Вот, уж, не стоит.
- Малец опять у тебя затаился? - резко сменил направление разговора Шардай, а получив утвердительный ответ, ворчливо сообщил: выпорю по заднице, так что сидеть не сможет, и не посмотрю, что типа взрослый…
- Я обещал ему поговорить с тобой на предмет его прав, как полноправного совершеннолетнего члена нашего общества, - в том же тоне поведал Артеш отцу, поднимая наши сумки и направляясь к тому по тропинке. Я пошла следом, рассматривая увлекшихся обсуждением родственника мужчин. Интересно, почему же они так не схожи?
Путь петлял и ветвился, оголяя проплешины полян по краям, подставляя на обозрение обглоданные по кругу стволы деревьев, сточенные до белого «мяса» корни многолетних стражей леса. Кое-где на коре имелись метки от когтей, а у основания некоторых деревьев виднелись темные провалы в вырытые кем-то неизвестным норы, старательно подталкивая мои мысли к черте, за которой притаились опасные звери - хищники с острыми зубами и вечной жаждой. Даже не смотря на то, что за все время нахождения на севере Шансу, единственным животным, встретившимся мне, был Журка.
Задумавшись над тем, будут ли дикие и страшные звери так близко селиться к тропе, которая наверняка пользуется популярностью у местного населения, я едва не уткнулась в уже практически родную спину Артеша. Он вместе с отцом стоял в нескольких шагах от широкого деревянного крыльца, гостеприимно зазывающего в дом, примыкающий к нему. Двухэтажный красавец возвышался, можно сказать, прямо посреди леса, без какого-либо видимого ограждения. Он представлял собой сплав некой брутальности и женственности. По-иному дом не описать.
Каркас его был собран из толстых, плотно сложенных друг на друга, отполированных и покрытых каким-то темно-коричневым составом, древесных стволов. Аккуратные квадратные окна чистыми стеклами просматривали периметр, составляющий придомовую территорию.
Высокая крыша укрывала брутала, словно литой шлем конкистадора, воинственно и неприступно. Но….крыша была красная. Нееет, не так. Алая. Яркая, сочная, как подведенные любимой помадой губы кокетки.
В окнах белоснежные ажурные занавески, а на ступеньках крыльца и пространство у двери сплошь было уставлено белыми же махровыми цветами, произрастающими в керамических горшках разнообразного размера. Два огромных вазона сиротливо приткнулись к первой ступени лестницы, врывшись основанием в землю около нее.
Сногсшибательное сочетание.
Взрыв в голове сюрреалиста.
Особенно, на фоне внешнего антуража – сплошной темной зелени леса, серо-розового, низко нависающего неба; освежающего влажного воздуха, танцующего легким ветерком меж, судя по всему, прохладоустойчивых нежных лепестков цветов, а также абсолютной оглушающей тишины.
Я в детстве ходила по ягоды с бабушкой и как-то, отойдя от нее немного в сторону, потерялась, испугалась, и именно звенящая тишина, прерываемая редкими посвистываниями невидимых птиц, страшила тогда больше всего. Как и сейчас. Страшила и привлекала разом.
- Неужели старший сын решил, наконец, проведать родителей? – раздался рядом чистый спокойный голос, одновременно тихий по силе вложенных в него усилий и громкий, если судить по эху, проскочившему коридорами, образованными между стволов деревьев.
Этот голос, как и иной немногим ранее, сподвигнул меня к тому, чтобы незаметно и быстро юркнуть за спину единственного знакомого здесь существа, где я укрылась «темнотой» крыльев, в которой, что удивительно, чувствовала себя вполне уверенно.
- Мама, - поприветствовал вышедшую на крыльцо женщину Артеш.
Привстала на цыпочки и посмотрела на незнакомку.
Мама? Максимум сестра!
Но зато теперь понятно, в кого пошел мой возможный «избранный».
