Словно проникшись моим праведным возмущением, с деревьев пачками повалили листья, норовя засыпать нас с ног до головы.
– Хорошо, хорошо! – согласился Вей Листокрут, весело усмехаясь. – Вы только не нервничайте, пожалуйста! Здесь всё взаимосвязано: эмоции Осени накладывают отпечаток на мир вокруг. Видите, какое упадническое настроение стало у листьев?
– Вижу! – насупилась я, стоя уже по колено в листве, которая продолжала упадать с веток.
Надо взять себя в руки. Упадничество – это явно не мой стиль, ведь в душе я, несмотря на возраст или его отсутствие, всё та же наивная оптимистка, что была в юности!
– Во вселенной множество миров. Тот, в который попали вы, все называют Заосеньем. И не столько потому, что он, как зазеркалье привычной для людей осени, сколько потому, что мир расположен сразу за осью вселенной, – продолжил Вей, когда деревья, сменив упадническое настроение на любопытствующее, перестали заваливать нас листвой и склонились пониже, словно чтобы лучше слышать. – А чем ближе мир к оси, тем сильнее его магия. Из-за этого многие люди воспринимают осень и тем более её Заосенье, как фантасмагорию и нечто непознаваемое.
Вей слегка задумался, из-за черты чего черты его лица слегка сместились в разные стороны, и продолжал:
– Так вот, за такими магическими угодьями требуется глаз да глаз, заботливая рука требуется, женская. Одним словом, хозяйка нужна – Осень. Но на случайную женщину мы не можем возложить такие обязанности, поэтому проводится отбор.
– А если я откажусь? – спросила я. – Я вернусь обратно?
– Да, – сказал Вей, слегка помрачнев. – Но вы ещё не видели свои владения. Осмотритесь, подумайте.
Логика и здравый смысл подсказывали мне, что Вей Листокрут что-то не договаривает мне и надо бежать отсюда, теряя тапки, но я, всегда полагавшаяся на интуицию, выбрала другое:
– Ну что ж , начнём осмотр! Но если...
Начатое предложение было прервано фантасмагорическим зрелищем. По хрустально чистому льдисто-голубому небу среди рассеянных, как последний привет лета, перистых облаков эффектно плыла ладья, выполненная в виде сложенного пополам осеннего листа, который, казалось, сорвался с ветки гигантского вяза. В ладье находились пассажиры, рьяно махавшие мне с высоты.
– Осенний пажеский корпус! – сказал Вей Листокрут. – Прибыли наконец! Теперь вы в надёжных руках и под защитой, Октябрина Дормидонтовна, а я вынужден вас покинуть – дела, но мы ещё встретимся.
Он снова закружился в танце, на этот раз исполняя бесчисленные фуэте, и исчез, превратившись в небольшой вихрь, растворившийся в осеннем небе. В это время «ладья» пошла на снижение, а я придала себе как можно более царственный вид: всё-таки первый раз пажей встречаю, надо соответствовать. Корпус состоял из трёх мужчин и трёх девиц, глядя на которых я сразу вспомнила письма Пушкина к жене, где он пару раз в шутку назвал её «камер-пажихой». Как выяснилось, «пажихи» были и меня, надеюсь, что без каких-либо камер. Все шестеро оказались обладателями пышных шевелюр разной степени рыжести, и носили венцы из опавшей листвы.
– Приветствуем, госпожа Осень! – сказал за всех самый старший и, судя по лицу, самый ответственный из пажей. – Простите, что задержались! Надеюсь, наш несносный спец по переносам и развеиванию проблем, Вей Листокрут, не давал вам скучать?
У этого пажа были пышные ярко-рыжие гусарские усы и карие глаза, а одежда по покрою напоминала экстраординарный плащ в стиле викторианской готики. Несносный спец по переносам?! Интересная должность. Не ввести ли такую в штатное расписание компании? В своей реальной жизни я работала креативным директором в рекламном агентстве, и такой оригинал, как Вей Листокрут без работы бы у нас не остался. Заметив, что паж ждёт моего ответа, я кивнула и улыбнулась, не в силах что-то произнести вслух. От охватившего меня волнения все слова рассыпались по закоулкам мозга отчаянным мыслепадом, поэтому я решила больше молчать и слушать, а главное, сохранять спокойствие.
