– Мне нужен был маневренный автомобиль, подвижный, – уверенно начала Елена. – Я деловой активный человек, бываю сразу в нескольких местах. Маленький автомобиль очень удобен: везде можно припарковаться и…
– Разбить не жалко, – добавил Глеб.
Он покачал головой, пытаясь не допустить привычную усмешку, что неизменно вылезала при упоминании фамилии сиятельного. «Ляпустин – твой кандидат! Нам жить здесь». Где «здесь» – в зеленой машине, что ли?
Глеб открыл пассажирскую дверцу своего «дома на колесах». Повел призывно головой.
– Я предлагаю ехать на моей, – уперлась Елена.
– Нет, – спокойно ответил он.
– Комплексы? – ухмыльнулась собеседница. – У серьезного мужчины все должно быть внушительных размеров? Смешно! И жалко!
– Нет. – Гвоздинский выдал рукою приглашающий жест.
– А как же «вещи не должны отвлекать внимание от по-настоящему важного»? – не могла успокоиться помощница.
– Вещи должны быть безопасными. – Глеб взял ее за локоть и твердо подтолкнул в нужном направлении. – Тот автомобиль несет угрозу безопасности пассажирам и пешеходам. Лучше ходить пешком. И для здоровья полезней.
Метельская все же уселась на пассажирское кресло. Ездит за рулем она и правда не очень. Заносчивый сноб будто чувствует это своим высокомерным задом. Опыт оценки рисков, конечно, в себе не придушишь и не убьешь. На то он менеджер и… сноб. Точнее: медлительный надменный удав. Анаконд! Разглядывает жертв из засады, а потом хрясь – и заглатывает. Или кости ломает мощными объятиями. Странно, что еще не на верхушке руководства предприятия. Выжидает! Там, наверное, таких анаконд…
Глеб краем глаза видел, что девушка исподтишка наблюдает. От этого делал еще более беспристрастное лицо:
– И с чего ты взяла, что налепить физиономию на крыло автомобиля и светить ею по всему городу называется «ненавязчивой рекламой»?
Елена промолчала.
– Думаю, лучше поехать налево, – ожила она через некоторое время. – Так быстрее.
С кривой гримасой наблюдала, как Гвоздинский поворачивает машину вправо. Удивительно премерзкий характер.
– Там ведутся ремонтные работы, – пояснил через минуту он.
«Как же! – подумала про себя Метельская. – И все он, удав самодовольный, знает».
По приезду на местность она ожидала увидеть на холодно-каменном лице Глеба брезгливость. Даже ей, привыкшей собирать предвыборные встречи по дворам, район показался угнетающим: расположенные на отшибе небольшие перекошенные здания, колдобины на тротуарах и отвратительная весенняя слякоть. И на фоне этого подгнившей ягодкой на таком себе унылом торте – представители района. Пропитые опухшие лица аборигенов у небольшого магазинчика в разгар трудового дня. Обрабатывают полуосознанными взглядами автомобиль претензионного Гвоздинского. Елена даже не представляла, как тот сойдет подошвами дорогущих туфель в грязь за пределами своего уютного средства передвижения.
Но он сошел. И негативных эмоций лицо его не выдавало. Сохраняло собранное и деловое выражение, мыслительный процесс и прогнозирование. Обладатель дорогущих туфель топал в грязь и не морщился. Оглядывал въедливым взглядом расположенный в окружении дряхлых построек пустырь.
– Вид из окна у жителей дома будет не слишком живописным, – в отличие от Гвоздинского, Елена долго выбирала, как обойти громадную лужу перед местом предполагаемой застройки.
– Вид из окна будет на новую детскую площадку, – сухо ответил ей Глеб. – А у второй половины жителей – на проезжую часть. Что довольно-таки неплохо: совсем рядом транспортная развязка: два маршрутных направления, в том числе одно в центр, автобус и трамвай.
Все он уже, анакондный, изучил. Когда успел-то?
– Трамвай здесь ходит по непопулярному маршруту, везет в какую-то степь, а автобус, наверное, и вовсе появляется пару раз в день, – внесла свою ложку дегтя Елена.
– Наверное, – скупо согласился Глеб.
