Вернувшись домой, Арсен первым делом сел за стол и достал блокнот. Руки дрожали, но мысли были собраны. Он чувствовал: хаос сегодняшнего дня необходимо упорядочить.
Он начал записывать и вспоминать фразы и ключевые слова, которые запускали переход вернее последние слова которые он слышал в реальном мире:
«А что если…» — так было с бабушкой, после того он оказался в инной вселеной. «Ты же мог бы…» фраза пока он болтал с с Игорем тоже была словно ключ в иной мир. А «Представь, что…» он услышал от подростка-геймера. Почти всегда во всех фразах— это намёк на возможность, на альтернативу, на иное развитие событий.
Эмоции Арсен тоже вспоминал тщательно. Вроде бы сильные эмоции усиливают эффект. Смех, удивление, горечь, даже простая ностальгия. Каждое чувство будто становилось топливом для разрыва. Чем глубже эмоция, тем был ярче мир.
Контекст вспоминался проще. Незнакомцы уводят в миры «их» возможностей, далеких от Арсена. Родные и друзья — в миры, где судьба менялась и для него самого.
Арсен отметил: переход никогда не происходит мгновенно. Сначала появляются *детали*: афиши, надписи, предметы, дроны, телевизор. Потом — пространство меняется целиком. Значит, у него есть короткое «окно», чтобы заметить начало и остановиться, если нужно.
Он подчеркнул в блокноте: «Разговор — ключ, эмоция — код, а контекст — направление». Арсен отложил ручку и провёл ладонью по лбу. Мысли гудели, но впервые за день он почувствовал не растерянность, а ясность. Система существовала, и её можно было изучить.
Арсен шёл вечером вдоль тёмных дворов, когда у подъезда заметил мужчину — ссутулившегося, с красным лицом, с бутылкой в руке. Тот что-то бормотал себе под нос, явно навеселе. Арсен почувствовал лёгкий протест — таким людям он всегда старался не попадаться. Но именно это и подталкивало: нужно проверить, что даст разговор на грани отвращения и жалости.
Он заговорил с ним, спросил о жизни. Сначала слышал только сбивчивые слова, потом — вдруг яркий поток откровенности. Алкоголик говорил о том, как мечтал стать капитаном дальнего плавания, как в юности видел море и клялся, что будет жить на кораблях. В голосе его зазвенела боль упущенной жизни.
И мир дрогнул. Ветер изменился. Дворы растворились. Перед Арсеном раскинулся бескрайний океан. Небо было изломано световыми шрамами -молняями на фоне тёмных небес, будто его пронзали супер молнии. Огромные суда — не привычные корабли, а гигантские живые конструкции, похожие на живых китов из металла и камня, — бороздили волны. На палубах этих колоссов стояли люди в тяжёлых плащах и управляли сияющими механизмами.
Арсен почувствовал: он сам одет в форму, в груди у него карта со светящимися линиями. Вдали маячили острова — не суша, а целые города на спинах чудовищ, напоминающих древних гигантских, невероятно больших черепах, многокилометровых монстрах-земноводных. И рядом с ним стоял тот самый мужчина — только не с бутылкой, а в капитанской форме, с ясным взглядом и тяжёлой саблей у пояса. Он был не сломленным пьяницей, а героем этого океанского мира.
Арсен в изумлении сжал пальцы — солёный воздух, шум волн, тяжесть одежды были реальны. Это не иллюзия. Это — полноценная реальность, где судьба случайного собутыльника сложилась совсем иначе.
Океанский мир растворился, как сон на рассвете. Арсен снова стоял у подъезда, а мужчина с бутылкой бормотал что-то бессвязное и уже почти засыпал на скамейке. Но внутри у Арсена всё горело. Каждый новый разговор бросал его всё дальше от привычного. И чем сильнее эмоции, тем невероятнее становились миры.
