– Давай, заходи. – Она слегка подтолкнула меня в спину, и я оказалась в большой хорошо обставленной комнате с ковром на полу и на стене.
– Дарина Сабуровна, всё выполнила как вы велели. Когда придти за ней?
– Я позвоню. А пока иди. Мы сами здесь как-нибудь.
Дверь у меня за спиной звякнула, и я поняла, что надзирательница ушла, оставив меня одну.
– Что стоишь красавица? Проходи. Не бойся, я не кусаюсь.
Я повернулась на голос и увидела женщину, она сидела в кресле за круглым столом, покрытым дорогой скатертью. Перед ней стоял заварной чайник, вазочка с печеньем, что-то ещё на тарелке, я сразу не рассмотрела. Рядом суетилась молодая женщина, постарше меня.
Я подошла ближе. Не понимая, где я и зачем.
– Знаешь кто я?
– Нет.
– Ну тогда садись, попьём чайку, познакомимся. Оленька, сделай девочке бутерброд. Да приглуши телевизор, устала я от этих никчемных шоу и пустых новостей. Ты с колбаской любишь или с сыром, может с ветчиной или рыбкой солёной? – вновь повернулась ко мне хозяйка.
– Спасибо, я не голодна. – Мой голос прозвучал так тихо, что я сама едва его услышала.
– Да ты не стесняйся, девочка. Дарина Сабуровна (отчество произносится на русский манер) меня зовут. Авторитетные люди называют Мальвина. Присаживайся и расскажи о себе. Всё расскажи, как на духу. Начни с самого детства. А я подумаю, как мне с тобой поступить, казнить или миловать. Не обессудь, здесь такие законы.
Я едва не расплакалась от радости. Похоже Господь решил мне помочь. Сам послал мне встречу с самой главной зечкой.
Дрожа от страха, а не от холода, здесь было тепло, как дома, я начала свой рассказ. Про маму, про Карину с отцом, про то, как считала себя самой счастливой, что выхожу замуж за того, о ком с детства мечтала. Про Алию. Только про Кайсарова промолчала. Незачем знать посторонней женщине о моих чувствах к взрослому мужчине.
Мы проговорили почти до утра. Дарина Сабуровна слушала внимательно, не перебивала.
– Знала я твоего тестя. Хороший был человек, не из блатных, но хороший. В кого только сынок уродился, нелюдь такая? А чему я удивляюсь, он ведь Рамиру неродной был. Приёмыш. Жена не могла родить, вот и взяли маленькую тварь из детского дома. Да ладно, об этом. Сдох, туда ему и дорога, заслужил. Жаль только, что тебе приходиться чалиться из-за такой мрази. С Седой я поговорю. Но ты всё равно её опасайся. Эта тварь беспредельщица. Может организовать всё так, что никто к ней не прикапается, все будут виноваты, кроме неё. Для таких не существует авторитетов. Её давно надо бы на перо посадить. Да некому. Бобриха могла, но видишь, как получилось. Ладно, иди пока. Если что, приходи. К любой охраннице обратись, она проводит. Я скажу, чтобы денег с тебя не спрашивали. А сейчас иди, устала я, Олюшка тебя проводит.
После той встречи с Мальвиной, как-то всё само собой поутихло. Седая перестала меня задевать, только изредка бросала взгляды, от которых мороз по коже пробегал. Я старалась быть тише воды ниже травы, поменьше попадаться ей на глаза. Но наблюдая за ней понимала, что она на грани терпения и её не сегодня, так завтра может прорвать.
В тот день был выходной. Мы не работали, и каждый занимался своим делом. Кто-то принёс весть, что Чебурашка прямо с самого раннего утра на зоне. Стоило ждать какого-то сюрприза. Никто не мог вспомнить, чтобы начальница приходила на работу в выходной день, да ещё в такую рань.
Неожиданно ко мне подошла Седова, я в это время пришла из библиотеки и хотела начать читать Стругацких.
– Ну что, Красуля? Радуешься, что Мальвина за тебя заступилась? Думаешь, теперь тебе всё ни по чём? Но это ненадолго. На днях ей придёт малява, и она больше не будет за тебя впрягаться. Так что готовся, скоро крантец тебе, – она черканула ребром ладони себе по шее и хохотнула на блатной манер.