– Я Хмурень – старший осенний паж, или если кратко «осе-паж», – представился мой собеседник, тряхнув тёмно-каштановой шевелюрой. – А это мои младшие братья Грудень и Вересень.
Пажи поклонились мне, а Вересень, обладавший самыми светлыми волосами и удивительно голубыми глазами, подарил букетик вереска. Очень мило!
– Осенины – ваши фрейлины, – продолжал Хмурень.
Я взглянула на замерших в поклоне девушек и усмехнулась, потому что мне пришло в голову, что, если пажа называют «осе-паж», то фрейлин «осе-нины». Такие осенние Нины получаются. Что ж, буду звать их Нинель, Нинон и Нинок. Девушки были просто воплощением красоты типажа «Осень» (был такой цветотип внешности). Первая воплощала мягкую осень: золотисто-русые волосы, зелёные глаза, светлая кожа. Вторая – тёплую осень: тут были и премилые веснушки в сочетании с карими глазами и медный оттенок волос. А последняя отражала тёмную осень и отличалась бронзовым тоном кожи и каштановым цветом волос. Кстати, в юности я, обладая неприметным серым цветом шевелюры, мечтала быть отчаянно рыжей, что и воплотила с приходом первой седины, окрасившись в цвет моей осенней мечты, так что тоже вполне вписывалась в осенний типаж, и глаза у меня были подходящие: зеленоватые с карими прожилками.
– Рада познакомиться! – сказала я, и сразу перешла к делу. – Осмотрим угодья?
– Прошу за мной! – согласился Хмурень и подал мне руку. – Пока мы следуем во дворец, вы сможете увидеть Заосенье с высоты птичьего полёта и составить общее впечатление.
Я поднялась на борт этого оригинального средства передвижения и опасливо взглянула вниз, когда мы стартовали прямо в белые проседи перистых облаков. Моему взору открылась картина настолько чарующая взор, что сердце буквально замерло у меня в груди. Полёт проходил над лесами, раскинувшимися внизу, словно богатое пёстрое полотно. Багрянец кленовой листвы сменяло золото крон трепещущих осин, а к ним примешивались бурые листья вязов и оранжевые рябиновые. Кое-где остались и вкрапления зелени. Это дубы всё ещё сохраняли зелёные одежды в память о прошедшем лете, и всё это разноцветное пышное великолепие, бурно радовалось Осени, встречая мой перелёт громким приветственным шелестом.
– Леса Осенения, – прокомментировал это зрелище Хмурень. – Содержат особые сорта деревьев, выведенные с помощью магии. Здесь каждого, даже самого далёкого от творчества человека, может осенить порыв внезапного вдохновения, эдакого легкого сумасшествия. С давних пор эти леса из многих миров порой проникают поэты и влюблённые. Не даром осень считается – временем творчества и обострения чувств.
Звук его речей, сперва напоминавший передачу «Театр у микрофона», всё больше проникал в моё сознание, и через несколько минут мне уже казалось, будто я всегда жила в Заосенье, летала на ладье и заслушивала доклады пажеского корпуса. В это время леса внизу внезапно закончились, и теперь мой полёт проходил над тыквенными полями. Столько разнокалиберных тыкв одновременно я не видела никогда в своей жизни! Встречались участки с гигантскими экземплярами, внутри которых можно было вполне уместить пару человек, были и тыковки поменьше, похожие на ту, что я по-прежнему держала в руках, и совсем крошечные. Их спелые тела лежали на чёрных грядках, словно принимая воздушные ванны, и мне, несмотря на то, что я не посещала Леса Осенения и не страдала от осеннего обострения, вдруг безумно захотелось спросить так, как это делали в сказке «Кот в сапогах»:
– А чьи это поля?