Хотя что может знать о трамваях хладнокровный питон с кружкой старейшей фарфоровой мануфактуры Европы? Что они где-то есть? Знает, как выглядят, и то уже похвально. А о номерах и маршрутах он вряд ли осведомлен.
– Трамвай ходит не в степь, а по месту нахождения бывшего завода продтоваров, – добавил все же осведомленный в номерах и маршрутах питон. – Район в свое время застраивался под нужды сотрудников этого предприятия. Большинство жителей – его бывшие работники.
– Вот именно, – усмехнулась Метельская. – Бывшие работники бывшего завода, а сейчас рвань, брань и упитые лица.
Гвоздинский развернул к ней холеное лицо и обнажил безукоризненно ровный ряд зубов в язвительной усмешке. Красивый все-таки дядька, хоть и удивительно вредный. Такой уверенный каждой клеточкой тела в своей неотразимости тип. С легким налетом брутальности и плотным слоем принятых в успешных кругах норм.
– Елена Александровна, как руководителю штаба солцеподобного кандидата, вам следует быть лояльнее к проблемным слоям общества. Они – ваш хлеб.
– Они политически пассивны, – пробурчала Метельская.
Собеседник улыбнулся еще шире, но взгляд стал ехиднее. Елена с опаской ожидала, что он скажет в ответ. Однако Гвоздинский мигом потерял к ней интерес и направился неспешной походкой к машине.
– Как бы там ни было, до проведения топографической съемки и геологической экспертизы ничего загадывать не будем, – бросил он через плечо. – Хотя… не думаю, что возникнут какие-то проблемы. Как не возникли они уже с получением разрешений. Официальный заказчик – представитель государственной власти, жилье – эконом-класса для малоимущих граждан. Все будет быстро и… легко, – усмехнулся он снова криво. – Куда вас подвезти, помощница?
Елена мотнула головой.
– Я на такси, спасибо. У вас, насколько мне известно, еще дела в городе? Не беспокойтесь, я прекрасно доберусь сама.
Гвоздинский не отговаривал, лишь равнодушно пожал плечами. Достал телефон и набрал какой-то номер. Продиктовал район и выжидающе кивнул ей. Елена недоуменно насторожилась.
– Куда ехать? – терпеливо спросил он уже вслух.
– На Островского, – ответила недовольно Метельская.
Почему он сам вызывает такси? Считает, что у нее рук своих нет? И какой службой она обычно пользуется, хамовитый змей не уточнил. Почему если хамло, то хамло во всем? Даже в такой, казалось бы, мелочи. У нее есть приличные скидки на поездки в привычной компании. Зачем платить больше только потому, что высокомерный что-то из себя надумал строить?
До приезда машины стояли молча. Елена злилась и незаметно разглядывала хама. Интересно, сколько ему лет? Тридцать пять? Сорок? По лощеной морде сходу не определить. И вид спорта, которым он явно долго занимался, самовлюбленный тип так и не назвал.
Когда приехало такси, Глеб открыл перед Еленой дверцу. Вежливо простился и сунул таксисту деньги. Метельская активно закопошилась в салоне. Он что – за нее заплатил? С какой это, интересно, стати?
«Ладно, – одернула сама себя. – Пусть почувствует себя галантным какое-то время. А завтра ему деньги верну».
Когда отъехало такси, Глеб даже вздохнул с облегчением. Неприятная мадам. Грубая, несмышленая и прет, наверное, напролом. Он не был высокого мнения о луноликом, считая его карьерный рост скорее делом везения и удачных связей. Но генеральный строил из себя продвинутого руководителя: любил нововведения, дресс-код, тимбилдинг и прочие красивые слова. Даже кабинеты сотрудникам разрешил оборудовать по личным предпочтениям. Конечно, не всем и в разумных пределах, но считал, что нахождение на рабочем месте должно быть комфортным и радовать «подчиненный» глаз, давая луноликому надежду на продуктивность труда и его же, труда, интенсивность. В общем, любил ноу-хау и бизнес-советы. Даже должность психолога собирался ввести. Уважал красоту, молодость и профессиональную настырность.
Вот Глеб соответствовал всем представлениям начальства: был умен, спортивен и давал результат. Но Клякса? Из всех требований она пока выдавала лишь только настырность. Причем – непрофессиональную и в неумеренном количестве.
