В моей жизни чрезмерное количество проходящих и временных людей: мужчин, которых любила, хотела или с которыми просто дружила; клиентов в магазине; сезонных подруг и знакомых по учебе, работе; соседей и даже случайных прохожих, кому мимолетно улыбнулась, спеша по делам. Но действительно дорогих, кому верна душой и сердцем, всего лишь двое. Мама и сестра.
Самый страшный сон, что однажды приснился мне, был про смерть мамы. Я явственно всё прочувствовала, прожила это, глядя в стеклянные глаза близкого человека, я покрылась чернотой одежды и окружающего пространства настолько, что буквально задыхалась. Страх и боль, словно клещ, впились в мысли. Они скручивали их, выворачивая наизнанку панику маленькой девочки, боящейся остаться одной.
Проснулась в холодном поту, долго не могла отдышаться, а потом дрожащими руками не менее получаса обнимала мамочку. Казалось, если отпущу ее, то сон обязательно сбудется. Разумом понимала, да, наступит день, и я вкушу ужасы ночного видения, но эмоциональная часть меня усердно отталкивала сумрак данного осознания. Так было проще и легче.
С сестрой иначе. Она с первых дней жизни рядом, как друг, советчик, поддержка, «жилетка». Она играла со мной, хвалила, ругала, ворчала на меня, давала ценные советы и поддерживала в трудные минуты. Ведь не о любом нюансе твоих судьбоносных перипетий можно рассказать маме. А ей можно. Я не представляла, каково это - быть без нее.
Сегодняшний поход по магазинам не являлся исключением.
Поболтали, пошопились, пофотались (кстати, было весело), а после – вырвались из лап предпраздничного настроения, загулявшего на этажах торгового центра. Новый год мне нравился: запах ели, мандаринов, вкуснейших конфеток, что мама по-прежнему дарила нам с Машкой в прозрачных пакетиках с разноцветными бантиками на боку - некая традиция, согревающая получше пряного глинтвейна в зимний вечер. Но сейчас пора домой.
Врезавшись стилетами – каблуками в образовавшийся под ногами каток, замерла в ожидании попутного маршрутного такси, что доставило бы меня к маме. Посмотрела на Ромашку. Внутри всё сжалось, будто от неприятного предчувствия, на первый взгляд, необоснованного.
Момент, когда темнота с глазами в виде желтых автомобильных фар начала надвигаться на нас с сестрой, не забуду никогда. Снежинки, сверкнувшие острыми гранями в ярком свете, показались тогда убийственно прекрасными.
Последней мыслью перед тем, как меня поглотило это желтоглазое чудовище, было удержаться. Не отдать жадной пасти смерти родного человека. И я вцепилась в Машу. Прижалась крепко, слилась с ней в единое целое, чтобы ничто не смогло разлучить нас даже там, за чертой неизвестности.
И это спасло…
- Геля…
Стук.
Удар моего сердца ответил тихому голосу, звавшему к себе.
- Геля, очнись…
Стук. Стук-стук. Стук-стук-стук….
Ритмичные удары вбивались в грудную клетку изнутри, выталкивая за пределы бессознательного. Открыла глаза и тотчас закрыла их. Ослепительно, жарко, мучительно.
- Геля, если ты не придешь в себя, я окачу тебя ледяной водой. Ее здесь хоть залейся, - вот же доставучий и вредный, что ему надо-то?
- Где? - решила уточнить всё-таки, где в этом царстве пекла расположен чудодейственный источник ледяной воды.
- Откроешь глаза и я покажу, - настырно призывал голос. У-у-у-у...
Напряглась, приказав векам разлепиться. Слизистая, оберегающая глазные яблоки от механического воздействия извне, сразу высохла и оголила чувствительный и беззащитный орган. Заморгала в тщетной попытке привести утерянное в норму, после чего медленно подтянулась и села.
Передо мной на коленях сидела Маша. В том же черном пуховике, из-под которого выглядывал зеленый шерстяной шарф, зимних ботиночках и съехавшей низко шапочке, увенчанной меховым помпоном невероятных размеров. Своевольные рыжие завитки, не поддающиеся укладки в косу, выбились из оков головного убора и трепетно припали к щекам хозяйки. Глаза, как два янтаря, взирали испуганно, неотрывно.
