Пролог
Бойтесь чужих желаний. Они не хуже Раскольникова подбираются сзади и шлепают тебя по затылку обухом топора.
Так, например, случилось со мной.
Тетушка Глаша мечтала выдать меня замуж. Там фигурировала белая фата, что подметала тротуары, свадебное платье, на зависть соседкам, и жених. Последний, к слову, имелся.
А все остальное...
Я стояла в зале регистраций в помятых бриджах «привет из бабушкиного сундука», тонкой кофте с вытянутым воротом и следами соуса на правом рукаве. Волосы, после вечерней укладки, что была три дня назад, ещё ни разу не видавшие воды, висели паклей, а я сама…
Блин! Я ревела. Шмыгала носом, смотрела на своего жениха и пыталась понять, как меня так угораздило? Выходить замуж за незнакомого человека на глазах у любимого.
Судорожный всхлип, и женишок, что стоит рядом, дёргает меня за руку. Я перевожу на него затуманенные глаза и натыкаюсь на протянутый шкалик с коньяком. Регистрационная дама давится своей помпезной речью и поджимает губы. Ей тоже этот марлезонский балет не по нраву, но деньги в наше время творят чудеса, что Моисею и не снились.
Опять какое-то натужное молчание. Чего все ждут? Давайте быстрее, пока я не струсила окончательно и с воплями не сбежала из-под венца.
— Невеста, вы согласны?
На что?
Я непонимающе оглядываюсь и встречаюсь глазами с другом жениха. Я гляжу на него и вижу все: от первой встречи до первой проведённой ночи. От этого моя решительность испаряется, а потом я вспоминаю, как меня предал он, мужчина, в которого я по девичьей дурости втрескалась. Заставляю себя взглянуть на будущего супруга и снова вернуться к холодному взгляду, чтобы произнести всего одно слово.
— Согласна.
Глава 1
— Мама у меня, вот, всегда супчик белым перцем приправляет…
Я подняла глаза от тарелки. Напротив меня сидел молодой человек-мечта «мамочки»: зализанные на бок волосы, очочки, пиджак и бабочка на шее. По ощущениям, она ему давила на кадык, но если он ещё раз помянет за этот ужин свою матушку, я засомневаюсь, что предполагаемый кадык у него вообще есть, как и яйца.
— Так и вы поперчите, — меланхолично посоветовала я, пожимая плечами.
— Так тут только чёрный…
— Кликните официанта.
Парень смутился и пошёл розовыми пятнами. Он сложил руки на коленях и стал затравленно глядеть по сторонам.
— Думаю, это немного неуместно, и я стесняюсь…
Я чуть не хлопнула себя по лбу ладонью. Действительно, Павлуша же стесняется. Как я сама не догадалась?! Видимо, предполагаемой жене этого несомненно выдающего парня придётся стать ему ещё и нянькой.
Взмах руки и вышколенная девочка материализовалась перед столом. Я выжидательно посмотрела на Павла, но он безмолвствовал и продолжал краснеть.
— Сударыня, — начала я, — не могли вы принести белый перец?
И ложку цианида. Но это уже исключительно для меня.
Девушка понятливо кивнула и вернулась через пару минут с требуемой специей. Мой визави смущённо буркнул слова благодарности и ужин вернулся к штатному режиму: Павлик ел, я — бесилась.
Подобные свидания за последние пару лет стали для меня чём-то вроде сомнительного развлечения. Моя тетя, которая после смерти родителей заменила мне маму, а ее муж, мой родной дядя — отца, спала и видела, когда я наконец-то остепенюсь. А что? Двадцать восемь — это вам уже не восемнадцать, пора и честь знать.
Я ее не знала и, более того, сопротивлялась, но как-то для острастки больше, ибо не позволяло мне воспитание и чувство благодарности к Аглае Степановне один раз рявкнуть, что не пойду я ни в какое замуж. Хоть и кандидатов она подбирала ну очень специфичных. Павлуша ещё ничего, но вот где-то полтора года назад я встретилась с мужчиной типажа братка из девяностых. Даже странно, как на нем не было малинового пиджака. Он вывел меня в свет, а на деле в какой-то гадюшник, где играла блатная музыка, в середине зала стоял бильярдный стол, а официантки заигрывали с посетителями, натужно подставляя под аплодисменты свой филей.
