Однако с возрастом пришло понимание, что ТАМ что-то есть, и даже брюзжание жены на религиозные темы он воспринимал совсем не так, как раньше. И сейчас, неумело крестясь и глядя по сторонам, Гордеев пытался понять – входит что-то в душу или нет?
Вроде ничего не входило. «Значит, грешник? Может, все это в наказание? Да черт его знает. Тьфу, нельзя же черта поминать в божьем храме! И плеваться нельзя, вот дурак!» Всякая дребедень лезла в голову, и, не найдя ничего лучшего, Виктор потащил Татьяну в лавку, где они купили самые толстые свечи, которые и зажгли возле чьего-то лика. Формальность была соблюдена, и он попытался немного успокоиться.
Как оказалось, зря. Видимо, не все еще бесы перестали виться вокруг Летной таможни и конкретно персоны Виктора Семеновича Гордеева. Сначала на «пассажирке» задержали каких-то казахских спортсменов. Те везли с собой лекарства и, как положено, предъявили их для досмотра, добровольно и с полным описанием действия. Это спортсменов и сгубило: спортсмены были пауэрлифтерами, а лекарство – стероидами. Причем разрешенными, на них были все документы, но упертому таможеннику этого оказалось мало, он вызвал врачей, юристов, лекарства изъяли… Началась проверка. С «лифтеров», среди которых были чемпионы мира и Европы, взяли подписки о невыезде, предъявили обвинение - незаконный оборот сильнодействующих веществ, после чего стало понятно, что ни на какие соревнования они уже не попадают. Когда информацию в полном объеме довели до Гордеева, в историю уже были вовлечены различные министерства и ведомства. В скандал был вынужден вмешаться консул Казахстана, и только его усилиями конфликт был урегулирован. Виктору пришлось выслушать немало неприятных слов от заместителя губернатора – впервые в жизни на него вышли с такого уровня, и по такому поганому поводу! Надо ли говорить, что Гордеев все высказал Насонову предельно ясно – и можно было не сомневаться, что нерадивый сотрудник, ставший зачинщиком всей этой бучи, однозначно не будет долго работать в таможне.
Но и это было не все. Видимо, не те свечи выбрал Виктор, или не тот храм, раз следующая проблема появилась на свет Божий из-за служителя церкви! Да не простого – бывшего главного церковного служителя местной епархии, волей небес переведенного несколько лет назад в одну из стран СНГ на должность митрополита, не иначе, как с миссионерскими задачами. Было это уже в бытность руководства Гордеева Летной таможней. Виктор прекрасно помнил тот день. Ему позвонили со смены с вопросом – как и под каким соусом ЭТО выпускать? У церковника было шестнадцать туго набитых баулов багажа, к которым он запрещал прикасаться, а каждого ослушавшегося норовил херануть тяжеленным кадилом, крича при этом: «Анафеме предам!» К воистину верующему боялись подходить не только таможенники, но и только что переименованная из милиции полиция. Но проблема была в том, что в документах, которые были представлены многочисленными провожатыми в церковных одеждах, значились весьма ценные вещи: иконы, распятия, панагии и прочие предметы обихода несветской жизни. Однако сравнить описание с натурой было невозможно по вышеозначенным причинам. Гордеев приехал на сектор и обозрел картину лично. Все обстояло истинно так, как ему рассказали по телефону. Церковный начальник, увидев большие звезды на погонах и знакомое лицо – некоторое время назад Виктор участвовал в передаче задержанных таможней икон местной епархии и тогда же виделся с этим субъектом, - кинулся к Гордееву. При этом он одновременно пытался что-то объяснить, махал кадилом и протягивал вперед руку с посохом – то ли хотел ударить Виктора, то ли хотел, чтобы эту руку ему облобызали. Гордеев понял, что чем быстрее все эти воцерковленные придурки уберутся отсюда, тем будет лучше. Он уклонился от священнослужителя, махнул рукой начальнику смены, тот – инспектору, и куча служек потащила багаж к стойке оформления.