Хотя ответ был ясен – осенние поля, мои то бишь. Вот разбогатела я на старости-то лет: такое приданое досталось, только замуж уже не судьба, наверное! За тыквенными полями раскинулись вересковые пустоши – огромные пространства цветущего вереска, на которых попадались многочисленные ульи и медоварни. А за ними, прячась за завесой тумана среди живописного сада с дорожками, засыпанными разноцветной галькой и стрижеными по-осеннему оранжевыми кустами располагался замок настолько необычный, что я первые несколько секунд не могла оторвать глаз от этого изящного сооружения. Стены из рыжего янтаря казались хранилищами тёплого, мягкого света, делавшего замок очень уютным и родным.
– Резиденция Осени! – сказал Хмурень, указав на этот великолепный образчик архитектурного смешения готики и футуризма, и ладья начала снижение.
Я сперва была удивлена тем, что мы снижаемся, находясь так далеко от замка. Может быть моя свита решила устроить мне пеший марафон, чтобы, так сказать, Осень - 5134 не расслаблялась. Возможно, и расстояние было именно 5134 метра, что на моих шпильках – смерти подобно. Но мои опасения оказались напрасными. Ладья зависла у начала аллеи, а потом плавно подалась вперёд, проплывая по воздуху между осенних деревьев. Вся моя свита при этом с трогательным вниманием разглядывала деревья. Для чего?!
Ответ нашёлся через несколько минут, когда с одного из деревьев сорвался небольшой, но отчаянный листопад. При этом осенины, делая изящные, почти балетные прыжки, старательно поймали все листья и с загадочным видом преподнесли их мне. Я взглянула на принесённый гербарий, не понимая, что происходит, а осенины торжественно продолжали, тихо произнося, как заклинание:
– Нам судьбу узнать не трудно:
Будет «червы» – лист осины,
И ещё какой-то – «бубны»
И ещё какой-то – «вини»...
Этот странный ритуал, казавшийся сначала забавным розыгрышем, вдруг начал действовать: листья приняли форму указанных карточных мастей. Я насчитала шесть виней, девять червей и четыре листа масти «крести». В юности я увлекалась гаданиями на простых игральных картах, поэтому мне в голову сразу пришла трактовка этого расклада. Шесть виней – поздняя дорога или ночное свидание, девятка червей – любовь, а четвёрка крести – это... то ли трудности на пути к успеху, то ли так обозначался трефовый король, которому присваивалось четыре очка в игре.
Осенины ,видимо тоже собирались трактовать полученный гербарий, бормоча что-то про «выпали «червы» – берегите нервы, выпали «крести» – на рожон не лезьте».
– Гадательная аллея! – пояснил мне Вересень, склонившись к моему уху. – Квота предсказаний – одно в неделю. Очень удобно делать запросы.
– Оригинально! – усмехнулась я, с интересом взглянув на деревья, росшие с той и с другой стороны аллеи.
И в этот момент на осиновый лист вдруг опустилась белая снежинка, сверкающая, хрупкая и очень похожая на обозначение карточной масти «крести». «Откуда ей взяться в Заосенье?» – только и успела подумать я, а мой пажеский корпус приступил к активным действиям. Пажи оттеснили меня назад, закрывая собой от непонятной мне угрозы, а осенины, как сумасшедшие, замахали веерами из листьев, будто стараясь прогнать все напасти. И всё это из-за одной единственной снежинки?!
– А что случилось? – удивлённо спросила я, выглядывая из-за широких пажеских спин.
– Это Его метка! – проворчали пажи, испепеляя снежинку ударами из неизвестного мне оружия.
Мне показалось, что это было испепеление взглядом, хотя увидеть что-то из-за широких мужских спин представлялось довольно трудным занятием.
– Продолжайте путь, госпожа Осень! Вересень вас проводит вот дворец, а мы с Груднем должны осмотреть окрестности, – сказал Хмурень, и я, кажется, поняла, почему его так называли: паж насупил брови и поджал губы, внимательно глядя по сторонам, и выглядел довольно сурово.
