— Кого?
— А ты к кому пришёл? — обнаружило еврейское свое происхождение чудовище страшное.
— Да ладно тебе! Дурака включить нельзя? Я вот возьму и не дам подарок! — Обижусь, типа. И подстраховка твоя ни разу не поможет!
Набросился Подстрахуй на Кира, и Кир убил его. Убил Кир Подстрахуя — чудовище страшное! Убил он его, повернулся и ушёл. Даже не стал к Вербальному Зайцу заходить, подарок дарить. Пошёл домой и подарил его Саше.
А то, как-то раз, решил Кир пойти на рыбалку. А Саша Мышьякова не хочет его сопровождать.
— У меня — говорит — месячные…
— И то, велика беда, месячные! Тебе что, месячные мешают ходить?
— Знаю я вас, мужиков! Где рыбалка, там и полный пансион!
Хотел было Экклезиастов возразить, что не в том он возрасте, чтоб полный пансион совершать. Что хочется ему всего-то посидеть на берегу реки с удочкой, и чтоб было, с кем поделиться своими мыслями, да было, кому положить на колени свою уставшую от оных мыслей голову. Но решил, что эти оправдания будут совершенно лишним унижением.
В общем, пошёл он на рыбалку один.
Закинул Кир удочку, сидит, а из воды вдруг водяной вылез и так это нагло говорит ему:
— Ну, ты, чего, мол, рыбу мою ловишь?!
— А рыба тут не твоя. — отвечает Кир Экклезиастов. — Рыба — общественная!
— Это она была общественная! В то время, когда ты был маленький. Тогда я и попускал все безобразия, которые ты творил тут со своими друзьями-подругами, да с Сашей Мышьяковой своей. Нынче другие времена пошли. Нынче вся рыба здесь у меня на попечении числится.
Не понравился Киру такой спич! Разозлился он не на шутку.
— Водяной, праотцов твоих в дупло! Я таких, как ты, водяных за пояс пачками засовывал! У меня сейчас дурное настроение. Если не уберёшься, я тебя сам уберу! А то провонял всю рыбу в реке тухлятиной своей!
Обиделся водяной, да и порвал ему леску. А Кир, на это, вскочил и стал стучать водяному удочкой по голове. Наконец водяной достиг состояния обморока и благополучно поплыл себе, брюхом кверху, по течению.
А Кир Экклезиастов, достал новый крючок, грузило и приманку и восстановил функциональность своей удочки. Посидел он ещё с полчаса, поймал-таки щуку и пошёл домой, обедать.
Один раз за город выезжал. Выехал он, значит, за город, а как въехать обратно, не знает. Послал скалолазу Мише sms. А тот как раз совершал с кем-то акт полового соития, и впопыхах написал ему такое:
«Помнишь, как я тебя учил? Никогда не ходи проторенными путями! — это не прикольно… Ищи и прокладывай новые пути! Короче, будь во всём первым! Короче, дерзким будь! Короче, отъебись!.. Я занят…»
Послушался Кир Мишу, съехал с дороги и поехал себе, куда глаза глядят. Так и ехал он, долго ли, коротко ли, пока не заехал в канаву. Пришлось сигнальные ракеты пускать…
А вот, как-то пошёл Кир Экклезиастов в Кино! Вернулся, и его спрашивают:
— Ну как, дескать, кино?
— Хорошее!..
— А про что?
— Про войну.
— Да в войне-то что хорошего?
— В войне — ничего. А кино хорошее! Вот, к примеру, как Чапаев с коня упал и сразу утонул. Главное удариться не успел. Больно не было! Или как крейсер Аврора американский Торговый Центр сшиб…. Я прямо расплакался при этой сцене. Или как Рембо Трою брал. Короче, если тебе уже невмоготу, иди в Кино! Про войну…
Любил Кир Экклезиастов фотографировать всё! Он был фотограф любитель. И была у него камера любительская, цифровая, 107 мегапикселей. Вот он видит: ворона прилетела, каркает. Он её раз, и сфотографировал. Ворона улетела… Видит он: Саша Мышьякова раком стоит — трусы его — Экклезиастовы полощет, он и её…. А потом на компьютере увеличивает до предела, — наслаждается…
А ещё Кир Экклезиастов любил смотреть сны. Сны у него были цветные, с полифонией. Вот снится ему как-то: идёт он высоко в горах, нехоженой тропою, а навстречу ему — снежный человек.
