Девушка мне не знакома, но я безусловно вижу сходство с Аней. Такая же худенькая рыженькая девочка с кукольным личиком и ногами от головы. Она поспешно натягивает на полуобнаженное тело блузку и поглядывает в сторону Ани, видимо, боясь, что та сорвется с личной цепи Бессонова.
Артём… Он елозит по постели, что-то пытаясь нащупать руками и шумно валится на пол. Парень полностью обнажен и только покрывало, в котором он запутался, скрывает его стратегические места.
Сзади меня щелкает яркая вспышка и я оборачиваюсь, понимая, что незнакомые ребята слетаются на крик Ани, как мухи на… В общем, толпа у двери образовалась внушительная.
– Лиса, закрой эту долбанную дверь! – рявкает Бессонов.
Я оборачиваюсь к нему, безразлично рассматривая его тревогу, смешанную с гневом, и не стараюсь что-то предпринять.
Рыжая девушка проталкивается через толпу, пытаясь исчезнуть как можно быстрее.
– Лиса, – Кирилл метает в меня взгляд, полный раздражения от моего промедления.
Я смотрю в его глаза, затем на растерянную и заплаканную бывшую подругу, у которой закончились силы на истерику. Она обессилено плачет, в упор глядя на своего парня. Перевожу взгляд на пытающегося встать с пола Артёма. Он грузно раз за разом приземляется на бедра и глухо рычит. Что-то пытается сказать, но выходит бессвязное мычание и невнятные слова. Его глаза пустые, стеклянные. Он совершенно не понимает где он и что происходит.
Разворачиваюсь и выхожу из комнаты.
– Василиса! – кричит мне в спину Кирилл, но нас уже разделяет толпа студентов, которые перешептываются.
Это должно быть так. Я планировала сымитировать подобное, а не подкладывать под перепившего или перекурившего дряни парня другую девушку.
Неужели они успели переспать? Но как в таком состоянии можно что-то сделать? Может, девушка специально его раздела, чтобы обставить ситуацию более пикантной? И что вообще нужно выпить и сколько выкурить, чтобы весьма высокий и мощный парень настолько был не в себе?
Я подхожу к столику и схватив забытый стакан с ромом и колой, отпиваю добрую половину. Напряженно думаю, но писать Стасу не решаюсь. Отчего-то я вообще не хочу с ним столкнуться. Нужно валить.
Не успеваю поставить стакан на столик, как меня грубо разворачивают, из-за чего напиток проливается на пол и немного на оголенные ноги. Передо мной стоит Кирилл, который сканирует меня взглядом.
– Ты почему здесь? Твоя подруга в истерике, а её парень в беспамятстве! – возмущенно спрашивает Бессонов. – Мне нужна твоя помощь. Я вызову такси и развезем ребят по домам. Артёму нужно проспаться, а Ане успокоиться.
Безмолвно смотрю на то, как Кирилл не находит себе места и нервничает. Он действительно встревожен и слишком эмоционален к подобной ситуации.
Как интересно… А ведь когда Ковалёв раскрыл все его карты и гнусные поступки, он вел себя, как высокомерный ублюдок, считая такой порядок вещей сущим пустяком. Моё сердце и невинность для него — ничто...
– Василиса, почему ты молчишь?
– Не нужно меня трясти, – я аккуратно убираю его руки со своих плеч. – Я собираюсь домой. Мне некогда заниматься чужими проблемами, – спокойно отвечаю я, замечая изумление в глазах Бессонова.
– Подожди… Ты хочешь сказать, что просто поедешь домой, пока здесь происходит нечто подобное?
– Ты мастер разруливать такие дела. Аню отправь домой и пожелай ей успокоиться, а Артёма встряхни и подожди, пока проспится. Тебе это под силу, – я хлопаю его по плечу и скупо улыбнувшись, разворачиваюсь к лестнице.
В этот раз мой оборот на каблуках был жестче.
Во-первых, крепкий алкоголь бьёт набатом по моему непривыкшему организму, во-вторых — Кирилл в бешенстве.
– И что всё это значит? – он яростно сжимает моё запястье. Так крепко, что я практически ощущаю свою кость под его пальцами.
– Отпусти, – тяну руку на себя, но Бессонов не позволяет вырваться.
