Я иду к Фонтану. Возле него находятся Главное Административное Здание, увенчанное колоннами, и кабинет, где сверяют тексты. На ходу я надеваю свою белую мантию. Подойдя к Фонтану, я вижу на его крае Феотулу. Она хитро улыбается, глядя мне в глаза. Сладким голосом она будто бы щебечет:
- Почему же ты опоздал, Эрней? Ты не болен? Быть может, у тебя разболелась голова?
- Нет, Фео, всё отлично.
- Я рада, что у тебя всё хорошо.
Она всё так же хитро и, улыбаясь, в упор смотрит на меня. И тут я…
Проснулся. В окно проникали первые лучи рассвета. Розовый нежный свет опускался с гор на прекрасную Литерату. Наступало утро. Страх, сковывающий меня всю ночь, как рукой сняло. И тут я почувствовал, что лежу весь в поту. Необходимо было занырнуть в озеро ещё до того, как начнётся сверка.
Я погрузился в воду. Пузыри кружатся теперь над моей головой. Я размышляю и теряюсь в своих размышлениях. Я не хочу больше быть литератцем по происхождению. Но я хочу быть литератцем по духу. Я хочу быть особенным. Я хочу создавать. В моей голове кипит множество мыслей, которые я не могу до конца разложить по полочкам. Я могу многое. Я чувствую, что именно я из всего моего поколения должен оставить надпись на скрижалях.
Я должен работать над текстом. Я чувствую силу. Как будто моя сила и есть в этом чувстве. Это чувство будто бы возносит меня надо всем и всё же находится глубоко внутри. Оно настолько сильно, что, кажется, будет гореть и после того, как я сам истлею. Оно вечно.
Мой пафос кажется мне безумием. Я выныриваю из озера и снова вижу красоту своей вечно цветущей деревни. И снова никакого другого счастья не нужно мне, кроме созерцания этой бесконечной красоты. Моё сердце снова бескорыстно и светло. И я снова не хочу ничего желать. Мой дух снова не подвержен волнениям. Я снова жажду лишь счастья и света. Я литератец, преданный солнцу. Мои мысли снова чисты.
Я иду, покачиваясь, к Фонтану, чтобы успеть на сверку текстов. Запах цветущей сирени меня пьянит. Я чувствую в этой музыке утра непреодолимую тоску в сердце. Тоску по тому, что я так молод и прекрасен. И что так молода и прекрасна вечность. Как и наша великая Литерата.
Я подхожу к Фонтану. И около него меня встречает прекрасная улыбчивая Феотула. Мы сплетаемся пальцами и вместе движемся в сторону кабинета. И лишь около её аудитории мы разлучаемся. Она бросает на меня прощальный взгляд. В моём сердце всё ещё остался её запах. И я пишу.
Я пишу даже не своим умом. Я пишу своим чувством. Я пишу, сам не разбирая, что я пишу. Эрнелия Артемиевна улыбается мне и ставит оценку: «Приемлемо». После чего лист бумаги очаровательно исчезает в огне камина.
Я счастлив. Я чувствую себя амфорой, что наполнена до краёв. Я чувствую себя тигром, что насытился кровью и блестит на солнце в своём великолепии. Я чувствую себя ветром, что свободен и велик, но не может отказать себе в радости смахнуть капли с листьев. Я ощущаю, что всё, что я делаю, не зря. Что я часть великой могучей цепи мыслей, которая делает всех счастливыми. Я многое могу. Потому что я преданный сын Литераты.
Я выхожу из кабинета и вижу её. Капли Фонтана золотятся в лучах утреннего солнца. О, возьми мою руку, Феотула, и спаси меня от всех видений и кошмаров. Лишь на тебя все мои надежды. Во всём мире, великом и многообразном, нет ничего прекраснее и превосходнее тебя. Я черпаю из твоего взгляда прекрасное. И что-то от истины. Ты – мой проводник. Проводник в вечность.
Фео мило улыбается мне, даже не догадываясь, какие мысли и какую бездонную муку пробуждает она во мне. Я начинаю зависеть от этого её взгляда. Я беру её за руку. Мы идём. И она не спрашивает меня, куда.
