— Ну ладно! Будет тебе пресмыкаться! — смягчился Шива. — Знаю я, что ты не самый конченный чувак. Айда с нами амриту пить!
— Амриту???
— Да не бойся ты! Бессмертным не станешь! Ты же здесь в астральном теле.
В общем похлебали они амриты, побазарили о том да о сём; Кир Экклезиастов поплакался богам, что вот он так любит свою Сашу, а она его вечно обижает: не может сообразить, что это его извечное духовное напряжение — благодаря каковому и совершается у него творчество — приводит к постоянной рассеянности и сумасбродным поступкам.
— У Саши твоей очень тяжёлый темперамент. — сказал ему Кама. — Тут даже я ничего сделать не могу. То, что она любит тебя, это однозначно! Так что, старайся не выводить её из себя, и всё будет отлично! И в попу она тебя, рано или поздно, пустит. Главное, не напрягай её! Уделяй ей побольше внимания! Помни, что стихи тебе не заменят любви!
— И ещё, — обратился к Экклезиастову Вишну. — Тебе нужно отдать туфли той девушке, которую ты напугал, и извиниться перед ней! Пистолет тоже надо бы сдать в вашу милицию. Оставлять его дома опасно, если учесть, сколько у вас бывает различных посиделок.
— Непременно сделаю. — обещал Кир. — Да только как мне ту девушку найти?
— Завтра, в 9 часов будь на том же месте! Она сама к тебе придёт. — отвечал Вишну.
В общем, достигли они консенсуса по всем вопросам. Сказали Киру, что он крутой мэн и, чтоб продолжал в том же духе, попрощались с ним, и он вернулся на землю — в свою, до боли родную, квартиру, к Саше Мышьяковой и её поучениям, да к гостям своим: скалолазу Мише с Розмари Уморённой.
Пришёл он, значит, в себя, но не спешит шевелиться; сидит, потихоньку открывает сначала левый глаз, потом правый, смотрит: комната вроде не претерпела никаких изменений. Только дыма — хоть топор вешай — накадили. Смотрит по сторонам: все ещё сидят — из астрала не повыходили. Потом смотрит: из-за диванной спинки, вверх по паутине, паук карабкается. Медленно так, важно перебирает своими восемью ногами.
— Прям, как тот Шива, — подумал Кир. — Только у того восемь рук и ещё две ноги. Зачем ему столько? Чтоб амриты успеть побольше выпить, пока другие щёлкают?
А паук тем временем, взбирался всё выше. Со своеобразным паучьим кокетством, нехотя изменяя положение тонких конечностей, брал, подтягивал и отпускал нить, поднимаясь вверх вдоль стены. Но тут что-то случилось. То ли паутина порвалась, то ли что, только паук упал!!! Был, и не стало его! Кира аж передёрнуло всего. Он закрыл глаза, снова открыл, протёр их, — пусто. Паука нет.
— Бывает же такое! — тихо сказал он себе. — Даже такие многоногие, и те падают. Может, это знак? Может, подразумевается, что мне следует быть поскромнее? Не зарываться? Сегодня же пойду отдам пистолет в мусарню. Скажу, мол, так и так, не смог спасти вашего мусора, зато вот оружие табельное сохранил. Глядишь, они мне благодарность выпишут, награду какую определят.
Но ничего ему такого сделать не получилось. Из астрала вышла Саша и повыгоняла всех из дому. Скалолаз Миша со своей Розмари едва успели опомниться, как оказались за дверью вместе с поддерживающим их Экклезиастовым. Вдогонку им летели привезённые сувениры, а Саша Мышьякова, кричала на весь дом: «Понаехали хиппаны! Закадили мне квартиру! Мотайте в свой Крым!»
Заинтригованный шумом, их сосед по площадке, Котофил Рождественский, очень вовремя угадал открыть дверь. Как только он произвёл вышеуказанное действие, представив всеобщему обозрению свой луноподобный, лишённый мысли, но не лишённый интереса к происходящему торец, как, в тот же миг, с припечатанным к оному крупным кассисом*, влетел обратно, в пределы своей жилплощади.
Расстроенный скалолаз Миша, попрощался на улице с Киром, взял под руку Розмари Уморёную и уехал в свой Симеиз, в сотый раз покорять Кошку с Дивой. А Кир Экклезиастов, расстроенный куда больше ихнего, пошёл к ларьку. Потом пошёл в Гастроном… потом — на рыбалку, потом в горы пошёл, побеседовал там со снежными людьми и вернулся обратно.
