Решено было зарыть пифос в пещере Фола. Но когда кентавры вернулись с охоты с богатой добычей и узнали, что присланный гостинец исчез, возроптали они, взъярившись, Фола грозились камнями побить, угрозы и поношения сыпались в адрес Хирона, удалившегося на Малею. Нелегко было смирному Фолу утихомирить разбушевавшихся кентавров, не хотели они слушать ни про злой рок, ни про верную свою погибель от зелья. Но когда Фол им сказал, что от этого проклятого вина даже их бессмертный собрат уйдет в Аид вместе со всеми, разбрелись кентавры нехотя, и, казалось, забыли о существовании напитка, несущего радость и забвение.
С некоторой лихорадочностью суетился возбужденный Фол, на каменный стол он поставил великолепные подарки от бога Диониса: серебряные фиалы для жертвенных возлияний богам, глиняные килики для питья вина и даже золотой ритон – кубок в виде головы быка, из ноздрей которого вытекает вино. А Геракл в это время тоже не сидел на месте – он переносил недогоревшие поленья из костра в их просторное скальное укрытие, в каменный очаг, чтобы светлее стало внутри. Вырыв из-под земли горло громадного пифоса, Фол вытащил из нее пробковую затычку и с помощью черпака до краев залил ароматной жидкостью ойнахою. Дурманящий дух мгновенно заполнил пещеру и дразняще защекотал ноздри. Первые свои чаши Геракл и Фол, не сговариваясь, вылили перед очагом – для богов, со второй чаши улетучились и развеялись все сомнения Фола, приятное тепло разлилось по груди, и необыкновенной живительной легкостью наполнилась голова. И вскоре, забыв обо всех напастях, весело пировали кентавр и полубог, надев на голову венки из плюща, который в изобилии произрастал на склонах горы и густо оплетал пещеру снаружи. Любя всех, с распахнувшейся настежь душой запел приятным баритоном Фол, громко загорланил и Геракл, не попадая в такт, перебивая и заглушая кентавра ревущими трубными звуками. А когда сын Силена достал свою любимую сирингу, широкую флейту, состоящую из девяти стволов различной длины, и заиграл, пустился могучий человек в пляс, самозабвенно он взмахивал руками, тряс косматой головой, подпрыгивал и притоптывал ногами. Не слышали пирующие, как отовсюду угрожающим галопом неслись к пещере дикие кентавры, нюхом звериным учуявшие запах вина. Столпились они у входа и с яростью выплескивали свое негодование Фолу.
– Проклятый обманщик! – услышал Фол хрипатый и надтреснутый голос их свирепого вожака Агрия. – Ты отослал нас, чтоб самому выжрать все наше вино! Ты подлый воришка! Это наше вино! Так нечестно, давай делись!
– Вина! Вина! Мы тоже хотим вина! – надрывно требовали другие, жадно вдыхая одуряющий запах хмеля, – и от нестерпимой жажды опьянения трепет пробегал по их телам, и нетерпеливая дрожь сотрясала их конские крупы. Оглашая лес ругательствами и ржанием, задние напирали на передних, тесня друг друга.
– Не ждите, когда вас пригласят! Врывайтесь внутрь! Отберите у него пифос и поделите на всех! – громыхал голос Агрия.
Под мощным давлением снаружи в пещеру ввалились два кентавра, простирая руки к кувшину с вином. Геракл, выхватив горящую головешку из очага, кинул ее в кентавра, не давая прикоснуться к сосуду. Запахло паленой шерстью, человеко-конь закружился вкруг себя. Тут и другие кентавры, увидев на столе расписную ойнахойю, стали ломиться внутрь. Растерянно молчал сын Силена, наблюдая за кутерьмой и медленно соображая, как же он теперь оправдается перед Хироном. Мысленно он уже примирился с тем, что придется ему весь табун пригласить в пещеру, но Геракл мешал ему обратиться к соплеменникам, создавая всеобщую панику. Не распрямляясь, он все швырял и швырял тлеющие головни в нарушителей собственного праздника. С ржанием стали метаться кентавры, запертые друг другом в узком пещерном входе.