— Который час? — спросил у Кира снежный человек, поравнявшись с ним. А у того аккурат, в тот момент не было часов. Ну, он возьми и скажи:
— Уважаемый снежный человек, часов не имею, по той причине, что не беру их с собой в постель. А посему, удовлетворить ваш интерес никак не могу.
— Дурень! — сказал ему на это снежный человек. — Ты проснись, встань, посмотри на часы, и узнаешь.
Проснулся Кир Экклезиастов, встал, посмотрел на часы — там было 03.13 — и лёг обратно. Лёг, а заснуть никак не может. Мерещатся ему два снежных человека, и, как один, говорят:
— Дурень, ты дурень, Кир Экклезиастов! И чего ты носишься со своими стихами? Писал бы батальные картины, больше проку было бы!
— И нечего меня учить! — напустился на снежных людей Кир Экклезиастов. — Я хоть и не в шерсти, а усы и борода завсегда имеются. Но снежные люди не стали дослушивать до конца мощный Экклезиастов спич, а тихо так испарились.
Короче, исчезли снежные люди. Остался Кир Экклезиастов один. Остался он один и стал думать: «а не заняться ли и впрямь батальными картинами?» Думал, думал и опять заснул. И опять перед ним снежный человек стоит.
— Ну что, — говорит, — узнал, который час?
— 03.13 — говорит Кир Экклезиастов.
— Я так и знал. — бросил снежный человек, и пошёл себе своей дорогой.
— Чего было спрашивать, если знал? — возмущённо крикнул ему вдогонку Кир.
— Требовалась проверка…. И, к тому же, ты получил определённый урок! — ответил снежный человек.
— Какой, такой урок? — думает про себя Кир. — Про то, что батальные картины следует писать? Так я и сам об этом подумывал.
А сон тем временем продолжался. Вот он видит: летят крылатые конь и корова. Не так, чтобы очень высоко летят — метрах в десяти над горой, — а всё ж летят… Огибают скалы, понижают высоту над впадинами.
— Как они называются? — подумал Кир Экклезиастов. — Где-то я читал про таких.
Пролетели звери мимо него и даже не поздоровались. Повернулся он, смотрит им вслед, и такая тоска у него в глазах!
— Вот бы самому полетать! — думает. Попробовал взлететь, — никак! Правую ногу от земли отрывает, — левая стоит. Отрывает левую, — правая остаётся… попробовал оторвать обе ноги — прыгнул и упал.
Упал Кир Экклезиастов, лежит и смотрит на муравьёв, как они резво жука тащат. Жук сопротивляется, швыряет их, куда ни попадя. А их, гадов, много. Вот они его и волокут к себе в муравейник. Там ему и конец приснится. Посмотрел Экклезиастов на это дело, — стало ему скучно, — встал и пошёл, куда глаза глядят. Долго ли коротко шёл, подходит к пещере. А в пещере темно. Тут он вспомнил, что страдает клаустрофобией, испугался, и пошёл в другую сторону.
Идёт Кир Экклезиастов, смотрит: ворон к нему летит. Подлетел и сел на плечо.
— Господин Экклезиастов? — спросил ворон хриплым голосом
— Ну, вроде как я… — отвечал ему Кир.
— Мне велено передать вам указание Президента: Президент озабочен неумеренно богатым содержанием ваших сновидений, и, во избежание возможного вреда вашему здоровью, кое-является непреложным достоянием Государства, навсегда запрещает вам пускаться в, какие бы то ни было, авантюры, находясь во власти Морфея!
— Уйди поганая птица!
Кир Экклезиастов небрежно смахнул ворона с плеча, посмотрел на него сурово и продолжил:
— Передай своему президенту, что его указания мне не указ! Не его государственной морде печься о безопасности моего здоровья! Моё здоровье — достояние только моё! Государство я могу, не сегодня-завтра, поменять, а здоровье мне никогда не заменить!
— Берегись, Экклезиастов! — прокричал хриплым, срывающимся на кашель голосом, ворон. — От Государства далеко не убежишь! У нас везде глаза и уши!
— Уши я вам надеру, а глаза повыкалываю! — Нечего мною помыкать! Я сам себе Государство!
Видя, что спорить бесполезно, ворон улетел, а Кир, отдышавшись и успокоившись, пошёл дальше. Ну, короче, идёт он, смотрит: Гастроном стоит! Прямо в горах!
