— С какой стати вы обращаетесь ко мне на «ты»? — ядовито спросила она, намереваясь напомнить ему о дистанции, которой он явно не придерживался.
Баррингтон едва заметно улыбнулся, и в его глазах мелькнула насмешка.
— Ты в моём доме, Габриэлла. И проведёшь здесь ночь, как минимум эту. Как максимум… ну, это мы с тобой обсудим потом. — Он продолжал говорить с той же холодной уверенностью, словно их слова не были наполовину шуткой, наполовину угрозой. — Я не хочу быть с тобой чужими людьми здесь. Молить тебя готов: сложи свое оружие хоть на час.Габриэлла возмущённо выдохнула, её взгляд превратился в некое подобие испепеляющего луча. Она знала, что, сколько бы он ни говорил о её безопасности, за этим явно скрывалось нечто большее.
— Баррингтон, — проговорила она с явным укором, — вы хоть раз задумывались, что такое личное пространство? Или ваши подчинённые тоже приходят сюда без приглашения? Как трогательно, какая, должно быть, дружная у вас команда. Я уже практически начинаю чувствовать себя очередной вашей уликой, которую вы таскаете повсюду, чтобы не потерять.
Он ответил ей лишь небрежным пожатием плеч, явно не считая нужным всерьёз воспринимать её упрёки.
— Габриэлла, твоё личное пространство теперь не более чем пустое понятие. После того, что сказал Меррон, я не могу позволить тебе остаться одной. Опасность рядом, и твой дом теперь не самое безопасное место.
Она хотела бы ответить что-то язвительное, что-нибудь вроде «вы сами опасность», но понимала, что её слова на него никак не повлияют. И всё же она не упустила возможности добавить каплю драматичности.
— Прекрасно! — Она театрально развела руками, с выражением лица, говорившим: «Куда мы катимся?» — Прекрасно. Но предупреждаю: если хоть ещё одна попытка... — она выдержала паузу, многозначительно глядя на него, — непристойного поведения, я тут же уйду. В столице я всю жизнь прожила и, поверьте, не пропаду!
Баррингтон выдержал её взгляд, не отводя глаз. Он словно говорил этим: её выходки не имеют на него ровным счётом никакого воздействия.
— Габриэлла, я обещаю: не трону тебя и пальцем, пока ты сама об этом не попросишь, — проговорил он с усмешкой. — Но ты попросишь, дорогая. Дай мне немного времени, и я договорюсь с твоей женской сутью.
Габриэлла фыркнула, бросив на него взгляд, полный возмущённого сарказма.
— Какой самонадеянный, — пробормотала она, хотя её сердце, к её неудовольствию, почему-то забилось чаще.
Следователь, не упуская момент, шагнул ближе. Его движения были настолько уверенными, что даже расстояние между ними стало ощущаться с пугающей интенсивностью. Он встал перед ней, не нарушая границы, но смотрел ей прямо в глаза, и в его взгляде отражалась сосредоточенность, от которой было неуютно. Баррингтон держал руки при себе, но одного этого взгляда хватило, чтобы Габриэлла затаила дыхание. В уголках его губ появилась едва уловимая улыбка, как у человека, который знает больше, чем намерен сказать. Не насмешливая, а скорее удовлетворённая, словно он только что выиграл некий молчаливый спор.
И в этот момент в дверном проёме появилась пожилая женщина, явно экономка, в строгом чёрном платье с кружевным воротником. Она оглядела их с безукоризненным спокойствием, в котором, как отметила Габриэлла, было скрыто нечто вроде молчаливого неодобрения за нарушение порядка.
— Мисс Арчибелд, мистер Баррингтон, — проговорила она мягко, — прошу вас к обеду.
Габриэлла бросила на Ариана многозначительный взгляд, в котором явно читалась мысль: он окончательно вышел за рамки приличий. Но при экономке закатывать сцену было бы излишне, и она, стиснув зубы, направилась в столовую.