– Остановитесь! Остановитесь, кентавры! Давайте без шума! – закричал кентавр золотисто-коричневой масти, выскочив вперед и загородив собой собратьев. – Геракл, ты, не гневайся! – с широченной сияющей улыбкой обратился он к герою. – Вино ведь общее, а ты наш гость! Давайте познакомимся и по-дружески отметим встречу! Я – Асбол! Посмотри на нас, мы пришли без оружия, и мы тебе не опасны!
Но не услышал его сын Зевса. Безумящее зелье Диониса бушевало у него в голове. Веселой яростью, азартом уничтожения вспыхнула кровь истребителя чудовищ. Схватил Геракл лук и, натянув тетиву, выпустил свою отравленную стрелу в Асбола, миролюбиво шагнувшего к нему. Ухнув от неожиданности, стал медленно оседать кентавр, и когда брюхо его коснулось пола, его тело судорожно дернулось, резко повалилось набок и тут же испустило дух.
– Стой, Геракл! Ты же его ранил! Не надо стрелами! – протестующе вскричал Фол, еще не вполне осознав, что происходит в его жилище. Кинулся он к одному из самых разумных кентавров табуна, повалился перед ним на колени, согнув лошадиные ноги, и человечьими руками потрясенно приподнял его бездыханную бородатую голову, умом не постигая, как можно маленькой стрелой наповал сразить такое мощное тело. С глубоким тягостным вздохом, Фол прикрыл веками его стекленеющий взгляд.
Но Геракла не остановил вопль друга. Поверженный ядовитой стрелой, упал еще один кентавр. В раж вошел истребитель чудовищ, одного за другим он стал разить непрошеных гостей. Под высокий пещерный свод взвилось отчаянное ржание Фола. В несколько прыжков подскочил он к своему остервенелому сотрапезнику и, поднявшись на дыбы, хотел копытом выбить из рук героя его страшное оружие. Но тонким звоном запела тетива полубога, выбрасывая смертоносную стрелу – в человеческое горло кентавра вонзилась она отравленным острием и, как подкошенный, рухнул он оземь, уже не дыша. Дурман Диониса все еще неистово шумел в голове героя, и не заметил Геракл, как умертвил гостеприимного хозяина пещеры на Фолою. Не стало приветливого и безобидного кентавра Фола, сына Силена. Растерянно отделившись от мертвого тела, недолго кружила над ним его душа, пока не забрал ее под сень своих сумрачных крыл неслышно прокравшийся бог смерти Танатос.
Выскочил Геракл наружу, и кинул ему Гелиос поток слепящих лучей в глаза, призывая опомниться. Но только пустую львиную голову надвинул на лоб вместо шлема полубог и погрозил светилу кулаком. Вскачь и врассыпную кинулись от него кентавры, жизнь свою доверив быстроте копыт. Но никого не пощадил полубог, его твердая рука не знала промаха, всех, кто бежал от него, настигла стрела героя.
Только двое из племени кентавров дерзнули сразиться с ним в схватке. Огромный угрюмый Агрий – весь мохнатый от обилия волос на человеческом торсе, весь в шрамах на вороном конском теле – вырвал из земли ствол ясеня, решив напасть на него сзади из укрытия. Выскочив из-за густого кустарника, он ударил Геракла по голове, но не пошатнулся герой, обернулся, не спеша, и выхватив у кентавра древесный ствол, отбросил его далеко в сторону. И пока Геракл доставал из колчана стрелу и прикладывал его к тетиве, пятился Агрий назад, но круто вверх поднимался за ним гористый склон, и копыта его срывались со скалистых уступов… Гулко стучала кровь в его висках, отстукивая последние мгновения до смерти… Не выдержал напряжения кентавр, бросился он на героя, стремясь опередить наведение стрелы, и… грудью напоролся на ее смертоносное жало.
