Она улыбалась тупым шуткам своих подопечных и медленно копила зло. Через год Клавдия вступила в партию, а еще через несколько лет ей несказанно повезло, она познакомилась с женой первого секретаря горкома партии, подружилась с ней и вскоре они стали не разлей вода. Появились нужные знакомства, и как признание ее заслуг, направление на учебу в высшую партийную школу.
В свою бывшую школу Клавдия больше не вернулась. Теперь для нее открылись новые горизонты. Несколько лет она проработала в РОНО, затем в Министерстве просвещения. Тем временем в стране наметились перемены. Уже близились смутные времена. С каждым днем становилось все заметнее, как страну распродают по частям.
Каждый, кто был у руля старался ухватить пирог потолще. Кресло под Клавдией могло зашататься в любой момент. Уже не было той поддержки. К власти стремились новые люди, молодые, энергичные и голодные. Нужно было срочно предпринимать какие-то действия, чтобы успеть отхватить себе лакомый кусок.
Решение пришло неожиданно, во время инспектирования детских домов, ей в голову пришла мысль создать Православный приют для девочек. На них можно хорошо зарабатывать, главное продумать такую схему, которая позволит избежать учета детей. Ее изощренный мозг помог ей придумать и до мелочей продумать такую схему, которую не трудно было осуществить. Оставалось найти удобное место для приюта.
Там, в эшелонах власти, у нее еще остались знакомые, имевшие косвенное отношение к дележке страны. Ей помогли за копейки прикупить заброшенный хутор с пустующими домами, и прилегающими огородами, а также луг, для выпаса скотины, и большой участок леса. В лесу решено было построить охотничью базу, с уютными домиками для размещения в них высокопоставленных гостей.
Позже, когда она провела все подготовительные работы, с помощью все тех же знакомых были отремонтировали постройки и выкуплены у разорившегося колхоза за бесценок коровы, поросята и другая живность. Наняты временные работники, из бывших колхозников, которые позже должны будут обучить этой работе послушниц.
Но это было полдела. Клавдии нужен был церковный чин, чтобы творить дела свои под эгидой церкви. Тогда и вопросов будет меньше.
Здесь, ей тоже повезло. Нашлись люди, сумевшие помочь обзавестись документами, подтверждающими православный чин. Благодаря им Клавдия, из работницы министерства образования, превратилась в матушку Игуменью. И тогда Клавдия поверила, что удача наконец, окончательно повернулась к ней лицом.
На создание приюта ушло три года, еще пару лет на различные благоустройства, да на постройку охотничьей базы. Через шесть лет, это был полноценный православный приют с хорошим подворьем, со своим небольшим фермерским хозяйством и лесным угодьем. Наемных работников постепенно одного за другим уволили, заменив на послушниц. Нашлись несколько пришлых женщин, которые согласились выполнять самую тяжелую работу, ничего не требуя взамен кроме еды и места для сна, их определили присматривать за скотиной и прочей живностью. Теперь Клавдия была твердо уверена, что жизнь удалась. Осталось совсем немного до того времени, когда деньги потекут к ней рекой.
Девчонки подобраны послушные, беспрекословные. Пора подбирать клиентскую базу и зарабатывать деньги– решила Клавдия. Здесь опять понадобятся высокопоставленные знакомые, которые сумели зацепиться в новой жизни. Этот пирог для них. Они первые, кто откушает запретный плод. Она ухмыльнулась, скоро они у нее вот где будут. Клавдия сжала кулак.
Нужно самой проверить, как установлены камеры в охотничьих домиках. Хорошо ли будет видно? Здесь не должно быть сбоя, и главное, чтобы о камерах никто не догадался. Пусть развлекаются, не догадываясь, что их пишут. Клавдия довольно потянулась, ее лицо растянула хитрая улыбка, скоро начнут подтягиваться московские гости, так называемые спонсоры. Она скоро станет богатой. Уверенность крепла с каждым днем.
