– Нет, – ответил отец. – Оно пришло утром. Я не хотел вас пугать.
Мать шумно вдохнула, яростно посмотрела на меня. Если бы взглядом можно было убивать, я упала бы замертво.
– Вивьен, ты понимаешь, что ты наделала? – спросила она.
Желание спорить и что-то доказывать пропало. Может быть, и в самом деле они правы, и просто я должна была вести себя иначе? Но разве я могла иначе? Просто подписать документы, видя, как этот человек общается со мной?
На Элизиуме, там, где я выросла, нам всегда говорили: не связывайте жизнь с теми, кто не уважает вас.
Я открыла рот, чтобы ответить. Отец поднял руку, призывая помолчать.
– Хватит. Пустое. – Потом он посмотрел на меня и спросил: – Что ты сказала ему?
– Что, видимо, мы оба не горим желанием заключать этот брак.
– И он решил его не заключать, – подвёл итог отец. – Логично.
Отец подвёл итог всему вечеру парой фраз – и подвёл его так, что и не поспоришь.
– Так был другой контекст. Раз мы не хотим заключать этот брак оба, то стоит договориться, и...
– Вивьен, – тихо произнёс отец. Но этот спокойный тон голоса действовал сильнее, чем любой крик. – Я был неправ.
Я застыла, с удивлением глядя на него.
– Я был неправ, я должен был предупредить тебя, научить себя вести. Объяснить, как опасна ситуация. Объяснить тонкости переговоров. Я думал, ты всё поймёшь и так. Я не учёл, как далеко от Лаборы ты выросла. У тебя в голове сидят идеалистичные представления о браке. Но здесь, на нашем уровне, мы часто заключаем браки, чтобы выжить. О чём ты там мечтала – подарки, пылкие признания в любви? Этого не будет. Но лучше жить так, чем умереть.
– Я не мечтала...
– Не перебивай.
Я правда не ждала ни цветов, ни подарков. Но разве им это объяснишь?
– Ты не вправе требовать от него любви или внимания. Он итак идёт нам навстречу, и в любой момент может отступить. Он сильнее нас, его жизнь не зависит от этой сделки. Если ты идёшь на конфликт, начинаешь что-то требовать – он всегда найдёт, чем ответить. И останется в выигрыше.
– И что делать?
– Терпи. Будь скромной, вежливой и ласковой. И тогда, шаг за шагом, ты завоюешь его уважение. И только тогда ты сможешь о чём-то просить.
– Пап, он ушёл, хлопнув дверью. Нет его больше. С кем быть скромной? Чьё уважение завоёвывать?
– Нинетта правильно всё сказала. Запиши извинение, мать поможет тебе подобрать слова, – безаппеляционно сказал отец. – Гарольт – неплохой человек, если ты будешь искренне извиняться, он прислушается. – И посмотрев на меня внимательно, он добавил: – Это для твоего же блага. У нас нет другого выхода.
Хотела ли я записывать извинение? Нет.
Могла ли отказаться? Тоже нет. От моего согласия зависела не только моя жизнь, но и жизни моих родителей, брата, советников... Смогла бы я, глядя им в лицо, сказать, что именно из-за меня они лишились последнего шанса на спасение?
Я записывала извинение, стирала его и вновь записывала. Получалось из рук вон плохо. Я не так сидела, не так смотрела и не то говорила. Я никак не могла понять, что не устраивает мать в моём тоне и выражении лица.
– Выгляди милой и виноватой, – говорила мать. – Ну что на тебе лица-то нет, краше в гроб кладут! Ну и зачем ты улыбаешься, перестань! Ну что за скорбная мина опять! Ты что, не можешь выглядеть милой, но виноватой?
Мы ссорились, мирились, я вновь садилась перед камерой, выстраивала фильтры, смотрела на своё отражение на экране и слышала: "Тупа, невоспитана, дурна собой". Эти слова крутились в голове, словно заевшая пластинка.
Я уже отчаялась и опустила руки, когда мать произнесла:
– А, вот это нормально. Голову чуть опусти. Смотри исподлобья. Это означает, что ты смотришь на него снизу вверх. Давай. Начинай читать.