– Седова, быстро к начальнице. – В дверях, похлопывая дубинкой по ноге, стояла надзирательница.
– Я?
– Нет, я. Давай быстрее шевели клешнями.
Седова ушла, а мы замерли в тревожном ожидании чего-то неизбежного.
Седова вернулась примерно через полчаса. Она была совсем не похоже на себя, бледная как вата, с трясущимися руками, подрагивающими губами и каким-то красно-чёрным пятном на лице. К ней тут же подсели её шестёрки о чём-то зашептались.
– Что это с ней? – подсела ко мне Настя. – Её там штырём металлическим пытали?
– Не знаю.
– Попробую что-нибудь узнать. – Настя вскочила и походкой в развалочку стала неспеша прогуливаться по помещению. Никто из тех, кто обступил Седую не обратил на неё внимание. Были заняты чем-то очень важным.
Через минуту Настя опять присела рядом.
– Не знаю, что случилось, базарят что кто-то сильно важный приехал. Только кто я не поняла.
В тот день я так и не узнала, что произошло с Седовой. Примерно через час к нам зашла всё таже надзирательница.
– Акаева, одевайся и следуй за мной. – Все, кто был в помещении дружно повернулись в мою сторону. Похоже за меня переживали, а может, не за меня, а каждый за себя. Я посмотрела туда, где притихла Седая. Впервые я увидела, как выглядит чужой страх.
Пока шла меня трясло, потом неожиданно пришло успокоение. Возле административного корпуса стояли три машины представительского класса, чёрные мерседесы. В них сидели люди. Я вновь почувствовала волнение. Это был не страх, а именно волнение. В горле пересохло, казалось, ещё немного и оно растрескается, как почва в пустыне.
Надзирательница толкнула дверь в кабинет Чебурашки, и я вошла.
– Осужденная Акаева Ева Айдаровна, статья сто…
– Да знаю я, какая у тебя статья, Акаева. К тебе приехали. – Она кивнула головой в сторону от меня.
Я оглянулась. Ко мне никто за два года, что я здесь нахожусь, не приезжал. Никто не навещал, некому было.
В комнате было только одно окно, возле него спиной ко мне стоял высокий, широкоплечий мужчина. Что-то показалось мне в нём знакомым. Но я не узнала, и только когда он повернулся, едва не вскрикнула, успела погасить крик всхлипом, но и он был таким громким, что я непроизвольно зажала рот рукой.
– Здравствуй, Ева.
Его голос разорвал мне душу. Я смотрела в его глаза и не могла насмотреться. Они были глубокими, без начала и конца, как бездна, как океан или вселенная. И я утопала в них, кружилась в водовороте застывшей былой недосказанности.
Это был он, моя невысказанная, оборванная на полуслове, остановленная в полушаге любовь.
Его взгляд обжигал, я чувствовала себя маленькой девочкой, стоящей перед мартеновской печью, готовой поглотить меня в своём жерле. Голос внезапно охрип, губы пересохли и готовы были потрескаться, но никто не предложил мне стакан живительной влаги.
Он подошёл ближе. Коснулся тыльной стороной ладони моей щеки. Стёр внезапно выскользнувшие из глаз слезы.
– Как ты?
–Хорошо, – прошептала охрипшим голосом. Лизнула пересохшие губы.
Он подошёл к холодильнику, достал бутылку воды, плеснул в стакан. Я выпила одним глотком. Сразу стало легче.
– Нурия Авазовна любезно, разрешила мне забрать тебя на недельку. Так сказать, отпускает в отпуск. Пойдём, не хочу здесь больше находиться.
– Нурия, я привезу девочку в следующее воскресенье. – Бросил на ходу застывшей в позе солдата на построении Чебурашке.
В тот момент я впервые поняла, что такое настоящее счастье. Это когда ты долго находишься в бездне и нет тебе оттуда выхода, нет конца и края твоим мучениям, кругом только тьма и ад, в которых ты варишься ежеминутно. И вдруг луч солнца, падая вниз, освещает дно, по которому ты бродишь во тьме, а с неба спускается лестница, тонкая, верёвочная, и ты начинаешь карабкаться по ней вверх, надеясь, что она выдержит твой вес и не оборвётся на полпути.