А Грудень вообще был довольно мрачным типом такого крепкого телосложения, что вполне мог, как говорится, голыми руками сгрудить пару-тройку нарушителей порядка и разместить их в местную темницу. Хотя могут ли быть темницы в таком красивом замке, как тот, что ждал меня впереди?! Как жаль, что сейчас его было плохо видно, потому что дальнейший мой путь проходил будто под зонтом, который образовывали осенние листья, нависшие куполом над нашей ладьёй. Защита на грани фантастики!
– Почему обычная снежинка вызвала такой ажиотаж? – спросила я у Вересеня, смирившись с тем, что «зонт» закрывает обзор.
– Да как же иначе?! – ответил тот, эмоционально всплеснув пуками (из всех пажей Вересень вообще был самым эмоциональным.) – Это, долетая до вашего мира, снежинки теряют часть своих разрушительных сил и кажутся людям просто кристаллическими структурами, которые радуют глаз и могут легко растаять на губах, а здесь, в мирах, близких к оси, снежинки обладают колоссальной мощью. Фактически, они – печать холода безвременья, метка, которую ставит Тот, кто владеет льдами безразличия и ветрами вечных снов.
– И кто же ими владеет? – решила уточнить я. – Какая-то местная Снежная Королева куражится, или тоже такая выборная дамская кандидатура, как Осень, снежинку обронила?
В разрезе сложившейся ситуации я рассуждала так: если снежинками кидается некая могущественная сущность, то она представляет реальную угрозу, а вот если это какая-нибудь очередная «Зима-123456...», тогда с ней можно договориться. Да, может, и снежинку она просто случайно закинула по недосмотру, изучая свои владения?
– Выборная, – подтвердил мои догадки Вересень, – но от этого ничего не меняется. Отбор тщательный и безошибочный. Да и кандидатура это вовсе не дамская!
– Вы хотите сказать, что холодами у вас мужик заведует?! – весело усмехнулась я. – «Дед Мороз-2024» что ли? Или «Снеговик 50+» какой-то?
– Почему, дед... нет! – возразил Вересень. – Этот Зим-Зим очень даже не дед!
Услышав последнюю фразу, все мои осенины смущённо покраснели и опустили глаза, после чего мне в голову втемяшилось непременно взглянуть на выборную кандидатуру мужского пола. Слово «Зим» у меня прочно ассоциировалось с автомобилем класса люкс, выпускавшимся в 50-х годах ещё в Советском Союзе. А уж «Зим-Зим» – это, похоже, нечто вдвойне люксовое и шикарное, хотя уже и не молодое, а, так скажем, зрело-мужественное. Что ж, посмотрим, что за зимний «антиквариат» закидывает снежинками моё Заосенье! Осень я, или кто в конце концов?!
В это время в замке подняли решётку, защищавшую вход, и пропустили ладью внутрь. Внутри это сооружение оказалось ещё более прекрасным, чем снаружи. Мне даже закралась мысль о том, что знаменитая исчезнувшая янтарная комната, так и не найденная любопытными и алчущими потомками, каким-то образом перекочевала в Заосенье и была клонирована в расчёте на целый дворец. Красный янтарь, называемый ещё драконьей кровью, нравился мне больше всех других видов этого камня. Было в нём какое-то загадочное тепло, эстетика и трагичность.
Пока я шла по анфиладам янтарных комнат в сопровождении осенин и Вересеня, меня то и дело охватывало странное чувство: янтарные стены казались живыми и вязкими, а ещё сквозь них можно было прекрасно обозревать окрестности, правда всё за стенами приобретало оранжевый оттенок. Такой эффект мне нравился: я вижу всех из своей цитадели, а меня никто, потому что снаружи стены замка были непроницаемыми. Добравшись до роскошного будуара, оформленного в стиле ампир с преобладанием бордовых и золотых тонов, я вдруг заметила, что всю мою усталость, как рукой сняло. Ноги не болели, как это обычно бывало под конец дня, и вообще во всём теле была такая нечеловеческая лёгкость и энергия, что того и гляди начну скакать по комнатам и петь что-то жизнеутверждающее.