Я расцепила руки и положила их на столе, чтобы показать, что я пришла с миром – по словам матери, поза работала на подсознательном уровне.
– Мистер Бёрнс, я должна извиниться, – произнесла я. Текст был целиком написан матерью – она отвергла мои предложения и сделала всё сама. – Моё поведение было недопустимо. Должна признаться: вы очень понравились мне, но я не знала, как привлечь ваше внимание, и начала...
– Фальшь! – воскликнула мать. – Не верю, что он тебе понравился.
– Так он мне не понравился! – ответила я.
– Представь кого-нибудь, кто тебе нравится. Говори ему, – посоветовала мать. – Кстати, в постели такое тоже пригодится.
– Что? – растерялась я.
– Если тебе не нравится мужчина, целуя его, представляй того, кто тебе нравится.
Я открыла рот, чтобы спросить мать, делала ли она так с отцом. Но благоразумно промолчала. Знать такие подробности я не желала.
Мы закончили запись, когда "Воздушный замок" уже спрятался от солнца за Лаборой. Лампы на станции перешли в ночной режим, коммуникатор сообщил, что пора готовиться ко сну.
Мать принесла мне планшет, и я приложила палец к сканеру, подписывая договор о помолвке. Потом мы вместе отправили письмо, прикрепив к нему документы. Я делала всё, что мне говорили, словно в каком-то трансе.
"Так правильно, – повторяла я мысленно. – Это для моего же блага".
Верить в это не получалось.
– Ну вот и всё, – сказала мать напоследок и, к моему удивлению, поцеловала меня в висок. – Умница.
И улыбнулась.
Я всегда злилась на мать, боялась её, не знала, как с ней общаться, но она мне улыбнулась – и сердце забилось. Словно я опять маленький ребёнок, и мама опять меня любит, как и прежде.
Я даже подумала: а ведь она действительно красивая. Очень красивая, когда вот так улыбается. Чуть не потянулась обнять её в ответ, но сдержалась.
– Спасибо.
– Всё будет хорошо, милая, – сказала мать. – Теперь иди, поспи.
И мягко покачивая бёдрами, она покинула мою комнату. А я посмотрела ей вслед и запоздало задумалась о том, почему она была так мила. Потому что пожалела меня? Потому что всё-таки любит? Или просто я в кой-то веке сделала то, что ей нужно?
Я разделась и легла в кровать. Попыталась заснуть – но сон не шёл.
В голове всплыл Элизиум и мой школьный учитель. Он рассказывал про построение отношений, говорил, что супруги должны уважать друг друга, и если кто-то оскорбляет тебя – не имей с этим человеком дел. Он рассказывал, как маленькое недопонимание может превратиться в целый кошмар. Он, этот школьный учитель, непременно сказал бы мне, что связываться с Гарольтом нельзя. Что этот человек не хочет строить отношения на равных. Что эти отношения будут – хорошее слово – токсичны.
Но это было там, на дивной планете-курорте.
А здесь, недалеко от меня, вращалась планета-прииск, планета-завод. И она вся была токсична, от океанов до верхних слоёв атмосферы. И здесь не принято было бегать от высокомерных женихов лишь потому, что они не хотят строить отношения на равных.
Мне хотелось найти иной выход. Спасти свою семью, но без Гарольта. Как? Я прокручивала в голове всех близких, знакомых людей. Но никто из семьи мне не смог бы помочь, а у друзей с Элизиума не было достаточного влияния.
Сон не шёл, и я решила написать Арне. Просто чтобы поговорить хоть с кем-то. С братом трудно было общаться лично, но импланты позволяли ему писать сообщения почти так же быстро, как и здоровым людям.
"Не спишь?" – спросила я.
"Как дела, Вив? – ответил он вопросом на вопрос. – Как помолвка?"
"Если помолвке полчаса, а мне уже хочется сбежать на край Галактики – это хороший знак или всё-таки не очень?"
Вместо ответа мне пришла серия смеющихся рожиц. А потом, через пару минут, вопрос: "Прямо на край Галактики? Серьёзно?"
"С удовольствием", – ответила я.
После этого Арне молчал довольно долго. Я задавала ему вопросы – он не отвечал. Я даже начала волноваться, но успокаивала себя тем, что он болен, его могли начать кормить. Или пичкать лекарствами. А потом мне пришло сообщение: "Не ложись спать. Я загляну к тебе через час".
