Заклинатель, не иначе.
Всё ещё прижимая руки Мейв к столешнице, Давид наклонился ближе, осторожно коснулся губами её губ. Сознание помутнело, она сама потянулась к нему, страдая от невозможности обвить его руками, прижаться ближе. В кончиках пальцев закололо, но вот, он отпустил её ладони. Скользнул руками по талии, провёл дорожку поцелуев от шеи к птице на груди, начал опускаться ниже.
– Maivey, me estas volviendo loca (Мейви, с тобой я просто теряю голову) – Мейв ощутила его горячее дыхание внизу живота, опустила глаза и встретилась с ним взглядом.
Подалась вперёд и, потянув за футболку, заставила Давида подняться. Нашла его губы своими. Раскрыла, позволяя углубить поцелуй, прижалась к нему всем телом и тут же была приподнята на столешницу. Разведя ноги в стороны, обвила ими крепкое тело. Воспользовалась вновь обретённой свободой рук: стянула с него рубашку, на что Давид немедленно запустил руки ей под топ. Оттянул одну из завязок на спине и осторожно отбросил тонкую полоску ткани. Рвано вдохнул.
– Nunca habia visto una piel tan blanca como la nieve (*Никогда не видел настолько белоснежную кожу), – прошептал.
– Я пятнистая как долматинец, – рассмеялась она, ненадолго оторвавшись от поцелуев.
– No ofendas tus adorables pecas (*Не говори так о своих очаровательных веснушках), – немного отстранившись, Давид заглянул ей в глаза, – No hay nada mas hermoso en el mundo. No discutas. Solo Aceptalo y te besare (*На свете нет ничего прекраснее. И не спорь. Просто согласись, и я тебя поцелую).
– Ладно, пусть так, – она покивала, отчего короткий локон упал ей на лицо – Ты так обалденно целуешься, что мне проще ответить «да» на любую чушь, что ты скажешь сейчас.
Мейв потянулась к нему, а Давид, улыбнувшись своей самой обезоруживающей улыбкой, отодвинул прядь с её лица, прогладил кончиками пальцев линию скулы и остановися на подбородке. Слегка наклонившись вперёд, он проговорил, касаясь губами её губ:
– Honestamente, ni siquiera recuerdo haber vivido sin pensar constantemente en TI (*Я, честно говоря, уже даже не помню, как жил без постоянных мыслей о тебе), – из тона его голоса исчезла всякая шутливость.
Чувствуя, как по всему её телу проносится горячая волна, Мейв провела ногтями по рельефной спине.
– Правда? – Мейв помогла Давиду выбраться из футболки, и тогда же он ссадил её со столешницы, – Тогда мне, наверное, стоит тебя предупредить, – она задержала дыхание, постепенно проваливаясь в сомнения, – Я… В общем, я хотела сказать, что у меня примерно нулевой опыт. В этом.
Давид замер. Слегка отстранился, заглянул ей в глаза.
– Ты серьёзно? – спросил.
– Это проблема? – Мейв поймала себя на том, что до боли кусает собственные губы.
– Нет… – Давид, кажется, это заметил, – Хорошо, что ты предупредила, потому что мне хотелось раздеть тебя уже здесь.
В следующий миг он приподнял её над полом и, запечатав губы, сделал несколько шагов в сторону дверного проёма. Бум: голая спина ощутила холод каменной стены и чувственные прикосновения на груди. Бум: вот она прижата к дверце деревянного шкафа, а он жадно целует и кусает её губы, вычерчивая узоры на спине и опускаясь всё ниже и ниже. Решительно, но нежно, осторожно, ювелирно. Запуская в её теле ошеломительные процессы, провоцируя Мейв на ответную реакцию.
Снова полёт, и приземление на что-то мягкое: они переместились на кровать. Оказавшись сверху, Мейв оседлала его бедра. Поёрзала, на что Давид хрипло простонал.
– Несмотря на отсутствие опыта, ты оправдываешь кличку в моём телефоне, – на его лице теперь читалось веселье.
– Которая «стихийное бедствие»? – спросила она на улыбке.
– Это можно перевести как «ураган», – пробасил Давид, прогладив кожу её ног от коленей к бёдрам.