Среднего роста, стройная шатенка, красивая - той красотой, что на Земле принято называть классической, - с волосами, собранными наверху в элегантный пучок, да так, что из прически не выбивался ни один вольный локон, все строго и гладко, и мягкими чертами лица. Как балерина. Русская, красивая, статная балерина, которая и в 16, и в 50 выглядит одинаково бесподобно. Я точно знаю - моя земная квартира располагалась недалеко от специального училища для «балерунов».
Мама Артеша, оглядев открывшуюся перед ней картину, мгновенно и цепко вычленила то самое – важное, новое, впившись в меня нечитаемым взглядом. Хотя, что она могла рассмотреть? Из-за внушительного мужского торса едва ли выглядывала моя яркая макушка и любопытствующие глаза (не худо, как у того болотного Журки).
- Артеш, сегодня не самый ясный день на Шансу, заходите скорее. Да и твоя ДАМА, по-моему, еще минуту и окончательно замерзнет, - сообщила «мама» холодно, а после, никого не дожидаясь, ретировалась в дом. И что это было?
Додумать мысль не успела, поскольку меня ловко выдернули из-за спины и подтолкнули по направлению к дому. Вблизи тот производил еще большее впечатление. От него, будто, исходило тепло. Казалось, прикоснись к любому его элементу и согреешься мигом.
Прикоснуться не дали, буквально втолкнули в прихожую. Прогретый до уютной температуры воздух врезался в мои щеки страстным поцелуем, отчего они, наверняка, заалели. Стало жарко. Стало хорошо. Разувшись и сняв с плеч одолженный жакет, я воззрилась на Артеша в ожидании дальнейших распоряжений. Отец его уже ушел, торопливо догоняя скрывшуюся где-то в комнатах супругу.
- Я не понравилась твоей маме? - объективно и очевидно. Почти не вопрос. Просто утверждение. Но на всякий случай вопросительные интонации я вложила в произнесенную фразу.
- Она пока не знает кто ты?
- А это имеет значение? Или ты так замучил ее своими «дамами», что она каждую встречает коброй, перебравшей яду?
- Моих «дам» она никогда не видела. Но слышала о наличии таковых. Слухи не скроешь. Да я и не пытался. Думаю, не ошибусь, если предположу, что в твоем лице она узрела одну из моих фавориток.
- А у тебя, что, их несколько? Как «трусы-недельки»? В понедельник – одна, во вторник – другая и так далее? Чтобы не надоедали, да? - отчего-то и непонятно от такого известия стало горько на душе.
Сознание ощутимо пнуло сердце, в намеке на то, что этот мужчина не для нас, у нас – на Земле – есть парень. Поумерь, дескать, пыл. Но сердце, громко и часто отстучав волнительное стаккато невинного непонимания, все равно обиделось на мужчину. Фаворитки, значит, вот и пусть идет к ним и выбирает там, а нас с Ангелом оставит в покое. Фыркнула (и куда делась серьезная девушка, коей я всегда являлась? скатываюсь в какую-то пропасть Ангеловского настроения! непорядок...).
- Их две, и с трусами их еще никто не сравнивал, - усмехнулся Артеш. Подколол, ничего не скажешь, - но как бы то ни было, они в прошлом. Очернять выбор отношениями на стороне я не собираюсь.
- А ты знаешь, что царственным натурам положено обзаводиться всего одной фавориткой? На то она и фаворитка, между прочим… - слегка успокоившись, проворчала я.
- Не знаю, где и как положено… - начал было Артеш, но взглянув на меня, сразу закончил - но с этой минуты лишь одна, и никаких фавориток, только спутница жизни, супруга.
Глава пятнадцатая
Артеш
Никогда не думал, что однажды в жизни мне придется оправдываться. По статусу мне это не подходит. Я этого не люблю. Так с чего вдруг в этот момент чувствую себя, словно нашкодивший младенец?
Уже и так переполненное негодованием сознание неуютно ворочалось внутри, подталкивая к совершению поступков, которые обелят меня как мужчину и главу целого мира. Но сделать ничего я не мог.
Обед проходил в напряженном молчании. Стол был накрыт соответственно случаю – помпезно и по-хозяйски радушно.