— Интересно, откуда здесь Гастроном? — подумал Кир. Но долго думать не стал. Взял, да вошёл внутрь. А там за прилавком потный мужчина стоит. Стоит и смотрит порно по телевизору. А телевизор у него чёрно-белый, ламповый, такой, какие были ещё во времена, когда Кир Экклезиастов был маленький.
— Добрый день! — говорит Кир.
— День просто замечательный! — многозначительно откликнулся потный мужчина.
— Жарко! И коровы летают, — страдальческим тоном, заметил Экклезиастов.
— Жарко, не то слово! Да и с коровами надо бы уже что-то решать.
— А чего ж ты, так твою, да эдак, говоришь, что день замечательный? — взбеленился Кир Экклезиастов.
— А мне в Гастрономе большой разницы нет, жарко на улице, или холодно. У меня кондиционер работает!.. И каждый день — замечательный! — сказал потный мужчина, причмокнув при очередном наиболее пикантном моменте в порно-фильме.
Кир Экклезиастов стоит, смотрит на него, а что дальше сказать, не знает. Тут потный мужчина начал вовсю чмокать и облизываться, глядя выпученными глазами на экран телевизора. Посмотрел и Кир туда, а там как раз чей-то член в чьём-то анусе совершал ламбадообразные движения. Потом, пару секунд ещё попрыгав, и покрутившись, выскочил из тёплого местечка и стал неблагодарно забрызгивать последнее своими белыми соплями.
— Насилие над личностью, — резюмировал Кир.
— Ты хочешь сказать — над задницей? — насмешливо спросил потный мужчина.
— А где ты видел личность без задницы? Или наоборот?.. И вообще, кто тебе дал право смотреть такое в Гастрономе? Хорошо, хоть футболку поменял — у потного мужчины футболка теперь была синяя. И написано на ней было: «Спартак чемпион»…
— А вот они и дали, — сказал потный мужчина, направив грязный указательный палец куда-то в угол. Кир Экклезиастов обернулся, следуя персту указующему, и обнаружил стоящих возле дальнего прилавка агентов. Те тут же сделали вид, что изучают ассортимент прилавка.
Кир Экклезиастов сразу сдрейфил, притих и стал усиленно думать.
«А зачем, — думает, — понадобилось агентам устраивать просмотр порно в Гастрономе?» Неужто, они хотят превратить его в какой-то элитный кинотеатр? Не спроста всё это! А ну, как они хотят меня скомпрометировать… Приписать мне несуществующие грехи… Не бывать этому! Я порнухой никогда не балуюсь. Мне Саши Мышьяковой хватает. А когда не хватало, то скалолаз Миша выручал.
И так он вырос в собственных глазах от этих мыслей, что стал смелый. Повернулся и, с гордо поднятой головой, направил свои стопы к агентам.
— Добрый день! — говорит он им. — Проголодались, ребята?
А агенты стоят, как в прорубь макнутые, не знают, что и ответить на это. Один из них — самый смелый, по всей видимости, бугор, произнёс: «Здрасьте!», и повернулся к прилавку. Видит Кир: боятся его агенты. Ну он решил поиграть:
— Вот,— говорит, — сосиски копчёные — в своём соку мочёные, вот колбаса-рулет с заварным кремом и курагой «Грёзы пуританина», вот котлетки «От нимфетки»; шницель из ризеншнауцера. Вот сыр «Рокфор». А вон там кефир!..
— Не торчим мы по кефиру! — отвечают ему агенты. — Нам колбаса нужна! И в советах твоих мы не нуждаемся! Так что, иди, куда шёл!
Обиделся Кир; схватил одного агента за ноги и пошёл сшибать им всех остальных. Короче, повалил всех в кучу, сверху бросил последнего, высморкался и плюнул на них. И ушёл.
Оставил их Кир Экклезиастов выбирать себе колбасу, да смотреть порно и пошёл прочь из Гастронома. Даже забыл, зачем заходил.
«Ну их этих агентов! — думал он про себя. — Скользкие они. Чего-то не то скажешь, могут тебе шприц с ядом загнать. Я бы таких сажал на плот без вёсел и парусов и отправлял в кругосветное плавание с обязательным посещением Бермудского треугольника. Тогда бы уж знали who is who и не терроризировали безобидных уфонавтов.»