Вернулся, стоит у двери, звонит. А Саша Мышьякова и спрашивает: «Кто?»
— Я, — отвечает Кир.
— Какой такой Я? Я здесь. А Ты кто?
— Ну, тогда я Ты.
— А кто Ты? — не унимается Саша.
— Я. А Я — Ты! — заключил Кир. — САША, Я АБРИКОСОВ ХОЧУ! — не в силах дальше терпеть эту пытку, завыл Экклезиастов на весь дом.
Тут только Саша поняла, что это её ненаглядный Кирюша вернулся, распахнула дверь, чуть не сорвав её с петель, и бросилась ему на шею, осыпая его несчастное лицо поцелуями. Оторвалась вся красная от переизбытка чувств, отдышалась. «Я тебя так ждала!» — прошептала, затащила его внутрь, захлопнула дверь и устроила ему дикую оргию, с непременным задействованием абрикосов и чая. Оргия продолжалась двое суток и, скажем по секрету, Кир не раз и не два попробовал с Сашей то, о чём так мечтал….
Много разных разностей случалось с Киром. Но мы-то здесь обо всём говорить не будем. Мы выбрали, что повеселей, да, что пооптимистичней. Но и хорошие и печальные события в его жизни заканчивались, в общем-то, неплохо. Ведь он и поселе жив, здоров и работоспособен. Но случались с ним и разные казусы.
Вот решил как-то Кир Экклезиастов поехать на Юг. Сел в машину, сверился с компасом, и поехал…. Да только не доехал. Стена дома помешала. Потом в больнице лежал. В травматологии.
Потом выписался, пошёл в Музей. — Смотрителем; посмотрел и вышел. — Не понравилось ему в Музее. Потом долго стоял и
* Кассис Корнута — крупный океанический моллюск, рода брюхоногих. Большие, напоминающие шлем рыцаря, раковины — очень популярный сувенир.
вспоминал, кто он и откуда происходит. Потом понял, что так дело не пойдёт; отправил sms скалолазу Мише. Скалолаз Миша в ответ прислал ему уже не sms, а mms с подробной схемой, как пройти к ближайшему ларьку. Воспользовавшись схемой, Кир Экклезиастов пришёл, наконец, к ларьку. Там его откачали, как могли и, вспомнив всё, он с миром пошёл к Саше Мышьяковой.
— Тебя где носило, бабник окаянный? — закричала не своим голосом Саша
— Я на Юг ездил. — отвечал ей Кир.
— Стало быть, на Юг? А меня, стало быть, необязательно брать? С кем ты там шлялся? А ну отвечай! А то сейчас рукоятки этой скалки заменят тебе уши!
— Я чё хотел сказать — говорит Кир. — Ты в Музей ходила?
— Не ходила я в твой музей! И на Юг не ездила! Всё тебя, олуха,
обхаживаю. Никакой личной жизни! Стоит бедный Кир, не знает о
чём поговорить с ней.
А Саша Мышьякова видит — упал её Кирюха духом. Совершенно упал. Подошла и так ласково шепчет ему на ушко:
— Давай, я тебе скалку в попу засуну. Ласково засуну, не боись! Ты любишь это, я знаю.
В общем, закончилось у них всё тихо и мирно!
А вот как-то пришёл к нему редактор передачи «Дефлорация, до шестнадцати и старше»
— Творческий кризис у нас! — говорит. — Дефлорацией уже никого не удивишь! Что ты посоветуешь, дружище?
— Поменяй название! Сделай например «Экстремальные методы мастурбации. Курсы для начинающих», или что-то вроде «Жестикуляция и артикуляция во время, до и после эякуляции». Сразу аудитории прибавится.
Однажды прислал ему sms Коля Герасимов: «Живу — говорит — в Москве, во времени будущем. Алиса закабалила; за понюшку пропалываю грядки в Космозоо. А чтоб поцеловала, приходится за козлом Наполеоном убирать. Очень скучаю по своей старой Москве! — По облупленным подворотням и кефиру в стекле. Уж ты бы меня, Кирюша, спас от этой эксплуататорши!»
Почитал Кир Экклезиастов, пустил слезу сострадания, а что делать не знает.