– Погоди-ка… – в его глазах сверкает понимание, – ты что, причастна к этому абсурду? Василиса, ты действительно приложила к этому руку? И для чего… Поверить не могу. Ты решила нам всем отомстить? – он так сумбурно задает вопросы и отвечает на них, что я не сразу понимаю о чём он меня спрашивает.
– Отпусти. Мою. Руку, – чеканю слова, раздражаясь.
Он смотрит на меня и в его глазах я вижу нечто для меня новое. Но я не могу понять его эмоции, которые слишком сумбурные и поочередно сменяют друг друга.
– Секс тоже был частью твоего блядского плана? – шепчет он, приблизив своё лицо, искаженное гримасой ярости, к моему.
– На вечеринках принято отрываться. Это я и делала, – снова тяну руку на себя, уже ощущая, как под его пальцами болит кожа.
– Я тебя не узнаю, Василиса. Девушка, в которую я влюблен – никогда бы не стала причинять боль своим близким и друзьям. Твоя месть бессмысленная, она же тебя отравит изнутри.
– Где ты был такой умный и праведный, когда спорил на меня и трахал? – рявкаю ему в лицо и пихаю в грудь.
Он отпускает руку, которую я сразу же растираю, не желая увидеть завтра следы от синяков.
– Хочешь мстить – давай. Поквитайся со мной… Но не смей портить жизнь моим друзьям! – он повышает на меня голос, привлекая внимание своих друзей за столиком.
– Твоя очередь ещё не настала, – мои губы подрагивают в ухмылке.
– Кто тебе помогает? – смотрит на меня и сжимает кулаки, поджимая губы.
Он в бешенстве. А моё сердце пропускает этот удар, из-за чего в груди щемит. Почему он такой экспрессивный и яростный, когда дело касается его друзей? Почему, когда я испытала боль и предательство – никто даже не попытался кинуться на меня с объяснениями и помощью? Он ведь просто сидел и делал вид, что это дело меня даже не касается…
– Тебе с ним не сравниться, Бессонов.
– Ковалёв, – догадывается парень без промедлений. – Ты ступаешь на очень скользкую дорожку, Василиса. Он не тот человек, которого следует просить о помощи. Даже если помощь такого рода, – он неопределенно взмахнул рукой. – Останься и исправь свои ошибки, пока не стало слишком поздно.
– Кажется, ты не понял. Я не собираюсь останавливаться.
– Если ты сейчас уйдешь, я не стану вытягивать тебя из этой передряги. Подумай лучше, прежде чем ты разобьешь себе сердце бессмысленной местью, – он угрожающе указывает на меня пальцем.
– Разве ты ещё не понял, Кирилл? – я выдыхаю, с тоской смотря на парня. – Нечего больше разбивать и терять. Не-че-го.
– Что же… Тогда удачи тебе в твоей изощренной мести. Но предупреждаю тебя единственный раз – посмеешь навредить кому-то из моих близких, я лично уничтожу тебя, Авдеева. Проваливай. Тебе больше здесь не рады.
Я смотрю на Кирилла, который, видимо, рассчитывает, что я всё ещё могу выбрать светлый путь. Но моё мнение никто не сможет изменить. Только не теперь.
Если мне придется быть против всех – я буду против всех.
– Ты пожалеешь об этом… – доносится мне в спину, из-за чего я всего на мгновение замираю.
Совесть покалывает в желудке от волнения и неуверенности, которым я запретила себе поддаваться.
Не оборачиваясь, спускаюсь вниз и протискиваясь мимо танцующий ребят, выхожу на улицу.
Ноги пошатываются, и я тяжело приваливаюсь к деревянной колонне на просторном балкончике у входа.
Дышать почему-то сложно, почти невыносимо. Зрение немного мутнеет и смазывается, но я быстро моргаю и не позволяю себе подобные эмоции.
– Неужели тебя так впечатлило шоу? – раздаётся насмешливое сбоку, отчего я дергаюсь и обескураженно смотрю на Стаса.
Парень с наслаждением курит сигарету и с насмешкой разглядывает моё состояние.
– Результат… – шепчу я, качнув головой, – что ты с ним сделал?
– Ничего особенного, – пожимает плечами парень. – Артём отказался идти легким путем, а мне пришлось импровизировать.
