Через несколько минут я и вся моя свита изучали показания тыкв, толпясь вокруг одного небольшого зеркала в раме из осенних листьев, каждый из которых служил переключателем наблюдаемого мира. Если бы кто-то несколько ней назад рассказал мне об этом, я бы сочла его сумасшедшим, но теперь всё было не так однозначно, потому что наблюдения подтверждали версию Хмуреня и Листокрута.
– Ну, допустим, что всё действительно так, – сказала я, решив всё-таки начать править во вверенном мне судьбой Заосенье. – А наши, так сказать, товарищи по несчастью в курсе того, что творится?
– Миры существуют параллельно. Никто никогда не нарушал границы и обет молчания, – сказал Хмурень.
– Почему? Разве это нормально, жить так обособленно? – спросила я.
– В данном случае, это жизненно необходимо! – сказал Хмурень. – Зима – это смерть Осени, также, как Весна – смерть для Зимы. понимаете? Это взаимоисключающие понятия и миры. Так складывалось с давних пор от начала времён.
– Значит, пора нарушить этот канон! – заявила я. – И сесть за стол переговоров, наметить общий план действий.
Нарушать каноны, изобретая что-то новое, – это как раз и было моим профилем работ, как креативного директора. Я была уверена в том, что собравшись большой командой, мы найдём выход даже из Безвременья. А ещё мне очень хотелось пообщаться с правителем Зимства, носившим имя Зим-Зим. Интересно, из какого он мира? Может быть, тоже из моего? С Земли?
– Как же мы всё это провернём? – озадаченно прошептал Вересень. – С этими мирами даже просто связаться – уже проблема.
– Найдём способ! – решительно сказала я. – Для начала мне нужен подробный план комнат моего дворца и отчёты обо всех направлениях деятельности Заосенья и остальных потенциальных пострадавших от наступления Безвременья: торговля, сельское хозяйство там, промышленность, связь, армия...
– Какая армия, госпожа Осень?! – изумились осенины. – У нас и войн-то никогда не было!
– Хорошо! – грустно улыбнулась я. – Этот опыт нам надо бы перенять и на Земле. Да, и вот ещё что...
Я немного помедлила, чтобы придать своему лицу крайне безразличный вид, и добавила:
– Соберите мне информацию о...правителях миров, особенно о Зим-Зиме! Кем назначены, что из себя представляют, прежнее место жительства, характер, слабости...
Пажи отправились исполнять моё поручение, а осенины мягко напомнили мне о том, что творить историю в пижаме в Заосенье не принято. С ними трудно было не согласиться: в мире, словно сотканном из поцелуев мечты, всё должно было выглядеть идеально. Я вернулась обратно в свой осенний будуар и приступила к выбору нарядов. На этот раз, вероятно, на фоне наступления Безвременья, я облачилась в строгое чёрное платье с пышной юбкой, узким лифом, высоким воротником стойкой и глубоким вырезом на груди. Готичность этого наряда разбавлялась украшениями в виде оранжевых сухоцветов и листьев, укреплённых на плечах и корсете, и совершенно изумительным пышным венцом из осенних цветов и веточек рябины.
Пока осенины наряжали меня, периодически шепча слова восхищения моей осенней внешностью, кто-то невидимый с изящной лёгкостью и таким же бесстыдством касался моих плеч, талии и коленей, будто слегка то ли обнимая, то ли обвивая их сладкой мечтой, полной осенней мудрости и холодной страсти.
– Это Вей Листокрут, госпожа Осень! – наябедничали осенины, впрочем, я и сама уже догадалась, кто позволяет себе такие вольности. – Он такой ветреный!
– Не удивительно! – усмехнулась я.
– У меня есть к вам важный разговор! – шепнул мне на ухо знакомый мужской голос, красивый и поставленный, как у профессионального конферансье, и я отпустила осенин, пожелав остаться одна.
Когда девушки скрылись за закрывшимися дверями, Вей Листокрут обрёл видимость и с улыбкой поцеловал мне руку.
