Домик лесничего был небольшим, но крепким – Фергус регулярно обмазывал брусья сосновой смолой, в результате чего им не был страшен ни дождь, ни самая лютая вьюга. Изнутри все брёвна были законопачены овечьей шерстью – таким образом, в домике всегда поддерживалась более-менее сносная температура и никогда не «водилось» сквозняков. Крыша и оконные рамы были также деревянными, а вот сами окна были затянуты отменным бычьим пузырём – на хорошее сырьё Фергус никогда не жалел денег. Надо сказать, что платили ему прилично – десять золотых в год. Герцог был доволен его работой и знал, что лесник деньги не разбазаривает, не спускает на выпивку, но напротив – бережно складывает, задумав, очевидно, большую покупку или переезд в другую страну.
Альберта не знала – дома ли сейчас Фергус, свет не горел, да и вокруг было очень тихо. Однако она решилась, и, взявшись за небольшой резной молоток (сделанный больше для красоты, чем для пользы) громко и отрывисто постучала в дверь избушки три раза. Сначала никакого ответа не последовало, но, после того, как девушка стукнула ещё раза два – в доме явственно послышался шорох и звуки разжигаемого огнива. Вскоре в окне загорелся свет и дверь отворилась…
Высокий мужчина смотрел на неё заспанным, ничего не понимающим взглядом. Его тёмные кудрявые волосы до плеч были сильно всклокочены, а густая борода явно требовала гребня. На нём не было никакой верхней одежды, кроме ночной сорочки из грубого серого холста и укороченных, таких же холщовых, брюк. С высоты своего роста, он глядел на Альберту словно коршун на цыплёнка. Ей показалось, что он может прямо в сей миг, вот так запросто взять - и проглотить её. Глаза у него были почти такого же цвета как и у Альберты – с той лишь разницей, что их оттенок больше напоминал ореховое дерево, в то время как глаза девушки были угольно-черными.
Альберта никогда не испытывала к лесничему ничего, кроме добрососедского расположения, однако в эту минуту в глубине её женской натуры шевельнулось нечто, отдалённо напоминающее звериную страсть. Она могла бы легко завладеть сердцем этого человека, стоило ей просто пожелать, но некое чувство солидарности одинокого существа по отношению к тому, кто живёт столь же уединённо, мешало ей предпринять какие-либо наступательные действия. Да и не особенно хотелось, ведь если бы Альберта являлась настоящим человеком, она бы предпочла, чтобы такой мужчина как Фергус полюбил её естественным путём – без применения обольстительных чар. Девушка мысленно «потушила» вспыхнувшее на долю секунды пламя, но Фергус, казалось, совсем не заметил дикого огонька. Во всяком случае, сейчас его это не интересовало. Растерянность в его взгляде сменилась постепенным узнаванием, и, наконец, искренним удивлением:
-- Сеньорита Альберта, что вы здесь делаете? Да ещё в такое позднее время – неужто опять собрались искать травку, что растёт только в полнолуние?
При этих словах мужчина наскоро, как бы невзначай, бросил взгляд за спину молодой женщины – как будто пытался разглядеть кого-то среди деревьев, скрывающегося в темноте.
-- Фергус, молю, простите меня – но мне очень нужна ваша помощь. Дело, по которому я здесь – не требует отлагательств, умоляю – впустите меня скорее!
Фергус вновь сконцентрировался на лице собеседницы, затем окинул её с головы до ног одним скорым взглядом. Мелькнувшее в его глазах подозрение мгновенно растаяло:
-- Боже мой, да у вас же все ноги в крови! И где же это вы успели так исцарапаться?! И почему без плаща и обуви в такой мороз? Проходите быстрее, сеньорита, пока не подхватили «летучую» болезнь.
«Летучей» болезнью Фергус именовал простуду, могущую перейти в серьёзное воспаление лёгких. Что же касалось обращения «сеньорита», то, насколько Альберта знала, сам Фергус был родом из Испании, и обращался так ко всем незамужним женщинам.