— Ну, из будущего я его, положим, достану. А что мне с ним дальше делать-то? Ведь его настоящее — для меня прошлое…. С персоналом Института Времени договариваться — так они не согласятся, чтоб всякие там лохи по разным временным точкам шарились.
Но Кир Экклезиастов парень горячий. Ежели он чего решил, то поганджубасит непременно. Так он и сделал. Затянулся он — пришло к нему видение Весельчака У, прыгнувшего из флипа и использующего в качестве парашюта Марту Эрастовну; второй раз затянулся — видит: горит Александрийская Библиотека, а рядом прыгает и смеётся Иван Сергеевич чумазый и потрясает коробком спичек «Гомельдрев». Решил он, что это знак — добрый и отправился к машине времени.
Вышел из подъезда и только там понял, что не знает, где такая машина находится. Постоял-подумал, зашёл в телефонную будку, позвонил в справочную, а его там назвали нехорошим словом.
Вышел он из будки, посмотрел в небо, а там тучи налетели — дождь собирается. Что делать? Вернулся домой…. Но сдаваться он не собирался. Не таков был человек — Кир Экклезиастов!
Перво-наперво надел сапоги-ботфорты. Хорошенько промазал их рыбьим жиром; одел плащ, — чёрный, кожаный, до колена длиной, — перчатки, тоже кожаные. Потом взял зонтик и снова вышел… вышел, а на встречу ему Саша Мышьякова — из Гастронома затаренная идёт.
— О! — изумлённо произнесла она и замолчала, остановившись с открытым ртом.
— Привет! — говорит ей Кир. — Как там, всё нормально?
— Где?
— Ну, ты где была? В Гастрономе? Стало быть, в Гастрономе.
— Что?
— Я говорю: «В Гастрономе всё нормально? Потный мужчина не буянит?»
А Саша Мышьякова смотрит на него и пытается сообразить, какую такую новую авантюру её Кирюша измыслил.
— А ты, — говорит, — куда собрался в таком виде?
— Иду Колю Герасимова спасать.
— Так его ж нет! Сгорел в бане.
— Это как так сгорел? А кто же мне sms прислал?
— А sms тебе верно скалолаз Миша прислал. Посмеяться хотел над
тобой, а ты и повёлся.
— А Наполеон?
— А тот уж давно на Святой Елене коньки отбросил. Только и осталось, что имя — Наполеон.
— А Алиса?
— А Алисе чо? Живёт себе — не горюет. Чего с ней станется-то? А ты чего про Алису спрашиваешь, кобель-непоседа? Тебе меня мало?
— Тебя-то мне завсегда достаточно! А вот ты скажи-ка мне лучше, где
тут машина времени располагается?
Тут Саша не выдержала и начала хохотать. Бросила сумку с покупками, упала и катается, сучит ножками и заливается диким смехом. Подошёл спортивного вида гражданин в свитере и в кепке из фетра — кепка из фетра, козырёк на меху, подошли два студента пединститута. И все стоят, смотрят то на корчащуюся в конвульсиях Сашу, то на невозмутимого Экклезиастова.
— Может, помощь нужна? — Бодрым голосом спросил спортивного вида гражданин.
— Да, похоже, ей нужно к ларьку! — Спокойно ответил Кир Экклезиастов.
В общем, взяли Сашу и понесли к ларьку. Впереди идёт спортивного вида гражданин в свитере и в кепке из фетра — кепка из фетра, козырёк на меху, — держит дёргающуюся Сашу у себя под мышкой, чуть сзади идут два студента пединститута и держат её за ноги, а замыкает процессию Кир Экклезиастов, с полной сумкой в одной руке и раскрытым зонтиком в другой. Ну, принесли её к ларьку — при этом один из студентов пединститута чуть не лишился своего мужеского достоинства, коему угрожала нарушением целостности, обутая в туфлю с каблуком Сашина нога, — привели в чувство и пошли дружно домой — чай пить.
Чая пили очень много и очень долго. — Пили до утра следующего вторника. Когда Кир наконец выполз — голый и в сапогах-ботфортах — на балкон, он упал там и лежал ничком, раскинув руки, и пытался сконцентрировать ускользающие мысли и вспомнить что-то очень важное. Он должен был сделать это вчера, или на прошлой неделе — он не помнил. И в этот момент пришло sms: «Кирюша, не волнуйся! У меня всё в ажуре. Алиса повысила меня в должности. Теперь я буду замещать её любимого крокодила — тот окочурился... — Климат ему наш не по нраву вышел. Буду подплывать к ней, а она будет читать мои мысли через миелофон! И два раза в неделю обещала выдавать кефир в стекле! — Полина, по специальному заказу, будет привозить. Если что, — сообщу. Пока!»