Ждать оказалось тяжело. В словах Арне мне мерещился какой-то намёк, но я не смела надеяться. Ходила кругами по комнате, пока, наконец, в дверь не постучали.
– Кто там? – спросила я.
– Госпожа, откройте, – послышался незнакомый голос. – Это ваш брат.
Я спешно открыла.
За порогом и правда оказался Арне. Брат сидел на своём кресле-каталке с приоткрытым ртом и смотрел мне в пупок. В уголке его рта пузырилась слюна.
За спиной Арне стоял мужчина: невысокий, худощавый и светловолосый. Я не видела его прежде, но меня это ни капельки не смутило. Возле Арне постоянно кто-то крутился: врачи, телохранители и сиделки.
Я достала платок и присела перед братом на корточки, чтобы вытереть слюну с его губ. И чуть не вздрогнула, когда из динамиков кресла раздался синтетический голос.
– Привет, Вивьен. Познакомься, это Тау, мой телохранитель.
Я так и замерла с платком в руках, уставившись на Тау. Такие имена дают только шанахи, но мужчина передо мной на шанахи не походил. Во-первых, он был немолод. Не стар, нет – прямой, крепкий, без единого седого волоса – но всё же, в уголках его губ уже появились жёсткие складки, и на лбу намечались морщины. Я ни разу прежде не видела признаков старения у киборгов, и только сейчас задумалась, почему.
Заметив мой удивлённый взгляд, телохранитель едва заметно улыбнулся. Ещё одна странность. Улыбающийся шанахи – такое вообще бывает?
– З-здравствуйте, – промямлила я.
– Пойдёмте с нами, госпожа, – произнёс Тау и протянул мне руку, чтобы помочь встать. Обалдеть, он ещё и галантный! – Нужно вам кое-что рассказать.
Я кивнула и пошла за ними по коридору. Шанахи вёз перед собой каталку с братом.
К моему удивлению, мы прошли мимо комнаты Арне и родительских спален и вызвали лифт. По пути я оглянулась и впервые поняла, что Ро – мой личный телохранитель – куда-то запропастился.
– А где Ро? – спросила я. Ответил, к моему удивлению, Тау:
– Пришлось его немножко отвлечь.
– Чем отвлечь? – заинтересовалась я.
Ответ шанахи меня обескуражил:
– Обмороком.
Я открыла рот, чтобы задать следующий вопрос. И закрыла, потому что поняла: слышать ответ я не готова.
Мы спустились на несколько уровней ниже, прошли мимо кабинета моего отца и зашли в следующую дверь. Я обратила внимание на табличку на входе: "Арне Джа Лар". Когда-то у брата был личный кабинет. Когда-то он рассчитывал занять место отца, учился делам управления...
Мы вошли внутрь – всё также в полной тишине.
– Садитесь, – произнёс Тау.
Внутри было пусто и чисто. Пластиковые дверцы шкафов, пластиковая поверхность стола, одинаковые квадратные лампы на потолке. Отец не любил роскошь, и личные комнаты на нашей станции всегда обставлялись просто, даже аскетично. Видимо, брат разделял его вкусы.
Дверь за нашей спиной с тихим шипением закрылась.
Тау устроил брата прямо напротив меня, и я заметила, как задрожали губы и правое веко Арне – именно с их помощью он набирал сообщения. Руки, ноги не работали.
– Вивьен, ты знаешь, что у нас беда, – произнёс синтетический голос брата после длительной паузы. Я кивнула. – Отец связался со всеми нашими союзниками и попросил помощи. Все они ответили отказом. Никто не хочет помогать нам. Из-за Умбры. Они боятся, что их тоже обвинят.
– Мы с матерью записали сообщение для Гарольта, – сказала я. – Я извинилась, подписала документы, сказала, что я всё это наговорила сдуру и от ревности. Есть надежда.
– Плохо, – произнёс синтетический голос. Арне смотрел на меня с грустью.
– Почему?