Войдя в тёплое жилое помещение, Альберта невольно расслабилась. Она тут же залюбовалась простотой и уютом, царившим в убежище этого молодого лесника. Большая каменная печь, чем-то напоминающая творения северных народов, давала достаточно тепла для того, чтобы можно было не замёрзнуть всю ночь. Как видно, лесник хорошо протопил её перед самым сном, поэтому в комнате стоял приятный дымный полумрак, освещаемый лишь светом большой бледно-жёлтой свечи, изготовленной из овечьего жира. Огромная кровать, рассчитанная на одного человека (но уместиться в ней могли бы и трое), возвышалась в углу рядом с печью – сейчас бельё на ней было смято. Похоже, Альберта действительно разбудила незадачливого соседа. Тихонько улыбнувшись, она перевела взгляд на широкий стол, где стояли остатки ужина. Несмотря на замкнутый образ жизни, Фергус был весьма аккуратен в том, что касалось устройства личного быта – на столе имелась чистая скатерть из какого-то недешёвого материала светло-оливкового цвета, а вся посуда хоть и была из простой глины, но в то же время украшалась ручной росписью синего и зелёного цветов. Возможно лесник расписал её собственной рукой, а возможно – это был подарок его возлюбленной, которая, как догадывалась Альберта, непременно должна у него быть.
-- Вы присаживайтесь, сеньорита, - неловко пригласил её мужчина, указав широкой, красной от мозолей ладонью на длинную лавку, вплотную приставленную к столу. – Уж извините, не ждал я гостей в такую тёмную ночь, так что не гневайтесь, что в тарелках осталась еда – я сейчас уберу всё.
Последние слова он произнёс с нескрываемой усмешкой, и Альберте это не понравилось. «А вдруг, Мануэль уже предупредил его, и вся эта сценка – искусно расставленная западня?» - подумала девушка, но вслух ничего не сказала, а аккуратно последовала приглашению Фергуса. Когда он отвернулся, чтобы затворить дверь на засов – Альберта в свою очередь наскоро окинула глазами помещение, одновременно пытаясь «услышать» внутренним чутьём присутствие заговорённого железа или каких-либо иных, особых предметов, призванных остановить действие её силы. Однако ничего такого, кроме разве что железной мотыги да пары лопат (у лесничего имелся крохотный огородик на заднем дворе) она не почувствовала. Усевшись за столом, жрица обратила внимание на множество трав, развешанных на западной стене дома точно так же, как было в её собственной хижине. Спросив об этом у Фергуса, девушка получила неожиданный ответ:
-- Да как же, сеньорита – надо же порой подлечить герцога и его дам, всё ж таки охота – дело хитрое: никогда не знаешь, где зверь свернёт, так что можно и с лошади упасть, и в свой – герцогский, капкан угодить. Зверь – существо умное. – Объяснил лесничий, попутно убирая со стола тарелки и ставя на огонь новый котелок с какой-то ароматной жидкостью.
-- Ну, а если по-честному говорить, сеньорита Альберта – то ведь и ко мне порой люди приходят – просят помочь от той или иной хвори. Травы-то собирать не только одна вы мастерица, да, видно, и не думаете о людях-то в последнее время – все ко мне бегут, будто другого травника на ближайшие десять верст не сыщется.
О том, что раньше к Альберте и впрямь обращались за помощью больные люди, Фергус знал не понаслышке. Однажды он и сам угодил в один из капканов герцога, о которых только что говорил, и, не в силах вылечить себя собственными силами – обратился к девушке. У Альберты имелся особый способ для излечения тяжёлых рваных ран, но вряд ли Фергус пришёл бы в восторг, узнай он, что девушка обмазывала его настоем из жабьих шкурок и сшивала рану нитками, сплетёнными из собственных волос. Поэтому, она сначала дала ему кое-какой настой, полностью лишающий памяти и имитирующий состояние глубокого сна, а уж потом провела «операцию». Но главное – лесник остался доволен скорым выздоровлением, и о подробностях своего «чудесного» исцеления интересовался редко. Что и нужно было Альберте.
Что же касалось других людей, то в основном это были странники – не местные жители, знавшие о существовании некоей травницы, ведущей замкнутый образ жизни и не любившей, чтобы о ней много болтали крестьянским языкам. Конечно люди удивлялись, когда видели перед собой прекрасную молодую женщину вместо морщинистой старушки – но, никто из них не жаловался, когда получал желаемое (а на помощь Альберта, как ни странно, не скупилась). И потому единственную, кроме продовольствия, плату – гробовое молчание о том, что они видели – люди эти уплачивали легко, и с удовольствием.