— Здорово! — Решил Экклезистов. — Хоть кому-то в этом мире хорошо! — Сказал и потерял сознание.
Потом очнулся, через полчаса и стал думать:
— Что же это мне Саша говорила, что Коля умер? То наверно был другой Коля? Ведь Коль, и правда, бывает очень много! Был ещё один Коля. У него была сестра Вика. Я знал её…
Поднялся он, зашёл, еле волоча ноги, в комнату, — там продолжалось чаепитие: кепка из фетра, та, у которой козырёк на меху, висела на люстре, а её хозяин — спортивного вида гражданин лежал под столом, в луже из непонятно чего, и объявлял оттуда, как заведенный: «Конечная остановка трамвая, конечная остановка трамвая! Всем пассажирам убедительно рекомендуется выйти!». Из-под опрокинутого кресла торчали ноги Саши Мышьяковой… на одну ногу, через рукав, был натянут свитер спортивного вида гражданина. Посмотрел Кир на всё и плюнул в сердцах, — при этом угодил прямо в открытое очко одного из студентов пединститута — тот очень удачно висел, перевалившись через диванный подлокотник. Второй студент, совершенно банально сидевший за столом и поглощавший самый, что ни на есть, обычный чай с сухариками, кашлянул и очень вежливо заметил: «Совершенно некультурно это с вашей стороны — вот так вот, походя, плевать человек в душу!»
— Я и тебя туда запихну! И сухариками сверху затрамбую! — ответил, нетерпящий никогда и ни в чём критики, Кир Экклезиастов. — Культуры захотел? Где ты её здесь видишь? Под столом? Под креслом? Или, может, думаешь, тебе её сообщают натянутые на нос очки? В унитазе вся твоя культура!
Оставил Кир бедного, давящегося сухариком, студента и вышел из дома. Вышел, как был — в одних сапогах-ботфортах. Посмотрел вокруг: благодать — солнце светит, птицы поют, дети играют, машины ездят… коты орут, тщетно пытаясь подражать уникальному вокалу всем известного и уважаемого певца Витаса. Да что говорить? Почтальон вон, и тот почту носит.
— А я? — спросил сам у себя Кир Экклезиастов. — Почему Я делом не занят? Мне бы горы ворочать, а я… чай пью.
Пошёл, шатаясь, к песочнице, полной детишек, сел прямо в песок и такая тоска его взяла! Понимает он, что что-то в жизни не сделал, что-то идёт не так…
— Почему я здесь? — спрашивает он, глядя на белобрысого мальчугана.
— Потому сто, ты плисол сюда. — ответил тот ему.
— Ты прав! А ведь мог бы не прийти! Где-то она… ждёт меня. — Ждёт меня одного! А я здесь. Зачем?
— Стобы смесыть нас! — сказал белобрысый мальчуган.
— Да, ты опять прав! Задумчиво произнёс Кир. — Даже Сашу Мышьякову рассмешил. Да только мне не смешно! Устал я от этих чаепитий, от этой Саши… хочу в Лес! — сказал и осёкся. — Нне… нет, в Лес я не хочу. Хочу в горы! Да и в горах я был. Тьфу ты, чёрт! На Марс хочу! Во!
Но тут к нему подошла девочка с большими голубыми глазами и челочкой чистого золота и протянула ему цветочек — цветочек не ахти какой — одуванчик, а всё ж…
— Это мне? — с замиранием сердца, спросил Экклезиастов.
— Тебе! — ответил девочка. — Не надо никуда уходить! Мы все тебя очень любим!
Растаявший Кир не нашёлся что ответить, просто схватил крошку и поцеловал.
— Приходи ко мне чай пить! — сказал он ей на прощанье, направляясь к дому.
Один раз пригласил его президент на совещание за закрытыми дверями.
— Пару-тройку новых законов надо обсудить, — говорит.
Кир Экклезиастов сначала отнекивался: «Не, — говорил, — не…», но потом его уломали. — Уломали Экклезиастова, посадили в чёрный «Вольво» и увезли.
