Часть первая. Найди Шандара
Глава 1
С обзорной площадки "Воздушного замка" вид открывался унылый: густая толща желтоватых облаков да снующие мимо шаттлы. Шаттлы то зависали, чтобы совершить стыковку, то, наоборот, разворачивались и уносились за горизонт, мерцая огнем из сопл и оставляя за собой дымный шлейф.
Я смотрела, как "Звезда Аурейли" – корабль моего жениха – совершает стыковку. Вот он выровнялся, замер у шлюза, медленно приблизился. Мне казалось, что жизнь ведёт обратный отсчёт, ещё немного, несколько дней, недель, месяцев, а дальше – пустота, ничто. Я знала, что поступаю правильно, но от этого не становилось менее тошно. Неприятно чувствовать себя разменной монетой в чужих политических играх.
Имплант на запястье начал покалывать, сообщая о входящем звонке. Я сделала жест кистью, отвечая.
– Вивьен, где ты опять застряла? – воскликнула мать у меня в ухе. – Твой жених уже здесь! Почему я должна тебя разыскивать по всей станции?
Я отвернулась от иллюминатора, поднесла запястье к губам и произнесла:
– Уже иду.
От стены отделился мой телохранитель Ро. После того, как я вернулась домой, он следовал за мной, как тень. Родители говорили, это ради моей безопасности. Но порой мне казалось, что за мной следят, чтобы не сбежала.
– Вот почему нельзя быть на месте вовремя? – воскликнула мать. – Почему я вечно должна за тобой бегать?!
– Я ведь уже сказала, что иду.
– Ты что, не понимаешь, как это важно?! – Если мать возмущена, успокоить её невозможно. – Мистер Бёрнс не должен тебя ждать!
Бессмысленно спорить с ней и пытаться доказать, что стыковка проходит долго, и времени у меня достаточно. Мне не хотелось грубить, потому я глубоко вздохнула и мысленно начала считать до пяти.
– Чего ты вздыхаешь?
– Я скоро.
– Уж постарайся. И не опозорь нас, как обычно.
С этими словами она отключилась. В этом была вся моя мать. Она всегда оставляла за собой последнее слово.
Я на мгновение прикрыла глаза. Меня потряхивало. Всего несколько фраз – а меня трясёт, хотя казалось бы – плюнь, забудь. Разве можно на неё злиться, она недавно потеряла дочь и почти потеряла сына. Я пыталась себя убедить, что нужно дать матери время, но всё равно обижалась.
– Госпожа Джа Лар, нам пора. Мистер Бёрнс прибыл, – произнёс Ро механическим голосом. Я посмотрела в его непроницаемое лицо. Как же непривычно с ним! Так не хватает эмоций – интереса, сочувствия, шуток. Будь он обычным человеком, я бы позвала его на чай и поболтала о жизни. Но он был шанахи, а шанахи не болтают о жизни.
– Иду, – ответила я.
В коридоре я ненадолго завернула в туалет. Ро навязчиво замер в дверях, следя за мной. Делая вид, что его не существует, я осмотрела себя в зеркале. С кудрями бороться бесполезно: их сколько ни укладывай, всё равно завьются по-своему. От макияжа я отказалась, возможно, и зря, но с ним я чувствовала себя товаром на витрине. А вот платье можно улучшить. Я провела пальцами по поясу дрессера, и над юбкой запорхали крохотные голографические бабочки и замерцали звёзды – последний писк моды.
Глубоко вздохнула и зажмурилась.
"Пожалуйста, – мысленно попросила я. – Пусть он мне понравится".
А потом открыла глаза. Лицо из зеркала смотрело на меня печальным, понимающим взглядом. Уже тогда я знала, что Гарольт Бёрнс мне не понравится.
Дорога до парадного шлюза заняла всего три минуты. Я пришла последней, вся семья была уже в сборе.
Мать ждала меня – напряжённая, вытянувшаяся по струнке. Её губы сжимались в тонкую ниточку, пальцы были сцеплены перед собой так, что костяшки побелели, а на щеках горел нервный румянец. Она вся была такой – тонкой, звенящей, холодной. Даже цвет её волос был холодным – пепельная блондинка.