После ареста, естественно, никто не мог найти ведунью – её лачугу сожгли вместе со всем содержимым, чтобы ведьма уже никогда не смогла вернуться домой, даже после смерти. Поэтому, узнав о том, что Фергус взял на себя некоторые её функции, Альберта пришла в сильное удивление:
-- Неужели вы изучили все травы, произрастающие в здешнем лесу, и знаете в точности – в какой последовательности и в какое время их между собою смешивать? – с долей лёгкого недоверия в голосе спросила удивлённая ведунья. При всём её уважении к леснику и тому, что он действительно был отличным проводником и знал кое-какие вещи о свойствах некоторых трав – Альберта не могла поверить в то, что этот необразованный человек мог быть хорошим целителем, или иметь представление об основах взаимодействия с силой – колдовством, как выразились бы другие люди.
-- Ну, дорогая моя сеньорита – не только вы умеете с травками обращаться, я тоже знаю кое-что, просто не хотел говорить. Зачем портить вам репутацию? Это ваш хлеб, а мне и своего достаточно. Однако людям нужна была помощь, и вместо вас они находили меня. А как же отказаться, если в силах помочь? Так вот сначала один, потом второй человек пришёл… А там, гляди-ка, и поднабралось с десяток. – Закончил с улыбкой Фергус.
-- Что же, так много? И как же это о вас стало известно всего за неделю? – с шутливой подозрительностью спросила Альберта.
-- Так ведь зима на дворе – люди болеют…, - мужчина налил в чашку прекрасно пахнущий чай – именно он грелся в том котелке. – Да я ведь особенного ничего такого и не делаю, в основном, от этих самых лёгочных хворей и лечу. Приходят, приносят детей или девушек молодых – в таком состоянии плохом, просто жалко смотреть: все бледные, исхудавшие – тоньше, чем вы - ей-богу, сеньорита Альберта!
Фергус отхлебнул из своей чашки, а Альберта при его последних словах сразу опустила глаза – изящный комплимент, ничего не скажешь! Впрочем, теперь она могла немного успокоиться – судя по всему, простодушный лесничий не был в сговоре с Мануэлем или Святой Инквизицией – иначе его давно выдало бы неестественное поведение. Фергус же был вежлив и обходил опасные темы – как всегда.
Отпив пару глотков чаю, девушка почувствовала, как по телу разливается приятное тепло. Она поняла, что кроме ягод и трав, в напитке также присутствует какое-то спиртное. Однако сейчас она была не против того, чтобы немного отпустить собственную бдительность, и потому попробовала пошутить:
-- Говоришь, привозят много молодых девушек? О, Фергус, да вы должно быть только ради того и вызубрили весь травник, чтобы иметь право беспрепятственно осматривать тех юных особ, что так часто стали нуждаться в вашей помощи в нынешнюю зиму. Хотя, главное, что они не против такого привлекательного «целителя», как вы. Тем более что я уверена – муж из вас получится просто превосходный…
Альберта почувствовала, как язык её «расплетается» под воздействием приятного чая, а голова начинает кружиться – на голодный желудок этот напиток сильно «ударил» в голову. Это было опасно – девушка могла не успеть воспользоваться силой, или могла, но способности её при этом будут сильно заторможены, и в этом вновь кроется большой риск.
Что же касалось Фергуса, то он отнёсся к шутке ведуньи как-то странно: вся его дружелюбность мгновенно улетучилась, а лицо и взгляд стали вдруг резко «закрытыми» - как будто в один миг лицо его превратилось в лик каменной статуи – красивое, но ничего не выражающее. Альберта заметила этот переход, а потому поспешила извиниться за свою оплошность, ведь ей всё также была необходима лошадь Фергуса.
-- О, прошу прощения Фергус, я сказала что-то не то? Извините, если посмела вас обидеть – это всё чай: он слишком крепкий, а я со вчерашнего вечера ничего не ела. Простите моё бесстыдство, милый сеньор…
Девушку снова понесло куда-то тёплым течением, и она почувствовала, что готова остаться здесь на всю ночь исключительно в качестве «больной», которую лесничему непременно следовало бы «осмотреть» на предмет болезни. Фергус взглянул на ведунью холодным, немного отталкивающим взглядом, а потом вдруг резко встряхнулся и поднялся из-за стола:
-- Я думаю, нам с вами обоим не следует терять осмотрительность – особенно это касается приходящих в наши дома путников: никогда не знаешь, кто может скрываться за маской больного простолюдина – человек, нуждающийся в нашей помощи, или агент Святой Церкви, чьей целью является подтверждение инквизиторского протокола.