– Импровизировать?! – яростно зашипела. – Он без чувств и даже встать не может!
– Принцесса, наслаждайся плодами нашей коварной мести. В конце концов, тебе не о чем переживать. Ты ни к чему не причастна.
Я часто дышу и пытаюсь взять себя в руки, но это мне едва удается.
– А ты, как посмотрю, время не теряла. Задержать Бессонова сексом – весьма интересный способ. Не думал, что ты на подобное можешь решиться, – я ощущаю его взгляд, который ощупывает меня с ног до головы.
– Тебя это не касается.
– Ещё как касается. Перед тем, как я возьму тебя, хочу видеть твой голод в глазах. Надеюсь, у тебя нет в планах утолять этот голод с Бессоновым?
– Ты мне отвратителен, – фыркаю я и спускаюсь со ступенек. – Отвези меня домой. Я не хочу здесь оставаться.
– Тебе не о чем беспокоиться, особенно о Бессонове. Если хочешь – набью ему морду, – шаркает за мной Стас.
– Не предпринимай ничего из того, чего я не прошу, – поворачиваюсь к Стасу.
– Совесть взыграла?
– Мне – плевать! – который раз за этот день повторяю эти слова, но Ковалёв мне не верит.
Я и сама себе не верю в этот момент. Эмоции бьют через край и мне хочется как можно быстрее оказаться дома, в своей постели.
– Постой здесь. Я подгоню машину, – он кидает окурок в кусты и уходит в темноту.
Я терпеливо жду его возле громоздкой калитки и сдерживаю себя, чтобы об неё не облокотиться. Слишком тяжелый день в эмоциональном плане… И в физическом.
Машина Ковалёва тормозит, и он выходит, чтобы галантно открыть мне дверь. Какой же он напыщенный павлин! Но я безвольно вздыхаю и иду к машине, желая поскорее оказаться дома и обдумать произошедшее в спокойной обстановке.
Перед тем, как сесть, оборачиваюсь, словно ощущая некий зов. Встречаюсь взглядом с Кириллом, который вышел на крыльцо и пронизывающе смотрит на меня. Я замерла, не в силах сдвинуться. Он всем своим видом будто говорит, что сейчас даёт мне последний шанс передумать…
А стоит он моего прощения?
– Продолжишь на него так пялиться, и он соврется, – тихо, как змей искуситель, нашептывает мне Стас.
Мои губы подрагивают в ухмылке. Я не знаю, кого хочу убедить больше в моем равнодушии – себя, Стаса или Кирилла. Тем не менее, я смотрю на Бессонова, который угрожающе сложил руки на груди и продолжает смотреть в мои глаза.
– Поехали, – напряженно выжимаю из себя слова и сажусь в машину, слишком шумно закрыв дверцу.
Я захожу домой, едва помещаясь в дверях со своими покупками. Аккуратно расставляю бумажные пакеты у стены и обессиленно облокачиваюсь на камод у зеркала. Наконец-то я дома и могу перевести дыхание от этого бесконечно тяжелого дня.
Поднимаю тяжелый и уставший взгляд в зеркало и буквально не вижу себя. Передо мной чужая и незнакомая девушка.
На глаза накатывают слезы, но я мужественно прикрываю глаза и всё ещё держусь… Пока я не слышу торопливые шаги.
– Мама, – киваю я застывшей женщине, которая пораженно спотыкается и замирает, схватившись за стену. – Ты ещё не спишь, – говорю очевидное, лишь бы заполнить напряженную тишину.
Она вздрагивает, но через мгновение на её скулах бегают желваки от гнева, осматривая меня с ног до головы. Я повторяю за ней, но присматриваюсь к её лицу. Она плакала: глаза красные, нос тоже, а лицо бледное и утомленное.
– Василиса, что происходит? – она осторожно делает шаги ко мне на встречу, не то боясь подойти, не то готовясь напасть дикой кошкой.
– А что происходит? – уточняю я и разуваюсь, стараясь больше не пересекаться с ней взглядом.
– Что с твоими волосами? – следует очевидный вопрос. – И что на тебе надето?! – взрывается мама, как только я снимаю новенькое кожаное пальто, бережно повесив его на вешалку.
