Лена Сова
Трудности перевода
Я осторожно посматривала в окно, ожидая свою горничную. Мои покои находились на втором этаже, поэтому разглядеть что-либо не свесившись при этом с подоконника, не представлялось возможным, а подозрительный шум во дворе не стихал. Я сгорала от любопытства уже больше получаса с тех самых пор, как в гасиенду въехала кавалькада всадников, но вынуждена была оставаться в комнате, потому что не могла выбежать на улицу в одной рубашке. Я даже праздно смотреть в окно не имела право. Недостойное доньи поведение. Я зло тряхнула волосами и громко фыркнула, демонстрируя протест против правил этикета. Портрет покойной матери, висевший на стене, воззрился на меня с укоризной и затаенной грустью.
И где ее носит? – разгневано думала я, пытаясь руками достать на спине тесемки нижнего платья, которое я кое-как одела поверх сорочки. Одна я никогда не смогу их затянуть, а о лифе я вообще молчу, для этого орудия пыток, туго набитого ватой, нужны как минимум трое.- И кто придумал эту моду, если человек не может одеться самостоятельно, равно как и наклониться? Я практически с ненавистью посмотрела на приготовленное дневное платье, жесткий воротник—стойка не позволит мне увидеть носки своих туфель, даже если я согнусь пополам.
Люсиа запыхавшаяся от бега ворвалась в комнату и в мои размышления о моде. Под моим недобрым взглядом ее красные щеки стали пунцовыми.
- Почему так долго?- напустилась я на горничную.
- Вы не поверите! – воскликнула Люси, округлив глаза. – Дон вернулся!
- Да неужели, - проворчала я, - трубили в рог, глашатай кричал, я видела стяги, в конце концов. Я и так это знаю.
Последние слова я прорычала.
- Так пленника привез, - Люси выглядела растерянной после моей тирады, но важно продолжила. – Англичайнина.
Мои брови поползли верх. Обычно из своих многочисленных походов отец возвращался с добычей, тюками с драгоценным шелком и ароматными специями, но пленных предпочитал не брать. Тем более, сам часто повторял, что связываться с Британией себе дороже. Я растерянно моргнула, сбитая с толку.
- Донья, он такой красивый, - мечтательно лопотала Люси и я рассеянно посмотрела на нее: глаза горничной лихорадочно горели, руки сложенные в молитвенном жесте прижаты к пышной груди.- Высокий, стройный. Красивый… даже грязный и раненный, все равно красивый. Я таких никогда не видела…
Я ухмыльнулась. Люси вздыхала о нашем конюхе, лопоухом и редкозубом, так что на ее вкус я не полагалась, да и внешность пленника не слишком интересовала меня. Я хотела знать другое: зачем он здесь?
Выяснить это мне удалось только к вечеру, перед поздним обедом. Отец пригласил меня в кабинет для личной беседы. Так было указано в записке, которую я перечитала дважды, хмуро размышляя над тем, какой смысл он складывает в слово «личной» и перебирая в голове варианты тем предстоящего разговора. А предположения у меня имелись. Я знала, что после трагической кончины моего нареченного, с которым меня обручили еще в детстве, отец занят подбором подходящей партии и только его привередливость в этом вопросе позволила мне оставаться незамужней до семнадцати лет. Похоже, наступил конец моей свободе.
Привычным жестом приподняв юбку ровно на столько чтобы не наступить на нее, но и не показать никому носки моих туфель, я медленно семенила по коридору. Монотонный стук шагов звучал для меня набатом. Тревожное чувство не покидало всю дорогу и, дойдя до двери, я смятенно замерла, пытаясь успокоить дыхание и обрести хотя бы внешнее спокойствие. Потерев вспотевшие ладони о ткань, я прислушалась, и поняла, что в кабинете отец не один. Мужские голоса слышались отчетливо и, оглядевшись по сторонам и не обнаружив слуг, я совершила недостойный проступок, приникла к деревянной поверхности и стала нагло подслушивать.