Такой отличный от обычного тона лесничего разговор резко вывел Альберту из состояния опьянения. Она неуверенно взглянула на стоявшего перед ней человека, и ей на ум вновь пришла аналогия с коршуном и цыплёнком. Возвышавшийся над ней мужчина действительно мог оказаться кем угодно и, судя по всему, тайна, которую он пытается сохранить - не менее опасна, чем тайна самой Альберты. Следует проявить к нему известное уважение, если девушка желает добраться до Рима на хорошей лошади и притом живой. Искра разврата мгновенно затухла, и Фергус, смотревший всё это время ей в глаза и увидивший, наконец, вменяемый взгляд разумной женщины, заговорил с ней уже совсем другим голосом:
-- Я отнюдь не хочу, чтобы вы боялись меня, Альберта. Но и терпеть ваши своеобразные «ухаживания», я также не намерен. Понимаю, вы оказались в тяжёлой ситуации – побег из дома инквизитора ещё не удавался ни одному, мало-мальски здоровому человеку, а вы – хрупкая девушка, всё-таки умудрились сделать это. Не знаю, каким образом вам удалось так далеко уйти, ведь обычно отец Мануэль имеет наготове целый взвод боевой стражи, и если в его голове рождается хотя бы самый ничтожный намёк на то, что кто-то из его пленников готовится «освободить» подземные комнаты – он со скоростью гончей борзой реагирует на такие выходки. Но, - он сложил руки на мощной груди и с интересом посмотрел на девушку. – Раз уж он дал вам фору в целые сутки, значит для него эта «охота» имеет особую прелесть.
И уже более тихим голосом пробормотал себе под нос: «Хотелось бы мне знать, чем вы представляете для него такую ценность?».
Альберта сначала смотрела на него своими огромными чёрными глазами, которые с каждым словом, произносимым этим странным мужчиной, становились всё больше и больше. Но, когда он закончил свой монолог, молодая жрица вскочила из-за лавки с громким криком:
-- Откуда вы знаете про побег и отца Мануэля!? Кто вы такой, сир, извольте мне ответить!? Учтите, со мной лучше не играть во все эти игры!
Альберта предупредительно выставила перед собой обе руки, но, как только она попыталась сконцентрироваться и перейти в безопасное плазменное состояние – с досадой поняла, что не может этого сделать.
-- Ах ты, мерзкий человек! Ты подсыпал что-то дурное в этот чай, верно? Почему я не могу применить свою силу??
В ответ Фергус молчаливо подошёл к котелку, и оценивающе взглянул на его содержимое.
Альберта не знала – дома ли сейчас Фергус, свет не горел, да и вокруг было очень тихо. Однако она решилась, и, взявшись за небольшой резной молоток (сделанный больше для красоты, чем для пользы) громко и отрывисто постучала в дверь избушки три раза. Сначала никакого ответа не последовало, но, после того, как девушка стукнула ещё раза два – в доме явственно послышался шорох и звуки разжигаемого огнива. Вскоре в окне загорелся свет и дверь отворилась…
Высокий мужчина смотрел на неё заспанным, ничего не понимающим взглядом. Его тёмные кудрявые волосы до плеч были сильно всклокочены, а густая борода явно требовала гребня. На нём не было никакой верхней одежды, кроме ночной сорочки из грубого серого холста и укороченных, таких же холщовых, брюк. С высоты своего роста, он глядел на Альберту словно коршун на цыплёнка. Ей показалось, что он может прямо в сей миг, вот так запросто взять - и проглотить её. Глаза у него были почти такого же цвета как и у Альберты – с той лишь разницей, что их оттенок больше напоминал ореховое дерево, в то время как глаза девушки были угольно-черными.
Альберта никогда не испытывала к лесничему ничего, кроме добрососедского расположения, однако в эту минуту в глубине её женской натуры шевельнулось нечто, отдалённо напоминающее звериную страсть. Она могла бы легко завладеть сердцем этого человека, стоило ей просто пожелать, но некое чувство солидарности одинокого существа по отношению к тому, кто живёт столь же уединённо, мешало ей предпринять какие-либо наступательные действия. Да и не особенно хотелось, ведь если бы Альберта являлась настоящим человеком, она бы предпочла, чтобы такой мужчина как Фергус полюбил её естественным путём – без применения обольстительных чар. Девушка мысленно «потушила» вспыхнувшее на долю секунды пламя, но Фергус, казалось, совсем не заметил дикого огонька. Во всяком случае, сейчас его это не интересовало. Растерянность в его взгляде сменилась постепенным узнаванием, и, наконец, искренним удивлением:
-- Сеньорита Альберта, что вы здесь делаете? Да ещё в такое позднее время – неужто опять собрались искать травку, что растёт только в полнолуние?