Глеб уже подходил к автомобилю, как его внимание привлек отирающийся с ним рядом силуэт. Мелкий, темный, сжатый. Вот главный показатель безопасности района: не успел Глеб сделать и шага в сторону, как возле имущества возник какой-то беспризорник и мацает ручонками несвое. В голову Гвоздинскому медленно закрались мысли о неблагородных болезнях, передающихся бытовым путем. Вот не любит он этого. И ладно бы «шпаненок» трогал дверцу пассажира. Так нет же – примостился со стороны водителя. Кряхтит и елозит, пытаясь влезть.
Гвоздинский осторожно и незаметно обошел автомобиль. Шпаненок так был увлечен своими действиями, что не обратил внимания. Глеб застыл на секунду и в одно мгновение сдавил шею несмышленыша силовым захватом.
С его спортивным прошлым это было до безобразия легко. Что бы, увидев это, теперь сказала Клякса? Подрастерял он форму или в отличной форме пребывает?
Шпаненок, не ожидавший возмездия, издал только тоненький писк. Вот звук этот Гвоздинского насторожил. Он за подбородок развернул лицо бродяжки к себе. Внимательно вгляделся в мелкие черты.
– Ты девка, что ли?
Воспользовавшись заминкой, девица дернулась. Оказалась довольно прыткой и изворотливой. Глеб быстро покрепче перехватил ее рукой. Бродяжка сердито рыкнула и сжалась.
– А ты видишь плохо? – предприняла она еще одну безуспешную попытку вырваться. – Повылазило?
Что тут видеть-то? Размалеванная, как черт лесной. Сажей она, что ли, глаза обмазала? Волосы какие-то спутанные, в веревках… Зеленые. Или не зеленые, а в неравномерно-разноцветных прядях. А вот то, что она уже бумажник сцапала, видел он предельно замечательно.
– Отдай дяде его кошелек, бестолочь.
Гвоздинский попытался вырвать из цепких пальцев свою вещь, но зеленоволосая держала мертвой хваткой. Еще и ругалась матом как сапожник. Если бы не тесное сотрудничество со строительными фирмами-подрядчиками, Глеб пожалел бы свои уже гудящие от словоизлияний уши.
– Фу, – только и ответил он. И в ответ на брань, и как команду.
Две волшебные буквы возымели воздействие на «дворняжку». Она притихла и очевидно смирилась, что чужое придется отдать. Резко вытянула руку из захвата и бумажник сунула Гвоздинскому под нос.
– На, подавись.
Ну наглеж! Глеб еле сдержался, чтобы не отвесить ей затрещину.
Решив, что инцидент исчерпан, девица шмыгнула некрасиво носом и попыталась отступить назад. Глеб придержал ее за шиворот. Другой рукой, нахмурившись, провел пальцем по царапине на дверце. Ну что за люди! Никакого уважения к добросовестной и качественной работе. Вот не раз Гвоздинский убеждался: кто ни хрена сам в жизни не создал, никогда не оценит труд другого. Это же кощунство – царапать чудо автомобилестроения, как консервную банку, отмычкой. Хотя… пигалица и труд родителей в своем лице не бережет, идиотка мелкая.
– Ты куда это засобиралась? – хмуро произнес он и так же, за шиворот, дотащил ее до пассажирской двери.
Девица всеми силами упиралась и царапалась. Гвоздинский открыл дверцу и запихнул бродяжку в салон. Предусмотрительно нажал на кнопку на брелоке, блокируя все выходы. Сажать грязнулю в машину, конечно, не хотелось, но все равно затем придется везти автомобиль на мойку.
– Эй, – взвизгнула та, когда он обогнул транспортное средство и уселся за руль. – Ты чего это?
Глеб, не реагируя, завел автомобиль.
– Ты слышь? – продолжала вопить девица. – Ты чего… маньяк?
Глеб брезгливо поморщился.
– Это уже край! – Девка попыталась вцепиться в него, Глеб отпихивал ее локтем. – Маньяки людей средь бела дня похищают. Совсем маньячьё опсихело.
Гвоздинский перевел на нее неодобрительный взгляд:
– Нет такого слова.