Она отправила ему лукавый взгляд. Провела ногтями по косым мышцам и, склонившись к нему, проговорила:
– Вот кто бы говорил. Сам ведь далеко не легкий летний бриз, – Мейв прикоснулась губами к его животу и ощутила вибрацию от низкого грудного смеха.
* * *
Они могли бы успеть погулять по главной площади города, сопряженной с побережьем реки Тежу; подняться на лифте Санта Хуста на смотровую площадку или прокатиться на старом трамвайчике до района Альфама. Ещё вчера у них в планах было дойти до монумента в честь героев великих географических открытий и добраться до Беленской Башни. Всё это нужно было успеть до поездки на фестиваль, но этим утром Мейв и Давид выбрали никуда не спешить, провести время друг с другом, не имея никакого плана и не встречая никаких ограничений. Квартира на Калсада Гарсиа тридцать теперь казалась обоим кусочком альтернативной реальности, в котором оставался только праздник жизни и любви.
Они приготовили завтрак, неспешно собрались и направились в сторону метро, чтобы добраться до Пасеиу-Маритиму-де-Алжеш – места проведения летнего фестиваля популярной музыки. Прогулявшись до реки Тежу, они забежали в одну из пекарен и купили коробку португальских пирожных с заварным кремом.
– Мама их обожает, – нервным движением Мейв убрала прядь волос за ухо и отдала коробку Давиду, чтобы тот спрятал её в рюкзак.
– Ты нервничаешь? – спросил он, когда они вышли на широкую набережную неподалёку от Триумфальной арки на Руа Аугушта.
– Это так заметно?
– О да, и это вселяет тревогу, – Давид покивал и, заключив её в кольцо рук, боднул Мейв носом, – Что тебя беспокоит?
– Ты не подумай, моя мама не тиран, но… Мне с чего-то вдруг стало важно, как она поведёт себя с тобой и я… – она исподлобья посмотрела на него и, выдохнув, прижалась к крепкой груди, – Я просто знаю её и понимаю, что её реакция может быть, ну-у, скажем, странной.
– А что именно ты планируешь ей сказать? – в собственном голосе Давид почувствовал нервозность, хотя изо всех сил старался не выказывать нараставшего в сердце беспокойства.
– Ну-у, явно не всё, – в голубых глазах напротив теперь читался задор, – И ты, пожалуйста, не проговорись ни о чём лишнем.
– Как ты себе это представляешь? – хохотнул он, – Здравствуйте Миссис Галлахер, очень рад знакомству. Кстати, если вам интересно, мы с Мейв вчера переспа…
Она не дала ему закончить, дотронувшись двумя пальцами до его губ.
– Просто молчи и кивай, – сказала, дёрнув бровями.
С трудом сдержавшись от ещё одной глупой шутки, он кивнул. Молча.
– Bravo ragazzo, – холодные пальцы исчезли с его губ, на веснушчатых щеках появились очаровательные ямочки.
– Пока мы не подошли ближе, – он притянул её за запястье и быстро поцеловал, – Это мне напоследок. Компенсация за приличное поведение.
На это Мейв только одарила его лисьей улыбкой и, не отпуская руки Давида, зашагала в сторону метро. Путь до фестиваля пролетел как один миг, и вот они оказались на широкой набережной, убегавшей далеко вперёд вдоль кромки беспокойных сегодня вод реки Тежу. Вдалеке уже сверкала на солнце металлическая конструкция, выстроенная вокруг широкой сцены. Подойдя к рамкам на входе, Мейв предъявила два электронных пропуска, и их с Давидом сопроводили к шатру организаторов, где выдали бейджи на брендированных лентах.
– Сеньорита Галлахер, Сеньор… – одна из работниц в толстовке с логотипом фестиваля запнулась и заглянула в планшет.
– Ромеро, – подсказал ей Давид, растянув губы в вежливой улыбке.
– Да, desculpe-me (*порт. простите). Пойдёмте, группа Сеньора О’Доннелла уже репетирует. Вас ожидают.
– Спасибо, – Мейв сомкнула руки за спиной и, выпрямив спину, последовала за ней – Сеньор О’Доннелл? Что за нелепица?! – прошептала Давиду, округлив глаза.
Тогда же его накрыло осознание происходящего: он идёт знакомиться с семьёй девушки, по которой сходит с ума; а ему совершенно нечего о себе заявить.