На следующий день он убедился в этом окончательно. Стоило заговорить с очередным прохожим, мир качнулся — и он оказался в мрачной антиутопии. Город был завален чёрными экранами, на которых круглосуточно транслировали речи лидеров. Чёрные экраны были везде куда он бы ни кидал взгляд в кафе, на площадях, и в сквепах везде были чёрные экраны. Люди ходили строем, все в одинаковых серых плащах. Над улицами кружили машины-дроны с глазами-камерами, а воздух вибрировал от бесконечного шёпота: «Подчиняйся. Подчиняйся. Подчиняйся».
Арсен едва вырвался от собеседника, но новый разговор с новым прохожим подхватил его, и реальность изменилась снова.
Теперь всё вокруг сияло зеленью. Дома были живыми деревьями, переплетёнными ветвями. Люди ходили босиком, их волосы переплетались с лианами, а кожа светилась мягким изумрудным сиянием. Они дышали в такт огромным растениям, и казалось, весь город жил как единый организм. Растения были очень гармоничны и спокойны подпитывали людей, а люди — растения, и от этого мир казался безмятежным, но в то же время пугающе чуждым.
Арсен выдохнул. Всё было слишком реально. Слишком ярко. Слишком… опасно. Он вернулся в привычную реальность прекратив разговор, с тяжёлым сердцем. Миры становились всё более странными и необычнми, и он чувствовал: впереди его ждут переходы, куда более глубокие и страшные.
Едва Арсен начинал беседу, реальность тут же дрожала и расползалась, как ткань под пальцами.
В одном из миров Арсен оказался в городе, построенном целиком из зеркал. Зеркальные дома, мосты, улицы — даже небо было отражением самого себя, как будто реальность замкнулась в бесконечном цикле. Люди здесь скрывали лица, и у них не было глаз — не потому, что их лишили, а потому, что они отказались видеть.
Арсен вскоре понял причину: каждое отражение не показывало настоящего, а раскрывало возможное — то, кем человек мог бы стать. Свет, преломляясь в бесконечном лабиринте зеркал, создавал множественные версии «я», и со временем жители города мутировали — они начали видеть себя не как тела, а как лучи вероятностей.
Встретиться взглядом с прохожим означало столкнуться с собственной альтернативной судьбой. И потому весь город жил в тишине — в страхе перед тем, что может быть, и в благоговении перед тем, что уже есть.
В другом — небеса были усыпаны сотнями лун, и каждая светила своим цветом. Здесь люди жили на летающих островах, соединённых мостами из света, а воздух был плотным, как вода. Каждое слово, сказанное вслух, превращалось в цветную мелодию на фоне этих лун, мелодию медленно уплывающую вверх из-за красоты космического пространства.
А ещё был мир, где время текло неравномерно. Но то что происходило в этом мире поразило Арсена до глубины души. Улицы там были полны людей, застывших на месте, фигуры были как из камня, но это были люди застывшие во времени там где нет не будущего не прошлого, а только точечное настоящее: кто-то тянул руку к ребёнку, кто-то шёл, не двигая ногами. Лишь некоторые двигались свободно, и они как заметил Арсен носили на запястьях сияющие браслеты — ключи к движению во времени. Арсен чувствовал, что он — один из немногих, кто мог шагать сквозь этот застывший поток. И у него был такой браслет. Арсен увидел летящию птицу и нажал на кноку птица замерла и казалось она парит, но нет она была вне времени.
Каждый новый переход расширял бездну перед ним. Реальности становились всё причудливее, и возвращение в свой привычный город начинало казаться не спасением, а лишь короткой передышкой.
Арсен шёл по утреннему городу и чувствовал, что круг замыкается. Он уже знал: стоит заговорить с кем-то — и реальность меняется. Но самое страшное было даже не это. Самое страшное заключалось в том, что и незнакомцы, и близкие, и друзья, и родственники — все в один голос твердили одно и то же: *«Ничего не случилось. Всё так и должно быть».
Будто никто не замечал перемен. Будто все принимали миры, какими бы странными они ни были, как единственно возможные. А может, и вовсе — он один тот, кто воспринимает переход как разрыв.
Арсен чувствовал себя пауком, случайно оказавшимся в чужой сети. Нити тянулись от каждого разговора, от каждого прикосновения, и чем сильнее он дёргался, тем крепче его опутывала невидимая паутина связей.