Вкус мяса и прочих продуктов, которые раньше знали дети сейчас исчезли из памяти.
Лиза, привыкшая к другой пище, долго не могла приучить свой желудок к такой еде, он рычал, возмущался, иногда выплескивал все наружу. Её за это наказывали. Били плетью и заставляли стоять по несколько часов на гречневой крупе. При этом, матушка Полина сидела напротив, следила что бы девочка не меняла позу. Всякий раз, когда приходилось отбывать наказание, слезы боли и обиды душили Лизу. Она не понимала кто и за что, так грубо, так неправдоподобно пошутил над ней. Ей казалась, что вот сейчас распахнется дверь и папа подхватит ее на руки и закружит в танце. В очередной раз, дверь действительно распахнулась, но вместо папы появилась матушка Клавдия. Она посмотрела на Лизу и как- то злобно, почему- то по- польски, прошипела: – у, пся крев. – Затем смачно, с удовольствием, плюнула девочке в лицо и опять прошипела. – Альбиноска, уродина и зачем мне такую послал Господь.
– Да уж, ни кожи, ни рожи, поддакнула сестра Полина. – Можно в клетку посадить, за деньги показывать, пусть народ веселится, – монахини дружно загоготали.
– Надо подумать, как из нее пользу извлечь, – Клавдия опять взглянула на Лизу – ни у одного мужика на нее не встанет, а то и вывернуть может. Страшила, альбиноска, послал же Бог такую, – повторилась матушка.
– Ночью встретится, помрешь со страху- то, – поддакнула сестра Полина.
Матушка Клавдия вышла на улицу. Злость на эту девицу, накрыла ее волной. Она ненавидела ребенка всеми фибрами души. Сама не понимала за что, почему? Клавдия специально называла девочку альбиноской, чтобы позлить придать неуверенности, никчемности, ненужности, чтобы вызвать в ней отчаяние и послушание.
Но все ее действия вызывали обратную реакцию. Девчонка не ломалась. Нет, она не сопротивлялась, не спорила, не кричала. Но от того взгляда, которым она смотрела на матушку, не отводя его и не мигая, мороз пробегал по коже. Девочка не была красивой, но уродиной она тоже не была. Какая-то необычная, не земная. Цвет ее глаз менялся в зависимости от настроения. Однажды, всего лишь один раз, когда отелилась корова, Клавдия видела, как Лизка гладила ее и улыбалась. В тот момент глаза этой девчонки сияли, как будто переливались всеми цветами радуги, сверкали, блестели, подсвечивая самые глубины. Клавдия была поражена. Она ничего тогда не сказала, просто повернулась и ушла. Никогда раньше она не видела ничего подобного.
В другой раз, когда Полина ударила самую младшую послушницу пятилетнюю Таньку, Клавдия опять увидела глаза Лизки. Впервые ей стало страшно. Она увидела перед собой волчицу, готовую в любую минуту вцепиться в глотку жертве.
А глаза? – Это было что-то невероятное. Это был огонь и лед. Они как будто смотрели внутрь Полинки, а заодно и Клавдии сверля и прожигая насквозь, видели все, что творится у них внутри, читали мысли. Клавдия хотела что-то сказать, но не смогла, слова застряли у нее в горле, ее как будто парализовало.
Она велела поставить Лизу на самую тяжелую работу. Такой считалась работа в трапезной. Она должна была подниматься в половине шестого утра, за полчаса умыться, одеться, заправить постель. С шести часов до семи молитва. Затем за полчаса нужно успеть наносить воды для приготовления пищи, мытья посуды и полов. Воду носили из колодца. Затем протереть влажной тряпкой пол и столы. Расставить посуду. Послушницы завтракали с восьми до восьми двадцати. После них, за сорок минут убрать и вымыть посуду, еще раз протереть пол и подготовить все для завтрака Матушки и сестер монахинь.
Ели они не спеша, за отдельным столом и совсем другую пищу. Особенно любили булочки намазать маслом, сверху положить икорку или красную рыбку, и запивать растворимым кофе. Пили с больших чайных чашек.
