- Что-то с этим всем не так, Фео. Что-то с нами всеми не так!
Ари язвительно улыбнулась, но не выпустила моей руки.
- Всё с нами так, Эрней,- отвечала мне Фео,- Эволюция безальтернативна. Ты тоже часть Нас и должен это чувствовать. Эволюция, бесконечно ускоряясь, будет продолжать совершенствовать человека. У эволюции нет потолка. У неё есть только частные ошибки. И ты явно не одна из них, чтобы так горевать о несправедливости в частностях.
- А сон о Золотом Городе? Что это!? Это воспоминание? Почему я его вижу!?
Фео устало потёрла лоб. Август увлечённо облизывал её лицо.
- Не сейчас, Авг,- он чуть присмирел,- Золотой Город, Эрней, это всего лишь твоя фантазия. Это некое твоё представление о том, как должно выглядеть идеально общество. Но не всегда это представление совпадает с нашей общей целью, это ты тоже должен понимать. Вообще, Золотой Город – это такая платформа, которая должна очищать тебя от мрачных мыслей и высасывать из тебя безумие, чтобы в реально жизни ты не сошёл с ума и не начал бросаться на кого-нибудь. А чтобы сами видения не вскипятили нам мозг, мы их особенно не запоминаем. Это всё я сама поняла, никто мне этого не рассказывал. Впрочем, я как-то заговорилась.
Она сказала это, и все засмеялись. Настроение у нас было лёгкое, и никто не придал значения тому неприятному чувству, которое промелькнуло меж нами.
Тем временем к месту Судилища подступили Стражи. Люди в чёрных мантиях и капюшонах и с золотыми копьями в руках вели под руки почти измождённого Галкея. Его взгляд почти ничего не выражал. Что-то ядовитое начало прорезаться в его взгляде. Я почти не узнал друга. «Что же они сделали с ним»- невольно пронеслось в моей голове. Все замерли в неловком молчании.
В этот момент я думаю о Фео. Я люблю её. Или, вернее будет сказать, ненавижу. Я хочу спасти её от демонов. И за это ненавижу её. Я чувствую, что нас всех обуревают демоны. Меня, её, Ари. И, быть может, в особенности, меня. Мы все сбились с пути. Теперь демоны говорят нашими ртами. Я ведь должен что-то изменить. Меня избрали. Я должен их всех спасти.
Хранители в голубых мантиях выходят на центр амфитеатра. И впереди самый древний из них, великий многомудрый Иппокласт. Он рукой сдерживает понявшийся гул восторга. Давно Иппокласт не показывался на людях. Вокруг Хранителей рядами выстроились прекрасные Жрицы. Какие-то их них были увешаны золотом и украшениями. Какие-то замотались в полупрозрачные розовые и голубоватые мантии. А некоторые Жрицы вообще не имели одежд, ярче других блистая на солнце.
И вышел тогда Иппокласт вперёд. И провозгласил:
- Для начала мы объявим результаты конкурса.
- Конкурса?
- Конкурса?
По рядам прокатился еле слышный ропот. Мы судорожно переглядывались. Всю нашу жизнь нас, Поэтов, готовили к этому конкурсу на титул Пузыря и надпись на Скрижалях. Мы со страхом и трепетом ожидали этого конкурса. А теперь оказалось, что конкурс уже был проведён, кроме того, неведомо для нас. Все вокруг перешёптывались, не зная, как на это реагировать. Иппокласт демонстративно поднял руку, требуя всеобщего молчания.
- Победителем конкурса, единоличным голосом поколения и 135м Пузырём объявляется… прекрасная Феотула!
Со всех сторон раздался гул аплодисментов. Я тоже аплодировал. Мне почему-то было всё равно в этот момент. И осколок моей тщеславной души был даже рад за неё. Но что-то меня всё же тревожило. Я больше не чувствовал себя составной частью Литераты. И причины этого были почти полностью от меня сокрыты. Фео недоуменно обвила меня взглядом, как бы говоря:
- Я думала, ты.