– Тебя волнует только это? – я замираю у того же камода, понимая, что протиснуться в тесном коридоре под пристальным взглядом мамы и избежать ненужного разговора не выйдет.
– Ты целый день игнорируешь мои звонки, – сердито подмечает она.
– У меня были личные дела, – киваю я, подтверждая, что я целенаправленно игнорировала её звонки. Точнее, я просто заблокировала её номер на этот день.
– Да что с тобой происходит, в конце концов! – мама подлетает ко мне, продолжая осматривать меня с ног до головы и, видимо, не может поверить своим глазам.
– А с тобой? – срывается с моего языка.
– Василиса! – недовольно вскрикивает мама.
– Что?
– Прекрати мне хамить! С тобой стало невыносимо разговаривать, а ведешь ты себя ещё более отвратно. Посмотри на свою одежду! Посмотри на свои волосы!
– Я хочу спать. Можно я пойду в свою комнату? – игнорирую её гневное пыхтение и пытаюсь всё-таки протиснуться и обойти маму, но она встаёт передо мной непреодолимой стеной. – Ну что ещё?! – я срываюсь вслед за мамой.
– Послушай меня, дорогая. Пока ты живешь в нашем доме, ешь за наш счет и покупаешь своё непотребное тряпье – ты будешь слушать меня столько, сколько мне угодно! – она указывает на меня пальцем, тыкнув в плечо.
– А ты не хочешь послушать моё мнение, мама? – задаю я вопрос, вскинув бровь. – Возможно, если бы ты хоть раз прислушивалась ко мне или к отцу, не сидела бы одна здесь одна в таком плачевном виде, – мои губы растягиваются в ядовитой ухмылке, в которую я вкладываю свою боль, неспособная выместить её иначе.
– Что ты сказала?
– Ты слышала.
Мама стоит и смотрит в мои глаза с закипающим гневом. Всего секунда, отделяющая меня от реальности и уносящая в мир, где полно боли, ярости и желания уничтожить весь мир.
Я отворачиваюсь от ужалившей мою щеку пощечины.
Смотрю на себя в зеркало немигающим взглядом и не понимаю, что я здесь делаю: почему оказалась в такой ситуации; почему я чувствую столько боли и мне хочется сделать всем ещё больнее… Почему мне хочется, чтобы все страдали так же, как и я глубоко в своей растерзанной душе?
– Василиса… – мама пораженно вздыхает, когда я перевожу на неё безразличный взгляд.
Она спохватилась и прикрывает руками губы, а на её глаза набегают жалостливые слезы собственной слабости.
– У меня есть деньги, чтобы завтра съехать из этого дома. Если ещё раз попробуешь меня оскорбить, надавить или… Поднять руку – действительно останешься сама, – припечатываю я, всё ещё находясь оглушенная её поступком и едва различая собственные слова.
– Василиса, постой! – она не решается меня перехватить, когда я с напором двигаюсь вперед и ей приходится посторониться в тесном коридоре. – Пожалуйста! Я не знаю, что произошло… Прости, детка, я не в себе… Прости меня, дорогая, – нашептывает за моей спиной мама.
Когда я поднимаюсь по лестнице, слышу позади душераздирающий всхлип, наполненный болезненной безысходностью. Наверное, это меня и останавливает – я сама испытываю эти гадкие чувства, уничтожающие меня изнутри.
– Твой отец… Он сегодня пришёл домой и заявил, что уходит. Просто собрал вещи, а перед тем, как уйти извинился и сказал, что у него есть женщина. Я… Я не знаю, что делать. Я не должна была срываться на тебе. Пожалуйста, Василиса… Мне так стыдно!
Я разворачиваюсь, насколько снисходительно посмотрев на плачущую маму сверху вниз. Внутри всё скручивается от её вида, но я не могу сделать шаг к ней на встречу и обнять. Что-то во мне надломилось. Я продолжаю стоять и смотреть на её мучения, не предпринимая никаких попыток успокоить.
– Недавно ты сказала мне, что любовь приносит много боли и разочарования. Переспи с этой мыслью. Завтра ты можешь начать всё с чистого листа, возможно сможешь что-то изменить и стать сильнее, либо продолжишь жалеть себя и быть слабой. Спокойной ночи, мама.
