– Ладно, – вздохнул охотник, не скрывая разочарования. – А остальные?
– Не сейчас.
– Уходим завтра?
Гончая быстро кивнула.
– Тора оставлю на парней, а остальных поведем к Золотым, как договаривались.
Шир мгновенно посуровел.
– Как думаешь идти? Ущелье? Впадина? Лысый холм?
– Напрямую, – чуть качнула головой Белка, сосредоточенно изучая горизонт. – За кордон выйдем возле Зеленой реки, потом пробежимся по краю Впадины, а за ней двинемся на восток: я больше не хочу терять время.
– В той стороне кордон стоит слишком близко, – осторожно напомнил Охотник, бросив быстрый взгляд на ее хмурое лицо.
– Я знаю. Но мы его не затронем.
– А лежка?
– Ничего, постараемся никого не разбудить.
Шир на мгновение задумался.
– Это из-за чужаков? Тех, кто потревожил Границу? Думаешь, они смогли пройти дальше?
Стрегон насторожился: о чем это он? Неужели кто-то из агинцев рискнул последовать за нами?
– Тирриниэль мог бы решить свои проблемы раньше, – насупился Шир, приняв молчание Белки за согласие. – Не стоило тащить сюда такую прорву народа. Надеюсь, магов там больше не осталось?
– Нет, – наконец, разлепила губы Гончая. – Но там остался Одер. А ты наверняка помнишь, какой он настойчивый.
– Торково копыто… он тебя ранил?!
– Нет, конечно. Просто навестил накануне, правдоподобно удивился и сделал вид, что заглянул на огонек совершенно случайно. А о стае, дескать, вообще впервые слышит.
Шир брезгливо сморщился.
– Урод. Какое это у него гнездо по счету? Втрое? Третье? Надо было еще в прошлом году спалить этот гадюшник!
– Рано, – непреклонно ответила Белка. – Пусть сперва поработают и хорошенько пощипают наших остроухих преследователей. А потом, так и быть, мы с тобой наведаемся на Большой утес и уменьшим их численность. Ты следы где заметил?
– На западе, – буркнул Охотник. – Но хмеры потянулись немного севернее. Так что или ваши «приятели» резко свернули, или же там появился кто-то еще. Сколько их?
– Не знаю. Но если считать, скольких уничтожил кордон, плюс Одер со своими ребятками поработал на славу, плюс полсотни точно мои… думаю, где-то около сотни остроухих и еще столько же агинцев осталось. Плюс троица из совета старейшин со своими охранными амулетами и, возможно, кое-какими артефактами времен Изиара. Иначе я просто не могу объяснить их живучесть. Полагаю, сохранили в неведении от Тиля еще с эпохи расовых войн. А значит, возможность мятежа все эти годы просто тлела, пока не подвернулся случай раздуть искру. Быть может, хранители об этом знали, да тоже помалкивали, чтобы иметь в рукаве лишний козырь… теперь уже не понять.
В это время владыка эльфов вышел из подземелья, крепко держа за руку чумазого, но совершенно счастливого Торриэля, и, расслышав последние слова Белки, немедленно уточнил:
– Чего «не понять»?
Гончая удивленно обернулась. При виде дымящейся одежды сына слегка нахмурилась, но почти сразу успокоилась: с Тором все было в полном порядке. А закоптился он лишь потому, что слишком рьяно начал учиться управлять Огнем. Причем стоящий рядом с ним Тирриниэль выглядел не лучше: его белые волосы лежали в беспорядке, на левой щеке имелся щедрый мазок сажи, тонкая рубаха пропиталась дымом, голенища сапог съежились, но глаза горели ярко, победно, торжествующе. А на лице блуждала такая широкая улыбка, какую Стрегон вообще ни разу не видел за несколько недель пути.
Рядом с повелителем незримой тенью маячил Картис, которому тоже разрешили присутствовать при обучении юного наследника, и, конечно же, Ланниэль, которого уже второй день нельзя было оторвать от маленького мага.
– Та-а-к, – протянула Белка, оглядев довольных сверх меры эльфов и, особенно, их потрепанный вид, в котором только слепой не заметил бы следы произошедшей в подземельях нешуточной битвы. – Чует мое сердце, после вас в зале стихий остались одни руины.