Завели его к президенту и закрыли двери.
— Амриту???
— Да не бойся ты! Бессмертным не станешь! Ты же здесь в астральном теле.
В общем похлебали они амриты, побазарили о том да о сём; Кир Экклезиастов поплакался богам, что вот он так любит свою Сашу, а она его вечно обижает: не может сообразить, что это его извечное духовное напряжение — благодаря каковому и совершается у него творчество — приводит к постоянной рассеянности и сумасбродным поступкам.
— У Саши твоей очень тяжёлый темперамент. — сказал ему Кама. — Тут даже я ничего сделать не могу. То, что она любит тебя, это однозначно! Так что, старайся не выводить её из себя, и всё будет отлично! И в попу она тебя, рано или поздно, пустит. Главное, не напрягай её! Уделяй ей побольше внимания! Помни, что стихи тебе не заменят любви!
— И ещё, — обратился к Экклезиастову Вишну. — Тебе нужно отдать туфли той девушке, которую ты напугал, и извиниться перед ней! Пистолет тоже надо бы сдать в вашу милицию. Оставлять его дома опасно, если учесть, сколько у вас бывает различных посиделок.
— Непременно сделаю. — обещал Кир. — Да только как мне ту девушку найти?
— Завтра, в 9 часов будь на том же месте! Она сама к тебе придёт. — отвечал Вишну.
В общем, достигли они консенсуса по всем вопросам. Сказали Киру, что он крутой мэн и, чтоб продолжал в том же духе, попрощались с ним, и он вернулся на землю — в свою, до боли родную, квартиру, к Саше Мышьяковой и её поучениям, да к гостям своим: скалолазу Мише с Розмари Уморённой.
Пришёл он, значит, в себя, но не спешит шевелиться; сидит, потихоньку открывает сначала левый глаз, потом правый, смотрит: комната вроде не претерпела никаких изменений. Только дыма — хоть топор вешай — накадили. Смотрит по сторонам: все ещё сидят — из астрала не повыходили. Потом смотрит: из-за диванной спинки, вверх по паутине, паук карабкается. Медленно так, важно перебирает своими восемью ногами.
— Прям, как тот Шива, — подумал Кир. — Только у того восемь рук и ещё две ноги. Зачем ему столько? Чтоб амриты успеть побольше выпить, пока другие щёлкают?
А паук тем временем, взбирался всё выше. Со своеобразным паучьим кокетством, нехотя изменяя положение тонких конечностей, брал, подтягивал и отпускал нить, поднимаясь вверх вдоль стены. Но тут что-то случилось. То ли паутина порвалась, то ли что, только паук упал!!! Был, и не стало его! Кира аж передёрнуло всего. Он закрыл глаза, снова открыл, протёр их, — пусто. Паука нет.
— Бывает же такое! — тихо сказал он себе. — Даже такие многоногие, и те падают. Может, это знак? Может, подразумевается, что мне следует быть поскромнее? Не зарываться? Сегодня же пойду отдам пистолет в мусарню. Скажу, мол, так и так, не смог спасти вашего мусора, зато вот оружие табельное сохранил. Глядишь, они мне благодарность выпишут, награду какую определят.
Но ничего ему такого сделать не получилось. Из астрала вышла Саша и повыгоняла всех из дому. Скалолаз Миша со своей Розмари едва успели опомниться, как оказались за дверью вместе с поддерживающим их Экклезиастовым. Вдогонку им летели привезённые сувениры, а Саша Мышьякова, кричала на весь дом: «Понаехали хиппаны! Закадили мне квартиру! Мотайте в свой Крым!»
Заинтригованный шумом, их сосед по площадке, Котофил Рождественский, очень вовремя угадал открыть дверь. Как только он произвёл вышеуказанное действие, представив всеобщему обозрению свой луноподобный, лишённый мысли, но не лишённый интереса к происходящему торец, как, в тот же миг, с припечатанным к оному крупным кассисом*, влетел обратно, в пределы своей жилплощади.
Расстроенный скалолаз Миша, попрощался на улице с Киром, взял под руку Розмари Уморёную и уехал в свой Симеиз, в сотый раз покорять Кошку с Дивой. А Кир Экклезиастов, расстроенный куда больше ихнего, пошёл к ларьку. Потом пошёл в Гастроном… потом — на рыбалку, потом в горы пошёл, побеседовал там со снежными людьми и вернулся обратно.