Он привёз меня к себе домой. Пока ехали, его помощник заказал для меня одежду, бельё, обувь. Я терялась в догадках, зачем он это сделал? И как узнал, что я в колонии и знает ли за что. Одни вопросы, ни одного ответа. Я стеснялась. Как должна чувствовать себя женщина, когда мужчина, который нравится ей, видит её в таком униженном состоянии?
– Мне нужно сделать несколько звонков, Ева. Сейчас тебя проводят в твою комнату, прими душ и переоденься, поедем в ресторан, пообедаем. Там нас должен ждать адвокат, ты расскажешь ему всё, что с тобой произошло. Ответишь на все его вопросы. А он подумает и решит, как вытащить тебя на свободу.
Артур ушёл. А я осталась стоять посредине холла, ожидая, когда за мной придут и проводят в комнату, где я могу привести себя в порядок. Через минуту появилась девушка, моя ровесница или чуть старше. Окинула меня взглядом. Я сразу поняла, что я ей не понравилось, и будь её воля вместо того, чтобы проводить меня в комнату, она выбросила бы меня на улицу или отправила туда, откуда я прибыла. Я всё ещё стояла в арестантской одежде. Её взгляд так красноречиво показывал её мысли, что я невольно сглотнула и отступила назад.
– Иди за мной. И обувь сними.
Я быстро стащила с себя короткие сапожки, аккуратно поставила возле дверей и побежала за девицей, которая уже ждала меня возле лестницы на второй этаж.
– Вот твоя комната. – она толкнула светлую, инкрустированную золотом дверь, и я с замиранием сердца вошла внутрь.
– Майя. – Позвала кого-то.
На пороге появилась молодая женщина, немного старше этой.
– Развесь вещи в гардеробной и последи, чтобы порядок был.
При мысли, что девица ведёт себя как хозяйка, а значит, для Артура она больше, чем прислуга, стало невыносимо горько, руки непроизвольно сжались в кулаки. Я сразу поняла, что словами: «Последи, чтобы порядок был», девушка указывала мне моё место, как бы говорила: «знаю я таких, насвинячат и пойдут». Как же обидно. Когда ты понимаешь, что тебя макают в грязь, а ты не можешь ответить. Может я и смогла бы поставить девицу на место, но я не знала какие у неё отношения с Артуром. А то, может настроит его против меня и тогда конец мечтам.
Майя показала мне комнату, в которой находилась душевая кабина и унитаз с раковиной.
Я приняла душ. Это было что-то невероятное после двух лет колонии оказаться в чистой душевой кабине, такой просторной, что в ней могли вместиться одновременно несколько человек. Всё кругом сверкало чистотой и роскошью. Захотелось плакать, и я не стала себя сдерживать. Слёзы текли, перемешивались с водой, попадали на язык и там оставались солоноватыми дорожками. Горько, больно, обидно, что жизнь проходит мимо. Разве я об этом мечтала, когда получала диплом и сидела за свадебным столом. Мне тогда казалось, что все дороги для меня открыты, стоит сделать первый шаг, как тут же весь мир упадёт к моим ногам. Но мир упал, окунув меня в пропасть, макнув лицом в грязь.
Неизвестно, сколько бы я нежилась под тёплыми струями душа, наслаждаясь тем, чего была лишена в течение двух лет, если бы не Майя.
Она подошла и постучала в дверцу.
– Простите, госпожа. Хозяин спрашивал, когда вы будите готовы спуститься вниз.
– Мне нужно пятнадцать минут.
– Хорошо. Я передам.
Я быстро выключила воду и, выскочив из душевой кабины заметалась по комнате.
Если бы раньше мне сказали, что за пятнадцать минут я должна высушить волосы и одеться, я бы рассмеялась. Я же не спринтер. Но сейчас, живя в других условиях, знала, что этого времени вполне достаточно, даже много. Волосы у меня сейчас короткие, их приказали подстричь ещё в первый год прибывания в колонии. Но это для моего же удобства. В условиях, где вода подаётся дозировано иметь длинные волосы большая глупость. С тех пор они немного отросли и теперь были чуть ниже плеч.
