Пролог
Тихий треск сгораемых поленьев. Едва слышимый шорох плотных штор, что закрывают от жадных взоров ночных небесных обитателей происходящее за ними. Недопустимо громкое напряжение, звенящее в воздухе, запертом в комнате, предназначение которой определено расположенной по центру кроватью. Здесь лишь Он и Она. Невероятно близко, притягательно нежно, но слишком одиноко.
Ее взгляд устремлен в нутро тускнеющего очага, на искры, что изредка вырывались из оков умирающего пламени и неизбежно исчезали во враждебном для них пространстве. Но взгляд ее - пустой и невидящий. Сознание ее укрылось глубоко внутри, где сердце, душа и разум разрывали его на неравномерные части, сминая и ломая в жестокой и непримиримой борьбе, и цена победы в ней непомерно высока. Она стояла ровно, не двигаясь, как изваяние - идеал красоты, женственности, чувственности, мечты.
Он смотрел на нее и уговаривал себя еще подождать, обдумать. Но как это сделать, если битва его сути и сердца давно завершена. И проигравших в ней не было. Он подошел сзади к той, что пленила разум и чувства, без которой не представлял больше жизни. Почти притянулся, прижался, но не вторгаясь, чтобы не испугать и не навредить. Наклонился и выдохнул в основание шеи, туда, где несмело пружинили короткие красные волоски. Провел кончиком пальца линию вдоль позвонков от впадинки наверху до места, где начиналась ткань одеяния, и ощутил легкую дрожь. Рваный вдох. Его и ее. И он осознал, что окончательно пропал. Растворился в этой дрожи. Она проникала в него, завладевала им, порабощала его.
- Ты же не оставишь меня? - прошептал хрипло. Знать ответ на вопрос, что бился в груди, было жизненно необходимо. Но безумно страшно. - Не уйдешь?
Крепкие мужские ладони легли на хрупкие женские плечи, сжали их, присваивая, удерживая. Он не допускал и мысли, что она сейчас, даже не взглянув на него, уйдет. И она не ушла. Мимолетное отрицательное покачивание головы, и он все понял. Руки скользнули по стану женщины, сцепились в замок на животе, в котором, он был уверен, как и в его в эту секунду спиралью закручивалось желание, одновременно горькое и сладкое, терпкое, опьяняющее.
- Я не отпущу тебя ...никогда - произнес он, - люблю…
Она поверила бы и без слов. Сердце ее учащенно билось, вызывая внутренний ураган, сметающий любые уверения разума, что битва не проиграна и у него имеется шанс убедить ее в том, что она поторопилась ответить согласием. Она закрыла глаза и приникла спиной к тому единственному, кто не оставил выбора ее сердцу. Кто стал дорог. Кого она полюбила, как никого и никогда до этого.
Глава первая
Ромашка
Выбор.
Как бывает сложно решиться на что-то, тем более, если торопят и напирают сзади. Начинаешь спешить, злиться, нервничать и, как результат, вероятнее всего, ошибаешься.
И ладно, если ты определялся лишь с наименованием шоколадного батончика, стоя на кассе магазина. Ошибка будет не столь печальна и не так существенна.
Но если ты решаешь, стоит ли он того, чтобы съехаться и жить вместе? Ежедневный быт, ипотека, собака или кот, рождение ребенка. Или даже двух. Оступившись, качнувшись не в том направлении, ты обречешь свою душу на скитание по пустым комнатам самопознания в поисках верного ответа, ведь тогда ты поторопилась, а сегодня уже и не уверена, что поступила правильно.
- Машка…. - протянула сестра, глядя на меня, - опять занимаешься самокопанием. Хочешь изумруды добывать или золото намывать? Не получится, я тебе по секрету скажу, в наших телах ничего ценного нет. Ну, разве что говницо..
Как всегда категорична и рубит конкретикой. За что люблю засранку, до сих пор не понимаю. Но, похоже, я действительно глубоко провалилась в свои мысли, раз у нее закончилось терпение, и она приступила к действенным, по ее мнению, методам выведения меня из запойного самоанализа. Им я в последнее время и правда излишне злоупотребляла.