- За него можно получить большой выкуп!- различила я голос дона Фердинанда, одного из идальго отца.
- Это слишком опасно, если слух дойдет до гранда… мы будем гореть на пласа дэ Майор, - ответил ему Родриго Санти.
- Мы приняли бой в своих водах, - тут же возразил ему незнакомый мне голос, - и он теперь наше имущество!
- Он англичанин, оставлять его опасно! Особенно сейчас, когда мы в состоянии войны.
- На его гербе роза, он приближен к королеве. Это ценный пленник!
- Будет, если выживет… - добавил кто-то со смешком.
Дальше все голоса слились в моей голове в многоголосый рев: одни настаивали на том, чтобы убить пленника, другие предлагали продать его и поделить добычу, глумливо намекая, что за него много дадут. Мои глаза расширились от ужаса. Мне стало жаль этого англичанина. Еще вчера он был самодостаточным человеком, и если верить словам идальго богатым человеком, теперь его жизнь зависела от решения этой шумной явно подвыпившей компании. Насмешка судьбы. Я передернула плечами от отвращения, неожиданно представив себя на его месте, даже не осознавая насколько близка была к истине.
Я решительно постучала в дверь, желая прервать похабный гогот. За дверью стихли споры и услышав разрешение отца, я вошла в пропахшую запахом табака комнату. Мужчины тут же вскочили со своих мест. Не поднимая глаз, я отправилась к отцу и, получив поцелуй в висок, приложилась губами к его плечу. Когда с церемониями было покончено, я наконец выжидательно взглянула на него. Дон Эстебан де Вега выглядел довольным, это настораживало меня.
- Елена, дочь моя, - начал он и у меня засосало под ложечкой от страха. – Я позвал тебя, чтобы сообщить прекрасную новость.
Я молчала, с содроганием ожидая продолжения. Украдкой обвела глазами кабинет, замечая среди идальго отца посторонних мужчин.
- Я организовал твой брак с доном Гулермо Дельгадо, - торжественно закончил он, и под восторженные возгласы присутствующий я ощутила, как кровь отливает от моего лица, а глаза в ужасе распахиваются.
В голове стремительно проплывали образы, связанные с этим именем. Плешивый старик, с которым осенью на балу отец заставил меня танцевать. Это было ужасно. От него пахло старостью, гнилыми зубами и еще чем-то кислым и противным и каждый раз, когда очередное па вынуждало нас сближаться, я боролась с приступом тошноты. И с этим чудовищем я должна буду жить, по крайней мере всю его жизнь?! Картины моего безрадостного существования наводнили разум, и, переполнившись чувством обреченности, я и прошептала, прежде чем успела осознать, что делаю.
- Нет…
В образовавшейся тишине мой голос прозвучал достаточно громко.
- Что? – рык отца был подобен грому. – Ты смеешь перечить мне?
Я зажмурилась, чтобы сдержать слезы, быстро переполнившие мои глаза, но они упрямо побежали по щекам. И побагровевшее лицо отца не хотелось видеть и всех этих людей, глядящих на меня с укором. Я опозорила отца, подорвала его репутацию перед людьми, показав строптивость, но будь они все прокляты, если я позволю отдать себя этому старику. Я убегу, или утоплюсь, или…
- Эстебан, остынь, - услышала я глубокий незнакомый мне голос.- Девочке нужно свыкнуться с этой мыслью.
Рядом с отцом, положив руку на его плечо, стоял щеголеватый мужчина, чей бархатный камзол был столь же черен, как и его глаза. Их взгляд я ощутила на себе отчетливо, словно он прикоснулся ко мне. Мужчина осмотрел меня медленно, как свою собственность, плавно скользя снизу верх, - начиная с подола платья, задержался на талии, скрытой под лифом груди, и остановился на лице. Уголки его губ едва заметно приподнялись, словно он одобрил увиденное. Я почувствовала себя породистой лошадью и в бешенстве сцепила зубы. Гордо вскинув дрожащий подбородок, я вернула ему любезность, столь же высокомерно оценив взглядом его идеально начищенные ботфорты, безупречный костюм и сияющую шпагу. Он весь выглядел , словно только что отчеканенная монета и даже волосы блестели как-то по-особенному. От этой безупречности стало кисло во рту.
