуэт, причём силуэт этот явно находился в движении.
Инквизитор потёр уставшие глаза, а когда вновь поднял их на кубическую комнату – обомлел: на полу, рядом с противоположной от него самого стеной сидела ведьма Альберта и, по-прежнему напевая, расчёсывала свои длинные чёрные волосы. Но не это так поразило Мануэля – тело девушки было полупрозрачным! Он понял, что женский силуэт принадлежал ей, но это было неправильно: в кубе полностью исключалась возможность проявления каких-либо паранормальных способностей! И всё же – он своими глазами наблюдал, как серебристая дымка постепенно сгущается, обретая всё более чёткую форму. А затем – как бы наполняется неким густым веществом, наподобие алхимического эфира. И вот перед ним сидит уже вполне оформившаяся фигура, с той лишь оговоркой, что выглядит она несравнимо более бледной и тонкой, нежели фигура обычного человека. Мануэль не мог с уверенностью утверждать – являлся ли представший ему образ живым человеком, или то был лишь мимолётный мираж, в то время, как его обладательница уже давно находилась в другом, далёком от провинции Марло-Сеньтьоре месте.
Альберта прекратила пение – её хорошенькая маленькая головка повернулась прямо к инквизитору, и, улыбаясь бледным, почти невидимым ртом, спросила тихим, очень ласковым голосом:
-- Вы вернулись домой, Отче?
Мануэль молчал, чувствуя, как в его груди закипает ядовитый гнев.
-- Это хорошо, - невинным голоском продолжила молодая женщина. – А то я уже начала скучать…
Глаза цвета антрацита внимательно смотрели на священнослужителя, словно пытались прочесть всё, что было у того на сердце. Инквизитор быстро опустил глаза и стал усердно разглядывать полу своей сутаны.
-- Я пришёл сообщить, что всё готово для последнего эксперимента, - ровным чётким голосом начал он. – Скажу тебе правду: я не надеюсь на то, что твоя жизнь не прервётся во время моего исследования. Так что, если тебе дорого то, что праведные люди зовут душой или то, что вы – ненавистные Роду Человеческому, называете сущностью – настоятельно советую помолиться тому, кто у вас за неё в ответе. Подготовься – сегодня вечером судьба твоя будет решена.
В ту же секунду он скорее почувствовал, чем услышал, как внутри куба пронёсся лёгкий ветерок – и это ещё больше встревожило инквизитора. Она стояла, как и тогда, прямо напротив него – её взгляд буквально заставлял Мануэля поднять на неё свои собственные глаза. Не удержавшись, мужчина подчинился, и – тут же пожалел об этом. Чёрные омуты сразу «заглотили» всё внимание священнослужителя, а маленькие синие огоньки внутри зрачков словно приковали к себе его бедный, не способный сопротивляться такой силе разум. В тот же момент Мануэль осознал, что руки его прижаты ладонями к стеклу, и ровно также были прижаты к нему ладони Альберты – они словно прошли насквозь, и Мануэль ощутил мягкое тепло, исходящее от ладоней прекрасной колдуньи.
-- Я вижу всё, что тебе пришлось пережить по пути в монастырь и обратно, - голос Альберты раздавался не внутри куба, но внутри головы инквизитора. – Ты даже не представляешь себе, насколько порадовал меня…
Она легонько дыхнула на стекло, которое тут же запотело – однако на нём не проявилось ни одного старинного символа. Как будто и не было сотен и сотен древних молитв, намертво запечатывавших это место.
Сознание Мануэля отчаянно старалось вырваться из созданной ведьмой западни, но тело его словно окаменело, а ощущение позора за собственную слабость лишь усиливало чары колдуньи. Вдобавок, он совсем перестал чувствовать крестообразную отметину на левой руке, и ему просто физически не на что было опереться своей вконец истерзавшейся волей. Боль спасла его однажды, но почему же она не приходит на выручку сейчас, когда её сила так нужна Мануэлю, дабы суметь обратиться к Святой Молитве?
Всё было тщетно. Разум Мануэля не мог произнести спасительных слов, он лишь глубже и глубже погружался в то непонятное состояние, которое «насылала» на него Альберта.
-- Ты – мой, - шептал голос у него в голове. – Не стоит сопротивляться, лучше прими ниспосланное тебе и сбрось эту глупую маску…
-- Пусть лучше меня пронзит молния на этом самом месте, и Господь унесёт мою грешную душу, чем я подчинюсь воле выродка… - Попытался мысленно произнести отец Мануэль. – Не ты дала мне ум и волю – не тебе и отнимать их у меня…
«Почему же стекло не останавливает её силу?», - успело промелькнуть в голове инквизитора, как в тот же миг он ощутил, что его тело в прямом смысле «вдавливается» в стену куба, а стекло под ним постепенно начинает таять как сахар на разогретой сковороде. Притяжение Альберты становилось всё более устойчивым, пока Мануэль, наконец, не понял – его собственное бренное тело и воля целиком и полностью управлялись волей чёрной ведьмы. И она, похоже, собиралась выбраться отсюда с его помощью. Точнее, с помощью его трупа, способного раздавить заговорённое стекло.
-- Диего, - томно «произнёс» разум узницы. – Неужели тебе не хватило знаков, полученных на дороге и в том мерзком приюте лицемерия и ханжества?
-- Каких знаков? То было искушение Дьявола, а уж никак не твоих рук дело – слаба ты для таких фокусов, ведьма…, - Слабым шелестом откликнулся мысленный голос священника. Тело его в это время уже практически наполовину погрузилось в стену куба, а ладони его рук полностью «срослись» с ладонями колдуньи – именно так она усиливала происходящий между ними контакт.
-- Не спорь со мной, и не ври самому себе – это бессмысленно, - вслух произнесла Альберта. Её тело теперь не было прозрачным – оно словно черпало краски из угасающего инквизитора. – Взгляни правде в лицо – ты один из нас… Точнее, был, да только недолго тебе осталось топтать своими глупыми ногами эту прекрасную землю…
Ведьма услышала вопрошающую пустоту в мыслях священника. Её глаза были настолько близко к глазам отца Мануэля, что ресницы обоих «сплелись» в предсмертном объятии.
-- Потому-то и ослабла сила куба, что рядом с ним находятся двое из нашего племени. А вскоре останется только один…, - загадочно произнесла она. – Я так ждала, когда моя сила найдёт отклик в ком-то, кто будет достоин разделить её со мной, но я совершенно не ожидала, что ею будет обладать тот, кто по своему роду занятий должен уничтожать себе и мне подобных… Священник, - прошипела она. – Зачем тебе это было нужно?! Мы могли