- Сашка звонил, - вздохнула и поставила чашку с кофе, что так и не донесла до рта. Выбранное для посиделок кафе было переполнено суетливыми людьми. Они в преддверии новогодних праздников в бешеном ритме оббегали подходящие и не очень магазины и лавки, разыскивая нужные и ненужные сувениры близким и родным. Шумно, весело, местами тревожно, но до невозможности уютно. Разговаривать можно не таясь, все равно никому нет дела до двух девушек, восседавших в углу зала. Таких здесь было много. - Настаивает на том, чтобы я переехала к нему. Жаловался, что устал метаться между квартирами, выматывается.
- Стареет, - толи в шутку, толи серьезно пропела Гелька, а после припечатала любимым словечком, - печалькаааааа…..
- Да, уж, - согласилась и я. Это и есть тот выбор, что, вроде бы и необходимо сделать, но когда торопят, начинаешь инстинктивно тормозить всеми конечностями и задумываться над тем, а не отказаться ли, а после трусливо спрятать голову в песок. Тот роднее, там спокойнее.
- Ты же недавно признавалась, что не против подобного расклада. Вы почти сожительствуете. Да и возраст, мать, у тебя не тот, чтобы долго и заунывно медитировать над этим заманчивым предложением.
- Чем тебе мой возраст-то не угодил? - процедила я, снова поднимая кружку в стремлении спрятаться от чрезмерно проницательной и задающей неудобные вопросы сестрицы. - Осознаю, что не девочка, но 28 лет в текущих жизненных реалиях – это просто затянувшаяся молодость, на белые тапки я успею накопить, не беспокойся.
- Оптимистка, - о, этот тон и этот взгляд, - я же не убеждаю тебя все бросить и бежать в объятия Сашки. Хотя, что уж тут, он вполне себе симпатичен, из хорошей семьи, при квартире, в органах опять же работает, что еще… Ах, да, бегает за тобой не один год! Но нет, мы пока не определились и будем тщательнее рассматривать предложенный судьбой-злодейкой вариант, а вдруг все не то….
- Когда ты так говоришь, хочется стукнуть тебя, чтоб язык прикусила, змеюка, а потом взять, собрать вещи и отдаться в добрые руки воспетого тобой Сашки, - прищурившись, выдала Геле ее же тоном – саркастично-полушутливым. Нечего доводить старшую сестру, она в гневе страшна, и знать об этом младшая должна лучше всех. Выдохнула, подперла отяжелевшую голову кулаком, посмотрела на красотку, сидевшую напротив, и… по-быстрому сменила тему, - новая стрижка тебе идет.
Взгляд Ангелины смягчился, кокетливая улыбка коснулась ярко накрашенных губ, а выверено наманикюренные пальчики взбили коротко остриженные локоны, создав небрежный и такой модный ныне беспорядок. В связи с чем она совершила столь значимое преображение, непонятно, но удлиненное каре, которым она активно хвасталась сейчас, ей было явно к лицу. Особенно с учетом цвета волос: рыжие, даже красные, притом, это натуральный оттенок. Как и у меня.
Отец – жгучий брюнет часто беззлобно шутил над мамой – платиновой блондинкой, что она дважды изменила ему с Богом Солнца, поскольку только от огненного шара могли произрасти два огненных цветка – я и Геля. И, что удивительно, мама не отрицала этого, больше отмалчиваясь. Да и зачем лишние слова, если, исключив цвет нашей шевелюры, внешне мы были безумно схожи с отцом, а, следовательно, и меж собой. Нас нередко путали, называли близнецами, но это не истинно. Гелька родилась тремя годам позже.
- Спасибо. Решила в новый год вступить в новом образе. Может и другое что-нибудь в моей жизни поменяется.
В отличие от меня, выбирающей на сегодня между Сашкой и одиночеством, сестра проблемой выбора не страдала вообще.