Она потихоньку проходила в центр амфитеатра. В каждом движении её чувствовалась дрожь. Феотула сжимала свои кулачки. Чувствовалось, что она сама не готова была к принятию такого титула. Вся гордость и внутренняя уверенность Фео куда-то исчезла.
Я наблюдал за её движениями, пока она взбиралась на помост для проведения церемонии. В этот момент нельзя было представить более неуверенного и беспомощного существа. С другой стороны я любовался ею. В её хрупком тельце всё сильнее проглядывала колоссальная сила духа. Мне уже начинало казаться, что именно она своей мыслью способна изменить нашу историю и повести нас по истинному Пути. Но после меня охватывают бесконечные бесчисленные сомнения. Я почему-то начинаю чувствовать подмену. И даже не потому, что Пузырём был назначен не я. Тщеславие в этот момент полностью отступило от меня.
Мне почему-то подумалось, что Хранители вывернут какую-нибудь её мысль наизнанку. После этого на её плечи будет взвалена их идея гармонии и неизменяемости. И от её имени они в очередной раз начнут вещать свои бестелесные теории и концепции. Фео для них была не источником новой идеи, а лишь свечой, зажигающей работу уже задолго до нас построенного механизма.
Они хотели использовать её как символ. И именно поэтому они решили ввести меня в состав Хранителей. Я единственный, кто мог бы сказать нет их сладостной змеиной лжи. А теперь я должен быть озабочен охраной и защитой моей любимой Фео. Через неё теперь будет литься в сердца литератцев и литеранок их липкая слизь. Но как я теперь могу пойти против неё?
Феотула поднимается на помост и вытягивает правую руку вперёд. Демонстрируя деревне свою ладонь, она звучным голосом зачитывала клятву. А я смотрел на неё. На залитый солнцем амфитеатр. На радующихся людей, которые словно бы уже забыли о судьбе Галкея… И мне становилось дурно. Я не знал, куда деть себя, и всё равно не мог отсюда уйти. Как и все здесь, я был полностью вовлечён в действо. Мне была интересна развязка.
Иппокласт снова взял слово. Все покорно замолкают.
- Новая фраза, высеченная на скрижалях под именем Феотулы, будет звучать так: «Ничто не может быть неново!»
Литерата зааплодировала. Толпа громогласно зашлась в экстазе от представленной им мысли. Я почувствовал странное ощущение отчуждённости. Я вдруг перестал чувствовать их ценности как свои. Перестал чувствовать себя частью чего-то большего. Чего-то великого. Перестал понимать, кто я есть и кем должен стать.
Шум толпы заглушал тихие шаги Галкея. Он неожиданно для всех вышел вперёд и вытянул вперёд руку. Он искал кого-то глазами. Все опешили. Его измождённое тело в ободранной мантии искало кого-то в многоликой толпе. Наконец, его взгляд упал на меня. В мою сторону протянулся его перст.
- Эрней!- сказал он,- Эрней пишет в стол! Да, я повинен. Я повинен в своей болезненной любви к Ариалке. Но он пишет в стол!
По щеке Ари прокатилась слеза. Она прижала руки к лицу. Я не мог пошевелиться. Ари дрожала, но я был в оцепенении и не пытался успокоить её. Галкей продолжал:
- Разве человек, который осознанно очернил святость скрижалей, не более достоин этого мучения, этой пытки, постоянного ужаса и ожидания неминуемой смерти? Ведь, он мог избежать своего преступления. А я не мог. Так не больший ли он преступник?
Иппокласт посмотрел на меня возмущённым взором:
- Это правда?- спросил он,- Это правда, что он говорит?
Я молчал. И тут Феотула обратила на меня свой взгляд.
- Покайся, Эрней. Признайся и соверши покаяние,- сообщила она царственно,- Совет простит тебе все твои прегрешения и примет тебя в свои ряды… Если услышит покаяние у синего чистого пламени. Отрекись от всего и сожги всё, что писал. И тогда ты станешь полноценным членом Совета.
Тем временем Иппокласт зачитывал окончательный приговор Галкею, Стражи сталкивали его в яму золотыми копьями, а жрицы пели ему заунывную прощальную песнь. Всё было решено без лишнего треска и драмы, как и должно быть в цивилизованном государстве где каждый уважает друг друга, а права личности стоят выше её свободы.