На пути мы встречаем златовласого прекрасного Августа. Он широко улыбается нам. И мы улыбается ему. Август подходит ко мне и кладёт мне руку на плечо.
- О, Эрней, товарищ мой, ты могуч, прекрасен и силён! Никто не может сравниться с тобой в отваге и величии! Твои голени прекраснее литератских гор! Твои плечи подобны плечам великих! Я хочу передать тебе волю Гакона. Он хотел бы завтра на закате повторить поединок на том же мосту.
- Отчего же нет?- радостно отвечаю я,- Почему бы ещё раз хорошенько не размять жилы? Я приду!
- Рад буду видеть тебя там, могучий Эрней,- Август салютует нам и идёт дальше.
Мы шли и шли. И идя, не помнили ничего.
Только потом Фео спросила меня:
- Эрней, а как ты думаешь…
- Чего?
- Да так… Ничего…
- Фео, милая моя, ты можешь мне доверять.
- Странные мысли иногда приходят мне в голову.
- Этим ты и прекрасна.
Феотула улыбнулась. И всё же щёки её налились кровью.
- Я иногда думаю о том, что находится там, в Пустоши…
- Ничего. Там же ничего не находится.
- Нет, я имею ввиду… Там же тоже есть люди. Как они там живут?
- Они же там голодают. Они поклоняются голоду, бедности и смерти. Они любят своё несчастье. Поэтому они всегда будут такими. И поэтому у них ничего нет.
- Знаю… Знаю. Но почему они такие? Тебе никогда не хотелось посмотреть на них? Понять, почему им так нравится быть печальными?
- Иногда хотелось. Хотелось посмотреть в глаза обездоленного жителя Пустоши, взять его за руку и привести его измученную душу к свету. Но потом я понял. Понял, что боюсь боли. А в нём столько боли, что она уже никогда не оставит его. Лучше смотреть на всё это с высоты мудрости нашего народа, сделавшего надписи на великих скрижалях. Они никогда не станут нами, а мы никогда не станем Фильтрами, что думают только о скорби. Мы должны созидать великий сад. Ведь сила нашей мысли – залог нашего великого счастья!
- Ты прав… Наверное, прав.
Мы пошли к озеру, чтобы окунуть туда ноги. Можно часами смотреть, как вода еле колышется под порывами ветра. В ней как будто растворялся весь мир. Как будто всё вокруг размывала и поглощала красота. Мы растворялись в красоте, и наш мир плыл под ногами. Я крепко сжимал её руку. Нас уносило потоком куда-то в неизведанные миры. Я чувствовал биение её сердца. Я слышал её дыхание. Я чувствовал. Чувствовал, что Фео моя.
Теперь я не сомневался в этом. Теперь я понял. Она всегда была частью меня. Но потом я её потерял. А теперь снова нашёл Феотулу. И я безумно от этого счастлив. Это словно священный момент возврата всего. Словно то притяжение, что притягивает всё ко всему. Я чувствую в ней всё. Всё – это мы. Всё – есть абсолютная непроницаемая искра. Всё – есть вечное горение. Но как же трудно это понять. И как легко почувствовать. Я прикасаюсь к ней, и гравитации нет. Я прикасаюсь к ней – и всё расплывается, словно бы озеро. Я проваливаюсь в красоту.
Мы сидим так около двух часов. А, может быть, вечность. И тут Феотула гладит меня по руке и говорит:
- Извини, мне надо сейчас побыть одной.
- Почему? Я тебе мешаю?
- Нет, не в этом дело. Просто… Мне надо сейчас всё обдумать. Разложить по местам.
Она начинает хаотично рисовать в воздухе круги своими тонкими пальцами. Это значит, что Фео задумалась. Её взгляд погрузился куда-то глубоко. Теперь, я могу её только напрасно потревожить. Я вынужден оставить свою милую прекрасную Феотулу.
Я прогуливаюсь по бесконечным аллеям нашей прекрасной деревни. Я чувствую запах сильных могучих цветов. Меня всё время догоняет запах свежей росы. И, лишь созерцая прекрасное, можно почувствовать себя творцом. И только в гармонии с собой ты моешь понять мир. И только изгнав из себя лишние мысли, ты можешь впустить в себя любовь. А любовь – она вечна.