Ну идёт он дальше; кругом скалы, камни… солнце печёт с безжалостной силой. Нашёл он тенёк под скалой, и сел там отдохнуть. Вдруг, откуда ни возьмись, появляется Шерлок Холмс.
— O! Hello, my friend! What are ye doin’ here?
— Я здесь есть гулять, — на чистейшем английском отвечает ему продвинутый Кир.
— Haven’t you seen professor Moriarty ‘round here? I’m about to catch him
— Нет, я не видеть его.
— But maybe, by chance, you’ve seen the Hound of the Baskervilles? — С надеждой в голосе спросил Шерлок.
— На сколько я знать, собаки Баскервилей не водиться в горах, — надменно ответил Кир.
— Yeh, you’re right. But professors Moriarty as well don’t live in mountains, yet it happens to catch one.
— А я не видеть и не хотеть поймать ни профессоров Мориарти, ни, as well, собак Баскервилей. Я устать и сесть отдохнуть, — раздражённо ответил Экклезиастов.
— I didn’t mean to ask ye for help or anything. I just wanted to know…
— Я устать и хотеть отдохнуть! — перебил Холмса Кир. — Иди спрашивать в Гастрономе! Там тебе рассказать и показать.
— Thank you much! — сказал Шерлок Холмс и побежал в сторону Гастронома.
— Always welcome! — ответил Кир, глядя на убегающего Холмса. — Вот пострел! Чего ему на Бейкер-стрит не сидится? Ищет приключений на свою голову.
— О, нет, ещё один оглашённый! — простонал Кир, завидев, спустя минуту, Доктора Ватсона. Непременный соратник Шерлока Холмса бежал к нему, придерживая одной рукой кепку.
— Hi, Kir! Haven’t you…
— Туда! Он побежать туда! — резко оборвал его Кир, указывая в
направлении Гастронома.
— Thank you! — бросил Ватсон и помчался за Холмсом.
— Ну, полагаю, вместе-то они справятся с агентами, — сказал себе Экклезиастов. — Вообще, славные ребята… но были бы ещё славней, если бы не совали свой нос в не приспособленные к этому отверстия.
Посидел Кир ещё малость, встал и пошёл дальше. Шёл он так, размышляя о том и об этом, как вдруг вышел к луже. А там уже лягушка сидит — стрелу во рту держит.
— Привет! Ты царевна? — запросто обратился к ней Кир.
А у царевны хлебало занято. Она и говорит:
— Угу, — дескать.
— А замуж хочешь?
— Угу.
— А вот не возьму! — нагло воскликнул Экклезиастов и пошагал дальше.
— Развелось тут всяких…невест, лягушек, агентов и прочей шушеры. Ющенко с Януковичем на вас нет!
Идёт он значит дальше, но куда не знает. Где легче, туда и идёт. Подходит к большому камню. На камне голая женщина нарисована, и стрелка — направление показывает. Заинтересовался Экклезиастов — пошёл в ту сторону. Вдруг, смотрит: верёвочная лестница в небо уходит. Ухватился за конец верёвки, потянул, а лестница упала на него, да как заорёт:
— Ты что, ненормальный! Решил детство вспомнить? Я те покажу детство! Завяжу тебе конец узлом и повешу тебя, осла, на сосну! Сушиться.
Открыл он глаза, а это его Саша Мышьякова. А держит он её, всё ещё орущую, за косу.
— Я так люблю тебя, милая! Я только там это понял, когда посмотрел порно по телеку. Надо нам с тобой будет попробовать анал!
— Я те попробую анал! Насажу на водонапорную башню, и будешь у меня кайфовать!
Видит Кир Экклезиастов, Саша к сексу не настроена. Пошёл жарить яичницу.
В другой раз ему приснилось море; он купался. Заплыл далеко, и его съела акула. Лежит он, свернувшись калачиком, в желудке у акулы и вспоминает всю свою жизнь. Что, в общем, не плохая была жизнь. И нечего было жаловаться. Много всего повидал. Даже в Лес ходил! — Один раз. — Но ведь, ходил же! С уфонавтами дружбу водил. Вот только одна беда — не написал ни одной батальной картины. И со скалолазом Мишей не успел попрощаться. И с Сашей Мышьяковой, тоже…. Как только Кир вспомнил об этом, акула взяла, да и проглотила ещё красивую девушку. Кир Экклезиастов вежливо поздоровался с девушкой, сразу, как только она оправилась от шока.