Виктор думал, что все и думать забыли о той истории. Но вот перед ним лежал серьезный бланк с печатью и подписью серьезного руководителя, в котором ему было указано в трехдневный срок дать простой и честный ответ о том, каким образом три года назад старому церковному хрычу удалось вывезти за границу культурные ценности родной страны. В том числе «икону, написанную более 100 лет назад (что категорически запрещено безо всяких разрешений – т.е. вообще!)… с окладом, содержащим изумруды (у Гордеева защипало в глазах)… стоимостью не менее…». Дальше Виктор читать не стал. Он позвонил Дубинкину и отдал необходимые распоряжения.
- Витя, так почти три года прошло…- попытался отмазаться Сергей. – Мы сегодня хотели…
- Бегом! – заорал Гордеев. – Сутки времени, хоть усрись там, в архиве, но чтобы нашел все бумаги!
Дубинкин все понял грамотно, потому что в девять утра следующего дня он стоял под дверью начальника таможни с таможенной декларацией пассажира, бланком свидетельства на право вывоза культурных ценностей и описанием к нему. Гордеев пожал руку земляку, забрал бумаги и сел их изучать. Через пять минут он отбросил их на стол и откинулся в кресле.
- Ну что? – спросил сидевший напротив с красными глазами Сергей.
- Да вроде все нормально, - Виктор скривил губы. - Если кто и получит по башке, так этот эксперт. Там никаких данных про изумруды и прочие брильянты нет, написано просто «камни». А мы не эксперты. И на остальное он тоже дал добро на вывоз. Вот пусть с него и спрашивают. Если он еще работает, свалил уже, наверно… Ладно, дуй на смену, а я буду ответ мастырить.
Ответ был почти готов, когда зазвенел интерком.
- Виктор Семенович, управление, что-то срочное, судя по голосу, - пропищала секретарша.
- Так соединяй, если срочное, - гаркнул Гордеев. «Вот дура, нет, чтоб сразу перенаправить, так еще свое вставляет… Надо поменять».
- Слушаю, Гордеев.
- Это Мостовков, приветствую. Пулей к нам.
- А что…
- Воронков вчера помер. Подробности на месте. Жду.
Народу в коридорах управления было на удивление мало. Видимо, всем сказали сидеть по кабинетам и не высовывать нос. В приемной было чуть люднее. Видимо, ждали только Гордеева, потому как, увидев его, Мостовков сказал:
- Теперь все в сборе. Заходите в кабинет начальника и располагайтесь, сейчас начнем.
Виктор обратил внимание, что из начальников таможен был только он один. Что ж, понятно, что иногородние руководители не успели приехать, но где Беркина? Где руководство оперативников? Одни местные замы и руководители отделов управления – и он, Гордеев. Странно...
Тем временем Мостовков вкратце зачитал имеющуюся информацию: об областной больнице, о тяжелом состоянии, о том, что не выдержало сердце. «…Похороны в родном городе, здесь никаких мероприятий не предусмотрено, разве что в фойе будет выставлена траурная фотография, а рядом будет находиться книга прощания». Присутствующие забурчали:
- Так что, даже не попрощаемся?
- Нет, - резанул Мостовков. – Родственники решили именно так.
Он произнес еще несколько фраз: про то, что будет исполнять обязанности, как первый зам, до решения Москвы; про то, кто за что ответственный; про то, чтобы следили за подчиненными – не следует допускать различных нехороших разговоров на деликатную тему. На этом собрание завершилось. Гордеев тоже встал и пошел на выход, но Мостовков его задержал:
- Погоди минуту, разговор есть.
Они вышли вслед за всеми, закрыв двери, и перешли в кабинет напротив – к Мостовкову.
- Садись, - Мостовков снял и протер очки. – Теперь начнется дурдом. Второй начальник управления на моей памяти помирает. Опять поставят какого-нибудь пентюха, с которым надо будет выстраивать отношения…
- А тебя не утвердят? – поинтересовался Виктор.