И тут я вижу моего возлюбленного друга, Галкея. У него глубокий мечтательный взгляд. Он кажется светлым и весёлым. Я вижу в его глазах великую тоску. Он прекрасен.
- Что же такого светлого в твоей душе, что освещаешь ты всё вокруг, Галкей.
- О, друг мой, Эрней, моё сердце полно пленительного страдания. Я ощущаю то, чего раньше не мог ощущать, и видел то, чего раньше не смел видеть. Я счастлив, Эрней.
- Моя душа радуется твоему счастью, мой милый Галкей. Но мне неловко перед тобой. Я чувствую себя виновным. Моё сердце разорвётся на куски, если ты не простишь мне вчерашнюю выходку. Я не хотел потревожить твоё ликование.
- О оставь, мой милый друг,- Галкей улыбнулся мне и положил руку на моё плечо,- Моё сердце видит внутри тебя глубокую рану. Ты, кажется, потерян. И даже сердце моей милой Ариалки не могло не содрогнуться при виде твоей светлой боли. Она сказала, что ты в последнее время выглядишь смущённым и не знаешь, куда себя деть. Но я вижу, что твою душу никогда не одолеет печаль. Ты лучший, из нас, Эрней, и твоё могучее сердце подарит нам надпись на скрижалях!
- Ты так думаешь?
- Я совершенно уверен в твоём величии, о многосильный Эрней!
- Ну, тогда ты должен завтра на закате пойти со мной метать камни. У меня состоится второй поединок с Гаконом.
- Это же потрясающе!- возрадовался Галкей,- я жду-не дождусь этого действа.
Я крепко обнял своего любимого друга.
- Ах, прекрасный Галкей, вот скажи мне, для чего на земле рождён человек?
- Человек, мой милый Эрней, рождён для великой радости, для беспрестанного творчества, в котором он – творец, для широкой, свободной, ничём не стеснённой любви ко всему: к дереву, к небу, к человеку, к зверю, к милой кроткой прекрасной земле с её блаженным материнством, с её утрами и ночами, с её прекрасным ежедневными чудесами.
- Как красиво ты это сказал.
- Это то, что великий Палсон написал на скрижалях. Для меня это величайшая мысль, написанная на них. Когда я чувствую печаль, я повторяю её себе.
Весь вечер мы с Галкеем гуляли. А потом уснули под открытым небом. Но ночью ко мне подкрался страх. Я даже не понял, чего именно я боялся. Страх сковывал движения и проходил дрожью по телу. Я чувствовал что-то липкое. Я, кажется… видел всю Литерату, залитую кровью. И руки. Мои руки были в крови. Страх был повсюду. Повсюду была кровь.
Красная луна взошла над всем этим. Я смотрел на неё, и у меня пересыхало во рту. На миг меня даже заполнило очарование крови. А потом снова пронзил страх. Страх того, что эта красная луна могла изменить что-то во мне. Как будто во мне теперь живу не только я. Теперь там есть ещё кто-то.
Но вскоре страх развеяла усталость. Я погрузился в блаженные видения. Тревога и ужас постепенно рассеивались в моей душе. Я вдыхал запах лилий и глубоко засыпал. Во сне мне виделась её улыбка.
Алый рассвет внезапно осветил Литерату. Я потряс головой, выгоняя из себя остатки сна. Впрочем, утро вскоре стало жёлтым, а потом и вовсе голубым. Свежесть заполняла меня. От этой вечной красоты даже немного тошнило. Слишком уж всё это величественно и прекрасно. А ведь кто-то сейчас несчастен, с отрадой и печалью подумал я.
Я поднялся, искупался в озере и пошёл на сверку текстов. Настроение у меня было приподнятое. Галкей казался взволнованным. Ариалки не было видно у Фонтана. А, может, он переживал за мой вечерний поединок с Гаконом. Или его беспокоило дело о подозрении в Фильтре, которое было до странного затянуто, и ничего конкретного по нему до сих пор не было известно.
Но я положил руку Галкею на плечо и сказал ему, что уныние ничем не поможет. Мой друг в ответ улыбнулся мне. Я рад, если мне удалось развеять его печаль. Ведь дружба – это самое ценное, что у нас есть. Так завещал великий Доместрат.