– Как можно?! – притворно ужаснулся Ланниэль, старательно закрывая ладонью огромную прореху на рукаве. – Бел, ты за кого нас принимаешь?!
– За наглых, бессовестных и охочих до разрушений оккупантов, которых наш бедный Лабиринт вынужден терпеть рядом с собой. И которые наверняка разнесли там половину перегородок только ради того, чтобы поупражняться в скорости плетения боевых заклятий.
– Мы все убрали, – поспешил вмешаться Тирриниэль, так же старательно оттирая сажу с лица.
– Правда, мам, – согласно закивал Тор. – Там все стало, как раньше.
– Ага, – глубокомысленно хмыкнула Гончая. – Из чего следует заключить, что вы все-таки разрушили там все, до чего дотянулись.
Перворожденные, включая владыку Л’аэртэ, сконфуженно переглянулись.
– Ну, мы…
– Ладно, пироманты неугомонные, – вздохнула Белка, обреченно махнув рукой. – Идите мойтесь, а потом перекусим, не то Стрегон скоро с голоду помрет или, чего доброго, кору на деревьях начнет грызть, не дождавшись обеда. Вторым Лакром становится, не иначе. Впрочем, побратимов ведь подбирают по себе?
Стрегон предпочел сделать вид, что не услышал и не заметил повеселевших перворожденных. Но про себя задумался над причинами, по которым Гончая не захотела видеть его среди охотников. Даже Ширу велела не вмешиваться. Недостаточно стоек оказался? А может, все дело в том, кто был его предком? Может, не все так хорошо, как она хотела показать? Интересно, где и как погиб Сар’ра? Надо будет спросить…
Белка, словно почувствовав его порыв, поспешно отступила в сторону. А, перекинувшись парой слов с подошедшими близнецами и обменявшись красноречивыми взглядами с Тирриниэлем, вовсе вернулась в подземелья. То ли прячась от настойчивых расспросов, то ли не желая говорить на эту скользкую тему. А то ли – действительно проверить, что там натворили остроухие маги.
Шир какое-то время медлил, напряженно что-то обдумывая, но потом махнул рукой и пошел следом. Так уверенно и быстро, что стало сразу понятно – не в первый раз. Он бестрепетно миновал разинутую драконью пасть, без содрогания покосился на гигантских изумруды и безнаказанно углубился в переплетение каменных коридоров, твердо собираясь продолжить неоконченный разговор.
Владыка Л’аэртэ вопросительно приподнял брови, молча интересуясь, за что смертному предоставлены такие привилегии, но Крес с Тоссом только пожали плечами. А потом вовсе отвернулись, занявшись более важными делами: в четыре руки сняли с едва теплившегося огня шест с зажарившимся до хрустящей корочки кабаном и, поднатужившись, поволокли его к столу – наступало время обеда.
– Бел? – осторожно позвал Шир, оказавшись у знакомой двери – высокой, выточенной из черного палисандра и украшенной затейливой резьбой, которую хозяин когда-то делал собственноручно.
Изнутри послышался тихий вздох.
– Погоди, я сейчас…
Через несколько мгновений дверь открылась, и на пороге возникла закутанная в простыню Гончая. Какая-то маленькая, слабая и очень-очень печальная. Только самые близкие люди видели ее настоящей. Правда, нечасто и недолго, потому что она не любила быть беззащитной. Вот и сейчас попыталась это скрыть, но тоска в ее глазах была слишком велика, чтобы внимательный взгляд ее не заметил. А чуть покрасневшие веки и припухшие губы говорили сами за себя.
Шир, видевший ее и в гораздо более расстроенных чувствах, беспокойно дернулся.
– Бел, ты чего? Переживаешь?
– Как всегда. Хочешь зайти? – отвернулась Белка, стряхивая непрошеное отчаяние.
Охотник кивнул, и она, отступив от двери, отошла в мягкий полумрак, в котором были не так заметны мокрые дорожки на ее щеках и до крови прикушенные губы, которых она не пожалела, когда уходила сегодня в свое персональное «место мира».