- Сейчас нет, - помотал головой собеседник. – Звонили уже, по разговору все ясно стало с первых слов. Да и ладно, господи, переживем.
Гордеев не был уверен в том, что Мостовков совсем не хотел занять освободившееся место. Все-таки здоровый карьеризм присущ любому нормальному человеку. Но Виктор спросил не об этом.
- Ты о чем-то хотел поговорить…
- Да, в общем, - первый зам надел очки, - больше хотел душу излить. Коньяк будешь?
«Воронков с этого же начинал…» Но отказываться Гордеев не стал – он никогда не отказывал руководству. А с Мостовковым еще работать и работать. Тем временем тот достал из маленького шкафчика бутылку «Курвуазье», а из холодильника - два бокала и нарезанный лимон. Помянули, не чокаясь. Теплый коньяк было приятно пить из холодного бокала, раньше Виктор никогда так не выпивал и сделал себе зарубку в памяти: надо хранить посуду для выпивки в холодильнике!
- Момент первый, - начал Мостовков, - по Воронкову. Думаю, ты понял, что сердце у него не просто так отказало.
- Алкоголь? – выдвинул версию Гордеев.
- Не только. Заметил, что Беркиной нет?
Виктор кивнул.
- На больничный ушла. Подсадила она его на сауну эту. Он не молод, но как тут отказаться? Помнишь наш с тобой разговор? Вот-вот. Довела мужика, я тебе говорю. Свои цели были. Его наверняка с сауны и увезли в больничку-то. Это, конечно, мои мысли, но сам считай: сегодня среда, в больнице он был три дня, а в выходные он часто в сауне бывал. В больнице же какое-то время находился в сознании, насколько мы узнавали, жена там у него была. Видела она там Беркину, не видела, говорил он ей что-то перед смертью – не знаю. Но на таможню родственники злые – слов не подобрать. Видимо, что-то узнали… или раньше знали. А тут такое. Давай бокал.
- Так это поэтому они не дали попрощаться? – вскинул брови Гордеев.
- Думаю, да. Не просто же так они на нас осерчали. Ну, земля ему пухом… - Они отпили по чуть-чуть. Мостовков продолжил: - Думаю, это не самый плохой руководитель был. Поэтому момент второй: что ты думаешь, если мы таможню назовем его именем?
- Городскую?
- Зачем? Вашу.
Гордеев поперхнулся.
- А нашу-то с чего?
Мостовков уставился на него, как на ребенка.
- Во-первых, так еще никто не делал. Пример для других. Плюс – почет и уважение человеку, который ушел в расцвете лет, умер на рабочем месте. Во-вторых, у вас в следующем году юбилей – двадцать лет, вот и повод. Если мы так городняк назовем, тут никакого повода, только издевка. Это лучше пресечь на корню. Надо утвердить его честное имя, каким мы его знали... Ну, а в-третьих – именную таможню крайне сложно сделать постом. Понимаешь, о чем я?
- Да чего уж непонятного, - хмыкнул Виктор.
В принципе, ничего страшного в предложенном варианте Гордеев не находил. Особенно с учетом возможных перспектив – кто знает, что там, в Москве, кому когда-нибудь придет на ум? А менять кучу документов при смене статуса таможни – на это надо серьезная воля, тут и.о. прав. Он уже собрался соглашаться, когда Мостовков задал неожиданный вопрос:
- Ты не хочешь перебраться на другое место?
Пришлось снова прокашляться.
- Вот тут поподробнее, пожалуйста, - спустя паузу попросил Виктор.
- Это момент третий. Беркину надо убирать. Пойдешь вместо нее? Не завтра, конечно, но в ближайшие полгода я тебе постараюсь это устроить. И с Москвой решу. Мне там нужен неглупый, а самое главное и в первую очередь - свой человек. Чтоб без всяких саун... Что думаешь?
«Как же вовремя я тогда к тебе зашел, дорогой! И какая теперь разница, в каком статусе и как будет обзываться Летная таможня?» Гордеев ухмыльнулся.