Габриэлла, едва сдерживая тихий вздох раздражения, пыталась сосредоточиться на еде, чтобы отвлечься от своей невольной злости на Баррингтона. Перед ней стояли аккуратно сервированные блюда, которые выглядели так, словно их приготовила армия заколдованных поварешек. Первым подали суп с зелёным луком и нежнейшими овощами, пар от которого поднимался красивыми завитками, — аромат был столь волнующим, что он словно говорил: Скушай, и, возможно, забудешь, как попала в этот дом. Она с лёгким раздражением поднесла ложку к губам, ощущая, как во рту растворяется сливочный вкус — да, это было почти непростительно вкусно.
Баррингтон же ел как ни в чём не бывало, с невозмутимым видом, излучающим уверенность, что уж в его доме никто не осмелится думать о побеге. Он методично разрезал кусочки телятины, поданные под сложным соусом, который, судя по запаху, включал что-то вроде трюфельного масла и розмарина. Казалось, что даже нарезка этих кусочков происходила не просто ради еды, а как часть давно выработанного ритуала. А она тем временем пыталась унять противоречивые чувства — от возмущения к его самонадеянности до раздражения от того, что, вопреки её настроению, обед был удивительно вкусным.
Прошла минута, и её терпение подошло к пределу. Уж если он не собирается давать объяснений, она это сделает сама. Габриэлла сощурила глаза и, облокотившись на стол, бросила на него испытующий взгляд, отчётливо понимая, что скука — далеко не единственная её эмоция. Подавшись вперёд, она с нарочитым интересом произнесла, одновременно оценивая, как он воспримет её слова:
— Так ты — королевский следователь при дворе, — проговорила она, и в её голосе звучала почти детская ирония. — Интересно, что с таким званием ты возишься здесь, в Кельне, когда вокруг тебя наверняка кишат интриги. Никто не пытается втянуть тебя в закулисные игры? — Она сделала паузу, осмотрела его серьёзное лицо и усмехнулась. — Или, может, у тебя есть секретный отряд фанатов в форме?
Баррингтон посмотрел на неё с таким выражением, будто её слова были чем-то вроде шутки, которые гости начинают отпускать за столом только после третьего бокала вина. Он даже слегка приподнял бровь, выражая вежливое терпение, как будто в ней говорил исключительно юношеский максимализм, достойный лёгкого снисхождения.
— Интриги, конечно, существуют, — ответил он, поднимая бокал красного вина, как будто собирался сделать тост за будущее своей собеседницы. — Но у меня правило: если интриги не угрожают безопасности королевства, они меня не интересуют. Такие вещи я оставляю тем, кто любит шум и сплетни. Когда на кону стоят дела государственной важности, я полагаю, лучше не распыляться на мелочи.
Габриэлла закатила глаза, но попыталась вернуть лицу серьёзное выражение. Его ответ был настолько правильным и благообразным, что ей захотелось разбавить атмосферу. Она едва сдержала усмешку и, придав своему голосу почти язвительное восхищение, проговорила:
— Да ты, оказывается, образец добродетели. Прямо рыцарь в сверкающих доспехах, только вместо доспехов у нас магический щит, — добавила она, хихикнув. — Интересно, неужели в тебе ни разу не взыгрывал азарт? Чисто ради поддержания профессионального тонуса.
Баррингтон продолжил смотреть на неё, не поддавшись на её провокацию, хотя в его взгляде мелькнула едва уловимая искра иронии. Он сделал неторопливый глоток, поставил бокал на стол, а затем с той же серьёзностью, будто беседовал с её отцом, сказал:
— Видишь ли, мисс Арчибелд, когда на кону дела королевства, личные амбиции, и уж тем более азарт, отходят на второй план.
Она изобразила разочарованное выражение, но внутри всё кипело — его невозмутимость действовала на неё как раздражающий фактор. Разве он не мог хоть раз позволить себе немного поиграть? Она прищурилась и, словно бы вскользь, бросила вопрос, надеясь поймать его на контр-аргументе:
— Ах, вот как? Но допустим, какой-нибудь важный свидетель отказался тебе помогать? И твои благородные методы не сработали. Что тогда?