– Есть, – нахмурилась девица.
– Нет, – покачал головой Глеб. – Ни «маньячьё», ни «опсихело». «Слышь», кстати, тоже нет.
– Самый умный, да? – Девушка предприняла последнюю попытку замахнуться на него, но, осознав бесполезность, буркнула: – Если прецедент есть, значит, и слово есть.
– Прецедент! – фыркнул насмешливо Гвоздинский. – Ну надо же!
Девица внимательно присмотрелась к нему. Опомнилась и смерила высокомерным взглядом.
– Думал, что один умные слова знаешь?
– Конечно, если вылить себе на голову зеленку, и не такие слова в нее придут. – Глеб искоса взглянул на прическу девицы и от смеха даже прихрюкнул. – А если какие вавки были – заживут.
– Чего? – возмутилась попутчица. – Какие «вавки»?
– Ранки, повреждения, – еще больше развеселился Гвоздинский.
– Ранки… – сердито повторила девушка, отвернувшись к окну. – А «вавки», значит, есть такое слово?
– Есть, – кивнул Глеб. – «В бою так мы все герои, а как маленькая вавка вскочит, так сразу дети малые».
Попутчица скривилась. Быстро набрала что-то в телефоне. Долго вглядывалась в экран. Снова потыкала пальцами в устройство и предъявила Глебу.
– Во – читай. «Опсихел» тоже есть.
Гвоздинский попытался отодвинуть телефон от своего лица, чтобы разглядеть дорогу. Скосил взгляд на экран. С недоверием перевел его на девушку. Выхватил гаджет у нее из рук и прочитал.
– Ч-ч-что? – скользнул он взглядом по строчкам. – Что это? Зачем ты мне суешь под нос слова, которые пишут недоучки в своих блогах?
Девица с удовольствием откинулась на сиденье.
– Ну так пишут же, – с ухмылкой произнесла. – Значит, слово такое есть.
– Мне теперь на грамотеев в интернетах равняться? – Гвоздинский скривил губы. – Может, тоже зеленкой обмазаться?
Собеседница в ответ состроила гримасу. Потянула загребущие ручки к его зажигалке.
– Положи… – Гвоздинский старался не смотреть, как она приоткрывает крышку над колесиком и с усилием ее захлопывает.
– Ты вообще о молодежных субкультурах в курсе? – продолжила она открывать и защелкивать крышку, нагло запрокинув ногу на ногу и развернувшись к нему.
– В курсе, – выбрал Глеб момент, забрал аксессуар и положил на место. – Но смотреть все равно забавно.
Девушка снова нахмурилась.
– Куда ты меня везешь?
– Сюрприз, – подмигнул ей Гвоздинский. – Тебе понравится.
Та, сцепив зубы, размышляла какое-то время. Бросила быстрый взгляд за окно.
– Может, сделать так, чтобы понравилось тебе? – потянула руку к его ноге.
Гвоздинский дернулся, но быстро совладав с собою, с силой хлопнул по ее тыльной стороне ладони.
– Фу, – поморщился, откинув чужую руку со своих брюк. – Тебе сколько лет-то? Тринадцать?
– А че – комплексы какие? – ухмыльнулась девица.
– Не комплексы, а кодексы, – не остался в долгу Гвоздинский. – Вернее, один – уголовный.
Девица прищурилась.
– Между прочим, мне скоро будет восемнадцать.
Глеб оскалился.
– Скоро – это когда? Через пять лет?
Но к девице присмотрелся повнимательней. Хотя… мартышкин труд. Рожа размалеванная: и тринадцать дашь, и все сорок. А фигура как у пацана: тощая и мелкая.
Завидев за окном полицейский участок, попутчица заметно напряглась. Подобралась вмиг на автомобильном кресле. От былой наглости и зубоскальства и следа не осталось.
– Вы чего? – перешла на уважительную форму обращения.
– Мы – ничего, – произнес Глеб, останавливая машину. – Прямо к пункту назначения доставили.
Попутчица размышляла недолго:
– Говорю же, давайте мирно все решим.
Глеб вместо ответа склонил голову на бок.
– Выходи.