- Если без саун – тогда я согласен.
- А я и не сомневался, - заулыбался Мостовков. – Вот теперь чокнемся – и до дна!
Они договорились о том, чтобы сегодняшний разговор не вышел наружу, и душевно расстались. Гордеев сел на заднее сиденье «лэндкрузера» и попросил водителя ехать помедленнее. Ему хотелось немного поразмышлять.
В первую очередь, Виктор думал о Мостовкове. Когда-то он предполагал, что этот толстячок в очках имеет некоторое отношение к Анатолию и ФСБ. Сейчас Гордеев все больше укреплялся в мыслях о том, что ныне исполняющий обязанности начальника управления имеет хорошие связи в Москве. Возможно даже, что он также хорошо знаком с Плесковой. «Одна команда?» Как знать. Тем не менее, за простоватой внешностью Мостовкова скрывался совсем не простецкий ум. Пока Воронков, царство ему небесное, гулял по саунам, управлением и таможнями тихо и грамотно руководил его первый зам. «Как хорошо, что я умею производить хорошее впечатление на людей», - подумал Гордеев. Вот и славно. Значит, Городская таможня. Надо про тамошние порядки поподробнее все узнать, кто чем дышит, только аккуратно. А на Летном хозяйстве оставим Насона, и никуда он не денется.
Многого про Городскую таможню узнать не удалось. Нет, определенную информацию Гордеев получил, но нужной почти не было. Говорили, что наворотила там Беркина порядочно, сделала все под себя, отчего и народу толкового осталось немного, некоторые ушли сразу, как только ее назначили. Значит, кого-то надо будет с собой тащить. В принципе, в «городняке» работали трое бывших сотрудников Летной таможни, переведенные в основном по причине смены места жительства и не замаранные в грязных делах, но ставку на них Виктор делать не хотел. Что ж, все придется узнавать на месте. Там же надо будет налаживать новые связи, но с этим вроде как дело обстояло попроще – начальник таможни не та фигура, чтобы напрашиваться на контакты, его самого найдут и что надо предложат. А нужные люди помогут и подстрахуют – в этом Гордеев не сомневался. Тот же Мятников никуда не делся, только более занятой стал. Ничего, найдет время для друга…
Приехав на работу, Гордеев прошел к столу, и его взгляд случайно упал на красивейший фолиант, выпущенный к двадцатилетию таможенного управления. Такие книги рассылались всем руководителям таможенных органов страны, а также раздавались в качестве сувениров различным чиновникам и высокопоставленным гостям. В нем рассказывалось об истории управления и региональных таможен, писалось о руководителях. Было там написано и про Летную таможню. Виктор открыл книгу наугад. Вот Воронков, вся грудь в медалях… еще живой. Вот Беркина, рассказывает про успехи «городняка». А вот он сам. Гордееву не очень нравилось, как он получается на фото, но в целом все выглядело красиво и статусно. И интервью – все по делу, сразу видно, что человек разбирается в своем деле. Этот текст несколько раз корректировали, чтобы все было в ажуре. И в итоге все было изложено очень даже ничего.
Он вспомнил, как несколько месяцев назад прочитал на сайте управления воспоминания ветеранов региональных таможен. И случайно наткнулся на строки, написанные Марией Бревенниковой. Как же она расписывала свою работу на «пассажирке»! Как благодарила Филинова и Замышляева, которые помогли ей раскрыться как таможеннице! Лизнула так лизнула – какое тогда они к ней имели отношение? Где они ее раскрывали? Хотя – кто знает, девушка она была активная, ха! Гордеева тоже упомянула, но как-то вскользь. Видимо, осталась обида после ТОГО случая. Хотя, с другой стороны, Большова она вообще не упомянула, а ведь Гера в нее явно сил побольше многих вложил. Но читать было интересно. И смешно. И вспоминать кое-что.