В его глазах мелькнуло едва заметное озорство, которое Габриэлла никак не ожидала увидеть. Он чуть наклонился вперёд, словно рассказывая самую забавную шутку вечера, и произнёс с мягкой насмешкой, глядя прямо ей в глаза:
— Ну, — спокойно сказал он, — когда мне отказывают, я просто меняю условия. И, как показывает практика, в итоге получаю согласие.
Её улыбка дрогнула, и она едва не рассмеялась в ответ, но вовремя сдержалась. Его уверенность и спокойствие — те самые черты, которые она считала простым холодом, теперь вдруг выглядели по-другому, почти захватывающе. Вот и загадка, которая ей ещё предстоит разгадать.
Когда обед подходил к концу, Баррингтон слегка отклонился назад, с лёгкой, чуть издевательской улыбкой, поджидая, как она воспримет его следующее заявление:
— Кстати, этим вечером я приглашаю тебя на ужин в ресторан Ордена. Нас ждёт обширный разговор, и, как мне кажется, несколько гостей, о которых ты, вероятно, захочешь узнать.
Она фыркнула, насмешливо приподняв бровь, и, усмехнувшись, напомнила ему:
— Ты уже звал меня на ужин, и я отказалась, — хмыкнула она. — А теперь, видимо, отказаться не смогу?
Баррингтон прищурился, кивнув, словно признавая, что здесь он и вправду вышел победителем.
— Видишь? Если получаешь отказ, нужно лишь изменить условия, чтобы добиться согласия.
Габриэлла ответила на его взгляд тёплой, но насмешливой улыбкой. Её взгляд изменился: она смотрела на него уже не как на упрямого следователя, а как на интересного собеседника, знающего себе цену и готового стоять на своём.
Габриэлла вошла в ресторан Амари, и в первую же секунду её взгляд остановился на роскошной обстановке. Огромные люстры из хрусталя ослепляли золотистым светом, переливающимся на всех многочисленных зеркалах и колоннах, обрамлявших зал. Воздух был наполнен ароматом благовоний и дорогих духов, а тихие звуки живой музыки придавали обстановке ощущение уюта и магического великолепия.
Габриэлла лишь мельком обвела зал взглядом. Она выбрала для вечера своё лучшее платье: черное изысканное платье с открытой линией плаечь и разрезом, что называла Жанна, “под самое небалуй!”. Платье идеально сидело на фигуре, словно было соткано специально для неё. Легкий блеск ткани переливался в свете люстр, подчеркивая её загадочное присутствие. На фоне утончённой обстановки Габриэлла Арчибелд чувствовала себя почти уверенно, но внутри всё же нарастало беспокойство.
Платье было выбрано не просто ради элегантности — в нем Габриэлла чувствовала себя, как в военной форме. Ведь красивая женщина в дорогом ресторане привлекает внимание, но едва ли внушает настороженность? Впрочем, она была готова к тому, что, возможно, этот вечер станет серьёзным испытанием.
Едва она сделала шаг в сторону, как почувствовала на себе десятки взглядов. Некоторые из них определённо принадлежали служащим Ариана — она знала, что они наблюдают за ней, чтобы обезопасить её от любой неожиданности. Габриэлла была не в состоянии определить, кто из этих достопочтенных дам и мужчин были офицерами на задании. Маскировка была на славу.
Не то чтобы присутствие офицеров было необходимо, Габриэлла по уши была увешана артефактами и защитными плетениями. При этом взгляд Ариана перед выходом буквально горел, давая понять, что даже её готовность и набор защитных амулетов ему не слишком-то по душе. Он даже не хотел ее отправлять в Амари, беспокоился о безопасности, и лишь после часового пререкания признал, что идея отправить “приманку” была куда разумнее.
Баррингтон проинспектировал её раз сто перед тем, как она зашла в ресторан. В любой непонятной ситуации ей надлежало тут же покинуть заведение или вызвать его через сигнал.