– Простите мне мою вольность, госпожа Осень! – сказал он, хитро подмигивая мне. – Но таким меня создала природа: ветер проникает в самые отдалённые уголки и в самые потаённые места, и может приносить с собой отголоски того мира, в котором побывал: звуки, настроения...
– Снежинки... – продолжила я, кажется поняв его намёк.
Вей Листокрут кивнул, довольный тем, что мы понимаем друг друга с полуслова.
– Значит, вы были в Зимстве? – спросила я.
– Пролетал по окраинам пограничья во время оттепелей, – пояснил Вей Листокрут. – Наведывал моего брата. Он служит у Зим-Зима.
– Некто по имени Сиверко? – уточнила я, вспомнив свой сон, который всё больше казался мне вещим.
– Да, – кивнул Вей Листокрут. – Мой брат передал мне послание для вас от Зим-Зима, но ваши храбрые пажи сочли его опасным и уничтожили, ведь зима - это смерть осени.
– Что было в послании?! – интерес во мне вспыхнул с опасной романтической силой.
Значит, этот загадочный и опасный Зим-Зим написал мне послание, причём, как престарелый романтик, по всей видимости, начертал его на снегу, а Сиверко поднял в воздух, закружил и понёс адресату (мне то есть), но часть послания рассеялась и растаяла по дороге, а последнюю снежинку уничтожили мои доблестные пажи. Конечно, Вей Листокрут мог и соврать о послании, но мне очень хотелось верить, что сказанное им – правда.
– Я его не читал, – сказал Вей Листокрут, хитро взглянув мне в глаза, а меня не оставляло ощущение, что он снова что-то недоговаривает. – Но ведь послания просто так не пишут, особенно на снегу. Вам так не кажется? Да и оттепели просто так не происходят, ведь они связаны с настроением правителя. Понимаете?
В этом он, пожалуй, был прав. Наверное, в этом послании было что-то важное. Возможно, Зим-Зим тоже собирался обсудить со мной проблему Безвременья, а может быть просто хотел познакомиться?
– Так вот, – продолжал Вей Листокрут, переходя на конспиративный шёпот, – может быть, вы напишете ему что-то в ответ?
Идея мне понравилась: связь надо было налаживать и ситуация этому благоволила. Я решила черкнуть пару слов на большом кленовом листе, прилетевшем мне в руки из приоткрытого окна. Хотелось сплести что-то романтично-завлекательное с оттенком лёгкой печали и тайны, но в голову почему-то лезли только юморные стишки с уклоном в экзистенциальную философию.
«Под ногою лист ли, снег – хрусть,
То Безвременье в миры – шасть,
Оттого ли на душе грусть?
Оттого ли в телесах страсть?»
Нет. Так не годится! Так и не определившись с содержанием послания, я уже сдвинула брови от досады, и в окно снова начали падать листья, в ответ на моё упадническое настроение. Из этой пёстрой компании я выбрала лист липы, похожий на сердце, и почему-то тронутый багрянцем, вопреки обычной желтизне, и протянула его Листокруту со словами:
– Вот моё послание!
– Как это лаконично, красиво и загадочно!– сказал Вей Листокрут. – А при неудаче всегда можно сказать, что это просто липа. Браво!
Я не успела ничего ответить на его дерзкое заявление, потому что осенний ветер снова обрёл невидимость и, ловко выхватив лист из моей руки, улетел в открытое окно.
Оставшись одна, я взглянула за окно, где кружились, падая, жёлтые и багряные листья, словно танцевали вальс ,и это бесконечное кружение, наводило меня на мысли о вечном танце жизни и смерти, повторяющемся для каждого нового листа, сорвавшегося с ветки древа. Мне даже показалось, что я слышу мелодию вальса, прохладную, щемящую и прекрасную. А ведь я так давно не танцевала! Я закружилась, слегка приподнимая подол и чувствуя себя одним из этих трепещущих листьев. Воображение рисовало огромный зал полный гостей в пёстрых жёлтых, рыжих, коричневых и багряных нарядах, украшенных инистым серебром подкидывающейся зимы. А что если, правда, объявить бал? Это хороший повод встретиться и устроить дела, а может и личную жизнь.