Но это все былое. А пока надо было ударно провести ближайшие полгода. Гордеев понимал – кто бы не пришел на место Воронкова, как бы Мостовков не продвигал его кандидатуру – самому себя надо показать с наилучшей стороны.
Вроде ничего не входило. «Значит, грешник? Может, все это в наказание? Да черт его знает. Тьфу, нельзя же черта поминать в божьем храме! И плеваться нельзя, вот дурак!» Всякая дребедень лезла в голову, и, не найдя ничего лучшего, Виктор потащил Татьяну в лавку, где они купили самые толстые свечи, которые и зажгли возле чьего-то лика. Формальность была соблюдена, и он попытался немного успокоиться.
Как оказалось, зря. Видимо, не все еще бесы перестали виться вокруг Летной таможни и конкретно персоны Виктора Семеновича Гордеева. Сначала на «пассажирке» задержали каких-то казахских спортсменов. Те везли с собой лекарства и, как положено, предъявили их для досмотра, добровольно и с полным описанием действия. Это спортсменов и сгубило: спортсмены были пауэрлифтерами, а лекарство – стероидами. Причем разрешенными, на них были все документы, но упертому таможеннику этого оказалось мало, он вызвал врачей, юристов, лекарства изъяли… Началась проверка. С «лифтеров», среди которых были чемпионы мира и Европы, взяли подписки о невыезде, предъявили обвинение - незаконный оборот сильнодействующих веществ, после чего стало понятно, что ни на какие соревнования они уже не попадают. Когда информацию в полном объеме довели до Гордеева, в историю уже были вовлечены различные министерства и ведомства. В скандал был вынужден вмешаться консул Казахстана, и только его усилиями конфликт был урегулирован. Виктору пришлось выслушать немало неприятных слов от заместителя губернатора – впервые в жизни на него вышли с такого уровня, и по такому поганому поводу! Надо ли говорить, что Гордеев все высказал Насонову предельно ясно – и можно было не сомневаться, что нерадивый сотрудник, ставший зачинщиком всей этой бучи, однозначно не будет долго работать в таможне.
Но и это было не все. Видимо, не те свечи выбрал Виктор, или не тот храм, раз следующая проблема появилась на свет Божий из-за служителя церкви! Да не простого – бывшего главного церковного служителя местной епархии, волей небес переведенного несколько лет назад в одну из стран СНГ на должность митрополита, не иначе, как с миссионерскими задачами. Было это уже в бытность руководства Гордеева Летной таможней. Виктор прекрасно помнил тот день. Ему позвонили со смены с вопросом – как и под каким соусом ЭТО выпускать? У церковника было шестнадцать туго набитых баулов багажа, к которым он запрещал прикасаться, а каждого ослушавшегося норовил херануть тяжеленным кадилом, крича при этом: «Анафеме предам!» К воистину верующему боялись подходить не только таможенники, но и только что переименованная из милиции полиция. Но проблема была в том, что в документах, которые были представлены многочисленными провожатыми в церковных одеждах, значились весьма ценные вещи: иконы, распятия, панагии и прочие предметы обихода несветской жизни. Однако сравнить описание с натурой было невозможно по вышеозначенным причинам. Гордеев приехал на сектор и обозрел картину лично. Все обстояло истинно так, как ему рассказали по телефону. Церковный начальник, увидев большие звезды на погонах и знакомое лицо – некоторое время назад Виктор участвовал в передаче задержанных таможней икон местной епархии и тогда же виделся с этим субъектом, - кинулся к Гордееву. При этом он одновременно пытался что-то объяснить, махал кадилом и протягивал вперед руку с посохом – то ли хотел ударить Виктора, то ли хотел, чтобы эту руку ему облобызали. Гордеев понял, что чем быстрее все эти воцерковленные придурки уберутся отсюда, тем будет лучше. Он уклонился от священнослужителя, махнул рукой начальнику смены, тот – инспектору, и куча служек потащила багаж к стойке оформления.