— А ты к кому пришёл? — обнаружило еврейское свое происхождение чудовище страшное.
— Да ладно тебе! Дурака включить нельзя? Я вот возьму и не дам подарок! — Обижусь, типа. И подстраховка твоя ни разу не поможет!
Набросился Подстрахуй на Кира, и Кир убил его. Убил Кир Подстрахуя — чудовище страшное! Убил он его, повернулся и ушёл. Даже не стал к Вербальному Зайцу заходить, подарок дарить. Пошёл домой и подарил его Саше.
А то, как-то раз, решил Кир пойти на рыбалку. А Саша Мышьякова не хочет его сопровождать.
— У меня — говорит — месячные…
— И то, велика беда, месячные! Тебе что, месячные мешают ходить?
— Знаю я вас, мужиков! Где рыбалка, там и полный пансион!
Хотел было Экклезиастов возразить, что не в том он возрасте, чтоб полный пансион совершать. Что хочется ему всего-то посидеть на берегу реки с удочкой, и чтоб было, с кем поделиться своими мыслями, да было, кому положить на колени свою уставшую от оных мыслей голову. Но решил, что эти оправдания будут совершенно лишним унижением.
В общем, пошёл он на рыбалку один.
Закинул Кир удочку, сидит, а из воды вдруг водяной вылез и так это нагло говорит ему:
— Ну, ты, чего, мол, рыбу мою ловишь?!
— А рыба тут не твоя. — отвечает Кир Экклезиастов. — Рыба — общественная!
— Это она была общественная! В то время, когда ты был маленький. Тогда я и попускал все безобразия, которые ты творил тут со своими друзьями-подругами, да с Сашей Мышьяковой своей. Нынче другие времена пошли. Нынче вся рыба здесь у меня на попечении числится.
Не понравился Киру такой спич! Разозлился он не на шутку.
— Водяной, праотцов твоих в дупло! Я таких, как ты, водяных за пояс пачками засовывал! У меня сейчас дурное настроение. Если не уберёшься, я тебя сам уберу! А то провонял всю рыбу в реке тухлятиной своей!
Обиделся водяной, да и порвал ему леску. А Кир, на это, вскочил и стал стучать водяному удочкой по голове. Наконец водяной достиг состояния обморока и благополучно поплыл себе, брюхом кверху, по течению.
А Кир Экклезиастов, достал новый крючок, грузило и приманку и восстановил функциональность своей удочки. Посидел он ещё с полчаса, поймал-таки щуку и пошёл домой, обедать.
Один раз за город выезжал. Выехал он, значит, за город, а как въехать обратно, не знает. Послал скалолазу Мише sms. А тот как раз совершал с кем-то акт полового соития, и впопыхах написал ему такое:
«Помнишь, как я тебя учил? Никогда не ходи проторенными путями! — это не прикольно… Ищи и прокладывай новые пути! Короче, будь во всём первым! Короче, дерзким будь! Короче, отъебись!.. Я занят…»
Послушался Кир Мишу, съехал с дороги и поехал себе, куда глаза глядят. Так и ехал он, долго ли, коротко ли, пока не заехал в канаву. Пришлось сигнальные ракеты пускать…
А вот, как-то пошёл Кир Экклезиастов в Кино! Вернулся, и его спрашивают:
— Ну как, дескать, кино?
— Хорошее!..
— А про что?
— Про войну.
— Да в войне-то что хорошего?
— В войне — ничего. А кино хорошее! Вот, к примеру, как Чапаев с коня упал и сразу утонул. Главное удариться не успел. Больно не было! Или как крейсер Аврора американский Торговый Центр сшиб…. Я прямо расплакался при этой сцене. Или как Рембо Трою брал. Короче, если тебе уже невмоготу, иди в Кино! Про войну…
Любил Кир Экклезиастов фотографировать всё! Он был фотограф любитель. И была у него камера любительская, цифровая, 107 мегапикселей. Вот он видит: ворона прилетела, каркает. Он её раз, и сфотографировал. Ворона улетела… Видит он: Саша Мышьякова раком стоит — трусы его — Экклезиастовы полощет, он и её…. А потом на компьютере увеличивает до предела, — наслаждается…
А ещё Кир Экклезиастов любил смотреть сны. Сны у него были цветные, с полифонией. Вот снится ему как-то: идёт он высоко в горах, нехоженой тропою, а навстречу ему — снежный человек.