Мою мантию обдумал утренний ветер. Я увидел вдалеке Феотулу. Она приветствовала меня рукой. Я улыбнулся ей в ответ и вошёл в здание. Мне пора было в аудиторию. Я не мог опаздывать. Внутри меня было какое-то странное чувство. Я хотел писать. Но я не просто хотел писать. Мне хотелось описать больше, чем я чувствую сам.
Я сел писать текст. Но в голове была страшная пустота. Никаких мыслей не приходило. Я знал, что у меня всего час, но я не мог написать ничего. Всё, что думалось, было не то. Мысли бесконечно путались. А написать было нечего. Я даже испугался. Мне было нечего сказать. Будто, в моём сознании образовалась брешь.
Со мной такого раньше никогда не случалось. Мысль сама текла из-под моего пера. И больше всего в жизни я любил писать. Моё сознание будто бы взмывало ввысь, лишь я пером касался бумаги. А теперь – ничего. Я совершенно не понимал, какую из своих мыслей я должен выразить. И, самое главное, как это сделать. Наконец, трясущимися от смущения руками, я написал:
Счастье наше – это нечто неуловимое. Оно вездесущее. Но оно зыбко. Мы никогда не поймём, что даёт нам счастье. Но его источник находится внутри нас. Понимание счастья для нас невозможно. Мы не счастливы, если о счастье думаем. Наше счастье в том, что мы можем не замечать его. Но и несчастный человек может быть по-настоящему счастливым. Ведь, Эфрид написал на скрижалях: «Любое несчастье делает литератца счастливее». То есть мы можем быть и несчастны в своём счастии. И даже на пике счастья, оно не является абсолютным. Наше счастье – есть продолжение нас. Это то, что отличает нас от людей Пустоши.
Счастье – это то, что позволяет нам верить в будущее. Счастье является нашей опорой. Счастье – это самое глубинное в нас. Наше счастье – оно вечно. И его у нас не отнять. Но кроме счастья есть ещё и радость. Мимолётная неожиданная радость. И вот она легко может быть утеряна. Радость приносит наслаждение. И у радости есть пределы. Только у настоящего счастья пределов быть не может. Счастье нужно бережнее всего хранить в себе. Оно важно для осознания себя человеком и литератцем. Славься, Литерата!
У меня разболелась голова. Я не верил, что действительно сдам этот текст. Трясущимися руками я кладу листок на стол Эрнелии Артемиевны. Её лоб покрывается морщинами. Губы сжимаются в усмешке. Она поднимает на меня взгляд. Мне хочется спрятаться. Она смотрит на меня внимательно.
- Что ж, неплохо, Эрней. Хорошо,- она бросает листок в камин.
Я не верил глазам. Я не верил ушам. Для чего она пропустила глазами ошибку? Зачем? Может, я и вправду рождён для скрижалей. Я не знаю.
Солнце над Литератой светит всё ярче. Почему оно не погасло? Небо стало ещё более голубым. Цвет травы и кипарисов кажется ещё более насыщенным. Почему они не завяли и не усохли? Ведь я предал в себе мыслителя. Я предал литератца в себе. Я поддался мрачным тёмным мыслям. Я сбился с пути.
И тут моё сердце замерло. Я почувствовал нежную руку Феотулы. Она взяла меня за руку. Я посмотрел на её тонкие черты. Я посмотрел в её глаза. И ко мне вновь вернулось чувство прекрасного. И я снова почувствовал силу внутри себя.
- Что с тобой?- улыбаясь, спросила она,- Ты какой-то дёрганый в последнее время.
- Я… не могу насмотреться на тебя, моя хорошая…
Она нежно прильнула ко мне. Я обвил её талию руками. Я дышал запахом её волос. И мысли мои уносились в небо. Милая моя, Фео. Как же я рад, что ты есть. Я бы мечтал о другом мире. Я бы мечтал о мире, в котором я бы мог проявить себя. В котором я бы мог показать тебе, каков я есть. Я бы мечтал о совершенно другом, ином мире, если бы не был так бесконечно счастлив с тобой здесь. Если бы не мог коснуться тебя, и тем самым оказаться в величайшем из миров. О, Фео, знала бы ты, как велико счастье моё!