Лизе запрещалась в это время выходить из кухни. Она быстро съедала свою порцию овсяной каши и приступала к чистке картошки для супа послушницам, затем чистила рыбу, которую готовили для матушки. Рыбу матушка требовала подавать ей каждый день, если не на обед, так на ужин обязательно.
Целый день Лиза работала не покладая рук, одна работа сменяла другую. Прибавляло работы еще и то, что матушка и монахини приходили полдничать. К четырем часам уже были готовы румяные булочки, пирожные или кексы, а также нарезаны и разложены на блюдо бутерброды с колбасой и красной рыбой. У Лизы, от постоянного недосыпания, недоедания, от тяжелой работы и от этих умопомрачительных запахов, кружилась голова, под глазами появились черные круги. Поскольку все продукты выдавались строго по весу, утаить хоть что-то было невозможно. Трапезница, сестра Лидия все же умудрялась иногда обмануть сестру Марию и выкроить для Лизы то котлетку, то кусочек рыбы, что-то из того, что ели монахини.
Однажды Лиза увидела, как Танюшка, самая маленькая послушница, набрала горсть земли и съела ее.
– Танечка, ты что? Это нельзя делать. Лиза обняла девочку, прижала к себе.
– Кушать хочу, слышишь животик рычит. Танечка подняла голову и две крупные слезинки скатились по ее худым щечкам. Лиза сжала кулаки. Ее сердце плакало и ныло от боли и обиды. Она не знала, как помочь этой девочке, как помочь другим девочкам, да и себе тоже.
С тех пор она приносила Танюшке что-нибудь из того, что давала ей сестра Лидия.
Постепенно Лиза втянулась в работу в трапезной, она уже не так сильно уставала, подросла, ей исполнилось двенадцать лет. Она была все такой же худенькой, угловатой, только стала немного выше ростом. Матушка Клавдия как будто забыла о ней. Главное, чтобы не видеть этого ужасного взгляда. С глаз долой и с сердца вон. Больше, кроме как работать, с этой девки нечего взять, – решила Клавдия и на некоторое время забыла о девочке.
У Лизы появилось немного свободного времени и ее мозг стал требовать дополнительной работы. Она бы с удовольствием что-нибудь почитала, но здесь не было ни газет, ни журналов, ни тем более книг. Возможность появилась неожиданно.
Позвонила дама с органов опеки. Она напомнила, что приют может посетить комиссия, чтобы проверить как дети справляются со школьной программой. Матушка заволновалась. Быстро открыли один из пустующих домов, закупили парты, поставили доску. Купили учебники, дополнительную литературу в общем все необходимое для учебы. Детей на три часа освободили от работы. Матушка обратилась в местные органы образования. И, уже через несколько дней, девочкам стали преподавать основные школьные предметы, соответствующие их возрасту. У Лизы появилась возможность быстро пополнить свои знания. Изголодавшийся по учебе мозг впитывал все как губка.
С тех пор, как Лиза стала постоянно послушничать в Трапезной, ее не наказывали. Это случилось почти сразу после очередного отъезда учителей. Монах из соседнего монастыря, заехал, чтобы забрать молоко, творог, сыры и яйца, которые в приюте делали для монастыря. Кроме этих продуктов приют выращивал и продавал Монастырю птицу, мясо телят и свиней, овощи, ягоды. Послушницы могли бы сытно питаться, но ничего из перечисленного им не доставалось. Монах приезжал раз в две недели. Матушка распоряжалась к его приезду топить баньку. Сестры Полина и Мария радовались приезду брата Онуфрия. Любили отхлестать его веничком, да побаловаться с ним. Они были еще не старые женщины, чуть больше пятидесяти, да и Онуфрий им подстать.
В тот день он сидел за столом в трапезной с удовольствием поглощал пирожки, запивая их чайком.
– Еще одну чашку и можно в баньку, сестры уже заждались, – решил батюшка. Чайник оказался пустым.
