Записки психопата
Сначала просыпается совесть. Потом страх. Потом медленно поднимается сознание. И ты плохо помнишь, что произошло. За что тебе так стыдно. Ведь ты просто проснулся в своей комнате, и луна ярко бьёт в глаза. Потом ты закрываешь глаза, и сознание мечется в неизвестном направлении. И ты не находишь его.
Потом просыпаешься утром. Ты идёшь по коридору, и солнце светит тебе прямо в глаза. Потом шорох повсюду не даёт тебе сомкнуть глаз. Потом гул просыпается и щекочет твои нервы изнутри. Город не может умолкнуть. На этом перекрёстке всё стоит. Потом… Ничего не просыпается.
Потом где-то к часу дня просыпаются голоса за стеной. И ты всё-таки просыпаешься. Да… Немного проспал. Голоса за стеной кончаются, но кто-то скребёт ключом в коридоре. Не может открыть.
Я попадаю в ещё один коридор. Там меня встречает старик, который не может прикурить и слоняется вдоль стены. Мимо проходят дамы. У всех довольно знакомые лица, но ни одну я не узнаю. Старик недоверчиво на них поглядывает и вдруг исчезает в одном из проходов. Девушки смеются. Всё окружающее застилает туман. Рано или поздно… И тут она подходит ко мне и спрашивает:
- Вот ты серьёзный человек. Даже имеешь какие-то взгляды на счёт этого мира. В смысле есть у тебя какие-то серьёзные намерения или так…
Потом она просыпается и всё в моей голове переворачивается обратно. Я сижу и пью чай с малиной. Потом она просыпается, и все мечты растворяются в отражении облаков. И престарелый усатый пионер всё так же ходит по двору университета со своим рюкзачком. Она просыпается, и весь свет пропадает в её кружке чая. Которая отражается в её глазах. За стеной слышен шёпот. Тихий равномерный шёпот. Потом смех. Потом просыпаются уборщицы. Они что-то громко говорят на непонятном языке и моют туалет.
Потом не просыпается ничего. Меня парализует нависшая скука. Равномерная тяжесть растекается по всем конечностям. Я хотел бы и дальше не просыпаться.
За окном рыжее пятно. А на подоконник насрал голубь. Не надо было оставлять окно открытым. Надо закрыть. Но для этого определённо нужно встать с кровати. А зачем вставать, когда на душе тоскливо, а жизнь в итоге опять пригвоздит к кровати? Потом я засыпаю. И больше не скучно.
Среди толщи тетрадок я нахожу ту самую. И черчу в ней треугольник. А в треугольнике черчу круг. А в круге ещё один треугольник. Треугольник не может быть равнобедренным, потому что он равносторонний. Есть в этом какая-то нелогичность. Я не помню, почему, но точно не может. Треугольник странно на меня посматривает. К этому я уже привык. Гораздо серьёзнее и обличительнее становится взгляд Лобачевского к середине второго урока.
Тут очень всё по школьному. Доска в меле, у учителя на столе крутилка, в которую натыканы ручки, карандаши и ножницы. На парте три за какую-то контрольную. Но мне теперь не страшно в этом сне. А вот маме до сих пор в кошмарах снится, что её в школу вызывают. И кто меня там до сих пор помнит? Как я там вообще оказался и как закончил её, не помню. Помню только эту крутилку на столе учителя и что на полях рисовал. Меня за это ругали. А когда учителя не было, я всегда крутил крутилку.
Ещё, помню, я тогда сильно боялся чего-то. А сейчас как-то скучно притворяться, что мне не пофиг, что будет дальше. Даже стыдно как-то. Была чёткая цель. Понимание, что… Надо. Выбора, конечно, не было, но разве человек в курсе, чего ему… Надо. Вот мне, например, ничего. Лишь бы никто не трогал. И не лез в мозг со своей назойливой информацией. Я итак слишком много знаю о том, что совершенно не имеет значения. И чем больше этой информации на меня нанизывается, тем глупее и скучнее становится общая картина.