При этих словах мужчина наскоро, как бы невзначай, бросил взгляд за спину молодой женщины – как будто пытался разглядеть кого-то среди деревьев, скрывающегося в темноте.
-- Фергус, молю, простите меня – но мне очень нужна ваша помощь. Дело, по которому я здесь – не требует отлагательств, умоляю – впустите меня скорее!
Фергус вновь сконцентрировался на лице собеседницы, затем окинул её с головы до ног одним скорым взглядом. Мелькнувшее в его глазах подозрение мгновенно растаяло:
-- Боже мой, да у вас же все ноги в крови! И где же это вы успели так исцарапаться?! И почему без плаща и обуви в такой мороз? Проходите быстрее, сеньорита, пока не подхватили «летучую» болезнь.
«Летучей» болезнью Фергус именовал простуду, могущую перейти в серьёзное воспаление лёгких. Что же касалось обращения «сеньорита», то, насколько Альберта знала, сам Фергус был родом из Испании, и обращался так ко всем незамужним женщинам.
Войдя в тёплое жилое помещение, Альберта невольно расслабилась. Она тут же залюбовалась простотой и уютом, царившим в убежище этого молодого лесника. Большая каменная печь, чем-то напоминающая творения северных народов, давала достаточно тепла для того, чтобы можно было не замёрзнуть всю ночь. Как видно, лесник хорошо протопил её перед самым сном, поэтому в комнате стоял приятный дымный полумрак, освещаемый лишь светом большой бледно-жёлтой свечи, изготовленной из овечьего жира. Огромная кровать, рассчитанная на одного человека (но уместиться в ней могли бы и трое), возвышалась в углу рядом с печью – сейчас бельё на ней было смято. Похоже, Альберта действительно разбудила незадачливого соседа. Тихонько улыбнувшись, она перевела взгляд на широкий стол, где стояли остатки ужина. Несмотря на замкнутый образ жизни, Фергус был весьма аккуратен в том, что касалось устройства личного быта – на столе имелась чистая скатерть из какого-то недешёвого материала светло-оливкового цвета, а вся посуда хоть и была из простой глины, но в то же время украшалась ручной росписью синего и зелёного цветов. Возможно лесник расписал её собственной рукой, а возможно – это был подарок его возлюбленной, которая, как догадывалась Альберта, непременно должна у него быть.
-- Вы присаживайтесь, сеньорита, - неловко пригласил её мужчина, указав широкой, красной от мозолей ладонью на длинную лавку, вплотную приставленную к столу. – Уж извините, не ждал я гостей в такую тёмную ночь, так что не гневайтесь, что в тарелках осталась еда – я сейчас уберу всё.
Последние слова он произнёс с нескрываемой усмешкой, и Альберте это не понравилось. «А вдруг, Мануэль уже предупредил его, и вся эта сценка – искусно расставленная западня?» - подумала девушка, но вслух ничего не сказала, а аккуратно последовала приглашению Фергуса. Когда он отвернулся, чтобы затворить дверь на засов – Альберта в свою очередь наскоро окинула глазами помещение, одновременно пытаясь «услышать» внутренним чутьём присутствие заговорённого железа или каких-либо иных, особых предметов, призванных остановить действие её силы. Однако ничего такого, кроме разве что железной мотыги да пары лопат (у лесничего имелся крохотный огородик на заднем дворе) она не почувствовала. Усевшись за столом, жрица обратила внимание на множество трав, развешанных на западной стене дома точно так же, как было в её собственной хижине. Спросив об этом у Фергуса, девушка получила неожиданный ответ:
-- Да как же, сеньорита – надо же порой подлечить герцога и его дам, всё ж таки охота – дело хитрое: никогда не знаешь, где зверь свернёт, так что можно и с лошади упасть, и в свой – герцогский, капкан угодить. Зверь – существо умное. – Объяснил лесничий, попутно убирая со стола тарелки и ставя на огонь новый котелок с какой-то ароматной жидкостью.