– Мейв-Мейв-Мейв, постой, – Давид придержал её за локоть и, поравнявшись, заговорил вполголоса, – И всё-таки, что ты собираешься сказать им?
– Что тебя зовут Давид, что ты фотограф и мой добрый друг, а когда они расслабятся, расскажу им про наш ситуэйшншип и мы сбежим, – Мейв дёрнула плечом в жесте «ничего особенного» и прибавила шаг.
– Ты же шутишь сейчас? – уточнил.
– Не знаю, – прозвучало пространно, – Я планирую действовать по ситуации. Но, в случае чего, приготовься бежать. Быстро.
– Вот такой подход всерьёз сбивает меня с толку, – признался Давид.
Они обошли сцену и, миновав целый ряд белых тентов, в которых сейчас копошились звуковики и техники, направились прямиком к трейлерам, на дверях которых висели именные таблички. Из-за одного из них доносилась музыка: хор перкуссионных инструментов вместе с пропеваемой а капелла мелодией слились в причудливое многозвучие. Поверх них звучал басовый гитарный риф и на это всё ложился мягкий, певучий баритон: звонко, сильно, из средних нот улетая в крик на высоких нотах припева.
Ничто-ничто-ничто не спасёт нас теперь.
Нет, ничто-ничто-ничто не спасёт нас теперь.
О, эта тишина разрушена
Раскатом грома во мраке.
О, эта заезженная пластинка
Бесконечно крутится в баре.
Этот мир может ранить тебя,
Он наносит глубокие раны и оставляет шрамы,
Всё разбивается, но ничто не разбивается так, как сердце,
М-м, и ничто не разбивается так, как сердце.
– И с каких это пор вы угорели по каверам? – Мейв первой шагнула на вымощенную пробковыми панелями репетиционную платформу под высоко натянутыми сводами шатра.
Зайдя следом, Давид обнаружил, что к ним было обращено не меньше десяти пар глаз: музыканты, сидевшие кругом, синхронно повернули головы. Стоявший по центру высокий мужчина в клетчатой рубашке тоже обернулся на голос и расплылся в тёплой улыбке.
– Ребята, мне это не чудится?! – переспросил Эзра О’Доннелл у своих музыкантов, – Саймон, ты ведь тоже её видишь?
– Вижу-вижу, – отозвался длинноволосый барабанщик, до того отбивавший ритм на деревянном ящике, – Мини-мы (*персонаж-клон главного злодея франшизы «Остин Пауэрс) Грейс перестала быть похожей на свой прототип, или мне кажется?
– Зато ты по-прежнему похож на задницу, Саймон, – парировала Мейв и, подойдя к отчиму, утонула в медвежьих объятиях, – Где маман? – донеслось до уха Давида тихое.
– Они с Фредом ушли воевать со звуковиками, – Эзра разомкнул руки и, отступив на шаг, принялся собирать длинные волнистые волосы в пучок, – И не смотри на меня так, я до последнего не хотел её отпускать, но на последнем саундчеке снова случилась лажа, и они с Фредом впали в ярость.
Он развёл руками и, отодвинув болтавшуюся на ремешке акустическую гитару на бок, сложил руки на груди. Глянул ей за спину и просканировал Давида внимательным взглядом.
– Представишь нам своего друга? – спросил у Мейв.
– Эмм…– она обернулась к Давиду и, вернувшись к нему, взяла за руку и подвела ближе к отчиму, – Вообще-то, Давид мой…бойфренд? – последнее прозвучало с вопросительной интонацией.
С трудом сдержавшись от того, чтобы не поморщиться от острого приступа неловкости, Давид сильнее сжал в ладони её тонкие пальцы и, подобравшись, кивнул в знак приветствия.
– Рад знакомству, мистер О’Доннелл…
– Я Эзра, – тот протянул Давиду руку для пожатия, – обойдёмся без мистеров.
Рукопожатие оказалось каменным.
– А как насчёт сеньоров? – задорно переспросила Мейв, – местный персонал называет тебя именно так.
На это Эзра только махнул рукой и подкатил глаза.
– И давно вы вместе? – спросил.
– Со вчерашнего дня, – честно сказал Давид.
Лицо Эзры вытянулось в забавную мину: выразив что-то между удивлением и одобрением.