Рядом со мной, периодически украдкой вздыхая, сидела Ромашка, водила ложкой по тарелке, гоняя овощи по кругу, и старательно делала вид, что ее не обижал ярлык, навешенный на нее с легкой руки матери.
Напротив расположилась мама. Прямая, как палка, с суровым посылом во взгляде. Вроде того, для чего и почему я заключил, что вправе привести в отчий дом какую-то там «фаворитку».
Единственным непринужденным и веселым оставался отец. Он бодро поглощал пищу и хитро поглядывал на меня и на мать. Ждал, видимо, кто первым из нас взорвется и наговорит лишнего. Шэттов политик. Не поведал обо всем матери, наедине, а теперь смотрит, ждет.
Когда унесли последнюю смену блюд, оставив лишь некоторые закуски и горячие фруктовые напитки, без которых в этом холодном краю не обходилось ни одно застолье, маму, наконец, прорвало.
- Распорядиться приготовить комнату на двоих? - сухо, безэмоционально спросила она меня, не смотря на Машу при этом вовсе.
- Нет, - я и рта открыть не успел, когда в миг собравшаяся землянка, четко и уверенно отвергла указанное предложение.
- Почему? - поинтересовалась мама, переведя взор на заговорившую девушку. Неожиданно.
Но Ромашка не спасовала. То ли адаптировалась постепенно и возвращала себе былой настрой, то ли приняла для себя какое-то решение относительно происходящего и соизволила-таки дать отпор сопернице в лице моей родительницы. Даже не знаю, что предпочтительнее.
- А почему, собственно, да? Я и Артеш не близки, приехали сюда по делам. С чего Вы определили, что мы нуждаемся в одной комнате на двоих? - выдала на одном дыхании Маша, будто ныряя во взволнованные воды океана.
Пауза. Многозначительная. Оценивающая. А затем:
- Артеш? - всего слово, но в нем столько вопросов и претензий, что любой другой испугался бы и рассказал бы про все свои секреты, как на духу. Но не я. Привычен.
Вероятно, кто-то, не знакомый с нашей семьей, подумал бы, что внешностью и характером я пошел в отца. Высокий, темноволосый, тоже Шон, политик, делец, волевой и решительный, местами – да-да – жесткий. Но это далеко не так. Я не походил на отца. Ни внешностью, ни сутью. Ну, если только немного.
Отец – высокий, мощный, темноволосый, с грубыми чертами лица. Он напоминал плохо отесанный кусок породы, в котором Богиня наметила все необходимые части тела, после чего сочла, что и этого достаточно.
Первоначальное мнение о мягкотелости, недалекости отца у многих складывалось неверно. Он – истинный шарэттец. Крылатый. В нем жил такой энергетически заряженный дух, хитрый, продумывающий все действия – свои и оппонентов – на много шагов вперед, что сравниться с ним в этом мало кто мог. Я восхищался им. Всегда. Бывало не соглашался с его распоряжениями, но никогда не ставил под сомнение его авторитетность.
Я не такой, прямолинеен, говорю, что мыслю, не утаиваю неприязни к тому, чего не желаю терпеть. Я иной Шон, и большинство жителей Шарэттэ за десять лет моего нахождения в должности убедились в этом. Имеются, естественно, и те, кто пытается «вскрыть» меня по старым технологиям, что применял к моему отцу, но их осталось единицы. Характером и несколько утонченной внешностью я пошел в мать. Не истинную, без крыльев, из простой семьи, но сильную, умную, а также нежную и ранимую, одновременно. Лишь цвет глаз и разрез у меня – как и у Даннеша – отцовский. В остальном…
- Артеш! - настойчиво позвала мама. Отец, потянувшийся было за округлой булочкой, одиноко возлежащей на общем блюде, одернул руку и заинтересованно, выжидательно посмотрел на меня. Шэтт!
- Маша – не моя любовница и нам отдельные комнаты, пожалуйста, - и пока мать не успела вынести на обсуждение иные, зародившиеся в ее голове, предположения о том, кем же является Ромашка, я быстро произнес - она землянка. Возможно, моя Шаями.