Эвритион, сильно искалеченный в кровавой битве с лапифами, не мог рассчитывать на свои ноги с раздробленными и плохо сросшимися костями. Необыкновенно живуч был Эвритион: в лесу почти бездыханным нашел его мудрый Хирон, из кусков изрубленного мяса и груды переломанных костей собрал его врачеватель и, упорно выхаживая, поставил на ноги. Страшен и уродлив был Эвритион, из дебрей спутанных волос, как тлеющий уголь, пылал его единственный глаз. Стоя на скале, выпирающей из горы, и громадой возвышаясь над Гераклом, размахнулся он единственной рукой, сжимающей камень, но… разжались его корявые пальцы, и упал тот камень назад, ударившись об его конскую спину. Медленно оседал Эвритион на задние ноги, и также медленно повалился он на бок. Оперенная стрела качалась в его единственном, но уже потухшем и вытекшем глазу.
Перешагнув через почерневшие от яда трупы, стал Геракл прочесывать кусты – вдруг еще кому-то, как и Агрию, вздумалось захорониться за ними. Внезапно почувствовал полубог, как усталость навалилась на него, и ноги подкашивались, как ватные. Присел он на камень, а хмель все кружил и кружил ему голову. Неодолимо потянуло Геракла прилечь, земля уходила из-под ног, плавно улетая вверх, и качался небесный свод, угрожая сорваться вниз, и все поплыло, поплыло перед глазами, вращаясь…
Проснулся Геракл от ощущения невероятной тяжести, открыл он глаза и понял, отчего, точно глыбой скальной, он был прижат к земле: громадная тень кентавра Хирона лежала на его распластанном теле и давила-давила на него своей великой мощью. Вскочил Геракл, словно школьник, провинившийся перед учителем. Но ничего не сказал ему сумрачный кентавр, повернулся на своих копытах и прочь пошел.
Как только почувствовал Хирон беду, нависшую над остатками табуна кентавров, сразу помчался он к горе Фолою, где стали жить они после изгнания с Пелиона. Но не так скоро преодолел Хирон расстояние между двумя вершинами Пелопоннесских гор, как скор оказался на расправу с кентаврами сын Зевса. Недолго скакал сын Крона от Малеи до Фолою, но Геракл успел смести с лица Земли последних представителей некогда гордого и благородного племени титанов. Мечась от одного полегшего кентавра к другому, искал Хирон-врачеватель тех, кого он мог бы еще спасти, но ни один из них уже не дышал – молниеносно поражал всех смертных яд Лернейской гидры, обитавшей в мертвящих окрестностях Аида. Скорбно смотрел Хирон на изуродованные ядом, вздувшиеся, исчерна-багровые трупы. Какие это были прекрасные и величественные существа, соединившие разум человека с гордой статью коня, обогатившего людскую природу физической мощью, выносливостью, скоростью и сердцем, не способным к предательству и к корысти, не говоря уже об обостренном чутье на близость зверя и угрозу беды!
Подавленно ходил Геракл за суровым и молчаливым Хироном, не смея оправдываться. Помогал ему перетаскивать тяжелые трупы кентавров в одно общее место, чтобы предать их погребальному костру, и не гнал его мудрец, и помощи его не гнушался. Боялся Геракл, что так и не удостоит его словом великий кентавр, но когда огонь с треском пожирал останки табуна дикого племени конелюдей, заговорил их бессмертный сородич:
– Что ж, могучий сын Зевса, волей богов истребитель чудовищ, горд ли ты тем, что выполнил свое предназначение? Близок тот час, когда твоими трудами полностью очистится Земля от всех титанов, былых богов. Всех кентавров истребил ты на Пелопоннесе! Нет их и на Пелионе. Только один остался кентавр Несс на переправе через реку Эвен. Да покуда жив еще и Хирон с Малеи.
– Не помню… Ничего не помню… Поверь мне, Хирон! Не по своей воле убил я кентавров! Безумием покарал меня Дионис! – глухо выдавил из себя сын Зевса, с отчаянием обхватив голову.