Внутри царила тишина. Комната не была роскошной и не поражала богатым убранством: Белка никогда не любила лишнего. Да и Таррэн тоже, хотя для наследника Изиара это было, по меньшей мере, странно. Кичливой роскоши он всегда предпочитал сдержанную красоту простых форм, обилие золота не уважал, а изысканные предметы интерьера с легкостью поменял на природную чистоту и живые стены из благородного палисандра. И это чувствовалось даже здесь, в самом сердце древнего Лабиринта, сохранившего в глубине своих недр частичку истинного Темного леса ради того, чтобы хозяин чувствовал себя здесь, как дома.
Из мебели тут присутствовали лишь два уютных кресла и маленький столик, созданный скорее для красоты, нежели для какой-то работы. Вместо пола шелестел густой ворс травяного ковра. Покрытые нежной листвой стены откровенно радовали глаз. Под потолком тускло светились несколько магических светильников, но в комнате все равно было достаточно светло, чтобы чувствительные глаза Шира различали даже мельчайшие детали.
Наскоро оглядевшись и поняв, что за прошедший месяц тут ничего не изменилось, он решительно придвинул к себе ближайшее кресло, а затем осторожно присел на подлокотник. Одновременно с этим не переставая изучать гордо выпрямленную спину Гончей, ее тонкие руки, на которых виднелась сложная вязь эльфийских узоров, маленькие стопы и смутно угадывающийся под простыней силуэт. Но особенно – ее изящные кисти, на одной из которых тускло светился родовой перстень: золотой дракон уже давно не казался живым, его глаза поблекли, зубы потемнели, изумруд между ними поблек, а чешуя перестал радовать своими радужными переливами.
Белка не заметила этого взгляда: стоя перед большим зеркалом, тихонько массировала виски, пытаясь унять немилосердную боль, которая в последние годы стала тревожить ее все чаще.
– Ты расстроилась из-за полукровки? – наконец, нарушил тягостное молчание охотник.
– При чем тут это?
– Мне показалось, ты не просто так его привела. Он мог бы стать нам ровней.
– Мог бы, – призналась Гончая, отнимая руки от уставшего лица. – Стрегон – отличный воин с превосходным чутьем. Его даже братство не сумело испортить. Но, честно говоря, я даже рада, что он отказался.
Шир удивлено привстал.
– Почему?
– В первую очередь, из-за того, что я не хочу, чтобы он повторил судьбу своего пра-пра-прадеда.
– Ты… коснулась его?
– Три дня назад, , иначе он бы не выжил.
Охотник многозначительно присвистнул.
– Надеюсь, он не помнит, что произошло?
– Нет, – качнула головой Белка. – Парни, конечно, рассказали, однако самого главного они пока не осознают. А я велела ему забыть. Но ты же знаешь: я – все-таки не маг, поэтому не могу ничего гарантировать. Одна встряска, и это выплывет наружу…
Охотник нахмурился.
– Я понял. Ему лучше быть от тебя подальше.
– Точно, – вздохнула она. – Если бы здесь был Таррэн, он смог бы помочь. Если бы Стрегон был чистокровным человеком, у него тоже появился бы шанс. А так… боюсь, это слишком опасно.
– А руны? – задумчиво уточнил Шир. – Или магия эльфов? Что, если попробовать поступить с ним, как с нами?
Белка с сожалением покачала головой.
– На нем уже горят руны подчинения. Не такие, как на мне, конечно, но они не позволят нанести на его кожу ни одной, даже самой крохотной метки. Ни гномьей, ни эльфийской, ни какой другой: они слишком непримиримы. И наносятся в самом конце, потому что отторгают любое иное вмешательство. Это в лучшем случае. А в худшем убивают носителя. По себе знаю: Талларен в свое время именно на этом обжегся и целых триста лет не мог создать правильную комбинацию. А со Стрегоном я не хочу рисковать.
– Вот оно что…
– Но ты же не для этого сюда пришел? – вдруг спросила она, изучая старого друга. – Не для того, чтобы оспаривать мои решения?
– Нет, Бел, – криво улыбнулся Шир. – Но сегодня ко мне подошел Тор и спросил: почему он чувствует в этом лесу каждое существо, которое там живет, а вот отца не видит?
Белка словно окаменела.