— Который час? — спросил у Кира снежный человек, поравнявшись с ним. А у того аккурат, в тот момент не было часов. Ну, он возьми и скажи:
— Уважаемый снежный человек, часов не имею, по той причине, что не беру их с собой в постель. А посему, удовлетворить ваш интерес никак не могу.
— Дурень! — сказал ему на это снежный человек. — Ты проснись, встань, посмотри на часы, и узнаешь.
Проснулся Кир Экклезиастов, встал, посмотрел на часы — там было 03.13 — и лёг обратно. Лёг, а заснуть никак не может. Мерещатся ему два снежных человека, и, как один, говорят:
— Дурень, ты дурень, Кир Экклезиастов! И чего ты носишься со своими стихами? Писал бы батальные картины, больше проку было бы!
— И нечего меня учить! — напустился на снежных людей Кир Экклезиастов. — Я хоть и не в шерсти, а усы и борода завсегда имеются. Но снежные люди не стали дослушивать до конца мощный Экклезиастов спич, а тихо так испарились.
Короче, исчезли снежные люди. Остался Кир Экклезиастов один. Остался он один и стал думать: «а не заняться ли и впрямь батальными картинами?» Думал, думал и опять заснул. И опять перед ним снежный человек стоит.
— Ну что, — говорит, — узнал, который час?
— 03.13 — говорит Кир Экклезиастов.
— Я так и знал. — бросил снежный человек, и пошёл себе своей дорогой.
— Чего было спрашивать, если знал? — возмущённо крикнул ему вдогонку Кир.
— Требовалась проверка…. И, к тому же, ты получил определённый урок! — ответил снежный человек.
— Какой, такой урок? — думает про себя Кир. — Про то, что батальные картины следует писать? Так я и сам об этом подумывал.
А сон тем временем продолжался. Вот он видит: летят крылатые конь и корова. Не так, чтобы очень высоко летят — метрах в десяти над горой, — а всё ж летят… Огибают скалы, понижают высоту над впадинами.
— Как они называются? — подумал Кир Экклезиастов. — Где-то я читал про таких.
Пролетели звери мимо него и даже не поздоровались. Повернулся он, смотрит им вслед, и такая тоска у него в глазах!
— Вот бы самому полетать! — думает. Попробовал взлететь, — никак! Правую ногу от земли отрывает, — левая стоит. Отрывает левую, — правая остаётся… попробовал оторвать обе ноги — прыгнул и упал.
Упал Кир Экклезиастов, лежит и смотрит на муравьёв, как они резво жука тащат. Жук сопротивляется, швыряет их, куда ни попадя. А их, гадов, много. Вот они его и волокут к себе в муравейник. Там ему и конец приснится. Посмотрел Экклезиастов на это дело, — стало ему скучно, — встал и пошёл, куда глаза глядят. Долго ли коротко шёл, подходит к пещере. А в пещере темно. Тут он вспомнил, что страдает клаустрофобией, испугался, и пошёл в другую сторону.
Идёт Кир Экклезиастов, смотрит: ворон к нему летит. Подлетел и сел на плечо.
— Господин Экклезиастов? — спросил ворон хриплым голосом
— Ну, вроде как я… — отвечал ему Кир.
— Мне велено передать вам указание Президента: Президент озабочен неумеренно богатым содержанием ваших сновидений, и, во избежание возможного вреда вашему здоровью, кое-является непреложным достоянием Государства, навсегда запрещает вам пускаться в, какие бы то ни было, авантюры, находясь во власти Морфея!
— Уйди поганая птица!
Кир Экклезиастов небрежно смахнул ворона с плеча, посмотрел на него сурово и продолжил:
— Передай своему президенту, что его указания мне не указ! Не его государственной морде печься о безопасности моего здоровья! Моё здоровье — достояние только моё! Государство я могу, не сегодня-завтра, поменять, а здоровье мне никогда не заменить!
— Берегись, Экклезиастов! — прокричал хриплым, срывающимся на кашель голосом, ворон. — От Государства далеко не убежишь! У нас везде глаза и уши!
— Уши я вам надеру, а глаза повыкалываю! — Нечего мною помыкать! Я сам себе Государство!
Видя, что спорить бесполезно, ворон улетел, а Кир, отдышавшись и успокоившись, пошёл дальше. Ну, короче, идёт он, смотрит: Гастроном стоит! Прямо в горах!