– Не виню я тебя, сынок, но помни, от кентавра ты и погибнешь, да от яда смертоносного, которым ты напитал свои стрелы и повсюду рассылаешь по земле!
Замолчал Хирон и не вымолвил больше ни слова, хотя долго-долго им пришлось быть рядом, ожидая, пока догорит погребальный костер. Бок о бок они трудились, собирая пепел сожженных кентавров в деревянную урну, которую соорудил Геракл в лесу. Похоронили они ту урну возле пещеры, где жил благой кентавр Фол, насыпали сверху высокий курган, чтобы видно было издалека.
Собираясь на свой очередной подвиг, стал облачаться Геракл в свои нехитрые доспехи: для защиты от клыков вепря на свой могучий торс поверх короткого хитона надел он панцирь золотой, подаренный божественным отцом. Проходя мимо Хирона, склонился он слегка в поклоне, выражая искреннее сожаление о случившемся, и, выпрямляясь, накинул на плечо свою знаменитую львиную шкуру. Скользнул ее край поверх колчана, набитого стрелами, и одна из них повисла, зацепившись опереньем за звериную шерсть… Одернул герой свой плащ и, падая, впилась стрела прямо в ногу стоящего с ним рядом кентавра. Дрогнули в пророческой усмешке губы мудрого Хирона, все это время он напряженно ожидал, когда же пробьет и его час, и свершится, наконец, неотвратимость Антропы. Опустив глаза, со стоическим смирением вынул бессмертный титан смертельную стрелу из маленькой ранки на ноге, и молча отдал ее Гераклу. Машинально принял ее герой-полубог, ничего не заметив, и, не утруждая себя мыслью, как его губительное орудие оказалось в руках кентавра – взглядом он уже деловито выискивал наиболее короткий и удобный путь к горе Эриманф.
И разошлись они в разные стороны. Герой пошел отбывать свои рабские повинности, очищая землю от древних чудовищ. А бессмертный сын Кроноса, прихрамывая, побрел по скалистой горной тропе к своей пещере на Малее.
Сказание о гибели последнего кентавра
Возвращаясь из страны скифов, где волею Зевса Геракл освободил от неволи древнейшего из титанов Прометея, заглянул он попутно в Колидон, верный своему обещанию, данному герою Мелеагру. Призрак погибшего друга он встретил в Аиде, когда спускался туда за трехголовым псом Кербером. Тень Мелеагра просила Геракла стать защитником его юной сестры Деяниры, осиротевшей после его смерти, и жениться на ней.
Вовремя вступила нога Геракла на земли Колидона: свирепый и вспыльчивый речной бог Ахелой сватался к Деянире. Победив в жестокой схватке Ахелоя, Геракл пришел к Ойнею, царю Калидона, просить руки его племянницы Деяниры.
Во время свадьбы юный сын царя, восторженно взиравший на знаменитого силача, сам захотел полить ему на руки после жирной пищи, но засмотрелся на груду бугрящихся мышц героя и нечаянно облил водой его хламиду из шкуры льва. Резко оттолкнул его Геракл, но как это часто бывало, не рассчитал своей силы – упал мальчик замертво. Ничего не сказал царь своему высокому гостю, убедившись, что сын его не дышит, только испариной покрылся да побледнел, как промолотый овес в жерновах. Так веселая свадьба закончилась горькими слезами. После погребения сына Ойнея Геракл не стал злоупотреблять гостеприимством царя Колидона и поспешно отправился со своей молоденькой женой к себе на родину. Но путь в Тиринф им преградила бурная полноводная река Эвен. Ни моста, ни лодки для переправы не нашли они на берегу.
– Но тропинка-то утоптана, значит, ходят здесь люди и как-то переплавляются, – пробормотал озадаченный герой.