– Он сказал: все в мире имеет свой цвет. Все в нем цветет, радуется и живет, как единое существо. Сказал, что хорошо слышит лес, слышит голос Лабиринта и точно знает, что происходит в округе. Он также спросил меня: кто те люди, от которых вы скрывались по пути сюда? Почему некоторых из них ты убила? Почему привела с собой незнакомцев, каждому из которых есть, что от нас скрывать? И почему он смотрит на них глазами своего леса, а отца за одиннадцать лет так ни разу и не увидел?
– Боже… – сдавленно прошептала Белка, стремительно бледнея. – Они сливаются слишком быстро!
Шир с сочувствием кивнул.
– Всего месяц назад Тор этого не умел.
– Скоро он сможет дотянуться до самого Хребта, а когда поймет, что Таррэна нет даже там…
– Ты должна сказать ему правду, – тихо сказал охотник. – Тор сильный мальчик. Он поймет.
– Нет! Он первым делом попробует вернуть Таррэна! Понимаешь? Тоже сунется в этот проклятый портал и сгинет! Тор слишком упрям… все они слишком упрямы… боже, как мне уберечь его от беды?!
– Может, не все так плохо? Может быть, с Таррэном все в порядке, просто он задержался или был ранен, а теперь выздоравливает?
– Издеваешься? – зло покосилась Гончая и подняла левую руку с родовым перстнем. – Он гаснет, Шир! С каждым годом тускнеет все больше, будто Таррэн надвое разрывается между нашими мирами! Будто он умирает там каждый день! А я ничем не могу помочь – мне нельзя даже подойти к порталу, иначе он схлопнется, и новый мы уже не сумеем открыть! Никто не знает координат, кроме Таррэна! Тир с Элом все головы уже сломали, все средства испробовали, чтобы его вернуть! Тебр со дня открытия сам не свой ходит! У них же резерв до конца не восстанавливается! Вот уже двенадцать лет! Из-за портала они сейчас вполовину слабее, чем всегда! Держат его открытым день и ночь, подпитывают, не жалея себя! И я не могу их просить помочь чем-то еще, потому что этот Торков портал горит только за счет их жизненных сил! Эта дрянь высасывает жизнь из моих детей! Год за годом пожирает их души заживо! И позволить, чтобы еще и Тор…
У Белка вдруг сорвался голос.
– Не могу, – прошептала она. – Больше я такого не выдержу. Если у Тиля не получится, не знаю, что тогда будет.
– А может, оно того не стоило? – тихо спросил Шир в оглушительной тишине, и Гончая сжала челюсти. – Может, надо было оставить, как есть, и не вмешиваться в законы природы?
– Не знаю… теперь я уже ни в чем не уверена…
– Ты тоже угасаешь, Бел, – прерывисто вздохнул охотник, стараясь не смотреть на ее лицо. – Тирриниэль прав: без Таррэна ты гаснешь, как свеча на ветру. Если он не вернется в ближайшее время, хмера поглотит тебя. Ты и сама это чувствуешь: теперь ни дня не проходит без боли. Верно? А если это все-таки случится…
– Тогда ты сделаешь то, что должен, – внезапно ее голос отвердел. – Все вы мне поклялись на крови.
– Да, – хрипло подтвердил Шир. – Мы помним. Вся стая готова прийти на помощь.
Гончая снова потерла нещадно ноющие виски.
– Мне надо поговорить с Тором. Все ему объяснить и сказать, что я снова ухожу.
– Он расстроится.
– Чем быстрее мы проверим идею Тиля, тем больше шансов узнать, что случилось с Таррэном на самом деле. Если он жив, мы его найдем. Если же нет… – Белка прикусила губу. – Значит, хотя бы отыщем тело. И тогда будет нечего бояться, что Лабиринт нашел себе нового хозяина. Предупреди Креса и Тосса. Пусть глаз с Тора не сводят. С Хиш я, пожалуй, поговорю сама. А ты собирайся: завтра с рассветом выходим.
– Уверена, что не хочешь ему рассказать?
– Когда вернемся, тогда и скажу. Это будет лучше, чем оставлять его в неведении. Пусть все определится до конца. Тогда он хотя бы будет знать, что ждать отца больше не надо.