— Интересно, откуда здесь Гастроном? — подумал Кир. Но долго думать не стал. Взял, да вошёл внутрь. А там за прилавком потный мужчина стоит. Стоит и смотрит порно по телевизору. А телевизор у него чёрно-белый, ламповый, такой, какие были ещё во времена, когда Кир Экклезиастов был маленький.
— Добрый день! — говорит Кир.
— День просто замечательный! — многозначительно откликнулся потный мужчина.
— Жарко! И коровы летают, — страдальческим тоном, заметил Экклезиастов.
— Жарко, не то слово! Да и с коровами надо бы уже что-то решать.
— А чего ж ты, так твою, да эдак, говоришь, что день замечательный? — взбеленился Кир Экклезиастов.
— А мне в Гастрономе большой разницы нет, жарко на улице, или холодно. У меня кондиционер работает!.. И каждый день — замечательный! — сказал потный мужчина, причмокнув при очередном наиболее пикантном моменте в порно-фильме.
Кир Экклезиастов стоит, смотрит на него, а что дальше сказать, не знает. Тут потный мужчина начал вовсю чмокать и облизываться, глядя выпученными глазами на экран телевизора. Посмотрел и Кир туда, а там как раз чей-то член в чьём-то анусе совершал ламбадообразные движения. Потом, пару секунд ещё попрыгав, и покрутившись, выскочил из тёплого местечка и стал неблагодарно забрызгивать последнее своими белыми соплями.
— Насилие над личностью, — резюмировал Кир.
— Ты хочешь сказать — над задницей? — насмешливо спросил потный мужчина.
— А где ты видел личность без задницы? Или наоборот?.. И вообще, кто тебе дал право смотреть такое в Гастрономе? Хорошо, хоть футболку поменял — у потного мужчины футболка теперь была синяя. И написано на ней было: «Спартак чемпион»…
— А вот они и дали, — сказал потный мужчина, направив грязный указательный палец куда-то в угол. Кир Экклезиастов обернулся, следуя персту указующему, и обнаружил стоящих возле дальнего прилавка агентов. Те тут же сделали вид, что изучают ассортимент прилавка.
Кир Экклезиастов сразу сдрейфил, притих и стал усиленно думать.
«А зачем, — думает, — понадобилось агентам устраивать просмотр порно в Гастрономе?» Неужто, они хотят превратить его в какой-то элитный кинотеатр? Не спроста всё это! А ну, как они хотят меня скомпрометировать… Приписать мне несуществующие грехи… Не бывать этому! Я порнухой никогда не балуюсь. Мне Саши Мышьяковой хватает. А когда не хватало, то скалолаз Миша выручал.
И так он вырос в собственных глазах от этих мыслей, что стал смелый. Повернулся и, с гордо поднятой головой, направил свои стопы к агентам.
— Добрый день! — говорит он им. — Проголодались, ребята?
А агенты стоят, как в прорубь макнутые, не знают, что и ответить на это. Один из них — самый смелый, по всей видимости, бугор, произнёс: «Здрасьте!», и повернулся к прилавку. Видит Кир: боятся его агенты. Ну он решил поиграть:
— Вот,— говорит, — сосиски копчёные — в своём соку мочёные, вот колбаса-рулет с заварным кремом и курагой «Грёзы пуританина», вот котлетки «От нимфетки»; шницель из ризеншнауцера. Вот сыр «Рокфор». А вон там кефир!..
— Не торчим мы по кефиру! — отвечают ему агенты. — Нам колбаса нужна! И в советах твоих мы не нуждаемся! Так что, иди, куда шёл!
Обиделся Кир; схватил одного агента за ноги и пошёл сшибать им всех остальных. Короче, повалил всех в кучу, сверху бросил последнего, высморкался и плюнул на них. И ушёл.
Оставил их Кир Экклезиастов выбирать себе колбасу, да смотреть порно и пошёл прочь из Гастронома. Даже забыл, зачем заходил.
«Ну их этих агентов! — думал он про себя. — Скользкие они. Чего-то не то скажешь, могут тебе шприц с ядом загнать. Я бы таких сажал на плот без вёсел и парусов и отправлял в кругосветное плавание с обязательным посещением Бермудского треугольника. Тогда бы уж знали who is who и не терроризировали безобидных уфонавтов.»