Вернулся, стоит у двери, звонит. А Саша Мышьякова и спрашивает: «Кто?»
— Я, — отвечает Кир.
— Какой такой Я? Я здесь. А Ты кто?
— Ну, тогда я Ты.
— А кто Ты? — не унимается Саша.
— Я. А Я — Ты! — заключил Кир. — САША, Я АБРИКОСОВ ХОЧУ! — не в силах дальше терпеть эту пытку, завыл Экклезиастов на весь дом.
Тут только Саша поняла, что это её ненаглядный Кирюша вернулся, распахнула дверь, чуть не сорвав её с петель, и бросилась ему на шею, осыпая его несчастное лицо поцелуями. Оторвалась вся красная от переизбытка чувств, отдышалась. «Я тебя так ждала!» — прошептала, затащила его внутрь, захлопнула дверь и устроила ему дикую оргию, с непременным задействованием абрикосов и чая. Оргия продолжалась двое суток и, скажем по секрету, Кир не раз и не два попробовал с Сашей то, о чём так мечтал….
Много разных разностей случалось с Киром. Но мы-то здесь обо всём говорить не будем. Мы выбрали, что повеселей, да, что пооптимистичней. Но и хорошие и печальные события в его жизни заканчивались, в общем-то, неплохо. Ведь он и поселе жив, здоров и работоспособен. Но случались с ним и разные казусы.
Вот решил как-то Кир Экклезиастов поехать на Юг. Сел в машину, сверился с компасом, и поехал…. Да только не доехал. Стена дома помешала. Потом в больнице лежал. В травматологии.
Потом выписался, пошёл в Музей. — Смотрителем; посмотрел и вышел. — Не понравилось ему в Музее. Потом долго стоял и
* Кассис Корнута — крупный океанический моллюск, рода брюхоногих. Большие, напоминающие шлем рыцаря, раковины — очень популярный сувенир.
вспоминал, кто он и откуда происходит. Потом понял, что так дело не пойдёт; отправил sms скалолазу Мише. Скалолаз Миша в ответ прислал ему уже не sms, а mms с подробной схемой, как пройти к ближайшему ларьку. Воспользовавшись схемой, Кир Экклезиастов пришёл, наконец, к ларьку. Там его откачали, как могли и, вспомнив всё, он с миром пошёл к Саше Мышьяковой.
— Тебя где носило, бабник окаянный? — закричала не своим голосом Саша
— Я на Юг ездил. — отвечал ей Кир.
— Стало быть, на Юг? А меня, стало быть, необязательно брать? С кем ты там шлялся? А ну отвечай! А то сейчас рукоятки этой скалки заменят тебе уши!
— Я чё хотел сказать — говорит Кир. — Ты в Музей ходила?
— Не ходила я в твой музей! И на Юг не ездила! Всё тебя, олуха,
обхаживаю. Никакой личной жизни! Стоит бедный Кир, не знает о
чём поговорить с ней.
А Саша Мышьякова видит — упал её Кирюха духом. Совершенно упал. Подошла и так ласково шепчет ему на ушко:
— Давай, я тебе скалку в попу засуну. Ласково засуну, не боись! Ты любишь это, я знаю.
В общем, закончилось у них всё тихо и мирно!
А вот как-то пришёл к нему редактор передачи «Дефлорация, до шестнадцати и старше»
— Творческий кризис у нас! — говорит. — Дефлорацией уже никого не удивишь! Что ты посоветуешь, дружище?
— Поменяй название! Сделай например «Экстремальные методы мастурбации. Курсы для начинающих», или что-то вроде «Жестикуляция и артикуляция во время, до и после эякуляции». Сразу аудитории прибавится.
Однажды прислал ему sms Коля Герасимов: «Живу — говорит — в Москве, во времени будущем. Алиса закабалила; за понюшку пропалываю грядки в Космозоо. А чтоб поцеловала, приходится за козлом Наполеоном убирать. Очень скучаю по своей старой Москве! — По облупленным подворотням и кефиру в стекле. Уж ты бы меня, Кирюша, спас от этой эксплуататорши!»
Почитал Кир Экклезиастов, пустил слезу сострадания, а что делать не знает.