Я черчу в тетради треугольник. И в этом столько смысла, что рисование треугольника в тетради с буковками и циферками на какой-то момент оправдывает всё моё существование. Я ведь сижу и делом занимаюсь. Причём серьёзным. Чем больше я рисую треугольники, тем красивее они получаются. И тем более равносторонние и менее равнобедренные они от этого. А, если хотите, я и шестиконечную призму могу забабахать. Образованный. Не настолько, конечно, образованный, чтобы ни у кого не было претензий. Но производить впечатление учат совсем в других заведениях. Там, говорят, и книжки другие и язык другой.
В литературе главное- не пересолить. Но, как говорил один мой друг: «Лучше перегруженный текст, чем недогруженный. Ведь лучше писать для умных людей, чем для дегенератов» Мол, если мысль есть- всё равно читать будут. Но под этим лозунгом, порой, на книжные полки такое дерьмище ставят, что просто диву даёшься. Потом просто не хочется вообще брать в руки книгу и читать её. Потом злость берёт от всех людей, которые вообще развивают либеральную мысль. Ибо нет большей фикции, чем либеральная мысль. Её пытаются развить, как правило, те, кому нечего сказать и скучно. И если я вам кажусь снобом, то послушайте товарищей либералов. Уши после этого от дерьма отмыть не сможете.
А, впрочем, ладно. Кто я такой, чтобы судить либералов? Да я и не сужу вовсе, а лишь выражаю личную неприязнь. Все эти люди, которые знают, что… Надо. Тьфу. Как будто школу и не заканчивал. Втирают и втирают. А я думаю, поиграть в телефон или просто прогулять.
А некоторые философы пытаются выставить себя глупыми, чтобы не показаться тупыми. Я же не боюсь показаться тупым… а скорее философом. Сейчас за ними повелась слава пустозвонов. «Философ, который занимается болтологией.» А я, как начинаю говорить или думать о чём-то, то сразу как будто философ. Потому что любую лапшу в голове можно при желании назвать философией. Ведь философия- это изучение всего. А по сути сложновато сказать что-нибудь новое. Даже если ты не постмодернист. Или хотя бы стараешься им не быть.
Материальное- это форма духовного. Так кто-то говорил в Индии. Материальное- это форма. Духовное- это не форма. Духовное своей формы не имеет. А раз формы нет, значит и нет границ. Духовное- это форма для всего. Духовное- это форма для материального. Звучит очень неправильно. Мне нравится. Так что всё ваше духовное- лишь форма материи и не более того. А материя без духовного весьма условна. Потому что без духовного у материи даже формы нет.
Человек медитирует. Кажется- ничего не делает. А он трудится. А что ему нужно? Одежда не нужна. Но на самом деле происходит что-то такое, что даёт ему гигантские внутренние силы. Только, честно говоря, непонятно зачем. Это не иллюзия, это реальность, когда человек может проглотить кусок стекла, запив кислотой, и остаться живым. И тем не менее, такого рода вещи реальны. Но на вопрос, зачем, он мне так и не ответил. Деньги им тоже не нужны. Они поистине умели питаться святым духом.
А запад творил материальную культуру. А на одном месте сидеть как-то стыдно. Чтобы развиваться, нужно иногда менять своё местоположение. Но она говорит, что от перемены мест слагаемых значение суммы не меняется, и мозг нужно развивать совсем другими способами. Вот и получается, что раз развивать нечего, остаётся только перемешаться в пространстве без всякой цели.
Когда ни один предмет не заслуживает твоего сконцентрированного внимания, тебе не особо весело. Но и не очень скучно. Всё происходящее вокруг медленно расплывается. И это нормально. В этот момент ты не испытываешь их страха. Ни страха жизни, ни страха смерти. Это чувство куда-то уходит. И ты даже завидуешь им, у которых сердце начинает сильнее биться при мыслях о завтрашнем дне. При мыслях о том, что с ними впоследствии будет. Там куча надежд. И всё это затуманивается при холодном взгляде на происходящее. Ни одно из волнений не стоит того, чтобы выходить из этого состояния. Нет смысла… Когда тебя уже очень сильно отпустило, ты уже не помнишь, от чего. Какое из твоих незначительных душевных терзаний заставило тебя всё забыть. Провалиться туда, где всё это не нужно. Только дым… Бесконечный дым. Чтобы не дай бог не вздохнуть.