- Пойдём, пройдёмся!- говорит она,- Мне сегодня как-то весело.
- Почему?
- Я не знаю. Лёгкость какая-то… Ты мне сегодня снился.
- Почему же ты опоздал, Эрней? Ты не болен? Быть может, у тебя разболелась голова?
- Нет, Фео, всё отлично.
- Я рада, что у тебя всё хорошо.
Она всё так же хитро и, улыбаясь, в упор смотрит на меня. И тут я…
Проснулся. В окно проникали первые лучи рассвета. Розовый нежный свет опускался с гор на прекрасную Литерату. Наступало утро. Страх, сковывающий меня всю ночь, как рукой сняло. И тут я почувствовал, что лежу весь в поту. Необходимо было занырнуть в озеро ещё до того, как начнётся сверка.
Я погрузился в воду. Пузыри кружатся теперь над моей головой. Я размышляю и теряюсь в своих размышлениях. Я не хочу больше быть литератцем по происхождению. Но я хочу быть литератцем по духу. Я хочу быть особенным. Я хочу создавать. В моей голове кипит множество мыслей, которые я не могу до конца разложить по полочкам. Я могу многое. Я чувствую, что именно я из всего моего поколения должен оставить надпись на скрижалях.
Я должен работать над текстом. Я чувствую силу. Как будто моя сила и есть в этом чувстве. Это чувство будто бы возносит меня надо всем и всё же находится глубоко внутри. Оно настолько сильно, что, кажется, будет гореть и после того, как я сам истлею. Оно вечно.
Мой пафос кажется мне безумием. Я выныриваю из озера и снова вижу красоту своей вечно цветущей деревни. И снова никакого другого счастья не нужно мне, кроме созерцания этой бесконечной красоты. Моё сердце снова бескорыстно и светло. И я снова не хочу ничего желать. Мой дух снова не подвержен волнениям. Я снова жажду лишь счастья и света. Я литератец, преданный солнцу. Мои мысли снова чисты.
Я иду, покачиваясь, к Фонтану, чтобы успеть на сверку текстов. Запах цветущей сирени меня пьянит. Я чувствую в этой музыке утра непреодолимую тоску в сердце. Тоску по тому, что я так молод и прекрасен. И что так молода и прекрасна вечность. Как и наша великая Литерата.
Я подхожу к Фонтану. И около него меня встречает прекрасная улыбчивая Феотула. Мы сплетаемся пальцами и вместе движемся в сторону кабинета. И лишь около её аудитории мы разлучаемся. Она бросает на меня прощальный взгляд. В моём сердце всё ещё остался её запах. И я пишу.
Я пишу даже не своим умом. Я пишу своим чувством. Я пишу, сам не разбирая, что я пишу. Эрнелия Артемиевна улыбается мне и ставит оценку: «Приемлемо». После чего лист бумаги очаровательно исчезает в огне камина.
Я счастлив. Я чувствую себя амфорой, что наполнена до краёв. Я чувствую себя тигром, что насытился кровью и блестит на солнце в своём великолепии. Я чувствую себя ветром, что свободен и велик, но не может отказать себе в радости смахнуть капли с листьев. Я ощущаю, что всё, что я делаю, не зря. Что я часть великой могучей цепи мыслей, которая делает всех счастливыми. Я многое могу. Потому что я преданный сын Литераты.
Я выхожу из кабинета и вижу её. Капли Фонтана золотятся в лучах утреннего солнца. О, возьми мою руку, Феотула, и спаси меня от всех видений и кошмаров. Лишь на тебя все мои надежды. Во всём мире, великом и многообразном, нет ничего прекраснее и превосходнее тебя. Я черпаю из твоего взгляда прекрасное. И что-то от истины. Ты – мой проводник. Проводник в вечность.
Фео мило улыбается мне, даже не догадываясь, какие мысли и какую бездонную муку пробуждает она во мне. Я начинаю зависеть от этого её взгляда. Я беру её за руку. Мы идём. И она не спрашивает меня, куда.
На пути мы встречаем златовласого прекрасного Августа. Он широко улыбается нам. И мы улыбается ему. Август подходит ко мне и кладёт мне руку на плечо.