- Но услышим ли мы покаяние от Эрнея?- громогласно спросил Иппокласт.
Я молча кивнул. Во рту моём пересохло. Я ничего не могу выговорить. И то, что впутывается теперь в мои мысли, совсем уже мне не нравится. Я не знаю ещё, что мне уготовано, но уже чувствую что-то необузданное в себе. Что-то необратимое. Ритм песни жриц оставлял во мне какое-то безумное наркотическое впечатление. Я снова чувствовал, что готов будто бы оторваться от земли. Даже странно, как в такой трагический для меня момент я мог испытать столь вдохновенное чувство.
Мы с Хранителями отправились ко Дворцу. Там я должен был вновь произнести вроде клятвы. Всё благодаря моей прелестной Фео. Она, неверное, думала, что спасла меня. И всё же я шёл. Знал, что не смогу, но шёл. Постепенно над Литератой смеркалось. С севера надувал холодный ветер. За нами ко дворцу шли множество зевак. Всем было интересно, оправдаю ли я ожидания Литераты. И Хранители даже не стремились как-то их отгонять от Дворца. То, что произойдёт теперь, должно быть публичным.
Я заметил, как в некотором отдалении от меня шла прекрасная сероглазая Ари. Ветер развевал её тонкую мантию. Мне почему-то захотелось жить. Её глаза были устремлены вдаль, в сереющее небо, а рот полураскрыт. Я спросил её, улыбнувшись:
- Отчего ты не весела, моя прекрасная Ариалка?
Она серьёзно на меня посмотрела:
- Я вижу в твоём сердце что-то такое, что не даёт покориться общей воле. Покорись и усмири свою гордость. Отрекись от написанного тобой и возрадуйся.
Я улыбнулся ещё шире.
- А если же я не смогу этого сделать?
Ари очень глубоко вздохнула:
- Значит я, как и все, осужу тебя. За отступление от наших идеалов и веры в счастье и гармонию. И за осквернение нашего стремления к совершенству.
Я рассмеялся:
- Своей гармонии мы уже достигли. Дальше развитие может происходить только в обратном направлении.
- Эрней, очнись! Твои злые мысли запутали тебя. Ты потерян. Тебе нужно перестать думать о том, что не даёт тебе ответов. Тебе нужно вернуться к нашим идеям. Я не хочу потерять тебя.
Я что-то ещё сказал ей, и она криво улыбнулась. Она готова была понять меня, но принять это не могла. Я поднимался всё выше и выше по лестнице. Думал о чём-то… И тут меня будто бы ударило током. Я обернулся и громко начал говорить:
- Любвеобильные поэты Литераты! Что является для вас счастьем?- все слушали меня, замерев,- Я могу задать этот вопрос каждому из вас. И он ответит мне, что счастье заключается в том, чтобы любить. Но разве можно любить всё на этом свете? Разве можно любить так, чтобы не оставлять в душе своей простора для ненависти?
- Ты говоришь невообразимую околесицу,- возмутился Иппокласт,- Уж не болен ли ты, Эрней?
- Да, я болен! Слышите вы все? Я болен депрессией и Фильтром! Я болен, как и все мы! Само наше общество больно!
И тут в небе прогремели раскаты грома. Всё почти мгновенно заволокло мраком. Из-за облаков показалась огромная красная луна. Та самая, что я видел в своих снах. Словно кровавыми бликами отражалась она во всём и рябила в озёрах. Все отшатнулись от меня. И лишь Феотула ответила спокойной злой улыбкой на эту речь:
- Что ж, говори Эрней, если тебе есть, что сказать…
И я ответил ей:
- Что это может быть за любовь, ради которой не приносится жертв? Что это может быть за красота, если прекрасное мы видим повсюду?- мои слова будто усиливали холодный ветер, продувавший до костей,- Разве не богаче нас жители Пустоши, которые любят и ненавидят без всякой причины, вовсе не пытаясь гармонизировать всё вокруг?