Габриэлла подозревала, что если кто-то в зале случайно заденет ее, то неуклюжего господина тут же отбросит к стене магический щит, просто чтобы соблюсти установленные Баррингтоном меры безопасности.
Девушка, как по инструкции, прошла следом за хостес до забронированного столика у окна, откуда открывался замечательный вид на ночной Кельн, усыпанный огнями. Прибывшие аристократы и маги разговаривали за соседними столиками, и хотя внешне всё выглядело безмятежно, Габриэлла знала, что за её ужином пристально наблюдают.
Она ощутила присутствие силы сразу, как только вошла. Было в этом ресторане что-то мистическое, особенное, словно каждое движение напоминало о скрытых намерениях, которые до конца не поддавались расшифровке.
Сделав заказ, она позволила себе расслабиться, погрузившись в атмосферу. Вино было великолепным — глубокий рубиновый оттенок, насыщенный вкус, который расплывался теплом по телу. Габриэлла не была бы собой, если бы позволила Ариану самому управляться с ситуацией. В ее “рукаве” был припасен козырь. Она тихо улыбнулась, подумав, что даже в такой вечер ей позволительно немного насладиться моментом. Только вот почему-то внутреннее чувство тревоги ни на секунду не исчезало.
И вскоре её интуиция не подвела. В соседнем зале внезапно послышались приглушённые шаги, которые едва ли было слышно на фоне живой музыки. Однако Габриэлла расслышала - ждала их. Спустя несколько секунд к её столику подошёл мужчина, который выглядел так, будто не имел ни малейшего интереса скрываться.
Он был высок, его фигура подчёркнуто угловата и строгая, словно каждый изгиб тела и линия одежды были выверены для одной цели — заявить о своём превосходстве без лишних слов. Лицо, лишённое всякой мягкости, будто высеченное из камня, излучало спокойную, безжалостную уверенность, которая не нуждалась в масках.
Мужчина был сухопар и прям, как натянутая струна. В его холодном взгляде, глубоком и пронзительном, читалась привычка всегда и во всём контролировать ситуацию. Он был одет в безупречно сидящий тёмный костюм, и хотя его одежда ничем не выделялась, казалось, что она подчёркивает каждый штрих его личности. На вид ему можно было дать около пятидесяти — но эта оценка была столь же неточной, сколь и его тщательно скрываемая суть. Седина легла на его волосы ровным покрывалом, как будто сама жизнь добавила ему штрих строгости и достоинства, а не возраста.
— Мисс Арчибелд, — произнёс он спокойно, без тени притворства, — рад нашей встрече.
Габриэлла почувствовала, как её дыхание на мгновение замерло. Она знала кто этот маг без представлений — это был Мастер, личность, которая всегда скрывалась за маской добродетели. Их главный враг, ее главный враг, из-за которого она и оказалась втянута во всю эту историю. Казалось, её сердце замерло на долю секунды, прежде чем вновь забиться в груди.
Она смотрела на него молча и открыто, хотя в её голове уже бурлили сотни мыслей и вопросов. Мастер продолжал сел напротив, спокойно, почти любезно смотря на неё, как будто они оба здесь случайно.
Мужчина поднял палец, и в следующий же миг рядом возник официант, молчаливо и беспрекословно подчиняясь его жесту. Официант быстро и уверенно поставил на стол второй бокал и, не задавая вопросов, налил в него вино из бутылки, стоявшей на столе перед Габриэллой. Этот тонкий, почти демонстративный жест не оставлял сомнений: он не собирался спрашивать разрешения, не нуждался в её согласии. Вино, выбранное ею, в его бокале — словно молчаливая печать на том, что разговор будет идти по его правилам.
Габриэлла наблюдала за этим молча, не моргнув и не выдав ни единой эмоции. Она прекрасно знала, что этот вечер готовился по плану, а значит, все должно было происходить так, как и задумано.