За себя Геракл не боялся: переплывет он реку, не впервой, но как быть с Деянирой? Вопрос решился сам собой. Короткое ржание из-за кустов и тяжелый топот копыт по прибрежной, с хрустом рассыпающейся гальке заставил Геракла повернуть голову в сторону приближающегося всадника. Но всадника он не увидел – кентавр-перевозчик скакал к ним во весь опор. Это был Несс – последний из кентавров, оставшийся в живых на земле.
Давно отбился от своего одичавшего табуна нелюдимый Несс.
С некоторой лихорадочностью суетился возбужденный Фол, на каменный стол он поставил великолепные подарки от бога Диониса: серебряные фиалы для жертвенных возлияний богам, глиняные килики для питья вина и даже золотой ритон – кубок в виде головы быка, из ноздрей которого вытекает вино. А Геракл в это время тоже не сидел на месте – он переносил недогоревшие поленья из костра в их просторное скальное укрытие, в каменный очаг, чтобы светлее стало внутри. Вырыв из-под земли горло громадного пифоса, Фол вытащил из нее пробковую затычку и с помощью черпака до краев залил ароматной жидкостью ойнахою. Дурманящий дух мгновенно заполнил пещеру и дразняще защекотал ноздри. Первые свои чаши Геракл и Фол, не сговариваясь, вылили перед очагом – для богов, со второй чаши улетучились и развеялись все сомнения Фола, приятное тепло разлилось по груди, и необыкновенной живительной легкостью наполнилась голова. И вскоре, забыв обо всех напастях, весело пировали кентавр и полубог, надев на голову венки из плюща, который в изобилии произрастал на склонах горы и густо оплетал пещеру снаружи. Любя всех, с распахнувшейся настежь душой запел приятным баритоном Фол, громко загорланил и Геракл, не попадая в такт, перебивая и заглушая кентавра ревущими трубными звуками. А когда сын Силена достал свою любимую сирингу, широкую флейту, состоящую из девяти стволов различной длины, и заиграл, пустился могучий человек в пляс, самозабвенно он взмахивал руками, тряс косматой головой, подпрыгивал и притоптывал ногами. Не слышали пирующие, как отовсюду угрожающим галопом неслись к пещере дикие кентавры, нюхом звериным учуявшие запах вина. Столпились они у входа и с яростью выплескивали свое негодование Фолу.
– Проклятый обманщик! – услышал Фол хрипатый и надтреснутый голос их свирепого вожака Агрия. – Ты отослал нас, чтоб самому выжрать все наше вино! Ты подлый воришка! Это наше вино! Так нечестно, давай делись!
– Вина! Вина! Мы тоже хотим вина! – надрывно требовали другие, жадно вдыхая одуряющий запах хмеля, – и от нестерпимой жажды опьянения трепет пробегал по их телам, и нетерпеливая дрожь сотрясала их конские крупы. Оглашая лес ругательствами и ржанием, задние напирали на передних, тесня друг друга.
– Не ждите, когда вас пригласят! Врывайтесь внутрь! Отберите у него пифос и поделите на всех! – громыхал голос Агрия.
Под мощным давлением снаружи в пещеру ввалились два кентавра, простирая руки к кувшину с вином. Геракл, выхватив горящую головешку из очага, кинул ее в кентавра, не давая прикоснуться к сосуду. Запахло паленой шерстью, человеко-конь закружился вкруг себя. Тут и другие кентавры, увидев на столе расписную ойнахойю, стали ломиться внутрь. Растерянно молчал сын Силена, наблюдая за кутерьмой и медленно соображая, как же он теперь оправдается перед Хироном. Мысленно он уже примирился с тем, что придется ему весь табун пригласить в пещеру, но Геракл мешал ему обратиться к соплеменникам, создавая всеобщую панику. Не распрямляясь, он все швырял и швырял тлеющие головни в нарушителей собственного праздника. С ржанием стали метаться кентавры, запертые друг другом в узком пещерном входе.