Она стирает слезы и пытается ко мне приблизиться, но я лишь поднимаюсь на одну ступеньку выше. Мама смотрит на меня оленьими глазами, словно хочет что-то сказать. Осекается и опускает глаза к полу.
Артём… Он елозит по постели, что-то пытаясь нащупать руками и шумно валится на пол. Парень полностью обнажен и только покрывало, в котором он запутался, скрывает его стратегические места.
Сзади меня щелкает яркая вспышка и я оборачиваюсь, понимая, что незнакомые ребята слетаются на крик Ани, как мухи на… В общем, толпа у двери образовалась внушительная.
– Лиса, закрой эту долбанную дверь! – рявкает Бессонов.
Я оборачиваюсь к нему, безразлично рассматривая его тревогу, смешанную с гневом, и не стараюсь что-то предпринять.
Рыжая девушка проталкивается через толпу, пытаясь исчезнуть как можно быстрее.
– Лиса, – Кирилл метает в меня взгляд, полный раздражения от моего промедления.
Я смотрю в его глаза, затем на растерянную и заплаканную бывшую подругу, у которой закончились силы на истерику. Она обессилено плачет, в упор глядя на своего парня. Перевожу взгляд на пытающегося встать с пола Артёма. Он грузно раз за разом приземляется на бедра и глухо рычит. Что-то пытается сказать, но выходит бессвязное мычание и невнятные слова. Его глаза пустые, стеклянные. Он совершенно не понимает где он и что происходит.
Разворачиваюсь и выхожу из комнаты.
– Василиса! – кричит мне в спину Кирилл, но нас уже разделяет толпа студентов, которые перешептываются.
Это должно быть так. Я планировала сымитировать подобное, а не подкладывать под перепившего или перекурившего дряни парня другую девушку.
Неужели они успели переспать? Но как в таком состоянии можно что-то сделать? Может, девушка специально его раздела, чтобы обставить ситуацию более пикантной? И что вообще нужно выпить и сколько выкурить, чтобы весьма высокий и мощный парень настолько был не в себе?
Я подхожу к столику и схватив забытый стакан с ромом и колой, отпиваю добрую половину. Напряженно думаю, но писать Стасу не решаюсь. Отчего-то я вообще не хочу с ним столкнуться. Нужно валить.
Не успеваю поставить стакан на столик, как меня грубо разворачивают, из-за чего напиток проливается на пол и немного на оголенные ноги. Передо мной стоит Кирилл, который сканирует меня взглядом.
– Ты почему здесь? Твоя подруга в истерике, а её парень в беспамятстве! – возмущенно спрашивает Бессонов. – Мне нужна твоя помощь. Я вызову такси и развезем ребят по домам. Артёму нужно проспаться, а Ане успокоиться.
Безмолвно смотрю на то, как Кирилл не находит себе места и нервничает. Он действительно встревожен и слишком эмоционален к подобной ситуации.
Как интересно… А ведь когда Ковалёв раскрыл все его карты и гнусные поступки, он вел себя, как высокомерный ублюдок, считая такой порядок вещей сущим пустяком. Моё сердце и невинность для него — ничто...
– Василиса, почему ты молчишь?
– Не нужно меня трясти, – я аккуратно убираю его руки со своих плеч. – Я собираюсь домой. Мне некогда заниматься чужими проблемами, – спокойно отвечаю я, замечая изумление в глазах Бессонова.
– Подожди… Ты хочешь сказать, что просто поедешь домой, пока здесь происходит нечто подобное?
– Ты мастер разруливать такие дела. Аню отправь домой и пожелай ей успокоиться, а Артёма встряхни и подожди, пока проспится. Тебе это под силу, – я хлопаю его по плечу и скупо улыбнувшись, разворачиваюсь к лестнице.
В этот раз мой оборот на каблуках был жестче.
Во-первых, крепкий алкоголь бьёт набатом по моему непривыкшему организму, во-вторых — Кирилл в бешенстве.
– И что всё это значит? – он яростно сжимает моё запястье. Так крепко, что я практически ощущаю свою кость под его пальцами.
– Отпусти, – тяну руку на себя, но Бессонов не позволяет вырваться.
– Погоди-ка… – в его глазах сверкает понимание, – ты что, причастна к этому абсурду? Василиса, ты действительно приложила к этому руку? И для чего… Поверить не могу. Ты решила нам всем отомстить? – он так сумбурно задает вопросы и отвечает на них, что я не сразу понимаю о чём он меня спрашивает.