Мне пришлось ждать, пока брат набирал ответное сообщение. Трудно было смотреть на это без боли. Я помнила его другим: высоким, весёлым, с широкой улыбкой и прекрасным чувством юмора. Он как-то умудрялся обходить острые углы и находить общий язык со всеми. Мы редко общались, но он мне нравился. И теперь я видела в кресле-каталке осунувшегося и постаревшего мужчину, смутно знакомого и в то же время чужого.
– Он ведь тебе не нравится? – спросил Арне.
Вопрос получился неожиданный.
– Нет, – призналась я. – Но я ведь его совсем не знаю.
– Я знаю, – после паузы сообщил брат.
– И?
– Мудак он.
От неожиданности я рассмеялась. Арне неловко улыбнулся мне половиной рта. Я вдруг подумала, как же жаль, что мы не можем просто поболтать, что нужно ждать, пока он наберёт сообщение, пока ответит... Пока я могла говорить с Арне, сколько влезет, я не ценила эту простую болтовню.
Несколько подёргиваний века, и включается новое сообщение.
– Я записал несколько сообщений заранее, чтобы ты не ждала, пока я их наберу. Потому слушай внимательно. Они думают, что я уже ни на что не способен, не только парализован, но и отупел. Но это неправда. Просто мне так удобнее.
Я слушала его в замешательстве. Они думают? Кто "они"? И почему брату так удобнее?
– Если бы я сказал тебе, что есть другой способ спасти нас, кроме замужества. Что бы ты ответила?
– Что нужно сделать?
– Улететь с Лаборы.
– Но... Мы же под домашним арестом!
Половинка рта брата – та, которая ещё работала – дрогнула в улыбке.
– Всему своё время, – синтетическим голосом ответило кресло. – Ну как, ты согласна?
На мгновение я замешкалась.
– Вы не пострадаете? – спросила я.
Несколько мгновений Арне молчал, видимо, выбирал сообщение из заготовок:
– Посмотри на эту ситуацию внимательно. Ты выросла и всю жизнь провела на Элизиуме. Даже если у нашей семьи были дела с Умброй, ты об этом ничего не знала. Тебя можно оправдать. Именно это и является главной целью Гарольта – оправдать тебя, чтобы ты осталась законной наследницей Джа Лар, и ему досталась вся власть над системой. А кто такие мы? Конкуренты. Ведь при желании и я, и отец, и мать могут завести наследников. Потому Гарольт сделает всё, чтобы мы под ногами у него не мешались.
– Но... он ведь вас спасёт?
Губа брата дёрнулась, видимо, он просил меня помолчать. Заготовленный текст продолжал звучать.
– Может ли он спасти нас? Не знаю. С одной стороны, это рискованно. Заступаться за тех, кого обвиняют в сотрудничестве с Умброй. И зачем? Чтобы они претендовали на планеты, которых ты жаждешь? С другой стороны, если он нас не спасёт, то рискует приобрести врага в твоём лице. Впрочем, Вивьен, давай начистоту: какой из тебя враг?
Он был прав, хоть слышать это было неприятно.
– Ты хочешь сказать, – спросила я, – он приобретает зверушку в приложение к желанной системе?
Я заметила, как дрогнул уголок рта Арне. Он пытался улыбнуться.
– Я не верю, просто не верю.
– Он может спасти только тебя, – заговорил вновь синтетический голос. – А может спасти и нас, но обезвредить – лишить титулов, отправить в изгнание, получить возможность давить на тебя, используя наши жизни. Вопрос лишь в том, что он предпочтёт.
– А родители? Они это знают?
– Да, – последовал короткий ответ.
– Они что, полагаются на его... благородство?
Мне пришлось ждать, пока брат наберёт сообщение. Я поймала себя на том, что кусаю губы и заламываю пальцы.
– Они любят тебя, Вивьен, и хотят спасти.
– Меня?! Я же делала это всё ради вас! Мне это замужество даром не нужно. Я лучше... лучше...
Голос Арне включился, перебивая мой монолог:
– Спрошу ещё раз, Вивьен: ты согласна улететь с Лаборы?
Я не просто была согласна, я хотела, очень хотела. Всё лучше, чем дурацкое замужество. Но я всё же немного волновалась. Да, у меня были плохие отношения с родителями, но взять и бросить их я не могла. И Арне тоже. Арне ведь не сделал мне ничего плохого.