Виктор думал, что все и думать забыли о той истории. Но вот перед ним лежал серьезный бланк с печатью и подписью серьезного руководителя, в котором ему было указано в трехдневный срок дать простой и честный ответ о том, каким образом три года назад старому церковному хрычу удалось вывезти за границу культурные ценности родной страны. В том числе «икону, написанную более 100 лет назад (что категорически запрещено безо всяких разрешений – т.е. вообще!)… с окладом, содержащим изумруды (у Гордеева защипало в глазах)… стоимостью не менее…». Дальше Виктор читать не стал. Он позвонил Дубинкину и отдал необходимые распоряжения.
- Витя, так почти три года прошло…- попытался отмазаться Сергей. – Мы сегодня хотели…
- Бегом! – заорал Гордеев. – Сутки времени, хоть усрись там, в архиве, но чтобы нашел все бумаги!
Дубинкин все понял грамотно, потому что в девять утра следующего дня он стоял под дверью начальника таможни с таможенной декларацией пассажира, бланком свидетельства на право вывоза культурных ценностей и описанием к нему. Гордеев пожал руку земляку, забрал бумаги и сел их изучать. Через пять минут он отбросил их на стол и откинулся в кресле.
- Ну что? – спросил сидевший напротив с красными глазами Сергей.
- Да вроде все нормально, - Виктор скривил губы. - Если кто и получит по башке, так этот эксперт. Там никаких данных про изумруды и прочие брильянты нет, написано просто «камни». А мы не эксперты. И на остальное он тоже дал добро на вывоз. Вот пусть с него и спрашивают. Если он еще работает, свалил уже, наверно… Ладно, дуй на смену, а я буду ответ мастырить.
Ответ был почти готов, когда зазвенел интерком.
- Виктор Семенович, управление, что-то срочное, судя по голосу, - пропищала секретарша.
- Так соединяй, если срочное, - гаркнул Гордеев. «Вот дура, нет, чтоб сразу перенаправить, так еще свое вставляет… Надо поменять».
- Слушаю, Гордеев.
- Это Мостовков, приветствую. Пулей к нам.
- А что…
- Воронков вчера помер. Подробности на месте. Жду.
Глава 45
Народу в коридорах управления было на удивление мало. Видимо, всем сказали сидеть по кабинетам и не высовывать нос. В приемной было чуть люднее. Видимо, ждали только Гордеева, потому как, увидев его, Мостовков сказал:
- Теперь все в сборе. Заходите в кабинет начальника и располагайтесь, сейчас начнем.
Виктор обратил внимание, что из начальников таможен был только он один. Что ж, понятно, что иногородние руководители не успели приехать, но где Беркина? Где руководство оперативников? Одни местные замы и руководители отделов управления – и он, Гордеев. Странно...
Тем временем Мостовков вкратце зачитал имеющуюся информацию: об областной больнице, о тяжелом состоянии, о том, что не выдержало сердце. «…Похороны в родном городе, здесь никаких мероприятий не предусмотрено, разве что в фойе будет выставлена траурная фотография, а рядом будет находиться книга прощания». Присутствующие забурчали:
- Так что, даже не попрощаемся?
- Нет, - резанул Мостовков. – Родственники решили именно так.
Он произнес еще несколько фраз: про то, что будет исполнять обязанности, как первый зам, до решения Москвы; про то, кто за что ответственный; про то, чтобы следили за подчиненными – не следует допускать различных нехороших разговоров на деликатную тему. На этом собрание завершилось. Гордеев тоже встал и пошел на выход, но Мостовков его задержал:
- Погоди минуту, разговор есть.
Они вышли вслед за всеми, закрыв двери, и перешли в кабинет напротив – к Мостовкову.
- Садись, - Мостовков снял и протер очки. – Теперь начнется дурдом. Второй начальник управления на моей памяти помирает. Опять поставят какого-нибудь пентюха, с которым надо будет выстраивать отношения…
- А тебя не утвердят? – поинтересовался Виктор.
- Сейчас нет, - помотал головой собеседник. – Звонили уже, по разговору все ясно стало с первых слов. Да и ладно, господи, переживем.