Нет. Апатия слишком комфортна. Так спокойно на душе никогда не было и уже не будет. И какие страсти и желания… Эмоции могут стоить того, чтобы пытаться выйти из состояния полного спокойствия. Это ведь не депрессия. А скорее повальная лень… Даже чувствовать.
Депрессия тоже развлечение кудрявое. Как бы ты не убеждал себя в глубине и важности своего внутреннего конфликта, ты просто висишь на этом. Ты просто получаешь удовольствие от того, как сильно ты убиваешься. М-м-м. Ничто так не сладко как чувство жалости к себе. Вне зависимости от возраста и социального класса. Ничто не доставит вам большего удовольствия, чем понимание своей полной беспомощности. Хоть на какой-то момент. Это ощущения тупика или падения добавляет вам вкуса жизни. Вы чувствуете, что прямо-таки существуете. Какая жизнь может быть полноценной без временных депрессий? Какая жизнь может быть увлекательной без всякого животного страха перед будущностью.
А со мной что-то не так. Психопат- это что-то ненормальное и в корне неправильное. С точки зрения сознания. Психопат просто не решается туда войти. В своё сознание. Он просто не представляет себе, что его может там ожидать. Что может находиться за дверью сознания. Может быть, там вообще ничего нет. Может, там окажется что-то до ужаса новое или что-то странно знакомое, но что лучше не вспоминать.
Быть может, там находится она. Сидит такая и мирно попивает чай. Именно та, которая могла бы всё понять. Которая может понять без слов, просто взять за руки и повести к спасению души во свет. И если именно она сидит. И она же в этот момент посмотрит на меня с упрёком. И скажет мне, что мой текст очень плохо отредактирован. Если этот текст, который абсурден по своей сути и бессмысленен, помимо чего абсолютно ни на что не претендует, изумит её именно тем, что он плохо отредактирован и в целом сыроват.
Но должна ли она единственная делать на это скидку перед человеком, который не может внятно изложить свои мысли и не стесняется этого? Конечно, нет. Не должна и не будет. И не подумает даже смотреть на меня с меньшим укором. Потому что текст и вправду отредактирован прямо убого. Сыроват да. Ему случалось попадать под дождь. Но разве это отменяет очевидное?
И вроде бы это не так сложно для психопата- повернуть ручку двери и войти в своё сознание. Но какое-то чувство заставляет руку трястись. Неужели страх? Страх того… Что там на самом деле ничего нет. Страх… Страх того, что я это всё только сейчас насочинял, а на самом деле у психопатов всё по-другому как-то.
- Как твоё творчество?
- Что-то не пишется.
- Что с тобой?
- Не знаю… Хотя… Наверное, знаю.
- Что?
- Это, наверное, связано со всеми нами.
- Какой ужас.
- Почему?
- Что такое может быть связано со всеми нами?
- Борьба.
- А ты точно знаешь, за что бороться?
- Да.
- Ну круто.
Я сейчас… выпью воды. Я вам что-то рассказать хотел. Вот эта женщина. Которая продаёт… купчиха. Она меня сегодня обманула… Так, о чём я? Ах, да. Такая чертовка. Дьяволица- это слишком благородно. Вот Зинаиду Гиппиус называли дьяволицей. Была такая вся.
А тут именно чертовка. Я ей достаточно ясно, как вам сейчас, говорю: «Я после болезни. Так что мне воду А: не холодную. Б: без газа.» Она с широкой улыбкой мне подаёт воду. Я ей деньги подаю, и мы с ней расходимся как лучшие друзья. Открываю бутылку, а там пузырики. Знала ведь чертовка, что я с газом хотел.