Я много раз слышала, что мать красива. Что лучше бы мне было пойти в неё, а не в отца. Но я не видела этой красоты. Я видела только колючее сияние, как от звёзд в зимнюю ночь – яркое, острое, ледяное. Я боялась её. Что бы я ни делала, она всегда оставалась недовольна. Сперва я мечтала, чтобы она меня похвалила. Позже я стала мечтать о другом: не обращать внимание на её колкости. Не получалось ни то, ни другое.
Увидев меня, мать молча подошла и начала поправлять что-то в голограммах моего платья.
– Улыбнись, – буркнула она. – Мягче. Добрее. Взгляд теплее. Да ты хоть что-то умеешь делать?!
– Нинетта, – позвал отец. – Оставь её в покое.
– Но ты посмотри...
Отец не стал дослушивать. Он прервал мать спокойно, но твёрдо:
– Она выглядит нормально.
"Нормально" из уст отца звучало почти комплиментом. Я помню, как-то мать попросила его оценить новый бриллиантовый гарнитур. Он смотрел на неё ровно секунду – невероятно долго, если знать отца, – а потом произнёс "нормально". Мать обиделась, я почувствовала это, но не посмела ему возразить. Она всегда его опасалась.
Отец казался усталым. Высоченный, сутулый, мрачный. Даже после всех приготовлений его каштановые волосы и борода казались всклокоченными, и все рекомендации врачей не избавили его от бессонницы и её вечных спутников – синяков под глазами.
За его спиной, на кресле-каталке, обвитый проводами, словно гирляндами, сидел мой брат Арне. Увидев меня, он попытался улыбнуться. Левая половина его лица плохо двигалась, и потому улыбка вышла кривой. Его голова задрожала от напряжения.
Я неуверенно улыбнулась в ответ.
– Вивьен, пожалуйста, встань согласно этикету, – произнёс отец. Мне всегда нравилась в отце эта простота: он говорил, что кому делать, не возмущаясь, не оскорбляя, не возводя взгляд к потолку, как мать.
Я кивнула, и мы с матерью встали рядом: она – по левую руку от отца. Я – по левую руку от неё.
Вся семья собралась. Это значило, что нам очень важна эта помолвка. Она и была безумно важна. Тогда я ещё даже не представляла, насколько.
Дверь шлюза с тихим шипением отъехала в сторону. Я попыталась придать лицу приветливо-спокойное выражение. Но заметив краем глаза, как радостно просияла мать, поняла, что мне никогда не сравниться с ней в актёрском мастерстве.
Сперва из шлюза появилась охрана мистера Бёрнса. Потом его личный секретарь. И лишь спустя несколько минут появился сам Гарольт.
Мать вытянулась ещё сильнее и незаметно дёрнула меня за подол, призывая улыбнуться. Арне, сидя в кресле, подёргивался, как бывало у него, когда он волновался.
Я нацепила улыбку, натянула её, как натягивают узкое платье или водолазный костюм. Улыбка жала, словно вещь, купленная не по размеру.
– Добро пожаловать в "Воздушный замок", – произнёс отец, едва заметно кланяясь согласно этикету.
Гарольт казался идеальным аристократом: высокий, худощавый, с тонкими, но правильными чертами лица. Чёрные волосы, светлая кожа, цепкий взгляд. Он выглядел потрясающе – и знал об этом.
Я многое прочитала про Гарольта. За последние полтора месяца – с момента, когда была назначена эта встреча, – я излазила все доступные мне новостные порталы, цифровые журналы и пересмотрела десятки записей. Я знала, когда он родился, как выглядит, сколько у него кораблей, флаеров и истребителей. Я знала, чем занимается корпорация его отца. Я даже пассий его знала в лицо. Актрисы, певицы... Прямо сейчас он встречался с космической гимнасткой – красивой блондинкой, обладательницей десятков медалей со всевозможных галактических соревнований. Я знала это очень точно: последний раз они появились в обнимку на званом вечере две недели назад. Когда помолвка между нами уже казалась делом решённым.
Мать говорила: это нормально. Закрой рот и молчи в тряпочку. Ты не ради любви замуж выходишь, а ради безопасности и грамотного управления активами. С кем спит твой муж, тебя не касается.