Или, не к вечеру будет помянут, Константин Соболев. Его я запомнила с фамилией, потому что только этот образчик гениального Альфонса смог кинуть меня на деньги.
Дело было как… Встретились, поехали в ресторан. Мне Костя даже показался нормальным, правда после бутылки вина из неё полезла истинная сущность кавалера. Он стал хватать меня за круглые колени, целовать ручки, стараясь перебраться на шею, когда мое терпение лопнуло, а такое бывает, несмотря на то, что конфликты — не моя стезя, я тонко намекнула, что он спешит. Мужик понимающе собрал свои грабли и предложил ещё выпить. Я тогда ещё удивилась: какой хороший человек. Но в конце ужина, когда он отлучился в туалет и не вернулся спустя час, я поняла — дерьмо, а не человек.
В этом плане Павлик, конечно, выигрывал, но не в битве за мой суповой набор.
Начнём с примитивного. Я не хочу замуж.
— Вы будете десерт? — почему с этим мальчиком я разговариваю на вы?
— А что там?
— Тирамису, Павлова…
— Ох, нет, меня со сладкого пучит…
А это уже не примитивное. Павлика пучило, обсыпало, тошнило и вообще цвело букетом все пищевое многообразие аллергии. Он заикался, когда смотрел в глаза, не знал, что надо подать руку, отодвинуть стул, заплатить за счёт…
Нет, не спорю, кого-то и такой вариант устроил бы, но я не только не хочу замуж, я ещё и детей не хочу. Тем более таких великовозрастных.
— Тогда предлагаю поехать по домам…
Павел смутился.
— А, может быть, ещё погуляем? Меня мама только в девять заберёт…
Рука-лицо!!!
Я стала сиротой в тринадцать. На тот момент моему младшему брату, Макару, было три. Мы гостили у тети Глаши и дяди Аркаши, и звонок из милиции стал для всех нас громом среди ясного неба. Машина влетела под фуру, отец скончался на месте, мама — через три недели в реанимации.
Тогда Аглая и мой крёстный сразу оформили на себя опекунство и мы с Макарониной стали жить с ними. Они действительно заменили нам родителей. И тетушка… Да, это почти как мама, только я была уже взрослой, чтобы просто принять родственников, как новых маму и папу. Я их люблю, я благодарна. Я понимала каково в детском доме, отчаянно боялась, что если не буду соответствовать образу самой лучшей: отличница, послушница, помощница, то стану обременительна и отправлюсь в детдом. Поэтому я такая, какая есть: не спорю, не конфликтую, но чувство, что живи я с родителями, я была бы более свободной в своих желаниях — не покидает. Я привыкла, что есть поддержка, но вот искреннего, тонкого, что бывает только между ребёнком и матерью, так и не познала. Наверно, поэтому меня так бесил Павлик. Я ему просто завидовала.
Но, вместе с тем, дабы прекратить этот театр абсурда, я предложила парню подкинуть его до дома. Он смущался и трепетал, как благородная девица своими ресницами.
Во дворе с пятиэтажками и большой детской площадкой, что по краям укрыта яблонями, я припарковалась почти у нужного подъезда. Заглушила двигатель и выжидательно уставилась на кавалера. Тот не подавал признаков капитуляции. Он вытащил ингалятор (господи, снова рука-лицо) и вдохнул лекарство.
— Цветение яблонь, — пояснил Павлуша.
Да. В этом году яблони действительно цвели шикарно. Усыпанные белыми махровыми цветами деревья были украдены из старой сказки про волшебную зиму. Только там настолько нереальные пасторали.
Я приоткрыта окно и вдохнула вечерний аромат города. Обожаю тёплую весну и пробуждение природы. Почему-то только весной так отчаянно хочется жить. Не просто предаваться лени и унынию, а именно ощущать всеми органами чувств это рождение чего-то нового.