Морок медленно застилал пустоту. Слово верх у них до сих пор верек. Черев- это червь, а молонья- это молния. Это будут примеры второго полногласия в оставшихся диалектах. Бестлочь тогда должна быть, но нет такого слова.
Берег чередуется с брегом. И потом таких примеров… Что вы уж точно не перепутаете. У нас не все дома, а у немцев не все чашки в шкафу. А смысл тот же. Без царя в голове. Пельмени, да, сибирские. А в европейской части, откуда мы знаем… Может, ели и то и другое. Результаты были утеряны при морфологическом выравнивании.
Я чётко вижу снаружи, насколько человек слаб и ничтожен. Но со своими слабостями я справиться не могу. Осень. Москва. Снег. Сыро. Мокро. Холодно. Даже на Урале не бывает такой мерзости… И руку из кармана не высунешь. Потому что мокро и противно.
Первое правило раздолбая- никогда не кури больше чем хочешь. Потом могут кончиться. И это кошмар. Когда осталось всего три. Две. Как они поджигают с первого раза? Ветер же. Даже если прикрываешь рукой. И как они меряют литературу размерами? Как они вообще меряют литературу? Вот я читаю только то, что мне интересно, как бы банально это не звучало. Не понимаю я, зачем читать всё подряд. Умнее я от этого вроде всё равно не становлюсь. Глупее тоже. Одна.
Мимо проходит женщина и просит угостить её сигаретой.
- Извините, нету,- говорю я и убегаю.
Хаос в мыслях- это первый признак свободы. Свобода- это первый признак забвения. Забвение- это первый признак того, что что-то не так. А что не так- можно понять только если определить то, что было бы правильным. За неимением этого определения придираться не к чему.
А ассоциируешься ты у меня с запахом туалетной бумаги. С запахом жизни. С едким запахом свободы. Только непонятно, от чего.
- Это вы мои баночки рисуете?
- Нет. Я записки пишу.
- Записочки? Мне что ли?
- Нет. Это рассказ будет.
- А. Ты у нас писатель будущий? Как Шолохов?
- Ну… Типо того.
- Молодец. Вот рассказ можно написать о деревенской жизни. О том, какая Россия богатая. Как много ресурсов.
- А что вы можете рассказать о сельской жизни?
- Ну вот загнивает же сельская жизнь. Правительство ведь не поддерживает. Вот и не осталось ничего. Вот раньше у соседки коров много было, а сейчас две только.
Она пристально на меня смотрит. Не знает, что сказать.
- Ну… Иди тогда домой что ли.
- А почём у вас огурцы?
- Сто рублей огурцы и капуста.
- Огурцы сто рублей?
- Да.
- Ну давайте.
В последствии бабкины огурцы естественно оказались говном. Срочно надо было курить.
Вчера мир ещё давал надежду, а теперь уже точно решил, что я безнадёжен. Сегодня я отчётливо осознал, что всякие разговоры литературе бессмысленны.
Наверное, это тоже мода, но мне до невыносимости противны черты этого времени. Одежда, марка сигарет, любимый алкоголь, кафешка, выбор любимого сорта кофе и фетиш любимого времени года, месяца, суток… Всё это отражает твой глубокий внутренний мир. Всё это отражает твою тоску. Твоя тоска как никогда является стилем. Раньше вроде не настолько было. Или нет?
Софи предложила сжечь все «Кофе хаусы». Потому что в «Кофе хаусе» работал «Он». Я бы все эти кофейни начисто сжёг. Мало ли чьи бывшие парни там работали.
А по-честному я бы воспламенил весь этот мир только потому, что она касалась его своими обнажёнными ножками. Та, которая пахнет как лето… Или скорее как надежда. Та, которая единственная коснулась моей души и не захотела в ней остаться.
(И осталась странная пустота)
Та, которая прикасалась как ветер и поддавалась как морская вода между пальцами. Та что… может потом и не вспомнить, что в её жизни был и такой человек, не смотря на мою отчаянную мысль, что она должна вернуться. Та, что только одна могла понять…
Только ей мне хотелось бы рассказать то, что я видел и знаю.