Он не знал, что делать дальше. Но понимал: если он не разберётся, где начало этой паутины и кто её плетёт, то в один из дней просто перестанет возвращаться в привычный мир.
Арсен брёл по аллеям городского парка, не замечая ни качелей, ни детей, ни влюблённых парочек. В груди копилось тяжёлое ощущение беспомощности: миры менялись, люди отрицали очевидное, а он сам чувствовал себя пленником бесконечной игры.
И вдруг, словно из тумана, он заметил её. Девушка сидела на скамейке под старым клёном. Ветер перебирал её волосы, а в руках она держала книгу, которую, похоже, давно уже не читала. Их взгляды встретились. Мир на миг остановился. Ни слова не было сказано, но Арсен почувствовал, как в груди что-то вспыхнуло. Тёплое, живое, обжигающее — чувство, которое он не испытывал годами. Любовь возникла не постепенно, не робко, а словно вспышка молнии, которая расколола всё его отчаяние пополам. Он влюбился с первого взгляда.
Она тоже смотрела на него так, будто знала его всю жизнь. Между ними будто протянулась нить — и на этот раз не угрожающая паутина разрывов, а мягкая связь, полная обещания. Арсен сделал шаг вперёд. Он впервые понял: переходы могут рождаться не только из слов и эмоций боли, страха или сомнений. Любовь тоже способна открыть дверь.
Она поднялась со скамейки и подошла к нему ближе.
— Меня зовут Лина, — сказала она мягким, чуть хрипловатым голосом, и улыбнулась так, будто в её улыбке было больше реальности, чем во всём, что Арсен пережил за последние дни.
Он представился, и они начали говорить — о пустяках, о книгах, о погоде. И чем дольше длился разговор, тем больше Арсен ловил себя на мысли: мир вокруг не меняется. Те же деревья, тот же парк, тот же вечерний свет. Ни плакатов, ни искажений, ни новых версий реальности. В груди стало спокойно. Он почти не слушал собственные слова — только её смех, её взгляд, её движения. И в этом простом общении было что-то такое, что сильнее любых переходов.
«Может, вот оно. Может, любовь и есть ответ. Она удерживает меня здесь. Она спасает», — подумал Арсен.
Он впервые за долгое время перестал ждать разрыва. Вместо тревоги в нём поселилась тихая уверенность: пока Лина рядом, он остаётся в своём мире.
— Знаешь… — Арсен замялся, всматриваясь в её глаза. — Это странно, но я должен спросить. У тебя когда-нибудь бывало чувство, что мир вокруг… меняется после разговора с незнакомыми людьми?
Лиана вздрогнула, и на лице её мелькнуло узнавание.
— Ты тоже это заметил, — тихо сказала она. — Я думала, я схожу с ума. Раньше, когда я говорила с людьми, всё начинало… скользить. Одно слово — и я оказывалась где-то ещё. Там всё было похоже, но не то.
Арсен наклонился ближе.
— И что потом? Неужели ты попадала в инные миры?
— Да? А посему ты спросил? Я старалась не задерживаться в том куда меня уносит, — продолжила она. — Но в какой-то момент… научилась удерживаться здесь. В своём родном мире. Думаю, я нашла точку опоры.
— Какую?
Она улыбнулась чуть печально.
— Эмоции, которые связывают нас, а не разрывают или разлучают. Когда говоришь из страха или боли — тебя уносит куда-то далеко ты не можешь вернутся, а потом в том мире тебе ствновится противно. Когда говоришь из любви — остаёшься в нашем мире или в очень красивом и приятном.
Арсен почувствовал, как в груди стало теплее. Её слова совпадали с его догадками, но теперь это звучало как подтверждение.
— Значит, любовь удерживает, — шепнул он.
— Да, — кивнула Лиана. — Поэтому я здесь. В своём мире.
Вскоре Арсен и Лиана шли рядом по парковой аллее. Ветер колыхал верхушки деревьев, а воздух наполнялся вечерним гулом города.