– Не сейчас.
– Уходим завтра?
Гончая быстро кивнула.
– Тора оставлю на парней, а остальных поведем к Золотым, как договаривались.
Шир мгновенно посуровел.
– Как думаешь идти? Ущелье? Впадина? Лысый холм?
– Напрямую, – чуть качнула головой Белка, сосредоточенно изучая горизонт. – За кордон выйдем возле Зеленой реки, потом пробежимся по краю Впадины, а за ней двинемся на восток: я больше не хочу терять время.
– В той стороне кордон стоит слишком близко, – осторожно напомнил Охотник, бросив быстрый взгляд на ее хмурое лицо.
– Я знаю. Но мы его не затронем.
– А лежка?
– Ничего, постараемся никого не разбудить.
Шир на мгновение задумался.
– Это из-за чужаков? Тех, кто потревожил Границу? Думаешь, они смогли пройти дальше?
Стрегон насторожился: о чем это он? Неужели кто-то из агинцев рискнул последовать за нами?
– Тирриниэль мог бы решить свои проблемы раньше, – насупился Шир, приняв молчание Белки за согласие. – Не стоило тащить сюда такую прорву народа. Надеюсь, магов там больше не осталось?
– Нет, – наконец, разлепила губы Гончая. – Но там остался Одер. А ты наверняка помнишь, какой он настойчивый.
– Торково копыто… он тебя ранил?!
– Нет, конечно. Просто навестил накануне, правдоподобно удивился и сделал вид, что заглянул на огонек совершенно случайно. А о стае, дескать, вообще впервые слышит.
Шир брезгливо сморщился.
– Урод. Какое это у него гнездо по счету? Втрое? Третье? Надо было еще в прошлом году спалить этот гадюшник!
– Рано, – непреклонно ответила Белка. – Пусть сперва поработают и хорошенько пощипают наших остроухих преследователей. А потом, так и быть, мы с тобой наведаемся на Большой утес и уменьшим их численность. Ты следы где заметил?
– На западе, – буркнул Охотник. – Но хмеры потянулись немного севернее. Так что или ваши «приятели» резко свернули, или же там появился кто-то еще. Сколько их?
– Не знаю. Но если считать, скольких уничтожил кордон, плюс Одер со своими ребятками поработал на славу, плюс полсотни точно мои… думаю, где-то около сотни остроухих и еще столько же агинцев осталось. Плюс троица из совета старейшин со своими охранными амулетами и, возможно, кое-какими артефактами времен Изиара. Иначе я просто не могу объяснить их живучесть. Полагаю, сохранили в неведении от Тиля еще с эпохи расовых войн. А значит, возможность мятежа все эти годы просто тлела, пока не подвернулся случай раздуть искру. Быть может, хранители об этом знали, да тоже помалкивали, чтобы иметь в рукаве лишний козырь… теперь уже не понять.
В это время владыка эльфов вышел из подземелья, крепко держа за руку чумазого, но совершенно счастливого Торриэля, и, расслышав последние слова Белки, немедленно уточнил:
– Чего «не понять»?
Гончая удивленно обернулась. При виде дымящейся одежды сына слегка нахмурилась, но почти сразу успокоилась: с Тором все было в полном порядке. А закоптился он лишь потому, что слишком рьяно начал учиться управлять Огнем. Причем стоящий рядом с ним Тирриниэль выглядел не лучше: его белые волосы лежали в беспорядке, на левой щеке имелся щедрый мазок сажи, тонкая рубаха пропиталась дымом, голенища сапог съежились, но глаза горели ярко, победно, торжествующе. А на лице блуждала такая широкая улыбка, какую Стрегон вообще ни разу не видел за несколько недель пути.
Рядом с повелителем незримой тенью маячил Картис, которому тоже разрешили присутствовать при обучении юного наследника, и, конечно же, Ланниэль, которого уже второй день нельзя было оторвать от маленького мага.
– Та-а-к, – протянула Белка, оглядев довольных сверх меры эльфов и, особенно, их потрепанный вид, в котором только слепой не заметил бы следы произошедшей в подземельях нешуточной битвы. – Чует мое сердце, после вас в зале стихий остались одни руины.