- Ты слишком добр, Леандро,- отец не заметил нашей безмолвной дуэли, - боюсь, что частные мои отлучки и отсутствие материнского внимания пагубно отразились на Елене. Отец Мартин слишком балует ее.
- Ничего, несколько недель в монастыре Святой Марии вернут ей смирение и сделают покладистей, - зловеще проговорил Леандро и улыбнулся мне. – Я лично знаком с матерью-настоятельницей и она проследит, чтобы за доньей Еленой присмотрели как следует.
В последнем слове сквозила неприкрытая угроза, и я поняла, что этот Леандро бросает мне вызов.
Не помню, как я покинула кабинет. Осознала, что оказалась в комнате, лишь когда за спиной раздался скрежет запираемого замка. За недостойное поведение меня посадили под домашний арест. Я со злостью пнула ногой закрытую дверь и тут же принялась мерить шагами пол, пытаясь унять сильно бьющееся сердце и разобраться с сумбурными мыслями, кружащимися в голове, подобно ярмарочной карусели. Пока я владела следующей информацией: Свадьба должна состояться через месяц, ровно столько времени определил дон Леандро на подготовку. Как законный представитель дона Дельгадо он имел все полномочия и фактически церемония состоится с его участием, так как сам жених по состоянию здоровья не мог присутствовать. Судя по плотоядному взгляду дона Леандро, не стоит надеяться, что мой брак будет номинальным. И тот факт, что в постель со мной ляжет не дряхлый старик, а молодой незнакомец ничуть не успокаивал. От одной мысли о доне Леандро меня передернуло от отвращения. Я быстрее заметалась по комнате, терзая в руках платочек. Безнадежность ситуации приводила в отчаяние.
Что же делать?
Мои судорожные перемещения прервала Люсиа с подносом в руках. От запаха еды я ощутила приступ тошноты и, судя по причитаниям моей горничной, изрядно побледнела.
- Он же старый, - Люси смотрела на меня так, что я снова начала себя жалеть.
- И ты уже знаешь… - я издала тяжкий вздох.
Горничная виновато захлопала ресницами.
- Ох, как же тяжело быть благородной доньей, - Люси решила меня поддержать в своей манере. - Ведь не сбежишь же с любимым. Отречется отец, наследства лишит. Да и нет у вас любимого. А я вот мечтаю, что на мне женится Педро, но родители хотят Матео. Он тоже хороший, знаете какие он мне серенады поет…
Она замолчала, увидев, как мои глаза наполняются слезами. Через мгновение я заплакала в голос. Горничная прижала меня к своей груди и погладила по голове, как маленькую, хотя мы были ровесницами.
- Мы что-нибудь придумаем, - проговорила она, излишне воодушевляющим тоном.
Я разревелась сильнее. На этот раз ей хватило ума помолчать, хотя через некоторое время, девушка предприняла новую попытку.
– Может вам покататься верхом? Это всегда вас успокаивает, - растерянно предложила Люси, когда мои всхлипывания начали стихать.
Я подняла голову и с надеждой посмотрела на нее.
- А знаешь, ты права! Это то, что сейчас мне нужно, - я вскочила, вытирая влажные щеки.
Люси с сомнением посмотрела в окно, на улице уже стемнело. Но я решительно тряхнула волосами. Надоело бояться, нужно действовать, вернее разработать план действий. А ничто не даст мне такой заряд энергии, как прогулка верхом на моей Монетке. Ощущение силы, мчащейся подо мной лошади, свежий ветер, бьющий в лицо. Я все отчетливее понимала насколько давят на меня стены моей комнаты и мне побыстрее хотелось вырваться отсюда.