У киоска с мороженым стояла пожилая женщина в белом халате и ярком косынке. Она улыбалась детям, выбирающим рожки, и время от времени поправляла наклейки с ценами. Арсен остановился и посмотрел на Лиану. В её взгляде он увидел ту же решимость, что и в себе.
— Если мы правы, — сказал он, — то достаточно заговорить с ней.
— Важно не то, что мы скажем, — ответила Лиана, — а то, что почувствуем.
Они подошли к мороженице. Женщина повернулась к ним с привычной, усталой улыбкой продавца. Арсен сделал вдох и заговорил.
Женщина протянула им рожки, улыбка её будто расплылась в замедленном свете. В тот же миг всё вокруг изменилось.
Парковая аллея растворилась — и Арсен с Лианой оказались в мире, где воздух был наполнен тысячами бабочек. Они порхали повсюду: синие, золотые, прозрачные, словно сделанные из света. Их крылья не просто мерцали — они излучали мягкое тепло, похожее на прикосновение живого дыхания. Каждое движение бабочки отзывалось в теле Арсена и Лианы невероятным притяжением одного к другому. Казалось, невидимая сила связывала их сердца, тянула друг к другу, словно сама реальность подталкивала их быть ближе. Арсен такой тяги никогда раньше не испытывал это было выше чего-либо что он раньше испытывал. Любое слово Лианы, даже взгляд, разрастался до значимости вселенной. Шаг за шагом они ощущали, что этот мир дышит вместе с ними: трава колыхалась в такт их сердцам, лепестки цветов раскрывались, когда они смотрели друг на друга. Это было похоже не на переход, а на откровение — мир сам утверждал их связь.
Едва их пальцы коснулись друг друга в том мире бабочек, как всё вокруг дрогнуло и растворилось. Шум города вернулся, и Арсен с Лианой, словно в забытьи, оказались на знакомой улице. У обочины стояло такси — водитель лениво курил, глядя в зеркало.
— Поехали? — спросил он, когда они подошли ближе. Водитель даже не верил в удачу что у него новые клиенты он всегда спрашивал прохожих в этом парке.
Арсен кивнул, и едва они начали разговор с водителем, мир снова переломился.
За окнами машины открылась иная картина. Город исчез, и теперь их окружали поля, где цвели невероятные растения: лепестки были размером с ладонь, сияли внутренним светом, лепестки помимо того что были огромны они так же и были яркие разноцветные: оранжевые, синии, белые, а стебли изгибались, словно дышали. Деревья вытягивались к небу, их кроны переливались всеми оттенками зелёного и голубого, а листья были полупрозрачными, похожими на драгоценные камни. Казалось, сама природа здесь жила в ритме сказки. Ветер приносил сладковатый аромат, и даже звук — звон стрекоз, шелест листвы — был мягкой мелодией. Арсен и Лиана молчали, не решаясь нарушить эту гармонию, и только смотрели в окна такси, поражённые красотой. Арсен не выдержал первым:
— Слушайте… у вас тут невероятно красиво. Это ведь не парк, правда? Это целый мир.
Водитель взглянул на него через зеркало, слегка удивившись:
— А где же ещё быть? Красота — она вокруг всегда. Просто не все её замечают.
Лиана прижала ладонь к стеклу, наблюдая, как листья на деревьях словно светятся изнутри:
— У нас… дома такого нет. Там всё другое, серое, обычное.
Водитель тихо хмыкнул:
— Значит, вы слишком привыкли к своему. Красота — это не редкость, а основа. Здесь её не ищут — ею дышат. - он вдавил педаль газа.
Арсен посмотрел в окно ещё раз, и ему показалось, что деревья слегка наклонились, приветствуя их.
— И вы живёте с этим каждый день? — спросил он, всё ещё не веря.
— Каждый, — кивнул водитель, — и скучать не приходится. Но знаете, красота требует внимания. Если перестанешь замечать — даже самый яркий цветок померкнет.