Мать шумно вдохнула, яростно посмотрела на меня. Если бы взглядом можно было убивать, я упала бы замертво.
– Вивьен, ты понимаешь, что ты наделала? – спросила она.
Желание спорить и что-то доказывать пропало. Может быть, и в самом деле они правы, и просто я должна была вести себя иначе? Но разве я могла иначе? Просто подписать документы, видя, как этот человек общается со мной?
На Элизиуме, там, где я выросла, нам всегда говорили: не связывайте жизнь с теми, кто не уважает вас.
Я открыла рот, чтобы ответить. Отец поднял руку, призывая помолчать.
– Хватит. Пустое. – Потом он посмотрел на меня и спросил: – Что ты сказала ему?
– Что, видимо, мы оба не горим желанием заключать этот брак.
– И он решил его не заключать, – подвёл итог отец. – Логично.
Отец подвёл итог всему вечеру парой фраз – и подвёл его так, что и не поспоришь.
– Так был другой контекст. Раз мы не хотим заключать этот брак оба, то стоит договориться, и...
– Вивьен, – тихо произнёс отец. Но этот спокойный тон голоса действовал сильнее, чем любой крик. – Я был неправ.
Я застыла, с удивлением глядя на него.
– Я был неправ, я должен был предупредить тебя, научить себя вести. Объяснить, как опасна ситуация. Объяснить тонкости переговоров. Я думал, ты всё поймёшь и так. Я не учёл, как далеко от Лаборы ты выросла. У тебя в голове сидят идеалистичные представления о браке. Но здесь, на нашем уровне, мы часто заключаем браки, чтобы выжить. О чём ты там мечтала – подарки, пылкие признания в любви? Этого не будет. Но лучше жить так, чем умереть.
– Я не мечтала...
– Не перебивай.
Я правда не ждала ни цветов, ни подарков. Но разве им это объяснишь?
– Ты не вправе требовать от него любви или внимания. Он итак идёт нам навстречу, и в любой момент может отступить. Он сильнее нас, его жизнь не зависит от этой сделки. Если ты идёшь на конфликт, начинаешь что-то требовать – он всегда найдёт, чем ответить. И останется в выигрыше.
– И что делать?
– Терпи. Будь скромной, вежливой и ласковой. И тогда, шаг за шагом, ты завоюешь его уважение. И только тогда ты сможешь о чём-то просить.
– Пап, он ушёл, хлопнув дверью. Нет его больше. С кем быть скромной? Чьё уважение завоёвывать?
– Нинетта правильно всё сказала. Запиши извинение, мать поможет тебе подобрать слова, – безаппеляционно сказал отец. – Гарольт – неплохой человек, если ты будешь искренне извиняться, он прислушается. – И посмотрев на меня внимательно, он добавил: – Это для твоего же блага. У нас нет другого выхода.
Хотела ли я записывать извинение? Нет.
Могла ли отказаться? Тоже нет. От моего согласия зависела не только моя жизнь, но и жизни моих родителей, брата, советников... Смогла бы я, глядя им в лицо, сказать, что именно из-за меня они лишились последнего шанса на спасение?
Я записывала извинение, стирала его и вновь записывала. Получалось из рук вон плохо. Я не так сидела, не так смотрела и не то говорила. Я никак не могла понять, что не устраивает мать в моём тоне и выражении лица.
– Выгляди милой и виноватой, – говорила мать. – Ну что на тебе лица-то нет, краше в гроб кладут! Ну и зачем ты улыбаешься, перестань! Ну что за скорбная мина опять! Ты что, не можешь выглядеть милой, но виноватой?
Мы ссорились, мирились, я вновь садилась перед камерой, выстраивала фильтры, смотрела на своё отражение на экране и слышала: "Тупа, невоспитана, дурна собой". Эти слова крутились в голове, словно заевшая пластинка.
Я уже отчаялась и опустила руки, когда мать произнесла:
– А, вот это нормально. Голову чуть опусти. Смотри исподлобья. Это означает, что ты смотришь на него снизу вверх. Давай. Начинай читать.
Я расцепила руки и положила их на столе, чтобы показать, что я пришла с миром – по словам матери, поза работала на подсознательном уровне.