Гордеев не был уверен в том, что Мостовков совсем не хотел занять освободившееся место. Все-таки здоровый карьеризм присущ любому нормальному человеку. Но Виктор спросил не об этом.
- Ты о чем-то хотел поговорить…
- Да, в общем, - первый зам надел очки, - больше хотел душу излить. Коньяк будешь?
«Воронков с этого же начинал…» Но отказываться Гордеев не стал – он никогда не отказывал руководству. А с Мостовковым еще работать и работать. Тем временем тот достал из маленького шкафчика бутылку «Курвуазье», а из холодильника - два бокала и нарезанный лимон. Помянули, не чокаясь. Теплый коньяк было приятно пить из холодного бокала, раньше Виктор никогда так не выпивал и сделал себе зарубку в памяти: надо хранить посуду для выпивки в холодильнике!
- Момент первый, - начал Мостовков, - по Воронкову. Думаю, ты понял, что сердце у него не просто так отказало.
- Алкоголь? – выдвинул версию Гордеев.
- Не только. Заметил, что Беркиной нет?
Виктор кивнул.
- На больничный ушла. Подсадила она его на сауну эту. Он не молод, но как тут отказаться? Помнишь наш с тобой разговор? Вот-вот. Довела мужика, я тебе говорю. Свои цели были. Его наверняка с сауны и увезли в больничку-то. Это, конечно, мои мысли, но сам считай: сегодня среда, в больнице он был три дня, а в выходные он часто в сауне бывал. В больнице же какое-то время находился в сознании, насколько мы узнавали, жена там у него была. Видела она там Беркину, не видела, говорил он ей что-то перед смертью – не знаю. Но на таможню родственники злые – слов не подобрать. Видимо, что-то узнали… или раньше знали. А тут такое. Давай бокал.
- Так это поэтому они не дали попрощаться? – вскинул брови Гордеев.
- Думаю, да. Не просто же так они на нас осерчали. Ну, земля ему пухом… - Они отпили по чуть-чуть. Мостовков продолжил: - Думаю, это не самый плохой руководитель был. Поэтому момент второй: что ты думаешь, если мы таможню назовем его именем?
- Городскую?
- Зачем? Вашу.
Гордеев поперхнулся.
- А нашу-то с чего?
Мостовков уставился на него, как на ребенка.
- Во-первых, так еще никто не делал. Пример для других. Плюс – почет и уважение человеку, который ушел в расцвете лет, умер на рабочем месте. Во-вторых, у вас в следующем году юбилей – двадцать лет, вот и повод. Если мы так городняк назовем, тут никакого повода, только издевка. Это лучше пресечь на корню. Надо утвердить его честное имя, каким мы его знали... Ну, а в-третьих – именную таможню крайне сложно сделать постом. Понимаешь, о чем я?
- Да чего уж непонятного, - хмыкнул Виктор.
В принципе, ничего страшного в предложенном варианте Гордеев не находил. Особенно с учетом возможных перспектив – кто знает, что там, в Москве, кому когда-нибудь придет на ум? А менять кучу документов при смене статуса таможни – на это надо серьезная воля, тут и.о. прав. Он уже собрался соглашаться, когда Мостовков задал неожиданный вопрос:
- Ты не хочешь перебраться на другое место?
Пришлось снова прокашляться.
- Вот тут поподробнее, пожалуйста, - спустя паузу попросил Виктор.
- Это момент третий. Беркину надо убирать. Пойдешь вместо нее? Не завтра, конечно, но в ближайшие полгода я тебе постараюсь это устроить. И с Москвой решу. Мне там нужен неглупый, а самое главное и в первую очередь - свой человек. Чтоб без всяких саун... Что думаешь?
«Как же вовремя я тогда к тебе зашел, дорогой! И какая теперь разница, в каком статусе и как будет обзываться Летная таможня?» Гордеев ухмыльнулся.
- Если без саун – тогда я согласен.