Подлетев к шкафу, я распахнула дверцы, едва не сорвав их с петель. Порывшись в самом углу, я извлекла небольшой узелок. Вскоре на кровати уже лежал мой тайный запрещенный костюм, которым я пользовалась, когда хотела незаметно покинуть дом. Черная рубашка, камзол, рейтузы, плащ, - все эти вещи были мужскими, потому и запрещенными, но именно они давали свободу движений и перемещений. Я принялась расстегивать крючки на горле и обернулась к Люси. Моя горничная смотрела на меня со странным выражением лица.
- Давай, помоги мне с платьем, - поторопила я Люси.
Я быстро переоделась и, водрузив на голову шляпу и тщательно спрятав под него волосы, посмотрела на себя в зеркало. На меня глядел молодой юнец, тонкий и безусый, я добавила последний штрих, - черную тканевую маску, скрывшую верхнюю часть моего лица. Отсалютовав своему отражению, я решительным жестом отбросила тонкие шторы и скользнула на балкон.
- Удачи, дон-ья… - донеслось до меня хихиканье горничной. – Могу я рассчитывать на серенаду?
Я шикнула на нее и перелезла через решетчатые поручни. Рядом с моим балконом по стене вверх тянулась виноградная лоза, что значительно облегчало мне жизнь. Связанные вместе простыни призывно белели бы в темноте, да и просто мелодраматично как-то спускаться с балкона подобным способом. Я легко ухватилась за толстую косу лозы и осторожно поползла вниз.
Правильно сказал папа - наш священник отец Мартин испортил меня. Он являлся весьма прогрессивным человеком и в отличие от других известных мне представителей духовенства, считал, что здоровый дух может быть только в здоровом теле. Поэтому он запретил перевязывать мне грудь, как поступали со многими испанскими девочками и ввел в мое обучение обязательные занятия для укрепления телесной оболочки, но не в ущерб духовной: историю, философию, латынь, математику, и прочие науки никто не отменял. Отец, который всегда мечтал о сыне (а родилась только я) не стал пресекать его нововведения, а добавил свои. Для меня был нанят учитель стрельбы и фехтования, который заодно научил верховой езде. Так продолжалось до недавнего времени, пока отец вдруг не надумал, что я доросла до замужества. Занятия, больше присущие молодому сеньору были упразднены, отец выписал кучу гувернанток, которые теперь целыми днями мучили меня правилами этикета. А еще была дуэнья, ходившая за мной по пятам. Не удивительно, что подобным способом передвижения, я пользовалась регулярно.
Когда до земли оставалось пару метров, я спрыгнула вниз, мягко спружинив в своих удобных ботфортах, и старательно эмитируя мужскую развязную походку, прокурсировала в конюшню.
Прошмыгнув мимо сплетничавших грумов, я сняла с крючка свое седло, попону, уздечку и прочий седлательный инвентарь, и прокралась в стойло к Монетке. Заметив меня, кобыла приветственно заржала. Я положила ладонь ей на морду, успокаивая животное. Угостив любимицу кусочком сахара, я прошлась пальцами по ее серебристой шкуре. Она с благодарностью положила мне голову на плечо, и я потёрлась щекой о теплую шею, чувствуя, что рядом с лошадью мне намного лучше, чем в окружении людей. Стряхнув подступающую волну унынья, я принялась седлать Монетку.
- А где его держат?- услышала я голос Педро, того самого конюха, который так волнует Люси.
- Да в старом амбаре закрыли, - ответил его собеседник, и я сразу поняла, что говорят рабочие о пленнике.
- И что совсем не стерегут? – удивился Педро. – Говорили же важный лорд…
- Та какой он теперь лорд, был лорд, стал раб.
Мужчина заржал над собственной шуткой.
Затянув подпругу, я нахмурилась, пытаясь уловить мелькнувшую в голове дерзкую мысль, которая посещала меня еще в комнате. Разозленная, я мечтала насолить отцу, отомстить за вероломство и кажется, конюхи сейчас подсказали мне как это сделать.
- Прости, Монетка, я вернусь чуть позже, - прошептала я кобыле и задвинула щеколду, оставив оседланную лошадь в стойле.