– Остановитесь! Остановитесь, кентавры! Давайте без шума! – закричал кентавр золотисто-коричневой масти, выскочив вперед и загородив собой собратьев. – Геракл, ты, не гневайся! – с широченной сияющей улыбкой обратился он к герою. – Вино ведь общее, а ты наш гость! Давайте познакомимся и по-дружески отметим встречу! Я – Асбол! Посмотри на нас, мы пришли без оружия, и мы тебе не опасны!
Но не услышал его сын Зевса. Безумящее зелье Диониса бушевало у него в голове. Веселой яростью, азартом уничтожения вспыхнула кровь истребителя чудовищ. Схватил Геракл лук и, натянув тетиву, выпустил свою отравленную стрелу в Асбола, миролюбиво шагнувшего к нему. Ухнув от неожиданности, стал медленно оседать кентавр, и когда брюхо его коснулось пола, его тело судорожно дернулось, резко повалилось набок и тут же испустило дух.
– Стой, Геракл! Ты же его ранил! Не надо стрелами! – протестующе вскричал Фол, еще не вполне осознав, что происходит в его жилище. Кинулся он к одному из самых разумных кентавров табуна, повалился перед ним на колени, согнув лошадиные ноги, и человечьими руками потрясенно приподнял его бездыханную бородатую голову, умом не постигая, как можно маленькой стрелой наповал сразить такое мощное тело. С глубоким тягостным вздохом, Фол прикрыл веками его стекленеющий взгляд.
Но Геракла не остановил вопль друга. Поверженный ядовитой стрелой, упал еще один кентавр. В раж вошел истребитель чудовищ, одного за другим он стал разить непрошеных гостей. Под высокий пещерный свод взвилось отчаянное ржание Фола. В несколько прыжков подскочил он к своему остервенелому сотрапезнику и, поднявшись на дыбы, хотел копытом выбить из рук героя его страшное оружие. Но тонким звоном запела тетива полубога, выбрасывая смертоносную стрелу – в человеческое горло кентавра вонзилась она отравленным острием и, как подкошенный, рухнул он оземь, уже не дыша. Дурман Диониса все еще неистово шумел в голове героя, и не заметил Геракл, как умертвил гостеприимного хозяина пещеры на Фолою. Не стало приветливого и безобидного кентавра Фола, сына Силена. Растерянно отделившись от мертвого тела, недолго кружила над ним его душа, пока не забрал ее под сень своих сумрачных крыл неслышно прокравшийся бог смерти Танатос.
Выскочил Геракл наружу, и кинул ему Гелиос поток слепящих лучей в глаза, призывая опомниться. Но только пустую львиную голову надвинул на лоб вместо шлема полубог и погрозил светилу кулаком. Вскачь и врассыпную кинулись от него кентавры, жизнь свою доверив быстроте копыт. Но никого не пощадил полубог, его твердая рука не знала промаха, всех, кто бежал от него, настигла стрела героя.
Только двое из племени кентавров дерзнули сразиться с ним в схватке. Огромный угрюмый Агрий – весь мохнатый от обилия волос на человеческом торсе, весь в шрамах на вороном конском теле – вырвал из земли ствол ясеня, решив напасть на него сзади из укрытия. Выскочив из-за густого кустарника, он ударил Геракла по голове, но не пошатнулся герой, обернулся, не спеша, и выхватив у кентавра древесный ствол, отбросил его далеко в сторону. И пока Геракл доставал из колчана стрелу и прикладывал его к тетиве, пятился Агрий назад, но круто вверх поднимался за ним гористый склон, и копыта его срывались со скалистых уступов… Гулко стучала кровь в его висках, отстукивая последние мгновения до смерти… Не выдержал напряжения кентавр, бросился он на героя, стремясь опередить наведение стрелы, и… грудью напоролся на ее смертоносное жало.