Они вышли из такси, и мир сказочных деревьев ещё переливался вокруг, но уже начал колебаться, словно зыбкое отражение в воде. Арсен повернулся к Лиане:
Он начал записывать и вспоминать фразы и ключевые слова, которые запускали переход вернее последние слова которые он слышал в реальном мире:
«А что если…» — так было с бабушкой, после того он оказался в инной вселеной. «Ты же мог бы…» фраза пока он болтал с с Игорем тоже была словно ключ в иной мир. А «Представь, что…» он услышал от подростка-геймера. Почти всегда во всех фразах— это намёк на возможность, на альтернативу, на иное развитие событий.
Эмоции Арсен тоже вспоминал тщательно. Вроде бы сильные эмоции усиливают эффект. Смех, удивление, горечь, даже простая ностальгия. Каждое чувство будто становилось топливом для разрыва. Чем глубже эмоция, тем был ярче мир.
Контекст вспоминался проще. Незнакомцы уводят в миры «их» возможностей, далеких от Арсена. Родные и друзья — в миры, где судьба менялась и для него самого.
Арсен отметил: переход никогда не происходит мгновенно. Сначала появляются *детали*: афиши, надписи, предметы, дроны, телевизор. Потом — пространство меняется целиком. Значит, у него есть короткое «окно», чтобы заметить начало и остановиться, если нужно.
Он подчеркнул в блокноте: «Разговор — ключ, эмоция — код, а контекст — направление». Арсен отложил ручку и провёл ладонью по лбу. Мысли гудели, но впервые за день он почувствовал не растерянность, а ясность. Система существовала, и её можно было изучить.
Арсен шёл вечером вдоль тёмных дворов, когда у подъезда заметил мужчину — ссутулившегося, с красным лицом, с бутылкой в руке. Тот что-то бормотал себе под нос, явно навеселе. Арсен почувствовал лёгкий протест — таким людям он всегда старался не попадаться. Но именно это и подталкивало: нужно проверить, что даст разговор на грани отвращения и жалости.
Он заговорил с ним, спросил о жизни. Сначала слышал только сбивчивые слова, потом — вдруг яркий поток откровенности. Алкоголик говорил о том, как мечтал стать капитаном дальнего плавания, как в юности видел море и клялся, что будет жить на кораблях. В голосе его зазвенела боль упущенной жизни.
И мир дрогнул. Ветер изменился. Дворы растворились. Перед Арсеном раскинулся бескрайний океан. Небо было изломано световыми шрамами -молняями на фоне тёмных небес, будто его пронзали супер молнии. Огромные суда — не привычные корабли, а гигантские живые конструкции, похожие на живых китов из металла и камня, — бороздили волны. На палубах этих колоссов стояли люди в тяжёлых плащах и управляли сияющими механизмами.
Арсен почувствовал: он сам одет в форму, в груди у него карта со светящимися линиями. Вдали маячили острова — не суша, а целые города на спинах чудовищ, напоминающих древних гигантских, невероятно больших черепах, многокилометровых монстрах-земноводных. И рядом с ним стоял тот самый мужчина — только не с бутылкой, а в капитанской форме, с ясным взглядом и тяжёлой саблей у пояса. Он был не сломленным пьяницей, а героем этого океанского мира.
Арсен в изумлении сжал пальцы — солёный воздух, шум волн, тяжесть одежды были реальны. Это не иллюзия. Это — полноценная реальность, где судьба случайного собутыльника сложилась совсем иначе.
Океанский мир растворился, как сон на рассвете. Арсен снова стоял у подъезда, а мужчина с бутылкой бормотал что-то бессвязное и уже почти засыпал на скамейке. Но внутри у Арсена всё горело. Каждый новый разговор бросал его всё дальше от привычного. И чем сильнее эмоции, тем невероятнее становились миры.
На следующий день он убедился в этом окончательно. Стоило заговорить с очередным прохожим, мир качнулся — и он оказался в мрачной антиутопии. Город был завален чёрными экранами, на которых круглосуточно транслировали речи лидеров. Чёрные экраны были везде куда он бы ни кидал взгляд в кафе, на площадях, и в сквепах везде были чёрные экраны. Люди ходили строем, все в одинаковых серых плащах. Над улицами кружили машины-дроны с глазами-камерами, а воздух вибрировал от бесконечного шёпота: «Подчиняйся. Подчиняйся. Подчиняйся».