Быстро приведя голову в порядок, вышла в спальню, завернувшись в полотенце.
Майя уже ждала меня.
– Эти вещи для вас, госпожа. – Обратилась женщина ко мне на плохом русском. Я сразу поняла, что она азиатка.
– Откуда вы?
– Из Филиппин, госпожа. Я давно работаю у господина. Вам нужно поторопиться. Хозяин ждёт. У вас осталось пять минут, чтобы одеться и спуститься к нему.
Она показала на дорогое бельё известного бренда, сложенное аккуратно на кровати. Затем на шерстяное тёмно-синее платье. Одевшись, я взяла в руки тончайшие колготки телесного цвета. Просунув в них ладонь, нежно провела ими по лицу. Ощутила кожей нежнейший шёлк и глаза вновь наполнились слезами.
Майя подала мне туфли на тонком, но устойчивом каблуке под цвет платья и пока я их примеряла принесла из гардеробной шарф и осеннее пальто из кашемира. Оно было невероятно красивого синего цвета. Длиной, наполовину прикрывавшей колено и ниже платья сантиметров на десять. Когда наряд был завершён, женщина подала мне флакон с моими любимыми французскими духами. Я была приятно удивлена, что это именно тот запах, который я любила.
Взглянув на себя в зеркало, ощутила себя королевой.
Хотела задать филиппинке несколько вопросов, но вряд ли она смогла бы мне на них ответить.
– Вы очень красивая, госпожа. Хозяин будет доволен, – улыбнулась азиатка.
– Спасибо, Майя. – Ответила совершенно искренне. Я и сама чувствовала себя в этом наряде очень красивой. Хотелось, чтобы и Артур это заметил и оценил.
Ева спускалась по лестнице, а я не мог оторвать от неё взгляд. Она была так прекрасна, что мне расхотелось куда-то ехать. Что если сгрести её в охапку и отнести в спальню, чтобы там заняться любовью? Мой член уже подталкивал меня к таким действиям. Но я нарушил его планы. Девочку нужно покормить, да и нам с Айратом не мешает поесть, к тому же в ресторане нас ждал адвокат. Между прочим, самый лучший из тех, кого я знал. Самый преданный и верный, мой друг, приятель, я даже мог бы о нём сказать мой брат или отец. Он был намного старше меня. Мы знали друг друга сто лет. Семён Львович Фридман умел самое безнадёжное дело представить таким образом, и в таких красках, что судья беспрекословно принимал сторону ушлого адвоката. Не одного криминального авторитета, он спас от тюремной камеры.
Я позвонил ему вчера вечером, вкратце объяснил ситуацию и попросил вылететь вместе со мной в Казань. Я знал, что он не откажет, даже если на этот день у него будет назначена куча других встреч, он решит этот вопрос.
Мы вместе прилетели на моём бизнес -джете и за то время, что мы с Айратом провели в колонии он пошустрил по своим каналам и теперь ждал в ресторане «Чарим» на Кремлёвской набережной, из окон которого открывался потрясающий вид на реку Казанка, она в этом месте самая широкая. Это был мой ресторан. Именно там собиралась вся городская элита и, конечно, братва. Несмотря на высокие цены, здесь каждый день был аншлаг.
К двум часам дня мы подъехали к ресторану. Фридман ждал нас в моей личной вип зоне.
– Семён Львович, познакомься, это Ева Акаева. –Представил я свою спутницу едва мы вошли в богато обставленное помещение на втором этаже.
– Здравствуйте, милая девушка. Рад знакомству, особенно рад, что вы в полном здравии. – Расшаркался адвокат, а я лишний раз убедился, что старый ловелас как всегда неотразим.
Обменявшись приветствиями, расселись за столом. Пока мы ели Фридман не задал ни одного вопроса. Он ел так, как будто нас здесь не было, а его не кормили по меньшей мере несколько дней. Ева ела мало, то ли отвыкла от нормальной пищи, то ли стеснялась.
Вскоре обед был закончен, официанты убрали посуду, протёрли стол, Айрат спустился вниз, а мы заняли более удобные места.