– Госпожа Осень! – голос старшего пажа развеял мои хрупкие мечты.– Вот всё, что вы просили.
Я замерла на месте и оглянулась. Хмурень стоял посреди комнаты, а позади него толпились ...(я не поверила своим глазам!) существа с тыквами вместо голов. Вид у них был не устрашающий, а весьма забавный, потому что каждый оказался очаровательно упитанным индивидом с милой улыбкой и горящими глазами, державшим в руках поднос, полный желудей, рябиновых гроздьев, каштанов, сухоцветов, прочих даров осеннего урожая и, конечно, листьев.
– Я, вообще-то, просила отчёты! – деликатно напомнила я, озадаченная этим явлением.
– Это они и есть! В каждом предмете есть нужная информация, – пояснил Хмурень и дал знак тыквоголовым приблизиться.
Придя в себя от удивления, я приступила к изучению отчётов. Выглядело это так: Хмурень галантно усадил меня в кресло-качалку, заботливо укрыв ноги пледом, а тыквоголовые по очереди подходили ко мне и их головы вспыхивали внутренним светом, освещая поднос. Было достаточно прикоснуться к ягода или другим дарам природы, чтобы нужная информация возникла в мозгу. Интересные технологии в этом Заосенье!
В результате такой «дегустации» на меня обрушилась лавина информации. Оказалось, что я заведую богатой страной, с большими доходами от торговли с соседними мирами, среди которых особенно ценились тыквы. В зависимости от вида тыкв, их использовали как средство передвижения для балующихся Золушек, для замены, или усиления умственных способностей чей-нибудь головы, в качестве магических фонарей, в роли средств наблюдения и срочного переноса нужных личностей в Заосенье.
Как креативный директор я по ходу изучения отчётов вносила некоторые улучшения в работу системы.
– Значит так: в тыквы для Золушек перед раздачей заказчицам поместить по сюрпризу в виде симпатичного парня!
– Для чего?! Это же не по правилам! – изумился Хмурень.
– Для достижения наилучшего результата: принцев мало, на всех может не хватить (да даже если и хватит, характеры у принцев, как правило, не годятся для семейной жизни), вот тогда и пригодится сюрприз, – пояснила я.
Хмурень что-то пометил на одном из листьев, проколов его в нескольких местах. Конспектирует за мной что ли? Ну пусть! Может, хоть кому-то помогу, резервного «принца» подсунув.
– Из рябины наделать бус и разрекламировать их как съедобные украшения, – продолжала креативить я. – Жёлуди представить как символ прозы жизни и оберег от дубов и свинства.
Хмурень, кажется, не успевал за моей распоясавшейся фантазией. Похоже, ни одна предыдущая Осень не позволяла себе такого.
– И ещё, –продолжила я, наконец решившись озвучить ещё одно моё креативное нововведение: – Заосенье объявляет бал времён года!
Услышав это, Хмурень выронил лист, на котором делал пометки, и взглянул на меня так, будто я была буйнопомешанной. Отговаривать меня от этой затеи никто даже не решился, к тому же бал пришёлся по душе осенинам, которые, как большинство особ слабого пола, тяготели к романтике, танцам и нарядам.
– И ещё я просила план расположения комнат этого дворца, – напомнила я
– Сию минуту! – сказал Хмурень и сделал три хлопка в ладоши, после чего с потолка упала, как мне показалось сначала, рыболовная сеть.
Воздушная и тонкая, она крепилась к потолку и красиво ниспадала до пола. Когда первые восторги и удивление, улеглись, я заметила, что сеть вовсе не рыболовная. Скорее это была лёгкая, изящная слегка поблёскивающая паутина.
– Самый подробный план! – сказал Хмурень, указав на это чудесное полотно, а я озадаченно приподняла брови.