– Как можно?! – притворно ужаснулся Ланниэль, старательно закрывая ладонью огромную прореху на рукаве. – Бел, ты за кого нас принимаешь?!
– За наглых, бессовестных и охочих до разрушений оккупантов, которых наш бедный Лабиринт вынужден терпеть рядом с собой. И которые наверняка разнесли там половину перегородок только ради того, чтобы поупражняться в скорости плетения боевых заклятий.
– Мы все убрали, – поспешил вмешаться Тирриниэль, так же старательно оттирая сажу с лица.
– Правда, мам, – согласно закивал Тор. – Там все стало, как раньше.
– Ага, – глубокомысленно хмыкнула Гончая. – Из чего следует заключить, что вы все-таки разрушили там все, до чего дотянулись.
Перворожденные, включая владыку Л’аэртэ, сконфуженно переглянулись.
– Ну, мы…
– Ладно, пироманты неугомонные, – вздохнула Белка, обреченно махнув рукой. – Идите мойтесь, а потом перекусим, не то Стрегон скоро с голоду помрет или, чего доброго, кору на деревьях начнет грызть, не дождавшись обеда. Вторым Лакром становится, не иначе. Впрочем, побратимов ведь подбирают по себе?
Стрегон предпочел сделать вид, что не услышал и не заметил повеселевших перворожденных. Но про себя задумался над причинами, по которым Гончая не захотела видеть его среди охотников. Даже Ширу велела не вмешиваться. Недостаточно стоек оказался? А может, все дело в том, кто был его предком? Может, не все так хорошо, как она хотела показать? Интересно, где и как погиб Сар’ра? Надо будет спросить…
Белка, словно почувствовав его порыв, поспешно отступила в сторону. А, перекинувшись парой слов с подошедшими близнецами и обменявшись красноречивыми взглядами с Тирриниэлем, вовсе вернулась в подземелья. То ли прячась от настойчивых расспросов, то ли не желая говорить на эту скользкую тему. А то ли – действительно проверить, что там натворили остроухие маги.
Шир какое-то время медлил, напряженно что-то обдумывая, но потом махнул рукой и пошел следом. Так уверенно и быстро, что стало сразу понятно – не в первый раз. Он бестрепетно миновал разинутую драконью пасть, без содрогания покосился на гигантских изумруды и безнаказанно углубился в переплетение каменных коридоров, твердо собираясь продолжить неоконченный разговор.
Владыка Л’аэртэ вопросительно приподнял брови, молча интересуясь, за что смертному предоставлены такие привилегии, но Крес с Тоссом только пожали плечами. А потом вовсе отвернулись, занявшись более важными делами: в четыре руки сняли с едва теплившегося огня шест с зажарившимся до хрустящей корочки кабаном и, поднатужившись, поволокли его к столу – наступало время обеда.
– Бел? – осторожно позвал Шир, оказавшись у знакомой двери – высокой, выточенной из черного палисандра и украшенной затейливой резьбой, которую хозяин когда-то делал собственноручно.
Изнутри послышался тихий вздох.
– Погоди, я сейчас…
Через несколько мгновений дверь открылась, и на пороге возникла закутанная в простыню Гончая. Какая-то маленькая, слабая и очень-очень печальная. Только самые близкие люди видели ее настоящей. Правда, нечасто и недолго, потому что она не любила быть беззащитной. Вот и сейчас попыталась это скрыть, но тоска в ее глазах была слишком велика, чтобы внимательный взгляд ее не заметил. А чуть покрасневшие веки и припухшие губы говорили сами за себя.
Шир, видевший ее и в гораздо более расстроенных чувствах, беспокойно дернулся.
– Бел, ты чего? Переживаешь?
– Как всегда. Хочешь зайти? – отвернулась Белка, стряхивая непрошеное отчаяние.
Охотник кивнул, и она, отступив от двери, отошла в мягкий полумрак, в котором были не так заметны мокрые дорожки на ее щеках и до крови прикушенные губы, которых она не пожалела, когда уходила сегодня в свое персональное «место мира».