– Грейс сойдёт с ума, – хохотнул он негромко.
– Крутой партак! Где такой забивают, расскажешь нам, Давид? – снова подал голос Саймон, указав барабанной палочкой себе на руку.
– Ой, Саймон, брось, – обратилась к нему высокая бэк-вокалистка, – Ты даже прививок боишься. А тут целый рукав забить решил?
– А это у него праздный интерес, – вступил в разговор паренек с бубном в руках.
– Мастер уехал в штаты, и я без понятия, где он сейчас, – добродушно ответил Давид барабанщику.
– Можем его поискать, когда поедем в тур через две недели, – сказала невысокая скрипачка.
– Да-а, Сирша, у нас ведь будет так много свободного времени, – саркастично протянула короткостриженная блондинка с ещё одной скрипкой.
– Холли, что мы говорили по поводу пассивной агрессии на репетициях? – прозвучал женский голос откуда-то издали.
Давид обернулся на звук и едва не задохнулся от изумления. У трейлера стояли двое: высокий мулат в костюме с иголочки и женщина, поразительно похожая на Мейв. Те же рыжие локоны, те же острые брови и черты лица и, конечно, небесно голубые глаза. Не лисьи, но кошачьи, да и взгляд их был совсем иным: жестким, пронизывающим, холодным. Таким, какой встречался Давиду в школе у самых строгих учителей или в отеле у взыскательных постояльцев, которые обязательно устраивали скандал за неправильно заправленную кровать.
– Что проявлять её можно только тебе, Грейс? – ответила Холли вопросом на вопрос.
На это Грейс только криво ухмыльнулась и, поправив длинные волосы, направилась к Мейв. Та, выпустив из холодной руки ладонь Давида, тоже зашагала ей навстречу, и тут же оказалась заключена в объятия.
– Я страшно скучала по тебе, мартышка, – донеслось до уха Давида тихое признание Грейс.
– Взаимно, маман, – уложив голову ей на плечо, промурлыкала Мейв.
Объятие, правда, не продлилось долго: Грейс отстранилась и внимательно оглядела дочь, заглянула в глаза.
Тогда же в её лице что-то переменилось. Кошачьи глаза прищурились, взгляд стал колким, а черты лица едва заметно заострились.
– У тебя расширены зрачки, – тихо проговорила она, хмыкнув.
– Серьёзно? – Мейв вскинула брови и нервно дёрнула плечами, – Это странно, потому что я чиста как роса.
– Это всё опьяняющая сила любви-и, – протянул Саймон и, поймав на себе строгий взгляд Грейс, кивнул на Давида.
Вот же чёрт.
– Нда, – Мейв явно решила перехватить инициативу, – Это Давид, мам. Мой…друг. В каком-то смысле, ну, знаешь…типа парень. Бойфренд, да. Вот.
– Мгм, – пара небесно-голубых глаз теперь просканировала его взглядом с головы до ног, – Бойфренд, значит, – Грейс медленно покивала и поджала губы, – А он у тебя говорящий?
– Рад знакомству, – Давид попытался отыскать в своём арсенале очаровательную улыбку, но получилась лишь неловкая.
С каждой минутой ему всё сильнее хотелось провалиться под землю. Давид всё силился понять, с чем именно было связано появление смущения, обычно не свойственного ему в общении с людьми любого возраста и статуса. Однако в голову приходило лишь одно объяснение: Мейв слишком дорога ему, чтобы не заботиться о впечатлении её близких о нём.
Нужно было прикрыть татуировки и вынуть серёжки из ушей. Нужно было одеться в классические брюки и рубашку-поло. Всё следовало сделать совсем по-другому.
Тем временем его реплику, кажется, пропустили мимо ушей. Грейс наклонила голову немного вбок, и, продолжая внимательно смотреть на него, спросила всё так же серьёзно:
– Вы музыкант, Давид?
– Фотограф, – он подобрался, придал голосу уверенности и, в неизвестно откуда взявшемся дерзком порыве, спросил, – А что, похож на музыканта?
– Да-а, что-то есть, – в уголках губ Грейс появилась ироничная улыбка, такая же, какая бывала у Мейв в те минуты, когда ей в голову приходили всякие авантюры, – Наверное, любите тяжёлую музыку?