Но ее тонкие пальцы, легко скользнувшие по краю бокала, выдавали напряжение. И в его взгляде сквозила сила — холодная и жёсткая.
Баррингтон едва заметно улыбнулся, и в его глазах мелькнула насмешка.
— Ты в моём доме, Габриэлла. И проведёшь здесь ночь, как минимум эту. Как максимум… ну, это мы с тобой обсудим потом. — Он продолжал говорить с той же холодной уверенностью, словно их слова не были наполовину шуткой, наполовину угрозой. — Я не хочу быть с тобой чужими людьми здесь. Молить тебя готов: сложи свое оружие хоть на час.Габриэлла возмущённо выдохнула, её взгляд превратился в некое подобие испепеляющего луча. Она знала, что, сколько бы он ни говорил о её безопасности, за этим явно скрывалось нечто большее.
— Баррингтон, — проговорила она с явным укором, — вы хоть раз задумывались, что такое личное пространство? Или ваши подчинённые тоже приходят сюда без приглашения? Как трогательно, какая, должно быть, дружная у вас команда. Я уже практически начинаю чувствовать себя очередной вашей уликой, которую вы таскаете повсюду, чтобы не потерять.
Он ответил ей лишь небрежным пожатием плеч, явно не считая нужным всерьёз воспринимать её упрёки.
— Габриэлла, твоё личное пространство теперь не более чем пустое понятие. После того, что сказал Меррон, я не могу позволить тебе остаться одной. Опасность рядом, и твой дом теперь не самое безопасное место.
Она хотела бы ответить что-то язвительное, что-нибудь вроде «вы сами опасность», но понимала, что её слова на него никак не повлияют. И всё же она не упустила возможности добавить каплю драматичности.
— Прекрасно! — Она театрально развела руками, с выражением лица, говорившим: «Куда мы катимся?» — Прекрасно. Но предупреждаю: если хоть ещё одна попытка... — она выдержала паузу, многозначительно глядя на него, — непристойного поведения, я тут же уйду. В столице я всю жизнь прожила и, поверьте, не пропаду!
Баррингтон выдержал её взгляд, не отводя глаз. Он словно говорил этим: её выходки не имеют на него ровным счётом никакого воздействия.
— Габриэлла, я обещаю: не трону тебя и пальцем, пока ты сама об этом не попросишь, — проговорил он с усмешкой. — Но ты попросишь, дорогая. Дай мне немного времени, и я договорюсь с твоей женской сутью.
Габриэлла фыркнула, бросив на него взгляд, полный возмущённого сарказма.
— Какой самонадеянный, — пробормотала она, хотя её сердце, к её неудовольствию, почему-то забилось чаще.
Следователь, не упуская момент, шагнул ближе. Его движения были настолько уверенными, что даже расстояние между ними стало ощущаться с пугающей интенсивностью. Он встал перед ней, не нарушая границы, но смотрел ей прямо в глаза, и в его взгляде отражалась сосредоточенность, от которой было неуютно. Баррингтон держал руки при себе, но одного этого взгляда хватило, чтобы Габриэлла затаила дыхание. В уголках его губ появилась едва уловимая улыбка, как у человека, который знает больше, чем намерен сказать. Не насмешливая, а скорее удовлетворённая, словно он только что выиграл некий молчаливый спор.
И в этот момент в дверном проёме появилась пожилая женщина, явно экономка, в строгом чёрном платье с кружевным воротником. Она оглядела их с безукоризненным спокойствием, в котором, как отметила Габриэлла, было скрыто нечто вроде молчаливого неодобрения за нарушение порядка.
— Мисс Арчибелд, мистер Баррингтон, — проговорила она мягко, — прошу вас к обеду.
Габриэлла бросила на Ариана многозначительный взгляд, в котором явно читалась мысль: он окончательно вышел за рамки приличий. Но при экономке закатывать сцену было бы излишне, и она, стиснув зубы, направилась в столовую.