– Больше всех надо, да? Самый порядочный? – Взгляд с поволокой и намеком на томность быстро сменился подростковой колючестью.
– Разбить не жалко, – добавил Глеб.
Он покачал головой, пытаясь не допустить привычную усмешку, что неизменно вылезала при упоминании фамилии сиятельного. «Ляпустин – твой кандидат! Нам жить здесь». Где «здесь» – в зеленой машине, что ли?
Глеб открыл пассажирскую дверцу своего «дома на колесах». Повел призывно головой.
– Я предлагаю ехать на моей, – уперлась Елена.
– Нет, – спокойно ответил он.
– Комплексы? – ухмыльнулась собеседница. – У серьезного мужчины все должно быть внушительных размеров? Смешно! И жалко!
– Нет. – Гвоздинский выдал рукою приглашающий жест.
– А как же «вещи не должны отвлекать внимание от по-настоящему важного»? – не могла успокоиться помощница.
– Вещи должны быть безопасными. – Глеб взял ее за локоть и твердо подтолкнул в нужном направлении. – Тот автомобиль несет угрозу безопасности пассажирам и пешеходам. Лучше ходить пешком. И для здоровья полезней.
Метельская все же уселась на пассажирское кресло. Ездит за рулем она и правда не очень. Заносчивый сноб будто чувствует это своим высокомерным задом. Опыт оценки рисков, конечно, в себе не придушишь и не убьешь. На то он менеджер и… сноб. Точнее: медлительный надменный удав. Анаконд! Разглядывает жертв из засады, а потом хрясь – и заглатывает. Или кости ломает мощными объятиями. Странно, что еще не на верхушке руководства предприятия. Выжидает! Там, наверное, таких анаконд…
Глеб краем глаза видел, что девушка исподтишка наблюдает. От этого делал еще более беспристрастное лицо:
– И с чего ты взяла, что налепить физиономию на крыло автомобиля и светить ею по всему городу называется «ненавязчивой рекламой»?
Елена промолчала.
– Думаю, лучше поехать налево, – ожила она через некоторое время. – Так быстрее.
С кривой гримасой наблюдала, как Гвоздинский поворачивает машину вправо. Удивительно премерзкий характер.
– Там ведутся ремонтные работы, – пояснил через минуту он.
«Как же! – подумала про себя Метельская. – И все он, удав самодовольный, знает».
По приезду на местность она ожидала увидеть на холодно-каменном лице Глеба брезгливость. Даже ей, привыкшей собирать предвыборные встречи по дворам, район показался угнетающим: расположенные на отшибе небольшие перекошенные здания, колдобины на тротуарах и отвратительная весенняя слякоть. И на фоне этого подгнившей ягодкой на таком себе унылом торте – представители района. Пропитые опухшие лица аборигенов у небольшого магазинчика в разгар трудового дня. Обрабатывают полуосознанными взглядами автомобиль претензионного Гвоздинского. Елена даже не представляла, как тот сойдет подошвами дорогущих туфель в грязь за пределами своего уютного средства передвижения.
Но он сошел. И негативных эмоций лицо его не выдавало. Сохраняло собранное и деловое выражение, мыслительный процесс и прогнозирование. Обладатель дорогущих туфель топал в грязь и не морщился. Оглядывал въедливым взглядом расположенный в окружении дряхлых построек пустырь.
– Вид из окна у жителей дома будет не слишком живописным, – в отличие от Гвоздинского, Елена долго выбирала, как обойти громадную лужу перед местом предполагаемой застройки.
– Вид из окна будет на новую детскую площадку, – сухо ответил ей Глеб. – А у второй половины жителей – на проезжую часть. Что довольно-таки неплохо: совсем рядом транспортная развязка: два маршрутных направления, в том числе одно в центр, автобус и трамвай.
Все он уже, анакондный, изучил. Когда успел-то?
– Трамвай здесь ходит по непопулярному маршруту, везет в какую-то степь, а автобус, наверное, и вовсе появляется пару раз в день, – внесла свою ложку дегтя Елена.
– Наверное, – скупо согласился Глеб.
Хотя что может знать о трамваях хладнокровный питон с кружкой старейшей фарфоровой мануфактуры Европы? Что они где-то есть? Знает, как выглядят, и то уже похвально. А о номерах и маршрутах он вряд ли осведомлен.