- Шаями? - прошептала мать, на выдохе, поперхнувшись последними звуками и закашлявшись. Отец протянул ей свой остывший напиток, но она отмахнулась от него, сделала пару вдохов, после чего мягко, с надеждой в голосе, спросила, - а почему только возможно?
Да Шаэтт всех побери. Мама она такая мама. Вот, казалось, ситуация хуже не придумаешь, а мать уже с неровно пребывающим энтузиазмом взирает на Ромашку, выискивая у той признаки влюбленной и замужней женщины, а также беременности и прочее-прочее-прочее. Сейчас еще поинтересуется, ничего ли ее не беспокоит…
- Маша, а Вас..
- Так, всё, - перебил я родительницу, давно и нещадно склоняющую меня к семейным узам, а потому каждое непроизнесенное слово я с точностью до буквы знал и предугадывал до того, как оно озвучивались, - мне нужно уйти, Машу оставляю на тебя. Покажи ей дом, террасу. И … Мам, мы в спешке покинули Шибаяну, и я позабыл предупредить Ромашку о местном холоде. Подберешь ей что-нибудь из теплых вещей?
- Да, хорошо, но …
- Прошу! - настойчиво повторил и взглянул на притихшую девушку. В ее глазах сияла просьба не бросать ее здесь одну, однако, взять ее с собой я не был вправе. Неизвестно, как далеко мне придется идти, что меня там ждет, а Ромашка без соответствующих вещей, не подготовленная.
- Маш?
- Все нормально, - произнесла она, прочитав невысказанный ответ в моих глазах, и отвернулась.
Нормально? Да, где уж там….
Зацикливаться на эмоциях девушки не было ни времени, ни возможности. Еще перед отъездом я для себя определился провести на Шансу как можно более короткий срок. Сутки, двое, не больше. С родителями хотелось бы и подольше побыть, но не сейчас. Потом.
Оставив растерявшихся и одинаково обидевшихся на меня женщин (но по разным причинам все же, я полагаю), я направился к тем домам, что находились недалеко от предполагаемого месторождения черного камня, чтобы выяснить подробности произошедшего. Отец пошел со мной.
- По-моему, все прошло неплохо, - промолвил он.
- Неплохо? - зло выдохнул я. Не знаю, чего хорошего усмотрел отец, я личного ничего подобного не заметил. Обернулся к отцу в попытке понять, не насмехается ли он надо мной.
- Ну, да, - спокойное резюме в ответ, без шуток, лишь со слегка обозначенной улыбкой на губах, - мать от твоей Шаями в восторге.
- Как-то странно проявляет она восторг. Да и Ромашка пока не моя Шаями, - напомнил отцу, двинувшись дальше.
Дома в этой части Шансу располагались в отдалении друг от друга. Преимущественно в лесу. Но, поскольку опасных зверей, откровенных хищников, в нем не водилось, шарэттцы и не опасались размещаться таким образом.
Поселение, где жили родители, включало в себя около сотни домов. Наместник тут имелся, толковый, истинный шарэттец. Что не исключало при том того факта, что местные с возникавшими проблемами по-прежнему чаще обращались к отцу, чем к, собственно, моему фактическому заместителю.
Полчаса спустя мы были около нужного нам дома.
Нетрадиционно и необычно, но около него на довольно близком расстоянии стояли еще два дома, двухэтажные срубы с красными крышами.
Крыши у всех домов на Шансу неизменны, как по форме, так и по цвету. И если форма сложилась с течением лет, то цвет зависел исключительно от того, что в вещество, из которого выполнялись части покрытия, добавлялся песок из пустыни.
В доме наместника – Кроуша – было тесно. Прознавшие о моем появлении жители, устроили полномасштабное собрание, и лица у присутствующих недовольные, взволнованные, частично – испуганные.
- Что это вы тут все сбились-то? - грозно пробасил отец, едва мы вошли в дом. Я успел поздороваться, а родитель уже сориентировался и применил свой очередной хитрый прием – сбить с толку противника, дабы он был дезориентирован и не задавал неудобные вопросы.