Внутри царила тишина. Комната не была роскошной и не поражала богатым убранством: Белка никогда не любила лишнего. Да и Таррэн тоже, хотя для наследника Изиара это было, по меньшей мере, странно. Кичливой роскоши он всегда предпочитал сдержанную красоту простых форм, обилие золота не уважал, а изысканные предметы интерьера с легкостью поменял на природную чистоту и живые стены из благородного палисандра. И это чувствовалось даже здесь, в самом сердце древнего Лабиринта, сохранившего в глубине своих недр частичку истинного Темного леса ради того, чтобы хозяин чувствовал себя здесь, как дома.
Из мебели тут присутствовали лишь два уютных кресла и маленький столик, созданный скорее для красоты, нежели для какой-то работы. Вместо пола шелестел густой ворс травяного ковра. Покрытые нежной листвой стены откровенно радовали глаз. Под потолком тускло светились несколько магических светильников, но в комнате все равно было достаточно светло, чтобы чувствительные глаза Шира различали даже мельчайшие детали.
Наскоро оглядевшись и поняв, что за прошедший месяц тут ничего не изменилось, он решительно придвинул к себе ближайшее кресло, а затем осторожно присел на подлокотник. Одновременно с этим не переставая изучать гордо выпрямленную спину Гончей, ее тонкие руки, на которых виднелась сложная вязь эльфийских узоров, маленькие стопы и смутно угадывающийся под простыней силуэт. Но особенно – ее изящные кисти, на одной из которых тускло светился родовой перстень: золотой дракон уже давно не казался живым, его глаза поблекли, зубы потемнели, изумруд между ними поблек, а чешуя перестал радовать своими радужными переливами.
Белка не заметила этого взгляда: стоя перед большим зеркалом, тихонько массировала виски, пытаясь унять немилосердную боль, которая в последние годы стала тревожить ее все чаще.
– Ты расстроилась из-за полукровки? – наконец, нарушил тягостное молчание охотник.
– При чем тут это?
– Мне показалось, ты не просто так его привела. Он мог бы стать нам ровней.
– Мог бы, – призналась Гончая, отнимая руки от уставшего лица. – Стрегон – отличный воин с превосходным чутьем. Его даже братство не сумело испортить. Но, честно говоря, я даже рада, что он отказался.
Шир удивлено привстал.
– Почему?
– В первую очередь, из-за того, что я не хочу, чтобы он повторил судьбу своего пра-пра-прадеда.
– Ты… коснулась его?
– Три дня назад, , иначе он бы не выжил.
Охотник многозначительно присвистнул.
– Надеюсь, он не помнит, что произошло?
– Нет, – качнула головой Белка. – Парни, конечно, рассказали, однако самого главного они пока не осознают. А я велела ему забыть. Но ты же знаешь: я – все-таки не маг, поэтому не могу ничего гарантировать. Одна встряска, и это выплывет наружу…
Охотник нахмурился.
– Я понял. Ему лучше быть от тебя подальше.
– Точно, – вздохнула она. – Если бы здесь был Таррэн, он смог бы помочь. Если бы Стрегон был чистокровным человеком, у него тоже появился бы шанс. А так… боюсь, это слишком опасно.
– А руны? – задумчиво уточнил Шир. – Или магия эльфов? Что, если попробовать поступить с ним, как с нами?
Белка с сожалением покачала головой.
– На нем уже горят руны подчинения. Не такие, как на мне, конечно, но они не позволят нанести на его кожу ни одной, даже самой крохотной метки. Ни гномьей, ни эльфийской, ни какой другой: они слишком непримиримы. И наносятся в самом конце, потому что отторгают любое иное вмешательство. Это в лучшем случае. А в худшем убивают носителя. По себе знаю: Талларен в свое время именно на этом обжегся и целых триста лет не мог создать правильную комбинацию. А со Стрегоном я не хочу рисковать.
– Вот оно что…
– Но ты же не для этого сюда пришел? – вдруг спросила она, изучая старого друга. – Не для того, чтобы оспаривать мои решения?
– Нет, Бел, – криво улыбнулся Шир. – Но сегодня ко мне подошел Тор и спросил: почему он чувствует в этом лесу каждое существо, которое там живет, а вот отца не видит?
Белка словно окаменела.