Действительно, на паутине можно было разглядеть схему расположения всех комнат, по количеству которых резиденция Осени, похоже, превосходила Кносский дворец. А я-то надеялась, что, благодаря схеме, легко найду комнату с зеркалами из моего сна. Ну что ж, мы не ищем лёгких путей!
Поиски нужной комнаты затянулись на несколько дней. Пажи и осенины рассказали мне, что дворец достраивался и перестраивался буквально каждой Осенью, поэтому и число комнат было таким большим. Да что там комнаты, сейчас дворец насчитывал аж несколько корпусов, как санаторий или завод. Постепенно самые старые строения оставались без внимания и сейчас пустовали, потому что новая Осень желала проживать в более современных условиях и не тревожить призраков прошлого. Призраки, говорят, в старых корпусах действительно встречались, из-за чего все комнаты там были закрыты, а ключи хранились у Хмуреня в пыльной кладовке.
– Итак, госпожа Осень, вот это у нас градомёты (предельная дальность два мира по оси), а это облачный сервис, – говорил он, с гордостью показывая разные приспособления. – Генерирует облака всех видов: грозовые, кучевые, перистые, слоистые, облако тегов, облако осенних слов и так далее.
– И какие же у нас осенние слова в облаке? – задумчиво спросила я, заглядывая в облако слов.
Слов там, правда, было видимо-невидимо. Из них автоматически складывались предложения, например, «слякоть, листья, облака, я влюбилась в чудака» или нечто ещё более философское: «дождь, на сердце рана, утки мчаться ввысь, значит крякать рано, вот такая жись».
У меня было ощущение, что я попала в музей непонятных вещей, а мой «гид» после часа блужданий привёл меня к двери с вывеской «Ключная», которую я сослепу прочитала как «Глючная». Войдя, я слегка приуныла обозрев количество ключей, находившихся в этом небольшом, но довольно вместительном помещении. Ключи были везде. Они лежали в ящичках столов и шкафов, висели на крючочках, прибитых к стенам, хранились в подполе и даже были притянуты к потолку гигантским магнитом, укреплённым под кровлей. Как выбрать нужный? Или хотя бы определить, где искать? Я представила, как медленно плетусь по коридорам старых корпусов, в надежде найти комнату с зеркалами, и тащу за собой огромную связку ключей, вяло отбиваясь ею от скучающих привидений. Мда-а-а...
– А какие-нибудь книги учёта, личные записи прежние правительницы вели? – спросила я, решив подойти к проблеме с другой стороны.
– Да, конечно! – сказал Хмурень. – Пройдёмте в хранилище.
Хранилище напоминало средневековую библиотеку: круглое помещение, все стены которого представляли собой бесконечный ряд полок, уходящий ввысь. Для желающих дотянутся до верхних ярусов прилагалась ветхая лестница на колёсиках.
– Я, пожалуй, пролистаю несколько экземпляров, – сказала я.
Хмурень оставил меня листать книги, пообещав сбегать за ароматным чаем и цукатами. На верхние ярусы подниматься было боязно: не дай Бог ещё упаду и ногу сломаю, а ведь у меня скоро бал осенний – возможно, самый главный в моей жизни! Внизу тоже было достаточно книг. Вернее, то были не книги, а тетради в твёрдом переплёте, которые называют ещё гроссбух. На листах этих тетрадей, самыми разными почерками были записаны обрывки мыслей, вперемежку с каким-то счетами, чертежами и рисунками. Понять суть оказалось довольно трудно, потому что все дамы, исполнявшие обязанности Осени, были такими эмоциональными особами, что обрывали предложения на середине, оставляли кляксы в самых интересных местах, некстати рисовали тыквенных котиков в самых важных частях документа и даже отрывали довольно крупные куски, наверное для того, чтобы написать записку, или чтобы уничтожить какую-нибудь информацию о недостаче или ещё о чём-то непонятном.
Чихая от пыли, я героически пролистала несколько гроссбухов,