– Мистер Бёрнс, я должна извиниться, – произнесла я. Текст был целиком написан матерью – она отвергла мои предложения и сделала всё сама. – Моё поведение было недопустимо. Должна признаться: вы очень понравились мне, но я не знала, как привлечь ваше внимание, и начала...
– Фальшь! – воскликнула мать. – Не верю, что он тебе понравился.
– Так он мне не понравился! – ответила я.
– Представь кого-нибудь, кто тебе нравится. Говори ему, – посоветовала мать. – Кстати, в постели такое тоже пригодится.
– Что? – растерялась я.
– Если тебе не нравится мужчина, целуя его, представляй того, кто тебе нравится.
Я открыла рот, чтобы спросить мать, делала ли она так с отцом. Но благоразумно промолчала. Знать такие подробности я не желала.
Мы закончили запись, когда "Воздушный замок" уже спрятался от солнца за Лаборой. Лампы на станции перешли в ночной режим, коммуникатор сообщил, что пора готовиться ко сну.
Мать принесла мне планшет, и я приложила палец к сканеру, подписывая договор о помолвке. Потом мы вместе отправили письмо, прикрепив к нему документы. Я делала всё, что мне говорили, словно в каком-то трансе.
"Так правильно, – повторяла я мысленно. – Это для моего же блага".
Верить в это не получалось.
– Ну вот и всё, – сказала мать напоследок и, к моему удивлению, поцеловала меня в висок. – Умница.
И улыбнулась.
Я всегда злилась на мать, боялась её, не знала, как с ней общаться, но она мне улыбнулась – и сердце забилось. Словно я опять маленький ребёнок, и мама опять меня любит, как и прежде.
Я даже подумала: а ведь она действительно красивая. Очень красивая, когда вот так улыбается. Чуть не потянулась обнять её в ответ, но сдержалась.
– Спасибо.
– Всё будет хорошо, милая, – сказала мать. – Теперь иди, поспи.
И мягко покачивая бёдрами, она покинула мою комнату. А я посмотрела ей вслед и запоздало задумалась о том, почему она была так мила. Потому что пожалела меня? Потому что всё-таки любит? Или просто я в кой-то веке сделала то, что ей нужно?
Я разделась и легла в кровать. Попыталась заснуть – но сон не шёл.
В голове всплыл Элизиум и мой школьный учитель. Он рассказывал про построение отношений, говорил, что супруги должны уважать друг друга, и если кто-то оскорбляет тебя – не имей с этим человеком дел. Он рассказывал, как маленькое недопонимание может превратиться в целый кошмар. Он, этот школьный учитель, непременно сказал бы мне, что связываться с Гарольтом нельзя. Что этот человек не хочет строить отношения на равных. Что эти отношения будут – хорошее слово – токсичны.
Но это было там, на дивной планете-курорте.
А здесь, недалеко от меня, вращалась планета-прииск, планета-завод. И она вся была токсична, от океанов до верхних слоёв атмосферы. И здесь не принято было бегать от высокомерных женихов лишь потому, что они не хотят строить отношения на равных.
Мне хотелось найти иной выход. Спасти свою семью, но без Гарольта. Как? Я прокручивала в голове всех близких, знакомых людей. Но никто из семьи мне не смог бы помочь, а у друзей с Элизиума не было достаточного влияния.
Сон не шёл, и я решила написать Арне. Просто чтобы поговорить хоть с кем-то. С братом трудно было общаться лично, но импланты позволяли ему писать сообщения почти так же быстро, как и здоровым людям.
"Не спишь?" – спросила я.
"Как дела, Вив? – ответил он вопросом на вопрос. – Как помолвка?"
"Если помолвке полчаса, а мне уже хочется сбежать на край Галактики – это хороший знак или всё-таки не очень?"
Вместо ответа мне пришла серия смеющихся рожиц. А потом, через пару минут, вопрос: "Прямо на край Галактики? Серьёзно?"
"С удовольствием", – ответила я.
После этого Арне молчал довольно долго. Я задавала ему вопросы – он не отвечал. Я даже начала волноваться, но успокаивала себя тем, что он болен, его могли начать кормить. Или пичкать лекарствами. А потом мне пришло сообщение: "Не ложись спать. Я загляну к тебе через час".