– Трамвай ходит не в степь, а по месту нахождения бывшего завода продтоваров, – добавил все же осведомленный в номерах и маршрутах питон. – Район в свое время застраивался под нужды сотрудников этого предприятия. Большинство жителей – его бывшие работники.
– Вот именно, – усмехнулась Метельская. – Бывшие работники бывшего завода, а сейчас рвань, брань и упитые лица.
Гвоздинский развернул к ней холеное лицо и обнажил безукоризненно ровный ряд зубов в язвительной усмешке. Красивый все-таки дядька, хоть и удивительно вредный. Такой уверенный каждой клеточкой тела в своей неотразимости тип. С легким налетом брутальности и плотным слоем принятых в успешных кругах норм.
– Елена Александровна, как руководителю штаба солцеподобного кандидата, вам следует быть лояльнее к проблемным слоям общества. Они – ваш хлеб.
– Они политически пассивны, – пробурчала Метельская.
Собеседник улыбнулся еще шире, но взгляд стал ехиднее. Елена с опаской ожидала, что он скажет в ответ. Однако Гвоздинский мигом потерял к ней интерес и направился неспешной походкой к машине.
– Как бы там ни было, до проведения топографической съемки и геологической экспертизы ничего загадывать не будем, – бросил он через плечо. – Хотя… не думаю, что возникнут какие-то проблемы. Как не возникли они уже с получением разрешений. Официальный заказчик – представитель государственной власти, жилье – эконом-класса для малоимущих граждан. Все будет быстро и… легко, – усмехнулся он снова криво. – Куда вас подвезти, помощница?
Елена мотнула головой.
– Я на такси, спасибо. У вас, насколько мне известно, еще дела в городе? Не беспокойтесь, я прекрасно доберусь сама.
Гвоздинский не отговаривал, лишь равнодушно пожал плечами. Достал телефон и набрал какой-то номер. Продиктовал район и выжидающе кивнул ей. Елена недоуменно насторожилась.
– Куда ехать? – терпеливо спросил он уже вслух.
– На Островского, – ответила недовольно Метельская.
Почему он сам вызывает такси? Считает, что у нее рук своих нет? И какой службой она обычно пользуется, хамовитый змей не уточнил. Почему если хамло, то хамло во всем? Даже в такой, казалось бы, мелочи. У нее есть приличные скидки на поездки в привычной компании. Зачем платить больше только потому, что высокомерный что-то из себя надумал строить?
До приезда машины стояли молча. Елена злилась и незаметно разглядывала хама. Интересно, сколько ему лет? Тридцать пять? Сорок? По лощеной морде сходу не определить. И вид спорта, которым он явно долго занимался, самовлюбленный тип так и не назвал.
Когда приехало такси, Глеб открыл перед Еленой дверцу. Вежливо простился и сунул таксисту деньги. Метельская активно закопошилась в салоне. Он что – за нее заплатил? С какой это, интересно, стати?
«Ладно, – одернула сама себя. – Пусть почувствует себя галантным какое-то время. А завтра ему деньги верну».
ГЛАВА 2
Когда отъехало такси, Глеб даже вздохнул с облегчением. Неприятная мадам. Грубая, несмышленая и прет, наверное, напролом. Он не был высокого мнения о луноликом, считая его карьерный рост скорее делом везения и удачных связей. Но генеральный строил из себя продвинутого руководителя: любил нововведения, дресс-код, тимбилдинг и прочие красивые слова. Даже кабинеты сотрудникам разрешил оборудовать по личным предпочтениям. Конечно, не всем и в разумных пределах, но считал, что нахождение на рабочем месте должно быть комфортным и радовать «подчиненный» глаз, давая луноликому надежду на продуктивность труда и его же, труда, интенсивность. В общем, любил ноу-хау и бизнес-советы. Даже должность психолога собирался ввести. Уважал красоту, молодость и профессиональную настырность.
Вот Глеб соответствовал всем представлениям начальства: был умен, спортивен и давал результат. Но Клякса? Из всех требований она пока выдавала лишь только настырность. Причем – непрофессиональную и в неумеренном количестве.