Габриэлла, едва сдерживая тихий вздох раздражения, пыталась сосредоточиться на еде, чтобы отвлечься от своей невольной злости на Баррингтона. Перед ней стояли аккуратно сервированные блюда, которые выглядели так, словно их приготовила армия заколдованных поварешек. Первым подали суп с зелёным луком и нежнейшими овощами, пар от которого поднимался красивыми завитками, — аромат был столь волнующим, что он словно говорил: Скушай, и, возможно, забудешь, как попала в этот дом. Она с лёгким раздражением поднесла ложку к губам, ощущая, как во рту растворяется сливочный вкус — да, это было почти непростительно вкусно.
Баррингтон же ел как ни в чём не бывало, с невозмутимым видом, излучающим уверенность, что уж в его доме никто не осмелится думать о побеге. Он методично разрезал кусочки телятины, поданные под сложным соусом, который, судя по запаху, включал что-то вроде трюфельного масла и розмарина. Казалось, что даже нарезка этих кусочков происходила не просто ради еды, а как часть давно выработанного ритуала. А она тем временем пыталась унять противоречивые чувства — от возмущения к его самонадеянности до раздражения от того, что, вопреки её настроению, обед был удивительно вкусным.
Прошла минута, и её терпение подошло к пределу. Уж если он не собирается давать объяснений, она это сделает сама. Габриэлла сощурила глаза и, облокотившись на стол, бросила на него испытующий взгляд, отчётливо понимая, что скука — далеко не единственная её эмоция. Подавшись вперёд, она с нарочитым интересом произнесла, одновременно оценивая, как он воспримет её слова:
— Так ты — королевский следователь при дворе, — проговорила она, и в её голосе звучала почти детская ирония. — Интересно, что с таким званием ты возишься здесь, в Кельне, когда вокруг тебя наверняка кишат интриги. Никто не пытается втянуть тебя в закулисные игры? — Она сделала паузу, осмотрела его серьёзное лицо и усмехнулась. — Или, может, у тебя есть секретный отряд фанатов в форме?
Баррингтон посмотрел на неё с таким выражением, будто её слова были чем-то вроде шутки, которые гости начинают отпускать за столом только после третьего бокала вина. Он даже слегка приподнял бровь, выражая вежливое терпение, как будто в ней говорил исключительно юношеский максимализм, достойный лёгкого снисхождения.
— Интриги, конечно, существуют, — ответил он, поднимая бокал красного вина, как будто собирался сделать тост за будущее своей собеседницы. — Но у меня правило: если интриги не угрожают безопасности королевства, они меня не интересуют. Такие вещи я оставляю тем, кто любит шум и сплетни. Когда на кону стоят дела государственной важности, я полагаю, лучше не распыляться на мелочи.
Габриэлла закатила глаза, но попыталась вернуть лицу серьёзное выражение. Его ответ был настолько правильным и благообразным, что ей захотелось разбавить атмосферу. Она едва сдержала усмешку и, придав своему голосу почти язвительное восхищение, проговорила:
— Да ты, оказывается, образец добродетели. Прямо рыцарь в сверкающих доспехах, только вместо доспехов у нас магический щит, — добавила она, хихикнув. — Интересно, неужели в тебе ни разу не взыгрывал азарт? Чисто ради поддержания профессионального тонуса.
Баррингтон продолжил смотреть на неё, не поддавшись на её провокацию, хотя в его взгляде мелькнула едва уловимая искра иронии. Он сделал неторопливый глоток, поставил бокал на стол, а затем с той же серьёзностью, будто беседовал с её отцом, сказал:
— Видишь ли, мисс Арчибелд, когда на кону дела королевства, личные амбиции, и уж тем более азарт, отходят на второй план.
Она изобразила разочарованное выражение, но внутри всё кипело — его невозмутимость действовала на неё как раздражающий фактор. Разве он не мог хоть раз позволить себе немного поиграть? Она прищурилась и, словно бы вскользь, бросила вопрос, надеясь поймать его на контр-аргументе:
— Ах, вот как? Но допустим, какой-нибудь важный свидетель отказался тебе помогать? И твои благородные методы не сработали. Что тогда?