- Не смотри так, со мной всё в порядке, - проворчала я.
Прикрыла веки, сканируя собственное тело на предмет физических повреждений. Таковых, что странно, не обнаружилось.
Через минуту пришло осознание: ещё чуть-чуть и я сварюсь во всех этих слоях одежды, что были на мне. Стянула с себя шубку, многострадальные сапожки, не приспособленные под ореол настоящего обитания, и, подумав, к вещам, сложенным в кучку, присовокупила колготки. Полегчало, но не значительно. Сумочку не нашла, детальный осмотр и тщательный подкоп песка подо мной, результата не дал. Жаль.
- Маааш, - позвала сестру, увлеченно складывающую в компактный баул свои верхние вещи и обувь. Она осталась в брюках и блузке с длинным рукавом – стандартный костюм для госслужащего.
- Мммм, - информативно отозвалась Ромашка.
- Скажи, что это вокруг за отрыжка юного художника-сюрреалиста?
- Ты о чем? - удивилась она.
- Я говорю, - обводя для наглядности рукой окружающий ландшафт, - что это за место такое? Красный песок, вернее много красного песка, красные же камни - хотя, судя по их величине, не камни, а глиняные големы - и невыносимая жара… О, зацени небо! Ячный желток вместо солнца, розовые пони вместо облаков и, в довершении всего, рисовавший их Сальвадор Дали, в процессе, по-видимому, опрокинул склянку с сиреневыми чернилами. Кошмар. Смотреть больно.
- А, по-моему, нормально, - спокойно ответствовала Маша.
- Нормально?! - я ткнула пальцем в небо и вопросительно взглянула на эту «нормальную», - а ничего, что на Земле подобного эпатажа нет!
- А вдруг есть, ни ты, ни я не обошли земной шар вдоль и поперек, - попыталась урезонить меня наивная Ромашка.
- Мааш, какая Земля?! Нереально в одну секунду глотать морозный воздух в родном городе, а в следующее мгновение сохнуть в таинственной и никому не известной пустыне планеты Земля с таким набором отличительных черт!
- И где мы тогда по-твоему? - всё также спокойно спросила сестрица.
- Нууууу, - ещё раз внимательно оценив представленный вариант нашего размещения, выдала рациональное предположение, - мы либо просматриваем совместное загробное кино, и не черно-белое, а красно-сиренево-желтое, либо мы совсем не на Земле!
- Ангелина, - серьезное начало, - я, конечно, понимаю, что современное романтическо-фантастическое писАтельство перенаселено попаданками различной степени одаренности и стервозности, но это сказки, а ты, вроде как, взрослая девочка.
Нокдаун.
Но, нет, мы так запросто не сдаемся. Поднимаемся, отряхиваемся, и в бой:
- Хорошо, скажи тогда, что ты думаешь об этом месте.
- Только факты и ничего кроме фактов: пустынно, песочно и скАлисто, знойно, но там имеется вода, - махнула рукой за спину в область скопления темно-красных валунов, - объективно непонятно, где мы оказались, но, полагаю, выясним. Не пропадем.
Оптимистка моя. Факты-излагательная.
- Не пропадем, ага - эхом повторила я. Находиться без движения на сильно разогретом песке было невозможно. Стопы уже прожарились до хрустящей корочки, и в верх, по ноге, принялись ввинчиваться горячие иглы, выше и выше, будто норовили пробраться до сердца и вонзиться в него с вожделением изголодавшегося стервятника. - Машка, умоляю, пойдем к воде, не могу больше тут стоять.
Вы видели когда-нибудь, как задыхающиеся от жажды звери несутся на единственный на сотни километров вокруг водопой. Так вот, мы ровно так и рванули к пристанищу прохлады, способной снизить градус наших тел. Однако обманчивый вязкий воздух пустыни нагло посмеялся над моими пожеланиями поскорее занырнуть в разрекламированное озерцо. Через пять минут каменный круг, закрывавший собой воду, не приблизился и на метр.