Трудности перевода
Часть 1. Капкан
Я осторожно посматривала в окно, ожидая свою горничную. Мои покои находились на втором этаже, поэтому разглядеть что-либо не свесившись при этом с подоконника, не представлялось возможным, а подозрительный шум во дворе не стихал. Я сгорала от любопытства уже больше получаса с тех самых пор, как в гасиенду въехала кавалькада всадников, но вынуждена была оставаться в комнате, потому что не могла выбежать на улицу в одной рубашке. Я даже праздно смотреть в окно не имела право. Недостойное доньи поведение. Я зло тряхнула волосами и громко фыркнула, демонстрируя протест против правил этикета. Портрет покойной матери, висевший на стене, воззрился на меня с укоризной и затаенной грустью.
И где ее носит? – разгневано думала я, пытаясь руками достать на спине тесемки нижнего платья, которое я кое-как одела поверх сорочки. Одна я никогда не смогу их затянуть, а о лифе я вообще молчу, для этого орудия пыток, туго набитого ватой, нужны как минимум трое.- И кто придумал эту моду, если человек не может одеться самостоятельно, равно как и наклониться? Я практически с ненавистью посмотрела на приготовленное дневное платье, жесткий воротник—стойка не позволит мне увидеть носки своих туфель, даже если я согнусь пополам.
Люсиа запыхавшаяся от бега ворвалась в комнату и в мои размышления о моде. Под моим недобрым взглядом ее красные щеки стали пунцовыми.
- Почему так долго?- напустилась я на горничную.
- Вы не поверите! – воскликнула Люси, округлив глаза. – Дон вернулся!
- Да неужели, - проворчала я, - трубили в рог, глашатай кричал, я видела стяги, в конце концов. Я и так это знаю.
Последние слова я прорычала.
- Так пленника привез, - Люси выглядела растерянной после моей тирады, но важно продолжила. – Англичайнина.
Мои брови поползли верх. Обычно из своих многочисленных походов отец возвращался с добычей, тюками с драгоценным шелком и ароматными специями, но пленных предпочитал не брать. Тем более, сам часто повторял, что связываться с Британией себе дороже. Я растерянно моргнула, сбитая с толку.
- Донья, он такой красивый, - мечтательно лопотала Люси и я рассеянно посмотрела на нее: глаза горничной лихорадочно горели, руки сложенные в молитвенном жесте прижаты к пышной груди.- Высокий, стройный. Красивый… даже грязный и раненный, все равно красивый. Я таких никогда не видела…
Я ухмыльнулась. Люси вздыхала о нашем конюхе, лопоухом и редкозубом, так что на ее вкус я не полагалась, да и внешность пленника не слишком интересовала меня. Я хотела знать другое: зачем он здесь?
Выяснить это мне удалось только к вечеру, перед поздним обедом. Отец пригласил меня в кабинет для личной беседы. Так было указано в записке, которую я перечитала дважды, хмуро размышляя над тем, какой смысл он складывает в слово «личной» и перебирая в голове варианты тем предстоящего разговора. А предположения у меня имелись. Я знала, что после трагической кончины моего нареченного, с которым меня обручили еще в детстве, отец занят подбором подходящей партии и только его привередливость в этом вопросе позволила мне оставаться незамужней до семнадцати лет. Похоже, наступил конец моей свободе.
Привычным жестом приподняв юбку ровно на столько чтобы не наступить на нее, но и не показать никому носки моих туфель, я медленно семенила по коридору. Монотонный стук шагов звучал для меня набатом. Тревожное чувство не покидало всю дорогу и, дойдя до двери, я смятенно замерла, пытаясь успокоить дыхание и обрести хотя бы внешнее спокойствие. Потерев вспотевшие ладони о ткань, я прислушалась, и поняла, что в кабинете отец не один. Мужские голоса слышались отчетливо и, оглядевшись по сторонам и не обнаружив слуг, я совершила недостойный проступок, приникла к деревянной поверхности и стала нагло подслушивать.