Сначала просыпается совесть. Потом страх. Потом медленно поднимается сознание. И ты плохо помнишь, что произошло. За что тебе так стыдно. Ведь ты просто проснулся в своей комнате, и луна ярко бьёт в глаза. Потом ты закрываешь глаза, и сознание мечется в неизвестном направлении. И ты не находишь его.
Потом просыпаешься утром. Ты идёшь по коридору, и солнце светит тебе прямо в глаза. Потом шорох повсюду не даёт тебе сомкнуть глаз. Потом гул просыпается и щекочет твои нервы изнутри. Город не может умолкнуть. На этом перекрёстке всё стоит. Потом… Ничего не просыпается.
Потом где-то к часу дня просыпаются голоса за стеной. И ты всё-таки просыпаешься. Да… Немного проспал. Голоса за стеной кончаются, но кто-то скребёт ключом в коридоре. Не может открыть.
Я попадаю в ещё один коридор. Там меня встречает старик, который не может прикурить и слоняется вдоль стены. Мимо проходят дамы. У всех довольно знакомые лица, но ни одну я не узнаю. Старик недоверчиво на них поглядывает и вдруг исчезает в одном из проходов. Девушки смеются. Всё окружающее застилает туман. Рано или поздно… И тут она подходит ко мне и спрашивает:
- Вот ты серьёзный человек. Даже имеешь какие-то взгляды на счёт этого мира. В смысле есть у тебя какие-то серьёзные намерения или так…
Потом она просыпается и всё в моей голове переворачивается обратно. Я сижу и пью чай с малиной. Потом она просыпается, и все мечты растворяются в отражении облаков. И престарелый усатый пионер всё так же ходит по двору университета со своим рюкзачком. Она просыпается, и весь свет пропадает в её кружке чая. Которая отражается в её глазах. За стеной слышен шёпот. Тихий равномерный шёпот. Потом смех. Потом просыпаются уборщицы. Они что-то громко говорят на непонятном языке и моют туалет.
Потом не просыпается ничего. Меня парализует нависшая скука. Равномерная тяжесть растекается по всем конечностям. Я хотел бы и дальше не просыпаться.
За окном рыжее пятно. А на подоконник насрал голубь. Не надо было оставлять окно открытым. Надо закрыть. Но для этого определённо нужно встать с кровати. А зачем вставать, когда на душе тоскливо, а жизнь в итоге опять пригвоздит к кровати? Потом я засыпаю. И больше не скучно.
Среди толщи тетрадок я нахожу ту самую. И черчу в ней треугольник. А в треугольнике черчу круг. А в круге ещё один треугольник. Треугольник не может быть равнобедренным, потому что он равносторонний. Есть в этом какая-то нелогичность. Я не помню, почему, но точно не может. Треугольник странно на меня посматривает. К этому я уже привык. Гораздо серьёзнее и обличительнее становится взгляд Лобачевского к середине второго урока.
Тут очень всё по школьному. Доска в меле, у учителя на столе крутилка, в которую натыканы ручки, карандаши и ножницы. На парте три за какую-то контрольную. Но мне теперь не страшно в этом сне. А вот маме до сих пор в кошмарах снится, что её в школу вызывают. И кто меня там до сих пор помнит? Как я там вообще оказался и как закончил её, не помню. Помню только эту крутилку на столе учителя и что на полях рисовал. Меня за это ругали. А когда учителя не было, я всегда крутил крутилку.
Ещё, помню, я тогда сильно боялся чего-то. А сейчас как-то скучно притворяться, что мне не пофиг, что будет дальше. Даже стыдно как-то. Была чёткая цель. Понимание, что… Надо. Выбора, конечно, не было, но разве человек в курсе, чего ему… Надо. Вот мне, например, ничего. Лишь бы никто не трогал. И не лез в мозг со своей назойливой информацией. Я итак слишком много знаю о том, что совершенно не имеет значения. И чем больше этой информации на меня нанизывается, тем глупее и скучнее становится общая картина.