– Пусть чайку принесут, – он подвинул чайник к краю.
– Лизка, чай принеси, – позвала сестра Мария.
Сестры сидели напротив батюшки и посмеивались над его пошлыми шутками.
– Отнеси, пусть хоть лопнет, – сестра Лидия придвинула Лизе чайник.
Уже подходя к столу, девочка случайно споткнулась, чайник вылетел из рук и со всего маху упал рядом с монахом, обжигая его кипятком. Тот взревел, вскакивая со стула.
Лицо, ранее казавшееся добродушным, исказили боль и ярость. Он схватил девочку за шиворот и с силой швырнул на скамью. Она упала, больно ударившись головой об угол.
– Пороть, – заорал он, – пороть сучку. Ах, ты гадина, ошпарить меня вздумала. Полинка, неси сюда розги, – бушевал брат Онуфрий.
– Простите, святой отец, я нечаянно, – заплакала Лиза.
– Пороть сучку, я сказал, пороть – не унимался монах.
Монахини, схватив Лизу прижали ее к скамье, задрав повыше подол платья, сдернули с нее трусики. Сестра Мария услужливо подала брату Онуфрию розги. Он крякнул приосанясь, и размахнувшись изо всей силы ударил Лизу по оголенному телу. Резкая боль обожгла девочку.
Она вскрикнула, прикусив губу. Кровь тонкой струйкой потекла по подбородку.
Онуфрий вновь замахнулся и второй раз опустил розгу на распластанное тело. Она не знала, сколько времени продолжалась экзекуция, но за все время Лиза больше не издала ни звука.
Уставший, но довольный монах отбросил розгу. На его лице отражалась почти, детская радость, выражение было такое, как будто он совершил подвиг.
– Ох, подустал маленько. – Он глянул на плод своих трудов, – смотри те ка, как разрисовал, долго помнить будет, – брат Онуфрий засмеялся. Монахини весело закивали ему в ответ.
– Ох, молодец братец, повеселил, так повеселил, ее давно выпороть надо было, а теперь в баньку, петушок поди застоялся, да и курочки соскучились, – монашки громко хихикая подхватили брата Онуфрия под руки и дружно отправились в баню творить неугодные Богу дела.
– У, сучки, шлюхи подзаборные, гореть вам в аду, – сестра Лидия плюнула через плечо.
– Потерпи девочка, сейчас легче станет, твари, что с ребенком сделали, – никак не могла успокоится трапезница, она достала из шкафчика какую-то мазь и густо смазала кровавые полоски. Потом помогла Лизе подняться и отвела за шторку на кухне, уложила на стоящий там небольшой топчан.
– Лежи пока, сама все сделаю. Поспи деточка, потом разбужу.
Этот случай не прошел бесследно для Лизы, шрамы остались не только на теле, но и на душе, только на душе они были гораздо глубже. С тех пор экзекуция повторялась раз в месяц, оставляя новые шрамы. Они напоминали ей о той боли, и о том позоре, которые ей приходилось всякий раз переживать. Они научили ее терпеть боль и ненавидеть того, от кого она исходила.
Читая книги, которые ей привозила учительница английского, Лиза мечтала о принце на белом коне, она верила, что принц обязательно появится и увезет ее в свою далекую страну. И, тогда она отомстит, она им всем отомстит за себя, за Танюшку, за всех девочек, вынужденных влачить жалкое существование здесь в этом притоне, за все унижения и насилие, которым они здесь подвергаются.
Марк Немиров был обычным мальчиком, звезд с неба не хватал, так себе – середнячок.
Он не беспокоился о своем будущем, об этом беспокоились его родители. Все было заранее расписано, разложено по полочкам. В тринадцать лет Марка отправили учиться в Челси Индепендент колледж в Лондоне. Марку здесь очень нравилось, особенно как строились занятия: между двойными уроками перерыв тридцать минут. За это время можно было отдохнуть, поиграть в регби или другие спортивные игры, в зависимости от увлечений. После обеда всего одна пара, а затем занятия спортом, музыкой, искусством или же можно отправиться на экскурсию.