- О, Эрней, товарищ мой, ты могуч, прекрасен и силён! Никто не может сравниться с тобой в отваге и величии! Твои голени прекраснее литератских гор! Твои плечи подобны плечам великих! Я хочу передать тебе волю Гакона. Он хотел бы завтра на закате повторить поединок на том же мосту.
- Отчего же нет?- радостно отвечаю я,- Почему бы ещё раз хорошенько не размять жилы? Я приду!
- Рад буду видеть тебя там, могучий Эрней,- Август салютует нам и идёт дальше.
Мы шли и шли. И идя, не помнили ничего.
Только потом Фео спросила меня:
- Эрней, а как ты думаешь…
- Чего?
- Да так… Ничего…
- Фео, милая моя, ты можешь мне доверять.
- Странные мысли иногда приходят мне в голову.
- Этим ты и прекрасна.
Феотула улыбнулась. И всё же щёки её налились кровью.
- Я иногда думаю о том, что находится там, в Пустоши…
- Ничего. Там же ничего не находится.
- Нет, я имею ввиду… Там же тоже есть люди. Как они там живут?
- Они же там голодают. Они поклоняются голоду, бедности и смерти. Они любят своё несчастье. Поэтому они всегда будут такими. И поэтому у них ничего нет.
- Знаю… Знаю. Но почему они такие? Тебе никогда не хотелось посмотреть на них? Понять, почему им так нравится быть печальными?
- Иногда хотелось. Хотелось посмотреть в глаза обездоленного жителя Пустоши, взять его за руку и привести его измученную душу к свету. Но потом я понял. Понял, что боюсь боли. А в нём столько боли, что она уже никогда не оставит его. Лучше смотреть на всё это с высоты мудрости нашего народа, сделавшего надписи на великих скрижалях. Они никогда не станут нами, а мы никогда не станем Фильтрами, что думают только о скорби. Мы должны созидать великий сад. Ведь сила нашей мысли – залог нашего великого счастья!
- Ты прав… Наверное, прав.
Мы пошли к озеру, чтобы окунуть туда ноги. Можно часами смотреть, как вода еле колышется под порывами ветра. В ней как будто растворялся весь мир. Как будто всё вокруг размывала и поглощала красота. Мы растворялись в красоте, и наш мир плыл под ногами. Я крепко сжимал её руку. Нас уносило потоком куда-то в неизведанные миры. Я чувствовал биение её сердца. Я слышал её дыхание. Я чувствовал. Чувствовал, что Фео моя.
Теперь я не сомневался в этом. Теперь я понял. Она всегда была частью меня. Но потом я её потерял. А теперь снова нашёл Феотулу. И я безумно от этого счастлив. Это словно священный момент возврата всего. Словно то притяжение, что притягивает всё ко всему. Я чувствую в ней всё. Всё – это мы. Всё – есть абсолютная непроницаемая искра. Всё – есть вечное горение. Но как же трудно это понять. И как легко почувствовать. Я прикасаюсь к ней, и гравитации нет. Я прикасаюсь к ней – и всё расплывается, словно бы озеро. Я проваливаюсь в красоту.
Мы сидим так около двух часов. А, может быть, вечность. И тут Феотула гладит меня по руке и говорит:
- Извини, мне надо сейчас побыть одной.
- Почему? Я тебе мешаю?
- Нет, не в этом дело. Просто… Мне надо сейчас всё обдумать. Разложить по местам.
Она начинает хаотично рисовать в воздухе круги своими тонкими пальцами. Это значит, что Фео задумалась. Её взгляд погрузился куда-то глубоко. Теперь, я могу её только напрасно потревожить. Я вынужден оставить свою милую прекрасную Феотулу.
Я прогуливаюсь по бесконечным аллеям нашей прекрасной деревни. Я чувствую запах сильных могучих цветов. Меня всё время догоняет запах свежей росы. И, лишь созерцая прекрасное, можно почувствовать себя творцом. И только в гармонии с собой ты моешь понять мир. И только изгнав из себя лишние мысли, ты можешь впустить в себя любовь. А любовь – она вечна.
И тут я вижу моего возлюбленного друга, Галкея. У него глубокий мечтательный взгляд. Он кажется светлым и весёлым. Я вижу в его глазах великую тоску. Он прекрасен.