Эвритион, сильно искалеченный в кровавой битве с лапифами, не мог рассчитывать на свои ноги с раздробленными и плохо сросшимися костями. Необыкновенно живуч был Эвритион: в лесу почти бездыханным нашел его мудрый Хирон, из кусков изрубленного мяса и груды переломанных костей собрал его врачеватель и, упорно выхаживая, поставил на ноги. Страшен и уродлив был Эвритион, из дебрей спутанных волос, как тлеющий уголь, пылал его единственный глаз. Стоя на скале, выпирающей из горы, и громадой возвышаясь над Гераклом, размахнулся он единственной рукой, сжимающей камень, но… разжались его корявые пальцы, и упал тот камень назад, ударившись об его конскую спину. Медленно оседал Эвритион на задние ноги, и также медленно повалился он на бок. Оперенная стрела качалась в его единственном, но уже потухшем и вытекшем глазу.
Перешагнув через почерневшие от яда трупы, стал Геракл прочесывать кусты – вдруг еще кому-то, как и Агрию, вздумалось захорониться за ними. Внезапно почувствовал полубог, как усталость навалилась на него, и ноги подкашивались, как ватные. Присел он на камень, а хмель все кружил и кружил ему голову. Неодолимо потянуло Геракла прилечь, земля уходила из-под ног, плавно улетая вверх, и качался небесный свод, угрожая сорваться вниз, и все поплыло, поплыло перед глазами, вращаясь…
Проснулся Геракл от ощущения невероятной тяжести, открыл он глаза и понял, отчего, точно глыбой скальной, он был прижат к земле: громадная тень кентавра Хирона лежала на его распластанном теле и давила-давила на него своей великой мощью. Вскочил Геракл, словно школьник, провинившийся перед учителем. Но ничего не сказал ему сумрачный кентавр, повернулся на своих копытах и прочь пошел.
Как только почувствовал Хирон беду, нависшую над остатками табуна кентавров, сразу помчался он к горе Фолою, где стали жить они после изгнания с Пелиона. Но не так скоро преодолел Хирон расстояние между двумя вершинами Пелопоннесских гор, как скор оказался на расправу с кентаврами сын Зевса. Недолго скакал сын Крона от Малеи до Фолою, но Геракл успел смести с лица Земли последних представителей некогда гордого и благородного племени титанов. Мечась от одного полегшего кентавра к другому, искал Хирон-врачеватель тех, кого он мог бы еще спасти, но ни один из них уже не дышал – молниеносно поражал всех смертных яд Лернейской гидры, обитавшей в мертвящих окрестностях Аида. Скорбно смотрел Хирон на изуродованные ядом, вздувшиеся, исчерна-багровые трупы. Какие это были прекрасные и величественные существа, соединившие разум человека с гордой статью коня, обогатившего людскую природу физической мощью, выносливостью, скоростью и сердцем, не способным к предательству и к корысти, не говоря уже об обостренном чутье на близость зверя и угрозу беды!
Подавленно ходил Геракл за суровым и молчаливым Хироном, не смея оправдываться. Помогал ему перетаскивать тяжелые трупы кентавров в одно общее место, чтобы предать их погребальному костру, и не гнал его мудрец, и помощи его не гнушался. Боялся Геракл, что так и не удостоит его словом великий кентавр, но когда огонь с треском пожирал останки табуна дикого племени конелюдей, заговорил их бессмертный сородич:
– Что ж, могучий сын Зевса, волей богов истребитель чудовищ, горд ли ты тем, что выполнил свое предназначение? Близок тот час, когда твоими трудами полностью очистится Земля от всех титанов, былых богов. Всех кентавров истребил ты на Пелопоннесе! Нет их и на Пелионе. Только один остался кентавр Несс на переправе через реку Эвен. Да покуда жив еще и Хирон с Малеи.
– Не помню… Ничего не помню… Поверь мне, Хирон! Не по своей воле убил я кентавров! Безумием покарал меня Дионис! – глухо выдавил из себя сын Зевса, с отчаянием обхватив голову.
– Не виню я тебя, сынок, но помни, от кентавра ты и погибнешь, да от яда смертоносного, которым ты напитал свои стрелы и повсюду рассылаешь по земле!