В свою бывшую школу Клавдия больше не вернулась. Теперь для нее открылись новые горизонты. Несколько лет она проработала в РОНО, затем в Министерстве просвещения. Тем временем в стране наметились перемены. Уже близились смутные времена. С каждым днем становилось все заметнее, как страну распродают по частям.
Каждый, кто был у руля старался ухватить пирог потолще. Кресло под Клавдией могло зашататься в любой момент. Уже не было той поддержки. К власти стремились новые люди, молодые, энергичные и голодные. Нужно было срочно предпринимать какие-то действия, чтобы успеть отхватить себе лакомый кусок.
Решение пришло неожиданно, во время инспектирования детских домов, ей в голову пришла мысль создать Православный приют для девочек. На них можно хорошо зарабатывать, главное продумать такую схему, которая позволит избежать учета детей. Ее изощренный мозг помог ей придумать и до мелочей продумать такую схему, которую не трудно было осуществить. Оставалось найти удобное место для приюта.
Там, в эшелонах власти, у нее еще остались знакомые, имевшие косвенное отношение к дележке страны. Ей помогли за копейки прикупить заброшенный хутор с пустующими домами, и прилегающими огородами, а также луг, для выпаса скотины, и большой участок леса. В лесу решено было построить охотничью базу, с уютными домиками для размещения в них высокопоставленных гостей.
Позже, когда она провела все подготовительные работы, с помощью все тех же знакомых были отремонтировали постройки и выкуплены у разорившегося колхоза за бесценок коровы, поросята и другая живность. Наняты временные работники, из бывших колхозников, которые позже должны будут обучить этой работе послушниц.
Но это было полдела. Клавдии нужен был церковный чин, чтобы творить дела свои под эгидой церкви. Тогда и вопросов будет меньше.
Здесь, ей тоже повезло. Нашлись люди, сумевшие помочь обзавестись документами, подтверждающими православный чин. Благодаря им Клавдия, из работницы министерства образования, превратилась в матушку Игуменью. И тогда Клавдия поверила, что удача наконец, окончательно повернулась к ней лицом.
На создание приюта ушло три года, еще пару лет на различные благоустройства, да на постройку охотничьей базы. Через шесть лет, это был полноценный православный приют с хорошим подворьем, со своим небольшим фермерским хозяйством и лесным угодьем. Наемных работников постепенно одного за другим уволили, заменив на послушниц. Нашлись несколько пришлых женщин, которые согласились выполнять самую тяжелую работу, ничего не требуя взамен кроме еды и места для сна, их определили присматривать за скотиной и прочей живностью. Теперь Клавдия была твердо уверена, что жизнь удалась. Осталось совсем немного до того времени, когда деньги потекут к ней рекой.
Девчонки подобраны послушные, беспрекословные. Пора подбирать клиентскую базу и зарабатывать деньги– решила Клавдия. Здесь опять понадобятся высокопоставленные знакомые, которые сумели зацепиться в новой жизни. Этот пирог для них. Они первые, кто откушает запретный плод. Она ухмыльнулась, скоро они у нее вот где будут. Клавдия сжала кулак.
Нужно самой проверить, как установлены камеры в охотничьих домиках. Хорошо ли будет видно? Здесь не должно быть сбоя, и главное, чтобы о камерах никто не догадался. Пусть развлекаются, не догадываясь, что их пишут. Клавдия довольно потянулась, ее лицо растянула хитрая улыбка, скоро начнут подтягиваться московские гости, так называемые спонсоры. Она скоро станет богатой. Уверенность крепла с каждым днем.
Прода от 20.06.2025, 09:56
Глава 4
Вкус мяса и прочих продуктов, которые раньше знали дети сейчас исчезли из памяти.