- Что же такого светлого в твоей душе, что освещаешь ты всё вокруг, Галкей.
- О, друг мой, Эрней, моё сердце полно пленительного страдания. Я ощущаю то, чего раньше не мог ощущать, и видел то, чего раньше не смел видеть. Я счастлив, Эрней.
- Моя душа радуется твоему счастью, мой милый Галкей. Но мне неловко перед тобой. Я чувствую себя виновным. Моё сердце разорвётся на куски, если ты не простишь мне вчерашнюю выходку. Я не хотел потревожить твоё ликование.
- О оставь, мой милый друг,- Галкей улыбнулся мне и положил руку на моё плечо,- Моё сердце видит внутри тебя глубокую рану. Ты, кажется, потерян. И даже сердце моей милой Ариалки не могло не содрогнуться при виде твоей светлой боли. Она сказала, что ты в последнее время выглядишь смущённым и не знаешь, куда себя деть. Но я вижу, что твою душу никогда не одолеет печаль. Ты лучший, из нас, Эрней, и твоё могучее сердце подарит нам надпись на скрижалях!
- Ты так думаешь?
- Я совершенно уверен в твоём величии, о многосильный Эрней!
- Ну, тогда ты должен завтра на закате пойти со мной метать камни. У меня состоится второй поединок с Гаконом.
- Это же потрясающе!- возрадовался Галкей,- я жду-не дождусь этого действа.
Я крепко обнял своего любимого друга.
- Ах, прекрасный Галкей, вот скажи мне, для чего на земле рождён человек?
- Человек, мой милый Эрней, рождён для великой радости, для беспрестанного творчества, в котором он – творец, для широкой, свободной, ничём не стеснённой любви ко всему: к дереву, к небу, к человеку, к зверю, к милой кроткой прекрасной земле с её блаженным материнством, с её утрами и ночами, с её прекрасным ежедневными чудесами.
- Как красиво ты это сказал.
- Это то, что великий Палсон написал на скрижалях. Для меня это величайшая мысль, написанная на них. Когда я чувствую печаль, я повторяю её себе.
Весь вечер мы с Галкеем гуляли. А потом уснули под открытым небом. Но ночью ко мне подкрался страх. Я даже не понял, чего именно я боялся. Страх сковывал движения и проходил дрожью по телу. Я чувствовал что-то липкое. Я, кажется… видел всю Литерату, залитую кровью. И руки. Мои руки были в крови. Страх был повсюду. Повсюду была кровь.
Красная луна взошла над всем этим. Я смотрел на неё, и у меня пересыхало во рту. На миг меня даже заполнило очарование крови. А потом снова пронзил страх. Страх того, что эта красная луна могла изменить что-то во мне. Как будто во мне теперь живу не только я. Теперь там есть ещё кто-то.
Но вскоре страх развеяла усталость. Я погрузился в блаженные видения. Тревога и ужас постепенно рассеивались в моей душе. Я вдыхал запах лилий и глубоко засыпал. Во сне мне виделась её улыбка.
Алый рассвет внезапно осветил Литерату. Я потряс головой, выгоняя из себя остатки сна. Впрочем, утро вскоре стало жёлтым, а потом и вовсе голубым. Свежесть заполняла меня. От этой вечной красоты даже немного тошнило. Слишком уж всё это величественно и прекрасно. А ведь кто-то сейчас несчастен, с отрадой и печалью подумал я.
Я поднялся, искупался в озере и пошёл на сверку текстов. Настроение у меня было приподнятое. Галкей казался взволнованным. Ариалки не было видно у Фонтана. А, может, он переживал за мой вечерний поединок с Гаконом. Или его беспокоило дело о подозрении в Фильтре, которое было до странного затянуто, и ничего конкретного по нему до сих пор не было известно.
Но я положил руку Галкею на плечо и сказал ему, что уныние ничем не поможет. Мой друг в ответ улыбнулся мне. Я рад, если мне удалось развеять его печаль. Ведь дружба – это самое ценное, что у нас есть. Так завещал великий Доместрат.