Фео посмотрела на меня с ненавистью. Ари задумчиво прикусила губу. Я продолжил:
- Это мы заражены Фильтром! Это мы стремимся обуздать необуздываемое. Это мы стремимся достичь духовного роста, ограничивая в себе то, что нельзя ограничить.
- Но на этом стоит наша цивилизация! Ты не забыл?- с усмешкой возразила мне Феотула.
- Значит, нужно разобрать, нет, разрушить нашу цивилизацию! И собрать её снова. Это мы ослепили себя бесконечной верой в прекрасное и невыразимое. Это не люди Пустоши отстают от нас. Нет, это мы от них отстаём! Это не они не видят мира! Это мы его не замечаем, закрывшись в своём оазисе. Наша цивилизация – это совокупность наших иллюзий!
Иппокласт раздражённо фыркнул:
- Стражи! Стражи Совета! Скиньте ж этого демона в преисподнюю!
Над Литератой уже начал моросить дождик, и ступени Дворца становились мокрыми. И фигуры в тёмных капюшонах с медными масками начали подбираться ко мне, думая, что я не смогу их скинуть. Я хватал их за черенки копий и скидывал катиться по лестнице кубарем. Но фигуры продолжали карабкаться ко мне.
И тогда невообразимая ярость обуяла меня. Я взял свой левый глаз и вырвал его из орбиты. На мгновение адская боль сдавила мой череп. Потом всё покраснело. Я лишь видел, как ступени, на которых я стою, покрывались паутинкой из трещин. Я попытался поднять свой левый глаз над головой, чтобы засвидетельствовать свой бунт, но случайно выпустил его из руки. И он начал прыгать по ступеням, отпружиниваясь от каждой.
Трещина, которая пошла от меня, пронизала всю лестницу и добралась до скрижалей. Великие плиты с нашей вековой мудростью трескались и рассыпались на куски. Из под земли из трещин начали выползать маленькие красные человечки с волдырями. Это были те самые существа, что крутили подземный механизм.
Эрфы с диким воплем и хрипом начали разрывать в клочья и насиловать моих друзей. Что я принёс им? Хаос и боль. Боль и хаос. Мир перестал быть бесконечным. Всё сжалось в единой точке. Теперь никто не мог сказать, какой будет наша будущность. В глазу всё алело. Старый мир погружался во мрак. И тут…
- То, что ты говоришь, звучит звонко и выглядит обрывисто,- сказала мне Феотула,- Да только я никогда не приму твоей веры. Я поведу за собой тех, кто не поддался очарованию древней звериной крови. Тех, кто сохранил в себе чистоту и разум. Ибо пока ты мечтаешь о Золотом Городе и высоком духе, люди будут гибнуть в бессмысленных мучениях. Веди же далее к обрыву тех, кто выжил из ума. Но моё сердце больше не с тобой…
Так крикнула мне Феотула и махнула рукой вроде бы на прощание. За ней устремились те, кто ещё мечтал скрыться от неминуемого конца.
На меня шли и шли эти странные люди без ртов. Я как будто бы находился в Пустоши. На меня шли и шли эти люди без ртов. А я не знал, что ответить им.
Я спускался по длинной извилистой тропе. Деревья заметно поблекли, листья их теряли свой цвет, как будто многовековое лето кончалось. После обильного дождя всё здесь поросло отвратительным скользким мхом. Мох был разных цветов. Возможно, его споры принесло сильным ветром, дующим из Пустоши. Кто знает, какие диковинные растения и существа там могут обитать.
Теперь великая цивилизация была разрушена. Теперь мои дневники мне ни от кого не нужно прятать. Теперь мне совершенно некому их показать. Ведь мы теперь вынуждены будем сами выживать, искать пропитание, размножаться. Всё это не сделает за нас Совет Старейшин. Кому в этой ситуации будут интересны мои бестолковые обрывочные записи?
Возможно, Феотуле теперь удастся основать новую деревню, в которой более всего будет цениться искусство слова, и всё этому искусству будет подчинено. И, может быть, эта деревня будет ещё краше прежней. Но большинство из нас, боюсь, уже никогда не сможет жить так, как жили древние.
В этой битве у Дворца Старейшин нам всё же удалось сбросить с холма злобных Эрфов и загнать их обратно в трещины.