Лиза, привыкшая к другой пище, долго не могла приучить свой желудок к такой еде, он рычал, возмущался, иногда выплескивал все наружу. Её за это наказывали. Били плетью и заставляли стоять по несколько часов на гречневой крупе. При этом, матушка Полина сидела напротив, следила что бы девочка не меняла позу. Всякий раз, когда приходилось отбывать наказание, слезы боли и обиды душили Лизу. Она не понимала кто и за что, так грубо, так неправдоподобно пошутил над ней. Ей казалась, что вот сейчас распахнется дверь и папа подхватит ее на руки и закружит в танце. В очередной раз, дверь действительно распахнулась, но вместо папы появилась матушка Клавдия. Она посмотрела на Лизу и как- то злобно, почему- то по- польски, прошипела: – у, пся крев. – Затем смачно, с удовольствием, плюнула девочке в лицо и опять прошипела. – Альбиноска, уродина и зачем мне такую послал Господь.
– Да уж, ни кожи, ни рожи, поддакнула сестра Полина. – Можно в клетку посадить, за деньги показывать, пусть народ веселится, – монахини дружно загоготали.
– Надо подумать, как из нее пользу извлечь, – Клавдия опять взглянула на Лизу – ни у одного мужика на нее не встанет, а то и вывернуть может. Страшила, альбиноска, послал же Бог такую, – повторилась матушка.
– Ночью встретится, помрешь со страху- то, – поддакнула сестра Полина.
Матушка Клавдия вышла на улицу. Злость на эту девицу, накрыла ее волной. Она ненавидела ребенка всеми фибрами души. Сама не понимала за что, почему? Клавдия специально называла девочку альбиноской, чтобы позлить придать неуверенности, никчемности, ненужности, чтобы вызвать в ней отчаяние и послушание.
Но все ее действия вызывали обратную реакцию. Девчонка не ломалась. Нет, она не сопротивлялась, не спорила, не кричала. Но от того взгляда, которым она смотрела на матушку, не отводя его и не мигая, мороз пробегал по коже. Девочка не была красивой, но уродиной она тоже не была. Какая-то необычная, не земная. Цвет ее глаз менялся в зависимости от настроения. Однажды, всего лишь один раз, когда отелилась корова, Клавдия видела, как Лизка гладила ее и улыбалась. В тот момент глаза этой девчонки сияли, как будто переливались всеми цветами радуги, сверкали, блестели, подсвечивая самые глубины. Клавдия была поражена. Она ничего тогда не сказала, просто повернулась и ушла. Никогда раньше она не видела ничего подобного.
В другой раз, когда Полина ударила самую младшую послушницу пятилетнюю Таньку, Клавдия опять увидела глаза Лизки. Впервые ей стало страшно. Она увидела перед собой волчицу, готовую в любую минуту вцепиться в глотку жертве.
А глаза? – Это было что-то невероятное. Это был огонь и лед. Они как будто смотрели внутрь Полинки, а заодно и Клавдии сверля и прожигая насквозь, видели все, что творится у них внутри, читали мысли. Клавдия хотела что-то сказать, но не смогла, слова застряли у нее в горле, ее как будто парализовало.
Она велела поставить Лизу на самую тяжелую работу. Такой считалась работа в трапезной. Она должна была подниматься в половине шестого утра, за полчаса умыться, одеться, заправить постель. С шести часов до семи молитва. Затем за полчаса нужно успеть наносить воды для приготовления пищи, мытья посуды и полов. Воду носили из колодца. Затем протереть влажной тряпкой пол и столы. Расставить посуду. Послушницы завтракали с восьми до восьми двадцати. После них, за сорок минут убрать и вымыть посуду, еще раз протереть пол и подготовить все для завтрака Матушки и сестер монахинь.
Ели они не спеша, за отдельным столом и совсем другую пищу. Особенно любили булочки намазать маслом, сверху положить икорку или красную рыбку, и запивать растворимым кофе. Пили с больших чайных чашек.