– Отпусти. Мою. Руку, – чеканю слова, раздражаясь.
Он смотрит на меня и в его глазах я вижу нечто для меня новое. Но я не могу понять его эмоции, которые слишком сумбурные и поочередно сменяют друг друга.
– Секс тоже был частью твоего блядского плана? – шепчет он, приблизив своё лицо, искаженное гримасой ярости, к моему.
– На вечеринках принято отрываться. Это я и делала, – снова тяну руку на себя, уже ощущая, как под его пальцами болит кожа.
– Я тебя не узнаю, Василиса. Девушка, в которую я влюблен – никогда бы не стала причинять боль своим близким и друзьям. Твоя месть бессмысленная, она же тебя отравит изнутри.
– Где ты был такой умный и праведный, когда спорил на меня и трахал? – рявкаю ему в лицо и пихаю в грудь.
Он отпускает руку, которую я сразу же растираю, не желая увидеть завтра следы от синяков.
– Хочешь мстить – давай. Поквитайся со мной… Но не смей портить жизнь моим друзьям! – он повышает на меня голос, привлекая внимание своих друзей за столиком.
– Твоя очередь ещё не настала, – мои губы подрагивают в ухмылке.
– Кто тебе помогает? – смотрит на меня и сжимает кулаки, поджимая губы.
Он в бешенстве. А моё сердце пропускает этот удар, из-за чего в груди щемит. Почему он такой экспрессивный и яростный, когда дело касается его друзей? Почему, когда я испытала боль и предательство – никто даже не попытался кинуться на меня с объяснениями и помощью? Он ведь просто сидел и делал вид, что это дело меня даже не касается…
– Тебе с ним не сравниться, Бессонов.
– Ковалёв, – догадывается парень без промедлений. – Ты ступаешь на очень скользкую дорожку, Василиса. Он не тот человек, которого следует просить о помощи. Даже если помощь такого рода, – он неопределенно взмахнул рукой. – Останься и исправь свои ошибки, пока не стало слишком поздно.
– Кажется, ты не понял. Я не собираюсь останавливаться.
– Если ты сейчас уйдешь, я не стану вытягивать тебя из этой передряги. Подумай лучше, прежде чем ты разобьешь себе сердце бессмысленной местью, – он угрожающе указывает на меня пальцем.
– Разве ты ещё не понял, Кирилл? – я выдыхаю, с тоской смотря на парня. – Нечего больше разбивать и терять. Не-че-го.
– Что же… Тогда удачи тебе в твоей изощренной мести. Но предупреждаю тебя единственный раз – посмеешь навредить кому-то из моих близких, я лично уничтожу тебя, Авдеева. Проваливай. Тебе больше здесь не рады.
Я смотрю на Кирилла, который, видимо, рассчитывает, что я всё ещё могу выбрать светлый путь. Но моё мнение никто не сможет изменить. Только не теперь.
Если мне придется быть против всех – я буду против всех.
– Ты пожалеешь об этом… – доносится мне в спину, из-за чего я всего на мгновение замираю.
Совесть покалывает в желудке от волнения и неуверенности, которым я запретила себе поддаваться.
Не оборачиваясь, спускаюсь вниз и протискиваясь мимо танцующий ребят, выхожу на улицу.
Ноги пошатываются, и я тяжело приваливаюсь к деревянной колонне на просторном балкончике у входа.
Дышать почему-то сложно, почти невыносимо. Зрение немного мутнеет и смазывается, но я быстро моргаю и не позволяю себе подобные эмоции.
– Неужели тебя так впечатлило шоу? – раздаётся насмешливое сбоку, отчего я дергаюсь и обескураженно смотрю на Стаса.
Парень с наслаждением курит сигарету и с насмешкой разглядывает моё состояние.
– Результат… – шепчу я, качнув головой, – что ты с ним сделал?
– Ничего особенного, – пожимает плечами парень. – Артём отказался идти легким путем, а мне пришлось импровизировать.
– Импровизировать?! – яростно зашипела. – Он без чувств и даже встать не может!