Ари язвительно улыбнулась, но не выпустила моей руки.
- Всё с нами так, Эрней,- отвечала мне Фео,- Эволюция безальтернативна. Ты тоже часть Нас и должен это чувствовать. Эволюция, бесконечно ускоряясь, будет продолжать совершенствовать человека. У эволюции нет потолка. У неё есть только частные ошибки. И ты явно не одна из них, чтобы так горевать о несправедливости в частностях.
- А сон о Золотом Городе? Что это!? Это воспоминание? Почему я его вижу!?
Фео устало потёрла лоб. Август увлечённо облизывал её лицо.
- Не сейчас, Авг,- он чуть присмирел,- Золотой Город, Эрней, это всего лишь твоя фантазия. Это некое твоё представление о том, как должно выглядеть идеально общество. Но не всегда это представление совпадает с нашей общей целью, это ты тоже должен понимать. Вообще, Золотой Город – это такая платформа, которая должна очищать тебя от мрачных мыслей и высасывать из тебя безумие, чтобы в реально жизни ты не сошёл с ума и не начал бросаться на кого-нибудь. А чтобы сами видения не вскипятили нам мозг, мы их особенно не запоминаем. Это всё я сама поняла, никто мне этого не рассказывал. Впрочем, я как-то заговорилась.
Она сказала это, и все засмеялись. Настроение у нас было лёгкое, и никто не придал значения тому неприятному чувству, которое промелькнуло меж нами.
Тем временем к месту Судилища подступили Стражи. Люди в чёрных мантиях и капюшонах и с золотыми копьями в руках вели под руки почти измождённого Галкея. Его взгляд почти ничего не выражал. Что-то ядовитое начало прорезаться в его взгляде. Я почти не узнал друга. «Что же они сделали с ним»- невольно пронеслось в моей голове. Все замерли в неловком молчании.
В этот момент я думаю о Фео. Я люблю её. Или, вернее будет сказать, ненавижу. Я хочу спасти её от демонов. И за это ненавижу её. Я чувствую, что нас всех обуревают демоны. Меня, её, Ари. И, быть может, в особенности, меня. Мы все сбились с пути. Теперь демоны говорят нашими ртами. Я ведь должен что-то изменить. Меня избрали. Я должен их всех спасти.
Хранители в голубых мантиях выходят на центр амфитеатра. И впереди самый древний из них, великий многомудрый Иппокласт. Он рукой сдерживает понявшийся гул восторга. Давно Иппокласт не показывался на людях. Вокруг Хранителей рядами выстроились прекрасные Жрицы. Какие-то их них были увешаны золотом и украшениями. Какие-то замотались в полупрозрачные розовые и голубоватые мантии. А некоторые Жрицы вообще не имели одежд, ярче других блистая на солнце.
И вышел тогда Иппокласт вперёд. И провозгласил:
- Для начала мы объявим результаты конкурса.
- Конкурса?
- Конкурса?
По рядам прокатился еле слышный ропот. Мы судорожно переглядывались. Всю нашу жизнь нас, Поэтов, готовили к этому конкурсу на титул Пузыря и надпись на Скрижалях. Мы со страхом и трепетом ожидали этого конкурса. А теперь оказалось, что конкурс уже был проведён, кроме того, неведомо для нас. Все вокруг перешёптывались, не зная, как на это реагировать. Иппокласт демонстративно поднял руку, требуя всеобщего молчания.
- Победителем конкурса, единоличным голосом поколения и 135м Пузырём объявляется… прекрасная Феотула!
Со всех сторон раздался гул аплодисментов. Я тоже аплодировал. Мне почему-то было всё равно в этот момент. И осколок моей тщеславной души был даже рад за неё. Но что-то меня всё же тревожило. Я больше не чувствовал себя составной частью Литераты. И причины этого были почти полностью от меня сокрыты. Фео недоуменно обвила меня взглядом, как бы говоря:
- Я думала, ты.
Она потихоньку проходила в центр амфитеатра. В каждом движении её чувствовалась дрожь. Феотула сжимала свои кулачки. Чувствовалось, что она сама не готова была к принятию такого титула. Вся гордость и внутренняя уверенность Фео куда-то исчезла.