Лизе запрещалась в это время выходить из кухни. Она быстро съедала свою порцию овсяной каши и приступала к чистке картошки для супа послушницам, затем чистила рыбу, которую готовили для матушки. Рыбу матушка требовала подавать ей каждый день, если не на обед, так на ужин обязательно.
Целый день Лиза работала не покладая рук, одна работа сменяла другую. Прибавляло работы еще и то, что матушка и монахини приходили полдничать. К четырем часам уже были готовы румяные булочки, пирожные или кексы, а также нарезаны и разложены на блюдо бутерброды с колбасой и красной рыбой. У Лизы, от постоянного недосыпания, недоедания, от тяжелой работы и от этих умопомрачительных запахов, кружилась голова, под глазами появились черные круги. Поскольку все продукты выдавались строго по весу, утаить хоть что-то было невозможно. Трапезница, сестра Лидия все же умудрялась иногда обмануть сестру Марию и выкроить для Лизы то котлетку, то кусочек рыбы, что-то из того, что ели монахини.
Однажды Лиза увидела, как Танюшка, самая маленькая послушница, набрала горсть земли и съела ее.
– Танечка, ты что? Это нельзя делать. Лиза обняла девочку, прижала к себе.
– Кушать хочу, слышишь животик рычит. Танечка подняла голову и две крупные слезинки скатились по ее худым щечкам. Лиза сжала кулаки. Ее сердце плакало и ныло от боли и обиды. Она не знала, как помочь этой девочке, как помочь другим девочкам, да и себе тоже.
С тех пор она приносила Танюшке что-нибудь из того, что давала ей сестра Лидия.
Постепенно Лиза втянулась в работу в трапезной, она уже не так сильно уставала, подросла, ей исполнилось двенадцать лет. Она была все такой же худенькой, угловатой, только стала немного выше ростом. Матушка Клавдия как будто забыла о ней. Главное, чтобы не видеть этого ужасного взгляда. С глаз долой и с сердца вон. Больше, кроме как работать, с этой девки нечего взять, – решила Клавдия и на некоторое время забыла о девочке.
У Лизы появилось немного свободного времени и ее мозг стал требовать дополнительной работы. Она бы с удовольствием что-нибудь почитала, но здесь не было ни газет, ни журналов, ни тем более книг. Возможность появилась неожиданно.
Позвонила дама с органов опеки. Она напомнила, что приют может посетить комиссия, чтобы проверить как дети справляются со школьной программой. Матушка заволновалась. Быстро открыли один из пустующих домов, закупили парты, поставили доску. Купили учебники, дополнительную литературу в общем все необходимое для учебы. Детей на три часа освободили от работы. Матушка обратилась в местные органы образования. И, уже через несколько дней, девочкам стали преподавать основные школьные предметы, соответствующие их возрасту. У Лизы появилась возможность быстро пополнить свои знания. Изголодавшийся по учебе мозг впитывал все как губка.
С тех пор, как Лиза стала постоянно послушничать в Трапезной, ее не наказывали. Это случилось почти сразу после очередного отъезда учителей. Монах из соседнего монастыря, заехал, чтобы забрать молоко, творог, сыры и яйца, которые в приюте делали для монастыря. Кроме этих продуктов приют выращивал и продавал Монастырю птицу, мясо телят и свиней, овощи, ягоды. Послушницы могли бы сытно питаться, но ничего из перечисленного им не доставалось. Монах приезжал раз в две недели. Матушка распоряжалась к его приезду топить баньку. Сестры Полина и Мария радовались приезду брата Онуфрия. Любили отхлестать его веничком, да побаловаться с ним. Они были еще не старые женщины, чуть больше пятидесяти, да и Онуфрий им подстать.
В тот день он сидел за столом в трапезной с удовольствием поглощал пирожки, запивая их чайком.
– Еще одну чашку и можно в баньку, сестры уже заждались, – решил батюшка. Чайник оказался пустым.
– Пусть чайку принесут, – он подвинул чайник к краю.
– Лизка, чай принеси, – позвала сестра Мария.
Сестры сидели напротив батюшки и посмеивались над его пошлыми шутками.