Глеб уже подходил к автомобилю, как его внимание привлек отирающийся с ним рядом силуэт. Мелкий, темный, сжатый. Вот главный показатель безопасности района: не успел Глеб сделать и шага в сторону, как возле имущества возник какой-то беспризорник и мацает ручонками несвое. В голову Гвоздинскому медленно закрались мысли о неблагородных болезнях, передающихся бытовым путем. Вот не любит он этого. И ладно бы «шпаненок» трогал дверцу пассажира. Так нет же – примостился со стороны водителя. Кряхтит и елозит, пытаясь влезть.
Гвоздинский осторожно и незаметно обошел автомобиль. Шпаненок так был увлечен своими действиями, что не обратил внимания. Глеб застыл на секунду и в одно мгновение сдавил шею несмышленыша силовым захватом.
С его спортивным прошлым это было до безобразия легко. Что бы, увидев это, теперь сказала Клякса? Подрастерял он форму или в отличной форме пребывает?
Шпаненок, не ожидавший возмездия, издал только тоненький писк. Вот звук этот Гвоздинского насторожил. Он за подбородок развернул лицо бродяжки к себе. Внимательно вгляделся в мелкие черты.
– Ты девка, что ли?
Воспользовавшись заминкой, девица дернулась. Оказалась довольно прыткой и изворотливой. Глеб быстро покрепче перехватил ее рукой. Бродяжка сердито рыкнула и сжалась.
– А ты видишь плохо? – предприняла она еще одну безуспешную попытку вырваться. – Повылазило?
Что тут видеть-то? Размалеванная, как черт лесной. Сажей она, что ли, глаза обмазала? Волосы какие-то спутанные, в веревках… Зеленые. Или не зеленые, а в неравномерно-разноцветных прядях. А вот то, что она уже бумажник сцапала, видел он предельно замечательно.
– Отдай дяде его кошелек, бестолочь.
Гвоздинский попытался вырвать из цепких пальцев свою вещь, но зеленоволосая держала мертвой хваткой. Еще и ругалась матом как сапожник. Если бы не тесное сотрудничество со строительными фирмами-подрядчиками, Глеб пожалел бы свои уже гудящие от словоизлияний уши.
– Фу, – только и ответил он. И в ответ на брань, и как команду.
Две волшебные буквы возымели воздействие на «дворняжку». Она притихла и очевидно смирилась, что чужое придется отдать. Резко вытянула руку из захвата и бумажник сунула Гвоздинскому под нос.
– На, подавись.
Ну наглеж! Глеб еле сдержался, чтобы не отвесить ей затрещину.
Решив, что инцидент исчерпан, девица шмыгнула некрасиво носом и попыталась отступить назад. Глеб придержал ее за шиворот. Другой рукой, нахмурившись, провел пальцем по царапине на дверце. Ну что за люди! Никакого уважения к добросовестной и качественной работе. Вот не раз Гвоздинский убеждался: кто ни хрена сам в жизни не создал, никогда не оценит труд другого. Это же кощунство – царапать чудо автомобилестроения, как консервную банку, отмычкой. Хотя… пигалица и труд родителей в своем лице не бережет, идиотка мелкая.
– Ты куда это засобиралась? – хмуро произнес он и так же, за шиворот, дотащил ее до пассажирской двери.
Девица всеми силами упиралась и царапалась. Гвоздинский открыл дверцу и запихнул бродяжку в салон. Предусмотрительно нажал на кнопку на брелоке, блокируя все выходы. Сажать грязнулю в машину, конечно, не хотелось, но все равно затем придется везти автомобиль на мойку.
– Эй, – взвизгнула та, когда он обогнул транспортное средство и уселся за руль. – Ты чего это?
Глеб, не реагируя, завел автомобиль.
– Ты слышь? – продолжала вопить девица. – Ты чего… маньяк?
Глеб брезгливо поморщился.
– Это уже край! – Девка попыталась вцепиться в него, Глеб отпихивал ее локтем. – Маньяки людей средь бела дня похищают. Совсем маньячьё опсихело.
Гвоздинский перевел на нее неодобрительный взгляд:
– Нет такого слова.
– Есть, – нахмурилась девица.