– Он сказал: все в мире имеет свой цвет. Все в нем цветет, радуется и живет, как единое существо. Сказал, что хорошо слышит лес, слышит голос Лабиринта и точно знает, что происходит в округе. Он также спросил меня: кто те люди, от которых вы скрывались по пути сюда? Почему некоторых из них ты убила? Почему привела с собой незнакомцев, каждому из которых есть, что от нас скрывать? И почему он смотрит на них глазами своего леса, а отца за одиннадцать лет так ни разу и не увидел?
– Боже… – сдавленно прошептала Белка, стремительно бледнея. – Они сливаются слишком быстро!
Шир с сочувствием кивнул.
– Всего месяц назад Тор этого не умел.
– Скоро он сможет дотянуться до самого Хребта, а когда поймет, что Таррэна нет даже там…
– Ты должна сказать ему правду, – тихо сказал охотник. – Тор сильный мальчик. Он поймет.
– Нет! Он первым делом попробует вернуть Таррэна! Понимаешь? Тоже сунется в этот проклятый портал и сгинет! Тор слишком упрям… все они слишком упрямы… боже, как мне уберечь его от беды?!
– Может, не все так плохо? Может быть, с Таррэном все в порядке, просто он задержался или был ранен, а теперь выздоравливает?
– Издеваешься? – зло покосилась Гончая и подняла левую руку с родовым перстнем. – Он гаснет, Шир! С каждым годом тускнеет все больше, будто Таррэн надвое разрывается между нашими мирами! Будто он умирает там каждый день! А я ничем не могу помочь – мне нельзя даже подойти к порталу, иначе он схлопнется, и новый мы уже не сумеем открыть! Никто не знает координат, кроме Таррэна! Тир с Элом все головы уже сломали, все средства испробовали, чтобы его вернуть! Тебр со дня открытия сам не свой ходит! У них же резерв до конца не восстанавливается! Вот уже двенадцать лет! Из-за портала они сейчас вполовину слабее, чем всегда! Держат его открытым день и ночь, подпитывают, не жалея себя! И я не могу их просить помочь чем-то еще, потому что этот Торков портал горит только за счет их жизненных сил! Эта дрянь высасывает жизнь из моих детей! Год за годом пожирает их души заживо! И позволить, чтобы еще и Тор…
У Белка вдруг сорвался голос.
– Не могу, – прошептала она. – Больше я такого не выдержу. Если у Тиля не получится, не знаю, что тогда будет.
– А может, оно того не стоило? – тихо спросил Шир в оглушительной тишине, и Гончая сжала челюсти. – Может, надо было оставить, как есть, и не вмешиваться в законы природы?
– Не знаю… теперь я уже ни в чем не уверена…
– Ты тоже угасаешь, Бел, – прерывисто вздохнул охотник, стараясь не смотреть на ее лицо. – Тирриниэль прав: без Таррэна ты гаснешь, как свеча на ветру. Если он не вернется в ближайшее время, хмера поглотит тебя. Ты и сама это чувствуешь: теперь ни дня не проходит без боли. Верно? А если это все-таки случится…
– Тогда ты сделаешь то, что должен, – внезапно ее голос отвердел. – Все вы мне поклялись на крови.
– Да, – хрипло подтвердил Шир. – Мы помним. Вся стая готова прийти на помощь.
Гончая снова потерла нещадно ноющие виски.
– Мне надо поговорить с Тором. Все ему объяснить и сказать, что я снова ухожу.
– Он расстроится.
– Чем быстрее мы проверим идею Тиля, тем больше шансов узнать, что случилось с Таррэном на самом деле. Если он жив, мы его найдем. Если же нет… – Белка прикусила губу. – Значит, хотя бы отыщем тело. И тогда будет нечего бояться, что Лабиринт нашел себе нового хозяина. Предупреди Креса и Тосса. Пусть глаз с Тора не сводят. С Хиш я, пожалуй, поговорю сама. А ты собирайся: завтра с рассветом выходим.
– Уверена, что не хочешь ему рассказать?
– Когда вернемся, тогда и скажу. Это будет лучше, чем оставлять его в неведении. Пусть все определится до конца. Тогда он хотя бы будет знать, что ждать отца больше не надо.