– Отнеси, пусть хоть лопнет, – сестра Лидия придвинула Лизе чайник.
Уже подходя к столу, девочка случайно споткнулась, чайник вылетел из рук и со всего маху упал рядом с монахом, обжигая его кипятком. Тот взревел, вскакивая со стула.
Лицо, ранее казавшееся добродушным, исказили боль и ярость. Он схватил девочку за шиворот и с силой швырнул на скамью. Она упала, больно ударившись головой об угол.
– Пороть, – заорал он, – пороть сучку. Ах, ты гадина, ошпарить меня вздумала. Полинка, неси сюда розги, – бушевал брат Онуфрий.
– Простите, святой отец, я нечаянно, – заплакала Лиза.
– Пороть сучку, я сказал, пороть – не унимался монах.
Монахини, схватив Лизу прижали ее к скамье, задрав повыше подол платья, сдернули с нее трусики. Сестра Мария услужливо подала брату Онуфрию розги. Он крякнул приосанясь, и размахнувшись изо всей силы ударил Лизу по оголенному телу. Резкая боль обожгла девочку.
Она вскрикнула, прикусив губу. Кровь тонкой струйкой потекла по подбородку.
Онуфрий вновь замахнулся и второй раз опустил розгу на распластанное тело. Она не знала, сколько времени продолжалась экзекуция, но за все время Лиза больше не издала ни звука.
Уставший, но довольный монах отбросил розгу. На его лице отражалась почти, детская радость, выражение было такое, как будто он совершил подвиг.
– Ох, подустал маленько. – Он глянул на плод своих трудов, – смотри те ка, как разрисовал, долго помнить будет, – брат Онуфрий засмеялся. Монахини весело закивали ему в ответ.
– Ох, молодец братец, повеселил, так повеселил, ее давно выпороть надо было, а теперь в баньку, петушок поди застоялся, да и курочки соскучились, – монашки громко хихикая подхватили брата Онуфрия под руки и дружно отправились в баню творить неугодные Богу дела.
– У, сучки, шлюхи подзаборные, гореть вам в аду, – сестра Лидия плюнула через плечо.
– Потерпи девочка, сейчас легче станет, твари, что с ребенком сделали, – никак не могла успокоится трапезница, она достала из шкафчика какую-то мазь и густо смазала кровавые полоски. Потом помогла Лизе подняться и отвела за шторку на кухне, уложила на стоящий там небольшой топчан.
– Лежи пока, сама все сделаю. Поспи деточка, потом разбужу.
Этот случай не прошел бесследно для Лизы, шрамы остались не только на теле, но и на душе, только на душе они были гораздо глубже. С тех пор экзекуция повторялась раз в месяц, оставляя новые шрамы. Они напоминали ей о той боли, и о том позоре, которые ей приходилось всякий раз переживать. Они научили ее терпеть боль и ненавидеть того, от кого она исходила.
Читая книги, которые ей привозила учительница английского, Лиза мечтала о принце на белом коне, она верила, что принц обязательно появится и увезет ее в свою далекую страну. И, тогда она отомстит, она им всем отомстит за себя, за Танюшку, за всех девочек, вынужденных влачить жалкое существование здесь в этом притоне, за все унижения и насилие, которым они здесь подвергаются.
Прода от 21.06.2025, 14:58
ГЛАВА 5
Марк Немиров был обычным мальчиком, звезд с неба не хватал, так себе – середнячок.
Он не беспокоился о своем будущем, об этом беспокоились его родители. Все было заранее расписано, разложено по полочкам. В тринадцать лет Марка отправили учиться в Челси Индепендент колледж в Лондоне. Марку здесь очень нравилось, особенно как строились занятия: между двойными уроками перерыв тридцать минут. За это время можно было отдохнуть, поиграть в регби или другие спортивные игры, в зависимости от увлечений. После обеда всего одна пара, а затем занятия спортом, музыкой, искусством или же можно отправиться на экскурсию.