– Принцесса, наслаждайся плодами нашей коварной мести. В конце концов, тебе не о чем переживать. Ты ни к чему не причастна.
Я часто дышу и пытаюсь взять себя в руки, но это мне едва удается.
– А ты, как посмотрю, время не теряла. Задержать Бессонова сексом – весьма интересный способ. Не думал, что ты на подобное можешь решиться, – я ощущаю его взгляд, который ощупывает меня с ног до головы.
– Тебя это не касается.
– Ещё как касается. Перед тем, как я возьму тебя, хочу видеть твой голод в глазах. Надеюсь, у тебя нет в планах утолять этот голод с Бессоновым?
– Ты мне отвратителен, – фыркаю я и спускаюсь со ступенек. – Отвези меня домой. Я не хочу здесь оставаться.
– Тебе не о чем беспокоиться, особенно о Бессонове. Если хочешь – набью ему морду, – шаркает за мной Стас.
– Не предпринимай ничего из того, чего я не прошу, – поворачиваюсь к Стасу.
– Совесть взыграла?
– Мне – плевать! – который раз за этот день повторяю эти слова, но Ковалёв мне не верит.
Я и сама себе не верю в этот момент. Эмоции бьют через край и мне хочется как можно быстрее оказаться дома, в своей постели.
– Постой здесь. Я подгоню машину, – он кидает окурок в кусты и уходит в темноту.
Я терпеливо жду его возле громоздкой калитки и сдерживаю себя, чтобы об неё не облокотиться. Слишком тяжелый день в эмоциональном плане… И в физическом.
Машина Ковалёва тормозит, и он выходит, чтобы галантно открыть мне дверь. Какой же он напыщенный павлин! Но я безвольно вздыхаю и иду к машине, желая поскорее оказаться дома и обдумать произошедшее в спокойной обстановке.
Перед тем, как сесть, оборачиваюсь, словно ощущая некий зов. Встречаюсь взглядом с Кириллом, который вышел на крыльцо и пронизывающе смотрит на меня. Я замерла, не в силах сдвинуться. Он всем своим видом будто говорит, что сейчас даёт мне последний шанс передумать…
А стоит он моего прощения?
– Продолжишь на него так пялиться, и он соврется, – тихо, как змей искуситель, нашептывает мне Стас.
Мои губы подрагивают в ухмылке. Я не знаю, кого хочу убедить больше в моем равнодушии – себя, Стаса или Кирилла. Тем не менее, я смотрю на Бессонова, который угрожающе сложил руки на груди и продолжает смотреть в мои глаза.
– Поехали, – напряженно выжимаю из себя слова и сажусь в машину, слишком шумно закрыв дверцу.
***
Я захожу домой, едва помещаясь в дверях со своими покупками. Аккуратно расставляю бумажные пакеты у стены и обессиленно облокачиваюсь на камод у зеркала. Наконец-то я дома и могу перевести дыхание от этого бесконечно тяжелого дня.
Поднимаю тяжелый и уставший взгляд в зеркало и буквально не вижу себя. Передо мной чужая и незнакомая девушка.
На глаза накатывают слезы, но я мужественно прикрываю глаза и всё ещё держусь… Пока я не слышу торопливые шаги.
– Мама, – киваю я застывшей женщине, которая пораженно спотыкается и замирает, схватившись за стену. – Ты ещё не спишь, – говорю очевидное, лишь бы заполнить напряженную тишину.
Она вздрагивает, но через мгновение на её скулах бегают желваки от гнева, осматривая меня с ног до головы. Я повторяю за ней, но присматриваюсь к её лицу. Она плакала: глаза красные, нос тоже, а лицо бледное и утомленное.
– Василиса, что происходит? – она осторожно делает шаги ко мне на встречу, не то боясь подойти, не то готовясь напасть дикой кошкой.
– А что происходит? – уточняю я и разуваюсь, стараясь больше не пересекаться с ней взглядом.
– Что с твоими волосами? – следует очевидный вопрос. – И что на тебе надето?! – взрывается мама, как только я снимаю новенькое кожаное пальто, бережно повесив его на вешалку.
– Тебя волнует только это? – я замираю у того же камода, понимая, что протиснуться в тесном коридоре под пристальным взглядом мамы и избежать ненужного разговора не выйдет.
– Ты целый день игнорируешь мои звонки, – сердито подмечает она.