- За него можно получить большой выкуп!- различила я голос дона Фердинанда, одного из идальго отца.
- Это слишком опасно, если слух дойдет до гранда… мы будем гореть на пласа дэ Майор, - ответил ему Родриго Санти.
- Мы приняли бой в своих водах, - тут же возразил ему незнакомый мне голос, - и он теперь наше имущество!
- Он англичанин, оставлять его опасно! Особенно сейчас, когда мы в состоянии войны.
- На его гербе роза, он приближен к королеве. Это ценный пленник!
- Будет, если выживет… - добавил кто-то со смешком.
Дальше все голоса слились в моей голове в многоголосый рев: одни настаивали на том, чтобы убить пленника, другие предлагали продать его и поделить добычу, глумливо намекая, что за него много дадут. Мои глаза расширились от ужаса. Мне стало жаль этого англичанина. Еще вчера он был самодостаточным человеком, и если верить словам идальго богатым человеком, теперь его жизнь зависела от решения этой шумной явно подвыпившей компании. Насмешка судьбы. Я передернула плечами от отвращения, неожиданно представив себя на его месте, даже не осознавая насколько близка была к истине.
Я решительно постучала в дверь, желая прервать похабный гогот. За дверью стихли споры и услышав разрешение отца, я вошла в пропахшую запахом табака комнату. Мужчины тут же вскочили со своих мест. Не поднимая глаз, я отправилась к отцу и, получив поцелуй в висок, приложилась губами к его плечу. Когда с церемониями было покончено, я наконец выжидательно взглянула на него. Дон Эстебан де Вега выглядел довольным, это настораживало меня.
- Елена, дочь моя, - начал он и у меня засосало под ложечкой от страха. – Я позвал тебя, чтобы сообщить прекрасную новость.
Я молчала, с содроганием ожидая продолжения. Украдкой обвела глазами кабинет, замечая среди идальго отца посторонних мужчин.
- Я организовал твой брак с доном Гулермо Дельгадо, - торжественно закончил он, и под восторженные возгласы присутствующий я ощутила, как кровь отливает от моего лица, а глаза в ужасе распахиваются.
В голове стремительно проплывали образы, связанные с этим именем. Плешивый старик, с которым осенью на балу отец заставил меня танцевать. Это было ужасно. От него пахло старостью, гнилыми зубами и еще чем-то кислым и противным и каждый раз, когда очередное па вынуждало нас сближаться, я боролась с приступом тошноты. И с этим чудовищем я должна буду жить, по крайней мере всю его жизнь?! Картины моего безрадостного существования наводнили разум, и, переполнившись чувством обреченности, я и прошептала, прежде чем успела осознать, что делаю.
- Нет…
В образовавшейся тишине мой голос прозвучал достаточно громко.
- Что? – рык отца был подобен грому. – Ты смеешь перечить мне?
Я зажмурилась, чтобы сдержать слезы, быстро переполнившие мои глаза, но они упрямо побежали по щекам. И побагровевшее лицо отца не хотелось видеть и всех этих людей, глядящих на меня с укором. Я опозорила отца, подорвала его репутацию перед людьми, показав строптивость, но будь они все прокляты, если я позволю отдать себя этому старику. Я убегу, или утоплюсь, или…
- Эстебан, остынь, - услышала я глубокий незнакомый мне голос.- Девочке нужно свыкнуться с этой мыслью.
Рядом с отцом, положив руку на его плечо, стоял щеголеватый мужчина, чей бархатный камзол был столь же черен, как и его глаза. Их взгляд я ощутила на себе отчетливо, словно он прикоснулся ко мне. Мужчина осмотрел меня медленно, как свою собственность, плавно скользя снизу верх, - начиная с подола платья, задержался на талии, скрытой под лифом груди, и остановился на лице. Уголки его губ едва заметно приподнялись, словно он одобрил увиденное. Я почувствовала себя породистой лошадью и в бешенстве сцепила зубы. Гордо вскинув дрожащий подбородок, я вернула ему любезность, столь же высокомерно оценив взглядом его идеально начищенные ботфорты, безупречный костюм и сияющую шпагу. Он весь выглядел , словно только что отчеканенная монета и даже волосы блестели как-то по-особенному. От этой безупречности стало кисло во рту.