- Ромашка, а ты уверена, что там есть водоем? - пыхтя, как паровоз, отходящий от станции, поинтересовалась я. Ноги утопали в рыхлом месиве, замедляя продвижение, а прыгать зайцем в попытке сократить период соприкосновения оголенной кожи с раскаленной массой я устала почти сразу.
- Уверена, я возле него очнулась, - обнадёживает, - идти осталось недолго, минут десять.
- Серьезно? Как ты тогда собиралась окатить меня «ледяной водой»? - я остановилась и посмотрела вслед идущей сестры. Вздохнула. Десять минут надо бы продержаться. Зависла, обдумывая каверз природы, визуально издевающийся над девушками в беде – дразнит мнимой близостью, но подпускает не сразу, а затем почувствовала, как в нежную часть стопы впиваются чьи-то неопознанные … ну, не знаю, коготки, клешни, жало. Я взмыла ввысь, точно пробка из бутылки шампанского, и с душераздирающими визгами отпрыгнула к несколько ушедшей вперед Машке, - А-а-а-а-а-а…. Твою ж….Ромашка, что это за х*?!
Маша обернулась и укоризненно взглянула на меня.
- За ногу кто-то укусил, - пробубнила я в оправдание своего поведения, рассматривая стопу, на которую было произведено покушение. Повреждения отсутствовали. Покосилась на то место, где только что стояла. Микроскопическая воронка в песке стремительно затягивалась под воздействием кого-то, невидимого глазу. Меня передернуло от переизбытка бурлившего возмущения. Я показала вероятной казявке средний палец на правой руке, выражая тем самым свое к ней отношение. Неожиданно из центра выравненной воронки вынырнул некий кровавого окраса сучок и с сухим треском выпрямился в мою сторону, - да чтоб тебя за….
Мой вскрик, очевидно, расслышали даже на Солнце. Зашибись, как классно. Успокоив не в меру разбушевавшееся сердце, я пошла в прежнем направлении, стараясь не задерживаться на каком-либо пятачке более пяти секунд.
Дальнейший путь дался мне тяжело. Мысленно я уже вступила в специальный охладитель, что ожидался за поворотом.
На последних метрах я опередила Ромашку, срываясь на бег, отчаянно догоняя постоянно отдаляющиеся валуны. Мой вскрик: «Ааааааа…Я больше так не могу!» вырвался из груди непосредственно перед тем, как пальцы коснулись долгожданной глади красно-каменных близнецов.
Не раздумывая, протиснулась через первый попавшийся проход и ворвалась в живительную влагу небольшого прозрачного озера, зайдя в него по колено.
О, Боже, как хорошо! Моему стону наслаждения в этот миг позавидовали бы все земные куртизанки - им так крышесносно наверняка никогда не было.
- Маш, иди сюда, это полный восторг, - блаженно жмурясь на блики, сверкающие на поверхности воды, прошептала я. Не спугнуть бы кратковременное счастье, накатившее на меня сейчас.
Сестра неуверенно прошла в тот же проход, что и я, подошла к кромке воды, но заходить в нее не стала. Засунув руки в карманы брюк, она устремила свой взгляд прямо, туда, где над горизонтом проплывало очередное стадо диких облачных пони, по девчачьи выкрашенных в розовый цвет.
Кожу начало покалывать ледяными иголочками, но выходить я не торопилась. Мир контрастов: сумасшедший, но притягательный.
Да-да. Несмотря ни на что, фантазия, представшая перед нами, интриговала. Не хотелось думать о возможной собственной кончине, о том, что маме плохо и одиноко. Я убедила себя, что этот мир – сон, горячечный бред, игра, и по их завершении я непременно приду в себя, и всё вернется на круги своя. И я вернусь к маме.
Вдруг, заметила, как Машка сосредоточенно вглядывается во что-то за моей спиной. Посмотрела туда же.
- Ромашка, - тихо, боясь развеять обнаруженное видение, прошелестела я, - или это мираж, или к нам идет обалденный мачо.