- А я и не сомневался, - заулыбался Мостовков. – Вот теперь чокнемся – и до дна!
Они договорились о том, чтобы сегодняшний разговор не вышел наружу, и душевно расстались. Гордеев сел на заднее сиденье «лэндкрузера» и попросил водителя ехать помедленнее. Ему хотелось немного поразмышлять.
В первую очередь, Виктор думал о Мостовкове. Когда-то он предполагал, что этот толстячок в очках имеет некоторое отношение к Анатолию и ФСБ. Сейчас Гордеев все больше укреплялся в мыслях о том, что ныне исполняющий обязанности начальника управления имеет хорошие связи в Москве. Возможно даже, что он также хорошо знаком с Плесковой. «Одна команда?» Как знать. Тем не менее, за простоватой внешностью Мостовкова скрывался совсем не простецкий ум. Пока Воронков, царство ему небесное, гулял по саунам, управлением и таможнями тихо и грамотно руководил его первый зам. «Как хорошо, что я умею производить хорошее впечатление на людей», - подумал Гордеев. Вот и славно. Значит, Городская таможня. Надо про тамошние порядки поподробнее все узнать, кто чем дышит, только аккуратно. А на Летном хозяйстве оставим Насона, и никуда он не денется.
Многого про Городскую таможню узнать не удалось. Нет, определенную информацию Гордеев получил, но нужной почти не было. Говорили, что наворотила там Беркина порядочно, сделала все под себя, отчего и народу толкового осталось немного, некоторые ушли сразу, как только ее назначили. Значит, кого-то надо будет с собой тащить. В принципе, в «городняке» работали трое бывших сотрудников Летной таможни, переведенные в основном по причине смены места жительства и не замаранные в грязных делах, но ставку на них Виктор делать не хотел. Что ж, все придется узнавать на месте. Там же надо будет налаживать новые связи, но с этим вроде как дело обстояло попроще – начальник таможни не та фигура, чтобы напрашиваться на контакты, его самого найдут и что надо предложат. А нужные люди помогут и подстрахуют – в этом Гордеев не сомневался. Тот же Мятников никуда не делся, только более занятой стал. Ничего, найдет время для друга…
Приехав на работу, Гордеев прошел к столу, и его взгляд случайно упал на красивейший фолиант, выпущенный к двадцатилетию таможенного управления. Такие книги рассылались всем руководителям таможенных органов страны, а также раздавались в качестве сувениров различным чиновникам и высокопоставленным гостям. В нем рассказывалось об истории управления и региональных таможен, писалось о руководителях. Было там написано и про Летную таможню. Виктор открыл книгу наугад. Вот Воронков, вся грудь в медалях… еще живой. Вот Беркина, рассказывает про успехи «городняка». А вот он сам. Гордееву не очень нравилось, как он получается на фото, но в целом все выглядело красиво и статусно. И интервью – все по делу, сразу видно, что человек разбирается в своем деле. Этот текст несколько раз корректировали, чтобы все было в ажуре. И в итоге все было изложено очень даже ничего.
Он вспомнил, как несколько месяцев назад прочитал на сайте управления воспоминания ветеранов региональных таможен. И случайно наткнулся на строки, написанные Марией Бревенниковой. Как же она расписывала свою работу на «пассажирке»! Как благодарила Филинова и Замышляева, которые помогли ей раскрыться как таможеннице! Лизнула так лизнула – какое тогда они к ней имели отношение? Где они ее раскрывали? Хотя – кто знает, девушка она была активная, ха! Гордеева тоже упомянула, но как-то вскользь. Видимо, осталась обида после ТОГО случая. Хотя, с другой стороны, Большова она вообще не упомянула, а ведь Гера в нее явно сил побольше многих вложил. Но читать было интересно. И смешно. И вспоминать кое-что.
Но это все былое. А пока надо было ударно провести ближайшие полгода. Гордеев понимал – кто бы не пришел на место Воронкова, как бы Мостовков не продвигал его кандидатуру – самому себя надо показать с наилучшей стороны.