Мой жених улыбнулся, протягивая руку отцу:
– Рад встрече.
Улыбка Гарольта была такой ослепительной, что невольно хотелось улыбнуться в ответ. Но всё же в ней было что-то от электрической лампочки – свет яркий, но искусственный.
С точки зрения этикета Гарольт вёл себя безупречно. Он похвалил нашу станцию. Пожал безжизненную руку Арне и пожелал тому выздоровления. Ласково улыбнулся матери и сказал, что наслышан о её красоте, но в жизни она ещё лучше. Мать в ответ засияла, словно неоновая вывеска.
А потом настала моя очередь.
Гарольт глянул на меня. Я улыбнулась и поклонилась, следуя этикету.
– Приятно познакомиться, мистер Бёрнс, – пропела я. Гарольт был так мил со всеми, что я невольно приготовилась услышать что-нибудь приятное и в свой адрес.
Но что-то пошло не так.
Улыбка Гарольта, казалось, стала чуть холоднее. Словно кто-то выключил половину ламп в помещении. Он окинул меня внимательным взглядом с пяток до головы. Это был быстрый, цепкий, оценивающий взгляд; так смотрят на товар, прикидывая, стоит ли его покупать.
Он помедлил с ответом – но лишь долю секунды. А потом произнёс с улыбкой сдержанной и равнодушной:
– Взаимно. – И повернувшись к отцу, произнёс: – Я предлагаю не тянуть время. Я бы хотел в течении пяти часов отправиться дальше.
– Как, вы не остановитесь передохнуть? – чуть не всплеснула руками мать.
Улыбка Гарольта стала чуть теплее:
– У меня комфортабельный корабль. Я не устал.
Мы прошли по коридорам нестройными рядами: сперва охранник Гарольта, потом сам жених и мой отец. Потом ещё один охранник. Потом мы с матерью. За нашими спинами – парочка шанахи. Арне, которого катили слуги. Юристы, прилетевшие вместе с Гарольтом. Ещё слуги.
Во всей этой толпе я чувствовала себя неловко. Не на своём месте.
Моё запястье закололо, и следом в ухе зазвучал голос матери, слышимый только мне.
"Выпрямись, – произнёс голос. – Плечи расправь".
Я молча выпрямилась и посмотрела на мать. Она глядела на меня, и я видела, как едва заметно напрягаются мышцы её щёк. Она проговаривала сообщение про себя, а импланты считывали его и преобразовывали в речь.
"Лёгкую улыбку, – добавила она. – Взгляд светлый и открытый. Говорить будем мы, ты главное ничего не испорти".
Я коротко кивнула.
"Ну давай, не переживай, – пришло следующее сообщение. – Всё будет хорошо. Гарольт – привлекательный мужчина и замечательная партия. Я считаю, тебе повезло".
Глава 2
Нужно признаться, я чувствовала себя чужой в собственной семье.
Я родилась слабой и болезненной. В детстве я успела, кажется, подхватить все хвори, какие только существовали в природе. К тому же, до семи лет я была апатичной, заторможенной и отставала в развитии от сверстников.
Когда мне было шесть, меня по совету врачей отправили на Элизиум, планету-курорт, в центр реабилитации. Нахождение в этом центре вылетело моей семье в круглую сумму, но всего за пару лет Элизиум сделал со мной то, что не могли все нейропсихологи и преподаватели вместе взятые: я начала догонять сверстников в развитии. Я перестала болеть. Я стала весёлой и общительной.
На вопрос, в чём же дело, лаборийские врачи разводили руками и отвечали: кто его знает, этот Элизиум и их секретные лечебные методики. Мои воспитатели и врачи говорили иное: всё дело в закрытых пространствах. Да, человечество адаптировалось к космосу – но не до конца. Наши организмы ещё помнят, как это здорово – ходить по траве, дышать морским воздухом и смотреть в голубое небо над головой. Наши глаза всё ещё наслаждаются лесными пейзажами. Природа всё ещё наполняет нас желанием жить.