— Ну, из будущего я его, положим, достану. А что мне с ним дальше делать-то? Ведь его настоящее — для меня прошлое…. С персоналом Института Времени договариваться — так они не согласятся, чтоб всякие там лохи по разным временным точкам шарились.
Но Кир Экклезиастов парень горячий. Ежели он чего решил, то поганджубасит непременно. Так он и сделал. Затянулся он — пришло к нему видение Весельчака У, прыгнувшего из флипа и использующего в качестве парашюта Марту Эрастовну; второй раз затянулся — видит: горит Александрийская Библиотека, а рядом прыгает и смеётся Иван Сергеевич чумазый и потрясает коробком спичек «Гомельдрев». Решил он, что это знак — добрый и отправился к машине времени.
Вышел из подъезда и только там понял, что не знает, где такая машина находится. Постоял-подумал, зашёл в телефонную будку, позвонил в справочную, а его там назвали нехорошим словом.
Вышел он из будки, посмотрел в небо, а там тучи налетели — дождь собирается. Что делать? Вернулся домой…. Но сдаваться он не собирался. Не таков был человек — Кир Экклезиастов!
Перво-наперво надел сапоги-ботфорты. Хорошенько промазал их рыбьим жиром; одел плащ, — чёрный, кожаный, до колена длиной, — перчатки, тоже кожаные. Потом взял зонтик и снова вышел… вышел, а на встречу ему Саша Мышьякова — из Гастронома затаренная идёт.
— О! — изумлённо произнесла она и замолчала, остановившись с открытым ртом.
— Привет! — говорит ей Кир. — Как там, всё нормально?
— Где?
— Ну, ты где была? В Гастрономе? Стало быть, в Гастрономе.
— Что?
— Я говорю: «В Гастрономе всё нормально? Потный мужчина не буянит?»
А Саша Мышьякова смотрит на него и пытается сообразить, какую такую новую авантюру её Кирюша измыслил.
— А ты, — говорит, — куда собрался в таком виде?
— Иду Колю Герасимова спасать.
— Так его ж нет! Сгорел в бане.
— Это как так сгорел? А кто же мне sms прислал?
— А sms тебе верно скалолаз Миша прислал. Посмеяться хотел над
тобой, а ты и повёлся.
— А Наполеон?
— А тот уж давно на Святой Елене коньки отбросил. Только и осталось, что имя — Наполеон.
— А Алиса?
— А Алисе чо? Живёт себе — не горюет. Чего с ней станется-то? А ты чего про Алису спрашиваешь, кобель-непоседа? Тебе меня мало?
— Тебя-то мне завсегда достаточно! А вот ты скажи-ка мне лучше, где
тут машина времени располагается?
Тут Саша не выдержала и начала хохотать. Бросила сумку с покупками, упала и катается, сучит ножками и заливается диким смехом. Подошёл спортивного вида гражданин в свитере и в кепке из фетра — кепка из фетра, козырёк на меху, подошли два студента пединститута. И все стоят, смотрят то на корчащуюся в конвульсиях Сашу, то на невозмутимого Экклезиастова.
— Может, помощь нужна? — Бодрым голосом спросил спортивного вида гражданин.
— Да, похоже, ей нужно к ларьку! — Спокойно ответил Кир Экклезиастов.
В общем, взяли Сашу и понесли к ларьку. Впереди идёт спортивного вида гражданин в свитере и в кепке из фетра — кепка из фетра, козырёк на меху, — держит дёргающуюся Сашу у себя под мышкой, чуть сзади идут два студента пединститута и держат её за ноги, а замыкает процессию Кир Экклезиастов, с полной сумкой в одной руке и раскрытым зонтиком в другой. Ну, принесли её к ларьку — при этом один из студентов пединститута чуть не лишился своего мужеского достоинства, коему угрожала нарушением целостности, обутая в туфлю с каблуком Сашина нога, — привели в чувство и пошли дружно домой — чай пить.
Чая пили очень много и очень долго. — Пили до утра следующего вторника. Когда Кир наконец выполз — голый и в сапогах-ботфортах — на балкон, он упал там и лежал ничком, раскинув руки, и пытался сконцентрировать ускользающие мысли и вспомнить что-то очень важное. Он должен был сделать это вчера, или на прошлой неделе — он не помнил. И в этот момент пришло sms: «Кирюша, не волнуйся! У меня всё в ажуре. Алиса повысила меня в должности. Теперь я буду замещать её любимого крокодила — тот окочурился... — Климат ему наш не по нраву вышел. Буду подплывать к ней, а она будет читать мои мысли через миелофон! И два раза в неделю обещала выдавать кефир в стекле! — Полина, по специальному заказу, будет привозить. Если что, — сообщу. Пока!»