Я черчу в тетради треугольник. И в этом столько смысла, что рисование треугольника в тетради с буковками и циферками на какой-то момент оправдывает всё моё существование. Я ведь сижу и делом занимаюсь. Причём серьёзным. Чем больше я рисую треугольники, тем красивее они получаются. И тем более равносторонние и менее равнобедренные они от этого. А, если хотите, я и шестиконечную призму могу забабахать. Образованный. Не настолько, конечно, образованный, чтобы ни у кого не было претензий. Но производить впечатление учат совсем в других заведениях. Там, говорят, и книжки другие и язык другой.
В литературе главное- не пересолить. Но, как говорил один мой друг: «Лучше перегруженный текст, чем недогруженный. Ведь лучше писать для умных людей, чем для дегенератов» Мол, если мысль есть- всё равно читать будут. Но под этим лозунгом, порой, на книжные полки такое дерьмище ставят, что просто диву даёшься. Потом просто не хочется вообще брать в руки книгу и читать её. Потом злость берёт от всех людей, которые вообще развивают либеральную мысль. Ибо нет большей фикции, чем либеральная мысль. Её пытаются развить, как правило, те, кому нечего сказать и скучно. И если я вам кажусь снобом, то послушайте товарищей либералов. Уши после этого от дерьма отмыть не сможете.
А, впрочем, ладно. Кто я такой, чтобы судить либералов? Да я и не сужу вовсе, а лишь выражаю личную неприязнь. Все эти люди, которые знают, что… Надо. Тьфу. Как будто школу и не заканчивал. Втирают и втирают. А я думаю, поиграть в телефон или просто прогулять.
А некоторые философы пытаются выставить себя глупыми, чтобы не показаться тупыми. Я же не боюсь показаться тупым… а скорее философом. Сейчас за ними повелась слава пустозвонов. «Философ, который занимается болтологией.» А я, как начинаю говорить или думать о чём-то, то сразу как будто философ. Потому что любую лапшу в голове можно при желании назвать философией. Ведь философия- это изучение всего. А по сути сложновато сказать что-нибудь новое. Даже если ты не постмодернист. Или хотя бы стараешься им не быть.
Материальное- это форма духовного. Так кто-то говорил в Индии. Материальное- это форма. Духовное- это не форма. Духовное своей формы не имеет. А раз формы нет, значит и нет границ. Духовное- это форма для всего. Духовное- это форма для материального. Звучит очень неправильно. Мне нравится. Так что всё ваше духовное- лишь форма материи и не более того. А материя без духовного весьма условна. Потому что без духовного у материи даже формы нет.
Человек медитирует. Кажется- ничего не делает. А он трудится. А что ему нужно? Одежда не нужна. Но на самом деле происходит что-то такое, что даёт ему гигантские внутренние силы. Только, честно говоря, непонятно зачем. Это не иллюзия, это реальность, когда человек может проглотить кусок стекла, запив кислотой, и остаться живым. И тем не менее, такого рода вещи реальны. Но на вопрос, зачем, он мне так и не ответил. Деньги им тоже не нужны. Они поистине умели питаться святым духом.
А запад творил материальную культуру. А на одном месте сидеть как-то стыдно. Чтобы развиваться, нужно иногда менять своё местоположение. Но она говорит, что от перемены мест слагаемых значение суммы не меняется, и мозг нужно развивать совсем другими способами. Вот и получается, что раз развивать нечего, остаётся только перемешаться в пространстве без всякой цели.
Когда ни один предмет не заслуживает твоего сконцентрированного внимания, тебе не особо весело. Но и не очень скучно. Всё происходящее вокруг медленно расплывается. И это нормально. В этот момент ты не испытываешь их страха. Ни страха жизни, ни страха смерти. Это чувство куда-то уходит. И ты даже завидуешь им, у которых сердце начинает сильнее биться при мыслях о завтрашнем дне. При мыслях о том, что с ними впоследствии будет. Там куча надежд. И всё это затуманивается при холодном взгляде на происходящее. Ни одно из волнений не стоит того, чтобы выходить из этого состояния. Нет смысла… Когда тебя уже очень сильно отпустило, ты уже не помнишь, от чего. Какое из твоих незначительных душевных терзаний заставило тебя всё забыть. Провалиться туда, где всё это не нужно. Только дым… Бесконечный дым. Чтобы не дай бог не вздохнуть.