Арсен едва вырвался от собеседника, но новый разговор с новым прохожим подхватил его, и реальность изменилась снова.
Теперь всё вокруг сияло зеленью. Дома были живыми деревьями, переплетёнными ветвями. Люди ходили босиком, их волосы переплетались с лианами, а кожа светилась мягким изумрудным сиянием. Они дышали в такт огромным растениям, и казалось, весь город жил как единый организм. Растения были очень гармоничны и спокойны подпитывали людей, а люди — растения, и от этого мир казался безмятежным, но в то же время пугающе чуждым.
Арсен выдохнул. Всё было слишком реально. Слишком ярко. Слишком… опасно. Он вернулся в привычную реальность прекратив разговор, с тяжёлым сердцем. Миры становились всё более странными и необычнми, и он чувствовал: впереди его ждут переходы, куда более глубокие и страшные.
Едва Арсен начинал беседу, реальность тут же дрожала и расползалась, как ткань под пальцами.
В одном из миров Арсен оказался в городе, построенном целиком из зеркал. Зеркальные дома, мосты, улицы — даже небо было отражением самого себя, как будто реальность замкнулась в бесконечном цикле. Люди здесь скрывали лица, и у них не было глаз — не потому, что их лишили, а потому, что они отказались видеть.
Арсен вскоре понял причину: каждое отражение не показывало настоящего, а раскрывало возможное — то, кем человек мог бы стать. Свет, преломляясь в бесконечном лабиринте зеркал, создавал множественные версии «я», и со временем жители города мутировали — они начали видеть себя не как тела, а как лучи вероятностей.
Встретиться взглядом с прохожим означало столкнуться с собственной альтернативной судьбой. И потому весь город жил в тишине — в страхе перед тем, что может быть, и в благоговении перед тем, что уже есть.
В другом — небеса были усыпаны сотнями лун, и каждая светила своим цветом. Здесь люди жили на летающих островах, соединённых мостами из света, а воздух был плотным, как вода. Каждое слово, сказанное вслух, превращалось в цветную мелодию на фоне этих лун, мелодию медленно уплывающую вверх из-за красоты космического пространства.
А ещё был мир, где время текло неравномерно. Но то что происходило в этом мире поразило Арсена до глубины души. Улицы там были полны людей, застывших на месте, фигуры были как из камня, но это были люди застывшие во времени там где нет не будущего не прошлого, а только точечное настоящее: кто-то тянул руку к ребёнку, кто-то шёл, не двигая ногами. Лишь некоторые двигались свободно, и они как заметил Арсен носили на запястьях сияющие браслеты — ключи к движению во времени. Арсен чувствовал, что он — один из немногих, кто мог шагать сквозь этот застывший поток. И у него был такой браслет. Арсен увидел летящию птицу и нажал на кноку птица замерла и казалось она парит, но нет она была вне времени.
Каждый новый переход расширял бездну перед ним. Реальности становились всё причудливее, и возвращение в свой привычный город начинало казаться не спасением, а лишь короткой передышкой.
Глава 3 - Паутина связей
Арсен шёл по утреннему городу и чувствовал, что круг замыкается. Он уже знал: стоит заговорить с кем-то — и реальность меняется. Но самое страшное было даже не это. Самое страшное заключалось в том, что и незнакомцы, и близкие, и друзья, и родственники — все в один голос твердили одно и то же: *«Ничего не случилось. Всё так и должно быть».
Будто никто не замечал перемен. Будто все принимали миры, какими бы странными они ни были, как единственно возможные. А может, и вовсе — он один тот, кто воспринимает переход как разрыв.
Арсен чувствовал себя пауком, случайно оказавшимся в чужой сети. Нити тянулись от каждого разговора, от каждого прикосновения, и чем сильнее он дёргался, тем крепче его опутывала невидимая паутина связей.