Замолчал Хирон и не вымолвил больше ни слова, хотя долго-долго им пришлось быть рядом, ожидая, пока догорит погребальный костер. Бок о бок они трудились, собирая пепел сожженных кентавров в деревянную урну, которую соорудил Геракл в лесу. Похоронили они ту урну возле пещеры, где жил благой кентавр Фол, насыпали сверху высокий курган, чтобы видно было издалека.
Собираясь на свой очередной подвиг, стал облачаться Геракл в свои нехитрые доспехи: для защиты от клыков вепря на свой могучий торс поверх короткого хитона надел он панцирь золотой, подаренный божественным отцом. Проходя мимо Хирона, склонился он слегка в поклоне, выражая искреннее сожаление о случившемся, и, выпрямляясь, накинул на плечо свою знаменитую львиную шкуру. Скользнул ее край поверх колчана, набитого стрелами, и одна из них повисла, зацепившись опереньем за звериную шерсть… Одернул герой свой плащ и, падая, впилась стрела прямо в ногу стоящего с ним рядом кентавра. Дрогнули в пророческой усмешке губы мудрого Хирона, все это время он напряженно ожидал, когда же пробьет и его час, и свершится, наконец, неотвратимость Антропы. Опустив глаза, со стоическим смирением вынул бессмертный титан смертельную стрелу из маленькой ранки на ноге, и молча отдал ее Гераклу. Машинально принял ее герой-полубог, ничего не заметив, и, не утруждая себя мыслью, как его губительное орудие оказалось в руках кентавра – взглядом он уже деловито выискивал наиболее короткий и удобный путь к горе Эриманф.
И разошлись они в разные стороны. Герой пошел отбывать свои рабские повинности, очищая землю от древних чудовищ. А бессмертный сын Кроноса, прихрамывая, побрел по скалистой горной тропе к своей пещере на Малее.
Сказание о гибели последнего кентавра
Возвращаясь из страны скифов, где волею Зевса Геракл освободил от неволи древнейшего из титанов Прометея, заглянул он попутно в Колидон, верный своему обещанию, данному герою Мелеагру. Призрак погибшего друга он встретил в Аиде, когда спускался туда за трехголовым псом Кербером. Тень Мелеагра просила Геракла стать защитником его юной сестры Деяниры, осиротевшей после его смерти, и жениться на ней.
Вовремя вступила нога Геракла на земли Колидона: свирепый и вспыльчивый речной бог Ахелой сватался к Деянире. Победив в жестокой схватке Ахелоя, Геракл пришел к Ойнею, царю Калидона, просить руки его племянницы Деяниры.
Во время свадьбы юный сын царя, восторженно взиравший на знаменитого силача, сам захотел полить ему на руки после жирной пищи, но засмотрелся на груду бугрящихся мышц героя и нечаянно облил водой его хламиду из шкуры льва. Резко оттолкнул его Геракл, но как это часто бывало, не рассчитал своей силы – упал мальчик замертво. Ничего не сказал царь своему высокому гостю, убедившись, что сын его не дышит, только испариной покрылся да побледнел, как промолотый овес в жерновах. Так веселая свадьба закончилась горькими слезами. После погребения сына Ойнея Геракл не стал злоупотреблять гостеприимством царя Колидона и поспешно отправился со своей молоденькой женой к себе на родину. Но путь в Тиринф им преградила бурная полноводная река Эвен. Ни моста, ни лодки для переправы не нашли они на берегу.
– Но тропинка-то утоптана, значит, ходят здесь люди и как-то переплавляются, – пробормотал озадаченный герой.
За себя Геракл не боялся: переплывет он реку, не впервой, но как быть с Деянирой? Вопрос решился сам собой. Короткое ржание из-за кустов и тяжелый топот копыт по прибрежной, с хрустом рассыпающейся гальке заставил Геракла повернуть голову в сторону приближающегося всадника. Но всадника он не увидел – кентавр-перевозчик скакал к ним во весь опор. Это был Несс – последний из кентавров, оставшийся в живых на земле.
Давно отбился от своего одичавшего табуна нелюдимый Несс.