Нет. Апатия слишком комфортна. Так спокойно на душе никогда не было и уже не будет. И какие страсти и желания… Эмоции могут стоить того, чтобы пытаться выйти из состояния полного спокойствия. Это ведь не депрессия. А скорее повальная лень… Даже чувствовать.
Депрессия тоже развлечение кудрявое. Как бы ты не убеждал себя в глубине и важности своего внутреннего конфликта, ты просто висишь на этом. Ты просто получаешь удовольствие от того, как сильно ты убиваешься. М-м-м. Ничто так не сладко как чувство жалости к себе. Вне зависимости от возраста и социального класса. Ничто не доставит вам большего удовольствия, чем понимание своей полной беспомощности. Хоть на какой-то момент. Это ощущения тупика или падения добавляет вам вкуса жизни. Вы чувствуете, что прямо-таки существуете. Какая жизнь может быть полноценной без временных депрессий? Какая жизнь может быть увлекательной без всякого животного страха перед будущностью.
А со мной что-то не так. Психопат- это что-то ненормальное и в корне неправильное. С точки зрения сознания. Психопат просто не решается туда войти. В своё сознание. Он просто не представляет себе, что его может там ожидать. Что может находиться за дверью сознания. Может быть, там вообще ничего нет. Может, там окажется что-то до ужаса новое или что-то странно знакомое, но что лучше не вспоминать.
Быть может, там находится она. Сидит такая и мирно попивает чай. Именно та, которая могла бы всё понять. Которая может понять без слов, просто взять за руки и повести к спасению души во свет. И если именно она сидит. И она же в этот момент посмотрит на меня с упрёком. И скажет мне, что мой текст очень плохо отредактирован. Если этот текст, который абсурден по своей сути и бессмысленен, помимо чего абсолютно ни на что не претендует, изумит её именно тем, что он плохо отредактирован и в целом сыроват.
Но должна ли она единственная делать на это скидку перед человеком, который не может внятно изложить свои мысли и не стесняется этого? Конечно, нет. Не должна и не будет. И не подумает даже смотреть на меня с меньшим укором. Потому что текст и вправду отредактирован прямо убого. Сыроват да. Ему случалось попадать под дождь. Но разве это отменяет очевидное?
И вроде бы это не так сложно для психопата- повернуть ручку двери и войти в своё сознание. Но какое-то чувство заставляет руку трястись. Неужели страх? Страх того… Что там на самом деле ничего нет. Страх… Страх того, что я это всё только сейчас насочинял, а на самом деле у психопатов всё по-другому как-то.
- Как твоё творчество?
- Что-то не пишется.
- Что с тобой?
- Не знаю… Хотя… Наверное, знаю.
- Что?
- Это, наверное, связано со всеми нами.
- Какой ужас.
- Почему?
- Что такое может быть связано со всеми нами?
- Борьба.
- А ты точно знаешь, за что бороться?
- Да.
- Ну круто.
Я сейчас… выпью воды. Я вам что-то рассказать хотел. Вот эта женщина. Которая продаёт… купчиха. Она меня сегодня обманула… Так, о чём я? Ах, да. Такая чертовка. Дьяволица- это слишком благородно. Вот Зинаиду Гиппиус называли дьяволицей. Была такая вся.
А тут именно чертовка. Я ей достаточно ясно, как вам сейчас, говорю: «Я после болезни. Так что мне воду А: не холодную. Б: без газа.» Она с широкой улыбкой мне подаёт воду. Я ей деньги подаю, и мы с ней расходимся как лучшие друзья. Открываю бутылку, а там пузырики. Знала ведь чертовка, что я с газом хотел.