— Христина, вы…
Пришлось обернуться на голос, но это я зря. Трепетный Павлик вцепился в меня своими лапами, как в спасательный круг, и притянул к себе. Я настолько растерялась, не ожидала от малахольного такой прыти, и просто не успела остановить его непонятный, братский поцелуй в губы. Кавалер выдохнул и, не отпуская моих ладоней, победоносно предложил:
— Давай поженимся!
— А-а-а-а… э-э-э-э… ы-ы-ы-ы…
Красноречие, видимо, не мой конёк. Что ж, поплачу над этим запоротым талантом в другой раз, а теперь экстренно соображу, как, не раня тонкой душевной организации, отказать.
— Павел… — я осторожно вытащила свою руку у него из ладоней, ибо оные начали потеть. — Мы с вами не настолько близко знакомы, чтобы совершать столь необдуманные поступки…
— Но вы мне нравитесь! — так экспрессивно заявил ухажёр, что я отодвинулась по сиденью к двери. — Вы так похожи на мою маму, и вы мне лысого кота разрешите завести!
— Почему, лысого?
— Так у меня на шерсть аллергия.
О чем мы сейчас говорим? Какое дело мне до его лысых животных и аллергичной жизни? Но я ж воспитанная, блин! Не могу в глаза сказать, что вы, дескать, сударь не подходите мне, ибо я предпочитаю спать с мужчинами, а не их мамами.
— Павел, я не люблю лысых котов. И животных в принципе. И детей. И у меня ещё масса недостатков…
— Да, — понуро согласился парень, — маменька говорила, что вы перестарок и характер оставляет желать лучшего…
Так. Эта амеба четырёхглазая меня сейчас старой назвал? Мне всего двадцать восемь. Я девушка в самом соку, прыску и детородном возрасте.
— Но, несмотря на все это, я готов рискнуть…
Угу, рискни смертник жизнью…
— Вы же можете вместо кота купить мне аквариум, правда воду в нем менять вам придётся, вдруг аллергия… И дети. Я ещё не готов к таким серьёзным переменам, мне ещё докторскую защитить надо, и вам похудеть стоит, чтобы беременность прошла легче…
Я его сейчас придушу. Какой похудеть? Да, я не модель, но и не корова. Мой «Икс-Эль» настолько прекрасен, что сама себя хочу. Особенно в нижнем белье. А тут — похудеть… Кому-то поумнеть надо, но я ж молчу.
— Хорошо, Павел, — соглашаюсь, чтобы прекратить это мракобесие. — Давайте вернёмся к этому вопросу, когда получше узнаем друг друга…
Не собираюсь я его узнавать получше. Но, думаю, если скажу это в лицо, он возьмёт в заложники мою тачку.
— Так вы согласны на свадьбу? — просиял как фонарь под глазом гопника Павлуша.
— Я подумаю, — мягко извернулась я.
— Думайте! — рявкнуло снаружи. Я дёрнулась и уставилась через стекло на дородную бабищу с буклями на макушке, что были щедро пропитаны лаком. — Да не задумывайтесь. Мы в женихах не долго ходить будем, а вот вам надо поторопиться… Павлик, домой!
Павлик, к ноге!
Я дернула головой, пытаясь вытряхнуть оттуда этот садо-мазо вечер. Понаблюдала, как маменька и сыночка скрываются в подъезде, и вытащив телефон, к чертям заблокировала эту семейку.
Глава 2
Вечерний город убаюкивал. Я пересекла проспект и отправилась в свой спальный район, в квартиру родителей, что осталась после их смерти. Тетя напрочь отказалась продавать двухкомнатную сталинку, хоть и цены на них сейчас высокие. А все потому, что мы с Макарониной росли и имущество лишним не бывает. Съехала я давно, в восемнадцать. Чтобы не обременять и научиться самостоятельности. Я предложила тогда и брата забрать, но дядя Аркаша так долго смеялся, а потом сказал, чтобы я не страдала дурью, мы их не обременяем, не объедаем, и вообще — для кого он старается?