Она спешно и сносно окончила школу, пробежалась по курсам маркетинга или как там их называют, и в настоящее время тихо и мирно отрабатывала менеджером (но, если честно, то просто продавцом) в бутике стильной мужской одежды. Мужчин рядом с ней всегда множество: красивых и симпатичных, сильных и в меру подкаченных, офисных мачо и спортиш-мэнов. На день, неделю, месяц, но не на постоянно.
Порой мне казалось, Ангелинка несколько с завистью посматривала на нас с Сашкой, ведь несмотря ни на что у нас были серьезные отношения довольно долгий срок, и оттого из нее периодически прорывалась эта непримиримая с*ка, коей она в принципе не являлась.
- Прическа тебе идет, - искренне отметила я. - Ну что, давай займемся тем, зачем встретились, а то мне еще и поработать бы этим вечером.
- Хватит работать, - проворчала Геля, - от нее, сама знаешь кто, быстро и благополучно отправляется на тот свет.
Знаю, конечно, знаю, но не могу заставить себя измениться. Сложно отбросить, словно мусор, пять лет института, красный диплом, четыре ломовых года службы на износ в нашем городском суде на вспомогательных должностях и искоренить в себе мечту стать кем-то весомым в профессиональном плане (с моей точки зрения): судьей, прокурором, адвокатом.
Отвечать и оспаривать сказанное сестрой не стала. Прописная истина: кони дохнут от переработки и ни один человек не застрахован от того же. Жестокая правда жизни.
Оперативно собравшись и рассчитавшись по чеку, мы с Ангелиной направились по магазинчикам, скопившимся в торговом центре, в целях приобретения идеального подарка для мамы. Папа умер пять лет назад, и с тех пор Новый год мы неизменно встречали в кругу нашей слегка укороченной семьи, в квартире, где проживали мама и Геля. Я некоторое время как жила в небольшой студии, расположенной в старом доме, она досталась мне в наследство от бабушки. Квартирка находилась далековато от центра города, но в шаговой доступности от здания суда, где я трудилась на благо государства и общества.
- Смотри, смотри, какие часики, - возбужденно шептала Ангелина, склонившись над стеклянной витриной киоска. Девушка-продавец заинтересованно взглянула на нас, дескать, что брать будем. Но я не поддалась провокации, оттаскивая сестру от очередного чего-то блестящего, металлического, с камушками и «ой, какого классного!!!».
- Часики маме не нужны, они у нее есть, пойдем поищем что-нибудь иное, - ох, и тяжелая эта работа, тянуть бегемота Гелю из болота ее хотелок и желаний.
- Бука, - по-детски надув губки, буркнула давно повзрослевшая девочка.
- Бяка, - сообщила и я, глядя на то, как Ангелинка, вырядившаяся в не по погоде короткое платье из шерстяной материи черного цвета, переходит к следующем магазину, бойко переставляя ноги, обутые в сапожки на высоком остром каблучке. Уму непостижимо, как она в них умудряется ходить.
Задумавшись, я перевела взгляд на освещенную нежным розовым мерцанием витрину, где на подложке из бордового бархата лежали золотые цепочки, кулончики, незатейливые и замысловатые кресты. Одно из изделий более других приглянулось мне из массы таких же. Оно приковало меня к себе и не отпускало. Овальная подвеска, состоящая из двух половинок для фотографий, с полостью для хранения памятных предметов. Средних размеров, с тонкой ажурною вязью, женственная и теплая.
Следует пройти мимо, предпочесть достойный подарок, полезный в быту, а не побрякушку, коих Геля и без меня способна набрать немерено. Но… Выбор. Вновь он. Шагнула ближе к стеклу, всматриваясь и влюбляясь в вещицу, притаившуюся за ним, с каждой секундной сильнее.
- Классная идея, Маш.
Я улыбнулась. Сестра единственная понимала меня сразу и без объяснений. Как в этот момент. Душа в душу, одним целым. Пусть со стороны иногда выглядело все иначе (мы, бывало, ворчали друг на друга и спорили прилюдно).