Ну идёт он дальше; кругом скалы, камни… солнце печёт с безжалостной силой. Нашёл он тенёк под скалой, и сел там отдохнуть. Вдруг, откуда ни возьмись, появляется Шерлок Холмс.
— O! Hello, my friend! What are ye doin’ here?
— Я здесь есть гулять, — на чистейшем английском отвечает ему продвинутый Кир.
— Haven’t you seen professor Moriarty ‘round here? I’m about to catch him
— Нет, я не видеть его.
— But maybe, by chance, you’ve seen the Hound of the Baskervilles? — С надеждой в голосе спросил Шерлок.
— На сколько я знать, собаки Баскервилей не водиться в горах, — надменно ответил Кир.
— Yeh, you’re right. But professors Moriarty as well don’t live in mountains, yet it happens to catch one.
— А я не видеть и не хотеть поймать ни профессоров Мориарти, ни, as well, собак Баскервилей. Я устать и сесть отдохнуть, — раздражённо ответил Экклезиастов.
— I didn’t mean to ask ye for help or anything. I just wanted to know…
— Я устать и хотеть отдохнуть! — перебил Холмса Кир. — Иди спрашивать в Гастрономе! Там тебе рассказать и показать.
— Thank you much! — сказал Шерлок Холмс и побежал в сторону Гастронома.
— Always welcome! — ответил Кир, глядя на убегающего Холмса. — Вот пострел! Чего ему на Бейкер-стрит не сидится? Ищет приключений на свою голову.
— О, нет, ещё один оглашённый! — простонал Кир, завидев, спустя минуту, Доктора Ватсона. Непременный соратник Шерлока Холмса бежал к нему, придерживая одной рукой кепку.
— Hi, Kir! Haven’t you…
— Туда! Он побежать туда! — резко оборвал его Кир, указывая в
направлении Гастронома.
— Thank you! — бросил Ватсон и помчался за Холмсом.
— Ну, полагаю, вместе-то они справятся с агентами, — сказал себе Экклезиастов. — Вообще, славные ребята… но были бы ещё славней, если бы не совали свой нос в не приспособленные к этому отверстия.
Посидел Кир ещё малость, встал и пошёл дальше. Шёл он так, размышляя о том и об этом, как вдруг вышел к луже. А там уже лягушка сидит — стрелу во рту держит.
— Привет! Ты царевна? — запросто обратился к ней Кир.
А у царевны хлебало занято. Она и говорит:
— Угу, — дескать.
— А замуж хочешь?
— Угу.
— А вот не возьму! — нагло воскликнул Экклезиастов и пошагал дальше.
— Развелось тут всяких…невест, лягушек, агентов и прочей шушеры. Ющенко с Януковичем на вас нет!
Идёт он значит дальше, но куда не знает. Где легче, туда и идёт. Подходит к большому камню. На камне голая женщина нарисована, и стрелка — направление показывает. Заинтересовался Экклезиастов — пошёл в ту сторону. Вдруг, смотрит: верёвочная лестница в небо уходит. Ухватился за конец верёвки, потянул, а лестница упала на него, да как заорёт:
— Ты что, ненормальный! Решил детство вспомнить? Я те покажу детство! Завяжу тебе конец узлом и повешу тебя, осла, на сосну! Сушиться.
Открыл он глаза, а это его Саша Мышьякова. А держит он её, всё ещё орущую, за косу.
— Я так люблю тебя, милая! Я только там это понял, когда посмотрел порно по телеку. Надо нам с тобой будет попробовать анал!
— Я те попробую анал! Насажу на водонапорную башню, и будешь у меня кайфовать!
Видит Кир Экклезиастов, Саша к сексу не настроена. Пошёл жарить яичницу.
В другой раз ему приснилось море; он купался. Заплыл далеко, и его съела акула. Лежит он, свернувшись калачиком, в желудке у акулы и вспоминает всю свою жизнь. Что, в общем, не плохая была жизнь. И нечего было жаловаться. Много всего повидал. Даже в Лес ходил! — Один раз. — Но ведь, ходил же! С уфонавтами дружбу водил. Вот только одна беда — не написал ни одной батальной картины. И со скалолазом Мишей не успел попрощаться. И с Сашей Мышьяковой, тоже…. Как только Кир вспомнил об этом, акула взяла, да и проглотила ещё красивую девушку. Кир Экклезиастов вежливо поздоровался с девушкой, сразу, как только она оправилась от шока.