Глава 5
Ждать оказалось тяжело. В словах Арне мне мерещился какой-то намёк, но я не смела надеяться. Ходила кругами по комнате, пока, наконец, в дверь не постучали.
– Кто там? – спросила я.
– Госпожа, откройте, – послышался незнакомый голос. – Это ваш брат.
Я спешно открыла.
За порогом и правда оказался Арне. Брат сидел на своём кресле-каталке с приоткрытым ртом и смотрел мне в пупок. В уголке его рта пузырилась слюна.
За спиной Арне стоял мужчина: невысокий, худощавый и светловолосый. Я не видела его прежде, но меня это ни капельки не смутило. Возле Арне постоянно кто-то крутился: врачи, телохранители и сиделки.
Я достала платок и присела перед братом на корточки, чтобы вытереть слюну с его губ. И чуть не вздрогнула, когда из динамиков кресла раздался синтетический голос.
– Привет, Вивьен. Познакомься, это Тау, мой телохранитель.
Я так и замерла с платком в руках, уставившись на Тау. Такие имена дают только шанахи, но мужчина передо мной на шанахи не походил. Во-первых, он был немолод. Не стар, нет – прямой, крепкий, без единого седого волоса – но всё же, в уголках его губ уже появились жёсткие складки, и на лбу намечались морщины. Я ни разу прежде не видела признаков старения у киборгов, и только сейчас задумалась, почему.
Заметив мой удивлённый взгляд, телохранитель едва заметно улыбнулся. Ещё одна странность. Улыбающийся шанахи – такое вообще бывает?
– З-здравствуйте, – промямлила я.
– Пойдёмте с нами, госпожа, – произнёс Тау и протянул мне руку, чтобы помочь встать. Обалдеть, он ещё и галантный! – Нужно вам кое-что рассказать.
Я кивнула и пошла за ними по коридору. Шанахи вёз перед собой каталку с братом.
К моему удивлению, мы прошли мимо комнаты Арне и родительских спален и вызвали лифт. По пути я оглянулась и впервые поняла, что Ро – мой личный телохранитель – куда-то запропастился.
– А где Ро? – спросила я. Ответил, к моему удивлению, Тау:
– Пришлось его немножко отвлечь.
– Чем отвлечь? – заинтересовалась я.
Ответ шанахи меня обескуражил:
– Обмороком.
Я открыла рот, чтобы задать следующий вопрос. И закрыла, потому что поняла: слышать ответ я не готова.
Мы спустились на несколько уровней ниже, прошли мимо кабинета моего отца и зашли в следующую дверь. Я обратила внимание на табличку на входе: "Арне Джа Лар". Когда-то у брата был личный кабинет. Когда-то он рассчитывал занять место отца, учился делам управления...
Мы вошли внутрь – всё также в полной тишине.
– Садитесь, – произнёс Тау.
Внутри было пусто и чисто. Пластиковые дверцы шкафов, пластиковая поверхность стола, одинаковые квадратные лампы на потолке. Отец не любил роскошь, и личные комнаты на нашей станции всегда обставлялись просто, даже аскетично. Видимо, брат разделял его вкусы.
Дверь за нашей спиной с тихим шипением закрылась.
Тау устроил брата прямо напротив меня, и я заметила, как задрожали губы и правое веко Арне – именно с их помощью он набирал сообщения. Руки, ноги не работали.
– Вивьен, ты знаешь, что у нас беда, – произнёс синтетический голос брата после длительной паузы. Я кивнула. – Отец связался со всеми нашими союзниками и попросил помощи. Все они ответили отказом. Никто не хочет помогать нам. Из-за Умбры. Они боятся, что их тоже обвинят.
– Мы с матерью записали сообщение для Гарольта, – сказала я. – Я извинилась, подписала документы, сказала, что я всё это наговорила сдуру и от ревности. Есть надежда.
– Плохо, – произнёс синтетический голос. Арне смотрел на меня с грустью.
– Почему?