Морок медленно застилал пустоту. Слово верх у них до сих пор верек. Черев- это червь, а молонья- это молния. Это будут примеры второго полногласия в оставшихся диалектах. Бестлочь тогда должна быть, но нет такого слова.
Берег чередуется с брегом. И потом таких примеров… Что вы уж точно не перепутаете. У нас не все дома, а у немцев не все чашки в шкафу. А смысл тот же. Без царя в голове. Пельмени, да, сибирские. А в европейской части, откуда мы знаем… Может, ели и то и другое. Результаты были утеряны при морфологическом выравнивании.
Я чётко вижу снаружи, насколько человек слаб и ничтожен. Но со своими слабостями я справиться не могу. Осень. Москва. Снег. Сыро. Мокро. Холодно. Даже на Урале не бывает такой мерзости… И руку из кармана не высунешь. Потому что мокро и противно.
Первое правило раздолбая- никогда не кури больше чем хочешь. Потом могут кончиться. И это кошмар. Когда осталось всего три. Две. Как они поджигают с первого раза? Ветер же. Даже если прикрываешь рукой. И как они меряют литературу размерами? Как они вообще меряют литературу? Вот я читаю только то, что мне интересно, как бы банально это не звучало. Не понимаю я, зачем читать всё подряд. Умнее я от этого вроде всё равно не становлюсь. Глупее тоже. Одна.
Мимо проходит женщина и просит угостить её сигаретой.
- Извините, нету,- говорю я и убегаю.
Хаос в мыслях- это первый признак свободы. Свобода- это первый признак забвения. Забвение- это первый признак того, что что-то не так. А что не так- можно понять только если определить то, что было бы правильным. За неимением этого определения придираться не к чему.
А ассоциируешься ты у меня с запахом туалетной бумаги. С запахом жизни. С едким запахом свободы. Только непонятно, от чего.
- Это вы мои баночки рисуете?
- Нет. Я записки пишу.
- Записочки? Мне что ли?
- Нет. Это рассказ будет.
- А. Ты у нас писатель будущий? Как Шолохов?
- Ну… Типо того.
- Молодец. Вот рассказ можно написать о деревенской жизни. О том, какая Россия богатая. Как много ресурсов.
- А что вы можете рассказать о сельской жизни?
- Ну вот загнивает же сельская жизнь. Правительство ведь не поддерживает. Вот и не осталось ничего. Вот раньше у соседки коров много было, а сейчас две только.
Она пристально на меня смотрит. Не знает, что сказать.
- Ну… Иди тогда домой что ли.
- А почём у вас огурцы?
- Сто рублей огурцы и капуста.
- Огурцы сто рублей?
- Да.
- Ну давайте.
В последствии бабкины огурцы естественно оказались говном. Срочно надо было курить.
Вчера мир ещё давал надежду, а теперь уже точно решил, что я безнадёжен. Сегодня я отчётливо осознал, что всякие разговоры литературе бессмысленны.
Наверное, это тоже мода, но мне до невыносимости противны черты этого времени. Одежда, марка сигарет, любимый алкоголь, кафешка, выбор любимого сорта кофе и фетиш любимого времени года, месяца, суток… Всё это отражает твой глубокий внутренний мир. Всё это отражает твою тоску. Твоя тоска как никогда является стилем. Раньше вроде не настолько было. Или нет?
Софи предложила сжечь все «Кофе хаусы». Потому что в «Кофе хаусе» работал «Он». Я бы все эти кофейни начисто сжёг. Мало ли чьи бывшие парни там работали.
А по-честному я бы воспламенил весь этот мир только потому, что она касалась его своими обнажёнными ножками. Та, которая пахнет как лето… Или скорее как надежда. Та, которая единственная коснулась моей души и не захотела в ней остаться.
(И осталась странная пустота)
Та, которая прикасалась как ветер и поддавалась как морская вода между пальцами. Та что… может потом и не вспомнить, что в её жизни был и такой человек, не смотря на мою отчаянную мысль, что она должна вернуться. Та, что только одна могла понять…
Только ей мне хотелось бы рассказать то, что я видел и знаю.