– Дарина Сабуровна, всё выполнила как вы велели. Когда придти за ней?
– Я позвоню. А пока иди. Мы сами здесь как-нибудь.
Дверь у меня за спиной звякнула, и я поняла, что надзирательница ушла, оставив меня одну.
– Что стоишь красавица? Проходи. Не бойся, я не кусаюсь.
Я повернулась на голос и увидела женщину, она сидела в кресле за круглым столом, покрытым дорогой скатертью. Перед ней стоял заварной чайник, вазочка с печеньем, что-то ещё на тарелке, я сразу не рассмотрела. Рядом суетилась молодая женщина, постарше меня.
Я подошла ближе. Не понимая, где я и зачем.
– Знаешь кто я?
– Нет.
– Ну тогда садись, попьём чайку, познакомимся. Оленька, сделай девочке бутерброд. Да приглуши телевизор, устала я от этих никчемных шоу и пустых новостей. Ты с колбаской любишь или с сыром, может с ветчиной или рыбкой солёной? – вновь повернулась ко мне хозяйка.
– Спасибо, я не голодна. – Мой голос прозвучал так тихо, что я сама едва его услышала.
– Да ты не стесняйся, девочка. Дарина Сабуровна (отчество произносится на русский манер) меня зовут. Авторитетные люди называют Мальвина. Присаживайся и расскажи о себе. Всё расскажи, как на духу. Начни с самого детства. А я подумаю, как мне с тобой поступить, казнить или миловать. Не обессудь, здесь такие законы.
Я едва не расплакалась от радости. Похоже Господь решил мне помочь. Сам послал мне встречу с самой главной зечкой.
Дрожа от страха, а не от холода, здесь было тепло, как дома, я начала свой рассказ. Про маму, про Карину с отцом, про то, как считала себя самой счастливой, что выхожу замуж за того, о ком с детства мечтала. Про Алию. Только про Кайсарова промолчала. Незачем знать посторонней женщине о моих чувствах к взрослому мужчине.
Мы проговорили почти до утра. Дарина Сабуровна слушала внимательно, не перебивала.
– Знала я твоего тестя. Хороший был человек, не из блатных, но хороший. В кого только сынок уродился, нелюдь такая? А чему я удивляюсь, он ведь Рамиру неродной был. Приёмыш. Жена не могла родить, вот и взяли маленькую тварь из детского дома. Да ладно, об этом. Сдох, туда ему и дорога, заслужил. Жаль только, что тебе приходиться чалиться из-за такой мрази. С Седой я поговорю. Но ты всё равно её опасайся. Эта тварь беспредельщица. Может организовать всё так, что никто к ней не прикапается, все будут виноваты, кроме неё. Для таких не существует авторитетов. Её давно надо бы на перо посадить. Да некому. Бобриха могла, но видишь, как получилось. Ладно, иди пока. Если что, приходи. К любой охраннице обратись, она проводит. Я скажу, чтобы денег с тебя не спрашивали. А сейчас иди, устала я, Олюшка тебя проводит.
После той встречи с Мальвиной, как-то всё само собой поутихло. Седая перестала меня задевать, только изредка бросала взгляды, от которых мороз по коже пробегал. Я старалась быть тише воды ниже травы, поменьше попадаться ей на глаза. Но наблюдая за ней понимала, что она на грани терпения и её не сегодня, так завтра может прорвать.
В тот день был выходной. Мы не работали, и каждый занимался своим делом. Кто-то принёс весть, что Чебурашка прямо с самого раннего утра на зоне. Стоило ждать какого-то сюрприза. Никто не мог вспомнить, чтобы начальница приходила на работу в выходной день, да ещё в такую рань.
Неожиданно ко мне подошла Седова, я в это время пришла из библиотеки и хотела начать читать Стругацких.
– Ну что, Красуля? Радуешься, что Мальвина за тебя заступилась? Думаешь, теперь тебе всё ни по чём? Но это ненадолго. На днях ей придёт малява, и она больше не будет за тебя впрягаться. Так что готовся, скоро крантец тебе, – она черканула ребром ладони себе по шее и хохотнула на блатной манер.