Мне пришлось ждать, пока брат набирал ответное сообщение. Трудно было смотреть на это без боли. Я помнила его другим: высоким, весёлым, с широкой улыбкой и прекрасным чувством юмора. Он как-то умудрялся обходить острые углы и находить общий язык со всеми. Мы редко общались, но он мне нравился. И теперь я видела в кресле-каталке осунувшегося и постаревшего мужчину, смутно знакомого и в то же время чужого.
– Он ведь тебе не нравится? – спросил Арне.
Вопрос получился неожиданный.
– Нет, – призналась я. – Но я ведь его совсем не знаю.
– Я знаю, – после паузы сообщил брат.
– И?
– Мудак он.
От неожиданности я рассмеялась. Арне неловко улыбнулся мне половиной рта. Я вдруг подумала, как же жаль, что мы не можем просто поболтать, что нужно ждать, пока он наберёт сообщение, пока ответит... Пока я могла говорить с Арне, сколько влезет, я не ценила эту простую болтовню.
Несколько подёргиваний века, и включается новое сообщение.
– Я записал несколько сообщений заранее, чтобы ты не ждала, пока я их наберу. Потому слушай внимательно. Они думают, что я уже ни на что не способен, не только парализован, но и отупел. Но это неправда. Просто мне так удобнее.
Я слушала его в замешательстве. Они думают? Кто "они"? И почему брату так удобнее?
– Если бы я сказал тебе, что есть другой способ спасти нас, кроме замужества. Что бы ты ответила?
– Что нужно сделать?
– Улететь с Лаборы.
– Но... Мы же под домашним арестом!
Половинка рта брата – та, которая ещё работала – дрогнула в улыбке.
– Всему своё время, – синтетическим голосом ответило кресло. – Ну как, ты согласна?
На мгновение я замешкалась.
– Вы не пострадаете? – спросила я.
Несколько мгновений Арне молчал, видимо, выбирал сообщение из заготовок:
– Посмотри на эту ситуацию внимательно. Ты выросла и всю жизнь провела на Элизиуме. Даже если у нашей семьи были дела с Умброй, ты об этом ничего не знала. Тебя можно оправдать. Именно это и является главной целью Гарольта – оправдать тебя, чтобы ты осталась законной наследницей Джа Лар, и ему досталась вся власть над системой. А кто такие мы? Конкуренты. Ведь при желании и я, и отец, и мать могут завести наследников. Потому Гарольт сделает всё, чтобы мы под ногами у него не мешались.
– Но... он ведь вас спасёт?
Губа брата дёрнулась, видимо, он просил меня помолчать. Заготовленный текст продолжал звучать.
– Может ли он спасти нас? Не знаю. С одной стороны, это рискованно. Заступаться за тех, кого обвиняют в сотрудничестве с Умброй. И зачем? Чтобы они претендовали на планеты, которых ты жаждешь? С другой стороны, если он нас не спасёт, то рискует приобрести врага в твоём лице. Впрочем, Вивьен, давай начистоту: какой из тебя враг?
Он был прав, хоть слышать это было неприятно.
– Ты хочешь сказать, – спросила я, – он приобретает зверушку в приложение к желанной системе?
Я заметила, как дрогнул уголок рта Арне. Он пытался улыбнуться.
– Я не верю, просто не верю.
– Он может спасти только тебя, – заговорил вновь синтетический голос. – А может спасти и нас, но обезвредить – лишить титулов, отправить в изгнание, получить возможность давить на тебя, используя наши жизни. Вопрос лишь в том, что он предпочтёт.
– А родители? Они это знают?
– Да, – последовал короткий ответ.
– Они что, полагаются на его... благородство?
Мне пришлось ждать, пока брат наберёт сообщение. Я поймала себя на том, что кусаю губы и заламываю пальцы.
– Они любят тебя, Вивьен, и хотят спасти.
– Меня?! Я же делала это всё ради вас! Мне это замужество даром не нужно. Я лучше... лучше...
Голос Арне включился, перебивая мой монолог:
– Спрошу ещё раз, Вивьен: ты согласна улететь с Лаборы?
Я не просто была согласна, я хотела, очень хотела. Всё лучше, чем дурацкое замужество. Но я всё же немного волновалась. Да, у меня были плохие отношения с родителями, но взять и бросить их я не могла. И Арне тоже. Арне ведь не сделал мне ничего плохого.