— Здорово! — Решил Экклезистов. — Хоть кому-то в этом мире хорошо! — Сказал и потерял сознание.
Потом очнулся, через полчаса и стал думать:
— Что же это мне Саша говорила, что Коля умер? То наверно был другой Коля? Ведь Коль, и правда, бывает очень много! Был ещё один Коля. У него была сестра Вика. Я знал её…
Поднялся он, зашёл, еле волоча ноги, в комнату, — там продолжалось чаепитие: кепка из фетра, та, у которой козырёк на меху, висела на люстре, а её хозяин — спортивного вида гражданин лежал под столом, в луже из непонятно чего, и объявлял оттуда, как заведенный: «Конечная остановка трамвая, конечная остановка трамвая! Всем пассажирам убедительно рекомендуется выйти!». Из-под опрокинутого кресла торчали ноги Саши Мышьяковой… на одну ногу, через рукав, был натянут свитер спортивного вида гражданина. Посмотрел Кир на всё и плюнул в сердцах, — при этом угодил прямо в открытое очко одного из студентов пединститута — тот очень удачно висел, перевалившись через диванный подлокотник. Второй студент, совершенно банально сидевший за столом и поглощавший самый, что ни на есть, обычный чай с сухариками, кашлянул и очень вежливо заметил: «Совершенно некультурно это с вашей стороны — вот так вот, походя, плевать человек в душу!»
— Я и тебя туда запихну! И сухариками сверху затрамбую! — ответил, нетерпящий никогда и ни в чём критики, Кир Экклезиастов. — Культуры захотел? Где ты её здесь видишь? Под столом? Под креслом? Или, может, думаешь, тебе её сообщают натянутые на нос очки? В унитазе вся твоя культура!
Оставил Кир бедного, давящегося сухариком, студента и вышел из дома. Вышел, как был — в одних сапогах-ботфортах. Посмотрел вокруг: благодать — солнце светит, птицы поют, дети играют, машины ездят… коты орут, тщетно пытаясь подражать уникальному вокалу всем известного и уважаемого певца Витаса. Да что говорить? Почтальон вон, и тот почту носит.
— А я? — спросил сам у себя Кир Экклезиастов. — Почему Я делом не занят? Мне бы горы ворочать, а я… чай пью.
Пошёл, шатаясь, к песочнице, полной детишек, сел прямо в песок и такая тоска его взяла! Понимает он, что что-то в жизни не сделал, что-то идёт не так…
— Почему я здесь? — спрашивает он, глядя на белобрысого мальчугана.
— Потому сто, ты плисол сюда. — ответил тот ему.
— Ты прав! А ведь мог бы не прийти! Где-то она… ждёт меня. — Ждёт меня одного! А я здесь. Зачем?
— Стобы смесыть нас! — сказал белобрысый мальчуган.
— Да, ты опять прав! Задумчиво произнёс Кир. — Даже Сашу Мышьякову рассмешил. Да только мне не смешно! Устал я от этих чаепитий, от этой Саши… хочу в Лес! — сказал и осёкся. — Нне… нет, в Лес я не хочу. Хочу в горы! Да и в горах я был. Тьфу ты, чёрт! На Марс хочу! Во!
Но тут к нему подошла девочка с большими голубыми глазами и челочкой чистого золота и протянула ему цветочек — цветочек не ахти какой — одуванчик, а всё ж…
— Это мне? — с замиранием сердца, спросил Экклезиастов.
— Тебе! — ответил девочка. — Не надо никуда уходить! Мы все тебя очень любим!
Растаявший Кир не нашёлся что ответить, просто схватил крошку и поцеловал.
— Приходи ко мне чай пить! — сказал он ей на прощанье, направляясь к дому.
Один раз пригласил его президент на совещание за закрытыми дверями.
— Пару-тройку новых законов надо обсудить, — говорит.
Кир Экклезиастов сначала отнекивался: «Не, — говорил, — не…», но потом его уломали. — Уломали Экклезиастова, посадили в чёрный «Вольво» и увезли.
Завели его к президенту и закрыли двери.