В его глазах мелькнуло едва заметное озорство, которое Габриэлла никак не ожидала увидеть. Он чуть наклонился вперёд, словно рассказывая самую забавную шутку вечера, и произнёс с мягкой насмешкой, глядя прямо ей в глаза:
— Ну, — спокойно сказал он, — когда мне отказывают, я просто меняю условия. И, как показывает практика, в итоге получаю согласие.
Её улыбка дрогнула, и она едва не рассмеялась в ответ, но вовремя сдержалась. Его уверенность и спокойствие — те самые черты, которые она считала простым холодом, теперь вдруг выглядели по-другому, почти захватывающе. Вот и загадка, которая ей ещё предстоит разгадать.
Когда обед подходил к концу, Баррингтон слегка отклонился назад, с лёгкой, чуть издевательской улыбкой, поджидая, как она воспримет его следующее заявление:
— Кстати, этим вечером я приглашаю тебя на ужин в ресторан Ордена. Нас ждёт обширный разговор, и, как мне кажется, несколько гостей, о которых ты, вероятно, захочешь узнать.
Она фыркнула, насмешливо приподняв бровь, и, усмехнувшись, напомнила ему:
— Ты уже звал меня на ужин, и я отказалась, — хмыкнула она. — А теперь, видимо, отказаться не смогу?
Баррингтон прищурился, кивнув, словно признавая, что здесь он и вправду вышел победителем.
— Видишь? Если получаешь отказ, нужно лишь изменить условия, чтобы добиться согласия.
Габриэлла ответила на его взгляд тёплой, но насмешливой улыбкой. Её взгляд изменился: она смотрела на него уже не как на упрямого следователя, а как на интересного собеседника, знающего себе цену и готового стоять на своём.
Габриэлла вошла в ресторан Амари, и в первую же секунду её взгляд остановился на роскошной обстановке. Огромные люстры из хрусталя ослепляли золотистым светом, переливающимся на всех многочисленных зеркалах и колоннах, обрамлявших зал. Воздух был наполнен ароматом благовоний и дорогих духов, а тихие звуки живой музыки придавали обстановке ощущение уюта и магического великолепия.
Габриэлла лишь мельком обвела зал взглядом. Она выбрала для вечера своё лучшее платье: черное изысканное платье с открытой линией плаечь и разрезом, что называла Жанна, “под самое небалуй!”. Платье идеально сидело на фигуре, словно было соткано специально для неё. Легкий блеск ткани переливался в свете люстр, подчеркивая её загадочное присутствие. На фоне утончённой обстановки Габриэлла Арчибелд чувствовала себя почти уверенно, но внутри всё же нарастало беспокойство.
Платье было выбрано не просто ради элегантности — в нем Габриэлла чувствовала себя, как в военной форме. Ведь красивая женщина в дорогом ресторане привлекает внимание, но едва ли внушает настороженность? Впрочем, она была готова к тому, что, возможно, этот вечер станет серьёзным испытанием.
Едва она сделала шаг в сторону, как почувствовала на себе десятки взглядов. Некоторые из них определённо принадлежали служащим Ариана — она знала, что они наблюдают за ней, чтобы обезопасить её от любой неожиданности. Габриэлла была не в состоянии определить, кто из этих достопочтенных дам и мужчин были офицерами на задании. Маскировка была на славу.
Не то чтобы присутствие офицеров было необходимо, Габриэлла по уши была увешана артефактами и защитными плетениями. При этом взгляд Ариана перед выходом буквально горел, давая понять, что даже её готовность и набор защитных амулетов ему не слишком-то по душе. Он даже не хотел ее отправлять в Амари, беспокоился о безопасности, и лишь после часового пререкания признал, что идея отправить “приманку” была куда разумнее.
Баррингтон проинспектировал её раз сто перед тем, как она зашла в ресторан. В любой непонятной ситуации ей надлежало тут же покинуть заведение или вызвать его через сигнал.