Я наблюдал за её движениями, пока она взбиралась на помост для проведения церемонии. В этот момент нельзя было представить более неуверенного и беспомощного существа. С другой стороны я любовался ею. В её хрупком тельце всё сильнее проглядывала колоссальная сила духа. Мне уже начинало казаться, что именно она своей мыслью способна изменить нашу историю и повести нас по истинному Пути. Но после меня охватывают бесконечные бесчисленные сомнения. Я почему-то начинаю чувствовать подмену. И даже не потому, что Пузырём был назначен не я. Тщеславие в этот момент полностью отступило от меня.
Мне почему-то подумалось, что Хранители вывернут какую-нибудь её мысль наизнанку. После этого на её плечи будет взвалена их идея гармонии и неизменяемости. И от её имени они в очередной раз начнут вещать свои бестелесные теории и концепции. Фео для них была не источником новой идеи, а лишь свечой, зажигающей работу уже задолго до нас построенного механизма.
Они хотели использовать её как символ. И именно поэтому они решили ввести меня в состав Хранителей. Я единственный, кто мог бы сказать нет их сладостной змеиной лжи. А теперь я должен быть озабочен охраной и защитой моей любимой Фео. Через неё теперь будет литься в сердца литератцев и литеранок их липкая слизь. Но как я теперь могу пойти против неё?
Феотула поднимается на помост и вытягивает правую руку вперёд. Демонстрируя деревне свою ладонь, она звучным голосом зачитывала клятву. А я смотрел на неё. На залитый солнцем амфитеатр. На радующихся людей, которые словно бы уже забыли о судьбе Галкея… И мне становилось дурно. Я не знал, куда деть себя, и всё равно не мог отсюда уйти. Как и все здесь, я был полностью вовлечён в действо. Мне была интересна развязка.
Иппокласт снова взял слово. Все покорно замолкают.
- Новая фраза, высеченная на скрижалях под именем Феотулы, будет звучать так: «Ничто не может быть неново!»
Литерата зааплодировала. Толпа громогласно зашлась в экстазе от представленной им мысли. Я почувствовал странное ощущение отчуждённости. Я вдруг перестал чувствовать их ценности как свои. Перестал чувствовать себя частью чего-то большего. Чего-то великого. Перестал понимать, кто я есть и кем должен стать.
Шум толпы заглушал тихие шаги Галкея. Он неожиданно для всех вышел вперёд и вытянул вперёд руку. Он искал кого-то глазами. Все опешили. Его измождённое тело в ободранной мантии искало кого-то в многоликой толпе. Наконец, его взгляд упал на меня. В мою сторону протянулся его перст.
- Эрней!- сказал он,- Эрней пишет в стол! Да, я повинен. Я повинен в своей болезненной любви к Ариалке. Но он пишет в стол!
По щеке Ари прокатилась слеза. Она прижала руки к лицу. Я не мог пошевелиться. Ари дрожала, но я был в оцепенении и не пытался успокоить её. Галкей продолжал:
- Разве человек, который осознанно очернил святость скрижалей, не более достоин этого мучения, этой пытки, постоянного ужаса и ожидания неминуемой смерти? Ведь, он мог избежать своего преступления. А я не мог. Так не больший ли он преступник?
Иппокласт посмотрел на меня возмущённым взором:
- Это правда?- спросил он,- Это правда, что он говорит?
Я молчал. И тут Феотула обратила на меня свой взгляд.
- Покайся, Эрней. Признайся и соверши покаяние,- сообщила она царственно,- Совет простит тебе все твои прегрешения и примет тебя в свои ряды… Если услышит покаяние у синего чистого пламени. Отрекись от всего и сожги всё, что писал. И тогда ты станешь полноценным членом Совета.
Тем временем Иппокласт зачитывал окончательный приговор Галкею, Стражи сталкивали его в яму золотыми копьями, а жрицы пели ему заунывную прощальную песнь. Всё было решено без лишнего треска и драмы, как и должно быть в цивилизованном государстве где каждый уважает друг друга, а права личности стоят выше её свободы.