В расплывающемся мареве проявилась самая сексуальная картина, какая может быть. Мужчина. Высокий, смуглый, в одних штанах, что провокационно сползли ниже некуда, босой. Его слегка отросшие темные волосы перебирал не менее чем я возбужденный ветер. Он шел, не спеша, целенаправленно и явно к нам. Хищник, чьи стальные мышцы перекатывались под упругой загоревшей кожей. А мы с сестрой наивные газели, удел которых дождаться и встретить неизбежное поражение от его лап.
Но мне, почему-то, страшно не было. Пусть боится хищник.
Глава третья
Артеш
Жить необходимо в удовольствие.
Так, как хочешь и как можешь это лишь ты.
Получать искреннее удовольствие ребенком от ласки и заботы родителей, нежной улыбки матери, любящего взгляда отца. Вырывать удовольствие подростком, едва вкусившим глоток свободы: друзья, увлечения, тайны, незабываемая влюбленность и тонкий цветочной аромат девочки, у которой крадешь первый поцелуй. ВкушАть игристое и терпкое удовольствие юношей, достигшим совершеннолетия; удовольствие от осознания, что вправе называться мужчиной, полномочным на реализацию своих желаний без оглядки на чьи-либо советы со стороны. Ну, почти все.
Сколько помню себя, постоянно был в центре внимания.
Сложно стать невидимкой, если твой отец занимает главную административную должность на планете. Шон. Избранный народом. Глава. От его вердиктов зависело многое и многие. Были, конечно, и зависть, оговоры, покушения на жизнь и здоровье отца в попытке отвернуть его от определенного выбора, но чаще я видел услужливость, лесть, материальные блага и власть, безграничную власть. Так мне тогда казалось.
Я рос и верил, однажды, как и отец, обрету статус избранного. Меня будут слушаться, поклоняться. Я четко знал, какие решения приму сразу, и что полетит в костер забвения: устаревшие традиции и правила, никому ненужные требования, неактуальные в современном развивающемся обществе. Нормы, категорически претившие и не нравящиеся мне.
И для начала я планировал прекратить направлять на Шансу шарэттцев, чтобы те ждали и помогали девушкам, появлявшимся там с завидной регулярностью. Землянки. Культ Шаями – той, что ждешь, единственной – как зараза разросся на Шарэттэ. Он оброс чрезмерным количеством мифов и легенд, въелся черной тенью в тело моего мира, и его следовало искоренить. Я был уверен, если мы перестанем интересоваться этой частью света, то и девушки перестанут прибывать. Мы не нуждались в них. Уже нет. Думать о том, нуждаются ли явившиеся в нас – тех, кто готов принять, помочь – моя молодость не могла и не хотела.
Приказ о назначении меня Шиятом – избранным, которому доверяют дождаться очередную землянку, оглушил.
Я буквально накануне отметил совершеннолетие, праздновал с размахом, мечтал попутешествовать, увлечься парой-тройкой шарэттянок, постоянно увивающихся рядом. И тут такой поворот, вызов.
За десять дней поисков я возненавидел всех земных женщин, возникавших на планете. Мечтал об одном – побыстрее найти несчастную и приступить, наконец, к осуществлению своих намерений.
И мечта сбылась, но совсем не так, как представлял себе я.
Девушка была испугана и крайне отягощена прошлым. Я же в тот день увидел исключительно ее внешнюю привлекательность – рыжие завитушки волос, зеленые глаза, точенную хрупкую фигурку – и обрадовался, что все так легко, был даже не против уделить ей некоторое время.
Но она приняла решение, к которому я оказался не готов. Глухая пропасть и встреча с каменным дном. Спасти эту Шаями мне не удалось, хотя я, несмотря ни на что, в конце и пытался сделать это.
Вроде бы ничего не значащая ошибка – невозможно принудить кого-то захотеть жить, и пусть я и не предпринял ничего, чтобы у девушки такое желание появилось, я не считал себя виновным. Но местная Богиня, дух планеты, постановила иначе. Пришла и покарала. Она забрала у меня то, чем я гордился.