-- Ну, а если по-честному говорить, сеньорита Альберта – то ведь и ко мне порой люди приходят – просят помочь от той или иной хвори. Травы-то собирать не только одна вы мастерица, да, видно, и не думаете о людях-то в последнее время – все ко мне бегут, будто другого травника на ближайшие десять верст не сыщется.
О том, что раньше к Альберте и впрямь обращались за помощью больные люди, Фергус знал не понаслышке. Однажды он и сам угодил в один из капканов герцога, о которых только что говорил, и, не в силах вылечить себя собственными силами – обратился к девушке. У Альберты имелся особый способ для излечения тяжёлых рваных ран, но вряд ли Фергус пришёл бы в восторг, узнай он, что девушка обмазывала его настоем из жабьих шкурок и сшивала рану нитками, сплетёнными из собственных волос. Поэтому, она сначала дала ему кое-какой настой, полностью лишающий памяти и имитирующий состояние глубокого сна, а уж потом провела «операцию». Но главное – лесник остался доволен скорым выздоровлением, и о подробностях своего «чудесного» исцеления интересовался редко. Что и нужно было Альберте.
Что же касалось других людей, то в основном это были странники – не местные жители, знавшие о существовании некоей травницы, ведущей замкнутый образ жизни и не любившей, чтобы о ней много болтали крестьянским языкам. Конечно люди удивлялись, когда видели перед собой прекрасную молодую женщину вместо морщинистой старушки – но, никто из них не жаловался, когда получал желаемое (а на помощь Альберта, как ни странно, не скупилась). И потому единственную, кроме продовольствия, плату – гробовое молчание о том, что они видели – люди эти уплачивали легко, и с удовольствием.
После ареста, естественно, никто не мог найти ведунью – её лачугу сожгли вместе со всем содержимым, чтобы ведьма уже никогда не смогла вернуться домой, даже после смерти. Поэтому, узнав о том, что Фергус взял на себя некоторые её функции, Альберта пришла в сильное удивление:
-- Неужели вы изучили все травы, произрастающие в здешнем лесу, и знаете в точности – в какой последовательности и в какое время их между собою смешивать? – с долей лёгкого недоверия в голосе спросила удивлённая ведунья. При всём её уважении к леснику и тому, что он действительно был отличным проводником и знал кое-какие вещи о свойствах некоторых трав – Альберта не могла поверить в то, что этот необразованный человек мог быть хорошим целителем, или иметь представление об основах взаимодействия с силой – колдовством, как выразились бы другие люди.
-- Ну, дорогая моя сеньорита – не только вы умеете с травками обращаться, я тоже знаю кое-что, просто не хотел говорить. Зачем портить вам репутацию? Это ваш хлеб, а мне и своего достаточно. Однако людям нужна была помощь, и вместо вас они находили меня. А как же отказаться, если в силах помочь? Так вот сначала один, потом второй человек пришёл… А там, гляди-ка, и поднабралось с десяток. – Закончил с улыбкой Фергус.
-- Что же, так много? И как же это о вас стало известно всего за неделю? – с шутливой подозрительностью спросила Альберта.
-- Так ведь зима на дворе – люди болеют…, - мужчина налил в чашку прекрасно пахнущий чай – именно он грелся в том котелке. – Да я ведь особенного ничего такого и не делаю, в основном, от этих самых лёгочных хворей и лечу. Приходят, приносят детей или девушек молодых – в таком состоянии плохом, просто жалко смотреть: все бледные, исхудавшие – тоньше, чем вы - ей-богу, сеньорита Альберта!
Фергус отхлебнул из своей чашки, а Альберта при его последних словах сразу опустила глаза – изящный комплимент, ничего не скажешь! Впрочем, теперь она могла немного успокоиться – судя по всему, простодушный лесничий не был в сговоре с Мануэлем или Святой Инквизицией – иначе его давно выдало бы неестественное поведение. Фергус же был вежлив и обходил опасные темы – как всегда.