– У меня были личные дела, – киваю я, подтверждая, что я целенаправленно игнорировала её звонки. Точнее, я просто заблокировала её номер на этот день.
– Да что с тобой происходит, в конце концов! – мама подлетает ко мне, продолжая осматривать меня с ног до головы и, видимо, не может поверить своим глазам.
– А с тобой? – срывается с моего языка.
– Василиса! – недовольно вскрикивает мама.
– Что?
– Прекрати мне хамить! С тобой стало невыносимо разговаривать, а ведешь ты себя ещё более отвратно. Посмотри на свою одежду! Посмотри на свои волосы!
– Я хочу спать. Можно я пойду в свою комнату? – игнорирую её гневное пыхтение и пытаюсь всё-таки протиснуться и обойти маму, но она встаёт передо мной непреодолимой стеной. – Ну что ещё?! – я срываюсь вслед за мамой.
– Послушай меня, дорогая. Пока ты живешь в нашем доме, ешь за наш счет и покупаешь своё непотребное тряпье – ты будешь слушать меня столько, сколько мне угодно! – она указывает на меня пальцем, тыкнув в плечо.
– А ты не хочешь послушать моё мнение, мама? – задаю я вопрос, вскинув бровь. – Возможно, если бы ты хоть раз прислушивалась ко мне или к отцу, не сидела бы одна здесь одна в таком плачевном виде, – мои губы растягиваются в ядовитой ухмылке, в которую я вкладываю свою боль, неспособная выместить её иначе.
– Что ты сказала?
– Ты слышала.
Мама стоит и смотрит в мои глаза с закипающим гневом. Всего секунда, отделяющая меня от реальности и уносящая в мир, где полно боли, ярости и желания уничтожить весь мир.
Я отворачиваюсь от ужалившей мою щеку пощечины.
Смотрю на себя в зеркало немигающим взглядом и не понимаю, что я здесь делаю: почему оказалась в такой ситуации; почему я чувствую столько боли и мне хочется сделать всем ещё больнее… Почему мне хочется, чтобы все страдали так же, как и я глубоко в своей растерзанной душе?
– Василиса… – мама пораженно вздыхает, когда я перевожу на неё безразличный взгляд.
Она спохватилась и прикрывает руками губы, а на её глаза набегают жалостливые слезы собственной слабости.
– У меня есть деньги, чтобы завтра съехать из этого дома. Если ещё раз попробуешь меня оскорбить, надавить или… Поднять руку – действительно останешься сама, – припечатываю я, всё ещё находясь оглушенная её поступком и едва различая собственные слова.
– Василиса, постой! – она не решается меня перехватить, когда я с напором двигаюсь вперед и ей приходится посторониться в тесном коридоре. – Пожалуйста! Я не знаю, что произошло… Прости, детка, я не в себе… Прости меня, дорогая, – нашептывает за моей спиной мама.
Когда я поднимаюсь по лестнице, слышу позади душераздирающий всхлип, наполненный болезненной безысходностью. Наверное, это меня и останавливает – я сама испытываю эти гадкие чувства, уничтожающие меня изнутри.
– Твой отец… Он сегодня пришёл домой и заявил, что уходит. Просто собрал вещи, а перед тем, как уйти извинился и сказал, что у него есть женщина. Я… Я не знаю, что делать. Я не должна была срываться на тебе. Пожалуйста, Василиса… Мне так стыдно!
Я разворачиваюсь, насколько снисходительно посмотрев на плачущую маму сверху вниз. Внутри всё скручивается от её вида, но я не могу сделать шаг к ней на встречу и обнять. Что-то во мне надломилось. Я продолжаю стоять и смотреть на её мучения, не предпринимая никаких попыток успокоить.
– Недавно ты сказала мне, что любовь приносит много боли и разочарования. Переспи с этой мыслью. Завтра ты можешь начать всё с чистого листа, возможно сможешь что-то изменить и стать сильнее, либо продолжишь жалеть себя и быть слабой. Спокойной ночи, мама.
Она стирает слезы и пытается ко мне приблизиться, но я лишь поднимаюсь на одну ступеньку выше. Мама смотрит на меня оленьими глазами, словно хочет что-то сказать. Осекается и опускает глаза к полу.