- Ты слишком добр, Леандро,- отец не заметил нашей безмолвной дуэли, - боюсь, что частные мои отлучки и отсутствие материнского внимания пагубно отразились на Елене. Отец Мартин слишком балует ее.
- Ничего, несколько недель в монастыре Святой Марии вернут ей смирение и сделают покладистей, - зловеще проговорил Леандро и улыбнулся мне. – Я лично знаком с матерью-настоятельницей и она проследит, чтобы за доньей Еленой присмотрели как следует.
В последнем слове сквозила неприкрытая угроза, и я поняла, что этот Леандро бросает мне вызов.
Не помню, как я покинула кабинет. Осознала, что оказалась в комнате, лишь когда за спиной раздался скрежет запираемого замка. За недостойное поведение меня посадили под домашний арест. Я со злостью пнула ногой закрытую дверь и тут же принялась мерить шагами пол, пытаясь унять сильно бьющееся сердце и разобраться с сумбурными мыслями, кружащимися в голове, подобно ярмарочной карусели. Пока я владела следующей информацией: Свадьба должна состояться через месяц, ровно столько времени определил дон Леандро на подготовку. Как законный представитель дона Дельгадо он имел все полномочия и фактически церемония состоится с его участием, так как сам жених по состоянию здоровья не мог присутствовать. Судя по плотоядному взгляду дона Леандро, не стоит надеяться, что мой брак будет номинальным. И тот факт, что в постель со мной ляжет не дряхлый старик, а молодой незнакомец ничуть не успокаивал. От одной мысли о доне Леандро меня передернуло от отвращения. Я быстрее заметалась по комнате, терзая в руках платочек. Безнадежность ситуации приводила в отчаяние.
Что же делать?
Мои судорожные перемещения прервала Люсиа с подносом в руках. От запаха еды я ощутила приступ тошноты и, судя по причитаниям моей горничной, изрядно побледнела.
- Он же старый, - Люси смотрела на меня так, что я снова начала себя жалеть.
- И ты уже знаешь… - я издала тяжкий вздох.
Горничная виновато захлопала ресницами.
- Ох, как же тяжело быть благородной доньей, - Люси решила меня поддержать в своей манере. - Ведь не сбежишь же с любимым. Отречется отец, наследства лишит. Да и нет у вас любимого. А я вот мечтаю, что на мне женится Педро, но родители хотят Матео. Он тоже хороший, знаете какие он мне серенады поет…
Она замолчала, увидев, как мои глаза наполняются слезами. Через мгновение я заплакала в голос. Горничная прижала меня к своей груди и погладила по голове, как маленькую, хотя мы были ровесницами.
- Мы что-нибудь придумаем, - проговорила она, излишне воодушевляющим тоном.
Я разревелась сильнее. На этот раз ей хватило ума помолчать, хотя через некоторое время, девушка предприняла новую попытку.
– Может вам покататься верхом? Это всегда вас успокаивает, - растерянно предложила Люси, когда мои всхлипывания начали стихать.
Я подняла голову и с надеждой посмотрела на нее.
- А знаешь, ты права! Это то, что сейчас мне нужно, - я вскочила, вытирая влажные щеки.
Люси с сомнением посмотрела в окно, на улице уже стемнело. Но я решительно тряхнула волосами. Надоело бояться, нужно действовать, вернее разработать план действий. А ничто не даст мне такой заряд энергии, как прогулка верхом на моей Монетке. Ощущение силы, мчащейся подо мной лошади, свежий ветер, бьющий в лицо. Я все отчетливее понимала насколько давят на меня стены моей комнаты и мне побыстрее хотелось вырваться отсюда.