Мою мантию обдумал утренний ветер. Я увидел вдалеке Феотулу. Она приветствовала меня рукой. Я улыбнулся ей в ответ и вошёл в здание. Мне пора было в аудиторию. Я не мог опаздывать. Внутри меня было какое-то странное чувство. Я хотел писать. Но я не просто хотел писать. Мне хотелось описать больше, чем я чувствую сам.
Я сел писать текст. Но в голове была страшная пустота. Никаких мыслей не приходило. Я знал, что у меня всего час, но я не мог написать ничего. Всё, что думалось, было не то. Мысли бесконечно путались. А написать было нечего. Я даже испугался. Мне было нечего сказать. Будто, в моём сознании образовалась брешь.
Со мной такого раньше никогда не случалось. Мысль сама текла из-под моего пера. И больше всего в жизни я любил писать. Моё сознание будто бы взмывало ввысь, лишь я пером касался бумаги. А теперь – ничего. Я совершенно не понимал, какую из своих мыслей я должен выразить. И, самое главное, как это сделать. Наконец, трясущимися от смущения руками, я написал:
Счастье наше – это нечто неуловимое. Оно вездесущее. Но оно зыбко. Мы никогда не поймём, что даёт нам счастье. Но его источник находится внутри нас. Понимание счастья для нас невозможно. Мы не счастливы, если о счастье думаем. Наше счастье в том, что мы можем не замечать его. Но и несчастный человек может быть по-настоящему счастливым. Ведь, Эфрид написал на скрижалях: «Любое несчастье делает литератца счастливее». То есть мы можем быть и несчастны в своём счастии. И даже на пике счастья, оно не является абсолютным. Наше счастье – есть продолжение нас. Это то, что отличает нас от людей Пустоши.
Счастье – это то, что позволяет нам верить в будущее. Счастье является нашей опорой. Счастье – это самое глубинное в нас. Наше счастье – оно вечно. И его у нас не отнять. Но кроме счастья есть ещё и радость. Мимолётная неожиданная радость. И вот она легко может быть утеряна. Радость приносит наслаждение. И у радости есть пределы. Только у настоящего счастья пределов быть не может. Счастье нужно бережнее всего хранить в себе. Оно важно для осознания себя человеком и литератцем. Славься, Литерата!
У меня разболелась голова. Я не верил, что действительно сдам этот текст. Трясущимися руками я кладу листок на стол Эрнелии Артемиевны. Её лоб покрывается морщинами. Губы сжимаются в усмешке. Она поднимает на меня взгляд. Мне хочется спрятаться. Она смотрит на меня внимательно.
- Что ж, неплохо, Эрней. Хорошо,- она бросает листок в камин.
Я не верил глазам. Я не верил ушам. Для чего она пропустила глазами ошибку? Зачем? Может, я и вправду рождён для скрижалей. Я не знаю.
Солнце над Литератой светит всё ярче. Почему оно не погасло? Небо стало ещё более голубым. Цвет травы и кипарисов кажется ещё более насыщенным. Почему они не завяли и не усохли? Ведь я предал в себе мыслителя. Я предал литератца в себе. Я поддался мрачным тёмным мыслям. Я сбился с пути.
И тут моё сердце замерло. Я почувствовал нежную руку Феотулы. Она взяла меня за руку. Я посмотрел на её тонкие черты. Я посмотрел в её глаза. И ко мне вновь вернулось чувство прекрасного. И я снова почувствовал силу внутри себя.
- Что с тобой?- улыбаясь, спросила она,- Ты какой-то дёрганый в последнее время.
- Я… не могу насмотреться на тебя, моя хорошая…
Она нежно прильнула ко мне. Я обвил её талию руками. Я дышал запахом её волос. И мысли мои уносились в небо. Милая моя, Фео. Как же я рад, что ты есть. Я бы мечтал о другом мире. Я бы мечтал о мире, в котором я бы мог проявить себя. В котором я бы мог показать тебе, каков я есть. Я бы мечтал о совершенно другом, ином мире, если бы не был так бесконечно счастлив с тобой здесь. Если бы не мог коснуться тебя, и тем самым оказаться в величайшем из миров. О, Фео, знала бы ты, как велико счастье моё!
- Пойдём, пройдёмся!- говорит она,- Мне сегодня как-то весело.
- Почему?
- Я не знаю. Лёгкость какая-то… Ты мне сегодня снился.