Я влюбилась в Элизиум и захотела остаться там. Родители восприняли ситуацию спокойно. У них было двое старших детей: сын Арне и дочь Вивека. И если младшенькой нужно было лазать по деревьям и палькаться в речке, чтобы быть здоровой, то почему бы и нет. Третий ребёнок в семье может себе позволить странности.
Первое время я практически не улетала с Элизиума: в космосе мне становилось плохо. Мать ко мне выбиралась редко и без удовольствия: она боялась насекомых, а от запаха цветов у неё начинала болеть голова.
Отец не прилетал вовсе. Мы только обменивались видеосообщениями, в которых я рассказывала об учёбе, а он давал сдержанные советы.
Иногда прилетала сестра, иногда – брат, но тоже нечасто.
Время шло – и мы постепенно отдалялись друг от друга. Меня не интересовала власть и светские рауты, я не мечтала о богатстве. Единственное, чего я хотела – это получить образование и остаться на Элизиуме. Родители сперва были против, но потом смирились. До сих пор помню, как мать холодно произнесла: "С её манерами ей нечего делать в светском обществе". Мне было неприятно это слышать – и всё же, я почувствовала себя свободной. Я даже подумала тогда: ну и хорошо, что мне нечего делать в светском обществе. Можно жить так, как мне нравится.
Но хочешь рассмешить богов – расскажи им о своих планах.
Случилось горе – авария, во время которой погибла Вивека, а тело Арне был необратимо повреждено. Медицина могла бы заменить ему руки, ноги, всё тело. Но это бесполезно, если организм пострадал так, что от любой, самой простенькой операции, он рисковал умереть.
Тогда-то обо мне и вспомнили. Вывезли с Элизиума, чтобы сказать: ты теперь главная наследница. Править ты, конечно, не сможешь, не обучена. Потому мы сделаем с тобой то единственное, на что ты годна, – отдадим замуж и тем самым обеспечим тебе будущее и безопасность.
И не беспокойся, доченька, твой муж не будет старым маразматиком. Мы ж не монстры какие-то.
Мы разместились в приёмной зале.
Я видела её много раз, но всё равно она поражала воображение: высоченные потолки, за фальш-окнами над головой – ярко-голубое небо. Свет фальшивого солнца длинными золотыми полосами ложился на стены. Невидимые колонки проигрывали звуки: шум ветра, щебетание птиц. На стенах была отделка из натурального дерева и картины в тяжёлых рамах. Настоящие, написанные маслом, повествующие об истории дома Джа Лар. Всё это – дань этикету. Высший шик в космосе – притвориться, что ты на планете. Чем сильнее иллюзия, тем круче.
На столе стояли вазочки со свежими фруктами и ягодами, орехами и сладостями. Слуги ждали малейшего сигнала, чтобы нести напитки и закуски. Но Гарольт окинул стол безразличным взглядом:
– Мы можем это всё убрать? Или перебраться в другое место. Я бы хотел обсудить договор.
– Конечно, – кивнул отец. Слуги, повинуясь его сигналу, тут же принялись уносить блюда и убирать скатерть. Настоящие слуги, не роботы – тоже дань этикету.
Я задумалась, не является ли поведение Гарольта проявлением неуважения? Нарушением негласных правил поведения в обществе? Но я не знала, и спросить было не у кого.
– Я позову юристов, – сказал отец и покинул зал.
Мы с матерью сели. Гарольт устроился напротив. Он лениво окинул взглядом помещение, лицо его было непроницаемо. Кажется, дизайн залы его не впечатлил. Но мать это поняла не сразу. Она принялась ворковать:
– На этом портрете Аристос Джа Лар, он воевал за присоединение Сильфиды во времена правления Гая Густава Галлахена...
– Ох, не заставляйте меня копаться в прахе истории, – отмахнулся Гарольт. – Сильнее всего за прошлое цепляются те, у кого нет настоящего.
Намёк был жирный – жирнее некуда. Практически прямым текстом: в настоящее время род Джа Лар ничего из себя не представляет.
Повисло тягостное молчание. Я видела, как мать пытается подобрать слова, но она была выбита из колеи. Гарольт же, похоже, наслаждался эффектом.
– А вы, мисс Джа Лар, что расскажете? – тягучим голосом спросил он, обращаясь ко мне.