- Но услышим ли мы покаяние от Эрнея?- громогласно спросил Иппокласт.
Я молча кивнул. Во рту моём пересохло. Я ничего не могу выговорить. И то, что впутывается теперь в мои мысли, совсем уже мне не нравится. Я не знаю ещё, что мне уготовано, но уже чувствую что-то необузданное в себе. Что-то необратимое. Ритм песни жриц оставлял во мне какое-то безумное наркотическое впечатление. Я снова чувствовал, что готов будто бы оторваться от земли. Даже странно, как в такой трагический для меня момент я мог испытать столь вдохновенное чувство.
Мы с Хранителями отправились ко Дворцу. Там я должен был вновь произнести вроде клятвы. Всё благодаря моей прелестной Фео. Она, неверное, думала, что спасла меня. И всё же я шёл. Знал, что не смогу, но шёл. Постепенно над Литератой смеркалось. С севера надувал холодный ветер. За нами ко дворцу шли множество зевак. Всем было интересно, оправдаю ли я ожидания Литераты. И Хранители даже не стремились как-то их отгонять от Дворца. То, что произойдёт теперь, должно быть публичным.
Я заметил, как в некотором отдалении от меня шла прекрасная сероглазая Ари. Ветер развевал её тонкую мантию. Мне почему-то захотелось жить. Её глаза были устремлены вдаль, в сереющее небо, а рот полураскрыт. Я спросил её, улыбнувшись:
- Отчего ты не весела, моя прекрасная Ариалка?
Она серьёзно на меня посмотрела:
- Я вижу в твоём сердце что-то такое, что не даёт покориться общей воле. Покорись и усмири свою гордость. Отрекись от написанного тобой и возрадуйся.
Я улыбнулся ещё шире.
- А если же я не смогу этого сделать?
Ари очень глубоко вздохнула:
- Значит я, как и все, осужу тебя. За отступление от наших идеалов и веры в счастье и гармонию. И за осквернение нашего стремления к совершенству.
Я рассмеялся:
- Своей гармонии мы уже достигли. Дальше развитие может происходить только в обратном направлении.
- Эрней, очнись! Твои злые мысли запутали тебя. Ты потерян. Тебе нужно перестать думать о том, что не даёт тебе ответов. Тебе нужно вернуться к нашим идеям. Я не хочу потерять тебя.
Я что-то ещё сказал ей, и она криво улыбнулась. Она готова была понять меня, но принять это не могла. Я поднимался всё выше и выше по лестнице. Думал о чём-то… И тут меня будто бы ударило током. Я обернулся и громко начал говорить:
- Любвеобильные поэты Литераты! Что является для вас счастьем?- все слушали меня, замерев,- Я могу задать этот вопрос каждому из вас. И он ответит мне, что счастье заключается в том, чтобы любить. Но разве можно любить всё на этом свете? Разве можно любить так, чтобы не оставлять в душе своей простора для ненависти?
- Ты говоришь невообразимую околесицу,- возмутился Иппокласт,- Уж не болен ли ты, Эрней?
- Да, я болен! Слышите вы все? Я болен депрессией и Фильтром! Я болен, как и все мы! Само наше общество больно!
И тут в небе прогремели раскаты грома. Всё почти мгновенно заволокло мраком. Из-за облаков показалась огромная красная луна. Та самая, что я видел в своих снах. Словно кровавыми бликами отражалась она во всём и рябила в озёрах. Все отшатнулись от меня. И лишь Феотула ответила спокойной злой улыбкой на эту речь:
- Что ж, говори Эрней, если тебе есть, что сказать…
И я ответил ей:
- Что это может быть за любовь, ради которой не приносится жертв? Что это может быть за красота, если прекрасное мы видим повсюду?- мои слова будто усиливали холодный ветер, продувавший до костей,- Разве не богаче нас жители Пустоши, которые любят и ненавидят без всякой причины, вовсе не пытаясь гармонизировать всё вокруг?
Фео посмотрела на меня с ненавистью. Ари задумчиво прикусила губу. Я продолжил:
- Это мы заражены Фильтром! Это мы стремимся обуздать необуздываемое. Это мы стремимся достичь духовного роста, ограничивая в себе то, что нельзя ограничить.