Отпив пару глотков чаю, девушка почувствовала, как по телу разливается приятное тепло. Она поняла, что кроме ягод и трав, в напитке также присутствует какое-то спиртное. Однако сейчас она была не против того, чтобы немного отпустить собственную бдительность, и потому попробовала пошутить:
-- Говоришь, привозят много молодых девушек? О, Фергус, да вы должно быть только ради того и вызубрили весь травник, чтобы иметь право беспрепятственно осматривать тех юных особ, что так часто стали нуждаться в вашей помощи в нынешнюю зиму. Хотя, главное, что они не против такого привлекательного «целителя», как вы. Тем более что я уверена – муж из вас получится просто превосходный…
Альберта почувствовала, как язык её «расплетается» под воздействием приятного чая, а голова начинает кружиться – на голодный желудок этот напиток сильно «ударил» в голову. Это было опасно – девушка могла не успеть воспользоваться силой, или могла, но способности её при этом будут сильно заторможены, и в этом вновь кроется большой риск.
Что же касалось Фергуса, то он отнёсся к шутке ведуньи как-то странно: вся его дружелюбность мгновенно улетучилась, а лицо и взгляд стали вдруг резко «закрытыми» - как будто в один миг лицо его превратилось в лик каменной статуи – красивое, но ничего не выражающее. Альберта заметила этот переход, а потому поспешила извиниться за свою оплошность, ведь ей всё также была необходима лошадь Фергуса.
-- О, прошу прощения Фергус, я сказала что-то не то? Извините, если посмела вас обидеть – это всё чай: он слишком крепкий, а я со вчерашнего вечера ничего не ела. Простите моё бесстыдство, милый сеньор…
Девушку снова понесло куда-то тёплым течением, и она почувствовала, что готова остаться здесь на всю ночь исключительно в качестве «больной», которую лесничему непременно следовало бы «осмотреть» на предмет болезни. Фергус взглянул на ведунью холодным, немного отталкивающим взглядом, а потом вдруг резко встряхнулся и поднялся из-за стола:
-- Я думаю, нам с вами обоим не следует терять осмотрительность – особенно это касается приходящих в наши дома путников: никогда не знаешь, кто может скрываться за маской больного простолюдина – человек, нуждающийся в нашей помощи, или агент Святой Церкви, чьей целью является подтверждение инквизиторского протокола.
Такой отличный от обычного тона лесничего разговор резко вывел Альберту из состояния опьянения. Она неуверенно взглянула на стоявшего перед ней человека, и ей на ум вновь пришла аналогия с коршуном и цыплёнком. Возвышавшийся над ней мужчина действительно мог оказаться кем угодно и, судя по всему, тайна, которую он пытается сохранить - не менее опасна, чем тайна самой Альберты. Следует проявить к нему известное уважение, если девушка желает добраться до Рима на хорошей лошади и притом живой. Искра разврата мгновенно затухла, и Фергус, смотревший всё это время ей в глаза и увидивший, наконец, вменяемый взгляд разумной женщины, заговорил с ней уже совсем другим голосом:
-- Я отнюдь не хочу, чтобы вы боялись меня, Альберта. Но и терпеть ваши своеобразные «ухаживания», я также не намерен. Понимаю, вы оказались в тяжёлой ситуации – побег из дома инквизитора ещё не удавался ни одному, мало-мальски здоровому человеку, а вы – хрупкая девушка, всё-таки умудрились сделать это. Не знаю, каким образом вам удалось так далеко уйти, ведь обычно отец Мануэль имеет наготове целый взвод боевой стражи, и если в его голове рождается хотя бы самый ничтожный намёк на то, что кто-то из его пленников готовится «освободить» подземные комнаты – он со скоростью гончей борзой реагирует на такие выходки. Но, - он сложил руки на мощной груди и с интересом посмотрел на девушку. – Раз уж он дал вам фору в целые сутки, значит для него эта «охота» имеет особую прелесть.
И уже более тихим голосом пробормотал себе под нос: «Хотелось бы мне знать, чем вы представляете для него такую ценность?».
Альберта сначала смотрела на него своими огромными чёрными глазами, которые с каждым словом, произносимым этим странным мужчиной, становились всё больше и больше. Но, когда он закончил свой монолог, молодая жрица вскочила из-за лавки с громким криком:
-- Откуда вы знаете про побег и отца Мануэля!? Кто вы такой, сир, извольте мне ответить!? Учтите, со мной лучше не играть во все эти игры!
Альберта предупредительно выставила перед собой обе руки, но, как только она попыталась сконцентрироваться и перейти в безопасное плазменное состояние – с досадой поняла, что не может этого сделать.
-- Ах ты, мерзкий человек! Ты подсыпал что-то дурное в этот чай, верно? Почему я не могу применить свою силу??
В ответ Фергус молчаливо подошёл к котелку, и оценивающе взглянул на его содержимое.