Надо ли говорить, что спустя каких-то полчаса мы стали счастливыми обладательницами подвески и цепочки, подобранной в едином стиле. А еще через малый промежуток времени в медальон были помещены наши микро-фото (спасибо ТЦ, где можно заказать что угодно). Две искорки, разгорающиеся при всяком открытии створок.
- Так, я домой, - воскликнула Ангелина, когда мы выползли на свет Божий из жарких и возбужденных объятий мегамаркета.
Зимние сумерки поглотили в свои сети мир вокруг, позволяя редким для этой части города уличным фонарям освещать скромные пятачки пространства. Небо нахохлилось, словно обиженный воробей, напустило на себя грозный вид темными, рыхлыми, тяжелыми тучами.
Но пугаться и злиться на них никто не спешил, поскольку в вечернем морозном воздухе без какого-либо порыва ветра плавно кружили резные белые снежинки. Танец великолепных балерин, завораживающий и пленительный, умиротворяющий и настраивающий на волну спокойствия и тихой радости.
Постояв пару минут и понаблюдав за танцевальной феерией, я взглянула на сестру. Красавица, все-таки, хоть и вредная. В норковой шубке, едва прикрывающим ее стройное тело, с капюшоном, накинутым на прическу, все пряди которой уложены в соответствующем порядке, и на безумных шпильках, готовых всадить свое острие в любого, кто задумает плохое в отношении хозяйки. В сумочке, перекинутой через плечо девушки, прятался выбранный подарок, упакованный в шуршащую бумагу.
- Я тоже домой, - заявила выжидательно взирающей на меня Геле, - на остановку?
- Ага.
Под пластиковым прозрачным колпаком на обшарпанной деревянной лавочке расположилось несколько человек. Они, дружно повернув головы в сторону дороги, вглядывались в черный вакуум пространства, в котором с определенной периодичностью мелькали вспышками фары транспортных средств.
Сидели люди крепко, невзирая на холод, не двигаясь, будто и не ожидали вовсе автобуса, а просто наслаждались погодой, отдыхали. А вне недр остановки прохаживались, подпрыгивали, раскачивались реально ожидающие скорого отъезда граждане. Они молчали, переговаривались, убеждали невидимых собеседников по телефону, что вот-вот, обязательно, приедут домой, в гости, на корпоратив, и создавали тем самым неповторимую атмосферу.
Мы не стали вливаться в поток ожидающих и скромно заняли свободное место с краю. Наш пассажирский транспорт, от строгих троллейбусов до легкомысленных маршруток, все равно не приучен останавливаться в строго отведенном на то кармане.
- Как думаешь, маме понравиться? - внезапно произнесла Геля. Она бессознательно погладила ладонью спинку сумки, где прятался медальон.
- Ты же сама хотела купить ей что-нибудь из украшений, бижутерии, почему вдруг засомневалась?
- Не знаю, - уголки губ нервно дернулись, - беспокойство какое-то возникло…
- Эй, где мой веселый и беспечный Ангел? - шутливо толкнула кулачком в плечо младшей в попытке отвлечь ее от нахлынувших неприятных дум.
- Ангел чистит крылышки, Ромашка, - наигранно беззаботно ответила она, использовав мое детское прозвище, - не пройдет и пары мгновений, как он будет в строю!
- Другое дело!
Странный звук за спиной внезапно привлек внимание. Резкий, меняющий зигзагами направление, сопровождающийся гудками машин разной тональности. Сознание отметило переполошившихся людей на остановке и неподдельный испуг в зеленых глазах Ангелины, смотрящей на дорогу, сотканную в асфальтную полосу позади меня.
Миг и колкие снежинки замедлили спуск, зависнув, как в тугом непроходимом веществе, а потом взорвались мириадами умирающих Солнц. Боли не было, только свет. Много света. Ослепляющий туннель с натянутыми разноцветными струнами, ведущими в никуда.
Глава вторая
Ангел
В жизни каждого человека не так и много тех, кто безмерно дорог и ценен. За родного и любимого мы готовы практически на всё.