- Но на этом стоит наша цивилизация! Ты не забыл?- с усмешкой возразила мне Феотула.
- Значит, нужно разобрать, нет, разрушить нашу цивилизацию! И собрать её снова. Это мы ослепили себя бесконечной верой в прекрасное и невыразимое. Это не люди Пустоши отстают от нас. Нет, это мы от них отстаём! Это не они не видят мира! Это мы его не замечаем, закрывшись в своём оазисе. Наша цивилизация – это совокупность наших иллюзий!
Иппокласт раздражённо фыркнул:
- Стражи! Стражи Совета! Скиньте ж этого демона в преисподнюю!
Над Литератой уже начал моросить дождик, и ступени Дворца становились мокрыми. И фигуры в тёмных капюшонах с медными масками начали подбираться ко мне, думая, что я не смогу их скинуть. Я хватал их за черенки копий и скидывал катиться по лестнице кубарем. Но фигуры продолжали карабкаться ко мне.
И тогда невообразимая ярость обуяла меня. Я взял свой левый глаз и вырвал его из орбиты. На мгновение адская боль сдавила мой череп. Потом всё покраснело. Я лишь видел, как ступени, на которых я стою, покрывались паутинкой из трещин. Я попытался поднять свой левый глаз над головой, чтобы засвидетельствовать свой бунт, но случайно выпустил его из руки. И он начал прыгать по ступеням, отпружиниваясь от каждой.
Трещина, которая пошла от меня, пронизала всю лестницу и добралась до скрижалей. Великие плиты с нашей вековой мудростью трескались и рассыпались на куски. Из под земли из трещин начали выползать маленькие красные человечки с волдырями. Это были те самые существа, что крутили подземный механизм.
Эрфы с диким воплем и хрипом начали разрывать в клочья и насиловать моих друзей. Что я принёс им? Хаос и боль. Боль и хаос. Мир перестал быть бесконечным. Всё сжалось в единой точке. Теперь никто не мог сказать, какой будет наша будущность. В глазу всё алело. Старый мир погружался во мрак. И тут…
- То, что ты говоришь, звучит звонко и выглядит обрывисто,- сказала мне Феотула,- Да только я никогда не приму твоей веры. Я поведу за собой тех, кто не поддался очарованию древней звериной крови. Тех, кто сохранил в себе чистоту и разум. Ибо пока ты мечтаешь о Золотом Городе и высоком духе, люди будут гибнуть в бессмысленных мучениях. Веди же далее к обрыву тех, кто выжил из ума. Но моё сердце больше не с тобой…
Так крикнула мне Феотула и махнула рукой вроде бы на прощание. За ней устремились те, кто ещё мечтал скрыться от неминуемого конца.
На меня шли и шли эти странные люди без ртов. Я как будто бы находился в Пустоши. На меня шли и шли эти люди без ртов. А я не знал, что ответить им.
Глава 12. Начало
Я спускался по длинной извилистой тропе. Деревья заметно поблекли, листья их теряли свой цвет, как будто многовековое лето кончалось. После обильного дождя всё здесь поросло отвратительным скользким мхом. Мох был разных цветов. Возможно, его споры принесло сильным ветром, дующим из Пустоши. Кто знает, какие диковинные растения и существа там могут обитать.
Теперь великая цивилизация была разрушена. Теперь мои дневники мне ни от кого не нужно прятать. Теперь мне совершенно некому их показать. Ведь мы теперь вынуждены будем сами выживать, искать пропитание, размножаться. Всё это не сделает за нас Совет Старейшин. Кому в этой ситуации будут интересны мои бестолковые обрывочные записи?
Возможно, Феотуле теперь удастся основать новую деревню, в которой более всего будет цениться искусство слова, и всё этому искусству будет подчинено. И, может быть, эта деревня будет ещё краше прежней. Но большинство из нас, боюсь, уже никогда не сможет жить так, как жили древние.
В этой битве у Дворца Старейшин нам всё же удалось сбросить с холма злобных Эрфов и загнать их обратно в трещины.