– Нет, – покачал головой Глеб. – Ни «маньячьё», ни «опсихело». «Слышь», кстати, тоже нет.
– Самый умный, да? – Девушка предприняла последнюю попытку замахнуться на него, но, осознав бесполезность, буркнула: – Если прецедент есть, значит, и слово есть.
– Прецедент! – фыркнул насмешливо Гвоздинский. – Ну надо же!
Девица внимательно присмотрелась к нему. Опомнилась и смерила высокомерным взглядом.
– Думал, что один умные слова знаешь?
– Конечно, если вылить себе на голову зеленку, и не такие слова в нее придут. – Глеб искоса взглянул на прическу девицы и от смеха даже прихрюкнул. – А если какие вавки были – заживут.
– Чего? – возмутилась попутчица. – Какие «вавки»?
– Ранки, повреждения, – еще больше развеселился Гвоздинский.
– Ранки… – сердито повторила девушка, отвернувшись к окну. – А «вавки», значит, есть такое слово?
– Есть, – кивнул Глеб. – «В бою так мы все герои, а как маленькая вавка вскочит, так сразу дети малые».
Попутчица скривилась. Быстро набрала что-то в телефоне. Долго вглядывалась в экран. Снова потыкала пальцами в устройство и предъявила Глебу.
– Во – читай. «Опсихел» тоже есть.
Гвоздинский попытался отодвинуть телефон от своего лица, чтобы разглядеть дорогу. Скосил взгляд на экран. С недоверием перевел его на девушку. Выхватил гаджет у нее из рук и прочитал.
– Ч-ч-что? – скользнул он взглядом по строчкам. – Что это? Зачем ты мне суешь под нос слова, которые пишут недоучки в своих блогах?
Девица с удовольствием откинулась на сиденье.
– Ну так пишут же, – с ухмылкой произнесла. – Значит, слово такое есть.
– Мне теперь на грамотеев в интернетах равняться? – Гвоздинский скривил губы. – Может, тоже зеленкой обмазаться?
Собеседница в ответ состроила гримасу. Потянула загребущие ручки к его зажигалке.
– Положи… – Гвоздинский старался не смотреть, как она приоткрывает крышку над колесиком и с усилием ее захлопывает.
– Ты вообще о молодежных субкультурах в курсе? – продолжила она открывать и защелкивать крышку, нагло запрокинув ногу на ногу и развернувшись к нему.
– В курсе, – выбрал Глеб момент, забрал аксессуар и положил на место. – Но смотреть все равно забавно.
Девушка снова нахмурилась.
– Куда ты меня везешь?
– Сюрприз, – подмигнул ей Гвоздинский. – Тебе понравится.
Та, сцепив зубы, размышляла какое-то время. Бросила быстрый взгляд за окно.
– Может, сделать так, чтобы понравилось тебе? – потянула руку к его ноге.
Гвоздинский дернулся, но быстро совладав с собою, с силой хлопнул по ее тыльной стороне ладони.
– Фу, – поморщился, откинув чужую руку со своих брюк. – Тебе сколько лет-то? Тринадцать?
– А че – комплексы какие? – ухмыльнулась девица.
– Не комплексы, а кодексы, – не остался в долгу Гвоздинский. – Вернее, один – уголовный.
Девица прищурилась.
– Между прочим, мне скоро будет восемнадцать.
Глеб оскалился.
– Скоро – это когда? Через пять лет?
Но к девице присмотрелся повнимательней. Хотя… мартышкин труд. Рожа размалеванная: и тринадцать дашь, и все сорок. А фигура как у пацана: тощая и мелкая.
Завидев за окном полицейский участок, попутчица заметно напряглась. Подобралась вмиг на автомобильном кресле. От былой наглости и зубоскальства и следа не осталось.
– Вы чего? – перешла на уважительную форму обращения.
– Мы – ничего, – произнес Глеб, останавливая машину. – Прямо к пункту назначения доставили.
Попутчица размышляла недолго:
– Говорю же, давайте мирно все решим.
Глеб вместо ответа склонил голову на бок.
– Выходи.
– Больше всех надо, да? Самый порядочный? – Взгляд с поволокой и намеком на томность быстро сменился подростковой колючестью.