– Седова, быстро к начальнице. – В дверях, похлопывая дубинкой по ноге, стояла надзирательница.
– Я?
– Нет, я. Давай быстрее шевели клешнями.
Седова ушла, а мы замерли в тревожном ожидании чего-то неизбежного.
Прода от 25.03.2025, 20:27
Глава 39
Седова вернулась примерно через полчаса. Она была совсем не похоже на себя, бледная как вата, с трясущимися руками, подрагивающими губами и каким-то красно-чёрным пятном на лице. К ней тут же подсели её шестёрки о чём-то зашептались.
– Что это с ней? – подсела ко мне Настя. – Её там штырём металлическим пытали?
– Не знаю.
– Попробую что-нибудь узнать. – Настя вскочила и походкой в развалочку стала неспеша прогуливаться по помещению. Никто из тех, кто обступил Седую не обратил на неё внимание. Были заняты чем-то очень важным.
Через минуту Настя опять присела рядом.
– Не знаю, что случилось, базарят что кто-то сильно важный приехал. Только кто я не поняла.
В тот день я так и не узнала, что произошло с Седовой. Примерно через час к нам зашла всё таже надзирательница.
– Акаева, одевайся и следуй за мной. – Все, кто был в помещении дружно повернулись в мою сторону. Похоже за меня переживали, а может, не за меня, а каждый за себя. Я посмотрела туда, где притихла Седая. Впервые я увидела, как выглядит чужой страх.
Пока шла меня трясло, потом неожиданно пришло успокоение. Возле административного корпуса стояли три машины представительского класса, чёрные мерседесы. В них сидели люди. Я вновь почувствовала волнение. Это был не страх, а именно волнение. В горле пересохло, казалось, ещё немного и оно растрескается, как почва в пустыне.
Надзирательница толкнула дверь в кабинет Чебурашки, и я вошла.
– Осужденная Акаева Ева Айдаровна, статья сто…
– Да знаю я, какая у тебя статья, Акаева. К тебе приехали. – Она кивнула головой в сторону от меня.
Я оглянулась. Ко мне никто за два года, что я здесь нахожусь, не приезжал. Никто не навещал, некому было.
В комнате было только одно окно, возле него спиной ко мне стоял высокий, широкоплечий мужчина. Что-то показалось мне в нём знакомым. Но я не узнала, и только когда он повернулся, едва не вскрикнула, успела погасить крик всхлипом, но и он был таким громким, что я непроизвольно зажала рот рукой.
– Здравствуй, Ева.
Его голос разорвал мне душу. Я смотрела в его глаза и не могла насмотреться. Они были глубокими, без начала и конца, как бездна, как океан или вселенная. И я утопала в них, кружилась в водовороте застывшей былой недосказанности.
Это был он, моя невысказанная, оборванная на полуслове, остановленная в полушаге любовь.
Его взгляд обжигал, я чувствовала себя маленькой девочкой, стоящей перед мартеновской печью, готовой поглотить меня в своём жерле. Голос внезапно охрип, губы пересохли и готовы были потрескаться, но никто не предложил мне стакан живительной влаги.
Он подошёл ближе. Коснулся тыльной стороной ладони моей щеки. Стёр внезапно выскользнувшие из глаз слезы.
– Как ты?
–Хорошо, – прошептала охрипшим голосом. Лизнула пересохшие губы.
Он подошёл к холодильнику, достал бутылку воды, плеснул в стакан. Я выпила одним глотком. Сразу стало легче.
– Нурия Авазовна любезно, разрешила мне забрать тебя на недельку. Так сказать, отпускает в отпуск. Пойдём, не хочу здесь больше находиться.
– Нурия, я привезу девочку в следующее воскресенье. – Бросил на ходу застывшей в позе солдата на построении Чебурашке.
В тот момент я впервые поняла, что такое настоящее счастье. Это когда ты долго находишься в бездне и нет тебе оттуда выхода, нет конца и края твоим мучениям, кругом только тьма и ад, в которых ты варишься ежеминутно. И вдруг луч солнца, падая вниз, освещает дно, по которому ты бродишь во тьме, а с неба спускается лестница, тонкая, верёвочная, и ты начинаешь карабкаться по ней вверх, надеясь, что она выдержит твой вес и не оборвётся на полпути.