У тети с дядей своих детей не получилось. Аглая Степановна, доктор наук, всю жизнь посвятила карьере и не до ляльки там было. А крестный хоть и не настолько интеллигентная личность, но тоже все время работал: открыл свою строительную фирму. Сначала было тяжело, но сейчас его холдинг занимает одну из ведущих позиций в строительстве по нашему городу. Он отпустил меня на вольные хлеба исключительно ради опыта, а будь его воля, раньше двадцати пяти нос на работе не показала бы. Но мне важно было чего-то самой добиться, и я съехала. Училась заочно на факультете менеджмента, так себе училась, потому что больше работала: то магазин фирменный обуви, то турагентство, то книжное издательство. Последнее было ничего так, только платили мало и я перебралась к дяде в отдел продаж.
Работа была не тяжёлая и моя коммуникабельность пришлась к месту. Но было подленькое ощущение, что я-то все равно не на своём месте. Весь этот мир продаж, коуч и бизнес тренеров — не для меня. Вот писать паскудные статьи в блог на «Дзене» — это по мне. Если бы я решила монетизировать свой блог о неудачных свиданиях, давно бы разбогатела. Но пока у меня бесплатный контент в виде историй знакомств с противоположным полом, я и отношусь к нему так несерьезно. Пишу не напрягаясь, в своё удовольствие. Под вымышленным именем, ибо узнай хоть один из моих свиданочных кавалеров, что за пургу я несу на страницах соцсети, давно бы придушили. Я в издательство пошла работать только для того, чтобы посмотреть литературную кухню изнутри. Мне не понравилось: тот же бизнес, только под соусом вдохновения.
Машина въехала в закрытый двор. Такая вот у нас планировка: дом в форме шестиугольника с арками-въездами, перегороженными шлагбаумами. Мысленно я своё жилище называла «кефирником», потому что контингент тут хоть и интеллигентный, в своё время квартиры получали врачи, архитекторы, работники разнообразных НИИ, но преимущественно пенсионный. На моем, третьем этаже — две семейные пары преклонных лет и один бодрый старичок. Выше жили две великовозрастные сестры, какой-то физик, лет на пятнадцать старше меня, и дама с болонкой мальтизе.
Я оступалась в парадной от нехватки света: одна из лампочек перегорела. Ступеньки вывели меня на второй этаж, где было заседание местных аристократов с воблой и пивом.
— Добрый вечер.
— С возвращением, сударыня…
— Погода сегодня радует, согласитесь.
— Гуд ивнинг.
— Здравствуйте…
Все по очереди поздоровались, выпивохи. Говорю ж, интеллигенция. Ощущение, будто не в среднестатистический подъезд зашла, а как минимум в питерские пенаты заглянула.
Раскланявшись с соседями, я уже было перешагнула ступеньку к своей лестничной площадке, когда дядя Витя, местный авторитет, смущённо пробасил:
— Христин, это… У тебя соточки не найдётся до выходных?
Виктор Палыч, майор на пенсии, обладал нравом крутым, но отходчивым. И был главным по подъезду. В одно время здесь решили устроить посиделки наркоманы. Они обляпали все стены, зассали углы и наплевали на подоконники. Этот кошмар продолжался бы ещё долго, но дядя Витя решил уйти в запой. По пути он вытер этими личностями низкой социальной ответственности все полы, стены, кого-то даже подвесил за рейтузы на перила. С тех пор должность блюстителя порядка была торжественно вручена майору. Но его супружница не оценила возложенной чести и в отместку выгнала их мужскую компанию с шашками и картами в коридор, ещё и семейный бюджет перекроила так, чтобы не было повода лишний раз пропустить по стаканчику. Временами Виктор Палыч стрелял у добродушных соседей на пенное, но я не давала в долг никогда.
— Слушайте, — я протянула купюру, — дядь Вить, там лампочка перегорела. Не поставите новую? У меня как раз дома есть…
Да, я не давала в долг. Я платила за услугу.
— Да без проблем!
Майор в отставке был ещё и очень отзывчивым. Он вытаскивал мне зимнюю резину из кладовой, вешал на парковочное место цепочку и поливал мои суккуленты, когда я уезжала в командировки или отпуска.
Пообещав, что завтра с утра я закину ему лампочку, мы распрощались, и нестройный хор захмелевших мужчин пожелал мне спокойной ночи.
Квартира встретила тишиной.