Он не знал, что делать дальше. Но понимал: если он не разберётся, где начало этой паутины и кто её плетёт, то в один из дней просто перестанет возвращаться в привычный мир.
Арсен брёл по аллеям городского парка, не замечая ни качелей, ни детей, ни влюблённых парочек. В груди копилось тяжёлое ощущение беспомощности: миры менялись, люди отрицали очевидное, а он сам чувствовал себя пленником бесконечной игры.
И вдруг, словно из тумана, он заметил её. Девушка сидела на скамейке под старым клёном. Ветер перебирал её волосы, а в руках она держала книгу, которую, похоже, давно уже не читала. Их взгляды встретились. Мир на миг остановился. Ни слова не было сказано, но Арсен почувствовал, как в груди что-то вспыхнуло. Тёплое, живое, обжигающее — чувство, которое он не испытывал годами. Любовь возникла не постепенно, не робко, а словно вспышка молнии, которая расколола всё его отчаяние пополам. Он влюбился с первого взгляда.
Она тоже смотрела на него так, будто знала его всю жизнь. Между ними будто протянулась нить — и на этот раз не угрожающая паутина разрывов, а мягкая связь, полная обещания. Арсен сделал шаг вперёд. Он впервые понял: переходы могут рождаться не только из слов и эмоций боли, страха или сомнений. Любовь тоже способна открыть дверь.
Она поднялась со скамейки и подошла к нему ближе.
— Меня зовут Лина, — сказала она мягким, чуть хрипловатым голосом, и улыбнулась так, будто в её улыбке было больше реальности, чем во всём, что Арсен пережил за последние дни.
Он представился, и они начали говорить — о пустяках, о книгах, о погоде. И чем дольше длился разговор, тем больше Арсен ловил себя на мысли: мир вокруг не меняется. Те же деревья, тот же парк, тот же вечерний свет. Ни плакатов, ни искажений, ни новых версий реальности. В груди стало спокойно. Он почти не слушал собственные слова — только её смех, её взгляд, её движения. И в этом простом общении было что-то такое, что сильнее любых переходов.
«Может, вот оно. Может, любовь и есть ответ. Она удерживает меня здесь. Она спасает», — подумал Арсен.
Он впервые за долгое время перестал ждать разрыва. Вместо тревоги в нём поселилась тихая уверенность: пока Лина рядом, он остаётся в своём мире.
— Знаешь… — Арсен замялся, всматриваясь в её глаза. — Это странно, но я должен спросить. У тебя когда-нибудь бывало чувство, что мир вокруг… меняется после разговора с незнакомыми людьми?
Лиана вздрогнула, и на лице её мелькнуло узнавание.
— Ты тоже это заметил, — тихо сказала она. — Я думала, я схожу с ума. Раньше, когда я говорила с людьми, всё начинало… скользить. Одно слово — и я оказывалась где-то ещё. Там всё было похоже, но не то.
Арсен наклонился ближе.
— И что потом? Неужели ты попадала в инные миры?
— Да? А посему ты спросил? Я старалась не задерживаться в том куда меня уносит, — продолжила она. — Но в какой-то момент… научилась удерживаться здесь. В своём родном мире. Думаю, я нашла точку опоры.
— Какую?
Она улыбнулась чуть печально.
— Эмоции, которые связывают нас, а не разрывают или разлучают. Когда говоришь из страха или боли — тебя уносит куда-то далеко ты не можешь вернутся, а потом в том мире тебе ствновится противно. Когда говоришь из любви — остаёшься в нашем мире или в очень красивом и приятном.
Арсен почувствовал, как в груди стало теплее. Её слова совпадали с его догадками, но теперь это звучало как подтверждение.
— Значит, любовь удерживает, — шепнул он.
— Да, — кивнула Лиана. — Поэтому я здесь. В своём мире.
Вскоре Арсен и Лиана шли рядом по парковой аллее. Ветер колыхал верхушки деревьев, а воздух наполнялся вечерним гулом города.