Он привёз меня к себе домой. Пока ехали, его помощник заказал для меня одежду, бельё, обувь. Я терялась в догадках, зачем он это сделал? И как узнал, что я в колонии и знает ли за что. Одни вопросы, ни одного ответа. Я стеснялась. Как должна чувствовать себя женщина, когда мужчина, который нравится ей, видит её в таком униженном состоянии?
– Мне нужно сделать несколько звонков, Ева. Сейчас тебя проводят в твою комнату, прими душ и переоденься, поедем в ресторан, пообедаем. Там нас должен ждать адвокат, ты расскажешь ему всё, что с тобой произошло. Ответишь на все его вопросы. А он подумает и решит, как вытащить тебя на свободу.
Артур ушёл. А я осталась стоять посредине холла, ожидая, когда за мной придут и проводят в комнату, где я могу привести себя в порядок. Через минуту появилась девушка, моя ровесница или чуть старше. Окинула меня взглядом. Я сразу поняла, что я ей не понравилось, и будь её воля вместо того, чтобы проводить меня в комнату, она выбросила бы меня на улицу или отправила туда, откуда я прибыла. Я всё ещё стояла в арестантской одежде. Её взгляд так красноречиво показывал её мысли, что я невольно сглотнула и отступила назад.
– Иди за мной. И обувь сними.
Я быстро стащила с себя короткие сапожки, аккуратно поставила возле дверей и побежала за девицей, которая уже ждала меня возле лестницы на второй этаж.
– Вот твоя комната. – она толкнула светлую, инкрустированную золотом дверь, и я с замиранием сердца вошла внутрь.
– Майя. – Позвала кого-то.
На пороге появилась молодая женщина, немного старше этой.
– Развесь вещи в гардеробной и последи, чтобы порядок был.
При мысли, что девица ведёт себя как хозяйка, а значит, для Артура она больше, чем прислуга, стало невыносимо горько, руки непроизвольно сжались в кулаки. Я сразу поняла, что словами: «Последи, чтобы порядок был», девушка указывала мне моё место, как бы говорила: «знаю я таких, насвинячат и пойдут». Как же обидно. Когда ты понимаешь, что тебя макают в грязь, а ты не можешь ответить. Может я и смогла бы поставить девицу на место, но я не знала какие у неё отношения с Артуром. А то, может настроит его против меня и тогда конец мечтам.
Майя показала мне комнату, в которой находилась душевая кабина и унитаз с раковиной.
Я приняла душ. Это было что-то невероятное после двух лет колонии оказаться в чистой душевой кабине, такой просторной, что в ней могли вместиться одновременно несколько человек. Всё кругом сверкало чистотой и роскошью. Захотелось плакать, и я не стала себя сдерживать. Слёзы текли, перемешивались с водой, попадали на язык и там оставались солоноватыми дорожками. Горько, больно, обидно, что жизнь проходит мимо. Разве я об этом мечтала, когда получала диплом и сидела за свадебным столом. Мне тогда казалось, что все дороги для меня открыты, стоит сделать первый шаг, как тут же весь мир упадёт к моим ногам. Но мир упал, окунув меня в пропасть, макнув лицом в грязь.
Неизвестно, сколько бы я нежилась под тёплыми струями душа, наслаждаясь тем, чего была лишена в течение двух лет, если бы не Майя.
Она подошла и постучала в дверцу.
– Простите, госпожа. Хозяин спрашивал, когда вы будите готовы спуститься вниз.
– Мне нужно пятнадцать минут.
– Хорошо. Я передам.
Я быстро выключила воду и, выскочив из душевой кабины заметалась по комнате.
Если бы раньше мне сказали, что за пятнадцать минут я должна высушить волосы и одеться, я бы рассмеялась. Я же не спринтер. Но сейчас, живя в других условиях, знала, что этого времени вполне достаточно, даже много. Волосы у меня сейчас короткие, их приказали подстричь ещё в первый год прибывания в колонии. Но это для моего же удобства. В условиях, где вода подаётся дозировано иметь длинные волосы большая глупость. С тех пор они немного отросли и теперь были чуть ниже плеч.
Быстро приведя голову в порядок, вышла в спальню, завернувшись в полотенце.
Майя уже ждала меня.
– Эти вещи для вас, госпожа. – Обратилась женщина ко мне на плохом русском. Я сразу поняла, что она азиатка.
– Откуда вы?
– Из Филиппин, госпожа. Я давно работаю у господина. Вам нужно поторопиться. Хозяин ждёт. У вас осталось пять минут, чтобы одеться и спуститься к нему.
Она показала на дорогое бельё известного бренда, сложенное аккуратно на кровати. Затем на шерстяное тёмно-синее платье. Одевшись, я взяла в руки тончайшие колготки телесного цвета. Просунув в них ладонь, нежно провела ими по лицу. Ощутила кожей нежнейший шёлк и глаза вновь наполнились слезами.
Майя подала мне туфли на тонком, но устойчивом каблуке под цвет платья и пока я их примеряла принесла из гардеробной шарф и осеннее пальто из кашемира. Оно было невероятно красивого синего цвета. Длиной, наполовину прикрывавшей колено и ниже платья сантиметров на десять. Когда наряд был завершён, женщина подала мне флакон с моими любимыми французскими духами. Я была приятно удивлена, что это именно тот запах, который я любила.
Взглянув на себя в зеркало, ощутила себя королевой.
Хотела задать филиппинке несколько вопросов, но вряд ли она смогла бы мне на них ответить.
– Вы очень красивая, госпожа. Хозяин будет доволен, – улыбнулась азиатка.
– Спасибо, Майя. – Ответила совершенно искренне. Я и сама чувствовала себя в этом наряде очень красивой. Хотелось, чтобы и Артур это заметил и оценил.
Прода от 26.03.2025, 19:27
Глава 40
Ева спускалась по лестнице, а я не мог оторвать от неё взгляд. Она была так прекрасна, что мне расхотелось куда-то ехать. Что если сгрести её в охапку и отнести в спальню, чтобы там заняться любовью? Мой член уже подталкивал меня к таким действиям. Но я нарушил его планы. Девочку нужно покормить, да и нам с Айратом не мешает поесть, к тому же в ресторане нас ждал адвокат. Между прочим, самый лучший из тех, кого я знал. Самый преданный и верный, мой друг, приятель, я даже мог бы о нём сказать мой брат или отец. Он был намного старше меня. Мы знали друг друга сто лет. Семён Львович Фридман умел самое безнадёжное дело представить таким образом, и в таких красках, что судья беспрекословно принимал сторону ушлого адвоката. Не одного криминального авторитета, он спас от тюремной камеры.
Я позвонил ему вчера вечером, вкратце объяснил ситуацию и попросил вылететь вместе со мной в Казань. Я знал, что он не откажет, даже если на этот день у него будет назначена куча других встреч, он решит этот вопрос.
Мы вместе прилетели на моём бизнес -джете и за то время, что мы с Айратом провели в колонии он пошустрил по своим каналам и теперь ждал в ресторане «Чарим» на Кремлёвской набережной, из окон которого открывался потрясающий вид на реку Казанка, она в этом месте самая широкая. Это был мой ресторан. Именно там собиралась вся городская элита и, конечно, братва. Несмотря на высокие цены, здесь каждый день был аншлаг.
К двум часам дня мы подъехали к ресторану. Фридман ждал нас в моей личной вип зоне.
– Семён Львович, познакомься, это Ева Акаева. –Представил я свою спутницу едва мы вошли в богато обставленное помещение на втором этаже.
– Здравствуйте, милая девушка. Рад знакомству, особенно рад, что вы в полном здравии. – Расшаркался адвокат, а я лишний раз убедился, что старый ловелас как всегда неотразим.
Обменявшись приветствиями, расселись за столом. Пока мы ели Фридман не задал ни одного вопроса. Он ел так, как будто нас здесь не было, а его не кормили по меньшей мере несколько дней. Ева ела мало, то ли отвыкла от нормальной пищи, то ли стеснялась.
Вскоре обед был закончен, официанты убрали посуду, протёрли стол, Айрат спустился вниз, а мы заняли более удобные места.