Подлетев к шкафу, я распахнула дверцы, едва не сорвав их с петель. Порывшись в самом углу, я извлекла небольшой узелок. Вскоре на кровати уже лежал мой тайный запрещенный костюм, которым я пользовалась, когда хотела незаметно покинуть дом. Черная рубашка, камзол, рейтузы, плащ, - все эти вещи были мужскими, потому и запрещенными, но именно они давали свободу движений и перемещений. Я принялась расстегивать крючки на горле и обернулась к Люси. Моя горничная смотрела на меня со странным выражением лица.
- Давай, помоги мне с платьем, - поторопила я Люси.
Я быстро переоделась и, водрузив на голову шляпу и тщательно спрятав под него волосы, посмотрела на себя в зеркало. На меня глядел молодой юнец, тонкий и безусый, я добавила последний штрих, - черную тканевую маску, скрывшую верхнюю часть моего лица. Отсалютовав своему отражению, я решительным жестом отбросила тонкие шторы и скользнула на балкон.
- Удачи, дон-ья… - донеслось до меня хихиканье горничной. – Могу я рассчитывать на серенаду?
Я шикнула на нее и перелезла через решетчатые поручни. Рядом с моим балконом по стене вверх тянулась виноградная лоза, что значительно облегчало мне жизнь. Связанные вместе простыни призывно белели бы в темноте, да и просто мелодраматично как-то спускаться с балкона подобным способом. Я легко ухватилась за толстую косу лозы и осторожно поползла вниз.
Правильно сказал папа - наш священник отец Мартин испортил меня. Он являлся весьма прогрессивным человеком и в отличие от других известных мне представителей духовенства, считал, что здоровый дух может быть только в здоровом теле. Поэтому он запретил перевязывать мне грудь, как поступали со многими испанскими девочками и ввел в мое обучение обязательные занятия для укрепления телесной оболочки, но не в ущерб духовной: историю, философию, латынь, математику, и прочие науки никто не отменял. Отец, который всегда мечтал о сыне (а родилась только я) не стал пресекать его нововведения, а добавил свои. Для меня был нанят учитель стрельбы и фехтования, который заодно научил верховой езде. Так продолжалось до недавнего времени, пока отец вдруг не надумал, что я доросла до замужества. Занятия, больше присущие молодому сеньору были упразднены, отец выписал кучу гувернанток, которые теперь целыми днями мучили меня правилами этикета. А еще была дуэнья, ходившая за мной по пятам. Не удивительно, что подобным способом передвижения, я пользовалась регулярно.
Когда до земли оставалось пару метров, я спрыгнула вниз, мягко спружинив в своих удобных ботфортах, и старательно эмитируя мужскую развязную походку, прокурсировала в конюшню.
Прошмыгнув мимо сплетничавших грумов, я сняла с крючка свое седло, попону, уздечку и прочий седлательный инвентарь, и прокралась в стойло к Монетке. Заметив меня, кобыла приветственно заржала. Я положила ладонь ей на морду, успокаивая животное. Угостив любимицу кусочком сахара, я прошлась пальцами по ее серебристой шкуре. Она с благодарностью положила мне голову на плечо, и я потёрлась щекой о теплую шею, чувствуя, что рядом с лошадью мне намного лучше, чем в окружении людей. Стряхнув подступающую волну унынья, я принялась седлать Монетку.
- А где его держат?- услышала я голос Педро, того самого конюха, который так волнует Люси.
- Да в старом амбаре закрыли, - ответил его собеседник, и я сразу поняла, что говорят рабочие о пленнике.
- И что совсем не стерегут? – удивился Педро. – Говорили же важный лорд…
- Та какой он теперь лорд, был лорд, стал раб.
Мужчина заржал над собственной шуткой.
Затянув подпругу, я нахмурилась, пытаясь уловить мелькнувшую в голове дерзкую мысль, которая посещала меня еще в комнате. Разозленная, я мечтала насолить отцу, отомстить за вероломство и кажется, конюхи сейчас подсказали мне как это сделать.
- Прости, Монетка, я вернусь чуть позже, - прошептала я кобыле и задвинула щеколду, оставив оседланную лошадь в стойле.