Габриэлла подозревала, что если кто-то в зале случайно заденет ее, то неуклюжего господина тут же отбросит к стене магический щит, просто чтобы соблюсти установленные Баррингтоном меры безопасности.
Девушка, как по инструкции, прошла следом за хостес до забронированного столика у окна, откуда открывался замечательный вид на ночной Кельн, усыпанный огнями. Прибывшие аристократы и маги разговаривали за соседними столиками, и хотя внешне всё выглядело безмятежно, Габриэлла знала, что за её ужином пристально наблюдают.
Она ощутила присутствие силы сразу, как только вошла. Было в этом ресторане что-то мистическое, особенное, словно каждое движение напоминало о скрытых намерениях, которые до конца не поддавались расшифровке.
Сделав заказ, она позволила себе расслабиться, погрузившись в атмосферу. Вино было великолепным — глубокий рубиновый оттенок, насыщенный вкус, который расплывался теплом по телу. Габриэлла не была бы собой, если бы позволила Ариану самому управляться с ситуацией. В ее “рукаве” был припасен козырь. Она тихо улыбнулась, подумав, что даже в такой вечер ей позволительно немного насладиться моментом. Только вот почему-то внутреннее чувство тревоги ни на секунду не исчезало.
И вскоре её интуиция не подвела. В соседнем зале внезапно послышались приглушённые шаги, которые едва ли было слышно на фоне живой музыки. Однако Габриэлла расслышала - ждала их. Спустя несколько секунд к её столику подошёл мужчина, который выглядел так, будто не имел ни малейшего интереса скрываться.
Он был высок, его фигура подчёркнуто угловата и строгая, словно каждый изгиб тела и линия одежды были выверены для одной цели — заявить о своём превосходстве без лишних слов. Лицо, лишённое всякой мягкости, будто высеченное из камня, излучало спокойную, безжалостную уверенность, которая не нуждалась в масках.
Мужчина был сухопар и прям, как натянутая струна. В его холодном взгляде, глубоком и пронзительном, читалась привычка всегда и во всём контролировать ситуацию. Он был одет в безупречно сидящий тёмный костюм, и хотя его одежда ничем не выделялась, казалось, что она подчёркивает каждый штрих его личности. На вид ему можно было дать около пятидесяти — но эта оценка была столь же неточной, сколь и его тщательно скрываемая суть. Седина легла на его волосы ровным покрывалом, как будто сама жизнь добавила ему штрих строгости и достоинства, а не возраста.
— Мисс Арчибелд, — произнёс он спокойно, без тени притворства, — рад нашей встрече.
Габриэлла почувствовала, как её дыхание на мгновение замерло. Она знала кто этот маг без представлений — это был Мастер, личность, которая всегда скрывалась за маской добродетели. Их главный враг, ее главный враг, из-за которого она и оказалась втянута во всю эту историю. Казалось, её сердце замерло на долю секунды, прежде чем вновь забиться в груди.
Она смотрела на него молча и открыто, хотя в её голове уже бурлили сотни мыслей и вопросов. Мастер продолжал сел напротив, спокойно, почти любезно смотря на неё, как будто они оба здесь случайно.
Мужчина поднял палец, и в следующий же миг рядом возник официант, молчаливо и беспрекословно подчиняясь его жесту. Официант быстро и уверенно поставил на стол второй бокал и, не задавая вопросов, налил в него вино из бутылки, стоявшей на столе перед Габриэллой. Этот тонкий, почти демонстративный жест не оставлял сомнений: он не собирался спрашивать разрешения, не нуждался в её согласии. Вино, выбранное ею, в его бокале — словно молчаливая печать на том, что разговор будет идти по его правилам.
Габриэлла наблюдала за этим молча, не моргнув и не выдав ни единой эмоции. Она прекрасно знала, что этот вечер готовился по плану, а значит, все должно было происходить так, как и задумано.
Но ее тонкие пальцы, легко скользнувшие по краю бокала, выдавали напряжение. И в его взгляде сквозила сила — холодная и жёсткая.