У киоска с мороженым стояла пожилая женщина в белом халате и ярком косынке. Она улыбалась детям, выбирающим рожки, и время от времени поправляла наклейки с ценами. Арсен остановился и посмотрел на Лиану. В её взгляде он увидел ту же решимость, что и в себе.
— Если мы правы, — сказал он, — то достаточно заговорить с ней.
— Важно не то, что мы скажем, — ответила Лиана, — а то, что почувствуем.
Они подошли к мороженице. Женщина повернулась к ним с привычной, усталой улыбкой продавца. Арсен сделал вдох и заговорил.
Женщина протянула им рожки, улыбка её будто расплылась в замедленном свете. В тот же миг всё вокруг изменилось.
Парковая аллея растворилась — и Арсен с Лианой оказались в мире, где воздух был наполнен тысячами бабочек. Они порхали повсюду: синие, золотые, прозрачные, словно сделанные из света. Их крылья не просто мерцали — они излучали мягкое тепло, похожее на прикосновение живого дыхания. Каждое движение бабочки отзывалось в теле Арсена и Лианы невероятным притяжением одного к другому. Казалось, невидимая сила связывала их сердца, тянула друг к другу, словно сама реальность подталкивала их быть ближе. Арсен такой тяги никогда раньше не испытывал это было выше чего-либо что он раньше испытывал. Любое слово Лианы, даже взгляд, разрастался до значимости вселенной. Шаг за шагом они ощущали, что этот мир дышит вместе с ними: трава колыхалась в такт их сердцам, лепестки цветов раскрывались, когда они смотрели друг на друга. Это было похоже не на переход, а на откровение — мир сам утверждал их связь.
Едва их пальцы коснулись друг друга в том мире бабочек, как всё вокруг дрогнуло и растворилось. Шум города вернулся, и Арсен с Лианой, словно в забытьи, оказались на знакомой улице. У обочины стояло такси — водитель лениво курил, глядя в зеркало.
— Поехали? — спросил он, когда они подошли ближе. Водитель даже не верил в удачу что у него новые клиенты он всегда спрашивал прохожих в этом парке.
Арсен кивнул, и едва они начали разговор с водителем, мир снова переломился.
За окнами машины открылась иная картина. Город исчез, и теперь их окружали поля, где цвели невероятные растения: лепестки были размером с ладонь, сияли внутренним светом, лепестки помимо того что были огромны они так же и были яркие разноцветные: оранжевые, синии, белые, а стебли изгибались, словно дышали. Деревья вытягивались к небу, их кроны переливались всеми оттенками зелёного и голубого, а листья были полупрозрачными, похожими на драгоценные камни. Казалось, сама природа здесь жила в ритме сказки. Ветер приносил сладковатый аромат, и даже звук — звон стрекоз, шелест листвы — был мягкой мелодией. Арсен и Лиана молчали, не решаясь нарушить эту гармонию, и только смотрели в окна такси, поражённые красотой. Арсен не выдержал первым:
— Слушайте… у вас тут невероятно красиво. Это ведь не парк, правда? Это целый мир.
Водитель взглянул на него через зеркало, слегка удивившись:
— А где же ещё быть? Красота — она вокруг всегда. Просто не все её замечают.
Лиана прижала ладонь к стеклу, наблюдая, как листья на деревьях словно светятся изнутри:
— У нас… дома такого нет. Там всё другое, серое, обычное.
Водитель тихо хмыкнул:
— Значит, вы слишком привыкли к своему. Красота — это не редкость, а основа. Здесь её не ищут — ею дышат. - он вдавил педаль газа.
Арсен посмотрел в окно ещё раз, и ему показалось, что деревья слегка наклонились, приветствуя их.
— И вы живёте с этим каждый день? — спросил он, всё ещё не веря.
— Каждый, — кивнул водитель, — и скучать не приходится. Но знаете, красота требует внимания. Если перестанешь замечать — даже самый яркий цветок померкнет.
Они вышли из такси, и мир сказочных деревьев ещё переливался вокруг, но уже начал колебаться, словно зыбкое отражение в воде. Арсен повернулся к Лиане:
